Путин. Прораб на галерах Колесников Андрей
И Владимир Путин оставил думать Валери Жискара д’Эстена, в чем же важность того, что он только что сказал. И еще некоторое время бывший французский президент стоял с таким видом, словно жалел сейчас о сказанном. На самом деле он, видимо, был обескуражен прежде всего тем, что российский президент вдруг заговорил с ним в толпе о таких насущных геополитических вещах.
Отвык он уже от этого.
Владимир Путин много говорил о своих любимых идеях — Таможенном и Евразийском союзе. По его словам, многие страны (например, Новая Зеландия) очень хотят взаимодействовать с зоной свободной торговли между Россией, Белоруссией и Казахстаном вплоть до присоединения к ней. Позже новозеландская участница саммита, потрясенная услышанным, даже попросила уточнить, в какой стадии находятся эти переговоры. Президент России успокоил ее, заверив, что путь этот долгий, изобилующий многими препятствиями…
Потом он еще ответил на вопросы участников форума. Я рассчитывал, что именно эта часть должна стать феерической. Увы, не стала.
Возможно, потому, что основные вопросы по причине подавляющего численного преимущества задавали дипломатичные китайцы. Отвечать им так, чтобы они остались удовлетворены, Владимир Путин мог, только переформулировав их вопросы в свои ответы.
Владимир Путин заметил, что не надо никому навязывать свой моральный кодекс (и тем более аморальный).
— Мы же предупреждали, — сказал президент, — что в Сирии все надо делать аккуратно, иначе хаос. И что имеем? Ситуацию, похожую на хаос.
Похоже, он имел в виду, что, если в Сирии делали бы все аккуратно, можно было бы достичь гораздо больших результатов и без такой крови. Он вот наверняка справился бы.
В послании Федеральному собранию Владимир Путин настаивал, что начинается беспощадная борьба не за природные ресурсы даже, а за природный интеллект, и всем своим видом (а также текстом послания) давал понять, что Россия в этой борьбе по крайней мере не проигрывает. Этап восстановления и укрепления России, оказалось, пройден (а мы и не заметили), и теперь «наступает этап формирования богатой и благополучной России» (как бы и его не пропустить).
Директор-распорядитель Международного валютного фонда Кристин Лагард, обратившись к Владимиру Путину, сделала неожиданное заявление:
— Ваша легендарная способность мобилизовать международное сообщество способна остановить даже валютные войны!
Не имела ли она в виду, что сообщество лучше всего мобилизуется прежде всего против Владимира Путина?
Впрочем, Владимир Путин благодарно склонил голову перед госпожой Лагард и международным сообществом.
Франсуа Олланд заявил, что цель Франции — бороться с терроризмом, где бы он ни был.
То есть он полагает режим Башара Асада террористическим.
— Многие считают, — продолжил он, — что с Башаром Асадом стабильности и мира добиться невозможно, а другие считают, что он способен на диалог. И мы тоже ищем политического диалога… А главное, каждый день, который мы теряем, приносит десятки новых жертв.
В конце концов осталось совершенно непонятным, что он на самом деле думает по этому поводу. Впрочем, сам господин Олланд остался, судя по всему, доволен своим ответом.
Видимо, и господин Путин не до конца все понял, иначе бы не сказал:
— Здесь не только без бутылки хорошего вина, а без бутылки водки не разобраться. Надо еще посидеть.
Значит, они мало посидели за обедом.
Французский президент хотел, видимо, быть между тем искрометным:
— За бутылкой порто лучше всего, я думаю.
Таким образом он предложил компромиссный вариант. Впрочем, предложение повисло в тишине.
В Амстердаме Владимира Путина встречали как родного. И даже демонстрация сирийских беженцев возле резиденции королевы Беатрикс была в его пользу: десятерых митингующих в балаклавах с плакатом «Свободу Pussy Riot» быстро вытеснили правильные сирийские беженцы с плакатами «Спасибо России» и трогательными в своей простоте и эпичности портретами Башара Асада (благодарили за то же, за что накануне в Ганновере проклинали — за поставки оружия в Сирию).
По каналу, куда впадает улица, ведущая из резиденции королевы, на лодке плавали папарацци или желтый параллелепипед из папье-маше с надписью «Нет гей-пропаганде!», демонстрирующий, что в Амстердаме живо и действует партизанское подполье.
