Вниз по реке Харт Джон
Еще шажок. Еще ближе. Достаточно близко, чтобы увидеть пол.
Лужа крови разлилась на всю ширину двери – такая темная, что казалась черной. Она была размазана там, где собаки лизали ее и топтались в ней, но кое-где оставалась идеально гладкой, словно разлитая краска, прорезанная четкими линиями там, где кровь просочилась сквозь щели между досками. Я увидел ведущие от лужи следы волочения и кровавые отпечатки рук.
Кровь на полу.
Но не от нападения собак. Я понял это с первого же взгляда. Это было видно по тому, как кровь разлилась в лужу, как местами уже свернулась, липкая, как клей.
Падальщики, подумал я. Ничего большего.
Я стал подбираться к ступенькам сбоку, а собаки следили за каждым моим шагом, угрожающе опустив головы в плечи. Я дал им уйму пространства, но они не двигались с места. На миг мы просто застыли вот так – ружье на изготовку, зубы оскалены.
А потом вожак одним махом спрыгнул с крыльца и метнулся через двор. Раз обернулся, словно ухмыльнувшись мне напоследок, и вторая собака последовала за ним. Вприпрыжку промчавшись через траву, они скрылись среди деревьев.
Я поднялся по ступенькам, все еще выискивая взглядом собак, и как можно тише пересек крыльцо. Запах меди наполнял мои ноздри, кровавые отпечатки лап запятнали пол. Медленно повернув ручку, кончиком пальца я толкнул дверь.
Грейс свернулась калачиком на полу – вокруг нее и на платье тоже кровь, пропитавшаяся ею черная ткань еще больше потемнела и мокро поблескивала. Грейс держалась за живот. Ее ноги слабо отталкивались от пола, выходные туфельки беспомощно скользили по тонкой красной пленке. Между пальцев струилась кровь. Я проследил направление ее взгляда.
На противоположной стороне комнаты на краешке белого стула лицом к Грейс сидела Мириам. Она сильно наклонилась вперед, упершись локтями в колени, волосы нависли у нее над лицом. С пальцев правой руки свешивался маленький пистолет – что-то голубоватое и масляно лоснящееся. Я шагнул в комнату, нацелив стволы на Мириам. Выпрямившись, она откинула волосы с глаз и навела пистолет на Грейс.
– Она отобрала его у меня, – произнесла Мириам.
– Положи пистолет на пол!
– Мы собирались пожениться. – Она примолкла, смахнула слезы. – Он любил меня! – Ткнула пистолетом. – Не ее! Эта сучья тетка не знает ни хрена!
– Я тебя слушаю, Мириам. Я хочу услышать все. Но сперва положи пистолет.
– Нет.
– Мириам…
– Нет!!! – выкрикнула она. – Это ты положи!
– Он использовал тебя, Мириам.
– Положи ружье!
Я сделал еще шажок.
– Не могу.
– Следующая пуля будет ей в грудь!
Я бросил взгляд на Грейс – скользкие, красные пальцы, мука на посиневшем лице. Она помотала головой, издала какой-то бессловесный звук. Я опустил ружье, положил его на стол и поднял руки.
– Я собираюсь оказать ей помощь, – сказал я, опускаясь на колени рядом с Грейс. Снял куртку, скомкал, положил на рану в животе, велел ей прижать покрепче. В глазах у нее пылала боль. Прижав куртку к себе, она застонала. Я продолжал удерживать ее руки.
– Ничего в ней такого особенного, – послышался голос Мириам.
– Ей нужен врач.
Мириам встала.
– Пускай подыхает.
– Ты же не убийца, – произнес я, тут же осознав, как сильно ошибаюсь. Дело было в том, как сверкали у нее глаза, рассыпая безумные искры. – О боже!
Я все понял.
– Дэнни порвал с тобой.
– Заткнись!
– Он порвал со всеми своими подружками. Он хотел жениться на Грейс.
– Заткнись! – выкрикнула Мириам, подступая ближе.
– А Грей Уилсон…
– Заткнись, заткнись, заткнись!
Вот и все, что можно было разобрать. Голос ее сорвался на визг. А потом пистолет подпрыгнул у нее в руке. Первая пуля врезалась в пол, вырвав из него длинные ярко-белые щепки. Другая ударила мне в ногу, и буквально все тело взорвалось болью. Я упал на пол рядом с Грейс, руками зажимая рану. Мириам рухнула на колени рядом со мной, с лицом, искаженным от беспокойства и дикого сожаления.
– Прости! – быстро и громко выкрикнула она. – Ну прости же! Я не хотела! Это вышло случайно!
Я уже пытался выдернуть ремень из брюк. Кровь толчками выстреливала на пол, прежде чем я обернул его вокруг ноги и кое-как затянул. Поток крови поутих. Боль – нет.
– Ты как?!
– Господи… – Мучительная боль ввинчивалась в меня обжигающими раскаленными иглами.
Мириам медленно поднялась на ноги. Стала быстро кружить неподалеку, возбужденно размахивая пистолетом, черный глаз которого то отворачивался от меня, то останавливался на мне снова. Я с тревогой наблюдал за ним, ожидая, что в любой момент на конце него расцветет оранжевая вспышка.
Кружение прекратилось, цвет резко спал с лица Мириам.
– То, что Дэнни делал для меня… То, что он заставлял меня чувствовать… – Она кивнула. – Да, он любил меня. Он не мог меня не любить!
Я не удержался:
– Он любил множество женщин. Такой уж он был человек.
– Нет! – Злобный выкрик. – Он купил мне кольцо! Сказал, что ему нужны деньги. Много денег. Он не сказал, для чего, но я знала. Женщина всегда может понять. Так что я дала ему в долг. На что еще он их мог потратить? Он купил кольцо! Хорошее, дорогое кольцо на всю жизнь. Он хотел сделать мне сюрприз. – Мириам опять кивнула. – Я знала.
– Давай угадаю, – произнес я. – Тридцать тысяч долларов.
Она застыла.
– А ты откуда знаешь? – Ее лицо перекосилось. – Это он тебе сказал?
– Он использовал эти деньги, чтобы покрыть свой игорный долг. Он не любил тебя, Мириам. Грейс не сделала ничего плохого. Она не хотела даже просто встречаться с Дэнни.
– Ну как же! Она же такая, блин, особенная! – Что-то хлынуло в лицо Мириам, какое-то новое осознание. – Ты думаешь, будто все знаешь… Думаешь, что ты, блин, самый умный… Ничего-то ты не знаешь! Абсолютно ничего!
Она примолкла, вдруг расплакавшись. Совершенно растерянная. Стала раскачиваться с ноги на ногу.
– Папа любил ее больше!
– Что?!
– Больше тебя. – Ее голос стал почти неслышимым. – Больше меня…
Мириам опять покачнулась, уперев пистолет себе в голову так, как недавно Зебьюлон Фэйт.
И в этот момент из открытой двери послышался голос:
– Это неправда, Мириам.
Это был мой отец. Я не услышал его появления. Он заполнил собой дверь, в измызганных грязью высоких ботинках и прочных рабочих штанах. Винтовку он держал низко, но направлена та была прямо на Мириам. Его лицо под загаром было совершенно серым, палец – внутри скобы спускового крючка. Завидев его, Мириам дернулась, опять нацелила пистолет на Грейс. Слезы полились сильнее.
– Папа… – произнесла она.
– Это неправда, – повторил мой отец. – Я всегда любил тебя.
– Но не так, как ее, – всхлипнула Мириам. – Никогда не так, как ее!
Отец шагнул в комнату. Посмотрел на Грейс, потом на Мириам. И на сей раз не стал ничего отрицать.
– Я-то слышала, что ты тогда говорил! – зло продолжала она. – Вы с Долфом как-то шептались вечером, а я все слышала! Ты никогда не замечал меня. Ты бы не увидел меня, даже если б я села прямо у тебя перед носом! Меня, но только не Грейс. О, эта идеальная, драгоценная Грейс! Словно от нее свет исходит… Это ведь ты любил всегда повторять, разве не так? Она такая чистая! Она не такая, как все! Не такая, как я!
Мириам опять вдавила себе в голову пистолет.
– Лучше меня!
Ее голос сник, а когда она подняла взгляд, то могла поделиться им с любой из тех одичавших собак.
– Я знаю твой секрет, – естко произнесла она.
– Мириам…
– Твой грязный, мерзкий секрет!
Отец подступил ближе. Винтовка не шелохнулась.
– Ты разрушил всю мою жизнь! – Теперь Мириам опять кричала. – Посмотри, что ты со мной сделал!
Рванула перед своего платья – на пол одна за другой летели пуговицы, пока она не распахнула его настежь. Раскинула руки, показывая нам свое бледное тело.
Бледное, изрезанное тело.
Каждый его дюйм, каждый изгиб покрывала густая паутина шрамов, беззвучно кричащих о боли, какую только знал мир. Живот. Бедра. Руки. В каждом месте, которое только можно прикрыть одеждой, порез накладывался на порез.
Слово «боль» белело поверх сердца; «крах» было косо вырезано на животе.
Я услышал своего отца – он словно задохнулся.
– Господи всемилостивый, – только и выдавил он, и, глядя на нее, я понял, что резала она себя далеко не последние пять лет. Не со времени смерти Грея Уилсона. Все это регулярно проделывалось уже очень и очень давно.
Мириам посмотрела на меня, и ее лицо казалось открытой кровоточащей раной.
– Она – его дочь, – произнесла она.
– Остановись, Мириам.
Но она не стала. Боль исказила ее лицо. Потеря. Мука. Мириам бросила взгляд на Грейс, и я увидел в нем ревность и ненависть. Темные эмоции. Темные, как ночь.
– Все эти годы… – Ее голос надломился. – Он всегда любил ее больше меня.
Пистолет взметнулся вверх.
– Не надо, – выдавил мой отец.
Ствол мотался из стороны в сторону. Мириам перевела взгляд с Грейс на отца, и лицо ее скомкалось. Слезы. Злость. Тем самые безумные искры. Прицел сдвинулся, скользнул по полу в сторону Грейс.
Мой отец опять заговорил, и голос его прозвучал совсем уж опустошенно:
– Ради бога, Мириам… Не вынуждай меня делать выбор!
Мириам проигнорировала его, повернулась ко мне.
– Просто прикинь даты, – бросила она. – Он и твою жизнь разрушил тоже!
После чего вздернула пистолет – и в этот момент отец спустил курок. Ствол скакнул, изрыгнул огонь. Громыхнуло так, что весь мир готов был провалиться в тартарары. Пуля ударила Мириам высоко в правую часть груди. Дважды крутанула ее, как в танце, и швырнула через комнату. Мириам упала, как тряпичная кукла, и я понял с первого же взгляда, что она уже не встанет.
Ни сейчас.
Ни когда-либо еще.
В комнате повис дым. Грейс тихо вскрикнула.
А мой отец разрыдался, четвертый раз в жизни.
Глава 32
Грейс была еще жива, когда приехала «Скорая». Жива, но едва-едва. Они трудились над ней, словно она могла умереть в любую секунду. В какой-то момент жизнь в ней действительно угасла. Глаза закатились, показав белки, красные от крови пальцы разжались. Я не сразу понял, что бьюсь затылком об стену, пока Робин не положила мне руку на плечо. Ее глаза были спокойными и очень карими. Я посмотрел на Грейс. Одна нога у нее дернулась, изящная туфелька стукнула по деревянному полу, пока они вдували воздух ей в горло и немилосердно толкали в грудь. Я практически не слышал звука ее дыхания, когда они вернули ее к жизни, но кто-то сказал: «Порядок!» – и ее поспешно понесли к выходу.
Я встретился взглядом с отцом через пол. Он сидел, прислонившись к стене. Я подпирал спиной другую. Как ни сильно я был ранен, как ни близка к смерти была Грейс, больше всех, по-моему, страдал мой отец.
