Пожар Сиболы Кори Джеймс
– Причалим? – без предисловий начал механик.
– На этот раз не придется, – ответил Холден и вызвал кабину пилота: – Алекс, остаемся здесь, пока не увидим, как причалит «Каллисто», а потом возвращаемся.
– А несколько дней на станции не помешали бы, шеф, – заметил Амос, подтягиваясь к одному из постов управления и пристегиваясь. На рукаве его серого комбинезона виднелась подпалина, левая ладонь наполовину скрывалась под бинтом. Холден кивнул на повязку. Амос пожал плечами.
– Нас на Тихо ждет пара кораблей с почвой, – напомнил Холден.
– У всех яйца киснут пропихнуть их на этот маршрут. При таком количестве вояк кругом что-то подобное было бы самоубийством.
– Однако Фред хорошо платит нам за их сопровождение к станции «Медина», и мне по вкусу его денежки. – Холден развернул корабельные телескопы и приблизил изображение колец. – А вот оставаться здесь дольше необходимого – не по вкусу.
Призрак Миллера был созданием техники пришельцев – тех же, что сотворили врата. Мертвец два года, с тех самых пор, как они деактивировали «Станцию колец», следовал за Холденом. Проводил время, чего-то требуя, расспрашивая и подбивая Холдена испытать новооткрывшиеся врата для исследования планет на той стороне. От сумасшествия Холдена спасло лишь то обстоятельство, что Миллер появлялся, когда рядом никого не было, – а на корабле размером с «Росинант» такое редко случается.
В рубку вплыл Алекс. Его редеющая темная шевелюра топорщилась во все стороны, под глазами виднелись черные круги.
– Посадка не планируется? А то хорошо было бы пару дней отдохнуть на станции.
– Видал? – спросил Амос.
Не успел Холден ответить, как из люка показалась Наоми.
– Мы причаливать не собираемся?
– Капитан спешит за теми землевозами на Тихо. – Амос умудрился объединить в голосе насмешку и нейтралитет.
– Мне бы не помешало несколько дней… – начала Наоми.
– Обещаю вам после возвращения неделю на Тихо. Просто мне не хочется проводить отпуск… – Холден ткнул пальцем в экран, на котором висела мертвая сфера станции и блестели кольца, – здесь.
– Трусишка, – сказала Наоми.
– Угу.
Приемник высветил сигнал о поступлении направленной передачи. Амос, который был ближе всех к приборной панели, стукнул пальцем по экрану.
– «Росинант», – отозвался он.
– «Росинант», – заговорил знакомый голос, – вызывает станция «Медина».
– Фред, – вздохнул Холден. – Проблемы?
– Вы высаживаться не собирались? Наверняка ребятам не помешало бы несколько дней на…
– Я могу быть полезен? – перебил его Холден.
– Да, можешь. Свяжись, когда причалишь. Есть дело.
– Черт побери, – выругался Холден, отключившись. – У вас когда-нибудь бывало чувство, что вселенная решила вас достать?
– Бывало чувство, что вселенная решила достать тебя, – ухмыльнулся Амос. – Забавное зрелище.
– Опять переименовали. – Алекс увеличил вид на вращающуюся станцию, до недавнего времени звавшуюся кораблем «Бегемот». – «Медина» – подходящее название.
– Кажется, это значит «крепость»? – нахмурилась Наоми. – Не слишком ли воинственно?
– Да нет, – сказал Алекс. – Хотя что-то вроде того. Так называлась огороженная стеной часть города. А потом она стала и центром общественной жизни. Узкие улочки, по которым не пробиться захватчикам, не пропускали также и потока транспорта. Пройти можно было только пешком, поэтому там собирались городские торговцы. В итоге получилось место, куда приходят за покупками, пообщаться, попить чайку. Безопасное место для собраний. Хорошее имя для станции.
– Ты много об этом думал? – спросил Холден.
Алекс пожал плечами.
– Интересный вопрос – эволюция корабля и его имен. Первым было «Наву». Город беглецов, так? Большой космический город. Потом «Бегемот» – самый большой и нелепый военный корабль во всей системе. Теперь – станция «Медина». Место собраний. Тот же корабль, три разных имени, три разных судьбы.
– Но корабль все-таки тот же, – кисло повторил Холден, приказывая «Росинанту» выйти на стыковочный курс.
– Имена – это важно, босс, – подумав, заметил Амос. На его крупном лице было странное выражение. – Имена все меняют.
На станции «Медина» шли работы. Большие секции внутреннего вращающегося барабана застилались почвой для дальнейшего производства продуктов, но во многих местах еще проступала металлокерамика. Большую часть повреждений, полученных бывшим кораблем колонистов в боях, успели зачистить и заделать. Офисы и хранилища в стенках барабана превратились в лаборатории для исследования открывшихся человечеству новых миров. Если Фред Джонсон, бывший полковник земного флота, а ныне глава респектабельного крыла АВП, и видел в «Медине» естественное место дислокации неоперившегося правительства Альянса Внешних Планет, у него, по крайней мере, хватало ума не объявлять об этом во всеуслышание.
Холден так часто становился свидетелем того, как здесь гибнут люди, что для него гигантский корабль навсегда превратился в кладбище. Впрочем, то же самое он мог бы сказать о любом правительственном здании.
Фред сидел в своем новом кабинете. Во времена, когда «Медина» еще звалась «Наву», эта комната предназначалась для администрации колонистов. Потом ее заняло «Свободное радио медленной зоны». Теперь пробоины залатали, стены перекрасили и декорировали восстанавливающими воздух растениями. Видеоэкраны демонстрировали вид на кольца вокруг корабля. Холден подивился такому контрасту. Человечество, проникая через червоточины во все точки пространства, не забывало захватить с собой папоротники.
Фред возился с кофеваркой.
– Тебе ведь черный?
– Да. – Холден взял у него исходящую паром чашку. – Не люблю я здесь бывать.
– Понимаю. И ценю, что ты все-таки заглянул, – сказал Фред, падая в кресло со вздохом, который при трети g выглядел чересчур показным. Впрочем, тяжесть, лежавшая на плечах Фреда, не имела отношения к гравитации вращения. Холден знал Джонсона пять лет – и эти годы его не пощадили. Когда-то черные с проседью волосы стали совсем белыми, темная кожа была изрезана мелкими морщинками.
– Признаков жизни не подает? – спросил Холден, указывая кофейной чашкой на экран, где светился раздутый шар «Станции колец».
– Я должен тебе кое-что показать, – произнес Фред, словно не услышав вопроса. Дождавшись кивка Холдена, он постучал по экрану, и за его спиной ожил видеопроектор. На нем застыло на полуслове лицо Крисьен Авасаралы. Второй секретарь исполнительной администрации возвела глаза к небу, а губы скривила в усмешке. – Эта часть касается тебя.
«…ом деле только предлог, чтобы помериться, кто выше ссыт на стенку, – сказала Авасарала. – Так что, думаю, пошлем Холдена».
– Пошлем Холдена? – повторил Холден, но видео продолжало крутиться, а Фред не отвечал. – Куда пошлем? Куда мы пошлем Холдена?
«От “Медины” ему будет недалеко, а ненавидят его все одинаково, так что можно утверждать, что он вне партий. Он связан с вами, с Марсом, со мной. Он никудышный дипломат, так что подходит идеально. Введите его в курс дела, скажите, что ООН платит вдвое выше его обычных расценок, и как можно скорее отправьте на Новую Терру, пока там не напортачили еще больше».
Старая дама склонилась к камере, заполнив лицом весь экран. Холден видел все до единой морщинки и старческие пятна.