Чарльз Грант задал вопрос про Украину, и господин Путин переадресовал этот вопрос бывшему председателю Еврокомиссии Романо Проди. Тот без витиеватости высказался о том, что ассоциация с ЕС — лучший выход не только для Украины, но и для России.
Господин Путин взял микрофон, рассказал, что у него в Италии было два друга — Романо Проди и Сильвио Берлускони.
Господин Проди запротестовал: он не хотел, чтобы подумали, что друг его друга — его друг.
Но господин Путин не это имел в виду.
— Сейчас Берлускони, — сказал российский президент, — судят за то, что Берлускони живет с женщинами. Конечно, если бы он был гомосексуалистом, его бы никто и пальцем не тронул.
В зале раздался здоровый мужской хохот и не прекращался полминуты; сначала захохотали те, кто понимал русский язык, потом их решительно поддержали те, кому перевели на английский.
Еврошутку, таким образом, признали, безусловно, смешной — кто-то, видимо, даже помимо воли.
По поводу собственно ассоциации Украины с ЕС господин Путин не сказал ничего такого, о чем кто-то не слышал (если только не хотели бы слышать).
На совещании с членами правительства президент обсуждал выделение кредита Украине (в размере $15 млрд из которых сгоряча выделены уже $3 млрд).
Выступал Дмитрий Медведев, и ситуация для Украины ухудшалась с каждым новым словом премьера.
— К сожалению, — вздохнул премьер, — несмотря на то, что такие отсрочки им давались, они и в этом году не приступили к погашению задолженности (за газ. — А. К.). Более того, снова просят о том, чтобы дать им очередную отсрочку по исторической задолженности! И еще хуже — не платят текущих платежей, точнее, готовы их платить, но не в полном объеме… с учетом того фактора, что мы существенно в результате ваших договоренностей скорректировали им цену на газ.
— Не платят текущие платежи по пониженным ценам?! — переспросил президент.
Это прозвучало для Владимира Путина, похоже, так, как если бы ему сообщили, что члены украинского правительства не чистят зубы по утрам.
— Даже по пониженным ценам! — взволнованно подтвердил Дмитрий Медведев. — Они говорят, что не способны платить!
Владимир Путин горько покачал головой. Для него это, похоже, никогда не было аргументом.
— Ну что ж, это разумно, — сказал наконец Владимир Путин. — Давайте дождемся формирования правительства.
А Украине теперь придется решать, нужен или не нужен ей этот кредит.
Главное в этой ситуации — не давить на нее и не вмешиваться в ее внутренние дела.
Как про это постоянно напоминает товарищам президент России.
— Есть, конечно, еще проблемы, но до 1 января мы их устраним, — рассказывал Владимир Путин о работе над Соглашением о Евразийском союзе. — Например, перечень изъятий. Нужно работать над изъятием изъятий.
Но чтобы изъять изъятия, нужно понять понятия, найти компромиссные компромиссы. И тогда решение решится.
Владимир Путин рассказал, что в Крыму российские войска только обеспечили свободное волеизъявление, «а то было бы хуже, чем в Одессе, где людей заживо сжигают».
— Вы предлагаете говорить как взрослые люди, — сказал ему ведущий Джефф Катмор, заглянув в свой вопросник. — Барак Обама обвинил вас в неискренности…
— Он судья, что ли, — перебил Джеффа Катмора президент России, — чтобы обвинять?… Не думаю, что Барак меня в чем-то обвиняет.
— Но вы согласны, что в эти выходные состоятся президентские выборы? Вы согласны признать нового президента?
— Во пристал! — под искренний смех зала искренне удивился президент. — Сложный человек! Где вы его нашли?!
И он в конце концов произнес главное:
— Мы с уважением отнесемся к выбору украинского народа.
Тут в сценарии, видимо, произошла заминка. Ведущий, видимо, не понял смысла сказанного и переспросил:
— Вы готовы иметь дело с будущим президентом? С Петром Порошенко, например?
— Ну, три с половиной ярда… Э-э… (тут зал снова взорвался хохотом: этот недосягаемый человек окончательно перешел на их язык. — А. К.). $3,5 миллиарда долларов… Они нам должны! Пусть вернут деньги для начала разговора…
Владимир Путин шутил. Но с этим ведущим не стоило шутить: ему было не до шуток. Он их просто не понимал.
Это было все-таки не совсем ток-шоу, к которым Джефф Катмор привык.
То есть это было ток-шоу, конечно, но не американское, а российское.
— Я не совсем понял, — продолжил бедняга, — вы готовы признать нового президента?
— Я же сказал: мы хотим, чтобы на Украине наступил мир, мы будем работать с новым президентом.
Из зала раздавались уже крики «браво!». Вот-вот на сцену должны были посыпаться букеты цветов.
— Мы и сегодня работаем, — пожал плечами Владимир Путин. — И после выборов будем работать с вновь избранным президентом.
Правда, все-таки взял и не уточнил, признает он его или нет. Это было уже какое-то иезуитство.
— Если бы генерал Сисси не взял в руки Египет, то и его бы наверняка колбасило… Лихорадило, — поправился Владимир Путин.
Лидер ЛДПР Владимир Жириновский предлагал вернуть гимн «Боже, царя храни»: «А что плохого: храни своего руководителя, Боже?!»
Он предлагал испытать на украинских войсках новое российское оружие, способное, по его мнению, за 15 минут уничтожить любую колонну.
Он предлагал открыть российские тюрьмы и послать заключенных с заградительным отрядом на столицу Украины: «Киев возьмут и назад не вернутся».
Любому эксперту, который будет когда-нибудь изучать речь Владимира Жириновского в Ялте, станет ясно, с каким беспрецедентным давлением изнутри страны сталкивался Владимир Путин и как ему непросто было противостоять этому давлению.
— Я прошу учесть, — пожал плечами президент России Владимир Путин, — все, что было сказано Владимиром Вольфовичем Жириновским, является его личным мнением и не всегда совпадает с официальной позицией Российской Федерации. Но зажигает красиво!
То есть время от времени все-таки совпадает.
Владимир Путин критиковал американцев:
— К чему американцы ни прикоснутся, у них всегда Ливия получается. Или Ирак.
Владимир Путин рассказал про англосаксонскую, а вернее, американскую модель поведения, когда в какой-нибудь стране поддерживают не только власть, но и оппозицию тоже, чтобы власть была еще более лояльной к Соединенным Штатам и понимала, что ей в любой момент найдется замена, и что Российская Федерация никогда себя так не ведет (поддержали Януковича, но только по просьбе тогдашнего президента Украины Леонида Кучмы).
— Россия изменилась, стала более мощной… с военной точки зрения; стала более агрессивной… — пытал Владимира Путина на Петербургском форуме американский журналист Чарли Роуз. — Я понимаю, что вы не согласитесь с этим…
— Да, — перебил его российский президент, — мне не понравилось. Мы не стали агрессивной державой. Нас поджимали, поджимали, и мы в конце концов оказались у черты, за которую не могли переступить.
Так что высадились в Крыму.
За чертой Украины.
— Господин Путин, — спросила журналистка ВВС, — президент Порошенко назвал ваш визит (в Крым. — А. К.) вызовом всему цивилизованному миру… Как вы можете прокомментировать? И какое будущее у Крыма?
— Я не буду комментировать, — ответил господин Путин. — Будущее Крыма определили люди, которые проголосовали за него. Все, точка.
А на самом деле запятая.
Французская журналистка спрашивала как в последний раз:
— Господин Путин, почему вы сейчас развернули (в Сирии. — А. К.) системы залпового огня «С-400»?
— «С-400» — это не система залпового огня, это система противовоздушной обороны, — холодно поправил российский президент журналистку, причем он был, видимо, настолько выше всего этого, что даже не воспользовался случаем, чтобы хоть улыбнуться, демонстрируя уровень ее некомпетентности, с которым не следует выходить на разговор с такими людьми, как он. — И у нас не было этих систем в Сирии, потому что мы исходили из того, что наша авиация работает на высотах, до которых не может дотянуться преступная рука террористов.
Странно: такое выражение, с одной стороны, хотелось видеть проиллюстрированным карикатурой Кукрыниксов, а с другой — в сложившихся обстоятельствах оно звучало даже как-то естественно…
— У них нет соответствующей военной техники, которая способна сбивать самолеты на высоте более 3–4 тысяч метров. Нам в голову не приходило, что мы можем получить удар от той страны, которую мы считали своим союзником, — делился российский президент. — Ведь наши самолеты, работая на высотах 5–6 тысяч метров, работали абсолютно незащищенными в отношении возможных атак со стороны истребителей. Если бы нам в голову только пришло, что это возможно, мы, во-первых, давно бы там установили такие системы, которые бы защищали наши самолеты от возможных атак!
В каком-то смысле это был крик души.
— Во-вторых, есть другие технические средства и военные защиты, например сопровождение истребителями или как минимум технические средства защиты от нападения ракет, в том числе тепловая защита. Специалисты знают, как это сделать! Мы этого ничего не делали, повторяю еще раз, потому что считали Турцию дружественным государством и просто не ждали никаких атак с этой стороны! — Владимир Путин продолжал быть откровенным и даже безоружным, как тот бомбардировщик. — Именно поэтому мы считаем этот удар предательским…
Владимир Путин не в первый раз произносил это слово, на первый взгляд странное для политика. Но для него это, видимо, ключевое слово в случившемся. И до этого деливший людей на «своих» и «чужих», Владимир Путин после гибели наших штурмана и пехотинца перестал воспринимать Реджепа Тайипа Эрдогана как главу государства, с которым в любых обстоятельствах надо разговаривать (а ведь российский президент еще недавно говорил, что для него не важно, что за человек с ним встречается, потому что главное — интересы государства, которое он сам, Владимир Путин, представляет и защищает), а воспринимает его исключительно как предателя.
И для него это приговор.
То есть не то что бы даже для самого Реджепа Тайипа Эрдогана приговор. А это Владимир Путин сделал для себя окончательные выводы по этому поводу. И для него это приговор Реждепу Тайипу Эрдогану.
— Вы знаете, — говорил Владимир Путин на Парижской климатической конференции, — на ракетах наши летчики пишут «За наших!», имея в виду погибших в самолетах над Синаем и на границе с Турцией. И на этих же ракетах пишут «За Париж!», а бомбардировщик с этими ракетами сбивает самолет турецких ВВС. О какой широкой коалиции можно говорить? Но мы будем о ней говорить…
Он припомнил Турции и то, что «представители российских террористических организаций, в том числе на Северном Кавказе, всплывают на территории Турции», проводят там время в защищенных турецкими спецслужбами местах, а потом, «используя безвизовый режим, опять всплывают на нашей территории».
Интересно, как в такой ситуации высшее российское руководство до сих пор мирилось с поставками яблок из Турции в Россию?
Позднее, уже в Послании Федеральному собранию, президент России конкретизировал (но не до конца):
— Мы не собираемся и не будем бряцать оружием. Но если кто-то думает, что, совершив подлое военное преступление, убийство наших людей, они отделаются помидорами или какими-то ограничениями в строительной и других отраслях, то они глубоко заблуждаются. Мы еще не раз напомним о том, что они сделали. И они еще не раз пожалеют о содеянном. Мы знаем при этом, что надо делать.
Но знанием этим президент не поделился. Видимо, оно такое, что нам лучше этого не знать.
У него что-то есть на Эрдогана. И для Эрдогана.
На итоговой пресс-конференции в декабре 2015 года Владимир Путин вспоминал:
— Я в последний раз был в Анталье, мы разговаривали со всем руководством Турции. И турецкие коллеги поставили перед нами очень чувствительные вопросы и попросили о поддержке. Несмотря на то что у нас сейчас испортились отношения… я не буду говорить, о чем шла речь, это совсем не мой стиль… но поверьте мне, перед нами были поставлены очень чувствительные для Турции вопросы, не вписывающиеся в контекст международного права по тем решениям, которые турецкой стороной предлагались. Представляете, мы сказали: «Да, понимаем и готовы вам помочь».
То есть нарушить международное право. По-другому это никак нельзя назвать. Владимир Путин сам об этом сказал. Такие на самом деле были кулуары «двадцатки» в Анталье.
Владимир Путин говорил сейчас с журналистами так, как никогда не говорил на таких пресс-конференциях и почти никогда — вообще с журналистами. Так не всегда на кухне за рюмкой водки говорят друг с другом близкие друзья. Вот чего удостоились присутствующие. Такая это для него была тема.
И при этом он говорил, без сомнения, то, что думал. Он готовился это сказать. Он хотел, чтобы его поняли. Чтобы стала ясна всем мера его обиды на турецкого президента, да что там обиды — презрения к нему после всего этого. И он не собирался и дальше ее скрывать.
Но он его скоро простит, кажется.
— В контексте ваших неоднократных утверждений о том, что на Донбассе нет российских кадровых военных, я хотел вам передать привет от капитана Ерофеева и сержанта Александрова, третья бригада, город Тольятти. Скажите, вы будете их обменивать на Сенцова, Савченко, Афанасьева, Кольченко, Клыха?… — спросил президента России украинский журналист.
У Владимира Путина было много вариантов ответа. Он мог выбрать любой из тех, которыми пользовался раньше. Но он выбрал новый — и тем самым дезавуировал все, что говорил раньше:
— Мы никогда не говорили, что там нет людей, которые занимаются решением определенных вопросов там, в том числе в военной сфере. Но это не значит, что там присутствуют регулярные российские войска. Почувствуйте разницу.
Вообще-то там до сих пор в изложении российского президента не было никаких российских военных. А так на следующей пресс-конференции может оказаться, что и российская танковая бригада по ошибке, секунд на 17, заходила на территорию Украины.
Владимир Путин развернул перед финским президентом и журналистами широкую картину будущей финской действительности:
— Представьте себе, что Финляндия вступит в НАТО. Ваши войска станут частью инфраструктуры, которая в одночасье окажется на границе с РФ. Как вы думаете, мы так и будем дальше действовать? Войска там и останутся, что ли?… Но мы с уважением отнесемся к любому выбору финского народа. Перефразируя высказывание одного из моих финских друзей, мог бы сказать, что организация НАТО с удовольствием воевала бы с Россией до последнего финского солдата. Вам это нужно? Нам — нет… А вы сами решайте…
Мировая за кулисой
Западное
На очередной вопрос о госдавлении на секс-меньшинства господин Путин ответил:
— Ваш выбор является таким, какой он есть, но позвольте и нам сделать наш выбор.
И только после этого в сердцах бросил французскому политологу:
— Вымирают европейцы! Вы понимаете или нет?!!
Вымирающий политолог отозвался еле слышно.
Встреча Владимира Путина и Джо Байдена прошла в переговорной комнате российского Белого дома. Джо Байден вошел в кабинет эпически, как, очевидно, и подобает второму человеку в Соединенных Штатах (не очень, правда, понятно, как тогда подобает входить первому человеку: более величественно, чем господин Байден, войти было уже невозможно).
Впрочем, неожиданно он от бедра покачал ладонью в сторону прессы. Очевидно, Джо Байден понимал, для чего вообще все это затевается.
— У вас такой насыщенный график в Москве, — сказал ему Владимир Путин. — А между тем в Москве есть что просто посмотреть… Вы же давно не были в России. Лет пятнадцать?…
Седовласый Джо Байден (впрочем, и седых волос у него, увы, наперечет в буквальном смысле этого слова) кивнул.
— За это время, — продолжил Владимир Путин, — и Москва, и Россия сильно изменились… — премьер помедлил и добавил: — В лучшую сторону… Вам будет полезно поездить по ней.
Господин Байден снова кивнул, но, похоже, безо всякого удовольствия. Возможно, он не привык к тому, что ему указывают, что именно ему будет полезно (исключая рекомендации врачей). Скорее всего, он сам привык рассказывать людям, что им будет полезно.
Российский премьер рассказал американскому вице-президенту, что в России работают практически все крупнейшие американские компании, рассказал про выросший на 29 % за год товарооборот между Россией и США (может, господин Байден и правда не в курсе)…
Господин Путин рассказывал американскому коллеге (так можно сказать, потому что господин Байден тоже ведь член тандема), что Россия ведет оживленные переговоры с Евросоюзом о введении безвизового режима.
Господин Байден дал понять, что он, конечно, знает про это. Но продолжения он по всем признакам не ожидал.
— У США почти со всеми этими странами тоже безвизовые отношения, — сказал господин Путин. — И если бы мы договорились о введении безвизового режима между Россией и США раньше, это было бы историческим шагом в отношениях между нашими странами!
Понимал ли Владимир Путин, что его предложение обречено еще до того, как он его озвучил? Без сомнения. Хотел ли он таким образом, так сказать, обезоружить американского вице-президента (договор СНВ — еще не все в такого рода отношениях)?
Судя по тому, что ответил господин Байден, обезоружить, хотя бы на время, удалось.
— Хорошая идея… — пробормотал вице-президент.
— Это сломало бы старые стереотипы! — воодушевился российский премьер, уверенный, конечно, в том, что на самом деле для господина Байдена то, что он, российский премьер, сказал, прозвучало абсурдно (за последнее время на безвизовой основе въехать в США удалось только Виктору Буту. — А. К.). — Мы перевернули бы старую страницу в нашем прошлом! Создали бы абсолютно новую моральную атмосферу!..
— Да… — проговорил господин Байден, что-то быстро записывая в свой блокнот (либо идею господина Путина, либо какую-то фразу типа «Джо, возьми себя в руки! Ответь ему достойно! Ты же вице-президент великой страны!»).
— Ваша положительная реакция, которую вы продемонстрировали, ваше мнение было бы очень важно в Конгрессе, — закончил господин Путин.
— Да, очень важно, — казалось, машинально произнес господин Байден.
Когда он получил слово, это был между тем уже другой человек. И он уже знал, как вернуть себе занятые было вероятным противником позиции.
Получилось грубо.
— Если вы не заметили, — заявил он, — существует большая разница между президентом и вице-президентом США. Я не решаю такого рода вопросы.
Господин Путин и не предлагал ему решить вопрос: речь шла о мнении господина Байдена в конгрессе, то есть роль американского вице-президента, мягко говоря, не была преувеличена.
Более того, господин Путин, скорее всего, и так хорошо понимал разницу между американским президентом и американским вице-президентом: с Бараком Обамой он пару лет назад завтракал у себя дома в Ново-Огареве, а с Джо Байденом провел рабочие переговоры в узком составе в протокольном кабинете в здании правительства России.
— Но хорошая новость, — продолжил господин Байден (как будто то, что он сказал до этого, ужасно расстроило всех российских переговорщиков. — А. К.), — состоит в том, что мы с президентом США едины в том, что надо продолжать российско-американское сотрудничество.
Джо Байден напомнил, что это именно он в свое время в Мюнхене предложил нажать кнопку «перезагрузка», раскритиковал предыдущую администрацию (США) за то, что она не воспользовалась возможностями налаживать российско-американские отношения.
После этого он произнес фразу, которая далась ему на удивление легко:
— За последние два года я понял одну важную вещь: когда у какой-нибудь страны возникают проблемы, они обращаются либо в Москву, либо в Вашингтон. А в другие страны не обращаются.
Вряд ли это признание вызовет энтузиазм в ЕС. Вряд ли оно порадует даже амбициозную Грузию.
Владимир Путин внимательно слушал. Я обратил внимание на синюю папку, которая лежала под стулом Владимира Путина. Очевидно, это был какой-то новый мощнейший и последний аргумент в переговорах, когда все остальные аргументы будут исчерпаны, подумал я.
Впрочем, оказалось, что это российский переводчик, сидевший по левую руку от премьера, положил свою папку на пол (исключительно по причине своей воспитанности: не хотел, видимо, чтобы на столе лежали отвлекающие внимание от переговоров лишние предметы), и она оказалась под стулом господина Путина, когда тот подвинул его к себе.
Джо Байден рассказывал, как накануне встречался с российскими и американскими предпринимателями и как один из американцев сказал, что в Россию надо инвестировать и надо работать здесь, потому что Россия — это большой рынок.
— А президент Boeing, — продолжил господин Байден, — сказал, что не согласен со своим другом: операционный рынок в Китае, например, в семь раз больше, чем в России… Но в России есть интеллектуальный капитал. Россия — великая страна! Так что можно сказать, что благодаря вашим мозгам летают наши Boeing!
Джо Байден виртуозно распорядился цитатой из президента Boeing: получалось, что США активно и успешно пользуются утечкой мозгов из России и всецело поощряют ее и других причин интересоваться нашей страной у американских предпринимателей, в общем-то, и нет.
— Не только, — еле успел возразить ему господин Путин. — Мы еще делаем узлы для Boeing…
Между тем Джо Байден чувствовал себя, похоже, в полном порядке. Он улыбался, он откинулся в кресле.
— Я встречался еще с Брежневым… — с удовольствием ушел он в советские (или, вернее, антисоветские) воспоминания. — Два раза…
Интересно, будет ли когда-нибудь так рассказывать о встречах с Джо Байденом Владимир Путин.
На причале, опутанном трубами большего диаметра, чем даже в новом голливудском блокбастере «Прометей», стояла группа людей с крупными чертами лица и нетуапсинским загаром. Это были топ-менеджеры компании ExxonMobil. В какой-то момент от группы отделился один, подошел к другой группе, с туапсинским загаром, и на хорошем русском американском спросил, когда приедет Владимир Путин.
— Минут через 20 уже, — быстро ответили ему.
— О, это значит… — пробормотал американец, — минут через 40… Спасибо!
И он с благодарностью отошел к своим, а я понял, что топ-менеджмент ExxonMobil настолько глубоко проник в особенности российской политики, что его перспективы в России нельзя не признать оптимистичными.
Владимир Путин говорил тихо и взволнованно. По-другому об этом и нельзя было.
— Вот погиб человек, уже ставший известным (и это надолго. — А. К.), господин Магнитский в тюрьме умер. Трагедия, конечно, мы сожалеем об этом. А что, у них в тюрьмах никто не умирает, что ли? Может быть, даже больше, чем в наших. А в европейских тюрьмах?… А в самих Штатах?
Этим приемом Владимир Путин безотказно пользуется уже много лет. Смысл приема заключается в том, что «и эти люди запрещают нам ковыряться в носу!». А зачем, с другой стороны, отказываться от приема, который так хорошо работает?
— Слушайте, — продолжил он, — уже восемь лет Гуантанамо не закрывается, без суда и следствия людей там содержат, как в Средневековье, в кандалах ходят, в цепях! Люди, которые открывают секретные тюрьмы, легализовали пытки при осуществлении расследования!.. И вот эти люди сейчас указывают нам на какие-то наши недостатки!.. Еще следствие не закончилось, еще непонятно, кто там виноват, кто прав (в деле Магнитского. — А. К.), какая там ситуация. Это чисто политический недружественный акт!
Президент согласился, что реагировать надо, но неожиданно оговорился:
— Надо посмотреть, конечно, чтобы принимаемые нами решения были адекватными и какими-то незапредельными.
Боюсь, в этом смысле побороть соблазн будет сложно.
Больше всего Владимира Путина, как можно понять из его ответов, не устраивают следующие словосочетания, употребленные западными партнерами по отношению к нему: «Это не против вас» и особенно «Это вас не касается».
Лучше не надо больше их говорить. Никому от этого хорошо не будет. Есть же, в конце концов, и какие-то другие слова.
Президент России поделился одним своим наблюдением за западными партнерами:
— Я для себя их позицию полностью уяснил: пока надо дать Украине немножко пострелять, может, получится быстро решить вопрос. Не получается!
Но и долго не получается.
Господин Путин на встрече Валдайского клуба подробно пересказывал то, о чем говорил много раз: почему присоединение Крыма от России законно, почему в Киеве произошел антигосударственный переворот и что стало результатом этого…
И снова вспоминал про роль США в Сирии, Ливии и Ираке…
— Есть такая мысль: то, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Быку и не позволено… — задумался он. — Но хочу сказать, что медведь ни у кого и спрашивать-то не будет! Он не будет — я точно знаю! — менять климатическую зону (входить в Ирак, например. — А. К.). Но тайги своей он никому не отдаст!
Тут даже первые аплодисменты Владимир Путин уловил в свой адрес. Президент тогда, словно в благодарность, вспомнил, как СССР называли Верхней Вольтой с ракетами.
— Может быть, — кивнул он, — ракет тогда было завались! И к нам так и относились: да ну их, еще возьмут и долбанут! Лучше относиться к ним с уважением! А сейчас кому-то можно ни с чем не считаться, а нам защищать интересы русскоязычного большинства нельзя?! Так не будет.
Господин Путин рассказывал, какая бескрайняя у нас тайга, и сколько еще ее осваивать и осваивать, и что поэтому нам не нужна роль сверхлидера в мире — потому что это сверхнагрузка… (неподъемная, видимо, по крайней мере пока. — А. К.).
— Тайгу бы обустроить! — мечтательно произнес Владимир Путин. — Но к нам не лезьте! И не корчите из себя вершителей судеб!
Так мюнхенская речь окончательно ушла в Лету. Перед нами был другой человек, чем тот, в Мюнхене. Тогда он решил для себя далеко еще не все, и речь та была не только криком души, который и в самом деле прорвался, но если не больше рассчитанным пропагандистским приемом.
А сейчас мы имели дело с человеком, который все решил для себя уже давно — и осталось только повторить для всех остальных вслух.
Он, возможно, рассчитывал, что именно эти люди, по крайней мере, поймут его лучше, чем остальные.
Владимир Путин сравнил тех, кто собирался в конце прошлого века и в начале этого «пустить страну по югославскому сценарию распада и расчленения», то есть «наших западных партнеров», с Гитлером, у которого в свое время это тоже не получилось.
Владимир Путин рассказал, почему западные партнеры не дают российским Воздушно-космическим силам (ВКС) информацию о том, какие районы в Сирии бомбить не надо, чтобы не дай бог не задеть войска умеренной оппозиции и территории, которые она контролирует.
— Опасаются, наверное, что если дадут координаты, — прокомментировал господин Путин, — то мы туда и будем наносить удары. Что мы обманем… Видимо, о нас думают исходя из своих представлений о порядочности!
О нашей порядочности.
— Евреи, помнящие на генетическом уровне ужасы Второй мировой войны, уезжают (из Европы. — А. К.), — закончил свою и в самом деле тревожную мысль президент Европейского еврейского конгресса Вячеслав Кантор.
— То есть к нам едут? — засмеявшись, переспросил Владимир Путин. — Мы готовы!
— Это фундаментально новая идея! — воскликнул Вячеслав Кантор. — На нашем конгрессе мы ее обязательно обсудим!
Так он еще одной фразой превратил вырвавшееся у Владимира Путина замечание (ну как было не пошутить по такому беспроигрышному поводу) в конкретное деловое предложение европейскому еврейскому народу.
Модератор Петербургского экономического форума, ведущий CNN Фарид Закария начал задавать вопросы. Тут и все началось.
Сначала это были вопросы исключительно Владимиру Путину. Так господин Закария спросил, возможна ли сейчас холодная война, к которой, кажется, идет дело.
— Мне бы не хотелось думать, что кто-то переходит к холодной войне, — Владимир Путин говорил уже не так вяло, как во вступительном слове, но и не так, как иногда с ним это случается (последнее время, правда, все реже). Он анализировал отношения России и НАТО, говорил, что «после крушения СССР мы думали и ожидали, что наступит эпоха всеобщего доверия», но «увидели поддержку экстремизма и радикализма» (видимо, чеченского. — А. К.) «вместо ожидаемой поддержки от партнеров» (видимо, Европы и США. - А. К.).
— Но, когда нам удалось справиться с этими проблемами, зачем нужно было расширять инфраструктуру НАТО, двигаться к нашим границам?!
Владимир Путин понемногу разжигал сам себя, и ему, в отличие от сидевшего рядом премьера Италии Маттео Ренци, требовалось для этого присутствие не многотысячной аудитории, а присутствие прежде всего, похоже, Маттео Ренци. Ну и ведущего, американского тележурналиста, которого Владимир Путин воспринимал, как вскоре выяснилось, прежде всего как потенциального, а затем и реального противника.
— Абсолютно наплевательское отношение к нашей позиции! Ну просто во всем! — уже восклицал Владимир Путин.
Из его уст прозвучала и новая версия происхождения такого наплевательского отношения. Он, может, и не хотел ничего этого говорить, но уже и не считал нужным сдерживаться. Российский президент сказал, что на Западе, видимо, никто уже «не думал, что в начале 2000-х годов (то есть когда он пришел к власти. — А. К.) Россия сможет восстановить свой оборонно-промышленный комплекс… думали, не то что новых вооружений не появится, а даже прежних не удастся сохранить!.. И одно за одним!.. Взахлеб ведь поддержали „арабскую весну“!.. К чему пришло? К хаосу… А зачем надо было поддерживать госпереворот на Украине?»…
Владимир Путин уже и возможность холодной войны не исключал:
— Если будем в такой логике дальше действовать, нагнетать, наращивать усилия, чтобы пугать друг друга, то когда-нибудь придем и к ней.
Маттео Ренци никак пока не комментировал все это — так, словно слова Владимира Путина не имели к нему никакого отношения, было такое впечатление, что он даже и думает о чем-то постороннем. И в самом деле, уже ведь начинался футбол Италия — Швеция.
Между тем модератор уже интересовался у Владимира Путина его позицией по Сирии и спрашивал, зачем же Россия поддержала Башара Асада. Неожиданно Владимир Путин рассказал, что согласен с инициативой американских переговорщиков, которые предлагают, не дожидаясь выборов, ввести в правительство Асада членов оппозиции. Между тем даже сама эта инициатива до сих пор не была обнародована публично. Господин Путин и сам это понимал:
— Может, лишнего скажу…
И все-таки сказал.
Читать бесплатно другие книги:
