Телефонист Чернявский Владимир
– Маска – это для обычной жизни. А Телефонист ему нравится. Его превосходство… Полагаю, это то, что позволяет себе появляться без грима.
Сухов помолчал, прикидывая.
– А маскарадный костюм? – спросил он.
– Это неважно, – Ванга тряхнула головой. И усмехнулась. – Это как одежды, прости за тавтологию: для дождливой погоды и для солнечной. Вынужденная и досадная необходимость. Но я могу и ошибаться.
Длинный коридор заканчивался. Вон уже выход. А там свежий воздух и солнечный свет. Худенькой девушке Телефонист позволил увидеть лишь маленькую часть себя, разрез глаз. Разноцветных. И оставил жить. С ожогом от его сраного супергеройского отражения. Только Ванга всё равно не может поручиться за её безопасность.
– Странная вещь – похмелье, – поделился Сухов. – Ты ведь иногда… – Болезненно поморщился. – Кем бы он ни был, ты ведь иногда оказываешься у него в голове? Так?
Ванга мрачно усмехнулась и не ответила.
– Поэтому ты и сказала, что она единственная, кто видел Телефониста.
– Приходится. Сухов, – сказала Ванга.
– Я вот тоже сейчас… – признался он. – Занесло на секунду.
– Тошнит?
– Вообще-то там… жуть.
– Я знаю, – словно эхо отозвалась Ванга.
25. Джин-тоник (эхо)
Игорь Рутберг пребывал в прекрасном расположении духа. После перебранки с женой, когда она хлопнула дверью, а он показал ей вслед язык. И охранник Николай это видел. Она закатывала сцены при Николае, не стесняясь, словно тот был мебелью. И вот сейчас унеслась, долбанув дверью. Игорь Рутберг показал язык, потом с наслаждением потянулся. Она всё ещё влекла его. Иногда.
– Ты совсем сошёл с катушек, – бросилась с обвинениями она, бывшая модель, а сейчас мать двоих детей. – Притащил в дом бомжа.
– Он мой сержант, – невозмутимо отозвался Игорь Рутберг. – Вообще-то, я ему жизнью обязан.
– И что?!
Он не удивился. Всё-таки сказал:
– Для тебя это ничего?! Его нога осталась на той мине, которая могла бы забрать мою жизнь.
– Ну и дал бы ему денег.
– Собираешься учить, как мне поступать?
– Весь дом провонял.
– Уже нет, – Игорь Рутберг поднял руку со стаканом «Бомбей-Сапфира». После тренировки он пил один джин-тоник. И не пьянел. Он вообще никогда не пьянел и крайне редко перебирал с алкоголем. – Человек оказался на дне. Дюба… ты ведь не знаешь, какой он. Я его вылечу.
– Да пожалуйста! Я-то почему должна это терпеть? Сюда-то зачем?! Сними ему отель, если всё ещё в войнушку свою не наигрался.
Игорь Рутберг сделал глоток. Он не пользовался соломинкой и не испытывал по отношению к ней гнева – к своей бывшей модели.
– У него проблемы с ментами, – веско сообщил он. – Я это пока улажу.
– Пока? Насколько это «пока»?! Мальчики приехали всего на неделю.
– Мы вместе каждый вечер.
– И Дюба твой тоже!
Он посмотрел на неё с интересом.
– Послушай, вообще-то, сирые и убогие должны вызывать твоё сострадание. Твой благотворительный фонд…
– С каких это пор ты настолько погружаешься в среду? – с усмешкой парировала она.
Игорь Рутберг отставил стакан. Было два сценария: выглядела она сейчас довольно соблазнительно. Но следовало договорить.
– Забей! – предложил он. – Дюба не нуждается ни в твоей жалости, ни в твоём сострадании. Кстати, как и в моём. Это я его должник! Я помогу. А потом он уйдёт.
– Так сделай ему загранпаспорт, – предложила она. «Вот ехидна, – подумал Игорь Рутберг. – Но ей идёт. Идёт быть стервой. Только меня это больше не возбуждает». – Оплати швейцарскую клинику.
– С каких это пор? – Игорь Рутберг состроил печальную гримаску, но с трудом удержался от того, чтобы не засмеяться. – Когда это с тобой случилось?
– О чём ты, милый?
– О подкупе, любовь моя. Отгораживаешься от жизни баблом…
– Ой, только не надо, – усмехнулась она. И, кривляясь, добавила: – Когда это с нами случилось?! Нравоучительный пафос – не твой конёк.
– Знаю, – он весело смотрел на неё. – Но дай порепетировать: заседание Совета Федерации…
– Это ведь ты какие-то свои грехи отмаливаешь с этим бомжарой своим, – она не унималась.
– Не называй его так, не надо, – попросил он. От игривости в его тоне не осталось и следа. – Его зовут Дюба. Можно Игорем. Как меня. И он никуда не уйдёт. По крайней мере, до тех пор, пока я ему нужен.
– Может, ты женишься на нём?
– Прекрати, – сказал он. Но холод, если тот и мелькнул в его голосе, растаял. Глаза снова весело блестели. – Скоро всё закончится.
– Когда?
– Твоя удивительная манера ставить ногу на грудь, – пожаловался Игорь Рутберг. – Я не хочу ссориться, неужели не видишь?
– А я спрашиваю, сколько мне ещё терпеть вонь твоего дружка в доме?!
Он вздохнул:
– Любовь моя… У тебя есть прекрасный дом на Гарде. Я тебе предлагал купить на озере Комо, но ты сама его выбрала. У тебя и у мальчиков. А здесь – мой дом. И мальчиков. И Дюба – мой гость. Мы ведь когда-то так договорились?
– Ну и пожалуйста! – фыркнула она. – Оставайся со своим бомжарой.
Всё-таки не удержалась от драматизма. Развернулась и вышла вон, хлопнув дверью и оставив последнее слово за собой. А Игорь Рутберг показал ей язык. Эти навернувшиеся у неё слёзы – он уже привык – не то что игра, но и цена им – грош, так, выброс гормонов. Вернётся весёлая, спокойная и ещё более красивая. Вернётся ангелом.
– Ей скоро уезжать, – тихо подал голос Николай. – Вот и нервничает. Простите, Игорь Марленович…
– Ну да, – согласился Игорь Рутберг. Подумал и добавил: – Коль, лети в этот раз ты с ней, а не Митрохин.
– Как скажете, – отозвался Николай. – Но я там…
– Италия, весна… – Игорь Рутберг мечтательно закатил глаза. – Всё цветёт… отдохнёшь месячишко, ты заслужил. И мальчики к тебе привязались.
– Спасибо, Игорь Марленович, – сказал Николай.
– Не за что, дорогой, – ответил Игорь Рутберг. И подумал о Дюбе: вот как удивительно иногда всё может сложиться. Надо же, его ищет Ванга. Дюба был не в курсе нашумевших дел, так, только по слухам, но рассказал всё, как было.
– Похоже, я знаю её, тёзка, – с улыбкой кивнул Игорь Рутберг. Двумя движениями пальцев нашёл в своём телефоне фото; конечно, не из тех, которые нельзя было показывать, удивительно: скрытная Ванга не возражала против откровенных фоток, она вообще самая удивительная, – и повернул экран к Дюбе.
– Она, – признал тот и смущённо добавил: – Она не такая, как все. И она добрая.
– Да, – согласился Игорь Рутберг. – В курсе.
Сейчас, после драматичной до комизма ссоры с женой он думал о Ванге. Чувствовал себя всё более весело, прямо прилив сил какой-то. Только Ванга не устраивает драматично-комичных разборок. И слёз он её ни разу не видел. Гормоны есть у всех, просто Ванга не слаба на мокрые глаза, расстояние от источника до слёзных желез подлиннее. Намного. Только, похоже, она всерьёз решила его бросить. Игорь Рутберг отпускал поводок, знал, когда натянуть, знал, чем её привлечь, и она приходила. Отшучивался, потому что они и правда во многом были похожи, и им хорошо было вместе. Но поводок натягивался всё сильнее, Ванга словно упиралась ногами, шла к нему, но упиралась всё сильнее. Смешно, но неужели он настолько действительно привязался к ней? Наверное, он увидит её слёзы, её тяжеловесные слёзы в тот день, после которого она больше не придёт. Можно растянуть это мгновение, но нельзя сделать его бесконечным. Он нужен ей, потому что они похожи, и он знает её самые тайные и самые стыдливые фантазии, которых она не стыдится. Но эта история почти закончена, исчерпана, и Ванга теперь намерена двигаться дальше. Сама не знает куда, но дальше, без него. Хотя голос тела всё ещё удерживает её, Ванга действительно решила всё прекратить. Это волевое решение и, возможно, глупое, но ведь Дюба прав – она не такая, как все, и когда что-то, пусть даже самое соблазнительное, вдруг перестаёт устраивать, такие девушки без сожаления обрубают концы. Но сейчас у Игоря Рутберга ещё оставался козырь, замануха, как он его называл, он ещё знал, чем её привлечь.
– Эх, – весело произнёс Игорь Рутберг. – Всё бросить, жениться на ней. Будет кому хлопать дверью и показывать язык.
Игорь Рутберг допил свой джин-тоник. Николай вышел во двор, по которому Дюба с восторгом раскатывал в инвалидном кресле с движком. Николай – молодчина, он уже прошерстил сеть и уже отчитался, где можно заказать уникальный протез, за дорого, но дело того стоит. Возможно, Дюба сможет даже и бегать. Игорь Рутберг посмотрел на свой стакан, затем в окно, сквозь двор и куда-то далеко, за реку, где ещё, укутавшись в воспоминания, жило детство, и куда всё ещё можно было иногда прийти.
Жениться на Ванге и протез для Дюбы… Он сильный, тёзка, главное, чтобы нашёл это в себе и поднялся. Пусть бегает! А что, может, даже станет параолимпийцем.
Игорь Рутберг всё ещё смотрел куда-то сквозь пустой стакан и сквозь время. Радость и счастье никуда не деваются. Надо только помнить Путь. Ванга и Дюба…
– Тёзка, – проговорил Игорь Рутберг, – я не дам тебя в обиду. Я очень постараюсь не дать тебя в обиду.
Глава одиннадцатая
26. Форель: его дом и его книга (герметический треугольник)
Сухов и Ванга дочитывали рукописный текст, с трудом пробиваясь сквозь почерк Форели. Несколько раз Сухов ловил себя на том, что думает: «Ох, чёрт, что же творится в его башке? В его симпатичной башке?!» Может, Ванга права – он мог бы быть Телефонистом, но ему повезло, он стал писателем.
В другой раз он подумал: «Что это? Как он утверждает – пишет только развлечь читателя, и судя по тиражам, ему это удаётся? Или необходимость выпустить своих собственных потаённых чудовищ? Попугать, шокировать, показать потаённые страхи и фантазии, и выпустить чудовищ, которые в обычной жизни обычного человека спят глубоким сном и никогда не проснутся?!»
И они читали дальше. Это было даже больше того, на что они рассчитывали. Сначала Форель позволил им прочитать то, что было набрано, первые три главы, отправленные им вчера издателю. И всё труднее было отделаться от ощущения, что «Две свечи» являлись буквально сценарием для ролика, поученного ими первого апреля в 11:34 пополудни. А потом он дал им рукописные страницы.
– Я такого ещё не делал, – хриплым голосом признался Форель. Он то ли смущался, то ли его похмелье оказалось несколько посильнее, чем у Сухова. – Этого ещё не видел никто. Написал только что. Начал в Поляне. Так хорошо работалось, быстро; закончил уже здесь. Ольга знает, но не читала… Аркаша… Григорьев тем более.
– Вы не давали никому читать своих рукописей? – удивилась Ванга.
– Никогда, – как-то печально признал Форель. – Это даже ещё не набрано. Не прошло авторский фильтр. Это как ваши черновики, помните, Сухов, вы вчера спрашивали? Сырой обнажённый текст, – он болезненно поморщился. – Не давал. Не хочу, чтобы кто-то копался в моей голове.
«Похмелье у него правда сильное, – сочувственно подумал Сухов. – Хоть и держится огурцом».
– Даже Ольга, – добавил Форель. – Тем более, Ольга. – Правда смутился и сказал: – С похмелья люди иногда бывают откровенней, чем допустимо. Не обращайте внимания, – улыбнулся. – И обещайте не использовать против меня.
– Обещаем, – Ванга ответила ему ободряющей улыбкой, а потом её губы опять наметили это движение, как будто она собиралась шмыгнуть носом. – То есть, для полной ясности, кроме автора – мы первые?
– И единственные, – ответил Форель. – Теперь, наверное, до тех пор, пока книга не будет дописана. – Посмотрел на них испытующе. – Вы ведь уже поняли, для чего я это делаю.
– Догадываемся.
– Раз уж речь зашла о том, что он… копирует книгу… Всё равно – немыслимо.
– Полагаете, совпадение может случиться ещё раз? – осторожно спросила Ванга.
– Это не совпадение, Ванга! И вы знаете это, – одно короткое мгновение писатель выглядел беспомощным. – Что я могу полагать? Это ведь необъяснимо, да, Ванга? Это же дурдом… Такое даже представить невозможно.
– Вы видели ролик, – быстро сказала она.
– Видел, – вместо того, чтобы кивнуть, Форель как-то странно помотал головой. – Поэтому хочу, чтобы вы знали всё, что уже написано или будет написано в пятой книге. Только вы и я. До окончания романа его текст не увидит больше никто. И если это снова случится…
Его голос сорвался. Сухов сказал:
– Если это снова случится, то это будет похлеще, чем просто дурдом.
– Послушайте, я писатель и, как уже говорил, могу предположить всё что угодно. В том числе, даже то, – он грустно развёл руками, – что я болен. Не ведаю, что творю. Шизофреник ведь не знает, что он шизофреник. Записываю, как видения, то, что случилось на самом деле. Это было бы самым простым объяснением. Конечно, для меня – самым печальным. Но… Ведь думали об этом? Сухов точно! От подобных пограничных, даже катастрофичных мыслей меня спасает стопроцентное алиби. И то, что моя жизнь холостяка-затворника закончена, с некоторых пор я не один. Можно сказать, случайно совпало, – он вдруг быстро щёлкнул пальцами; его недавнее болезненное смятение проходило. – А можно сказать, просто повезло!
Весело посмотрел на Сухова и предложил:
– Сухов, пива хотите?
– Очень, – признался тот. – Но потерплю. Если позже.
– Правильно! – одобрил Форель. – Нас ждёт очень серьёзный разговор, а потом и… Мне тоже надо.
Посмотрел на рукопись, которую только что передал им:
– Вот так и выходит: обещал Ольге, что у неё будет право первой ночи, первый читатель… Получается, что соврал. – Подумал, поморщился. – Но так даже будет лучше. Для её же блага.
– Меньше знаешь, крепче спишь, – согласился с ним Сухов.
– Точно! – Форель ещё раз щёлкнул пальцами. – А про сны как-нибудь потом поговорим… Всё-таки хотелось бы рациональных объяснений, – усмехнулся. – Пока не всё потеряно. И насчёт полнейшей и абсолютной конфиденциальности – мы договорились с вами.
Сухов и Ванга кивнули.
– Простите, но у всех свои крысы в голове, – настаивал писатель. – Хочу, чтобы и с этим осталась ясность: при малейшей утечке любого рода наше сотрудничество тут же заканчивается. Я подозреваемый? Окей!
– Надеюсь, не подозреваемый точно, – неожиданно заявил Сухов. – В худшем случае, свидетель. Лучше всего, если бы речь шла о консультанте, как с Тропарёвским делом.
Форель усмехнулся, не глядя на Сухова, указал на него большим пальцем:
– Ванга, вы слышали – он прозрел.
А она в ответ чуть ли не прыснула и отвела взгляд.
– Но всё-таки с ясностью, – не унимался Форель. – Утечка – конец сотрудничеству – я подозреваемый. Окей! Окей… тогда между нами появляются адвокаты и прочие бездельники…
Ванге понравилась последняя фраза, и она сказала:
– Мы усекли.
Форель посмотрел на неё вполне дружески. Похоже, последствия пьянства начали потихоньку отпускать его. Он признался:
– Ванга, я вам доверяю. Я редко ошибаюсь в людях и вполне понимаю, как вы можете себя повести для… дела. Вроде бы для дела. Не торопитесь, здесь другой случай. Ошибка пройдёт, а предательство останется. Другой, ваш случай.
Ванга взглянула на него с интересом и смущением.
– Доверяю, – кивком головы подтвердил Форель. – Во многом мы разные, но в этом похожи. Мы скрытные. Редко допускаем в свой мир. И тогда это дорогого стоит. Я даже ему доверяю, – он вдруг широко и дружелюбно улыбнулся Сухову и махнул рукой. – Действительно, кто старое помянет…
Сухов с пониманием кивнул. «Что происходит?» – подумала Ванга. – «Это чё, мужики затеяли мириться?»
– Так что мы сейчас организуем нечто вроде герметического треугольника. Я понимаю, как это звучит. Как нелепо… Но ведь то, что происходит, далеко не нелепо… Я не знаю, как он это делает. Совпадения – и то чудовищны! Но это хотя бы можно объяснить, оставаясь в рациональном поле. Опережения невозможны! Это… безумие. Никто не может копаться в нейронах чужого мозга, и предугадывать здесь нечего. Не прокатит! Я сам не знал, что напишу. «Две свечи» родились случайно из зрительного образа. Читайте, а потом завершим нашу беседу.
– А что вы говорили про сны? – неожиданно спросила Ванга.
Сухов с удивлением посмотрел на неё, – вроде договорились безо всяких там колечек всевластия, – а потом на Форель, и ещё больше удивился. Тот сразу как-то снова поник, словно похмелье немедленно напомнило о себе.
– Вас тоже беспокоит всякая дребедень? – он попытался усмехнуться.
– Ну, с этим у меня вообще сложно, – призналась Ванга.
– А я сплю, как убитый. Или как ребёнок. Особенно когда работаю. Но не в этот раз.
– Вы его видели? – быстро спросила Ванга.
Форель осторожно посмотрел на неё. Не удержался от усмешки. Сухов с раздражением почувствовал, что опять может угодить на сеанс какого-то спиритического кружка.
– Ванга, думаю, о таких поворотах сюжета всё-таки говорить ещё рановато. Но… да. Он был без лица, – сказал Форель. – Овал черноты. Но главное не это, – усмехнулся, но не мрачно, а как будто жалуясь: – Он пытался меня убедить, что… вроде как… оживший персонаж. Что рукопись – надёжное прикрытие для тех, кто пока закончил свои дела.
Ванге опять захотелось коротко шмыгнуть носом.
– Но это вполне объяснимо, – заявил Форель уже пободрее. – Я ведь действительно раздумывал о том, как мне оживить Телефониста для новой книги.
– Ну да, – вспомнил Сухов. – Это ваше изменённое сознание… Имитирующее смерть. Если я правильно понял первые главы. А то, что дальше, в «Две свечи» ему понадобилось, чтобы… ну, вроде как восстановить силы. Вполне себе логика серийника.
– Сухов, да в вас дремлет великий литературный критик! – восхитился Форель.
– Непробудным сном, – отмахнулся тот.
– Так вот, – взгляд у писателя вновь сделался серьёзным, хотя белки всё ещё оставались воспалёнными. – Содержание текста не выйдет из этого треугольника. Запечатано герметически, пока мы с вами не разберёмся, что происходит.
Сухов отметил про себя это «мы с вами», и они начали читать рукопись.
…Форель принимал их в своей просторной гостиной. Кирилл и ещё один сотрудник их отдела уже проверили эту комнату и сейчас возились в кабинете хозяина, единственном месте, по мнению Форели, откуда могла произойти утечка. Сам Форель, запретивший им с Вангой перефотографировать какие-либо куски текста, молча сидел тут же в кресле, не шевелясь, словно каменный истукан с острова Пасхи. И Сухов снова успел его пожалеть, бедняге ведь и вправду очень херово. Сухов, кстати, успел оценить его невзыскательный вкус: здесь были оливковые стены, одна стена, правда, выложена настоящим огнеупорным кирпичом, утрированно латунные трубы, и светлая, очень удобная мягкая мебель. В углу спортивный мат в цвет шкуры зебры и тренажёр, под потолком боксёрская груша с возможностью свесить её. И всё по минимуму. Сухову тут понравилось. Офорты в квартире, может, и картины – самые разные, от них тоже становилось как-то веселей. По реакции Ванги он понял, что напарница весьма впечатлена жилищем писателя, просторным и уютным одновременно. И ещё он понял, что она не разделяет его взглядов и тревог по поводу творчества их хозяина. Ванга читала с интересом. С увлечением. Если не сказать большего. А Сухов оставался в меньшинстве. Ванге нравились первые главы нового романа. Похоже, ей вообще нравились эти книги. И то, как она вела себя в обществе известного писателя, хоть и пока подозреваемого… Ванге, умнице Ванге, нравились эти книги.
Как и Ксюхе.
Как и тысячам его читателей.
Как и… «Телефонисту». Кем бы он ни был.
«И всё это мои собственные страхи, помноженные на похмелье и на всё это безумие последних дней. – Подумал Сухов. – Не моё, конечно, но ведь и вправду… неплохо».
Он бросил быстрый взгляд на Вангу. Она читала быстрее и теперь с нетерпением ждала, пока тот закончит страницу. Ей нравилось.
Глава называлась «Аквариум». Понимая, что они с Вангой читают примерно одно и то же, Сухов слегка смутился.
«Вот гадёныш… как смачно эти сексуальные сцены. Пока не начинается мрак».
Наконец Ванга закончила и молча ждала. Сухову оставался ещё абзац. Девушка в рукописи задыхалась, захлёбывалась, её предсмертные видения напоминали Сухову певицу в драгоценных каменьях на вчерашней выставке.
«Всё равно мрак», – подумал он, дочитав последнее слово. Попытался скрыть озадаченность на лице. Отклонился к спинке кресла. Всё.
– Спасибо! – несколько горячее, чем ожидалось, поблагодарила Ванга. – Очень здорово.
Форель пожал плечами. Она чуть ли не трепетно вернула рукопись автору:
– Правда – круто!
«И это Ванга, умница Ванга, – подумал Сухов. – Господи, научи меня понимать женщин!» Подумал и сформулировал ещё одну просьбу: «Или хотя бы излечи от похмелья».
– Вам правда понравилось?
Ванга с энтузиазмом кивнула. Сухову пришлось последовать её примеру.
Но Форель заговорил уже о другом:
– Ванга, я знаю, что от вас ничего не скрыть, – осторожно начал он. – Ещё с Тропарёвским делом убедился, когда вы позволили называть вас Вангой. Как вы поняли, и полагаю, Сухову это тоже известно… наши отношения с Ольгой несколько больше…
– Не надо ничего объяснять, – мягко сказала Ванга.
– Вопрос очень деликатный. Я бы не хотел без необходимости трепать её имя. Она ведь замужем. И… Полагаю, вам известно, кто её муж?
– Всё знать – наша работа, – сказал Сухов.
Он некоторое время молча смотрел на них. Затем сказал:
– Смотрю, вы основательно подготовились… Покопались в моей жизни.
– И вы не должны осуждать нас за это, – ещё более мягко попросила Ванга, – учитывая обстоятельства…
– Да, наверное… Знаете, мы уже вроде как и не особо скрываем. Поздновато для этого. Но здесь Ольге решать, когда… Подумали всё-таки дать мне закончить книгу. Возможно, это было ошибочное решение. Теперь, когда вы ознакомились с текстом, мне надо много всего вам рассказать. Но прежде всего… Ольга уверена, что за ней следят.
– Вот как? – Сухов вскинул брови.
– Вероятно, – неопределённо допустил Форель. – А вероятно, и нет. И вряд ли это относится к нашему делу.
Сухов бросил на него короткий пристальный взгляд.
– Допустим. Но, похоже, вы умеете наживать могущественных врагов, – посетовал он.
– Никто не собирался никого наживать, – их хозяин вздохнул. – Никто вообще ничего не собирался… Так случилось. И теперь мне надо поберечь её.
– Мы, уж простите, проверили весь ваш, так сказать, ближний круг. Кое у кого весьма могут быть мотивы. И Кирилл Сергеевич Орлов тут первый.
– Сухов, вы серьёзно? Кирилл Сергеевич Орлов, – повторил он с нажимом, – был бы последним в моём списке подозреваемых. Чего улыбаетесь? И вы, Ванга… Правда! И это не игра в благородство. Сам об этом писал. «Танцующие» – прежде всего, роман о ревности, хотя критики сочли по-другому. За любовью – неизбежность смерти. Тоже допустимая трактовка. Горение, так сказать… К тому, что ревность может толкать людей на чудовищные вещи, но она не превращает их в серийных убийц.
– Если речь не идёт об имитации, – быстро проговорил Сухов; опять хотелось пить. – В противном случае, рассматривать любые мотивы у вашего ближнего круга вообще бессмысленно.
– Сенатор Орлов отрубает девушке голову и доводит неверную жену с полюбовником до сумасшествия?! Вместо того чтобы просто и прямо разобраться со мной, – с восхищением воскликнул Форель. – Сухов, да это вам впору книги писать! Любовные романы… Может, забабахаем чего на пару?!
Сухов посмотрел на него в удивлении.
Форель прямо развеселился:
– Название уже есть: «Крутая месть!». Рогатый олигарх настолько съехал с катушек, что решил не идти по пути Отелло, а всех подставить. А заодно объяснил себе, бедняжке, почему он маньяк-серийник!
Ванга всё-таки прыснула. Сухов улыбнулся и заметил:
– Если бы вы знали, какие странные сюжеты откапываются иногда в нашей текучке. Какие преступления совершаются порой в реальной жизни, – он постучал пальцем по мягкому подлокотнику своего кресла. – Хотя по большей части всё значительно проще. Здесь вы правы.
– Ладно. В любом случае я бы хотел попросить вас оградить Ольгу от всей этой ненормальной истории. По возможности. И так с лихвой всего.
Он поднялся на ноги и забрал у них свою рукопись.
– Ванга, ещё кофе?
– Да, пожалуйста.
– Сухов?
– Воды…
Он вернулся совсем скоро. С подносом. И они даже ещё не успели разобрать своё угощение, когда он весело заявил:
– Ну, а теперь слушайте, как пишутся романы! Никогда бы не подумал, что буду обсуждать это с ментом…
– Похмельным вдобавок, – вздохнул Сухов.
– Ага, – он посмотрел на Вангу, подумал и добавил: – И с Шамаханской царицей, видящей в чёрных зеркалах.
– И Ольга до сих пор уверена, что тогда в доме кто-то был, – заканчивал Форель. – Ночной визит в горный дом… Хотя я ничего не нашёл. И ещё эти следы на снегу в одном направлении.
– Да уж, безобидная детская шалость, – неуверенно заметила Ванга.
– Ну вот, теперь, когда вам всё известно, мы всё прояснили, так сказать, в обоюдном порядке, ответьте мне на один вопрос, – попросил писатель. – Что мы будем делать, мы все, если совпадение случится ещё раз? Куда нам с этим бежать?!
Ванга почувствовала нечто вроде дежавю: некоторое время назад они с Суховым обменялись примерно таким же вопросом.
– У меня нет ответа, – серьёзно сказал Сухов. – Но придётся найти.
– Даже если ваши коллеги сейчас и обнаружат какие-то жучки в моём кабинете…
– И говорите, что в вашей уборщице, в этой Мадам, вы уверены, как в самом себе?
– Сухов, поверьте, насчёт подозрительности – я ещё больший, чем вы, параноик. Да, уверен. Потом, кабинет убирают только в моём личном присутствии… Тем более, женщина, которая её сейчас замещает. Сухов, не сходится – это ведь очевидно.
– Я только пытаюсь рассмотреть все возможности. Да, не сходится.
– Даже одновременность объяснить сложно. Но ваша резиновая дура… Получается, он начал раньше, чем я.
– Не знаю… Гипноз, – пробурчал Сухов. – Не знаю.
– Ну кто меня, Ольга загипнотизировала? Мадам? Слушатели на лекции?! Сухов, нет таких гипнотизёров. А то я снова посоветую вам писать роман про психопатов.
– Ой, хлопотно, – отмахнулся Сухов. – Я уж лучше половлю преступников.
Они уже пили пиво. Форель оказался гостеприимным хозяином, тем более, для холостяка-затворника. Он заявил, что больше не может наблюдать за муками на Суховском лице, и притащил упаковку из шести замороженных банок. За время их беседы, которая становилась всё более комфортной для участников, Кирилл уже успел проверить всё в кабинете хозяина – оказалось, чисто, – и он с помощником отбыл на рабочее место. Хотя Кириллу хотелось поболтать с писателем об анонимных сетях, которыми, оказывается, пользовался не только герой книг о Телефонисте, для выкладывания своих роликов в общий доступ, но и сам автор для отправки рукописи.
– А что, вы правда пользовались браузером TOR? – спросила Ванга.
– Только для общего развития, – отмахнулся Форель. – К тому, что Сухову не удастся привлечь меня за то, что шарю по даркнету. Решил посмотреть, как это работает. И Аркаше с USB-флэшки скачал, когда отдавал три первые главы. Закрытая сеть, понимаете ли.
– Как Навальный, – важно заявил Сухов.
– TOR? Тогда уж как Сноуден, – заметила Ванга.
– Ну и как показала вся эта история со Сноуденом, анонимные сети имеют свои пределы анонимности. Всё имеет свои пределы.
– То есть, всё равно, рано или поздно отследить злодея можно? – уточнил Сухов.
– Именно, рано или поздно… Всё, в конечном итоге, сводится к тому, у кого средств больше, кто мощнее. Всё сводится к баблу. Поэтому, в результате, государство, а точнее, государства всегда выигрывают.
– И ваш Телефонист? – Ванга подняла руку, потерев большим пальцем об указательный.
– О да уж, – согласился писатель. – Могущественный человек. Думаю, очень богат, – и добавил с усмешкой: – Но не Орлов.
Достал ещё одну банку пива, кинул Сухову, тот поймал её, не глядя.
– Гандбол? – похвалил Форель.
Читать бесплатно другие книги:
