Амулет Самарканда Страуд Джонатан

28

— Прошу прощения за вторжение, Артур, — сказал Саймон Лавлейс.

Я нагнал Андервуда, когда он только-только входил в свою длинную, тёмную столовую — он несколько минут проторчал перед зеркалом, приглаживая бороду и поправляя галстук. Правда, это мало помогло: по сравнению с более молодым волшебником — тот стоял у камина, разглядывая собственные ногти, холодный и напряжённый, словно сжатая пружина, — старик казался встрепанным и траченным молью.

Андервуд с преувеличенным энтузиазмом замахал руками.

— Ну что вы! Чувствуйте себя как дома! Простите за задержку, Лавлейс. Не хотите ли присесть?

Лавлейс не хотел. На нём был тёмный, стройнящий его костюм с тёмно-зелёным галстуком. Очки ловили свет лампы под потолком и при каждом движении посверкивали. Глаз не было видно, но под глазами набухли тёмные мешки.

— Вы, кажется, взволнованы, Андервуд, — сказал он.

— Нет-нет! Я просто спускался с верхнего этажа и немного запыхался.

Я превратился в паука, перебрался через притолоку и пополз по стене в самый дальний и тёмный уголок. Там я поспешно сплел паутину, так, чтобы она получше закрывала меня. На то была причина: Лавлейс прихватил с собой беса, тот сидел на втором плане и так и зыркал по сторонам, приглядываясь ко всем уголкам и щёлкам.

Мне как-то не хотелось прикидывать, как именно Лавлейс вычислил этот дом. Нет, это определённо было неприятным совпадением — что он прибыл одновременно со мной! Но эти размышления могли подождать: будущее мальчишки — а значит, и моё — зависело теперь от моей способности быстро соображать, что к чему, и действовать по обстоятельствам.

Андервуд уселся на своё обычное место и выдавил вымученную улыбку.

— Итак… — сказал он. — Вы точно уверены, что не хотите присесть?

— Нет, спасибо.

— Ну, тогда хотя бы скажите этому вашему бесу, чтобы перестал мельтешить. Мне от этого делается нехорошо, — неожиданно грубо и раздраженно заявил Андервуд.

Саймон Лавлейс прищёлкнул языком. Бес, паривший у него над головой, мгновенно замер, на его физиономии застыло нарочито несчастное выражение, нечто среднее между гримасой и ухмылкой.

Андервуд старательно сделал вид, будто не замечает всего этого.

— У меня на сегодня запланировано ещё несколько дел, — сказал он. — Может, вы наконец скажете, чем я могу быть вам полезен?

Саймон Лавлейс мрачно наклонил голову.

— Несколько дней назад, — сказал он, — меня обокрали. Когда меня не было дома, у меня похитили некий предмет, обладающий силой.

— Как прискорбно! — сочувственно произнёс Андервуд.

— Благодарю вас. Этот предмет был чрезвычайно дорог мне. Естественно, мне очень хочется получить его обратно.

— Естественно! Вы думаете, тут замешано Сопротивление?..

— Именно в связи с этим я к вам и явился, Андервуд…

Он говорил медленно и осторожно, кружа вокруг да около. Возможно, он даже теперь надеялся, что ему не придётся выдвигать прямого обвинения. Волшебники всегда осторожно подбирают выражения, ибо любое поспешно брошенное слово — даже в критической ситуации — способно привести к беде. Но Андервуд не понимал намеков.

— Конечно же, вы можете всецело рассчитывать на мою поддержку, — спокойно отозвался он. — Эти кражи просто омерзительны. Нам некоторое время назад стало известно, что существует чёрный рынок, на котором торгуют крадеными артефактами, и лично я, например, считаю, что сопротивление нашему правлению возникло во многом благодаря этой торговле. Все мы вчера видели, к каким возмутительным инцидентам это может привести.

Брови Андервуда слегка приподнялись в некотором подобии радостного изумления.

— Должен признаться, — продолжал он, — я поражен, что жертвой оказались вы. До сих пор от этого страдали, простите мне мою откровенность, лишь относительно слабые волшебники. Существует предположение, что кражи совершает молодежь, если не дети. Я предположил бы, что уж ваша защита совладала бы с ними шутя.

— Именно, — сквозь зубы процедил Лавлейс.

— Как вы полагаете, это как-нибудь связано с нападением на Парламент?

— Одну минуту. — Лавлейс вскинул руку. — У меня есть основания подозревать, что кража… кража моей вещи — дело рук не так называемого Сопротивления, а одного из коллег-волшебников.

Андервуд нахмурился.

— Вы так считаете? Но откуда такая уверенность?

— Да оттуда, что я знаю, кто совершил налет. Некий Бартимеус. Джинн среднего уровня, выдающейся наглости и ограниченных умственных способностей[74]. В общем, ничего примечательного. Его мог бы вызвать любой недоумок. Конечно, недоумок-волшебник, а не простолюдин.

— И тем не менее, — спокойно заметил Андервуд, — этот Бартимеус сумел похитить вашу собственность[75].

— Но он напортачил! Он допустил, чтобы его опознали! — Лавлейсу явно стоило больших усилий удержать себя в руках. — Хотя да, вы правы. Ему удалось уйти.

— А что касается того, кто его вызвал… — Очки Лавлейса сверкнули.

— Именно поэтому, Артур, я здесь. Чтобы повидаться с вами.

На миг возникла пауза, пока Андервуд скрипел извилинами, пытаясь сообразить, какая между всем этим связь. В конце концов он преуспел. На лице его на миг промелькнули разнообразные противоречивые чувства, но старик быстро взял себя в руки и состроил надменную и непроницаемую мину. В комнате ощутимо похолодало.

— Простите, — неестественно спокойно произнёс Андервуд, — что вы сказали?

Саймон Лавлейс подался вперёд, взявшись за край обеденного стола. Маникюр у него был превосходный.

— Артур, — сказал он, — в последнее время Бартимеус вел себя несдержанно. Не далее как сегодня утром его заточили в лондонский Тауэр, за нападение на магазин Пинна на Пикадилли.

Андервуд от изумления даже отшатнулся.

— Так это — тот самый джинн?! Но как… как вы об этом узнали? Они же не смогли узнать его имя… И… и он же бежал, сегодня, во второй половине дня…

— Да, он действительно сбежал. — Лавлейс не стал уточнять, как именно это произошло. — И после его побега мои агенты… выследили его. Они прошли по его следу через весь Лондон — и след привел сюда[76].

Андервуд ошарашенно встряхнул головой.

— Сюда? Вы лжете!

— Бартимеус в виде облачка просочился в вашу печную трубу не далее как десять минут назад. Неужто вас удивляет, что я сразу же явился, дабы заявить права на свою вещь? И теперь, когда я здесь, в доме… — Лавлейс повел головой, словно принюхиваясь к какому-то необычайно приятному запаху. — Да, я чувствую её ауру. Она где-то рядом.

— Но…

— Мне бы и в голову никогда не пришло, что это вы, Артур. Не то чтобы я думал, что вас не привлекают мои сокровища. Просто я полагал, что вам недостает умения захватить их.

Старик принялся хватать воздух ртом, словно извлеченная из аквариума золотая рыбка, и издавать бессвязные звуки. Бес Лавлейса на миг скорчил рожу, потом снова застыл. Его хозяин постучал по столу указательным пальцем.

— Я мог бы вломиться к вам силой, Артур. И был бы вполне в своем праве. Но я предпочел решить дело по-хорошему. И кроме того, как вы и сами, несомненно, понимаете, эта моя вещь… в общем, ситуация щекотливая. Ни вам, ни мне не хотелось бы, чтобы кто-либо прознал о наличии этой вещи у нас, не так ли? Так что… если вы немедленно вернете мне её, я уверен, что нам удастся достичь взаимовыгодного соглашения. — Он выпрямился, поигрывая манжетой. — Я жду.

Если бы Андервуд понял, о чём говорит Лавлейс, он мог бы спастись. Если бы он вспомнил проступок своего ученика и сопоставил очевидное, все могло бы обойтись[77]. Но сбитый с толку Андервуд не понял ничего, кроме того, что его обвиняют в том, чего он не делал, — и он в гневе вскочил со стула.

— Зазнавшийся выскочка! — вскричал он. — Да как ты смеешь обвинять меня в воровстве?! Я не брал твоей вещи — я ничего о ней не знаю и знать не желаю! Она мне не нужна. Я не подхалимничаю, не лизоблюдствую и не бью в спину. Я не рвусь к власти, как свинья к помойной яме! А даже если бы и рвался, то не стал бы утруждать себя и что-то у тебя красть. Всем известно, что твоя звезда закатилась. Ты не стоишь того, чтобы тебе вредить. Твои агенты промахнулись — или, скорее даже, соврали. Бартимеуса здесь нет! Я ничего о нём не знаю. И твоего хлама в моём доме нет!

По мере того как он говорил, лицо Саймона Лавлейса словно бы затягивалось тьмой — хотя на стеклах очков по-прежнему играли блики света. Лавлейс медленно покачал головой.

— Не валяйте дурака, Артур, — сказал он. — Мои осведомители не лгут мне. Это могущественные существа, полностью покорные моей воле.

Старик вызывающе вскинул бороду.

— Вон из моего дома! — Но Лавлейс не унимался.

— Вряд ли мне нужно напоминать вам о том, какими возможностями я располагаю. Но если вы уйметесь и будете разговаривать спокойно, мы сможем избежать ненужных сцен.

— Мне не о чём с тобой разговаривать. Все твои обвинения лживы.

— Ну, в таком случае…

Саймон Лавлейс щёлкнул пальцами. Его бес мгновенно соскочил на обеденный стол из красного дерева и, гримасничая, напрягся. На кончике хвоста у него стала набухать выпуклость, превратившаяся в конце концов в зазубренные вилы. Бес с задумчивым видом опустил зад и покрутил хвостом. Затем вилы вонзились в полированную крышку стола и прошли насквозь, как нож сквозь масло. Бес резво помчался по столу, волоча хвост за собой и рассекая столешницу надвое. Андервуд выпучил глаза. Лавлейс улыбнулся.

— Что, Артур? Фамильная ценность? — поинтересовался он. — Так я и думал.

Бес как раз добежал до противоположного края стола, когда в дверь постучали. Оба волшебника обернулись. Бес застыл на полушаге. В столовую вошла миссис Андервуд с нагруженным подносом.

— А вот и чай! — сказала она. — И песочное печенье — Артур, твоё любимое. Я поставлю поднос, ладно?

Волшебники и бес безмолвно смотрели, как миссис Андервуд приближается к столу. Она осторожно поставила тяжелый поднос посередине между трещиной, расколовшей стол, и тем краем, у которого стоял Андервуд. В тягостном молчании миссис Андервуд переставила с подноса на стол тяжелый фарфоровый чайник (невидимому бесу пришлось попятиться, чтобы чайник не поставили прямо на него), две чашки с блюдцами, две тарелочки, вазочку с печеньем и столовое серебро из лучшего её набора. Край стола заметно накренился под весом посуды и негромко затрещал.

Миссис Андервуд забрала поднос и улыбнулась гостю.

— Угощайтесь, мистер Лавлейс, не стесняйтесь. Вы такой худой — вам бы не мешало немного поправиться.

Под её взглядом Лавлейс взял из вазочки печенье. Стол пошатнулся. Лавлейс выдавил улыбку.

— Вот и прекрасно. Если захотите ещё чаю — позовите меня.

И, прихватив поднос, миссис Андервуд поспешно двинулась к выходу. Мужчины смотрели ей вслед.

Дверь захлопнулась.

Волшебники и бес одновременно повернулись обратно к столу.

Последний уцелевший до сих пор кусок дерева, соединявший две половинки, раскололся с гулким треском. И весь край стола осел на пол, вместе с чайником, чашками, блюдцами, тарелочками, вазочкой с печеньем и лучшим столовым серебром миссис Андервуд. Бес взмыл в воздух и приземлился на каминную полку, рядом с композицией из сухих цветов.

На миг в комнате воцарилась тишина.

Саймон Лавлейс бросил печенье на пол.

— То, что можно сделать со столом, можно сделать и с тупой башкой, Артур, — сказал он.

Артур Андервуд посмотрел на него. Голос его прозвучал сдавленно и как-то отстранённо, словно издалека.

— Это был мой лучший чайник.

И он трижды пронзительно свистнул. Раздался ответный клич, низкий и гулкий, и из-под кафельных плит, которыми был выложен пол перед камином, поднялся дюжий синемордый гоблин. Андервуд снова свистнул и взмахнул рукой. Гоблин прыгнул, разворачиваясь в воздухе. Он обрушился на более мелкого беса, прятавшегося за букетом, сгреб его своими беспалыми лапами и принялся душить, не обращая внимания на хлещущий по нему хвост-трезубец. Сущность мелкого беса задрожала, поплыла и принялась плавиться, будто воск. В мгновение ока он превратился в сплющенный желтоватый шар, где сгинул и хвост, и все остальное. Гоблин умял шар поплотнее, подбросил в воздух, поймал разинутой пастью и проглотил.

Андервуд повернулся к Лавлейсу. Тот, поджав губы, наблюдал за происходящим. Должен честно признать: старый хрыч меня удивил. Он показал себя куда с лучшей стороны, чем я ожидал. И всё же напряжение, потребовавшееся для того, чтобы вызвать ручного гоблина, далось ему слишком дорого. На шее Андервуда выступила испарина.

Лавлейс тоже это понял.

— Даю вам последний шанс! — отрывисто бросил он. — Верните мне мою собственность — или пожалеете! Ведите меня в ваш кабинет.

— Ни за что!

Андервуд был вне себя от напряжения и гнева. Он напрочь позабыл о всяком здравомыслии.

— Тогда смотрите!

Лавлейс пригладил смазанные гелем волосы и беззвучно, одними губами произнёс несколько слов. По комнате прошла дрожь. Дальняя стена сделалась нематериальной. Она принялась отступать и удалялась до тех пор, пока вовсе не исчезла из вида. На её месте открылся коридор неведомой длины. Из глубины этого коридора возникла фигура. И двинулась в нашу сторону, стремительно увеличиваясь в размерах, — судя по тому, что ноги её оставались неподвижны, она плыла по воздуху.

Андервуд задохнулся и попятился. И налетел на собственный стул.

Да, тут было от чего задохнуться. Я узнал эту фигуру — крепко сбитую, с шакальей головой.

— Стойте!

Лицо Андервуда сделалось восковым. Он вцепился в спинку стула, чтобы не упасть.

— Что-что? — Лавлейс сделал вид, будто прочищает ухо. — Я вас не слышу[78].

— Остановитесь! Вы победили! Я отведу вас в мой кабинет — сейчас же, немедленно! Отзовите его!

Фигура тем временем продолжала расти. Андервуд съеживался просто на глазах. Гоблин скорчил унылую мину и поспешно отступил сквозь кафель. Я заерзал в углу, прикидывая, как же мне поступить, когда Джабор наконец войдет в комнату[79].

Наконец-то Лавлейс подал знак. Бесконечный коридор и приближающаяся фигура исчезли. Стена снова выглядела как обычно, и даже пожелтевшая фотография улыбающейся бабушки Андервуда висела на прежнем месте.

Андервуд стоял на коленях среди осколков своего чайного сервиза. Его трясло с такой силой, что он даже не мог подняться на ноги.

— Ну так как пройти в ваш кабинет, Артур? — спросил Лавлейс.

29

Натаниэль стоял на лестничной площадке; он вцепился в перила, словно боясь упасть. Снизу, из столовой, доносились невнятные голоса — то повышались до крика, то становились очень тихими, — но Натаниэль почти не слышал их. Охвативший его страх заглушал все звуки. «У волшебника может быть лишь один непростительный недостаток — некомпетентность». А что такое некомпетентность? Потеря контроля над ситуацией. На протяжении последних нескольких дней события медленно, но неуклонно выходили из-под контроля Натаниэля. Сперва Бартимеус узнал его истинное имя. Это Натаниэль исправил при помощи жестянки из-под табака, но передышка длилась недолго. Беды принялись валиться на него одна за другой. Власти схватили Бартимеуса. Андервуд поймал Натаниэля с поличным. Карьера рухнула, не успев начаться. И вот теперь демон отказывается выполнять его приказы, а на пороге стоит Лавлейс. А Натаниэль ничего, совершенно ничего не может поделать — лишь стоять и смотреть. Он оказался во власти событий, которые сам же и привел в движение. И не может ничего изменить…

Какой-то негромкий звук пробился сквозь кокон жалости к себе и заставил Натаниэля встряхнуться. Это миссис Андервуд, негромко напевая, прошла из кухни в столовую. Она несла чай: Натаниэль слышал позвякивание фарфоровых чашечек на подносе. Затем послышались стук в дверь, новое позвякивание — миссис Андервуд вошла в столовую, — и снова тишина.

В этот миг Натаниэль напрочь позабыл о собственных неприятностях. Миссис Андервуд в опасности! Враг в доме! Натаниэль был уверен, что Лавлейс вот-вот убедит либо заставит Андервуда провести его в кабинет и обнаружит Амулет Самарканда. А потом… что Лавлейс сделает с мистером Андервудом и с его женой?

Бартимеус сказал ему оставаться здесь, наверху, и быть готовым к самому худшему. Но Натаниэль не мог больше торчать тут и безвольно ждать дальнейшего развития событий. Да, ситуация отчаянная — но он ещё может действовать. Волшебники сейчас сидят в столовой. В кабинете Андервуда никого нет. Если ему удастся пробраться туда и вынести Амулет, возможно, ему удастся и где-нибудь его спрятать, что бы там ни говорил Бартимеус.

Натаниэль быстро и бесшумно двинулся вниз по лестнице, на тот этаж, где находились кабинет и рабочая комната его наставника. Приглушенные голоса, доносившиеся с нижнего этажа, сделались громче; Натаниэлю показалось, что он слышит крик Андервуда. Время поджимало. Натаниэль подбежал к двери, за которой начиналась ведущая к кабинету лестница, — и остановился. Последний раз он проходил здесь, когда ему было шесть лет. Полузабытые воспоминания всплыли в памяти и заставили его содрогнуться, но Натаниэль отмахнулся от них. Он шагнул за порог, на лестницу…

И застыл как вкопанный.

Перед ним была дверь кабинета Андервуда — с намалеванной на ней красной пятиконечной звездой. У Натаниэля вырвался стон. Он узнал огненное заклятие. Стоит ему коснуться двери — и эта звезда его испепелит. Без защиты ему здесь не пройти. А для защиты нужны круг, ритуал вызова, тщательная подготовка…

Но у него нет на это времени. Он совершенно беспомощен! Беспомощен и бесполезен! Натаниэль врезал кулаком в стену. Откуда-то из дома донесся возглас, очень напоминающий крик страха.

Натаниэль помчался обратно, наверх, и, очутившись на лестничной площадке, услышал, как отворилась дверь столовой. В коридоре послышались шаги. Шаги приближались.

А потом откуда-то снизу донесся встревоженный голос миссис Андервуд — и при звуках его Натаниэля пронзила боль.

— Артур, что случилось?

И ей откликнулся другой голос, усталый и бесцветный, едва узнаваемый:

— Мне просто надо кое-что показать мистеру Лавлейсу в кабинете. Не волнуйся, нам ничего не нужно.

Волшебники уже начали подниматься по лестнице. Натаниэля раздирали мучительные сомнения. Что же ему делать? В тот самый миг, как кто-то показался из-за поворота, Натаниэль нырнул в ближайшую дверь и притворил её за собой. И, тяжело дыша, приник к замочной скважине.

Мимо проплелась процессия. Возглавлял её мистер Андервуд. Его одежда и прическа были в беспорядке, взгляд безумен, спина согнулась, словно бы под тяжкой ношей. За ним шёл Саймон Лавлейс: глаза скрыты очками, губы мрачно поджаты. А за Лавлейсом двигался паук, выбирая уголки потемнее.

Процессия удалилась в сторону кабинета. Натаниэль привалился к стене. Голова шла кругом, и его мутило от страха и чувства вины. Лицо Андервуда… Хотя Натаниэль терпеть не мог своего наставника, но видеть его таким… Это противоречило всему, чему его учили, и душа его восставала. Да, Андервуд слаб. Да, он мелочен и ограничен. Да, он всегда обращался с Натаниэлем свысока. Но всё-таки он министр, один из трёх сотен министров, входящих в правительство. И он не похищал Амулет Самарканда. Это сделал Натаниэль.

Натаниэль прикусил губу. Лавлейс — преступник. Кто знает, на что он способен? Пускай за всё ответит Андервуд — он это заслужил. Он никогда не заступался за Натаниэля, он уволил мисс Лютьенс… Пусть ему тоже будет плохо. Ведь Натаниэль затем и спрятал Амулет в кабинете Андервуда, чтобы подстраховаться — на случай появления Лавлейса. Так что лучше всего отойти в сторонку, как советовал джинн. Отойти и приготовиться бежать, если понадобится…

Натаниэль обессиленно спрятал лицо в ладонях.

Он не мог бежать. Он не мог прятаться. Это совет демона, вероломного и коварного. Порядочные волшебники так не поступают. Они не бегут и не прячутся. Если он оставит своего наставника самого разбираться с Лавлейсом, как ему дальше жить? Если его наставник пострадает, миссис Андервуд тоже будет страдать, а этого Натаниэль допустить не мог. Нет, бежать — это не выход. Теперь, когда наступил критический момент, Натаниэль, к своему ужасу и изумлению, вдруг понял, как ему следует поступить. Он должен вмешаться, и будь что будет.

При одной лишь мысли о том, что ему сейчас нужно сделать, Натаниэлю стало дурно. Тем не менее он заставил себя сдвинуться с места и, пошатываясь, поплелся вперёд. Порог, лестничная площадка, ступени, по одной за шаг…

Его здравый смысл исходил на крик, требуя развернуться и бежать прочь, но Натаниэль не поддавался. Его бегство погубит миссис Андервуд. Он должен прийти и сказать правду, чем бы это ни закончилось для него самого.

Дверь кабинета была открыта, огненное заклинание разряжено. Изнутри лился жёлтый свет. Натаниэль застыл на пороге. Похоже, разум его отключился. Натаниэль не вполне понимал, что именно он делает.

Он толкнул дверь и вошёл — как раз в тот момент, когда волшебники обнаружили Амулет Самарканда.

Лавлейс и Андервуд стояли у шкафа, спиной к Натаниэлю. Двери шкафа были распахнуты настежь. На глазах у Натаниэля Лавлейс нетерпеливо подался вперёд, словно кот на охоте, схватил что-то в шкафу — и издал победный вопль. А потом медленно повернулся и сунул свою добычу под нос мертвенно-бледному Андервуду.

У Натаниэля поникли плечи.

Каким маленьким, каким незначительным казался Амулет Самарканда, болтающийся на тонкой золотой цепочке, которую зажал в руке Лавлейс… Амулет слегка покачивался и поблескивал на свету.

Лавлейс улыбнулся.

— Ну, и что это у нас?

Сбитый с толку Андервуд очумело затряс головой. Он явно не верил своим глазам. Казалось, будто он постарел за эти доли секунды.

— Нет, — прошептал он. — Это какая-то хитрость… Вы меня дурачите…

Лавлейс даже не взглянул на него. Он смотрел лишь на свою добычу.

— Просто не представляю, о чём вы себе думали, когда решились на это, — сказал он. — Уже одного лишь вызова Бартимеуса с лихвой хватило бы, чтобы вытянуть из вас все силы.

— Я же говорил, — еле слышно произнёс Андервуд, — я ничего не знаю ни про этого Бартимеуса, ни про вашу вещь, ни про то, как она сюда попала.

Тут Натаниэль услышал ещё один голос, тонкий и дрожащий. Его собственный голос.

— Он говорит правду, — сказал этот голос. — Это я взял Амулет. Вам нужен я.

Тишина, воцарившаяся после этого заявления, длилась целых пять секунд. Оба волшебника резко развернулись — и потрясенно уставились на Натаниэля, разинув рты. Брови мистера Андервуда поползли на лоб, потом опустились, потом снова взмыли, отражая его полнейшее замешательство. На лице Лавлейса застыло непонимание.

Натаниэль воспользовался этой возможностью и подошёл поближе.

— Это был я, — повторил он. Теперь, когда дело было сделано, его голос зазвучал чуть тверже. — Он ничего об этом не знает. Оставьте его в покое.

Андервуд моргнул и затряс головой. Кажется, он не верил своим глазам и ушам. Лавлейс стоял недвижно, не сводя глаз с мальчика. Амулет Самарканда слегка покачивался в застывшей руке. У Натаниэля пересохло в горле, и он кашлянул. Он боялся даже думать, что будет дальше. Когда он решался на признание, то просто не заглядывал дальше этого шага. Где-то в комнате притаился его слуга, так что он не полностью беззащитен. Натаниэль надеялся, что, если понадобится, Бартимеус придёт к нему на помощь.

Тут к его наставнику наконец-то вернулся дар речи.

— Что ты несешь, недоумок? Да ты даже не знаешь, о чём мы беседуем! А ну убирайся отсюда!

Но тут его посетила мысль.

— Стой! Ты как выбрался из чулана?

Тут нахмуренное лицо Лавлейса рассекла странная подергивающаяся улыбка. Он негромко рассмеялся.

— Одну минуту, Артур. Возможно, вы судите слишком поспешно.

На миг к Андервуду вернулась его обычная раздражительность.

— Не говорите глупостей! Этот щенок никак не может быть связан с преступлением! Да он даже не смог бы миновать моё огненное заклятие — я уж молчу о вашей системе обороны!

— И вызвать джинна четырнадцатого уровня, — пробормотал Лавлейс. — Это тоже чересчур.

— Вот именно! Эта идея абсурд… — Андервуд поперхнулся на полуслове. В глазах его мелькнул проблеск понимания. — Погодите!.. Возможно… Неужто такое возможно? Лавлейс, не далее как сегодня я поймал этого выродка с оборудованием для вызова демона, а на полу его комнаты был нарисован пентакль Адельбранда. Я нашёл у него весьма сложные книги — например, «Уста Птолемея». Я думал, что его одолели амбиции, но он потерпел неудачу… Но что, если я ошибся?

Саймон Лавлейс ничего не ответил. Он неотрывно глядел на Натаниэля.

— А час назад, — продолжал Андервуд, — я поймал его за тем, что он шпионил за мной, когда я сидел у себя в кабинете. У него было гадательное зеркало — хотя я никогда не давал ему ничего подобного. А если он оказался способен на это — кто знает, какие ещё преступления он мог совершить?

— Даже если так, — негромко проговорил Лавлейс, — зачем ему красть у меня эту вещь?

Натаниэль видел по поведению своего наставника, что тот не узнал Амулет Самарканда, и понял, что это невежество может спасти Андервуда. Но поверит ли Лавлейс, что он, Натаниэль, тоже ничего не знает об Амулете? Натаниэль поспешно заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более по-детски.

— Я… Я просто неудачно пошутил, сэр! Я хотел вам отплатить за то, что вы меня тогда побили. Я велел демону унести у вас что-нибудь — ну, что сможет. Я хотел спрятать у себя эту вещь до тех пор, пока не подрасту… ну, и до тех пор, пока не смогу выяснить, для чего она и как ею пользоваться. Я думал, сэр, что она не очень ценная. Я очень извиняюсь, если доставил вам какие-то неприятности…

Он умолк, до боли остро осознавая, до чего же неубедительно это всё звучит. Лавлейс молча смотрел на него, и Натаниэль не мог понять по лицу волшебника, что же тот думает.

А вот наставник сразу ему поверил. И наконец-то получил возможность дать волю своему гневу.

— Это последняя капля, Мэндрейк! — крикнул он. — Я отдам тебя под суд! И даже если тебя не посадят, тебя отчислят из учеников и вышвырнут на улицу! Я тебя выгоню! Никто не возьмет тебя на работу! Ты превратишься в нищего, в простолюдина!

— Да, сэр.

Натаниэль был сейчас согласен на всё, только бы Лавлейс ушёл.

— Лавлейс, мне остается только принести свои извинения. — Андервуд немного совладал со своим порывом и теперь горделиво выпятил грудь. — Мы оба пострадали. Он предал меня — а у вас украл это могущественное сокровище, этот амулет…