«Если есть на свете рай…» Очерки истории Уругвая Иванов Николай

Судьбы Хосе Хервасио Артигаса и других выдающихся деятелей латиноамериканского освободительного движения привлекли к себе внимание всего мира во время празднования 200-летия Войны за независимость Латинской Америки (датировка освободительных войн охватывает период 1808–1826 гг., а, согласно некоторым исследованиям, до 1833 г.).

В Венесуэле обожествление самого влиятельного и знаменитого руководителя Войны за независимость С. Боливара приняло характер своеобразного культа: его именем был назван комплекс радикальных реформ президента У. Чавеса («Боливарианская революция»), сама страна сменила название (Боливарианская Республика Венесуэла), именем Освободителя были названы местные органы власти и самоуправления («Боливарианские миссии»). В дополнение к высшей награде – Ордену Освободителя, учрежденному в конце XIX в., появилась традиция награждения выдающихся деятелей копией знаменитой шпаги Боливара. Не раз во время важнейших заседаний правительства президент Чавес просил не занимать одно из кресел, призывая «дух Боливара» принять участие в обсуждениях.

В Мексике под эгидой президента Ф. Кальдерона в 2010 г. состоялась торжественная церемония перезахоронения останков героев Войны за независимость М. Идальго-и-Костилья, И. Альенде, Х. М. Морелоса в реконструированный мавзолей под Колонной Независимости[2].

Хосе Хервасио Артигас (1764–1850)

В Центральной Америке президенты нескольких стран в те же годы вступили в ожесточенный спор по поводу перезахоронения останков героя Войны за независимость Ф. Морасана[3]. На межправительственном уровне шли серьезные дискуссии по поводу возможности поочередного перемещения останков на несколько месяцев из страны в страну, то есть создания первого в мире передвижного мавзолея[4].

Но нигде чествование Освободителей не было таким политизированным, как в Уругвае. В 2006 г. левоцентристское правительство Широкого фронта выдвинуло инициативу по перенесению останков «Отца Нации» Артигаса в новый мавзолей из здания, открытого в 1977 г. по распоряжению военной хунты. Президент Т. Васкес заявил: «Необходимо убрать Артигаса из холодного и сырого мавзолея, где все напоминает об авторитаризме, в теплое место, согреваемое любовью народа и наводящее на мысли о демократии и справедливости»[5]. Ежегодно 19 июня отмечается национальный праздник, посвященный дню рождения «Отца Нации» Артигаса, причем до сих пор идет ожесточенная идеологическая борьба за наследие великого уругвайского лидера.

Каковы же основные вехи изобиловавшего драматическими событиями жизненного пути этого уникального деятеля революционной эпохи в истории Латинской Америки?

От контрабандиста до командира ополчения

«Отец-основатель уругвайской нации» родился в Монтевидео 19 июня 1764 г. в благополучной семье рехидора (чиновника городского совета Монтевидео) Мартина Хосе Артигаса и Франсиски Антонии Асналь. Вместе с братом он посещал школу при францисканском монастыре Сан-Бернардино в Монтевидео, затем работал в усадьбах отца в Карраско и Пандо или занимался скотобойным промыслом в имении Касупа, где его жизнь протекала в обществе гаучо, пеонов, индейцев, негров-рабов. Помимо промысла гуртовщика, он занялся контрабандной продажей крупного рогатого скота и лошадей на границе с Бразилией. Оттуда он возвращался с португальскими и английскими товарами[6].

Незаконной торговлей занимался не только Артигас. Она была широко распространена в конце XVIII в., когда местное общество задыхалось от торговой монополии Испании. Лишь метрополия могла ввозить товары в свои колонии. Но ввиду полнейшего упадка промышленности Испании и дезорганизации торговых связей в конце века, она не могла снабжать колонии всем необходимым, как и приобретать то, что там производилось. Кризис торговли привел к тому, что местные власти не только терпели, но порой даже способствовали контрабандному ввозу и вывозу различных товаров.

Существует немало свидетельств и документов, в которых Артигас предстает как руководитель вооруженных групп пеонов и гаучо, занятых контрабандой на границе с Бразилией. Даже среди этой степной вольницы, своеобразных «ковбоев» Испанской Америки он выделялся мастерским умением набрасывать лассо, метать копье, нож, болас, укрощать лошадей, пересекать водные преграды, ориентироваться на местности. Его отряду не раз приходилось вступать в столкновения с королевскими частями. Наконец, после многочисленных вооруженных стычек, колониальные власти предложили ему амнистию за совершенные преступления (контрабанду и сопротивления властям) и пригласили вступить на военную службу. Хосе решил ответить согласием. Он порвал со своим прошлым и в 1797 г. вступил в недавно созданный отряд улан – кавалерийского ополчения, которое занималось охраной приграничных районов, борьбой с контрабандистами и шайками разбойников.

Благодаря своим заслугам молодой человек быстро продвинулся по службе и получил звание капитана. Помимо достоинств военного командира, современники отмечали у этого слегка сутулого, немногословного креола другие положительные качества – умение вести себя в обществе, приверженность долгу и чести, образованность, знание языков индейцев гуарани и чарруа, искусство врачевать раны и болезни с помощью трав, мастерство в игре на гитаре и исполнении популярных тогда песен. Главное же, что привлекало к нему друзей – патриотизм, увлечение либеральными идеями и желание освободить родину от колониальных пут[7].

Взгляды Артигаса, как и других выдающихся деятелей Войны за независимость, стали формироваться с конца XVIII в. под влиянием идей европейского Просвещения, книг и эссе, переведенных в Испании и полученных в колониях Нового Света. Главные из понятий – принципы личной свободы, федерализма, республиканизма и концепция народного суверенитета – стали определяющими в освободительной борьбе. В русле этих политико-философских принципов общество предшествует конституции, которая лишь оформляет основы его существования и форму правления. Когда общество достигает некоей достаточно высокой стадии развития, граждане свободно и сознательно передают часть свои прав государству, не переставая при этом быть источником и носителем суверенитета.

Как любое порождение человека, учили классики, гражданская власть не может быть непогрешимой и неизменной, но сохраняет свою легитимность лишь в той мере, в которой она обеспечивает благосостояние своих граждан и гарантирует соблюдение их прав. В условиях существования дуализма между светской властью и гражданским обществом необходимо регулировать взаимоотношения с помощью «общественного договора», который гарантирует, что обязательства сторон не будут нарушены, и государство не прибегнет к тирании или деспотизму. Если таковое случается, то народ (гарант и главный субъект суверенитета) имеет право разорвать общественный договор, свергнуть государство и установить свое прямое правление.

Именно эти принципы, перенесенные на почву испанских колоний, стали основанием для развертывания борьбы против тирании метрополии, которая ограничивала индивидуальные права их жителей.

Нежелание Артигаса служить испанским властям привело к отставке в 1805 г. под благовидным предлогом того, что «тяжелая походная жизнь стала причиной ревматизма и артрита».

Тем временем недовольство колонистов жесткими ограничениями, установленными метрополией, запретами, дискриминацией, высокими налогами, тормозившими экономическое развитие колоний, дошло до прямого неповиновения властям и развертывания вооруженных конфликтов.

Англичане на Ла-Плате

Почувствовав слабость своего основного соперника на международной арене, Испании, Англия стала все чаще переходить к военным операциям в Латинской Америке – высадке десантов, бомбардировке и разорению портовых городов под предлогом «защиты своих граждан». Разбив в 1805 г. у Трафальгара франко-испанскую эскадру, Британия стала безраздельной «владычицей морей». В начале 1800-х годов шотландский генерал Томас Мейтланд представил правительству свой план военной интервенции в Испанскую Америку. Главными пунктами стали одновременные высадки десанта в Буэнос-Айресе и Венесуэле (с последующим продвижением по суше на юг и захватом Лимы). После завершения операции на Ла-Плате английский корпус, пополненный рекрутами среди местного населения до 7 тыс. человек, должен был перейти через Анды, захватить Чили и также идти на соединение с войсками в Перу[8]. Таким образом весь континент должен был оказаться во власти Британии.

Премьер-министр У. Питт в 1805 г. назначил военно-морского офицера Х. Р. Попхэма (Popham) экспертом для детального изучения плана, и в итоге было решено не распылять силы, а нанести один удар в районе Ла-Платы. Для облегчения переброски войск в Южную Америку в июне 1806 г. англичане захватили у голландцев военно-морскую базу на мысе Доброй Надежды (Попэм был назначен командующим этой базой), и затем оттуда отправили корабли к Буэнос-Айресу.

Адмирал Х. Р. Попхэм (1762–1820)

Высадка англичан и захват города облегчались тем, что испанский вице-король, маркиз Собремонте отправил войска на подавление мятежей в Верхнем Перу (нынешняя Боливия). Кроме того, местные жители, недовольные политикой метрополии, на первых порах в целом благожелательно относились к англичанам.

Но Попхэм, до этого наблюдавший, с какой легкостью войска генерала Д. Бэрда, переброшенные на его кораблях, захватили Капскую колонию, пренебрег советами своего агента в Буэнос-Айресе У. Уайта. Тот рекомендовал англичанам всячески пропагандировать их «второстепенную роль» помощников и союзников в освободительной борьбе колонистов. Но высадившиеся 25 июня 1806 г. оккупанты (около 2 тыс. солдат и офицеров во главе с генералом У. Бересфордом) решили, что вполне достаточно жестко подавить сопротивление городского гарнизона и показать аборигенам, «кто здесь хозяин».

Поначалу внешне все шло хорошо. Собремонте сбежал из Буэнос-Айреса, бросив казну всего вице-королевства. Огромные запасы золота и серебра попали в руки Попхэма, и они с лихвой могли окупить все расходы на экспедицию. Большинство местных олигархов публично присягнули на верность Британской короне в обмен на гарантии того, что англичане не затронут их торговые привилегии и религиозные убеждения. Большинство обывателей спокойно восприняли оккупантов и не собирались бунтовать против нового режима.

Однако через несколько дней бесцеремонность и наглость англичан вызвали негативную реакцию среди колонистов. Многие представители местной элиты, получавшие дивиденды от торговли с Испанией, опасались конкуренции со стороны английских купцов. Им также пришлось не по душе, что Попхэм просто-напросто украл их казну, т. е. общественные деньги. Хотя они не испытывали особой любви к Испании, но решили, что «из двух зол выбирают меньшее». Как выразился, будущий предводитель аргентинского освободительного движения М. Бельграно, «либо прежний Господин, либо вообще без господ» («Queremos al antiguo amo o a ninguno»).

Генерал Линье принимает капитуляцию войск Бересфорда

Пока англичане почивали на лаврах, по другую сторону Ла-Платы в Монтевидео испанский генерал С. де Линье разработал план освобождения Буэнос-Айреса. В этой операции, забыв свой «артрит», принял активное участие Артигас. В августе испанцы, совместно с отрядами колонистов с Восточного берега, сосредоточили свои силы к северу от захваченного города и вторглись в него. Внутри города повсеместно вспыхивали очаги сопротивления со стороны местных жителей. Войска Бересфорда, привыкшие к баталиям на открытой местности, оказались непригодны для уличных боев. После нескольких дней ожесточенных боев англичане капитулировали.

Пехотинцы Бересфорда были захвачены в плен (позже генерал смог самостоятельно добраться до Англии и даже стал одним из героев в Пиренейской войне 1808–1814 гг.), а организатор интервенции, Попхэм благополучно отплыл с награбленным богатством в Англию. Возможно за счет взяток, розданных им из «призовых» денег, он отделался за свои своевольные действия легким порицанием, а затем даже получил «меч славы» от городских властей Лондона за «неутомимую деятельность по открытию новых заморских рынков».

Британские власти были взбешены унизительным поражением, но списали его на ошибки Попхэма и Бересфорда, по-прежнему полагая, что оккупация устья Ла-Платы не представляет никакой проблемы при наличии достаточных сил. В конце 1806 г. для переброски через Атлантику были подготовлены 15 тыс. солдат и офицеров во главе с генералом С. Окмьюти. Первой целью экспедиции был захват Монтевидео, окруженного мощной крепостной стеной с гарнизоном из 5 тыс. человек. После высадки в окрестностях города в январе 1807 г. англичане отрезали полуостров, на котором находится Монтевидео, от континента и организовали осаду (Sitio de Montevideo). Однако Окмьюти был вынужден торопиться, поскольку подозревал, что на выручку придут испанские войска из других районов. Поэтому 3 февраля он бросил 6 тыс. человек на взятие городских стен.

Оборона Монтевидео (1807)

В обороне были пробиты бреши, через которые британцы ринулись на штурм, однако встретили отчаянное сопротивление со стороны гарнизона и местного ополчения (отрядами уланов командовал Артигас) и были вынуждены отступить. Однако вторая волна атакующих смогла подавить оборону. Испанский командующий Р. Уидобро капитулировал с условием, что с испанскими пленными поступят гуманно. Победа далась англичанам высокой ценой: были убиты и ранены более 500 человек. Потери испанцев и колонистов составили более 1,5 тыс. В итоге Окмьюти захватил один из лучших портов в Южной Америке, который мог быть использован как мощная военно-морская база и опорный пункт для дальнейших завоеваний на континенте. Англичане сразу же объявили «полную свободу торговли», наводнили местные рынки своими товарами, и в течение всего периода оккупации, продолжавшейся полгода, захватывали самые прибыльные места в городском хозяйстве.

10 мая 1807 г. прибывший из Британии генерал Джон Уайтлок сменил Окмьюти на посту командующего. Перед ним была поставлена задача захватить Буэнос-Айрес, однако новый военачальник значительно уступал по своим качествам предыдущему. План операции был непродуман, англичане по-прежнему рассчитывали на грубую силу, а не на антииспанскую пропаганду среди населения.

Уайтлок считал, что отправленных им для захвата Буэнос-Айреса 8 тыс. профессиональных солдат и офицеров вполне достаточно для разгрома значительно уступавших сил генерала Линье. Однако были допущены две роковые ошибки. После переправы на западный берег Ла-Платы интервенты промедлили с началом штурма и дали возможность горожанам хорошо подготовиться к военным действиям (вырыть траншеи на улицах, превратить дома в пункты обороны, запастись водой и провизией). И главное, они руководствовались обычной британской спесью по отношению к «низшей расе» креолов, а также гневом и жаждой мести за прошлогоднее унизительное поражение. Уайтлок был уверен, что преподаст «хороший урок» колонистам. Однако недооценил ненависти к англичанам, которая зародилась во время первой экспедиции, и сплотила горожан.

В июле 1807 г. началось беспорядочное наступление на город, в результате которого передовые части британцев были разгромлены или попали в плен. Совершенно растерявшийся и шокированный нанесенным ему поражением, Уайтлок подписал 12 августа 1807 г. капитуляцию с Линье, согласно которой он должен был полностью вывести все английские войска из района Ла-Платы (включая Монтевидео). Взамен испанцы освобождали всех британских военнопленных, обещали оказать медицинскую помощь раненным и предоставить им беспрепятственный проход в расположение английских войск.

Британские власти не простили Уайтлоку «катастрофы на Ла-Плате». По возвращении на родину он предстал перед трибуналом, и в 1808 г. его разжаловали и с позором уволили со службы.

Артигас после захвата англичанами Монтевидео предпочел уйти со своим отрядом вглубь территории, в Ринкон-де-Серро. Он организовал партизанскую войну, продолжавшуюся весь период оккупации. После того, как генерал Уайтлок ретировался в Англию, Артигас вернулся в Монтевидео и снова занял пост командира ополченцев.

После впечатляющих побед над англичанами Линье назначили вице-королем Ла-Платы. Однако ему оставалось недолго наслаждаться спокойствием и безопасностью колонии. Тот факт, что оборона Монтевидео и Буэнос-Айреса опиралась в гораздо большей степени на местные отряды ополчения, чем на испанские регулярные войска, продемонстрировал в глазах большинства колонистов, страдающих под игом Мадрида, бессилие испанской власти. Они не без основания полагали, что если смогли победить легендарных английских «красномундирников», то смогут избавиться и от испанских господ. Таким образом активное сопротивление англичанам со стороны местного населения привело к ряду изменений в политической жизни вице-королевства и способствовало росту национального самосознания креолов, были созданы местные военные соединения. Все это создало предпосылки для развертывания масштабной борьбы за освобождение колоний.

Мощным побудительным мотивом стали события в метрополии в 1808 г., после вторжения наполеоновских войск в Испанию, которые привели к полной зависимости страны от Франции. В вице-королевстве Рио-де-ла-Плата определились две политические партии, отражавшие борьбу интересов различных слоев общества. Происпанская, роялистская партия включала олигархов, монополистов, ростовщиков, откупщиков, высших чиновников, заинтересованных в сохранение власти метрополии. На заседании кабильдо (органа местного самоуправления) Монтевидео в сентябре 1808 г. они поддержали правительственную Хунту во главе с испанским губернатором города Х. Элио (в 1810–1811 гг. он был назначен вице-королем Рио-де-ла-Платы).

Партию патриотов составляли креолы, мечтавшие о политическом самоопределении и выступавшие против монополизма в торговле. Во время «Майской революции» 1810 г. патриоты Буэнос-Айреса фактически принесли стране национальное освобождение и начали проводить прогрессивные реформы во всех областях общественной жизни. Революционная хунта во главе с М. Морено начала проводить первые революционные мероприятия, вызвавшие яростное сопротивление консерваторов и монархистов.

В конце 1810 г. в Монтевидео Элио объявил войну Революционной хунте Буэнос-Айреса. Находившиеся в его распоряжении военно-морские силы установили контроль над устьем Ла-Платы и приступили к блокаде Буэнос-Айреса, опираясь на помощь и поддержку со стороны португальцев. Ополченцы Артигаса получили приказ от испанского командования выдвигаться к Буэнос-Айресу.

Именно тогда Артигас принял самое важное, судьбоносное решение в своей жизни – вместе с несколькими верными ему офицерами он перешел на сторону патриотов. В марте 1811 г. он уже был в революционном Буэнос-Айресе, где ему присвоили звание подполковника, дали 180 песо и полторы сотни солдат, и он со своим маленьким отрядом отправился в Энтре-Риос для организации сопротивления испанцам.

Во главе антииспанского восстания

Восстания патриотов охватили многие районы Восточного берега Ла-Платы. Штаб Артигаса находился в Мерседесе, куда начали стекаться пеоны, гаучо, индейцы чарруа – все, кто желал участвовать в освободительной борьбе. 11 апреля 1811 г. Артигас обнародовал свою первую прокламацию. В ней он призывал соотечественников к единению и победе: «Наш триумф не за горами, победа или смерть – вот наш лозунг. Тираны должны испытать на себе весь ваш гнев. Американцы смогут доказать, что они готовы отстоять свою родину. Лучше умереть с честью, чем жить в бесчестье, в плену, в зависимости»[9].

Большую известность получила «миссия Вильяграна», попытка испанцев подкупить Артигаса. От имени вице-короля ему был предложен чин генерала, большие деньги и назначение губернатором одной из провинций. В письменном ответе вице-королю разгневанный Артигас написал: «Оскорбление, которое ваше высочество нанесли мне и тем чувствам, которые мной владеют, направив мне предложения с вашим посланцем Мануэлем Вильяграном, столь же недостойно вашего авторства, как и моего ответа. Я ни о чем другом не помышляю, как о благе родины и о справедливой цели, к которой я иду».

Артигас узнал, что испанские части численностью более тысячи человек во главе Хосе де Посадасом, посланные для уничтожения сил патриотов, заняли местечко Лас-Пьедрас и укрепились там. Артигас призвал на соединение с основными силами повстанцев отряд своего брата Мануэля Франсиско. 18 мая началось сражение. Артигас разделил свою кавалерию на несколько колонн, одной из которых было поручено обойти врага с тыла и не дать ему уйти от преследования. На бой против регулярных частей противника – пехотинцев и кавалеристов, поддержанных артиллерией, под командой опытных офицеров, вышли отряды гаучо (местных скотоводов) и народного ополчения общим числом около тысячи человек, вооруженные самым элементарным оружием.

Битва при Лас-Пьедрас (1811)

Патриотам помог талант их командира – он послал один из отрядов для отвлекающего маневра. Посадас попался на эту удочку и бросил все силы на преследование. Тогда Артигас повел своих солдат в атаку. Битва продолжалась около шести часов. К вечеру испанцы признали себя побежденными.

Битва при Лас-Пьедрас укрепила политическое и военное положение хунты Буэнос-Айреса и патриотов Восточной провинции. Ряд историков считают, что победа Артигаса сыграла решающую роль в сохранении завоеваний революции во всем регионе Рио-де-ла-Платы, учитывая поражения патриотов под командованием М. Бельграно в Парагвае и Паране, которые поставили под сомнение само существование хунты Буэнос-Айреса[10]. Не случайно день битвы при Лас-Пьедрасе, 18 мая, ежегодно отмечается как один из главных национальных праздников Уругвая.

Триумфальная победа укрепила моральный авторитет вождя – и не только среди победителей, но и потерпевших поражение. Артигас призвал свое воинство, привычное к жестокости и насилию, быть милосердным по отношению к раненным и пленным испанцам[11]. Этот факт часто отмечают в полемике против сторонников «черной легенды», утверждающих, что психологической доминантой Артигаса была крайняя жестокость. В своем отчете о битве, отправленном в Буэнос-Айрес, Артигас писал: «Есть мгновения, когда фортуна возносит меня на вершины счастья, и это происходит тогда, когда я с оружием в руках приношу пользу великому делу освобождения моего любимого Отечества»[12].

Уже через три дня, 21 мая, отряды Артигаса осадили Монтевидео. Но планам патриотов по захвату города не суждено было сбыться. Хунта Буэнос-Айреса, в которой победили противники Морено (сам он был вынужден выйти из состава хунты и отправлен послом в Англию, но умер во время переезда в марте 1811 г.), была недовольна усилением позиций Восточного берега и взяла курс на унитаризм (в противовес федерализму Артигаса). Она предательски пошла на сговор с испанцами и португальцами. Вторжение португальских войск на территорию Восточного берега началось в июле. В итоге все блестящие победы патриотов в 1811 г. оказались напрасными – более того, улучшилось положение испанцев, которые находились тогда на грани полного краха[13].

Триумвират Буэнос-Айреса (который сменил в сентябре 1811 г. хунту) решил заключить договор с испанцами. Помимо окончательного снятия осады с Монтевидео, было признано, что власть Элио распространяется не только на всю Восточную провинцию, но и на территорию вплоть до реки Параны, т. е. и на часть нынешней территории Аргентины[14].

По инициативе Артигаса было созвано заседание в Кинта-де-ла-Парагвайа, где его участники высказали свое возмущение заключенным договором и перспективой вновь оказаться под властью испанцев. Артигас решил отступать вместе со всеми соотечественниками, желающими идти с ним до берега реки Уругвай. Он был избран «Верховным вождем Восточной провинции».

Видный уругвайский исследователь Э. Галеано пишет, что именно предательство Буэнос-Айреса, оставившего в руках испанских властей и португальских войск в 1811 г. территорию, ныне занимаемую Уругваем, вызвало массовый исход населения на север. «Народ воюющий стал народом уходящим: мужчины и женщины, старики и дети бросали все и шли бесконечной вереницей вслед за вождем»[15]. Тяжелейший поход, в который вышли 4 тыс. военных и более 8 тыс. гражданского населения, длился два месяца и получил название «Исхода уругвайского народа»[16].

Большинство историков считают Исход «первой суверенной акцией уругвайского народа», в котором он проявил свою самостоятельность по отношению к «аргентинцам». Однако есть и «очернители» (в основном из числа аргентинских исследователей), которые клеймят Артигаса за «безответственность, раскол в рядах патриотов», и называют его за агитацию в пользу исхода не иначе как «анархистом и вождем варваров».

Соглашаясь с уругвайскими историками, известный британский исследователь Дж. Стрит считает Великий Исход «славным отступлением, триумфом в поражении»[17]. Люди, ушедшие с Артигасом, стремились к независимости от португальцев даже ценой добровольной ссылки, бросая дома и оставляя за собой выжженную землю и пустые поля. Это было первым проявлением народного суверенитета, фактическим провозглашением того, что жители Восточного берега предпочитают отделиться, и не станут подчиняться ни Испании, ни Рио-де-Жанейро, ни Буэнос-Айресу. Однако этот акт сопротивления остался бы пустым жестом, если бы не был связан с лидером, который стал в глазах народа Вождем – каудильо, заботящимся о бедных и богатых, защитником индейцев и креолов[18].

«Исход уругвайского народа» (1811)

Артигасу приходилось действовать в крайне сложных условиях, имея перед собой такой клубок проблем, которых не было нигде на континенте. Он в одиночку был вынужден сражаться против трех могущественных противников: португальцев, испанцев и властей Буэнос-Айреса (при этом с оглядкой на постоянно меняющиеся позиции великих держав, прежде всего Англии). После ухода португальцев из Восточной провинции – по договору, заключенному между властями Буэнос-Айреса и Рио-де-Жанейро при посредничестве англичан – триумвират в Буэнос-Айресе попытался возобновить кампанию против испанцев в Восточной провинции и привлечь к участию в ней Артигаса. И в начале 1813 г. войска «восточников» (orientales) присоединились к кампании[19]. С октября 1812 г. они окружили Монтевидео.

Самая радикальная конституция эпохи

В январе 1813 г. (во время осады Монтевидео) в Буэнос-Айресе собралась Конституционная ассамблея. Для формулирования предложений «восточников» 5 апреля в поселке Трес-Крусес собрался конгресс, на который съехались делегаты от Восточной провинции, участники революционного движения. Там Артигас представил свой главный документ, который после окончательной редакции получил название «Инструкций 13-го года» – фактически своего проекта конституции, который выдвинул его в ряды не только выдающихся вождей и военачальников революционной эпохи, но и идеологов и политиков той эпохи.

Он предполагал рассмотреть эту конституцию на конгрессе провинций, и его цель была предельно ясна: по достижении территориального единства всей Ла-Платы наладить социальную и политическую организацию провинций и защитить конституционно их интересы.

Хотя за основу проекта была взята конституция североамериканского штата Массачусетс 1780 г. (считавшаяся тогда самой передовой), но «Инструкции» были самостоятельным, оригинальным документом латиноамериканской революционной эпохи.

В первой статье была четко зафиксирована абсолютная независимость колоний от испанской власти. Далее речь шла о свободах, права и обязанностях граждан. Построенная на принципах прогрессивной политической мысли XVIII и XIX вв., эта статья во многих отношениях была более углубленной по сравнению с европейскими конституциями.

Первый параграф первой статьи провозглашал, в соответствии с идеями Просвещения, «основные и неотъемлемые» права граждан, которые «родятся свободными и равными», обязанность государства защищать личность, и, наконец, право народа, если эти пункты не выполняются, «менять правительство и предпринимать необходимые меры для собственной безопасности, процветания и счастья». Таким образом, освящался революционный тезис о вмешательстве народа в дела государственного управления.

В одном из параграфов первой статьи речь шла о свободе религии и утверждалось, что «никакой гражданин не может быть преследуем или ограничен в своих правах по причине того, какой веры, он придерживается». Проблемы образования и культуры были изложены в параграфе третьем, в котором говорилось о «необходимости и обязанности всех жителей, рожденных в этой провинции, уметь читать и писать».

В первой главе, в которой были сформулированы основные принципы государственного устройства, утверждался принцип свободы совести и полного равноправия. Параграф пятый гласил, что различные законослужители и служащие правительства являются исполнителями воли народа, ибо «всякая власть исходит от народа». Этот принцип исключал любой другой, который мог бы способствовать возникновению классовых привилегий. Титулы и чины, согласно «Инструкциям», не могли рассматриваться как наследственные и не могли передаваться детям или родственникам.

Отсюда логически следовал принцип, зафиксированный в следующем параграфе: «Люди, принимающие какие-либо титулы, или дворянство, или почести от иностранных королей или государств, лишаются своего гражданства».

Конгресс в Трес-Крусес (1813)

Выдвигалось требование создания федерации – Объединенных Провинций Ла-Платы. Постулировалось повсеместное установление республиканской формы правления, недопустимость попрания провозглашенных принципов с помощью военной силы или авторитарного правления («военный деспотизм должен быть категорически исключен, и во всех конституционных документах должно быть подтверждено неотъемлемое право народов на суверенитет»), «полнейшая гражданская и религиозная свобода», разделение законодательной, исполнительной и судебной власти.

В одной из статей содержалось требование «поддержания равенства, свободы и безопасности граждан и народов», причем выдвигалось условие, чтобы каждая провинция избирала свое правительство в согласии с этими принципами, и затем формировалось бы Высшее правительство Нации; чтобы в каждой провинции создавались свои собственные вооруженные силы и милиция для поддержания общественного порядка. Наряду с общими демократическими принципами излагались и экономические пункты – признание права портов Восточной провинции Мальдонадо и Колонии-дель-Сакраменто на свободу внутренней и внешней торговли, возможность создания там военного флота для охраны торговой навигации, отсутствие «преференций в отношении отдельных провинций или портов» (имелся в виду прежде всего Буэнос-Айрес), таможенных пошлин, налогов и сборов в торговле между провинциями.

Все это, считали Артигас и делегаты ассамблеи, привлечет народы на поддержку центрального правительства, которое «будет придерживаться целей свободы, благочестия, справедливости, умеренности и предприимчивости»[20].

Федералистская программа Артигаса, противопоставленная централизму (унитаризму) властей Буэнос-Айреса, отнюдь не была механической копией североамериканских конституций. Она имела свои собственные корни. Идея федерации (конфедерации) принадлежала М. Морено, который считал, что, когда будут разрушены старые связи, привязывавшие народы колонии к испанской метрополии, каждая провинция должна стать самостоятельной.

Более того, по мнению видного аргентинского политика и мыслителя Х.Б. Альберди, именно последовательное осуществление идеи федерализма привело к Майской революции в Буэнос-Айресе, и этот же принцип лежал в основе создания там местной администрации. Развитию и распространению идеи федерализма более всего способствовали, по его мнению, М. Морено и Пасо[21]. Эту точку зрения разделяют большинство исследователей[22], за исключением приверженцев «черной легенды», настаивающих на том, что «Инструкции», призывающие к «дроблению» территории на самостоятельные федерации, способствовали ослаблению сил патриотов.

При всей тщательной подготовке «Инструкций 13-го года», пунктуальному соблюдению требований Буэнос-Айреса, делегатов от Восточной провинции, приехавших на Ассамблею, даже не допустили в зал заседаний! Власти Буэнос-Айреса настояли на том, чтобы в Монтевидео в противовес Артигасу провели «свое» заседание, отменившее «Инструкции», игнорировавшее Артигаса и избравшее новый местный орган из числа сторонников централизма.

Федерализм против унитаризма

Артигас, опасаясь внезапного нападения со стороны «союзников» с противоположного берега Ла-Платы в январе 1814 г., снял осаду Монтевидео. А в феврале «Верховный директор» Буэнос-Айреса Х. де Посадас издал декрет, в котором Артигас объявлялся вне закона и лишался всех своих постов; голова этого «врага родины», живого или мертвого, была оценена в шесть тысяч песо. В декрете указывалось, что в случае сопротивления он должен быть убит[23]. По этому факту биографии также идут бурные дебаты: все направления (естественно, за исключением «черного», делающего упор на дезертирство Артигаса в «решающий момент, когда уже была близка как никогда победа над испанцами») оправдывают вождя.

По поводу противоречий между федералистами (артигистами) и унитаристами Э. Галеано пишет: «Идея «единой нации», выдвинутая тогда латиноамериканскими патрициями, слишком уж была похожа на замысел создать для них шумный порт, в котором постоянно толпятся британские купцы и ростовщики, а вокруг этого оживленного порта – сплошные латифундии и горные разработки»[24]. Учитывая роль порта в жизни Буэнос-Айреса, не случайно в провинциях называли всех его жителей «портовиками» (porteos).

В одной из последних прижизненных встреч с аргентинским генералом Хосе Марией Пасом, навестившим изгнанника в Парагвае, Артигас следующим образом описал причины борьбы, которую он вел против Буэнос-Айреса: «Мне не оставалось ничего иного, как ответить войной на закулисные маневры Директории и на военные действия, которые она развязала против моих войск, объявив меня врагом централизма, который в то время мало чем отличался от роялизма. Взяв в качестве образца Соединенные Штаты Америки я хотел установить автономию провинций, дав каждой из них свое правительство и свою конституцию, свой флаг и свое право избирать своих представителей, своих судей, губернаторов из числа местных граждан, проживающих в каждом из этих государств (штатов). Этой цели я придерживался и в отношении своей провинции, для тех людей, которые провозгласили меня их Защитником (Протектором). Для осуществления задуманного надо было, чтобы у всех провинций были свои руководители. Но Пуэйрредон (верховный правитель Объединенных провинций Рио-де-ла-Платы с 1816 г. – Н.И.) и его приспешники желали, чтобы Буэнос-Айрес стал новым имперским Римом, посылающим своих проконсулов в качестве военных губернаторов во все провинции и лишающим всех публичного представительства, как они сделали, отвергнув депутатов Конгресса, избранного народом Восточного Берега, и когда они назначили цену за мою голову»[25].

Известный латиноамериканист Дж. Линч считает, что столкновение между войсками Буэнос-Айрес и Артигаса было неизбежным даже с психологической точки зрения. Для «профессиональных революционеров» (Б. Ривадавии, Х. де Сан-Мартина), которые ратовали за «респектабельную» революцию, «сама мысль о том, что придется получать приказы от «дикаря, сидящего верхом на коне», или о том, что надо разделить власть с каудильо из числа гаучо была дичайшей нелепицей»[26].

Однако ход событий показал, что без «дикарей» обойтись нельзя. Буэнос-Айрес не мог выиграть войну без поддержки со стороны провинций, без солдат и материальных ресурсов, которые могли прийти только оттуда. Для обеспечения всего этого, он должен был по необходимости передавать властные полномочия местным элитам и ополчению, которые предпочитали воевать от собственного лица, нежели от лица porteos[27].

Ряд либеральных исследователей считают, что основная причина конфликта между Восточной провинцией и Буэнос-Айресом состоит в столкновении монархизма, которого стали придерживаться столичные консерваторы, и последовательного либерального демократизма Артигаса и его сторонников[28]. На Тукуманском конгрессе 1816 г. большинство делегатов выступали за конституционную монархию (включая Бельграно и Сан-Мартина) в противовес республиканизму и федерализму Артигаса. За всеми спорами о форме правления стояли прежде всего экономические интересы – все провинции, в той или иной степени, стремились получить прямые выгоды от независимости и требовали свободы торговли и беспошлинного вывоза своих товаров через морские порты. Как образно выразился Артигас, «каждый хочет положить рыбку на свою тарелку»[29].

Реформы Артигаса

Начались военные действия против войск Буэнос-Айреса – по существу гражданская война. Причем она шла на фоне продолжающейся борьбы против колониальных испанских властей. Войска Буэнос-Айреса продолжали осаду Монтевидео до капитуляции этого последнего оплота колониализма в Рио-де-ла-Плате 20 июня 1814 г. Тем временем обострилась борьба между федералистами и унитаристами. Мощный удар войскам Буэнос-Айреса был нанесен в начале 1815 г. в битве при Гуаябосе, в которой против частей Доррего выступили все артигасовские командиры – Ривера, Руфино Бауса, Лавальеха. Победа Артигаса ускорила взятие его войсками Монтевидео 27 февраля[30]. К марту 1814 г. Артигас уже фактически контролировал все междуречье.

Власть в Восточной провинции перешла в руки местного лидера. Артигас реорганизовал управление и продолжал воплощать в жизнь свою идею федеративного устройства. Еще в начале 1814 г. он объявил о создании «Лиги свободных народов» (Liga de los pueblos libres) во главе с ним – «Протектором свободных народов». В следующем году большие усилия были сделаны для формирования Федеральной лиги. Она была официально оформлена 29 июня 1815 г. на «Восточном конгрессе» (Congreso de Oriente) в г. Арройо-де-ла-Чина (Консепсьон). В Лигу помимо Восточной провинции вошли аргентинские провинции Санта-Фе, Коррьентес, Энтре-Риос и Мисьонес. Кордоба также одобрила идею федерализма, но не согласилась на подчинение военной власти Протектора. В каждой из провинций была своя автономная власть, сохранялись прежние позиции местных каудильо, но все согласились быть членами военного союза во главе с Артигасом[31].

Артигас создал свой лагерь в стратегически удобном месте, на плоскогорье Эрвидеро, на берегу реки Уругвай. Его назвали Пурификасьон («Чистилище»), что подчеркивало чистоту целей Лиги. (В католическом вероучении это место, где души очищаются от грехов, прежде чем попасть в рай). Там, по свидетельству шотландца Дж. Робертсона, в простой и аскетической обстановке[32] зарождались и затем проводились в жизнь либеральные реформы Протектора.

Одним из выдающихся вкладов Артигаса стала первая прогрессивная аграрная реформа Латинской Америки. Аграрное законодательство Артигаса 1815 г., по мнению многих исследователей, было «самым передовым и славным документом эпохи»[33]. Оно появилось как ответ на потребность в экономическом и социальном возрождении после многолетних войн[34].

В июле 1815 г. Артигас дал указание начать раздачу казенных земель и тех земель, которые принадлежали европейцам – врагам революции. Эти земли должны были получить «трудолюбивые жители, желающие ее обрабатывать». Он также написал в кабильдо, прося его заставить помещиков заселять свои имения и обрабатывать их при необходимости с помощью государства. На это давался двухмесячный срок. В ответ был созван Совет землевладельцев, который разработал документ, отосланный Артигасу в Пурификасьон. Там ничего не говорилось об острой проблеме землеустройства огромной массы крестьян. Отмечалась лишь необходимость положить конец многочисленным злоупотреблениям военных отрядов, находившихся в сельских местностях в качестве гарнизонов.

Не утвердив привезенный документ, Артигас составил вместо него свой собственный, который назывался «Временный Регламент Восточной провинции касательно развития ее сельского хозяйства и обеспечения безопасности землевладельцев». Он был отослан в кабильдо для исполнения.

«Временный Регламент» представлял собой своеобразный аграрный кодекс, основанный на принципах равноправия и социальной справедливости. Он содержал 29 статей. Территория Восточной провинции делилась на три зоны, власти которых несли ответственность за распределение земли. Оно должно было осуществляться рационально и справедливо: выявлялись земли, которые можно раздать, а также жители, которые были достойны получить участок («самые обездоленные должны стать самыми обеспеченными»). Земли врагов изымались без всякого возмещения, а в их собственности находилось тогда подавляющее большинство латифундий. Индейцам принадлежало, согласно концепции Артигаса, «первейшее право»[35]. Основной смысл этой аграрной реформы состоял в том, чтобы расширить социальную базу революции и привязать к земле сельскую бедноту, превратив в крестьянина пастуха-гаучо, привыкшего к бродячей жизни и контрабанде, дать землю тем, кто ее обрабатывает, расширив число мелких и средних собственников-земледельцев. Право на земельный надел получали, поимо индейцев, свободные негры, самбо (потомки смешанных браков негров и индейцев), бедные креолы, если только они обладали «трудолюбием и достоинством, которых требовало с них благосостояние страны». Землю могли получить также бедные вдовы с детьми[36].

С предельной ясностью были сформулированы все основные аспекты аграрной проблемы. К землям, которые надлежало раздать, относились те, которые принадлежали эмигрантам, «плохим европейцам и еще более плохим американцам», а также те, которые начиная с 1810 по 1815 г., т. е. до того времени, когда в Монтевидео вошли войска Артигаса, были проданы или пожалованы предшествующим правительством. Но даже и в этих случаях судьбу этих земель не следовало решать на основе чувства мести. Так, если на этой земле жила целая семья, то вопрос о ней должен был решаться в зависимости от числа детей.

Так как раздел земли должен был не допускать сосредоточения ее в одних руках, то было предусмотрено, что каждый может получить не более одного участка; кроме того, запрещалось отчуждать земельную собственность, продавать ее или отдавать под залог. Землю надлежало обрабатывать, и в статье шестой предусматривалось лишение права собственности в случае нарушения этого предписания. В последней статье регламента были перечислены меры по развитию скотоводства, а также по созданию сельской полиции.

Сторонники «розового» и «красного» направлений в историографии того периода считают, что «Временный Регламент» возвещал настоящую социальную реформу, до уровня которой не поднялось до сих пор подавляющее большинство стран Латинской Америки[37]. Сторонники либерального («голубого») направления более осторожно оценивают аграрную реформу, считая ее радикализм следствием чрезвычайно тяжелого экономического положения, в котором оказалась провинция. Для приверженцев «черной легенды» «Регламент» Артигаса является одним из доказательств его приверженности «анархизму» и защите «черни» вопреки насущным интересам экономики.

Однако никто не отрицает огромного значения земельной реформы для экономической, социальной, политической жизни Восточного берега. В ней были заложены принципы, способствующие сглаживанию экономического неравенства.

Документ вступил в силу, и с 25 августа началась раздача первых участков. Во всех населенных пунктах были вывешены соответствующие объявления. Кабильдо восприняло радикальную реформу в штыки. Землевладельцы всеми силами пытались заблокировать ее проведение в жизнь. Тем не менее большие наделы стали делить на маленькие участки, гаучо, индейцы, бедняки стали строить ранчо, возделывать землю, собирать первые урожаи. Равенство, в согласии с либеральными принципами Руссо, перестало быть лишь абстрактным юридическим принципом, а стало осуществляться в реальной жизни. Именно этот «прогрессивный североамериканский путь развития», путь создания мелкой земельной собственности, описанный В. И. Лениным, начал воплощаться в жизнь в Уругвае и сулил возможности радикальных преобразований, быстрого экономического прогресса. Таким образом Артигас в аграрном законодательстве выступил в качестве последовательного защитника принципа частной собственности, в противовес феодальным отношениям в сельском хозяйстве.

Наряду с аграрной реформой Артигас занялся преобразованиями других сторон общественной жизни. Прежде всего он всемерно укреплял кабильдо, считая его главным административным органом демократической власти. Большое внимание уделялось сфере образования. Всеобщее обучение объявлялось обязательным, ответственность за это несло государство. Артигас считал, что образование неотделимо от воспитания, в котором на первое место ставилась мораль и гражданственность. В мае 1816 г. была торжественно открыта Публичная библиотека Монтевидео с благословением Артигаса «Да будет просвещенность жителей Восточной провинции такой же высокой, как их отвага»[38].

Одной из главных целей Артигас считал искоренение коррупции – наследия гнилого колониального режима. Причем был убежден, что в этой борьбе надо начинать с себя. Его аскетизм и отказ от всяческих привилегий были известны всем[39]. Отсутствие «показухи» и сребролюбия, столь характерных для других каудильо, стремление к честности даже в мелочах было следствием искреннего и глубокого стремления к демократии. «Всяческие титулы, – писал он, – это пустой мираж. Мне достаточно одного звания – гражданин; порядочность моего собственного поведения должна стать нормой для всех прочих – ведь по тому тону, какой задают лидеры, настраиваются и остальные. Нельзя нарушать закон справедливости и одновременно бороться за ликвидацию последствий деспотизма. Каждый человек равен перед законом»[40].

Реформы Артигаса были восприняты с энтузиазмом «низами» общества, однако элита была весьма обеспокоена социальным вектором политики Освободителя. Противниками Артигаса в Восточной провинции были крупные землевладельцы, олигархи, которые занимали прочные позиции в кабильдо Монтевидео. Но главную угрозу представляли португальцы и власти Буэнос-Айреса, которые рассматривали Артигаса не иначе как «опасного анархиста» и «предводителя вандалов»[41].

Поражение и ссылка

Власти Буэнос-Айреса проводили изощренную политику: они отправили в Рио-де-Жанейро секретную миссию, которая должна была договориться об интервенции португальцев на территорию Восточного берега под предлогом «ликвидации волнений в этой провинции». Помимо того, для ослабления Лиги тайно велись переговоры с властями провинции Санта-Фе (которая входила в артигистскую Федеральную лигу) с целью заключения сепаратного мира – по старому принципу «разделяй и властвуй».

Португальцы издавна боролись за «спорную» (по их мнению) территорию Восточной провинции. Расширение границ Бразилии до берегов р. Ла-Платы позволило бы португальцам установить господство над пятой в мире по величине системой водных путей, доходящих от Атлантики до самого центра Южной Америки[42].

Ситуация 1816 г. была идеальной для агрессии – аграрные реформы Артигаса вызвали недовольство олигархической элиты как в Буэнос-Айресе, так и в самой Восточной провинции. Это обеспечивало по меньшей мере нейтралитет со стороны «porteos», враждебно относившихся к федералистской Лиге. Международная обстановка также благоприятствовала вторжению: Венский конгресс 1814–1815 гг., создание Священного Союза, Реставрация и торжество легитимизма создали отрицательный настрой по отношению к борьбе колоний за освобождение от европейских метрополий. Ситуация также гарантировала Португалии отсутствие враждебных действий со стороны властей Испании, которых убедили в том, что в случае победы Португалия возвратит территорию Восточной провинции Испании[43].

У захватчиков было два основных войсковых соединения под командованием генерала К. Ф. Лекора: одно должно было захватить Монтевидео, второе – провинции Мисьонес, Коррьентес (главную опору Артигаса) и Санта-Фе, чтобы помешать отступлению войск Артигаса. Соединения состояли из 15 тыс. солдат, находившихся в полной боевой готовности. 28 августа 1816 г. без всякого объявления войны португальские войска вторглись в Восточную провинцию на юго-востоке и взяли крепость Санта-Тереса.

У Артигаса было лишь 8-тысячное войско, примитивно вооруженное, плохо дисциплинированное, но настроенное на решительную борьбу[44]. Однако самоотверженность артигистов не принесла им успеха. Кровопролитные сражения продолжались более трех лет, но отдельные победы перекрывались крупными поражениями. В начале 1817 г. португальцы вошли в Монтевидео. Весь состав кабильдо вышел к городским воротам, чтобы вручить победителям ключи от города. По словам Э. Галеано, реформистский курс Артигаса был повержен в прах португальским вторжением, когда олигархия открыла ворота Монтевидео перед генералом Лекором, встретила этого “освободителя” с распростертыми объятиями и повезла его под балдахином в собор на торжественный молебен… в честь захватчика»[45].

Упорная борьба продолжалась во внутренних районах провинции. Артигас упорно сопротивлялся и использовал все возможности, чтобы нанести урон противнику. Сторонники «черной легенды» подробно описывают его договоренности об использовании иностранных пиратов (англичан, французов и североамериканцев) для захвата испанских и португальских торговых кораблей. И эти действия шли не только в Атлантике, но даже в Средиземном море. Силы противников Артигаса получали полную поддержку могущественной Британии. Сам же «Протектор» мог рассчитывать лишь на хорошее отношения с консулом США Т. Хелси и симпатии со стороны президента Монро. Однако американцы в те времена не могли и помышлять о реальном соперничестве с «владычицей морей». Они лишь тайно содействовали операциям корсарского флота, базой которого стал Балтимор.

Однако прежде всего судьба Лиги зависела от ближайшего соседа – Буэнос-Айреса. Пуэйрредон, стоявший во главе масонской Ложи Лаутаро, проводил поистине иезуитскую политику, чтобы добиться краха Артигаса. Для диффамации Артигаса по его заказу был состряпан один из первых пасквилей – предшественников исторических работ в русле «черной легенды», в котором Артигас назывался «чудовищем», «хищным волком», «бичом родины», «новым Аттилой, свирепствующим на несчастных землях, которые ему подвластны». Этот образчик «черной пропаганды», автором которого был П. де Кавиа, чиновник правительства Пуэйрредона, был разослан по всей Восточной провинции, чтобы подорвать престиж Артигаса[46].

Бесконечная цепь поражений и предательская политика Буэнос-Айреса постепенно привели к снижению морального духа артигистов. В 1818 г. усилилось дезертирство офицеров, в основном выходцев из состоятельных семей, что засвидетельствовала комиссия конгресса США, посетившая Рио-де-ла-Плату в начале 1818 г.[47]

Дезертиры изначально были озабочены тем, что в материальном смысле им сулит победа артигистов. Что станет с их латифундиями, доходами, если будет проводиться в жизнь «Регламент», обеспечивавший интересы обездоленных за счет состоятельных людей? Поэтому их не пришлось долго уговаривать перейти на сторону врага. Но эти факты не могли заставить Артигаса прекратить борьбу. Он заявил делегатам из США: «Я буду и дальше бороться, если только у меня останется хотя бы один солдат». «А с португальцами, – добавил он, – я буду бороться, если у меня не останется ни одного солдата, а только дикие собаки».

Однако последним ударом в череде неудач стала битва при Такуарембо 22 января 1820 г. Собственно говоря это не было битвой, а резней, учиненной португальцами, внезапно ворвавшимися в лагерь федералистов ранним утром, когда воины А. Латорре, изможденные постоянными стычками и преследованием со стороны врага, крепко спали[48].

У Артигаса еще теплились надежды, связанные с «доном Фрутосом» (Фруктуосо Риверой), которому он всегда доверял и под командованием которого были самые лучшие войска федералистов. Однако тот предал своего вождя, перейдя на сторону португальцев. Более того, в письме губернатору Энтре-Риоса Ф.Рамиресу, написанном 13 июня 1820 г., он призвал каудильо «покончить с Артигасом – монстром, деспотом, анархистом и тираном»[49].

В 1820 г. в Лиге начались центробежные тенденции, с выдвижением на первый план местных каудильо, среди которых выделялись амбициозный Франсиско Рамирес из Энтре-Риоса и Эстанислао Лопес из Санта-Фе. В феврале 1820 г. они пришли к секретному соглашению с властями Буэнос-Айреса, предусматривающему боевые действия против Артигаса[50]. Рамирес, бывший соратник Артигаса, превратился в самого яростного врага, который без устали преследовал его до самой границы Парагвая. Там Артигас попросил убежища у парагвайского диктатора Хосе Гаспара Франсии и дал клятву, что отказывается от дальнейшей политической деятельности[51].

5 сентября 1820 г. Артигаса интернировали власти Парагвая. Такова была конечная дата артигистской революции в Восточной провинции, которую большинство исследователей считают самой глубокой и последовательной, – целью которой была и национальная независимость, и глубокие социально-экономические преобразования.

Х. Г. Франсия приказал содержать Артигаса в полной изоляции. Сам он ни разу не повидался с вождем и не отвечал на его письма. Через три месяца после прибытия в Асунсьон «Великий Правитель» распорядился отвезти пленника в Сан-Исидро-Лабрадор, отдаленное место на берегу реки Куругату. Рамирес несколько раз посылал письма Франсии, обещая различные льготы и преимущества в обмен на выдачу Артигаса. Однако ни один из его эмиссаров не вернулся из Парагвая.

В Сан-Исидро Артигасу дали небольшой участок земли, он сам построил себе жилище из кирпича-сырца с черепичной крышей. Ежемесячно получал одну унцию золота и этого ему вполне хватало: средства к существованию он добывал, главным образом, возделывая землю. За стремление помочь нуждающимся жители городка прозвали его «отцом бедняков». В 1831 г. Артигаса навестил известный французский натуралист Бонплан, который привез ему изданный в Монтевидео проект конституции его родной провинции. Очевидцы рассказывали, что Артигас поцеловал эту книжку и возблагодарил судьбу за то, что дожил до того времени, когда его родина обрела независимость[52].

После смерти Франсии в 1840 г. Артигаса на полгода заковали в кандалы и посадили под стражу. Однако пришедшие к власти в марте 1841 г. «Консулы» К. Лопес и М. Алонсо отнеслись к Артигасу дружественно и выпустили из тюрьмы. Ему разрешили вернуться на родину, однако Артигас отказался. Президент Парагвая (с 1844 г.) К. А. Лопес, расположенный дружески к престарелому вождю, распорядился перевезти его в окрестности Асунсьона. В 1848 г. к Артигасу на три месяца приехал сын Хосе Мария, но и ему не удалось уговорить отца переехать на родину. Умер Артигас 23 сентября 1850 г. в возрасте 86 лет, и через шесть лет его останки были тайно перевезены из Асунсьона. Позднее прах Артигаса был, наконец, доставлен на родину.

Большинство исследователей отмечают, что за 10 лет бурных коллизий, кровопролитных сражений, блестящих побед и жестоких поражений Артигас сумел сохранить цельность, волевой напор, решимость добиться поставленных целей – освобождения родины, создания республики на принципах федерализма, конституционности, равноправия граждан перед законом, обеспечения социальных прав беднейших слоев, справедливого распределения феодальной земельной собственности. Э. Галеано пишет: «Он был самым выдающимся и проницательным из федералистских руководителей, боровшихся против губительного централизма города-порта Буэнос-Айреса. Артигас сражался против испанцев и португальцев, но в конце концов его силы были раздавлены жерновами Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айреса, выступавшими тогда как орудия Британской империи, и в этом им помогала олигархия: следуя привычному рефлексу, она тотчас же предала Артигаса, как только он выдвинул программу социальных преобразований, не отвечавшую ее интересам»[53].

«Цветные» легенды об Артигасе

В конце 2006 г. президент Т. Васкес, пришедший к власти от Широкого Фронта (коалиции левых сил), подписал указ о том, что 19 июня, национальный праздник, посвященный дню рождения «Отца Нации» Хосе Артигаса, станет называться Днем «Никогда впредь» (El «Da del nunca ms») и будет посвящен памяти жертв военной хунты, правившей в стране в 70-е – 80-е годы ХХ в. «Народ, – заявил президент, – осознавший свой суверенитет и выдвинувший к власти Артигаса, вновь подтверждает свою волю и свое желание добться осуществления важнейшей цели – чтобы никогда впредь не было недоверия и вражды между уругвайцами, чтобы драмы и ужасы недавнего прошлого никогда впредь не повторились»[54].

Репрессивный режим, правивший в 70-е – 80-е гг. в Уругвае, пытался укрепить свои позиции, выдвигая себя в качестве исторического преемника «военного режима Генерала Артигаса». Однако на стенах усыпальницы нет ни одной надписи с изречениями Артигаса, несмотря на то, что многие из них превратились среди простых уругвайцев в крылатые фразы и поговорки. Военные издали специальный декрет, запрещавший гравировать на гранитных стенах изречения их «великого предшественника», так как (не без основания) полагали, что любое из них можно трактовать как «враждебную пропаганду» против их режима[55].

Широкий Фронт, пришедший к власти в 2005 г., решил очистить образ Артигаса, искаженный военной хунтой. Освободитель стал прежде всего борцом за национальную независимость и социальную справедливость.

Прямое включение «Отца уругвайской нации» в политические баталии нынешней эпохи с ожесточенным перетягиванием его наследия то «вправо» (к консерваторам и путчистам), то «влево» (к либералам и даже социалистам) уникально даже для Латинской Америки. Уругвайский Освободитель, как никто другой из плеяды великих деятелей Войны за независимость, вызывал и вызывает до сих пор споры, противоречия и жаркие дебаты. Исследователи насчитывают по крайней мере «четыре легенды» (или идеологические версии), связанные с его судьбой и наследием.

Долгое время после отъезда Артигаса в Парагвай в 1820 г. уругвайские консервативные политики и литераторы пытались вытравить воспоминание о его реформах и вкладе в дело освобождения страны, называя его не иначе как «бандитом», «анархистом» и «контрабандистом», который пренебрегал всеми законами и моралью, «опасным злоумышленником», который выступал против сил порядка. Этой «черной легендой» был не только оклеветан Артигас – этот образ, как считают уругвайские исследователи, заложил идеологические основы архетипа «анархистского каудильо», который использовался и используется по сию пору во многих трудах, посвященных истории Латинской Америки[56].

Большую (если не главную) роль в создании «черной легенды» в историографии сыграли труды видных аргентинских деятелей Д. Ф. Сармьенто и Б. Митре. Сармьенто в своей главной работе «Факундо» (1845) прямо противопоставляет силы цивилизации на территории Рио-де-ла-Платы (естественно, имея в виду буржуазно-патриотическую интеллигенцию Буэнос-Айреса) варварству аргентинской пампы, одним из центральных воплощений которого (наряду с каудильо Факундо Кирогой) считает Артигаса.

«Человек-зверь», жестокость которого не знает пределов, – вот суть образа уругвайского вождя в «Факундо». Даже ремни из кожи полковника Масиэля, служившие упряжью для коня аргентинского диктатора Росаса, были, по его мнению, «предвосхищены обычаями Артигаса, прочих каудильо – варваров и татар». Да и диагональная красная полоса на своем знамени, добавленная Артигасом к бело-голубому («аргентинскому») флагу, возвещает, по мнению аргентинского мыслителя, «ужас, кровь и варварство!»[57]. «Человеческий род, – пишет он, – во все времена вкладывал именно такое значение в кровавый, багрово-алый, пурпурный цвет: пойдите-ка и изучите историю правления тех народов, что предпочитают этот цвет, и вы найдете там Росаса и Факундо: террор, варварство, потоки крови». Повторяются известные истории о жестокости монтонерос (партизан) Артигаса, которые зашивали живьем своих пленников в сырые телячьи кожи и оставляли на медленную мучительную смерть в степных просторах пампы.

Одна и та же сила, пишет Сармьенто, поддерживала Артигаса в Энтре-Риос, Лопеса в Санта-Фе, Ибарру в Сантьяго, Факундо в Лос-Льяносе: «Индивидуализм был ее сутью, копье – ее единственный оружием». «Орды бедуинов, в наши дни грабящие пограничные районы Алжира, дают точное представление о том, что такое аргентинская революция, которую использовали и дальновидные политики, и знаменитые злодеи». Инстинкты этого «зверя в человеческом облике» враждебны европейской цивилизации, «как и любой другой упорядоченной организации: враждебны монархии, как и республике, так как обе происходят из города и несут порядок и уважение к власти». Врожденный бандитизм и жестокая ярость сами по себе противоположны любым законодательным рамкам[58]