Песня моряка Кизи Кен
На всех, за исключением Грира, были надеты майларовые костюмы — последнее слово в разработках спасательного оборудования. До погружения в воду они выглядели как мешковатые комбинезоны, а в воде автоматически надувались. Когда экстремальная ситуация заканчивалась, их можно было высушить и заново залить наполнителем, однако часто они надувались так туго, что их приходилось разрезать для того, чтобы снять. Кармоди продолжал носить его на спине, завязав пустые рукава на брюхе. Он слышал, что эти штуковины иногда приходили в действие раньше времени,и не хотел оказаться надутым, как зефирина, в тот момент, когда ситуация потребует от него активных действий.
Корабль продолжал вращаться, как спускающая волынка. Грир все ожесточеннее выстукивал азбуку Морзе, а тихое бормотание Арчи и завывание ветра становились все горестнее. И Кармоди решил, что самое время к ним присоединиться. Он вытащил из-под раскладного стула концертино и уселся.
Посудина на славу
Спасет в любой беде,
Вот только тихо плавай
По малой по воде.
Но надоело вскоре
И поднят был аврал,
Мы правим прямо в море,
И черт бы всех побрал.
Арчи оторвался от молитвы, намереваясь призвать Кармоди к большему благочестию, учитывая сложившиеся обстоятельства, но в это мгновение вдалеке что-то сверкнуло. Он прикрыл ладонью глаза, и вправду — на горизонте что-то поблескивало серебристым светом.
— Слава Тебе, Господи! Мы спасены! Это яхта! — одной рукой он указывал в сторону горизонта, а другой дубасил брата по спине. — Ну что, кто-нибудь еще сомневается в силе молитвы?
Кармоди поднес к глазам бинокль: из-за мыса действительно виднелся бушприт яхты.
— Какие сомнения, Арчибальд! Ты вымолил нам спасение. Это «Чернобурка», и она идет к нам. И я вижу на румбе нашего Исаака, а за штурвалом сам адмирал Стебинс. Отличная работа, сигнальщик Грир. Я же сказал вам, что найдется какой-нибудь старый хрыч, разбирающийся в азбуке Морзе.
Грир не ответил. Он был настолько измотан, что даже не мог поднять голову, чтобы посмотреть, кого он приманил. Он привалился к стенке мостика, повесив голову между колен, и сидел, как сдувшийся шарик. Виллимина выскочила из трюма с подносом, на котором стояла выпивка и лежали бутерброды с колбасой.
— Я слышала, мы спасены? Тогда совершенно не обязательно топить свои печали, можно отпраздновать наше чудесное спасение.
— Истинный Бог, «Чернобурка»! — Кармоди продолжал смотреть в бинокль, елозя брюхом по лееру, чтобы не упускать яхту из вида, несмотря на вращение судна. — И сам за штурвалом — повязка на глазу и все остальное! Прямо герой Эр-рола Флинна, спешащий на помощь. Слава Голливуду! А ну-ка все вместе — гип-гип-ура!
До Стебинса долетел слабый крик. Он не стал откликаться. У него были другие заботы, например, отвечать первому помощнику Сингху каждый раз, когда его лицо возникало на мониторе нактоуза.
— Это они? — осведомилось лицо. Стебинс ответил утвердительно. — Вы не ошибаетесь? — Стебинс поклялся, что абсолютно уверен. Лицо исчезло, и на экране снова появился список мигающих координат. Эта картинка всегда напоминала Стебинсу закодированные финансовые отчеты, скользящие по экранам бирж — загадочные цифры и символы, доступные только привилегированной элите. Стебинс выплюнул окурок своей потухшей сигары прямо в экран. Он знал, что Сингх и его команда страшно гордятся всеми этими железяками, но лично для него они не значили ровным счетом ничего. Он с трудом разбирался даже в устаревшей системе Лоранава. А там всего-то было три координаты — две морские и одна собственно судна. Новая навигационная аппаратура учитывала еще по меньшей мере две величины — сигнал с ложа океана и прогноз погоды. Эксперты в области навигации утверждали, что они могут проложить курс от Аляскинского хребта до ледяных гор Нептуна и судно даже краем не заденет ни обломка затонувшего пня, ни пролетающего мимо астероида. Но капитан Герхардт Стебинс и без этой аппаратуры никогда ни на что не наскакивал. Он на взгляд умел обнаруживать всякие затонувшие пни по водоворотам пены, а ночью — по неестественной ряби, что же до астероидов — они его мало интересовали. Какое они могли иметь отношение к морскому делу? Он считал все это модными бреднями, вызванными неизбежным превращением маленьких богатых засранцев в больших. И самым большим из них был Сингх. Во-первых, он был богат, как Крез. А во-вторых, он вырос, болтаясь в самых шикарных игротеках Индии. Поэтому Абу Буль Сингх воспринимал эту яхту как третьеразрядную игрушку, только более богато оснащенную и с большим количеством возможностей. Сингх принадлежал к элитарному клубу в Нью-Дели, члены которого с точностью до минуты выходили на связь друг с другом по всему миру по воскресеньям в одиннадцать утра по Гринвичу. Одному Богу известно, чем они занимались в своих шлемах за пультами, да и Тому, вероятно, было не слишком интересно за ними следить.
Лицо на мониторе возникло снова.
— Поговорите с ними, мистер Стебинс. Попытайтесь им объяснить, что они сильно упростят нашу задачу, если прекратят крутиться на месте.
— Разве это не ваша обязанность, мистер Сингх? Думаю, вы лучше справитесь с этими техническими подробностями…
— Но это ваши друзья, мистер Стебинс, и ваши проблемы, — пояснили с экрана. После чего он погас, и на нем снова появились ряды цифр и графических изображений. Надутая мангуста, — подумал Стебинс, — докапывается до меня. Знает, наверное, уже, что я наврал. Наверняка уже связался с Левертовым. Да, Стеб твою мать, ты, старик, уже принадлежишь истории… И он отошел от штурвала, чтобы взять микрофон.
— Эй там, на «Кобре»! — произнес он гробовым голосом. — Это «Чернобурка».
Издали раздался голос с явным английским акцентом:
— Не шутишь? — Это слегка взбодрило Стебинса.
— Отставить кружиться, «Кобра», и ложитесь в дрейф, чтобы мы могли к вам подойти.
— Мы бы с радостью согласились, «Чернобурка», — донесся ответ. — Но мы не можем остановиться. — Это был Майкл Кармоди в каком-то майларовом мешке, доходившем ему до подмышек. Его лысая башка блестела в лучах солнца, и он орал через пластиковый стаканчик с оторванным донышком. — Мы уже три часа крутимся, как белка в колесе! Боюсь, что кое у кого из моей команды уже мозги набекрень.
— Добрый день, мистер Стебинс! — весело замахала рукой блондинка, стоявшая рядом с Кармоди. — Это я, Вилли Хардасти! Как приятно всех вас видеть.
Ее восторги тут же были подхвачены еще двумя мешкообразными силуэтами. За их спинами кто-то, напоминающий сдутую ярмарочную палатку, пытался подняться с палубы.
— Добрый день, мисс Хардасти… капитан Кармоди. — Теперь они уже были настолько близко, что он отложил микрофон. — А могу я узнать, как вы вляпались в такую заварушку?
— Это была рука Всевышнего! — сообщил один из мешков.
— Ну это уже слишком, Арч, — поправила его блондинка, — я думаю, что скорее это перст непостоянной судьбы.
— Заткнитесь оба, — распорядился Кармоди. — Мы попали в какой-то странный шторм, мистер Стебинс. И молния вывела нашу электронику из строя.
На мониторе у Стебинса снова выскочило лицо Сингха с еще более лягушачьим выражением, чем прежде.
— За последние 36 часов в радиусе 250 километров никаких штормов не наблюдалось. Боюсь, ваши друзья пьянствуют, мистер Стебинс, а может, и еще того хуже. Прискорбно, что они не могут управлять своим судном. Сообщите им, что мы не можем рисковать. Им придется самим подплыть к нам.
— Вы можете спустить шлюпку? — крикнул Стебинс.
— Нет, — откликнулся Кармоди. — Шлюпочный отсек заклинило, как и все остальное, иначе мы бы давным-давно добрались до берега и бросили бы это чертово корыто. Очень не хочется быть для вас обузой, но боюсь, вам придется подойти к нам.
— Это невозможно, — проквакал Сингх. — Мистер Стебинс, проинформируйте своего эксцентричного приятеля, что раз мы не можем взять их на буксир, единственное, чем мы можем им помочь, это сообщить их местонахождение ближайшему посту береговой охраны. Это их обязанность. А наша, мистер Стебинс, вернуться в порт и ждать дальнейших указаний. Пожалуйста, передайте эту информацию и готовьтесь поворачивать.
Подобное хамство Стебинс был не намерен глотать.
— Ах ты, круглоглазая жаба! — заорал он. — Нельзя оставлять людей на судне, которое терпит бедствие! Это противоречит морским законам! Это чревато расследованием ООН.
Сингх был явно обескуражен такой возможностью. Он отвернулся от камеры и принялся с кем-то совещаться за пределами видимости.
— Они могут подплыть к нам, — снова обратился он к Стебинсу.
— Они могут утонуть!
— На них спасательное снаряжение.
— Их может смыть волной. К тому же там есть женщина!
— Благодарю вас, мистер Стебинс, — Вилли-мина оттянула пальцами стеганый майлар на бедрах и сделала книксен. — Правда, я плавала в университетской команде за «Тигров», но буду считать это комплиментом.
Айк спустился с мостика впередсмотрящего в рубку.
— Что происходит?
— Играем, — прошептал Стебинс, прикрыв рот рукой. — Думаю, жаба Сингх уже выяснил, что мы его обманули насчет Левертова. И теперь он хочет, чтобы мы поворачивали назад. Говорит, что не позволит нам приблизиться к ним, а катера у нас нет.
— А как насчет «Зодиака»?
— Исключено! — Судя по всему, до Сингха долетало их перешептывание.
— Пустить хлипкую надувную лодочку против горы движущегося металла? Это слишком опасно. Я не могу позволить так рисковать никому из членов своего экипажа.
— Я рискну, — ответил Айк.
— Ну естественно, мистер Соллес. Мы все наслышаны о ваших подвигах. Но будьте уверены, я не стану рисковать и нашей единственной шлюпкой. Это тоже противоречит морским законам.
Сингх ждал. Стебинс тоже. Айк небрежно пожал плечами.
— Тогда, вероятно, им придется добираться вплавь, — промолвил он, подмигнул Стебинсу и двинулся к выходу. Выйдя за пределы видимости камеры, Айк обернулся. — Где она? — беззвучно произнес он одними губами. Стебинс непонимающе заморгал глазами. — Лодка? — так же беззвучно повторил Айк и начал изображать, что сдает карты. — Скажите… мне… где… она!
— А-а! — Стебинс закашлялся. — Пока, мистер Соллес. Вижу, у вас тройка. Три туза и пара. А дверца в этот отсек чистый блэкджек.
— Понял, — шепотом ответил Айк и кинулся к ближайшему люку.
Стебинс с невинным видом улыбнулся изображению на экране.
— Покерный слэнг янки, — пояснил он. — Означает «надеюсь, повезет при следующей сдаче». Но пора вернуться к протоколу, Сингх. Вы можете зафиксировать это как отказ подчиняться приказу — но разрази меня гром, если я брошу здесь этих ребят. Так что можете подниматься сюда и принимать командование. Это мое последнее слово.
Сингх начал было протестовать, но Стебинс сложил руки, развернулся и, выпрямив спину, двинулся к корме. Некоторое время изображение на экране еще взывало к нему, потом рявкнуло: «Индюк надутый!» и исчезло, снова сменившись показателями сонаров. Огромный тиковый штурвал продолжал вращаться вперед и назад, хотя никто не прикасался к его полированным рукоятям.
Айк соскользнул вниз по узкому трапу, едва касаясь поручней. В коридоре третьего уровня царило гораздо большее оживление, чем это можно было бы себе представить. Люди сновали во все стороны с передатчиками, эскизами, коробками с пленкой, и Айк подумал: есть что-то жутковатое в том, что они даже не догадываются о происходящем наверху. Это напомнило ему таинственные легионы, которыми окружали себя злодеи в фильмах о Джеймсе Бонде — их воины тоже всегда были бодрыми, отважными, деловитыми и очень мало напоминали живых людей. Они тоже зачастую не обращали внимания на героя, который в грязной одежде пробирался между их сияющими чистотой униформами.
На последней двери перед пятым проходом стоял номер 21. До кормы было еще далеко. Какой-то балбес, драивший пол, подпевал своему плееру. Он не остановился даже тогда, когда Айк пожарным топором вскрыл замок.
Внутри оказался маленький отсек, заполненный хлюпающей водой, в которой покачивалась лодка. «Зодиак» ждал, уткнувшись носом в запертую решетку на уровне воды. Этот запор открылся с такой же легкостью, как и предыдущий, и решетка распахнулась. Айк перекатился через надутый борт лодки и, обрубив топором стропу, выплыл из яхты под прикрытием ее корпуса. Ключ был вставлен в зажигание, но двигатель был холодным и мокрым. Лодка уже выплыла из-под кормы, а ему так и не удавалось завести ее. Первый помощник Сингх увещевал Стебинса на палубе, когда вдруг перед его изумленным взором возникла шлюпка.
— Соллес! Немедленно остановись! Именем закона, верни имущество! Охрана! Охрана, на третий уровень! Поймайте его! Я вас предупреждаю, мистер! Отойдите от двигателя! Я буду вынужден прибегнуть к оружию. Соллес! Я приказываю!
Айк ухмыльнулся прямо в лицо нависающему над ним в тридцати футах Сингху: воистину жаба, но это жабье выражение обеспечивало ему что-то вроде презумпции невиновности.
— А пошел ты, — любезно откликнулся Айк и снова повернулся к двигателю.
— Сынок, там карбюратор залило, — степенно откомментировал Стебинс.
— Прочисти его.
— Ах вот как, Стебинс! Это уже называется иначе, чем неповиновение, — первый помощник Сингх, негодуя, приблизился к Стебинсу. — У меня на родине вы были бы казнены за подстрекательство к бунту.
— А у меня на родине вас бы выбросили за борт и скормили грифам, — все так же вежливо и учтиво ответил Стебинс, глядя сверху вниз на разъяренного Сингха. — Мне рассказывали, что сначала они выклевывают глаза…
С пятой попытки мотор заработал, как раз в тот момент, когда в отверстии отсека показались охранники с баграми в волосатых лапах.
— Не уходите, ребята, — помахал им рукой Айк. — Я скоро вернусь, — и круто дал право руля, подняв целый фонтан брызг. Вот теперь он точно слышал победный рев фанфар — он снова несся к черту на рога в дырявом корыте.
— Но, по крайней мере, мне это нравится, — ответил им Айк.
Когда он добрался до крутящегося на месте судна Кармоди, лестница была уже спущена.
— Может, лучше попытаться подойти с кормы? — крикнул он Кармоди.
— Вряд ли, малыш. Мы не можем опустить трап. И ты попадешь прямо в винт. Иди справа от нас и попробуй ухватить лестницу.
Айку пришлось сделать два полных оборота в сопровождении дельфинов, прежде чем ему удалось зацепиться за лестницу. Но и после этого ему пришлось газовать, чтобы поддерживать «Зодиак» на той же орбите вращения — огромное судно крутилось гораздо быстрее, чем казалось со стороны. Лестница то натягивалась, то провисала между лодкой и «Коброй», пока Айку не удалось ее ухватить как следует.
— Давай, Вилли, — крикнул он наконец, глядя на лица, выглядывавшие из-за борта. — Сначала дамы.
— Нет-нет-нет! — завопил внезапно появившийся Грир, отталкивая Виллимину. — Только не она!
На какое-то мгновение Исааку показалось, что перспектива утонуть лишила Грира всех благородных качеств, в том числе самого достойного — галантного отношения к женщинам. Однако не было похоже, чтобы он обезумел от страха.
— Айку будет слишком сложно держать и руль, и лестницу, — Грир говорил уверенным голосом, не терпящим возражений. — Нельс, давай ты первым. Тогда ты сможешь подстраховать. А потом пойдет Вилли.
Грир оказался прав. Череду узких перекладин колбасило из стороны в сторону, пока Нельс спускался вниз. Лестница провисла, и Нельсу пришлось болтаться на руках, пока Айк одной рукой ее натягивал, а другой удерживал лодку в необходимом положении. Стоило «Зодиаку» развернуться чуть больше, и «Кобра» раздавила бы его, стоило увеличить крен, и его захлестнула бы волна. Когда Нельс наконец перебрался в лодку, Грир распорядился, чтобы Вилли подождала еще немного, заявив, что Айку надо перекинуть линь для увеличения стабильности, и тут же кинулся за ним, не дожидаясь возражений. Кармоди с гордостью посмотрел вслед члену своего экипажа.
— Никогда не знаешь заранее, кто что может выкинуть.
Когда Грир перекинул второй буксировочный линь, стало немного легче, и то когда Вилли перелезла через борт, ее начало болтать из стороны в сторону, но ей хотя бы удалось удержаться на перекладинах лестницы.
— Прямо скачки на мустангах, — заверила она Кармоди. Она преждевременно попыталась перебраться в лодку, ее спасательный костюм оказался в воде и тут же раздулся до неимоверных размеров. К тому моменту, когда Вилли оказалась в «Зодиаке «, она походила на туго надутый ярко-зеленый шарик.
— Я чувствую себя, как сельская красотка на девятом месяце беременности, — рассмеялась она.
— Арчибальд, ты следующий, — распорядился Арчи продолжал бормотать свои литургии, пока не оказался в лодке рядом с братом.
— Вот видите! — вскричал он. — Молитва действует!
— Теперь ты, Эмиль, — сказал Кармоди. — Ты отлично поработал. Отвязывай линь, и пусть ребята внизу подержат. Давай валяй…
— Исключено, сэр, — покачал головой Грир. — Теперь вы.
— Капитан должен покидать свой корабль последним, чтоб вы знали, мистер Грир. Это основополагающий закон моря. Традиционно…
— Мужчина должен поддерживать свою даму, — Грир кивком указал на светлую головку, торчавшую из раздутого костюма. — Это основополагающий закон, мужик, с гораздо более древними корнями, и самое время, чтобы ты исполнил его.
Кармоди открыл рот, но так и не нашел аргументов. Похоже, Грир наконец-таки одержал победу в их долгом соперничестве в галантности и обходительности. Резким движением Кармоди отдал Гриру честь, застегнул костюм и перелез через борт. Он был настолько тяжел, что лестница мгновенно провисла, подтянув за собой «Зодиак» к самому борту. Кармоди тяжело плюхнулся в лодку рядом с надутой Вилли, подтрунивая над ее видом.
— Не маловато ли дрожжей в этой пышечке? Но руки Вилли были так надуты, что она не могла даже ткнуть Кармоди в бок.
Айк на корме боролся с мотором — нос перегруженной лодки то и дело захлестывала волна.
— Ты нагрузился до самого планшира, — крикнул Грир. — Поезжай и разгрузись. Я могу подождать, — и он подтянул к себе болтавшийся линь, прежде чем Айк успел возразить, и лодку начало относить в сторону. Айку ничего не оставалось, как отпустить лестницу.
— Ладно, напарник, — он постарался, чтобы голос его звучал бодро. — Сейчас вернусь.
— Я не буду никуда уходить, — помахал ему рукой Грир.
Айк рванул к яхте с такой скоростью, которая выдавала его тревогу и дурные предчувствия.
— Все с ним будет в порядке, как у Христа за пазухой, — попытался подбодрить его Кармоди. — Дураки не тонут.
Вилли не могла даже обернуться.
— Особенно такие галантные дураки, — добавила она, не поворачивая головы.
Айк надеялся, что успех его рискованного предприятия изменит отношение первого помощника «Чернобурки». Но когда «Зодиак» достиг отсека яхты, он понял, что переоценил мистера Абу Буль Сингха. Тот ждал его вместе с еще двумя вооруженными охранниками. У самого волосатого из четырех на боку болтался огромный ствол. Именно этой горилле Айк и бросил канат, прежде чем кто-либо из охранников сообразил зацепить их багром.
— Подстрахуй нас, приятель, чтобы высадили даму.
Естественно, для того чтобы вытащить надутую Вилли, сначала пришлось выйти всем остальным. И как только Айк увидел, что она встала на рифленые сходни, он тут же отпустил свой конец каната и дал полный назад. Сингх так надулся от ярости, что казалось, он сейчас лопнет.
— Соллес! Если ты не прекратишь подвергать опасности нашу лодку, я буду вынужден прибегнуть к оружию! Вы поняли меня, мистер?
Айк поддал газу и скрылся в фонтане брызг.
— Очень хорошо, мистер Соллес, очень хорошо. Мистер Смоллет? В нос, будьте любезны.
Мистер Смоллет выстрелил гораздо быстрее, чем можно было предположить, судя по его неуклюжему волосатому виду. И Айк еще прибавил газу.
— Ах, вот каков ваш ответ, мистер Соллес? Тогда на поражение, мистер Смоллет, на поражение…
Айк пригнулся, хотя вряд ли борт надувной лодки мог служить каким-либо прикрытием, однако он не услышал звука выстрела. Вместо этого до него донесся шум, взрыв проклятий, вслед за которым раздался вопль, всплеск и новый поток ругани. Айк выглянул из-за борта и увидел, что мистер Смоллет барахтается в воде и его медленно относит под свес кормы. Кармоди, судя по его виду, приносил всем свои извинения, одновременно никому не давая сдвинуться с места.
Грир решительно отклонил предложение воспользоваться дополнительным линем и заверил Айка, что лестницы ему вполне достаточно.
— Я питался обезьяньими железами в Белизе, — и прежде чем Айк успел возразить, он перебросил свой мешок через плечо и оказался на раскачивающейся лестнице. Судя по всему, железы оказывали свое действие, и Грир с ловкостью гиббона спустился на борт «Зодиака». Айк развернулся, но газовать не стал — им обоим надо было перевести дух. Айк не спешил вернуться на «Чернобурку», предчувствуя ожидавший его там прием, да и Грир нуждался в некоторой передышке. Его обычно цветущая физиономия была пепельного цвета. Он пристально смотрел на удаляющуюся «Кобру».
— Я предвидел это, Исаак. Мы как раз собирались опустить сеть, я стоял в клети и совершенно случайно посмотрел наверх. Я видел, как он налетел с севера, потом сделал вираж, промчался над нами и исчез в море. И это была не гроза, старик. Можешь мне поверить.
Айк молча кивнул. Грир говорил каким-то странным голосом — за все годы его жонглирования акцентами и диалектами Соллес такого еще не слышал.
— Ни грома, ни молнии, ни единого звука, пока он не пронесся мимо. Потом раздалось какое-то шипение, и все исчезло…
— И как ты думаешь, что это было? — у предыдущей партии пассажиров ему мало что удалось выяснить. — Хоть на что похоже?
— На жарящийся бекон. — Грир посмотрел на Айка, чтобы выяснить, как тот отреагирует. — Как кусок жарящегося бекона длиной в пятьсот миль в пяти милях над головой. Шипящего и тонко нарезанного.
— А еще кто-нибудь это видел?
— Да все так или иначе видели, только не хотят признаваться. И вполне понятно — впечатление ужасающее. — Он с любопытством посмотрел на Айка. — А что так медленно, старик?
Айк поведал обо всех уловках, на которые им пришлось пойти со Стебинсом, чтобы прийти к ним на помощь, и о том, как он умыкнул лодку. Потом он описал встречу, устроенную им первым помощником Абу Бульдог Сингхом, и тактику Кармоди, примененную им по отношению к охранникам. Айк полагал, что хотя бы рассмешит этим Грира, но тот только мрачно кивнул. Он продолжал пристально смотреть мимо Айка на «Кобру».
— Тебе случалось вместе с жвачкой запихивать в рот кусочек фольги? — внезапно спросил он.
Айк ответил, что такое со всяким случалось.
— Знаешь это чувство, когда фольга попадает на пломбу? Словно коротнуло.
Айк кивнул, ожидая продолжения, но Грир ограничился сказанным. Они продолжали молча приближаться к яхте. Айк уже видел открытый зев отсека.
— Ну ладно, — вздохнул он и посмотрел на хронометр и компас, вмонтированные в заднюю часть бушприта, — пора посмотреть действительности в лицо. — И он потянулся к дросселю, но Грир остановил его движением руки.
— Пресвятая Матерь Божья, Исаак… — прошептал он.
И тут Айк понял, что произошло с голосом его друга — он не только лишился аффектации, маньеризмов и акцента, он стал еще и бесцветным. Он стал таким же плоским и серым, как лицо Грира, двухмерным, как иероглиф.
— …он снова движется сюда.
Айк оглянулся не сразу. Со стрелкой компаса происходило что-то странное. А когда он наконец поднял голову и проследил за взглядом Грира, то тоже ничего особенного не увидел, кроме рваной гряды горных кряжей и пурпурной раковины пустого неба. Ничего необычного. Разве что далеко вдали… ему показалось, что он увидел еще какую-то пурпурную вспышку — более темную, чем небо, и в то же время более яркую. Она была похожа на тоненькую ниточку, тянущуюся над самым горизонтом с северо-востока, чуть выше горных вершин. Если бы она была белого цвета, ее можно было бы принять за реактивный след одного из «конкордов», летавших над полюсом. А после захода солнца она могла показаться всполохом северного сияния. Единственное, что ее отличало от этих явлений, так это скорость передвижения, — понял Айк, наблюдая за тем, как из ниточки она превратилась в бечевку, а потом в ленту. Вероятно, она издавала какой-то жужжащий звук. И Грир был прав, когда говорил о наступлении какой-то жутковатой тишины. Даже чайки перестали кричать. И ветер затих. Это напоминало тишину, предшествующую затмению солнца. Айк с Джиной однажды ездили в Мексику, чтобы посмотреть на последнее затмение двадцатого столетия… все обочины были заставлены машинами, народ пил и веселился, наблюдая за тем, как тень пожирает солнце, подобно большому печенью… И в самое последнее мгновение что-то произошло. Говорят, это называется эффектом пульсации. Внезапно по земле начинают двигаться трепещущие полотна серого света, словно на тебя летят тысячи бабочек со скоростью тысяча миль в час. Волны холодного серого пламени. И даже если ты знаешь об этом эффекте и более или менее понимаешь, что он вызван искривлением солнечных лучей, которые, согласно Эйнштейну, огибают луну и синхронизируются на земле с лучами не искривленными— так называемая гравитационная радуга — к воздействию этого явления подготовиться невозможно. Вынести это не может ни один человек. Ни одно существо. На многие мили вокруг все затаили дыхание, и наступила полная тишина. Замолчали все — гуляки, собаки, птицы, ослы; казалось, замерли даже клетки в организме. Воцарилась гробовая тишина. На всех снизошло благоговение, которое невозможно объяснить никакими теориями. И теперь эта пурпурная лента, которая, извиваясь, приближалась к ним с севера, вызывала такое же благоговение, если не большее. Создавалось ощущение, что кто-то задергивает прозрачную пластиковую душевую занавеску, которая держится на зигзагообразном стержне Пиритовой гряды. Словно кто-то заливал весь мир красновато-лиловой глазурью. Словно к ним приближался клинок хрустального меча! В последний момент, на расстоянии в четверть мили, он вдруг резко свернул вправо, там, где Пиритовый мыс вдается в залив, и вытянулся в западно-северо-западном направлении в сторону Алеутских островов.
Айк не помнил, чтобы это явление сопровождалось какими-либо звуками. Хотя, казалось, что должно было. Сознание подсказывало, что движение с такой скоростью и такие виражи должны были сопровождаться какими-нибудь инерционными стонами и скрежетом трения. Но Айк не мог вспомнить ничего такого. Однако полотнище оставленного прозрачного осадка точно издавало звук — яростное шипение, фырканье и треск.
— Как большой кусок пурпурного бекона, — невозмутимо напомнил Грир Айку, — жарящегося.
— Ну и ну, — откликнулся Айк. — Однако не похоже, чтобы он произвел какие-то сильные разрушения. — Он решил не упоминать стрелку компаса, которая перевернулась наоборот.
По мере того как полотнище постепенно исчезало из вида, шипение превращалось в слабое бормотание. Оно уже почти совсем исчезло, когда они заметили, что с водой в бухте происходит что-то странное.
— В прошлый раз такого не было, — безжизненным голосом заметил Грир.
— Но предыдущая была гораздо меньше…
Водная поверхность начала пениться и покрываться рябью, но образуя не волны, а какие-то муаровые фигуры, как вино после чоканья в хорошем хрустале или как вода в большой оцинкованной ванне, если ее как следует качнуть. Огромную яхту словно охватили спазмы. Все шесть понтонов судорожно вытягивались и втягивались обратно. Радарные установки и спутниковые тарелки на мостике бесконтрольно вертелись в разные стороны, а мутная кормовая струя за винтами неподвижно застыла.
В этот момент Айк заметил, что их лодка тоже остановилась. «Кобру» за их спинами мотало с такой силой, которая абсолютно не могла быть соотнесена с рябью на воде. Двигатель ее замер, и она наконец вышла из своего транса непрерывного кружения. Однако она не перешла в дрейф. «Кобру « кидало и подбрасывало, как мустанга в дурмане. Этого дельфины уже вынести не могли и, словно соскочив с карусели, разбежались в шесть разных сторон.
И по мере того как «Кобра « скакала из стороны в сторону, она становилась все ярче и ярче. Словно накалялась. Айк поднес к глазам свой цейсовский бинокль и увидел, что металлический борт судна буквально облеплен, словно тучей мух, пересекающимися кружками трепещущего света. И они точно издавали какой-то звук. Обезумевшее судно пыталось стряхнуть их с себя, но их становилось все больше. Айк и Грир, завороженные зрелищем этих мучений, молча наблюдали за происходящим. Это безмолвное бдение было прервано лишь донесшимся до них криком:
— Берегитесь, ребята!
Но предупреждение Кармоди донеслось до них слишком поздно. В левый борт «Зодиака» неожиданно врезалось что-то литое и плотное. Сила удара повалила Айка на дно шлюпки, а Грир вверх тормашками взлетел вверх, как клоун на батуте. В них врезалась одна из подошв понтонов, удерживавших яхту в положении равновесия. Внезапно все шесть подпорок вытянулись на полную длину, как паучьи лапы. И левый задний понтон, словно огромная металлическая нога, лягнул легкую надувную лодку, как футбольный мячик.
Грир рухнул в воду и распластался в своем неопреновом костюме рядом с понтоном, тут же увеличившись в размерах, как бумажный катышек, который бросают в кипяток. «Зодиак», подпрыгивая на волнах, начал удаляться.
— Плыви сюда, напарник! — заорал Айк. Но Грир продолжал покачиваться, лежа на спине, живописно глядя в пустое небо.
— Я не умею плавать, — ответил он. — И никогда не умел.
— Ну тогда хотя бы уцепись за понтон. Он же рядом!
И вправду, на нем даже были металлические рукоятки. И Грир без труда подтянулся и залез в полую подпорку. «Зодиак» продолжал дрейфовать в сторону огромной яхты. Айк снова попытался завести двигатель, но это ни к чему не привело.
— Лучше ты подплыви сюда, умник, — окликнул его Грир. — Ты-то можешь это сделать.
Айк покачал головой, не отрываясь от штурвала.
— А если повернуть ключ зажигания? — продолжил Грир, сидя на своем насесте.
Айк вытащил пластиковую карточку. Магнитная полоса на ней искривилась и покрылась муаровым узором.
— Накрылась медным тазом.
— Да, на «Кобре» произошло то же самое. Ладно, у меня в мешке есть плоскогубцы. Сними верхнюю панель и попробуй добраться до проводов.
Звон снастей и гудение металлического паруса на яхте оповестили о поднимающемся ветре, хотя на уровне воды все по-прежнему оставалось недвижимым. Айк вытащил инструменты и согнулся над двигателем. Пластиковая панель подалась с легкостью.
— Я добрался до проводов, — крикнул он не оборачиваясь. — Что дальше?
— Сколько их?
— Пять, шесть… восемь!
— Помоги нам, Господи. Те, что одинакового цвета, соедини вместе. А те, что останутся, надо пробовать методом проб и ошибок…
— Да пошли ты это к едрене фене, — заорал Кармоди. — Добирайся вплавь, пока это еще возможно. На тебе даже спасательного жилета нет…
Айк поднял голову и ухмыльнулся, глядя на круглую сияющую рожу Кармоди. Расстояние между ними начало увеличиваться.
— Я не уверен, Карм, что у вас там безопаснее. Или ты не слышишь, как у вас там все звенит и трещит? Сомневаюсь, что вам удастся благополучно обойти те камни.
Юго-западный берег бухты глубоко вдавался в море, представляя из себя длинную каменистую косу. И огромную яхту мало-помалу медленно относило в ее сторону.
— Боже милостивый, а ведь он прав! — раздался эмфиземный баритон невидимого Стебинса. — Если ветер сменит направление, нас на траверзе вынесет прямо на камни. Сингх! Мистер Сингх! Где, черт побери, этот лупоглазый кретин? Где этот великий паша? У нас сложилась экстренная ситуация.
— Мистер Сингх в кают-компании, — ответил какой-то моложавый звонкий голос. — Он не расположен к общению.
Айк снова склонился над клубками разъединенных прозодов. Он не испытывал необходимости видеть владельца этого голоса. Несмотря на то, что он никогда его не слышал, этот голос был бесконечно ему знаком.
— Первый помощник уполномочил меня сообщить вам, — продолжил тот же голос, — что он крайне недоволен происходящим и отказывается выходить на палубу, пока ему не будут принесены должные извинения.
— Изменения? А что мы собственно можем изменить?
— Не изменения, а извинения, мистер Стебинс… — Это был один из тех голосов, которыми нашпигованы все административные инстанции — строгий тон флигель-адъютанта, сообщающего подчиненным о том, что командующий «не расположен» командовать, а посему пусть они действуют по собственному усмотрению; не терпящее возражений тявканье новоиспеченного вертухая, ставящего в известность заключенных об отмене воскресных визитов из-за того, что какой-то подонок отравил любимого ротвейлера шерифа — «Все вы знаете, как он любил эту собаку». Это был голос последней шестерки из высшего эшелона власти, мальчика на побегушках, умеющего при этом сохранять лицо. — Мистер Сингх ждет от вас извинений.
— Ну и ну! Ты хочешь сказать, что у него тоже полетели шестеренки? Впрочем, ничего удивительного. Вас же не готовят в ваших школах к таким непредвиденным обстоятельствам. Эй вы! Задраить люки! Свистать всех наверх! Бегом! Поднять дюймовые тросы и закрепить все на палубе! Лестницы. Салазки. Ацетиленовые горелки. Есть на этом корыте помощник машиниста или нет? Закрепить кливера и лаги! И пусть ребята зарядят ракетницы. Если нам суждено погибнуть, сделаем это под гром фейерверков!
Красный к красному, черный к черному, зеленый к зеленому. Стрелка компаса продолжала стоять на месте. Айк шеей ощутил упругий напор холодного воздуха. Он слышал раздающийся за спиной топот ног и дребезжание снастей, которое становилось все громче и громче.
— Эй ты, рядом с гримершей! — продолжал греметь Стебинс. — Поймай этот трос и закрепи его! Вот так. И прикрути его к лееру, если он дотянется. Давай, детка, не тушуйся, помоги ему; маникюр в ближайшее время никому не потребуется. А вы несчастные сухопутные крысы, ну-ка встаньте там и дайте на вас посмотреть. Господи Иисусе, что за полудохлый вид!
Смотреть на это Айк тоже не испытывал никакой потребности. Эти стражи заколдованного замка наконец очнулись от своих грез, и оказалось, что для этого достаточно всего-то ведра воды. Он соединил желтый проводок с желтым, и стрелка дернулась. А что теперь делать с оставшимися белым, оранжевым и синим?
— Не волнуйтесь, капитан Стебинс. Можете рассчитывать на мою команду. Мы хоть и потерпели бедствие, но вполне дееспособны.
— Премного благодарен. Однако, боюсь, у вас нет навыка верховой работы. Нам нужен человек с четырьмя руками, умеющий держать хвост по ветру…
— Вообще-то я когда-то питался обезьяньими железами, — услышал Айк будничный бесцветный голос Грира. — И чем дальше от воды, тем больше мне это нравится.
Айк все еще ухмылялся этому замечанию, когда стартер вдруг зажужжал и вернулся к жизни. Самый последний синий проводок и оказался тем, что ему был нужен. Айк поднял голову и с удивлением обнаружил, что за это время его отнесло от яхты на длину футбольного поля. Доносившиеся до него голоса приносились потоками холодного воздуха, как по детскому проволочному телефону. Но теперь он чувствовал, что проволока натянулась до предела, и связь начала прерываться.
— Ис-а-а-ак, вернись… — Он поднял к глазам бинокль. Это кричал Грир, находившийся уже на расстоянии девяноста футов. — … тебя может….
Голос отнесло в сторону.
— Никак нет, напарник, — Айку даже не надо было повышать голос — пронизывающий ветер уносил звуки прямо к покачивающемуся металлическому парусу. — Давай валяй. Отчаливайте, ребята, а мне пока тут есть чем заняться. Bon voyage!
Снова раздались какие-то разрозненные крики, но Айку было не до того. Он прибавил скорость и начал разворачиваться навстречу все усиливавшемуся ветру, намереваясь укрыться за Пиритовым мысом. Он развернул лодку к берегу как раз в то мгновение, когда вздыбившаяся «Кобра» буквально начала разваливаться по всем швам, как игрушка на пружинках. Отваливающиеся части тут же исчезали в пене, унося с собой мерцающие кольца света. А более легкие обломки вместе с пенной накипью уносил ветер.
Внезапный порыв чуть было не опрокинул «Зодиак», и Айку пришлось броситься к мешку Грира, чтобы создать противовес. Он лег на спину, положив голову на брезентовое сиденье посередине, до предела переместив таким образом центр тяжести вниз. Сняв сапог, он даже исхитрился управлять лодкой с помощью ноги. Он снова развернул ее по ветру и установил скорость в шесть узлов, после чего откинулся на спинку разложенного брезентового сиденья и подставил затылок ураганным порывам. Вдали среди хлещущих фонтанов брызг виднелся серебристый парус удалявшейся яхты, шедшей прямым курсом в открытое море. Айк покопался в мешке Грира и извлек оттуда один из его гватемальских свитеров, которым и накрыл ногу. В конце концов он имел право на удобства. Ведь никто не знает, сколько может продлиться конец света.
21. Блэкджекатча!
Отец Прибылов должен был находиться в маленьком музыкальном алтаре и готовиться к вечерне, когда мимо со свистом пронесся ураган. Однако вместо этого он лежал на своей продавленной кровати в грязном исподнем и тапочках и смотрел на узкую полоску неба, убеждая себя, что если он не подстрижет сирень, то скоро в окошко ничего не будет видно.
Его ничуть не удивило явленное ему чудо и ничуть не встревожил серебристо-голубой клинок света, пропоровший город насквозь. Уже в течение нескольких месяцев он предвидел это. Да что там месяцев, лет! И все же, когда это случилось, он оказался, как и предполагал, абсолютно неподготовленным к этому. Его швырнуло на кровать как куклу.
Он закрыл глаза и начал напряженно прислушиваться к раздающемуся шипению. Если не считать душевной боли, все остальное с ним было в полном порядке. В свои девяносто четыре года он по-прежнему был крепок телом, но потерял силу духа — и это тогда, когда он больше всего в ней нуждался. Как говаривали некоторые из его молодых прихожан — час пробил. «Если час пробил, а ты ни к черту не годишься, значит, ты попал». А если его прихожане когда-либо и нуждались в твердой руке и ясном взгляде своего поводыря, так это именно теперь. Однако руки его ослабли; что же до зрения, то он не только был дальтоником от рождения, но еще приобрел и катаракту — в его старые глаза так часто попадала рыбья чешуя, что они стали походить на рябые фары «багги». Впрочем, его избитые переживания относительно плохого зрения внезапно были прерваны душераздирающей догадкой — серебристо-голубой? За всю свою жизнь он не видел никакого голубого цвета — ни серебристого, никакого другого оттенка.
Тогда откуда же он узнал, какого цвета был этот клинок? Он так решил только потому, что тот низвергся с небес? Нет, дело было не в этом. Многие небесные явления были совсем не голубого цвета, как, например, радуга вокруг престола… И все же он не сомневался в том, что клинок был голубым. Он знал это так же точно, как то, что являлся слабым стариком, которого отшвырнуло на продавленную кровать.
Он сел и приподнял свои тонкие веки. Глазам его предстал хаос. Даже то, что пощадила катаракта, было уничтожено и размазано этим голубым вихрем. Однако эти бесформенные мазки были цветными с преобладанием того же стального голубого оттенка, но теперь он был прошит трепещущими черными и красными лентами. Откуда он знал, что этот цвет назывался красным, а соседствующий с ним черным? Наверное, потому, что все это тут же напомнило ему «Красное и черное» Стендаля, и он представил себе человека, облаченного в эти цвета, трепещущего перед голубой бездной вечности. Голова у отца Прибылова закружилась от возбуждения, и он сполз с кровати на пол. Опустившись на обнаженные колени, он прижал свои восковые руки к горлу и, подняв голову, воззрился на туманное сияние, лившееся в окно. Потом старый священник испустил хриплый дребезжащий вздох и заговорил. Он обращался к этому небесному знамению не на родном русском языке и не на усыновленном английском, но на классической латыни Римской империи, и слова его имели приблизительно следующий смысл: «Хорошо же, Иллюзионист, вот перед Тобой Твой верный полуослепший раб, все еще возносящий к Тебе свои молитвы: смилуйся и даруй мне живот или хотя бы зрение!»
И волны голубого хаоса с ревом охватили его со всех сторон.
А чуть выше, в нескольких десятках ярдов над головой, небо по-прежнему было чистым. Катер подбрасывало все выше и выше, но движение волн не было однонаправленным, и Айк даже начал находить в этом какое-то утешение. Страшный ветер, поднявшийся вслед за хрустальной вспышкой света, продолжал нарастать, однако он дул со стороны берега, и у него не было возможности разогнаться достаточно для того, чтобы подчинить воды своей воле. Правда, он становился все пронзительнее, насыщая воздух холодным сероголубым туманом. Ни гор, ни металлического паруса яхты различить уже было нельзя. Вокруг бушевали свистящие валы ледяной мороси, и ориентироваться по небу было невозможно. До заката оставалась еще масса времени, но солнце плотно закрыл туман, и повсюду царила одинаковая мгла.
На гофрированном днище катера было мокро, но его не заливало. Экстренные клапаны, расположенные по обоим бортам надувного катера, самостоятельно регулировали объем сбрасываемой воды в зависимости от силы волн. Возможно, для голливудских надобностей малокаботажного плавания это приспособление и годилось, но для спасательной шлюпки оно было не очень удобно, так как некоторое количество воды требовалось для балласта. И Айк понимал, что если начнется настоящий шторм, то эта надувная игрушка превратится в резиновую утку в лапах разъяренного моря. Но пока он был благодарен этим клапанам. По крайней мере, они позволяли ему оставаться относительно сухим. Температура воздуха стремительно понижалась. Мокрый и без спасательного костюма, он бы умер от переохлаждения еще до того, как до него добрались бы лапы океана.
Ураган становился все сильнее. Айку пришлось сесть, чтобы держать нос лодки по ветру. И за несколько секунд его спина и шея были исколоты жалящим шквалом ледяного града. Он попытался дотянуться до мешка Грира, но лед резал лицо как осколки стекла. Ему пришлось снова опуститься на днище и ползти на брюхе под брезентовым сиденьем. Дотянувшись до веревки, он потянул мешок на себя и начал на ощупь отыскивать необходимое. Через некоторое время между спортивных рубашек и штанов ему удалось отыскать резиновую дождевую парку. И он вытащил ее наружу вместе с вязаной шапочкой Грира. Однако когда Айк приподнялся на локте, чтобы натянуть парку, ветер надул ее капюшон как парус, и «Зодиак» круто начало относить в сторону. Прикрывая лицо рукой, Айк поднялся и попытался развернуть лодку обратно, однако при таком ветре сделать это было невозможно. Он попытался еще раз и столь же безрезультатно. Всякий раз, как катер начинал разворачиваться, ветер обрушивался на борт и отшвыривал лодку обратно. Задранный нос суденышка был слишком легким, чтобы выдержать такую атаку. Айк плюнул, сбавил обороты, потом перевел двигатель на задний ход и отдался на волю волн: пока они не становились выше, корма обеспечивала ему идеальное укрытие.
Айк переложил ноги на рулевое устройство. Не то чтобы они очень замерзли, просто от напряжения стопы скрючило, как когти. Он скинул с себя второй сапог, запихал ногу в другой рукав грировского свитера и ухватился за румпель большими пальцами. На самом деле маневрировать на этом ледяном ветру задом наперед было даже удобнее, точно так же, как на обледеневшем шоссе удобнее ехать с передним расположением двигателя.
Айк снова откинулся назад и плотно стянул шнурки на капюшоне парки так, чтобы он облегал лицо. Свирепые порывы ветра не давали вдохнуть, а когда он обтер лицо рукой, то она оказалась красной от крови — настолько острыми были градины. Это уже начинало выводить его из себя. Он пропихнул руку под капюшон, нащупал шапочку и натянул ее себе на лицо. Сквозь шерсть, конечно, ничего не видно, но особенно смотреть было не на что. Темно-синяя бездна сверху и дымящийся ураган со всех сторон. Все равно ориентироваться было не по чему. Ветер целенаправленно нес катер к берегу, как оперенную стрелу.
Шапочка, закрывавшая лицо, начала покрываться ледяной коркой. Айк видел, как соединяются кристаллы льда прямо перед глазами. Он подумал о том, что ему может понадобиться этот лед, так как его начинала мучить жажда. Сухость во рту, вероятно, вызванная избытком адреналина. Он привык к этой сухости еще в те времена, когда летал на «Мотыльке», и обычно прикусывал кончик языка, чтобы вызвать слюноотделение или появление крови. Однако сейчас он еще не дошел до этого. Нынешняя сухость во рту была другого происхождения. Губы у него заледенели, и жажда, скорее всего, была вызвана каким-то окоченением рассудка. Он открыл аварийный ящичек. Там был трехгаллоновый баллон с бензином, ракетница с ракетами, химический прожектор, якорь, еще один компас с бешено крутящейся стрелкой и никаких признаков воды.
Он поднял руку, чтобы поймать пролетавшие мимо градины, но они жалили ладонь, как шершни. Он нашел парусиновую туфлю и натянул ее на руку, как вратарскую перчатку. Несколько проносившихся со свистом градин опустилось на грудь парки. Айк приподнял шапочку и принялся их рассматривать. Они представляли из себя геометрически правильные заостренные фигуры размером с вишню. Но когда он взял один из кристаллов в руки, тот моментально растаял, оставив на пальцах какой-то знакомый запах, точно определить который Айку удалось не сразу. Однако через мгновение он понял, что это запах зубоврачебного кабинета с его сладковато-нездешней вонью азота.
Рваная синева над головой начала постепенно тускнеть, приобретая все более выраженный равномерный пурпурный оттенок, так что определить, где садится солнце по-прежнему было невозможно. Единственным ориентиром оставалось направление ветра, если оно, конечно, не изменилось. То, что он продолжал крепчать, можно было не сомневаться. Айк на взгляд оценивал его в шестьдесят-семьдесят узлов, но он прекрасно понимал, что может ошибаться вдвое, причем как в одну, так и в другую сторону. С таким свирепым ураганом он не сталкивался еще никогда в жизни. Ветер с визгом и воем несся над водой, как открытый прозрачный привод на заводском конвейере, разогнанном до маниакальной скорости. Сквозь тонкую пелену всепроникающей измороси уже кое-где проглядывали звезды. Когда наступила кромешная тьма, Айк зажег фонарь, чтобы свериться с часами: они показывали 10.30 утра предшествующего дня, и стрелка продолжала вращаться в противоположную сторону. Так же, как и стрелка компаса. Однако Айк утешил себя мыслью, что вычислить точное время будет не так уж сложно. Просто положительные и отрицательные значения поменялись местами, как меняется начальство, переезжая из Нью-Йорка в Майами. Он вспомнил, как Джина пыталась объяснять принцип смены противоположностей на основе китайской Книги Перемен. Ян все больше наращивает в себе свойство ян, а инь — свойства инь до тех пор, пока они не переходят одно в другое в соответствии с законом сохранения равновесия. Это как зеркальное отражение. Как закон тотемного столба, когда ничтожества оказываются на вершине. И это переключение происходит практически мгновенно. Между плюсом и минусом, включением и выключением, верхом и низом не существует перехода. На него просто нет времени — его нельзя увидеть, оценить, уже не говоря о том, чтобы осудить, как ветхозаветно-твердолобый Гринер. Никакой десницы с небес. Просто внезапный сбой. Объективное физическое явление. Что же я тогда так переживаю?
Однако единственным ответом ему было завывание ветра. И Айк снова растянулся под сиденьем. Если не считать мучительной жажды, в остальном он чувствовал себя вполне комфортно. Днище лодки высохло, как и его одежда. Каждые несколько минут он чуть шевелил ногой, чтобы удерживать катер кормой к ветру. Если направление не изменилось, он должен был двигаться к берегу, хотя, скорее всего, и мимо косы бухты. Тут уж ничего не поделаешь. Пытаться выгрести против такого ветра, да еще кормой вперед, было бы пустой тратой топлива. Так что оставалось надеяться лишь на появление луны или на то, что ему удастся продержаться до наступления утра.
Где-то перед самым рассветом он услышал холостые обороты двигателя и, стащив с лица шапку, быстро отвинтил синий проводок. Двигатель продолжал чихать и фыркать. Черт! Значит, синий отвечал только за зажигание, и его нужно было открутить сразу после того, как двигатель завелся. А теперь соленоид, скорее всего, уже поджарился. Надо было срочно залить в бак топливо, пока двигатель не остановился окончательно. И Айк, взяв фонарик в зубы, принялся спасать затихающий мотор. Затем с помощью якоря он соорудил воронку и вылил через нее остатки бензина из канистры. Ветер был таким сухим и холодным, что он даже не ощутил запаха, пока не лег обратно на днище катера.
Когда небо окрасилось бледно-голубым светом, Айк ослабил завязки парки и стащил с лица заледеневшую шапку. Оглядевшись, он понял, что вокруг мало что изменилось — ветер по-прежнему обстреливал воду неослабевающими залпами града. Двигатель продолжал урчать, толкая лодку кормой вперед. Со всех четырех сторон взгляду представала одна и та же картина.