Лживая взрослая жизнь Ферранте Элена

— Джанни, мне сказали, что ты наконец-то решилась.

— Ты где?

— В баре внизу.

— Внизу где?

— У твоего дома. Спускайся, я встречу тебя с зонтиком.

Мне не было неприятно, я понимала, что все действительно начинается и что лучше впервые оказаться в объятиях другого человека именно в такой прохладный день, а не в жару.

— Не нужен мне твой зонтик, — сказала я.

— То есть мне лучше уехать?

— Нет.

— Тогда спускайся.

— Куда ты меня повезешь?

— На виа Мандзони.

Я не стала причесываься и краситься, не последовала советам Виттории, только надела ее браслет. Розарио ждал меня у подъезда с неизменной, написанной на лице веселостью, но когда мы попали в обычную для дождливого дня пробку, стал ругаться. Он всю дорогу обзывал последними словами других водителей, которым, по его мнению, надо вообще запретить садиться за руль. Я встревожилась и сказала:

— Розарио, если сегодня неподходящий день, отвези меня обратно домой.

— Не волнуйся, день подходящий. Нет, ты глянь, что вытворяет этот козел!

— Успокойся.

— Я что, как-то не так выражаюсь?

— Да нет.

— Хочешь знать, почему я нервничаю?

— Нет.

— Джанни, я нервничаю, потому что хочу тебя с тех пор, как увидел, но никак не могу понять — а ты меня хочешь? Так что скажи: хочешь?

— Да. Только не делай мне больно.

— Какое там больно, тебе будет хорошо.

— И чтоб не очень долго, у меня дела.

— Ну, какое-то время все-таки понадобится.

Он припарковался прямо у дома, в котором было не меньше пяти этажей.

— Повезло, что нашлось место на стоянке, — сказала я, пока он, даже не заперев машину, быстро шагал к входу.

— Везение тут ни при чем, — обяснил он, — все знают, что это мое место и его нельзя занимать.

— А то что?

— А то пристрелю.

— Ты гангстер?

— А ты девушка из хорошей семьи, которая ходит в лицей?

Я не ответила; мы молча поднялись на пятый этаж. Я подумала, что лет через пятьдесят, если мы с Роберто еще больше подружимся, я расскажу ему про этот день, чтобы он мне все объяснил. Роберто умеет находить смысл во всех наших поступках, такая у него работа, и, если верить отцу и Мариано, у него хорошо получается.

Розарио открыл дверь; в квартире было темно. “Погоди”, — сказал он. Не включая люстру, он уверенно подошел к окну и одну за другой поднял шторы. Серый свет пасмурного дня разлился по большой пустой комнате, где не было даже стула. Я вошла, закрыла за собой дверь, услышала, как дождь стучит в окна, как воет ветер.

— Ничего не видно, — сказала я, посмотрев в окно.

— Мы выбрали плохой день.

— Да нет, день вполне подходящий.

Он быстро подошел ко мне, взял одной рукой за затылок и поцеловал, крепко прижавшись к губам и пытаясь раздвинуть их языком. Другой рукой он сжал мне грудь. Я отодвинула его, легонько толкнув, нервно хихикнула ему почти в самый рот и фыркнула носом. Он отпрянул, но не убрал руку с моей груди.

— Что такое? — спросил он.

— Тебе обязательно меня целовать?

— А тебе не нравится?

— Нет.

— Всем девушкам нравится.

— А мне нет, да и грудь мою лучше не трогать. Но если тебе это нужно, тогда ладно.

Он убрал руку с моей груди, пробормотав:

— Да мне вообще ничего не нужно…

Потом он расстегнул молнию и достал член, чтобы показать его мне. Я боялась, что у него в штанах что-то огромное, но с облегчением увидела, что его член не слишком отличается от члена Коррадо… он даже показался мне поизящнее. Взяв мою руку, Розарио сказал:

— Потрогай!

Я потрогала, член был горячий, словно у Розарио поднялась температура. Поскольку сжимать его было, если честно, довольно приятно, руку я не убирала.

— Тебе нравится?

— Да.

— Скажи сама, чего тебе хочется, я не хочу сделать что-то не так.

— Можно мне не раздеваться?

— Девушки раздеваются.

— Если можно сделать это, не раздеваясь, то давай так.

— Но хоть трусы-то сними.

Я выпустила его член, стянула джинсы и трусики.

— Нормально?

— Нормально, но вообще так не делают.

— Знаю, но я прошу тебя об одолжении.

— Мне-то хоть можно штаны снять?

— Ну да.

Он снял ботинки, брюки и трусы. Ноги у него были тощие и волосатые, ступни узкие, длинные, не меньше сорок пятого размера. Он остался в льняном пиджаке, рубашке и галстуке, из-под которых торчал член, похожий на потревоженного жильца-скандалиста. Мы оба были некрасивые; слава богу, зеркал в комнате не было.

— Мне лечь на пол? — спросила я.

— Зачем? Там есть кровать.

Он направился к раскрытой двери; я смотрела на его маленькую попу, на тощие ягодицы. В комнате была только разобранная кровать. На этот раз он не стал поднимать штору, а включил свет. Я спросила:

— А ты разве не помоешься?

— Я мылся утром.

— Ну хоть руки.

— А ты их вымоешь?

— Нет.

— Тогда и я не буду.

— Ладно, я тоже помою.

— Джанни, ты видишь, что со мной творится?

Его член опускался, на глазах уменьшаясь в размерах.

— Если ты помоешься, он больше не встанет?

— Ладно, я пошел.

Он исчез в ванной. Как же я капризничала! Я и сама не ожидала, что поведу себя так. Розарио вернулся; маленький член болтался у него между ног. Я поглядела на него с симпатией.

— Милый, — заметила я.

Розарио фыркнул.

— Скажи прямо, что тебе ничего не хочется.

— Нет, хочется, сейчас я помоюсь.

— Иди сюда, все и так нормально. Ты у нас дама, я не сомневаюсь, что ты моешься по сто раз на день.

— Можно его потрогать?

— Очень любезно с твоей стороны.

Я подошла и нежно взяла его член. Поскольку Розарио неожиданно был терпелив со мной, мне хотелось показать, что я опытная, и трогать его так, чтобы Розарио стало приятно, но я толком не знала, что делать, и просто держала его член в руке. Несколько секунд — и он стал гигантским.

— Я тоже тебя немножко потрогаю, — сказал Розарио слегка охрипшим голосом.

— Нет, — сказала я, — ты не умеешь, ты мне сделаешь больно.

— Я очень даже умею.

— Спасибо, Розарио, ты очень галантен, но я тебе не доверяю.

— Джанни, если я тебя хоть чуть-чуть не потрогаю, потом тебе будет действительно больно.

Я едва не согласилась, опыта у него было побольше, чем у меня, но я боялась его рук, его грязных ногтей. Я решительно замотала головой, выпустила его член и легла на постель, крепко сжав ноги. Я увидела, как Розарио навис надо мной — растерянные глаза на улыбающейся физиономии, элегантно одетый до пояса, голый и беззащитный внизу. На мгновение я подумала, что родители с детства правильно подготовили меня к тому, что половой жизнью я должна жить осознанно и без ненужного страха.

Тем временем Розарио, взявшись за лодыжки, раздвигал мне ноги. Он сказал взволнованно: “Как там у тебя красиво” и бережно улегся на меня сверху. Он стал искать нужное место своим членом, помогая себя рукой, и когда решил, что нашел, легонько меня толкнул, а потом неожиданно с силой вошел внутрь.

— Ай, — сказала я.

— Больно?

— Чуть-чуть. Только не сделай так, что я забеременею.

— Не волнуйся.

— Уже все?

— Погоди.

Он снова толкнул, устроился на мне поудобнее, потом опять принялся толкаться. С этого момента он беспрерывно то чуть отодвигался назад, то толкался. Чем дольше он так двигался, тем мне было больнее, а он, ничего не замечая, тихо повторял: “Расслабься, ты слишком напряжена”. Я шептала: “Я не напряжена. Ай. Я расслабилась”. Он продолжал вежливо настаивать: “Джанни, ты должна мне помогать, что там у тебя? Железка? Бронированная дверь?” Сжимая зубы, я бормотала: “Нет, давай, сильнее!” Я вся вспотела, я чувствовала пот на лице и груди. Он тоже это заметил и сказал: “Как ты вспотела!” Мне было стыдно, и я прошептала: “Я никогда не потею, это только сегодня, извини, если тебе противно, то не надо”.

Наконец он вошел в меня целиком — с такой силой, что мне показалось, будто он порвал мне живот изнутри. Это длилось всего мгновение, а затем он вдруг отпрянул, сделав мне еще больнее, чем когда входил в меня. Я приподняла голову, пытаясь понять, что происходит, и увидела, что он стоит на коленях между моих ног и что из выпачканного кровью члена брызжет сперма. Хотя Розарио и смеялся, он выглядел сердитым.

— Ну как, получилось? — спросила я слабым голосом.

— Да, — сказал он, ложась рядом.

— Слава богу.

— Да уж!

— Щиплет.

— Сама виновата, можно было все сделать лучше.

Я повернулась к нему, сказала:

— А я хотела именно так, — и поцеловала его, стараясь засунуть язык как можно дальше. Уже в следующее мгновение я помчалась мыться, потом натянула трусики и джинсы. Когда Розарио скрылся в ванной, я расстегнула браслет и положила его на пол рядом с кроватью — как подарок в день, когда этому парню не повезло. Потом Розарио с мрачным видом отвез меня домой — а мне было весело.

На следующий день мы с Идой уехали в Венецию. В поезде мы дали друг другу обещание стать такими взрослыми, какими до нас еще никто не был.