«Если Фред показывает тебе эту запись, Холден, имей в виду, что родная планета ценит твои услуги. И постарайся не прищемить себе хрен, на нем и так достаточно синяков». Фред остановил запись и откинулся на спинку стула.
– Так вот…
– Что за черт? – спросил Холден. – Какая еще Новая Терра?
– Новая Терра – первое пришедшее на ум название для первого из миров, исследованных через сеть колец.
– А по-моему, это был Илос.
– Илосом, – вздохнул Фред, – его назвали высадившиеся там астеры. «Роял-Чартер-Энерджи», получившая лицензию на разработку, называет планету Новой Террой.
– А она имеет право? Там уже живут люди. И все зовут ее Илос.
– Здесь все зовут ее Илос. В том-то и дело, как ты понимаешь, – ответил Фред и сделал долгий глоток, выигрывая время на размышления. – Никто такого не ожидал. Беженцы с Ганимеда цапнули тяжелый грузовик «Мао – Квиковски» и на скорости рванули в кольцо сразу, как пришли первые данные с зонда. До того как мы сложили сведения в связную картинку. До военной блокады. До того как «Медина» изготовилась нарушить безопасный в пространстве «Станции колец» скоростной режим. Они проскочили так быстро, что мы их и окликнуть не успели.
– Дай угадаю, – сказал Холден. – Врата Илоса находятся прямо напротив Солнечных врат?
– Не совсем. У них хватило ума зайти под углом, чтобы не врезаться в «Станцию колец» на трестах тысячах километров в час.
– Итак, они год прожили на Илосе, а потом откуда ни возьмись выскочила РЧЭ и сказала им, что, как ни странно, это ее планета?
– РЧЭ получила у ООН лицензию на научное исследование Илоса – или Новой Терры, как ни назови. Причем именно потому, что там высадились беженцы с Ганимеда. Предполагалось, что эти миры до заселения станут изучать не один год.
Тон, каким это было сказано, вызвал щелчок в голове Холдена.
– Погоди. Лицензию ООН? С каких пор ООН распоряжается тысячью миров?
Фред невесело усмехнулся.
– Ситуация сложная. У нас есть ООН, которая претендует на право распоряжаться новыми мирами. Есть граждане АВП, заселившие такой мир без разрешения. Есть энергетическая компания, заполучившая исследовательскую лицензию на мир, который чисто случайно располагает невиданно богатыми запасами лития.
– И есть вы, – дополнил Холден, – оседлавшие турникет, ведущий в эти миры.
– Думается, вполне позволительно сказать, что АВП в корне не согласна с мыслью, будто ООН вправе в одностороннем порядке выдавать подобные разрешения.
– И вы с Авасаралой хотите это прекратить, пока не зашло еще дальше?
– Тут имеется еще пяток переменных, но для начала – да. И тут вступаешь ты. – Фред ткнул в сторону Холдена своей чашкой. На ее боку было крупно напечатано: «Босс». Холден подавил смешок. – Ты сам себе хозяин, но и я, и Авасарала уже с тобой работали и решили, что можно и повторить.
– Вот уж воистину глупая причина.
Фред прикрылся улыбкой.
– И то, что твой корабль пригоден для полетов в атмосфере, тоже не помешает.
– Вы же знаете, мы никогда не пользовались этой возможностью. Меня не тянет проверять, хорошо ли он маневрирует в атмосфере, на планете, от которой до ближайшей ремонтной базы миллион километров.
– «Росинант» – военный корабль, и…
– Забудь. Что бы ни говорила твоя чашка, я не собираюсь нагибать колонистов. Ни за что.
Фред вздохнул и придвинулся ближе. Голос его, когда он заговорил, был теплым и мягким, как фланелька, но под ней все равно чувствовалась сталь:
– Для тысячи планет еще нет никаких законов. Это первое испытание. Ты будешь беспристрастным наблюдателем и посредником.
– Я – посредником?
– Я тоже оценил иронию. Но дела там уже плохи, и нам нужен человек, который удержит равновесие, пока три правительства придумают, что следует делать.
– То есть я должен представить ситуацию так, словно вы уже что-то реализуете, пока вы будете размышлять? – понял Холден. – А насколько там плохо?
– Колонисты взорвали грузовой челнок РЧЭ. На нем летел временный губернатор. Погиб он, несколько ученых и сотрудников РЧЭ. Если на Илосе завяжется открытая война между астерами и корпорацией ООН, это не пойдет нам на пользу в переговорах.
– И я должен сохранить мир?
– Заставь их разговаривать, и подольше. Действуй, как привык, – обеспечь абсолютную прозрачность. В тако случае секреты никому не помогут. Это вполне по твоей части.
– Я думал, вы видите во мне что-то вроде сорвавшейся с креплений пушки, готовой разнести всю галактику. Не потому ли Авасарала посылает меня поближе к пороховой бочке, что добивается, чтобы там рвануло?
Фред пожал плечами.
– Меня не столько волнует, чего хочет она, сколько чего хочу я. А старушке ты, может быть, просто нравишься. Не спрашивай меня почему.
Миллер ждал его за дверью кабинета.
– На станции «Медина» сейчас три тысячи человек, – заметил Холден. – Как так вышло, что никто из них не оказался рядом, чтобы прогнать тебя?
– Возьмешься за эту работу? – спросил Миллер.
– Еще не решил, – сказал Холден. – Что тебе и самому известно, как симулякру, созданному моим же мозгом. Спрашивая, ты на самом деле предлагаешь мне за нее взяться. Поправь, если я ошибаюсь.
Холден зашагал по коридору в надежде, что случайная встреча изгонит дух Миллера. Тот шел следом, стуча подошвами по керамическому полу. От того, что гулкое эхо существовало только в сознании Холдена, становилось еще жутче.
– Не ошибаешься. Надо взяться, – заговорил Миллер. – Этот человек прав. Дело серьезное. В таких случаях кучка недовольных местных жителей мигом способна устроить мясорубку – оглянуться не успеешь. Я как-то на Церере…
– Ох, только не это! Не надо коповских баек от мертвеца. Что тебе понадобилось на Илосе? – спросил Холден. – Не повредит, если ты прямо скажешь, что ищешь по ту сторону колец.
– Ты сам знаешь, что я ищу, – ответил детектив. Он даже умудрился принять грустный вид.
– Ага, какую-то жуткую чужую цивилизацию, которая тебя создала. И я уже знаю, что ты ее не найдешь. Черт, ты сам это знаешь!
– И все равно я должен, и… – Миллер пропал. Женщина в синей униформе станционной службы безопасности прошла мимо, не отрывая взгляда от ручного терминала. Она буркнула что-то вроде приветствия, не поднимая глаз.
Холден по лестнице прошел к внутренней поверхности жилого вращающегося барабана «Медины». Здесь Миллер бы его никак не достал. Здесь шла активная работа, одни люди расстилали почвенные ковры на будущие поля, другие собирали из готовых блоков будущие дома и склады. Холден, проходя, весело помахал им. Назойливость Миллера научила его ценить присутствие в поле зрения живых людей. Они самим своим существованием изгоняли из его жизни толику ужаса. Вместо того чтобы на лифте подняться к переходнику, ведущему из барабана в невесомость кормовой части, где стоял в доке «Росинант», Холден зашагал по длинной изогнутой эстакаде, просматривавшейся из любой точки барабана. В прошлый раз он поднимался здесь под выстрелами. Вокруг гибли люди. Воспоминания были не из приятных, но Холден решил, что это лучше, чем оказаться запертым в одной кабине с Миллером. Вселенная становилась для него тесновата.
У выхода из переходника он на минуту завис, оглядывая барабан. Отсюда расстеленная почва напоминала шахматные клетки, темно-коричневые на фоне серого корпуса. По клеткам букашками ползали загадочные механизмы, превращавшие металлический пузырь в крошечный самодостаточный мир.
«Мы забудем, как это делается», – подумалось Холдену. Человечество едва научилось выживать в космосе, а теперь все выученное забудется. Зачем создавать новые стратегии выживания на крошечных станциях вроде «Медины», когда тысяча новых миров ждет завоевания: даровая вода и воздух, только руку протянуть. Эта внезапная мысль настроила Холдена на меланхолический лад.
Он повернулся спиной к рабочим, занятым уже ненужным делом, и отправился на свой корабль.
– Так что, – начала Наоми, когда команда расселась в камбузе «Росинанта», – летим на Илос?
Холден за несколько минут объяснил, чего хотят от них Фред Джонсон и Авасарала, а потом вроде как сбился. По правде сказать, ответа на вопрос Наоми он не знал.
– На то есть много причин, – наконец заговорил он, выстукивая на металлическом столике частую дробь. – Дело действительно важное. Прецедент, которому последует тысяча миров. И, признаться, мысль, что мы можем этому помочь, меня привлекает. Прокладывать колею, по которой покатят другие, – чертовски волнующее занятие.
– И деньги хорошие, – напомнил Амос. – Не забудь о деньгах.
– Но… – подсказала Наоми, с улыбкой тронув его за плечо. Показывала, что он смело может поделиться своими опасениями. Холден улыбнулся в ответ и похлопал ее по руке.
– Но у меня есть одна веская причина для отказа, – признался он. – Миллеру туда очень хочется.
Молчание было долгим. Первой заговорила Наоми:
– Ты должен взяться.
– Правда?
– Да, – сказала она. – Потому что ты думаешь, что сумеешь помочь.
– А ты думаешь, нет?
– Нет, – сказала Наоми, – я думаю, сумеешь. Но даже если мы ошибаемся, ты свихнешься, если хотя бы не попробуешь.
– И еще, – добавил Амос, – деньги уж очень хорошие.
Глава 5. Бася
– Слезы Христовы, Бася! – воскликнул Куп. – Это ведь мы побеждаем. А что с тобой будет, когда земля под ногами закачается?
Остальные смотрели на него и ждали. Скотти с Питом. И еще Лорис и Катерина, Ибрагим и Зади. Бася скрестил руки на груди.
– Они узнают, кто убил губернатора… – начал он, но Куп отмахнулся от него, как от мухи:
– Не узнают. Если до сих пор не разобрались, понемногу забудется. Было и прошло. Черт, я и сам не помню, кто это сделал. А ты, Зади?
Зади покачала головой.
– Нэ савви, – отозвалась она на жаргоне астеров – своем родном языке. Куп указал на нее, словно произнесенные слова решили дело.
– Мне тоже не нравится, как все обернулось, – вставил Пит, – но, не сделай мы этого, они бы уже все были здесь, а так только по капле просачиваются. Холден застал бы уже готовый купол, и что тогда?
– Именно! – подхватил Куп. – Мы хотели их притормозить – и притормозили. Теперь вопрос, как использовать выигранное время.
– Перебить всех и скинуть тела в шахту, – предложила Лорис, улыбкой показывая, что это в основном шутка.
– Я думал, нельзя ли подпортить им передатчик, – сказал Ибрагим. – Все сигналы идут через один транслятор в техническом бараке. Если с ним что-то случится, им, как и нам, будет не хватать частот.
– И к ручным терминалам это тоже относится? – спросил Куп.
– Возможно, – сказал Ибрагим. – Наверняка поломка ограничит дальность связи и поле зрения.
– Стоит поразмыслить, – согласился Куп.
До развалин, где они собрались, от поселка было полчаса быстрым шагом. Огромные башни из незнакомого, похожего на кость материала вырастали из земли, клонились друг к другу в кажущемся беспорядке, но стоило взглянуть на них в нужном ракурсе, как открывалась сложная симметрия. Углы строений под башнями были скруглены, изгибались пластинками жабр или лапами невообразимо сложной машины.
Мягкий ветерок пронизывал руины, посвистывая, как далекая тростниковая флейта. Когда-то здесь была жизнь, но давно пропала, а оставленные ею кости стали тайным укрытием заговорщиков. Басе вдруг вспомнился видеофильм о морских рачках, заселивших костяк мертвого кита.
– У меня вопрос, – заговорил Бася. – Чего мы добиваемся? Предположим, обрежем их диапазон частот. Что нам это даст?
– Им станет труднее доказывать свою ценность, – ответила Лорис. – Я, как и все мы, читала текст контракта. Да, там много о сохранении среды, о научной базе и об ограничениях, но хватит темнить: РЧЭ явилась за прибылью. Если мы ясно покажем, что прибыли не будет…
– Не о том речь, – возразил Ибрагим. – Что нам необходимо, так это утвердить свои права на планету. Прибыль и расходы потом.
– Я с тобой не согласна, Брам, – возразила Лорис. – Вспомни историю колониализма: законность, права – все это подводилось постфактум. Ты же видишь…
– Я, – вклинился Куп, – вижу, что до прилета наблюдателя от ООН и АВП остается все меньше времени. Бася, ты хочешь что-то добавить?
Бася хрустнул пальцами.
– Он должен увидеть, что в РЧЭ беспорядок, а у нас корабль набит готовым к продаже литием.
– Вот так и сделаем, – недобро улыбнулся Куп.
Расходились по одному или парами, чтобы не привлекать внимания. Первыми ушли Пит с Ибрагимом – вместе, как положено любовникам. За ними, попыхивая трубкой, – Скотти. Лорис и Катерина. Следом обычно уходили Зади с Купом, но не сегодня. Сегодня Куп кивком отпустил Зади. Та шевельнула ладонью – это был жест астеров, привычных к общению в вакуумных скафандрах, – и зашагала прочь на длинных ногах, переставляя их с неуклюжим изяществом. Как жираф.
– Трудно тебе пришлось, – заговорил Куп.
Бася пожал плечами.
– Начало не из лучших, только и всего.
– Ты и раньше был таким же. Ты не боец, – сказал Куп.
– Верно, – с горечью признал Бася.
Они, как и остальные, после Ганимеда год прожили на корабле. Оба отстаивали исход на новые планеты, когда открылись врата. Бася знал Купа как бойца той ветви АВП, которая не признавала никаких компромиссов с внутренними планетами. Рассеченный круг Альянса Внешних Планет был наколот у него над левой лопаткой. Басе не в первый раз подумалось, что название «внешние планеты» за последние пару лет приобрело совсем новый смысл.
– Бывает тяжело, – продолжал Куп, – особенно на больших станциях. На Церере, а прежде – на Эросе. На Ганимеде. Там много внутряков. Живешь с ними, работаешь, случается, кое с кем и сдружишься. А потом приказ, и ты должен запечатать скафандр и оставить кого-то на смерть. Иначе нельзя, иначе станут выискивать закономерность. Кто выжил, когда должен был умереть. Это может выдать ячейку.
Бася покивал, но во рту у него стало кисло.
– Вот что мы такое? Ячейка АВП?
– Против захватчиков с Земли, нэ? Те еще хуже.
– Да, – сказал Бася, – я тебя понимаю.
– Понимаешь ли? На мой взгляд, с твоей подачи люди задают слишком много вопросов. Задумываются, верный ли путь они выбрали.
– А тебе это мешает? – ощетинился Бася.
– Тебе мешает, друг. Чем больше сомневаешься ты, тем больше сомневаются они. И не думай, будто я и вправду забыл. Все мы помним, кто нажал ту кнопку.
Обратный путь всегда выводил Басю из равновесия. Возвращаясь, он видел слишком много напоминаний о том, что сделала и чего не сделала их группа… ячейка. Маленькая гидрологическая лаборатория над промывкой – геодезический купол и буры. Как на миниатюрной шахте. Одинокий домик экзобиологов на окраине поселка. Незнакомые люди на площади, бейджики РЧЭ на их одежде.
На пустыре к северу от поселка пылили ногами футболисты: местные, в команде которых был его сын Яцек, играли с командой корпорации. Ну, пока они хотя бы в разных командах. Бася обогнул их и вошел в поселок по обычной дорожке, тянущейся от рудника. Бриз превратился в ветер, гоняющий пыльные смерчики. По высокому своду неба тянулся клин крупных тварей, похожих на белых медуз с золотистыми щупальцами. По словам Люсии, каждая из них была размером с корабль, но Басе не верилось. Он задумался, дал ли уже кто-нибудь название этим медузам.
– Бася!
– Кэрол, – кивнул он крупной женщине, пристроившейся к нему на ходу. Кэрол Чививе после приземления единодушно была выбрана координатором. Умная, целеустремленная, волевая, но не задиристая. Кэрол почти наверняка догадывалась, что он участвовал в происшествии на посадочной площадке, но это не имело значения. Одни секреты остаются секретами, потому что о них не знают. Другие – потому что о них не говорят.
– Я собираю бригаду для профилактики шахты. Она выходит завтра. Дней на пять, на шесть. Тебя записывать?
– Там что-то случилось?
– Нет, и я хочу, чтобы и впредь не случалось. Осталось поднять наверх всего несколько загрузок, и можно отправлять корабль.
– Хорошо бы набить полный трюм до появления наблюдателя, – заметил Бася.
– Совершенно справедливо, – улыбнулась Кэрол. – Рада, что ты согласен. Сбор на площади в девять.
– Хорошо, – сказал Бася, и Кэрол, хлопнув его по плечу, отправилась по своим делам. А он только минут через двадцать сообразил, что, собственно, не давал согласия. «Вот потому она всем и заправляет», – подумал он.
Дом, где жила его семья, стоял ближе к окраине. Кирпичи лепили из местной глины, прессовали на рудничном оборудовании и обжигали в печи с поддувом. Примитив. Следующим шагом было бы вырыть себе пещеру и нарисовать на ее стенах бизонов. Люсия стояла на крыльце, обмахивая кирпичи веничком из местной травы – или ее аналога. Растение пахло навозом и мятой, а будучи срезанным, меняло цвет с черного на золотистый.
– Еще неизвестно, чем газует эта штука, – сказал Бася. Семейная шуточка. Ответ жены зависел от ее настроения и служил лакмусовой бумажкой, выявляющей кислотность семейных отношений.
– Там на треть канцерогенов, на треть мутагенов и еще треть невесть чего, – с улыбкой отозвалась Люсия. Значит, все хорошо. Бася вздохнул свободнее, поцеловал жену в щеку и нырнул в домашнюю прохладу.
– Брось ты это дело, – крикнул он, – все равно ветром нанесет.
Люси еще немного пошуршала метелкой по кирпичу и вошла в дом. По меркам Ганимеда или корабля, дом у них был громадный. У каждого из детей имелась своя спальня, и еще одна – у родителей. Отдельное помещение для кухни. На «Барбапикколе» даже капитанская каюта на несколько метров уступала дому Баси. Вся эта варварская роскошь принадлежала ему. Он сел на стул перед окном и оглядел равнину.
– А где Фелисия?
– Пошла гулять, – ответила Люсия.
– Ты говоришь совсем как она.
– Все, что я знаю о Фелисии, я знаю от Фелисии, – объяснила Люсия. Она улыбалась. Даже посмеивалась. Бася несколько недель не видел жену такой веселой. И знал, что это неспроста. Ей зачем-то понадобилось привести его в хорошее настроение, но, если не терять голову, ему, может, и удастся устоять против манипуляции. Впрочем, бороться не хотелось. Хотелось немножко пожить так, будто все хорошо. Потому Бася подыграл.
– Это она в тебя пошла. Я всегда был послушным мальчиком. У нас что-нибудь съедобное есть?
– Еще один корабельный паек.
– Без салата? – вздохнул Бася.
– Скоро будут и салаты, – посулила жена. – Новый урожай хорошо растет. Если не обнаружится никаких странностей, через неделю соберем много морковки.
– Когда-нибудь мы станем растить зелень на здешней почве.
– Может быть, севернее, – кивнула Люсия и, опершись на его плечо, тоже выглянула в окно. – Здесь даже местной фауне несладко приходится.
– Южнее, севернее… По мне, так «здесь» – это весь Илос.
Жена вышла на кухню. Басю вдруг потянуло к ней: проснулась ностальгия по тем временам, когда они были молоды, бездетны и всегда готовы. Он услышал, как щелкнул и зашипел пищевой контейнер, в воздухе поплыл запах саг алу[6]. Люси вернулась и поставила для каждого мисочку шириной с ладонь. – Спасибо, – сказал Бася.
Люсия кивнула и села, убрав ноги под стул. Высокая гравитация изменила ее. Мышцы рук и ног стали выпуклыми, спина, когда Люсия садилась, изгибалась под другим углом.
Илос изменял людей неожиданным образом – хотя, вероятно, этого следовало ожидать. Бася подцепил алу вилкой.
– Завтра ухожу на рудник, – сказал он.
Люсия чуть подняла бровь.
– Зачем?
– Профилактические работы, – ответил он и добавил, поняв, о чем она думает: – Меня Кэрол попросила.
– Тогда хорошо.
Она имела в виду: хорошо, что Кэрол, а не Куп. Бася почувствовал укол стыда и тут же рассердился, что ему стыдно.
Он плотнее сжал губы.
– Прилетает наблюдатель, – словно невзначай сказала Люсия. – Джеймс Холден.
– Слышал. Это хорошо. Будет у нас рычаг против РЧЭ.
– Пожалуй.
Бася помнил времена, когда они смеялись вместе. Когда Люсия приносила из ганимедской больницы забавные истории о врачах и пациентах. Они ели искусственный бифштекс, нежный, как настоящая телятина, и пили сваренное на маленьком спутнике пиво. И разговаривали часами, пока не приходило время спать. Теперь все их разговоры стали осторожными, будто у слов были стеклянные кости. Поэтому Бася сменил тему.
– Так странно, – сказал он. – Мне, наверное, никогда больше не придется варить в вакууме. Столько лет обучения и работы, а теперь опять кругом атмосфера.
– Ты это мне говоришь? Знала бы я, как все обернется, согласилась бы, когда предлагали перевод на общую терапию. – Ты была лучшим хирургом на планете!
– Лучший хирург на планете чаще всего занимается кишечной непроходимостью и гинекологическими обследованиями, – сухо заметила Люсия. Взгляд ее стал далеким и жестким. – Надо поговорить о Фелисии.
Вот оно что! Нежность, покой, добрые воспоминания. Вот к чему все вело. Он сел прямо, уперся взглядом в пол.
– О чем?
– Она заговаривает о будущем. Для нее.
– Оно такое же, как для всех, – сказал Бася.
Люсия сунула в рот еще кусок картошки, медленно прожевала и без того мягкий алу. Порыв ветра ударил в окно, застучал песчинками по стеклу. Голос Люсии, когда она заговорила, был мягок, но неумолим.
– Она мечтает об университете, – сказал Люсия. – Сдала все работы и экзамены через Сеть. Для поступления ей понадобится наше согласие.
– Она слишком молода, – проговорил Бася, уже понимая, что зашел не с той стороны. Досада стиснула ему горло, и он отставил недоеденный ужин.