Он только раз быстро осмотрел тело Мириам, а потом так обхватил обеими руками Грейс, словно у него достало бы силы удержать ее душу на месте. Медикам со «Скорой» пришлось силой оттаскивать его, чтобы заняться ею. Отец весь пропитался ее кровью, был полон ясной, открытой муки, и я понял, что какая-то часть ее вызвана тем, что он только что сделал, а другая рождена правдой о том, что Мириам сказала сразу перед тем, как испустить последний вздох. Он знал, что из этого следует, и я тоже знал.
Грейс была его дочерью? Отлично. Просто замечательно. Что тут такого? Такое случается сплошь и рядом. Но теперь, задним числом, все обретало смысл. Мириам ничуть не преувеличивала, говоря о его особой любви к ней. Но Грейс стала появляться на ферме только года через два после смерти моей матери. Я никогда не сравнивал даты. Мне это просто не приходило в голову. Однако я знал день рождения Грейс и четко увидел теперь, что за подарок напоследок вручила мне Мириам.
Какую правду в темной коробке.
Грейс родилась ровно за два дня до того, как моя мать покончила с собой, и это не могло быть простым совпадением.
Мириам была права.
Мою жизнь отец тоже разрушил.
Отец поднял руку и открыл было рот, словно собираясь заговорить, но я просто не мог его слушать. Положил руку на плечо медика со «Скорой».
– Можете вынести меня отсюда? – попросил я.
Бросил еще один взгляд в сторону отца, и когда тот увидел выражение моего лица, то сразу плотно сомкнул губы.
Проснулся я в больничной постели – в приглушенном свете, напичканный наркотиками, даже не помня, что хирурги делали с моей ногой. Зато очень хорошо запомнил, что снилась мне Сара Йейтс. Это был все тот же сон, что снился мне несколько дней назад. Почти тот же. Она шла по освещенному луной двору, платье свободно крутилось у ее ног. Обернулась и вдруг подняла перед собой руку, словно держа на ладони монетку. В прошлый раз на этом сон и закончился. Но только не сейчас. На сей раз я увидел все целиком.
Рука поднялась еще выше, и Сара прикоснулась кончиками пальцев к губам. Улыбнулась и дунула на них, посылая воздушный поцелуй, но только не мне.
Сон не был сном. Это было воспоминание. Стоя возле своего окна, еще мальчишкой, я все это сам видел. Воздушный поцелуй, тайную улыбку, а потом своего отца босиком в бледной мокрой траве. Помнил, как он взял ее лицо в ладони и поцеловал, поцеловал по-настоящему. С грубой, обнаженной страстью, которую я узнал даже тогда.
Я увидел все это – и сразу похоронил, затолкал в какое-то тесное пространство в своей мальчишеской голове. А вот теперь вспомнил, ощутил, словно разрыв где-то в самой глубине души. Сара Йейтс показалась мне знакомой не потому, что была похожа на Грейс.
Я действительно знал ее.
Мне припомнились недавние слова священника, когда речь зашла об обстоятельствах гибели моей матери. «Тут некого винить», – сказал он, и в тени церкви, которую я знал всю жизнь, эти слова действительно несли в себе какой-то смысл. Но только не теперь.
Я был двадцать лет полон гнева, не мог найти себе места и покоя. Словно какой-то острый осколок стекла застрял у меня в голове – красное от крови лезвие, которое вкручивалось в самые мягкие и уязвимые мои части, двигаясь не ведомыми мне темными дорогами и оставляя глубокие порезы на своем пути. Я всегда винил в этом свою мать, но теперь все понял. Да, она сделала то, что сделала, прямо на глазах у меня, своего единственного ребенка. Но то, что я тогда сказал отцу, оказалось правдой. Она хотела, чтобы он это увидел, и теперь я наконец понял, почему. Восемь лет безуспешных попыток выносить ребенка. Постоянные неудачи, пока это не истощило ее вконец.
А потом она как-то узнала.
И спустила курок.
Весь этот мой гнев, наконец осознал я, был на самом деле направлен не на мать, душа которой просто увяла, уже никогда не способная вновь расцвести. Гневаться на нее было несправедливо, и в этом я подвел ее. Она заслуживала лучшего, заслуживала большего. Мне хотелось оплакать ее, но я не смог.
Сейчас было не время распускать сопли.
Я нажал на кнопку вызова дежурной медсестры – крупной женщины с коричневой кожей и безразличными глазами.
– Со мной тут многие наверняка захотят побеседовать, – сказал я. – Я не хочу ни с кем общаться до половины десятого. Можете это устроить?
Медсестра выпрямилась с неким подобием улыбки на лице:
– Почему именно до половины десятого?
– Мне нужно сделать несколько звонков.
Она повернулась уходить.
– Сестра! – позвал я. – Если придет детектив Александер, то с ней я поговорю.
Посмотрел на часы. Пять сорок восемь. Позвонил Робин домой. Она не спала.
– Ты серьезно сказала насчет тоо, что сделала свой выбор?
– По-моему, я выразилась достаточно внятно.
– Слова – штука легкая, Робин; жизнь куда тяжелей. Мне нужно знать, действительно ли ты все как следует взвесила. Все из этого. И хорошее, и плохое. Включая последствия.
– Скажу еще только один раз, Адам, так что больше не спрашивай. Да, я сделала свой выбор. Это как раз ты предпочитаешь помалкивать. Если хочешь поговорить про выбор, то нам нужно поговорить про тебя. Это не может быть улицей с односторонним движением. А к чему это ты?
Я дал себе секунду, а потом все-таки решился, к лучшему или к худшему:
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала. А для этого придется поставить то, что важно для меня, выше того, что важно с точки зрения копа.
– Ты меня испытываешь? – Она явно рассердилась.
– Нет.
– Это звучит серьезно.
– Просто не поверишь, до какой степени.
– Что тебе надо? – Без колебаний.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что мне принесла.
Через час Робин была уже в палате, с открыткой из бардачка моей машины в руке.
– Ты как? – спросила она.
– Злой. В голове полная каша. Но в основном злой.
Робин поцеловала меня, а когда выпрямилась, то открытка осталась лежать на кровати. Я посмотрел на бирюзовую воду, на белый песок.
– Где ты ее взял? – спросила она.
– В мотеле Фэйта.
Робин села, придвинулась поближе на стуле.
– Судя по штемпелю, отправлено уже после смерти Дэнни. Тот, кто послал ее, каким-то образом замешан в его убийстве, по крайней мере постфактум.
– Я уже в курсе.
– Я получу ее обратно?
– Не знаю.
– Ты серьезно?
Я глянул на часы.
– Это выяснится через пару-тройку часов.
– Что ты задумал?
– Расскажи мне лучше про Грейс, – попросил я.
– Да уж, упрощать ситуацию ты явно не собираешься…
– Я не могу говорить о том, что собираюсь сделать. Мне просто нужно это сделать. С тобой это никак не связано. Это связано только со мной. Можешь ты это понять?
– Ладно, Адам. Я понимаю.
– Так расскажешь все-таки про Грейс?
– Все было очень близко. Еще несколько минут, и ее не стало бы. Наверняка хорошо, что ты не стал дожидаться меня.
– Как это произошло?
– Она вернулась с похорон, зашла в дом. Через полчаса кто-то постучал в дверь. Она открыла, и Мириам выстрелила в нее. Без всяких слов. Просто спустила курок и смотрела, как Грейс заползает обратно в дом.
– Где Мириам взяла пистолет? – спросил я.
– Он зарегистрирован на Дэнни Фэйта. Маленькая такая пукалка. Он скорее всего держал его в бардачке.
– Почему ты так думаешь?
– Полиция Шарлотта нашла его пикап на долгосрочной стоянке в аэропорту. Я видела вчера опись. У него в бардачке лежала коробка патронов двадцать пятого калибра[41], но ствола не было.
– Это Мириам его убила, – сказал я. – Для этого она воспользовалась револьвером Долфа, а потом убрала его обратно в ружейный шкаф. Должно быть, «двадцать пятый» она нашла, когда отгоняла пикап в аэропорт, чтобы бросить.
Я видел напряженную работу ее мысли, небольшие хмурые морщинки в уголках ее глаз.
– В твоей теории полно прорех, Адам. Не слишком ли поспешные выводы? С чего ты так решил?
Я передал ей то, что Мириам говорила про них с Дэнни. Сделал паузу, а потом рассказал все остальное – про Грейс, про свою мать, – стараясь сохранять нейтральное выражение лица, даже когда речь зашла про долгий обман отца.
Робин тоже не снимала своей собственной маски. И кивнула, только когда я закончил.
– Все это полностью сообразуется с показаниями твоего отца.
– Он что, тебе тоже рассказал? Всё от и до?
– Рассказал Грэнтэму. Это далось ему нелегко, но он хотел, чтобы Грэнтэм понял, почему Мириам сорвалась. И пусть даже она мертва, он не хочет ничего скрывать. – Она наклонилась ко мне: – Это убивает его, Адам. Он так грызет себя, словно во всем этом только его вина.
– А это и есть только его вина.
– Ну не знаю… Родной отец Мириам бросил ее, когда она была еще совсем маленькой. Представляешь, что это такое для девчушки в ее возрасте? Когда в жизни Мириам появился твой отец, она поставила его на довольно внушительный пьедестал. А оттуда высоко падать.
Я не был готов углубляться в подобные дебри.
– Убийство Дэнни – это всего лишь часть всего остального, – сказал я. – Как раз Мириам и напала на Грейс. Жутко избила ее за то, что Дэнни ее любил. – Я отвернулся. – И за то, что она дочь моего отца.
– Ты не можешь этого знать.
– Я это подозреваю. И собираюсь доказать.
Я ощутил взгляд Робин на своем лице, абсолютно не представляя, о чем она сейчас думает.
– Ты вообще нормально себя чувствуешь? – спросила она.
– Это правда – то, что сказала Мириам. – Я на секунду примолк. – Мой отец и вправду больше всех любил Грейс.
– Ты упускаешь одну хорошую сторону во всем этом.
– Какую?
– Теперь у тебя есть сестра.
Едва уловимое щемящее тепло растеклось в пустоте моей груди. Я посмотрел за окно, глядя, как жесткая голубизна наполняет утреннее небо.
– И Мириам убила Грея Уилсона, – наконец произнес я.
– Что?! – Робин просто застыла от потрясения.
– Она была увлечена им.
Я рассказал Робин о том, как нашел Мириам у могилы Грея Уилсона. Как она ездила туда каждый месяц со свежесрезанными цветами, как уверяла, будто они собирались пожениться. То же самое, что она говорила про Дэнни. Это не могло быть простым совпадением.
– Он был парень симпатичный и компанейский – всем, чем она сама не была. Мириам наверняка несколько месяцев набиралась храбрости, чтобы рассказать ему о своих чувствах, фантазировала, как он отреагирует. Проигрывала все это в голове. А потом случилась эта вечеринка. – Я пожал плечами. – Думаю, она пыталась соблазнить его, но ничего не вышло. Он сказал ей что-нибудь пренебрежительное. Может, просто посмеялся над ней. Наверное, она шарахнула его по башке камнем, когда он попытался уйти.
– Почему ты так думаешь?
– Это как раз то, что произошло с Дэнни, более или менее.
– Мне этого мало.
– Спроси меня еще раз через три часа.
– Ты серьезно?
– В данный момент это не более чем теория.
Она посмотрела на открытку. Это была материальная улика в том, что вполне легко могло оказаться делом о преступлении, заслуживающем высшей меры наказания. Робин могли уволить, даже отдать под суд. Она подхватила ее с кровати.
– Если здесь есть отпечатки, то эта открытка может выпустить Долфа на свободу. Об этом ты подумал?
Читать бесплатно другие книги:
