Хедвиг совершенно не виновата! Нильсон Фрида
– Подумаешь, уже и спросить нельзя.
– Что там такое происходит? – трубит учитель, наконец обратив на них внимание. Книгу о Христе он отложил на стол.
– Хедвиг сказала «заткнись», – говорит Карин.
– Да, потому что ты мне мешала! – шипит Хедвиг.
– Тихо, – вздыхает учитель.
– Но я просто хотела, чтобы Хедвиг рассказала про Макса-Улофа, – говорит Эллен. – Она единственная из моих знакомых, у кого есть дома осёл.
Кто-то смеётся. Учитель задумчиво теребит бороду.
– Хр-м, не сейчас.
– Ну пожалуйста!
– Я не хочу! – говорит Хедвиг. – Отстаньте от меня, я хочу послушать про Иисуса!
– М-м, – мычит учитель и снова берётся за книгу.
Хедвиг ставит локти на парту. В классе темно. Одна парта пустует. Альфонс. После драки он так и не появлялся в школе. Нос ещё слишком распухший, и губа толстая, как подошва. Он лежит дома и сосёт черничный кисель через трубочку. Думать об этом ужасно. Но ещё ужаснее представить себе, что будет, когда он поправится и вернётся в школу. Потому что вообще-то Хедвиг не умеет драться. Просто в тот раз кулаки сами собой налились злобой.
– Эй! Хедвиг! – шепчет Эллен.
– Отстань!
– Так, ну хватит уже! – кричит учитель. – Неужели непонятно?
– Я хочу пересесть! – говорит Хедвиг. – Надоели уже!
– Пусть сядет со мной! – кричит Линда.
Линда сидит с Йоном. От Йона пахнет коровником.
– Ну-у, – говорит учитель. – С вами уже давно всё понятно. Вы и пяти минут помолчать не можете.
– Можем! Обещаем! – говорит Хедвиг. – Можно я пересяду к Линде? А Йон сядет с Патриком!
Учитель зажмуривается. Потом качает головой.
– Нет, мы вот как поступим. Хедвиг, вы с Линдой поменяетесь местами. Тогда девочки не будут к тебе приставать, раз уж им никак спокойно не сидится.
Хедвиг вздыхает. Они с Линдой медленно собирают вещи. Переезд завершён, Хедвиг садится с Йоном. В ноздри проникает запах коровника.
Учитель продолжает читать.
Но вскоре вскакивает Линда.
– Отстаньте! – шипит она Эллен и Карин.
Эллен разводит руками:
– Мы ничего не делали!
– Ага, а кто же меня ущипнул? – спрашивает Линда.
Учитель швыряет книгу на стол.
– Неужели последний день перед каникулами нельзя посидеть тихо? Чем вы там занимаетесь, вы двое?
– Ничем! – возмущается Карин. – Мы ничего не делали!
– Но меня кто-то ущипнул! – говорит Линда.
– Учитель, я не хочу сидеть с Хедвиг! – пищит Йон.
– Это ещё почему?
– От неё пахнет мылом. Мама говорит, что у меня от мыла астма.
Учитель покраснел, как головка рождественского сыра, кажется, ещё секунда – и он взорвётся.
– Я не хочу сидеть перед ними, – бормочет Линда, сердито глядя на Эллен и Карин. – Только отвернёшься, а они щипаются.
– Неправда! – шипит Эллен.
Учитель трёт виски и закрывает глаза.
– О’кей, – говорит он. – Сделаем вот как. Эллен садится с Йоном.
– Нет! – пищит Эллен.
– Карин садится с Патриком, – продолжает учитель. – А Хедвиг и Линда могут занять парты Карин и Эллен, если обещают после каникул быть умницами и не болтать.
– Да! – кричат Хедвиг и Линда. Они вскакивают и опять собирают свои вещи.
Остальные ученики целую вечность ждут, когда учитель продолжит читать.
В конце концов Линда и Хедвиг садятся рядом. В животе всё поёт от счастья.
– Ну вот, – говорит учитель. – Замечательно.
За окном падают снежинки, а он читает им дальше длинную историю о том, как родился на свет Иисус. Самое удивительное, что найти Христа волхвам помогла звезда. Они просто шли за ней и ни разу не заблудились!
– Хотя это, конечно, была не обычная звезда, – говорит учитель. – А Вифлеемская – самая большая и яркая из всех звёзд.
И, придя в Вифлеем, мудрецы обнаружили в яслях Христа, совсем ещё маленького и сморщенного. Ангелы пели, пастухи играли на флейтах, и все кричали от радости.
Вдруг Линда ахает.
– Что такое? – шепчет Хедвиг.
Линдины глаза блестят.
– Я только что поняла, кто меня ущипнул.
– Кто?
– Я сама!
Хедвиг не может сдержаться. Если она не рассмеётся, её тело разорвётся на маленькие кусочки. Линда тоже не может больше терпеть. Они хихикают всё громче и громче, и вот уже весь класс обернулся и смотрит на них.
Учитель медленно опускает книгу. Он пронзает их взглядом, чёрным, как грозовая туча.
– Вы только что обещали сидеть тихо! – говорит он.
А Линда и Хедвиг всё хохочут и хохочут.
– Да, – отвечает Хедвиг. – Но…
– Но что?
– Но… мы обещали сидеть тихо только после каникул!
Учитель роняет голову на стол.
– Я больше не могу, – говорит он. – В этом году всё. С наступающим Рождеством.
– С наступающим Рождеством! – кричат дети и вскакивают из-за парт.
За несколько секунд класс пустеет. Только учитель всё так же сидит за своим столом, наслаждаясь тишиной и одиночеством.
Каникулы – наконец-то! Длинные белоснежные каникулы, пахнущие мокрыми варежками, камином, ёлкой и чисто натёртыми полами. Каникулы без Эллен и Карин и без пустой парты, которая с немым упрёком смотрит на Хедвиг, напоминая о том, что она расквасила человеку нос. Да, здорово будет отдохнуть от всего этого.
Автобус подпрыгивает на кочках и везёт Хедвиг домой, и, хотя настроение у неё вполне весёлое, что-то всё-таки не так. На компостной куче пусто. Капризного и вздорного уродца, который всегда встречал её, нет. Значит, это будут каникулы и без Макса-Улофа тоже.
Звезда в небе
Каникулы без Макса-Улофа – это странно. Чего-то как будто не хватает, ночи стоят тихие и тянутся бесконечно. Хедвиг не спится, она привыкла слышать по ночам пронзительные ослиные крики. Как он мог ей не нравиться? Теперь, когда Макса-Улофа нет, он никак не выходит у неё из головы. Теперь она не променяла бы его даже на пятьдесят белых лошадей. Хедвиг прячет лицо под подушкой, крепко зажмуривается и изо всех сил старается не думать о своём бедном осле, который бродит где-то в лесу и плачет. Но забыть его невозможно, он застрял у неё в голове, как будто клеем приклеенный!
Только в канун Нового года она ненадолго о нём забывает, потому что звонит Линда.
– Если тебе так грустно, я приеду, – говорит она. – Я могу быть почти такой же милой, как осёл. Пап! – кричит она. – Отвезёшь меня к Хедвиг?
Через полчаса у «Дома на лугу» тормозит красный «форд». Из «форда» выпрыгивает Линда, и машина исчезает так же быстро, как появилась.
Линда входит в дом с большой сумкой в руках. На Рождество она попросила только один подарок.
– Тебе подарили мопед? – спрашивает Хедвиг.
– Нет, – говорит Линда.
– Что же тебе подарили?
Линда открывает молнию. Внутри лежит пара белых ботинок с лезвиями.
– Коньки. А тебе что?
Хедвиг улыбается:
– Сейчас покажу.
Она взбегает по лестнице и влетает к себе в комнату. Подарок лежит на кровати. Ткань вся будто светится, застёжки сверкают, как серебро.
– Сумка! – говорит Линда.
– Угу.
Это зелёная сумка с ремнём, за который её можно вешать на плечо. Когда в сочельник Хедвиг открыла свой подарок, она поняла, что всю жизнь мечтала именно об этой сумке. Она и сама не замечала, как ей надоел её старый дурацкий рюкзак.
– Клёвая, – говорит Линда. – Лучше бы я тоже такую сумку попросила. Ясно же, что они никогда не подарят мне мопед.
Хедвиг вешает сумку на плечо и подходит к зеркалу. Сумка что надо. Ха, пусть им теперь будет стыдно – всем тем, кто её дразнил из-за осла! Ни у кого в классе, кроме неё, нет настоящей сумки через плечо!
Линда осторожно трогает коньки. Лезвия острые, как ножи, порезаться можно до самой кости.
– Ты умеешь кататься? – спрашивает она.
Хедвиг горячо кивает. Ну конечно!
В прихожей, в шкафу, лежат её собственные старенькие коньки, пропахшие плесенью.
– Лужа на пастбище замёрзла, – говорит Хедвиг, засовывая руки в рукава куртки. – Можем покататься.
– А это не трудно? – спрашивает Линда.
– Да нет, ерунда, – отвечает Хедвиг. Она видела по телевизору, как легко скользят по льду ледяные принцессы. Если принцессы могут, то и у них с Линдой получится!
Они распахивают тяжёлую входную дверь.
Тут появляется мама. Увидев у них в руках коньки, она кидается к шкафу и что-то ищет.
– Если вы кататься, то надо надеть шлемы, – говорит она.
Хедвиг ненавидит шлемы. Особенно те, что есть у них в «Доме на лугу». Это не шлемы, а горшки какие-то. Они такие толстые, что можно упасть на землю с самого неба, а голова всё равно останется цела.
– Фу! – говорит мама, обнаружив в одном горшке серый крысиный помёт. Крыса погрызла ремень, и теперь из него во все стороны торчит бахрома. Мама выкидывает помёт и нахлобучивает горшок Хедвиг на голову.
– Эти несносные животные всё погрызли, – вздыхает она. Потом нахлобучивает второй горшок на Линду.
Они выходят за дверь. Мороз покусывает щёки, головы в тяжёлых горшках болтаются из стороны в сторону. Большой клён сверкает миллиардами кристаллов.
Добравшись до замёрзшей лужи, они садятся на землю и шнуруют коньки. Осторожно ступают на лёд.
Рриттш! – и Хедвиг плашмя падает на спину, следом – свишш! – грохается Линда.
Девочки сразу же встают на ноги. Коньки пляшут и дёргаются, как будто живут собственной жизнью. Панг! – и Хедвиг опять шлёпнулась. Чонг! – и Линда тоже. Видно, Хедвиг всё позабыла, потому что ей казалось, что кататься на коньках куда проще.
И вот они уже сидят у кромки и вздыхают. Всё вышло совсем не так, как они думали.
– Что за дурак вообще придумал, что на коньках надо кататься по льду? – ворчит Линда.
– Чего?
– Смотри! – Линда встаёт. Она разбегается и подпрыгивает в воздухе. – Легкотня, только на лёд ступать не надо!
Хедвиг тоже пробует. Линда права. Лезвия, как ножи, врезаются в замёрзшую землю!
Девочки сбрасывают шлемы и начинают плясать по полю. Они подскакивают и парят в воздухе, прыгают и разворачиваются, выписывают пируэты и скользят по бороздам! Ледяные принцессы из телевизора им и в подмётки не годятся! Коньки натужно поскрипывают, но этого никто не слышит.
– Я же говорила, это не сложно! – кричит Хедвиг.
– Ага! – отвечает Линда. – Нет ничего проще!
И только когда солнце начинает прятаться за верхушками елей, а тени становятся длинные, как приставные лестницы, девочки снова садятся на землю и расшнуровывают коньки.
И вот тут-то они призадумываются. Лезвия уже не такие острые, как ножи. А тупые, как сырные корки. Линда покусывает палец.
– Ой, мама меня убьёт.
Хедвиг молчит. Её мама тоже не обрадуется. Коньки – дорогая вещь.
Поэтому, ковыляя на закате домой, они решают ничего не рассказывать взрослым. Дома они запихивают заснеженные коньки в шкаф и сверху прикапывают шарфами.
– Скорее, пока никто не пришёл, – говорит Хедвиг и едва успевает захлопнуть шкаф, как прибегает мама.
– Привет! Хорошо покатались?
– Ну так, нормально, – говорит Хедвиг. И сразу убегает, а Линда спешит за ней.
В кухне у плиты стоит папа, под столом сидит кот Тощий и грызёт маленькие розовые чешуйки с усиками.
– Что на ужин? – спрашивает Хедвиг.
– Гратен с креветками, – отвечает папа.
Такие вкусности обычно готовят на Новый год. Праздничные угощения. На столе вскоре появляются салфетки и бокалы на ножках, и всё так торжественно, как будто ты вдруг оказался во дворце!
Вечер выдался просто замечательный. В прихожей стоит коробка с фейерверками, которые они запустят в полночь. Линда и Хедвиг без конца чокаются лимонадом – десять раз, двадцать. Ура, с Новым годом!
Но вдруг в животе всё сжимается. Новый год начнётся без Макса-Улофа. Хедвиг глядит в окно. На пастбище пусто, небо чёрное, как уголь. Холодными белыми точками светятся вдалеке звёзды. Самая яркая звезда – та, что когда-то в давние времена привела трёх королей к Иисусу. Вифлеемская звезда…
Хедвиг долго смотрит на крапчатое небо. И тут ей в голову приходит идея. Блестящая, чёткая идея!
Дело близится к полуночи. Без десяти двенадцать они встают из-за стола.
– Давайте запустим фейерверки, – говорит папа.
Девочки бегут в прихожую. Натягивают ботинки, комбинезоны, шапки и варежки. Но вдруг мама вскрикивает:
– Что это такое мокрое?!
Все смотрят на пол. Лужа. Вытекает из шкафа. Мама открывает дверцу, достаёт мокрые шарфы и сырые чехлы для велосипедных сёдел и в конце концов вынимает две пары коньков. Снег растаял. Увидев испорченные лезвия, мама морщит лоб.
– А это, интересно, как получилось?
Линда осторожно косится на Хедвиг.
– Не знаю, – пищит Хедвиг. – Крысы, наверно? Ты же знаешь, вечно они всё грызут.
Мама качает головой. Она ну ни капельки не верит в историю с крысами. А ведь Линдины коньки были совсем новые! Что скажет её мама?
Кончик Линдиного носа начинает дёргаться. На глаза выступают слёзы, вот уже нижняя губа дрожит.
И тогда папа говорит, что завтра утром возьмёт в домике для щенков точило и наточит коньки, и они снова будут как новенькие. Но теперь надо поторопиться, потому что скоро двенадцать!
Они выбегают в чёрную ночь. Папа вставляет ракеты в бутылки, а мама, Хедвиг и Линда ждут в сторонке. Папа поджигает фитиль…
Свиш-панг! Свиш-панг! Свиш-панг!
– С Новым годом! – кричат все.
Но, когда папа готовится поджечь самую большую ракету, которая называется «Красный дракон», Хедвиг подбегает и что-то шепчет ему на ухо.
Папа как будто колеблется. Потом смотрит на маму. И кивает.
– О’кей, – говорит он.
И направляет ракету прямо вверх, а не наискосок над пастбищем, как предыдущие.
Взорвавшись над крышей «Дома на лугу», «Красный дракон» озаряет всё небо вокруг, оно светится, светится и никак не желает гаснуть. Поэтому тот, кто стоит далеко отсюда, в десяти, пятидесяти или ста милях, – он видит сверкающую красную звезду. И благодаря ей не собьётся с пути.
– Теперь ты не заблудишься, Макс-Улоф, – шепчет Хедвиг. – До скорой встречи.
Расплата
Макс-Улоф сразу не вернулся. Он, наверно, был уже у самой финской границы, когда увидел красную звезду и пошёл назад. Ясно, что за один день оттуда домой не доберёшься. Хедвиг ждала, ждала, а январь всё никак не кончался. Однажды на дороге снова остановился и забибикал автобус. Началась школа.
Альфонс выздоровел. Нос у него немного покривился, а на голове появилась новая бейсболка с надписью «Сааб Скания». Это ему подарил папа.
– Папа сказал, что тебя надо проучить, – сообщает он, встретив Хедвиг на площадке у забора.
Хедвиг хочет пройти, но Альфонс преграждает путь.
– Хватит, пусти! – просит Хедвиг. В горле растёт ком.
Альфонс качает головой. Он улыбается. Но это не добрая улыбка.
– Сейчас я тебе задам, – говорит он и замахивается.
Хедвиг в последнюю секунду уворачивается. Она отпрыгивает в сторону и убегает.
Альфонс ударяет кулаком по ладони другой руки.
– Ослихе крышка!
И бежит за ней. На нём толстые зимние ботинки для езды на снегоходе. Развязанные шнурки хлещут по ногам.
– А ну поди сюда, я тебе наваляю! – кричит он.
Ни за что! Как только Хедвиг слышит, что Альфонс приближается, страх словно хватает её за ноги, и они бегут ещё быстрее. Из лёгких вырывается свист, мышцы горят. Снег и гравий разлетаются во все стороны.
У сарая одноклассники играют в «стуки-стуки за себя». Увидев, что Альфонс гонится за Хедвиг, они сбегаются посмотреть. Рикард, Алекс, Йон и Патрик – все выстраиваются у стены. Эллен тоже.
– Мы что, играть не будем? – кричит Карин.
Эллен не отвечает. Она ждёт удара.
Но удара не случается. Альфонс выдохся, он еле ковыляет в своих тяжёлых ботинках.
– Иди… сюда… я… тебе… наваляю… – задыхается он.
– Не пойду! – кричит Хедвиг. Она подпускает его поближе… А потом срывается с места.
И, когда звенит звонок, Альфонс с трудом передвигает ноги. Чёлка взмокла от пота.
– Хедвиг – быстрее всех! – кричит Йон.
Эллен злобно поглядывает на Хедвиг через холодные, запотевшие стёкла очков.
Да, Хедвиг быстрая – быстрая, как муха. Она забегает в класс. Если понадобится, она может бегать так хоть целый день. Хоть всю неделю, да хоть всю четверть!
Приходит Линда, ноги у неё мокрые – промочила, пока шла от дома до школы. Постепенно собираются остальные.
Но Альфонса всё нет. Учитель уже велел достать учебники по математике, когда дверь наконец открывается и в класс вваливается Альфонс. За ним входит Эллен.
– Побыстрее, – говорит учитель. – Где вы пропадали?
– Я была в туалете, – отвечает Эллен.
Альфонс ничего не говорит. Он садится за парту и ставит локти на крышку.
Но скоро его просят рассказать, как он ездил в больницу с разбитым носом, и тогда он немного оживляется.
Он едва мог дышать – столько спёкшейся крови было у него в носу! Медсёстры ковыряли и скребли, и было так больно, что Альфонс кричал. Потом его отпустили домой. Нос посинел, потом позеленел, потом стал светло-жёлтый, а потом снова обычного цвета. Только прямым он уже никогда не будет.
Хедвиг вздыхает. Какой кошмар – ходить с перекошенным лицом до самой смерти. С кривым носом особо не женишься. Не то чтобы Хедвиг собиралась замуж за Альфонса, но всё-таки ужасно, что она вот так покалечила человека. Каждый раз, глядя в зеркало, Альфонс будет вспоминать Хедвиг и её железные кулаки.
Скоро в классе становится тихо. Только едва слышно скребут по бумаге карандашные грифели и тикают на стене часы. Тик-тик-тик. С каждым «тиком» перемена всё ближе, и Хедвиг знает, что её ждёт. Но пока ноги ей не отказали, она не сдастся! Уж лучше бегать до посинения!
Звенит звонок, Альфонс исчезает первым. В раздевалке среди детей, которые копошатся и второпях ищут свои варежки, его не видно. Линда выходит на крыльцо.
– Его здесь нет, – говорит она.
Хедвиг осторожно выглядывает. Альфонса действительно нигде нет. Ни на площадке, ни на пригорке, ни у парковки. Куда он делся?
Эллен и Карин с топотом проносятся мимо. Рикард и Алекс за ними.
– Будете в «стуки-стуки за себя»? – спрашивает Эллен.
У Хедвиг челюсть отвисла от удивления. Она оборачивается – Эллен, наверно, разговаривает не с ней. Но за спиной никого нет.
– Будете? – настаивает Эллен. – Вчетвером скучно играть.
Хедвиг не верит своим ушам.
– Ты больше не злишься? – наконец уточняет она.
– Нет, – говорит Эллен. – Ну что, будете играть или нет?
Линда пожимает плечами.
– Можно, – говорит она.
– О’кей, – говорит Хедвиг.
И они бегут к сарайчику.
– А вы не знаете, где Альфонс? – кричит Хедвиг.
Эллен оборачивается:
– На катке! Он сказал, что будет играть в хоккей!
В животе у Хедвиг как будто расправила крылья и запорхала бабочка. Ноги скачут вприпрыжку. Может, ей больше не придётся бегать? Может, Альфонс понял наконец, какая она быстрая, и ему надоело за ней гоняться?
Они останавливаются у сарайчика, Эллен скрещивает руки.