Tень миража Алекс Норич

– А тебе Даша рассказывала что-нибудь? – сделала я еще одну попытку, но лимит Лизиных откровений, был, видимо, уже исчерпан. Она эффективно свернула разговор и засобиралась домой.

Мы расстались у входа в ресторан, Лиза скользнула в небольшой, лаконично-элегантный мерседес, а я, удерживая ручку зонта между плечом и шеей, неуклюже прикурила сигарету, перехватила зонт и отправилась в сторону метро. Ветер подхватывал холодную мокрую взвесь и взвивал ее так, что она то и дело липкой пленкой ложилась мне на лицо. Нахлобучив зонт почти на голову, я старалась держаться ближе к стенам домов, чтобы защититься от порывов ветра. Желто-оранжевый свет фонарей множился и растворялся в темных лужах. Теплая, сухая, рыжая осень, осень цвета Дашиных волос, ушла безвозвратно.

В воскресенье, как и обещал, приехал Женич. На удивление, он не передумал. Мы встретились с ним в «Шоколаднице» на Чистых прудах, что было одинаково неудобно и мне, и ему. Но что поделаешь, если его Пущино и мое Гольяново расположены в прямо противоположных направлениях от центра Москвы. Любитель ранних утренних подъемов, Женич упросил меня встретиться в одиннадцать, что было невыносимо рано для моих суббот. В отместку я позволила себе опоздать. Как приятно, оказывается, приходить на встречу последней.

Женич сидел возле окна, по обыкновению взъерошенный, и его бесконечные ноги выглядывали с противоположной стороны столика. Он был без очков, а потому увидел меня лишь тогда, когда я случайно зацепила ножкой стула его кроссовок. Женич вздрогнул и поспешно вылез из-за столика, чтобы поприветствовать меня. Впрочем, он не сделал попытки ни по-дружески приобнять, ни хотя бы формально пожать мне руку. С тем же успехом он мог оставаться и за столом.

Женьке явно было не по себе, но я, как ни странно, чувствовала себя неплохо: тайное знание о его коротком романе с Дашей как будто давало мне власть над ним. Мне не хватило времени на завтрак, поэтому я со вкусом листала меню, предвкушая громадную чашку кофе и какой-нибудь неприлично калорийный десерт, блинчики с шоколадом, например. Когда к нам подошла официантка, я с интересом обсудила с ней сравнительные преимущества шоколадного и ванильного сиропа к кофе латте, а Женич поспешно заказал первый попавшийся в меню чай и сырники. Лишь после того, как нам принесли заказанное, и я с упоением погрузила лицо в чашку, он отважился сформулировать свой вопрос.

– Так почему тебя интересует, о чем меня спрашивала Даша?

Я медленно поставила свой кофе на столик и внимательно уставилась в его серые, чуть прищуренные близорукие глаза.

– Мне будет легче ответить на твой вопрос, если ты подробно расскажешь мне, о чем вы говорили с Дашей. Пока я даже не могу четко сформулировать свои мысли.

– Ну хорошо. Она поинтересовалась, каким образом получилось, что она одна в семье рыжеволосая. Я объяснил, упрощая, конечно (конечно: как еще генетик мог объяснять Даше законы наследственности?), что ген рыжих волос – рецессивный. Ребенок может родиться рыжим, только если он унаследовал этот ген от обоих родителей. Я расспрашивал ее о бабушках, дедушках, прабабушках, прадедушках, и она вспомнила, что кто-то из ее предков был рыжим. Интересовалась, какого цвета могут быть волосы у ребенка, рожденного от темноволосого и рыжего родителей, от светловолосого и рыжего. Еще спрашивала то же самое про цвет глаз: какие будут глаза у ребенка, если один родитель кареглазый, а другой сероглазый, если оба сероглазые, если у одного голубые глаза, а у другого зеленые…

– А ты что отвечал?

– Ну что отвечал? Объяснял, каким образом высчитывается вероятность того или иного цвета, даже схемы ей чертил.

Я вспомнила, что Женич, действительно, писал что-то на бумажной салфетке во время нашей встречи. Тогда мне показалось, что он записывал номер телефона, потому что Даша потом положила исписанную салфетку в сумку.

– Ты думаешь, она спрашивала все это из-за ребенка? – осторожно спросил он.

Я молчала, сосредоточенно глядя в чашку. Мысль, которая зародилась уже давно, приобрела более отчетливые формы после разговора с Лизой, однако мне было непонятно, что с ней делать дальше. Звонить Швецову пока было не с чем, а собственные возможности узнать что-то новое я, кажется, уже исчерпала. Мне нужен был союзник, но очень сомнительно, чтобы Женич подходил для этой роли. С другой стороны, очень сомнительно, что у меня вообще могут быть союзники в таком деле.

– Сонь, ты чего? – с сомнением произнес притихший Женька, видимо, удивленный моим затянувшимся молчанием.

– Слушай, Женич, то, что я скажу, может показаться полным бредом. Более того, оно может и оказаться полными бредом, но факт остается фактом: Дашу кто-то убил. Существует вероятность, что ее убил посторонний, какой-нибудь маньяк, но честно говоря, я не очень в это верю. Как ни ужасно все это звучит, но более вероятно, что убийство совершил кто-то, кто ее знает. Умышленное или непредумышленное – сложно сказать, но оно не случайное.

– Почему? – внезапно севшим голосом произнес Женич.

– Что ей было делать в громадном и довольно диком парке вечером, в темноте, в одиночестве? Я, конечно, не очень хорошо ее знала, но мне кажется, что одинокие прогулки на природе совершенно не соответствовали ее характеру. Женька открыл рот, чтобы что-то сказать, но я прервала его жестом поднятой ладони. – Даже если, забеременев, она полюбила здоровый образ жизни…

Я осеклась.

– Ты чего? – Вновь спросил Женич, лексикон которого заметно оскудел за время разговора.

– Слушай, я не спросила следователя, как она была одета.

Умный Женич моментально все понял.

– Думаешь, по одежде можно понять, ходила ли она на спортивную прогулку или с кем-то встречалась?

– Кунцевский парк, конечно, не лес, но, скорей всего, она не пошла бы туда гулять в той одежде, в которой тусуется в городе. Я попробую спросить у Швецова, хотя не уверена, что он мне что-то расскажет, конечно. В любом случае, Женич, вероятность того, что она знала убийцу, достаточно высока.

– Согласен, но причем тут законы наследования?

– При том, что ее интерес к ним был вызван не праздным любопытством, а совсем другими соображениями, связанными с будущим ребенком. Возможно, он был не от мужа, или она считала, что он не от мужа. И Даша пыталась понять, есть ли у нее шансы скрыть от мужа этот факт, то есть будет ли ребенок похож на нее или на биологического отца.

По несчастному выражению Жениного лица было очевидно, что ему уже давно ясен вектор моих размышлений. Тем не менее, он предпринял неубедительную попытку опровергнуть мои домыслы, которую я бестрепетно прервала:

– Жень, это вполне вероятно в случае Даши, ты же ее знаешь.

Женькина физиономия приобрела болезненно пунцовый оттенок, и я тут же пожалела о своих словах, однако мне нужно было, чтобы он отбросил неуместное рыцарство и застенчивость и начал, наконец, думать. Потому что без его помощи моя затея гарантированно провалится.

– Допустим, ты права. – Выдавил из себя пунцовый Женич. – Если идти дальше, то что из этого следует? Что муж как-то об этом узнал и убил ее в порыве ярости?

– Такое возможно. Но возможно также, что она сказала о своей беременности отцу ребенка, а тот испугался огласки и скандала в собственной семье, если он женат. Или она рассказала жене отца, и та убила ее в состоянии аффекта. Огреть кирпичом по голове вполне способна и женщина. А может, и не в состоянии аффекта, а совершенно осознанно, чтобы раз и навсегда разобраться с соперницей и потенциальным наследником – будущим ребенком.

Женич смотрел на меня как человек, впервые познакомившийся с настоящим злом в мире, который всегда казался ему дружелюбным и безмятежным.

– Может, тебе стоит рассказать об этом следователям?

– Следователям мне пока нечего сказать: версия высосана из пальца, на основании одного только твоего разговора с Дашей. Для того, чтобы предложить ее Швецову, нужно еще кое-что выяснить. Только это непросто, потому что мне нужно будет пообщаться с людьми, с которыми у меня нет никаких объективных поводов для общения.

– Сонь, а зачем ты влезаешь в эту историю? Она ужасна, но она не твоя. Зачем тебе это надо?

Я вздохнула: самой бы знать ответ на этот вопрос. Конечно, мне было невыносимо жаль Дашу и хотелось избавиться от назойливых кошмарных снов, но вряд ли причина заключалась только в этом. Стоит ли объяснять Женичу, что во время учебы на юрфаке я больше всего любила уголовное право, криминалистику, криминологию и криминальную психологию? Я с самого начала знала, что буду сидеть в офисе и заниматься корпоративным правом, но в мечтах была судебным адвокатом по уголовным делам. И сейчас, несмотря на весь ужас случившегося, чувствовала себя как рыба в воде. Нет, рассказывать об этом Женьке – не лучшее решение.

– Понимаешь, Женич, мне кажется, что какие-то вещи проще узнать в своем кругу, без официальных вопросов-допросов. Чтобы ускорить процесс раскрытия преступления. Я успела подружиться с Дашей за последнее время, друзей у меня практически нет, и ее потеря – трагедия. Моя личная трагедия, понимаешь? Я хочу, чтобы убийца был найден.

– Надеюсь, ты осознаешь, что если это было неслучайное убийство, то, пытаясь выяснить его причины, ты входишь в зону риска?

– Вряд ли мне удастся подойти так близко к раскрытию преступления. Но, разумеется, я не пойду к людям с плакатом: «Ищу мотивы убийства Дарьи Пашковской». А если ты мне поможешь, то все вообще можно сделать очень гладко.

Женич заметно насторожился:

– Ты и меня хочешь впутать в свою сомнительную авантюру?

– Тебе практически ничего не придется делать.

– А зачем я тебе тогда?

– Для легенды. Мне нужно найти предлог для общения с Полиной. Как ты понимаешь, мы не общались с ней ни в школе, ни после, и у меня нет никаких причин искать с ней встречи. Но я могу быть человеком, который старается для друга, то есть для тебя. Ты ее увидел на встрече, заново влюбился и хочешь просто пообщаться, чтобы закрыть детский гештальт.

Женькина физиономия вновь пошла пунцовыми пятнами, у него покраснели даже уши. Он замахал руками и яростно замотал головой.

– Ты соображаешь, что говоришь?! У меня семья вообще-то – это раз. И ни в кого я не влюбился ни заново, ни впервые – это два. Но даже если бы первых двух пунктов не было, то был бы третий: уж точно я не просил бы тебя выступать в роли сводни. Не могла придумать ничего поумнее?

– Нет, к сожалению: какой бы глупой ни была эта легенда, но других предлогов навязаться Полине у меня нет. Либо говорить вот это, либо правду.

– Кстати о правде: а зачем тебе вообще навязываться Полине? Что такого ты хочешь узнать? Неужели ты думаешь, что если придешь к ней со всякими глупостями, она тут же выложит все секреты? И что это за секреты?

Я замялась – и Женич это заметил. Наклонившись над столиком так, что его лицо вплотную приблизилось к моему, он произнес, чеканя каждое слово:

– Подожди-ка: ты хочешь меня использовать в такой неприглядной роли и при этом не собираешься делиться со мной своими домыслами?..

Именно этого я и хотела, конечно, но поняла, что такой возможности у меня не будет.

– А если я скажу, ты согласишься?

– Иди к черту со своим котом в мешке. – Он откинулся обратно на свой стул и прикрыл глаза, словно в изнеможении.

Я невольно хмыкнула.

– Ну ладно, решай как знаешь. – Опустив глаза, я поводила пальцем по столу, для решимости. Женич безмолвно ждал продолжения. – В общем, Лиза сказала мне, что Полина ей жаловалась, что Даша, по ее выражению, «вьется» вокруг ее мужа.

Жене понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное.

– То есть ты считаешь, что между Дашей и этим, как его? Маратом? Между ними что-то было, и ребенок может быть от Марата?..

Я молча кивнула, ежась от смущения. Одно дело – играть такими мыслями в голове, а совсем другое – озвучивать их критически мыслящему человеку. Мне вдруг показалось, что я несу полную ерунду, однако Женич, как ни странно, воспринял мои домыслы серьезно.