Рота. Дожить до весны Константинов Андрей
– Какая разница… Сергей, Ваня… Клаус ты. И я – Клаус. Два Клауса, в смысле – Санта-Клаусы. Подарки ходим делать. Пошли к Зинаиде Степановне. Лучше не тянуть, побыстрее отмучиться. Лицо береги – все по-разному реагируют. Бывает, и вцепиться могут.
На третий этаж они поднялись быстро, и Пожидаев сразу же нажал на кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу, на пороге стояла еще совсем не старая аккуратная женщина, у которой как-то сразу неуловимо дрогнуло что-то в лице, как только она увидела офицеров. Майор кашлянул:
– Зинаида Степановна Крестовская? Мы к вам. Я из военкомата, а капитан – из части, где служил ваш сын.
Зинаида Степановна быстро прижала руки к груди:
– Служил?
– Так точно.
– Значит… значит, больше не служит?!
– Зинаида Степановна, – не выдержал Числов. – Ваш сын…
Договорить он не успел – дверь с грохотом захлопнулась, и офицеры остались стоять на лестничной площадке. Майор снял фуражку, отер лоб рукавом и перевел дух. Числов поднял было руку к звонку, но майор молча остановил его, покачав головой. Через несколько секунд дверь снова распахнулась.
– Проходите, – мертвым голосом сказала Зинаида Степановна.
Офицеры вошли в маленькую однокомнатную квартиру, поражавшую неприкрытой бедностью и большим количеством книг, часть из которых были просто сложены в стопки на полу. А еще везде, где только можно было, стояли фигурки собачек – деревянные, пластмассовые, резиновые, фарфоровые… На старом круглом столе в центре комнаты лежали папки ученических тетрадей. Зинаида Степановна села на стул, не отрывая взгляда от офицеров:
– Извините, у меня не прибрано. Я никого не ждала. Я учительница, работы очень много… Вот собираюсь в школу зайти. Я совсем рядом работаю, но времени совсем не хватает… Я дополнительно занятия беру. Надо Витеньке что-то откладывать. Сколько могу. Немного, конечно, могу… Но на первое время… У него же невеста есть, вы знаете?
Женщина говорила все более лихорадочно – лишь бы не заговорили два молчаливых офицера. Ей было страшно, и она инстинктивно тянула время, заглушала сама себя какими-то сумбурно слетавшими с языка фразами. На самом деле она, конечно, уже все поняла. Понять поняла, а поверить – еще не поверила. Числов почувствовал, как по спине у него поползли капли пота.
– Зинаида Сергеевна, – хрипло сказал майор, даже не заметив, что оговорился в отчестве.
Женщина резко встала и закричала, показывая на фигурки собачек:
– Что?! Что?! А с этим что теперь делать?! Он же их всю жизнь собирал! Выкинуть их теперь? Он же с ними и разговаривал… Выкинем их теперь? Да? Да?!
Она метнулась к серванту и смела несколько собачьих фигурок на пол. Числов шагнул было вперед, но женщина не дала ему ничего сказать, погрозив пальцем:
– Молчите! Молчите! Не говорите мне ничего. Вы же живой! Вот и молчите! А Витенька… Он ведь тоже живой, да?
Зинаида Степановна резко обернулась к майору:
– Я тебя помню! Что смотришь, думаешь, не узнала? Когда забирали Витеньку… Ты речи говорил – долг, честь, Отечество. Что смотришь? Садись, пей. Я налью. Ты же пьян, я вижу!
Зинаида Степановна резко, по-мужски толкнула майора на стул, подбежала к серванту, открыла его рывком и достала початую бутылку водки.
– На, пей, вояка!
Числов забыл все, о чем хотел рассказать матери Вити. Самое главное – он понял, что ей просто бесполезно рассказывать о последнем бое ее сына. И уж тем более бессмысленно говорить о том, что тот бой чуть не стал последним и для него самого. Чуть было… но ведь не стал же. Маленькое отличие – размером в жизнь, и не в одну. Витя Крестовский погиб в Чечне, а его мать умерла на глазах Сергея. И никто уже не мог ничем помочь этой женщине.
Зинаида Степановна тяжело, неумело глотнула водки прямо из горлышка. Числову показалось, что Пожидаев вздохнул с чуть заметным облегчением.
Женщина вытерла губы тыльной стороной ладони и вдруг посмотрела Числову прямо в глаза:
– Где… Витя? Где мой мальчик? Он там где-то в горах, в лесу… Там холодно… Он голодный, у него болят ножки и горло и голова… Нет? Или он, где там у вас, – в казарме? В тепле, с товарищами, смотрит телевизор в ленинской комнате, или как это теперь называется… Концерт по заявкам… Для солдат, которые пошли служить своей… Родине… Что вы молчите?!
Пожидаев встал, набрал в грудь воздуха и отчеканил:
– Зинаида Сергеевна, ваш сын пал смертью храбрых на поле боя. Тело находится в морге военного госпиталя имени…
Договорить майор не успел – женщина бросилась к нему и попыталась ударить рукой, свободной от бутылки:
– Степановна! Степановна я, а не Сергеевна! Хоть это-то ты мог запомнить! Хоть это?!
Майор пошел красными пятнами и опустил голову:
– Простите… Ради бога простите… За все… Я…
У Зинаиды Степановны начали стучать зубы. Числов на негнущихся ногах подошел к ней и достал из кармана плоский конверт:
– Вот. Это – от роты. Сколько могли… все…
Зинаида Степановна безумными, непонимающими глазами посмотрела на конверт, потом осторожно взяла его:
– Что это? Это письмо от Вити? Спасибо. Я почитаю. Он мне редко писал. Своей девушке писал, а она ко мне ходила, рассказывала… Она здесь рядом живет… Вы к ней не пошли, вы ко мне… А вы бы к ней сходили…
Зинаида Степановна снова отхлебнула из бутылки, поставила ее на стол и неловкими движениями вскрыла конверт. Достав оттуда купюры, она с недоумением начала вертеть их в руках.
– Что это? Ерунда какая-то… Мне это не надо… У нас все есть… Я Витеньке откладываю, и на костюм, и на туфли, много чего… Нет, нет, не надо, заберите.
Вот тут Числов уже не выдержал и выскочил из квартиры. Он добежал до площадки между первым и вторым этажами, вцепился руками в подоконник и упер лоб в холодное, давно не мытое стекло.
«Как же так! – говорил себе Сергей. – Как же так…» Он хорошо помнил Витю Крестовского – надежного, спокойного, от которого все время исходило ощущение какого-то благополучия и уверенности. Витя казался взрослее и разумнее других солдат. И он был хорошим снайпером. Числов слышал что-то о том, что Крестовскому делали какие-то интересные предложения на предмет продолжения службы – только уже не в ВДВ… А тут – мама-учительница, коллекция собачек. Совсем другой рельеф жизни… Бывшей жизни… Числов гнал от себя чувство вины. Конечно, у Крестовского подходил дембель, теоретически его можно было бы и не брать на тот «выход». Ну а кого же тогда брать? У «стариков» на выживание шансов больше, чем у молодых… Хотя все это, конечно, теория. Как взвесить эти шансы? Как понять, где кому что выпадет? Мимо Сергея прошла вниз молодая мама с мальчиком лет трех, что-то недовольно буркнула, покосившись на странную фигуру, подхватила сына и засеменила каблуками по ступенькам.
Числов отдышался и уже хотел было, преодолев себя, вернуться в квартиру Зинаиды Степановны, но в этот момент на третьем этаже хлопнула дверь и по ступеням забухали тяжелые шаги Пожидаева. Майор тяжело посмотрел на Сергея и, не останавливаясь, буркнул:
– Чего стоишь? Пошли.
– Куда? – непонимающе мотнул головой-Сергей.
– Куда хочешь, – ответил Пожидаев. – Первая серия закончилась, есть шанс отдохнуть в буфете во время антракта. Похороны послезавтра, надеюсь, на вторую серию ты не опоздаешь? Нежный ты, капитан. Деликатный. Тонко чувствующий. Не чета нам, военкоматовским уебкам, правда? Нам-то что, окопались тут… Здоровые… И не воюем.
– Подождите, – сказал Числов, чувствуя в словах майора какую-то очень старую и глубокую боль, и вспомнил слова вчерашнего старлея Филиппова о «спеце» Палыче с больным сердцем. – Подождите…
– А чего мне ждать? – отрубил майор. – Я уже всего, чего только мог, дождался. Пошли, капитан. Нечего тут. Я домой пойду, к девочкам своим – они меня только отогревать и могут. Когда изнутри замерзаю. Тебя – извини, не приглашаю. Ты давай – к другим девчонкам сходи. Сходи, сходи. Ты – парень молодой, тебе надо. Погуляй по Питеру, посмотри, как симпатичные девчонки в «мерседесы» садятся, заодно оценишь – к кому садятся. Так, глядишь, начнешь понемногу понимать, кому на Руси жить хорошо.
– А я и так догадываюсь, – кивнул Сергей.
Майор взглянул на него уже без прежней жесткости:
– Все мы… догадываемся… Ну и? В жопу себе только эти догадки засунуть… Толку-то…
– Майор, – сказал Числов, когда они уже вышли во двор. – Ты прости, что так вышло. Я… Я не знал…
– Ладно, – пожал ему руку Пожидаев. – Это дело такое. С непривычки и обмороки бывали – я одного летеху вместе с папашей «двухсотого» водой отпаивал… Сначала мать, а потом вот… сопровождавшего. Ладно. Бывает. Увидимся.
Числов вышел на незнакомую улицу незнакомого города и медленно побрел куда-то, инстинктивно выруливая к центру. Питера он, конечно, не знал, но, как бы это сказать, не знал лишь вживую. А вообще-то, он много читал – и об этом городе, и о разных вымышленных и настоящих историях, которые в нем происходили. В этом смысле в «багаже» Сергея были несколько городов, которые не представлялись ему такими уж чужими, Рим, например, Париж или Лондон. Числов, вообще-то, даже и не мечтал побывать там, но почему-то был уверен, что если бы занесла судьба – не заблудился бы. Слишком много ассоциаций из литературы детства, из хороших книг, которые уходят не только в память, но и в подсознание. Вот так и с Петербургом – вроде бы чужой город, а чем ближе к центру – тем больше инстинктивных узнаваний.
Вот – Нева. А за Невой – Летний сад со знаменитой решеткой. А дальше – Михайловский, или Инженерный, замок, где убили Павла I, убили люто, шумно, трусливо… А вот Фонтанка – по ней можно выйти на Невский, вроде бы… Если верить Окуджаве, по Фонтанке раньше любили гулять юнкера… Красивый город…
Числов шел, как по огромному музею, вот только наслаждаться всей этой необыкновенной, странно-холодной красотой мешал так и не разжимающийся комок в груди. Он как сжался там – в квартире Зинаиды Степановны, так и… «Анестезия», вспомнил Сергей слова Пожидаева. Нужна «анестезия». Числов остановился, достал из кармана бушлата потрепанный бумажник, прошелестел там убогими купюрами. Нет, конечно, на стакан в каком-нибудь скромненьком заведении хватит, но… Есть минусы. Во-первых – пить в одиночку. Бывало и такое. Ничего смертельного, но и радости немного. Во-вторых – со стаканом во лбу уже куда-то в приличное место не пойдешь. А у Сергея мелькали мысли насчет Эрмитажа или, скажем, Русского музея. При других бы обстоятельствах и настроениях он бы и раздумывать не стал, но сейчас… Все-таки очень сильно жало в груди…
В таких вот сомнениях и размышлениях добрел капитан Числов по Фонтанке до Невского проспекта – там на углу как раз аптека располагается. У этой аптеки Сергей вытащил из кармана записную книжечку и с сомнением листнул ее. Собственно говоря, питерский телефон в ней был всего один, если не считать номеров солдатиков из роты, которые просили позвонить при случае родителям и передать, что все в порядке. Но это – не в счет. А еще был один мобильный телефончик от бывшего однокурсника Сашки Дылева, вроде как бы осевшего в Питере, «зацепившегося» здесь как-то, и вроде даже не хило. Штука была даже не только в том, что никаким уж суперблизким корешем Дылев Числову не был, хотя и «Рязань» вместе прошли, и в Чечне пересекались – хоть и в разных батальонах служили.
Мутная история произошла между Дылевым и командиром взвода из числовской роты Володькой Орловым. Как там оно на самом-то деле вышло – сказать трудно, Орлов-то сам особо не распространялся, кое-что как раз на эту тему поведал Числову медик-подполковник в моздокском госпитале как раз перед отлетом Сереги с телом Вити Крестовского в Питер.
А история вышла и впрямь… неоднозначная. Короче говоря, где-то с полгода назад Володьку Орлова крепко обожгло и контузило. Жизни-то, в общем, ничего на самом-то деле не угрожало, но это все потом выяснилось. А сначала и врачи с серьезными лицами бегали, да и сам Орлов замкнулся, озлобился и вообще впал в депрессию и приготовился помирать. Не звонил никому, не писал. Тем более что руки обожжены были. К нему в комнату попал как раз Сашка Дылев – у него-то дела получше были, контузия средненькая, да осколком по кисти практически «погладило». Ну и скорешились они. А у Орлова в Новгороде – жена, девка деревенская, глупая и молодая. Так вот, Орлов то ли в сердцах, то ли, черт его знает, с какой своей мнительности поведал Дылеву, что, мол, точно уже не жилец, и упросил его жену навестить, помочь там страховку получить, ну и вообще… Дыля пообещал. Выписался и уехал. А через пару месяцев поправился и Орлов – ну и махнул домой в Новгород сюрпризом. А там и впрямь «сюрприз» получился – дома он Дылю встретил… м-м… в домашнем очень даже виде. Дылев, правда, письмо показывал, где черным по белому его знакомый отписывал из Моздока, что старший лейтенант Орлов помер: Вовка и сам помнил скончавшегося однофамильца, Орлов ведь в России – фамилия не редкая… Вот такая херня вышла, и вроде как никто в ней и не виноват.
Дылев-то орловской бабе и маленько деньжат подбрасывал – он сам комиссовался и какую-то хорошую работу в Питере нашел. Ну а в Новгород несколько раз заезжал, так сказать, с «шефскими визитами».
Орлов с Дылевым пили всю ночь, а потом еще Санька Володьку в Питер потащил – в Новгород-то старлей больше не заезжал. Что там за загулы у Орлова были в Петербурге – дело темное, однако в Моздок старлей вернулся с недельным опозданием и долго ходил за начмедом, чтобы тот замял его недельное «дезертирство». Уговорить смог только тогда, когда рассказал выпускнику ленинградской военно-медицинской академии всю правду. Ну или всю, что мог. Числову-то подполковник без сердца все это рассказывал, с философской такой мудростью – и уж не для того, чтобы посплетничать. Разливая спирт по минным колпачкам, начмед, грустно улыбаясь, вспоминал, как мудрил с орловскими бумагами, как даже сам писал объяснительную.
– Я этому вашему хлопцу сказал потом на прощание: кого прощать в вашей истории, кого казнить – не знаю. Суди себя, старлей, сам. В восемьдесят шестом в Кандагаре я почти за такое же сам себя не простил.
Что там было в Кандагаре – начмед пояснять не стал, а Числов не стал спрашивать…
Так вот, телефон-то Сашки Дылева Сереге перед убытием в Питер дал как раз Вовка Орлов. Спокойно так дал – сказал, мол, вдруг пригодится. И еще просил передать, если свидеться придется, что не держит он зла на Сашку… А только лучше бы им больше не встречаться.
Интересно, что, по словам все того же моздокского подполковника-врача, Дылев умудрился комиссоваться из армии с гораздо более легкими повреждениями организма, чем у вернувшегося в строй Орлова…
Вот потому и не знал Числов – звонить Дылеву, не звонить… Да и откуда, кстати, позвонить-то можно? Покрутив головой, Сергей вздохнул и вошел в аптеку. Оглядевшись, он деликатно кашлянул, пытаясь привлечь внимание молодой симпатичной дамы в белом халате, что-то разбиравшей за прилавком:
– Э…э…э… Простите… мне…
– Это там, выбирайте, – недослушав, кивнула дама и махнула рукой в большой стеклянный шкаф-стенд, стоявший у окна. Числов машинально шагнул в том направлении и слегка опешил – весь шкаф был заполнен самыми разными образцами коробочек с презервативами и еще какими-то коробочками с женскими контрацептивами. Чувствуя, как краснеет (а как тут не покраснеть, если женщина вполвзгляда на инстинкте ловит внутреннюю, так сказать, «доминанту» молодого офицера), Сергей вернулся к прилавку:
– Э-э… Простите… Вы меня не так поняли… Я хотел попросить разрешения позвонить. Мне очень нужно. Я понимаю, наверное, не положено… Но мне всего один звонок. Короткий…
Дама с интересом вскинула глаза на капитана и искренне прыснула над своей ошибкой:
– Оговорочка по Фрейду… Звонок-то не междугородный, надеюсь?
– Нет, – замотал головой Числов. – На мобильный телефон. Приятель тут у меня… Учились вместе. Только он уже дембельнулся, а я вот…
– Вижу, – кивнула аптекарша, оглядев чистую, но, как бы это сказать, совсем не парадную форму. – Ладно, грех не помочь защитникам-то.
Женщина отошла куда-то и вернулась с переносной трубкой, протянула ее Числову. Сергей начал было набирать номер, но тут его внимание привлек остановившийся за окном аптеки «мерседес», собственно, даже не сам «мерседес», а некая роскошная дама, которую выпускал из автомобиля, открывая ей дверь и подавая руку, водитель. Дама, видимо, увидела на Невском кого-то знакомого и что-то кричала, так и не выйдя до конца из «мерседеса». Она очень эффектно оперлась на приоткрытую дверь и – это бросалось в глаза – демонстрировала себя всему Невскому, при этом «как бы не замечая» прохожих – тех самых, для которых, по большому счету, и предназначалось шоу. Дамочка была хороша – норковая шубка не скрывала, а подчеркивала формы фигуры, нога, поставленная на порожек, эффектно выскочила из разрезов шубы и платья… Водителя Сергей видел только со спины, и спина, как это ни странно, напомнила ему фигуру Дыли. Числов даже хмыкнул – чистая психология, просто ему же и звонит, вот потому и ассоциация возникает…
Аптекарша перехватила взгляд Числова и усмехнулась:
– Знакомая?
– А? Нет, конечно, – мотнул головой Сергей. – Показалось, что парень знакомый… Да померещилось просто.
– А вдруг не померещилось? – игриво улыбнулась фармакологиня. – Тогда у вас действительно интересные знакомые. И к шкафчику тому подойти не помешает.
– Почему? – не понял Числов.
– А потому, – почти совсем серьезно сказала аптекарша, – что «мерседесы» эти – самые «рассадники».
Сергей улыбнулся и набрал наконец-то номер Дылева. Механический женский голос уведомил капитана, что «вызываемый абонент занят или находится вне зоны действия сети». Числов, как это ни странно, не расстроился. Может, даже и чуть с облегчением вздохнул – ну не очень лежало сердце звонить Дыле. Все равно ведь в таком звонке чувствовался бы подтекст – вот, дескать, я в Питере, встречай на правах хозяина. Вообще-то, у десантуры так положено, но Сергей очень не любил навязываться, «падать на хвост» и вообще… Недаром же его однокурсники «чистоплюем» называли. Числов протянул трубку аптекарше:
– Спасибо. Выключена у приятеля мобила. Видать, не судьба.
– Пожалуйста, – улыбнулась в ответ дама. – А то – заходите еще, может, включит. Я по старой памяти позвонить разрешу – чего там.
– Спасибо, – кивнул Числов. – Я вот что спросить хотел: я так понимаю, здесь где-то Русский музей неподалеку?
Вот тут фармакологиня явно удивилась, однако ерничать уже не стала, хоть и понятно было, что остра эта тетенька на язычок:
– Да уж совсем неподалеку: выходите на Невский и идете направо, пока напротив «Гостиный Двор» не окажется – желтый такой, длинный. А на вашей стороне как раз напротив Думы будет Гранд-отель «Европа». Его трудно не заметить, самый наш шикарный отель, он перпендикулярно Невскому стоит, вот как в него упретесь – поворачиваете направо и мимо Филармонии идете прямо к Русскому музею, его по памятнику Пушкину узнаете. Пешком отсюда – минут семь. Не заблудитесь. В крайнем случае людей спросите. У нас – не Москва, у нас объяснят по-человечески.
– Спасибо, – попрощался Сергей и направился к выходу. Он понимал, что мог бы продолжить знакомство с аптекаршей, видел, что она «повелась», но… Но ведь он не мог пригласить ее даже куда-нибудь перекусить, не говоря уже о чем-то более серьезном. Вот и пришлось сделать вид, что не дошли и прозрачные шуточки, и вполне заинтересованные взгляды… А у аптекарши, когда Числов вышел, упало настроение. Она решила, что просто не глянулась симпатичному и немного необычному офицеру, который хочет в Русский музей с утречка заглянуть.
До Гранд-отеля Сергей дошагал быстро – чего-чего, а уж шагать-то он умел. Отель и впрямь был шикарным. Числов даже остановился напротив главного входа.
В отражении витрины Сергей увидел самого себя и удивился – человек в «Зазеркалье» был старше и угрюмее, чем представлял себя сам Числов. Дверь отеля открылась, швейцар в красивой синей ливрее что-то сказал тихо высокому парню в сером костюме, показывая глазами на Сергея. Парень, видимо, секьюрити, кивнул и подошел к капитану:
– Я могу вам чем-то помочь?
– Мне? – пожал плечами Сергей. – Зачем?
Секьюрити мотнул головой за спину Числова:
– Просто вы тут встали… Немного неудачно. Машине припарковаться мешаете.
Сергей обернулся – действительно, сзади его почти подпирал «мерседес», подъехавший настолько бесшумно, что Числов на него даже не среагировал.
– Ухожу, – улыбнулся Сергей секьюрити и шагнул было в сторону, но тут водительская дверь «мерседеса» распахнулась и оттуда вылетел возглас:
– Чисел?!
Сергей резко обернулся – а из «мерседеса» уже выбирался Дылев, собственной персоной. Числов понял, что из окна аптеки он видел именно этот «мерседес» и спину именно Дылева. Неудивительно, что не признал, потому что Сашка размордател, прямо скажем, прилично. Стал похожим на артиста Кокшенова, а еще на сытого, ухоженного сенбернара. Дылев улыбался во всю свою лоснящуюся рожу и, распахнув объятия, несся прямо на Числова. Обнялись они прямо под заинтересованными взглядами швейцара и секьюрити.
– Серега?! Ты откуда здесь?
– Откуда-откуда… Из Чечни. «Двухсотого» я привез.
– Кого? Я знаю?
Числов пожал плечами, которые продолжал тискать Дылев:
– Вряд ли… Снайпер из разведвзвода, Витя Крестовский, срочник.
Дылев покачал головой:
– Не помню, конечно… Я ту жизнь, Серега, и забыть не могу и вспоминать… Ой, блин…
Сашка заполошно махнул рукой, вспомнив, видать, нечто очень важное, и с удивительной для его сильно погрузневшей фигуры стремительностью рванул к пассажирской двери «мерседеса». В машине сидела дама (та самая, которая что-то кричала кому-то на Невском), которая явно не привыкла открывать самой себе двери автомобилей. А может быть, она просто старательно демонстрировала, что у нее такой привычки нет и не было отродясь.
Дылев бережно помог пассажирке выйти, и Числов смог рассмотреть ее более детально – а рассматривать, конечно, было что. И ведь не сказать, чтоб совсем уж какой-то неземной красоты была тетенька (неземная красота, как известно, встречается крайне редко), но на ее природную симпатичность была положена та-а-ка-а-я ухоженность, лощеность и стильность, что все вместе давало эффект необычный – эта женщина, похожая сразу на нескольких поп-див одновременно, казалась существом из параллельного мира, из иной реальности. Числов вдруг поймал себя на мысли, что на такую женщину трудно взглянуть именно как на женщину…
Женщина внимательно посмотрела на Сергея, а Дылев, изогнувшись, забубнил ей в ухо:
– Мой товарищ… служили… Чечне… как раз…
Дама величественно кивнула, продолжая рассматривать Числова, и что-то сказала Дылеву. Тот мгновенно подскочил к Сергею, схватил за руку и подтащил к «мерседесу». Капитан непроизвольно шевельнул ноздрями – от дамы исходили очень дорогие… нет, даже не запахи, а именно ароматы, причем не с густо концентрированной безвкусной плотностью, а… так как надо. «Как доктор выписал».
– Вот, – сказал Дыля, показывая на Числова, словно на пойманного осетра. – Вот это, так сказать, мой боевой товарищ, Сергей Числов, капитан, герой Чечни. Я как-то про него говорил, Лена…
Дылев осекся еще до того, как дама метнула на него убийственный взгляд. Осекся и тут же поправился:
– Елена Андреевна.
– Сергей… Николаевич, – дернул подбородок к груди Числов. – Только никакой я не герой, это Саша, как всегда, преувеличивает…
Он говорил какие-то общие вежливые фразы, и при этом его не покидало странное чувство, что Елена Андреевна не слушает его, а разглядывает, причем как-то… не совсем деликатно, что ли. Как жеребца на ярмарке. Капитану даже вдруг показалось, что она сейчас захочет взглянуть на его зубы. Этого хозяйка «мерседеса», конечно, делать не стала, она стащила с правой кисти узенькую лайковую перчатку и сказала глубоким, хорошо поставленным грудным голосом:
– Из Чечни, значит. Я знаю, там идет настоящая война. Мы о ней, конечно, знаем мало… но все хотим, чтобы она побыстрее закончилась. Рада познакомиться.
Она протянула руку Числову, и он осторожно ее пожал, удивляясь странному ощущению, оставленному ее фразой – вроде бы и абсолютно вежливой и тактичной, и в то же время отстраненно-безразличной.
– Увидимся, – кивнула Елена Андреевна Числову (он совершенно не понял, кто с кем, где и когда должен увидеться) и шагнула к услужливо распахнутой швейцаром двери Гранд-отеля. Дыле.в бросился за ней, успев прошипеть Сергею:
– Стой здесь, я мигом… Стой, с места не сходи!
Обалдевший Числов кивнул и остался стоять у входа в отель. Секьюрити и швейцар дипломатично сделали вид, что не замечают офицера. Сергей нашел глазами урну, достал сигарету и закурил, хотел было привалиться спиной к стене отеля, но вовремя сам себя одернул. Затягиваясь горьким дымом, Числов еще раз подивился невероятной встрече в огромном чужом городе, но потом вспомнил, что читал не раз о Невском, где все друг с другом встречаются. А еще вспомнил фразу из «Осеннего марафона»: «Ленинград – город маленький»…
Дылева и впрямь не пришлось ждать долго – он выскочил из отеля минут через пять, отдуваясь, как медведь:
– Ну вот, груз сдал… Теперь немного времени есть. Видал? Это мой босс. У нее укладка здесь.
– Какая укладка? Чего она укладывает? – не понял Числов, а Дыля закатился жизнерадостным смехом:
– Волосы… Ну не парашют же… Волосы, в салоне. Да, брат, совсем ты… одичал. Какие планы-то?
Числов пожал плечами:
– А какие у меня могут быть планы… Остановился в госпитале. Послезавтра похороны. Хотел вот по городу побродить. В Русский музей шел – тебя встретил.
– О! – заржал снова Дыля. – Музей – это круто. Узнаю командира отделения. Ты у нас на музеях всегда был маленько… Ладно, с музеем успеется. Их тут, в Питере, – знаешь сколько? Не убегут. Пойдем-ка, посидим маленько, я угощаю. Время есть – у Ленки это надолго. Дольше, чем парашют укладывать. Пошли, пошли, говорю.
Не обращая внимания на вялое сопротивление Числова, Дылев затащил приятеля в Гранд-отель. Сергей никогда не был в таких навороченных местах. Он шел, озираясь, аккуратно ставя ноги, как по операционной. Дыля же, наоборот, казалось, чувствовал себя абсолютно в своей тарелке.
Они поднялись по лестнице и оказались в кафе «Мезонин», где интерьер напоминал внутренний дворик какого-то европейского дома. Числов посмотрел на прозрачную крышу, на богато одетых людей за столиками, на девушку в длинном платье, перебиравшую струны арфы.
– Слушай, Саня…
– Да ладно ты, не менжуйся… Я же сказал – угощаю… Кто воевал – имеет право…
Дылев подозвал официантку, быстро отдал распоряжение. Потом усадил Сергея в глубокое кресло и плюхнулся сам напротив. Буквально через пару минут девушка принесла два пузатых бокала с коньяком.
– Ну что, – сказал Дыля. – Слава ВДВ?
– Слава, – отозвался Числов, чокнулся и опрокинул в себя содержимое бокала до дна. Он знал, что коньяк так не пьют, но почему-то именно здесь, в таком очень пафосном месте ему захотелось выпить по-крестьянски – из духа противоречия, что ли… Потом официантка принесла тарелки с какими-то сандвичами и салатами и еще один бокал коньяка. Числов посмотрел, что бокал Дылева остался почти нетронутым. Сашка перехватил его взгляд и пояснил:
– Я ж за рулем… И вообще… при исполнении… А ты давай… наворачивай.
Числов не заставил себя уговаривать, у него проснулся какой-то волчий аппетит. Только сожрав почти все, что было на тарелочках, Сергей с набитым ртом наконец-то поинтересовался:
– Саня… А эта Елена Андреевна… Что за тема-то?
Дыля достал из кармана пачку «Данхилла», щелкнул тяжелой зажигалкой, затянулся:
– Щас разжую.
Он действительно пожевал губами и сказал, словно покаялся чистосердечно:
– В общем, поперло мне, понимаешь? По-настоящему поперло…
Сашка даже через плечо поплевал, чтобы не сглазить.
– Познакомились-то случайно… Ее как-то в Новгород занесло, а я там… Ну, дурацкая какая-то ситуация на улице возникла – под Ленкину машину двое местных братков жопу своей «девятины» подставили, в общем, детский сад. А я рядом случился… ну угомонил немного, пока ее «секьюр» губами шлепал… А она – баба очень конкретная, сунула мне визитку, велела позвонить… Ну я позвонил и… Вот. Уже считай, месяца три ее… охраняю. Хотя охраной это не назвать – я на все руки от скуки. Да и сейчас времена уже не те, что раньше, охрана – больше для понтов. А раньше… раньше да, в Питере стрельба такая шла… Конкретная. Ленкиного мужа в этой мясорубке как раз и завалили – года три назад, можно сказать, под занавес уже всех основных разборок. Весь бизнес ей и достался. Другая бы просвистела все это, а она впряглась и… Короче, самая настоящая бизнес-леди. И бабок у нее – даже я представить не могу, сколько. Нам бы с тобой, наверное, и сотой доли хватило, чтобы при этом внуки безбедно жили. Врубаешься?
– Примерно, – повел пальцами Числов, которого стала потихоньку разбирать теплая коньячная истома.
– Ну вот, – продолжил Дыля, хитро глянув на Сергея. – А самое-то главное… Понимаешь… Богатые бабы – они… Они очень часто жутко одинокие. Серьезно. Я бы и сам раньше не поверил бы, но… Посмотрел тут кое-что… Народу вокруг – уйма, а все равно… В общем… Только, Серега, – это между нами, потому что про это вообще никто… Короче, пару недель назад я Ленку – того… Врубаешься?
– Врубаюсь, – усмехнулся Сергей, подумав про себя, что, скорее, уж это Елена Андреевна Дылю «того», а не он ее – ну, судя по тем маленьким сценкам, свидетелем которых он, Числов, невольно стал. А еще Сергей подумал о том, как же тяжело было Сашке – известному на курсе хвастуну – держать в себе такой вот секрет, как он, бедный, с ума-то не сошел…
– Вот такие дела, – подвел итог рассказу Дылев, гася окурок в пепельнице, которую тут же заменила на чистую материализовавшаяся прямо из воздуха официантка. – Ленка, конечно, на людях панибратства никакого не допускает. Тут все строго. Считай, как в армии. А с дисциплиной, может, даже и еще пожестче. Бизнес – он разгильдяйства не терпит. Ну а мне-то не привыкать, я на армейскую педаль специально давлю, чуть ли не по-строевому… А ей нравится…
– Ну что ж, – сказал Числов. – Поздравляю. Главное, чтобы все оно в радость было… Я вот только не понял, как ты так быстро уволиться-то успел?
– Ой, – махнул рукой Дыля. – Это не я. Это все Ленка. Для нее такие мелочи – вообще не проблема, пара телефонных звонков – вопрос через Москву решился. Не поверишь – мои документы ей в офис привезли. Серьезно. Не веришь?
Числова что-то неприятно кольнуло изнутри, хотя вроде бы Дылев ничего такого плохого-то и не сказал. Действительно, а что такого – документы на увольнение российского офицера-десантника подвезли прямо в бизнес-офис. Так ведь российский же бизнес-офис, не американский, слава богу…
– Верю, – сказал Числов. – Я, Саш, в последнее время в невероятные истории стал больше верить, чем в обычные…
– Все философствуешь, – ухмыльнулся Дылев. – Сколько я тебя, Серега, помню, ты вот как-то никогдане любил по-простому. Все как-то наособицу норовил… Да ладно, не обижайся, черт… Ты не представляешь, как я рад, что тебя встретил… У меня-то тут действительно все пучком, вот только поговорить, пообщаться… с пацанами там посидеть – вот с этим… небольшие проблемы. Все время ж при Ленке. А она и ночью сдернуть может, а про выходные – так вообще такого понятия нет. Круглосуточное бессменное боевое дежурство. А тут ты. Черт! Хорошо, что я тебя признал. А у тебя что ж, и номера мобилы моей нет? Я ж Володьке-то Орлову… оставлял.
Дылев быстро глянул Числову в глаза исподлобья – дескать, знает или нет ту историю. Сергей не стал показывать свою осведомленность:
– Да, он мне как раз и передал номер. Я тебя набирал в аптеке, минут за десять до того, как ты меня срисовал. Только труба-то у тебя выключена была.
– Само собой, – кивнул Сашка. – Я ж за рулем был. При Лене я трубу всегда выключаю, она ж может зазвонить не вовремя, и вообще… Да, ладно, ты давай, брат, ешь, пей… Рассказывай, сам-то как?
Числов маханул еще коньяку, закурил и откинулся в кресле:
– Так… А также все… Останаебло, если честно. После Грозного казалось – все оно как-то веселее пойдет, а сейчас… Суеты много, а все одно – вязнем. Война – не война… Духи как были упакованными от и до, так и… А мы тыркаемся, пык-мык, с любимым личным составом… Конца-краю-то не видать, если по-честному. Даже не то, чтобы не видать, а не чувствуется как-то…
Числов медленно пьянел. Даже не пьянел – морило его. Сергей маханул третий тост, закурил и сказал вдруг то, чего совсем не собирался говорить, а тем более уж Дыле:
– Я вот тоже… соскакивать надумал…
– Ты?! – поразился Дылев.
Числов молча кивнул.
– Ну ты, брат… А есть куда?
Числов так же молча пожал плечами.
Дыля поскреб затылок.
– Дела… Я вот о тебе, как ни странно… меньше всего бы мог подумать, что ты уйти захочешь. Хоть и говорили про тебя на курсе, что ты, мол, в армии человек случайный… Я-то видел… Только ты имей в виду, на гражданке, знаешь, для большинства-то наших – совсем не рай, медом специально нигде не мажут. Это мне… повезло. Просто повезло.
Сергей с удивлением заметил в глазах Дыли странную искорку – будто он сообщением о своем желании уйти из армии как-то покусился на Дылино везение, на его счастье. Сашка будто конкурента в нем почуял – как когда-то, в курсантские времена, когда зарекся своих знакомых девчонок знакомить с Числовым после какой-то там невнятной истории на дискотеке. Еле заметное напряжение разрядила трель телефонного звонка, Дыля мгновенно выхватил трубку, построжал лицом:
– Да. Есть. Сию секунду, Елена Андреевна.
Он вскочил с кресла и мотнул головой в сторону бара, рядом с которым располагалась какая-то дверь:
– Вызывает. Погоди немного, я быстро…
Дыля пошустрил на выход, а Числов откинулся в кресле и не заметил, как стал задремывать. Какое-то время он еще пытался сопротивляться навалившемуся то ли ему, то ли какому-то наваждению, а потом… Потом стены Гранд-отеля куда-то разъехались, и пригрезились Числову окрестности родного «бугорка». При этом он помнил, что находится в Питере, очень далеко от Чечни, – то есть вроде как и не спал, не дремал. Грезил. А сквозь приглушенно-интеллигентный шум «Мезонина» слышалось Сергею, будто кто-то зовет его. Или не зовет, а просто называет его:
«Капитан Числов… В Питере… Я бы сейчас… В Питер… Капитан Числов… Ему за дело, конечно…»
– Кто? – прошептал Числов, не в силах открыть налившиеся свинцовой тяжестью веки. – Кто меня зовет?…
…Странные штуки выкидывает порой человеческое подсознание. Никто, конечно, никакую телепатическую связь никогда еще научно не доказал. Но есть же народная примета: если у тебя пылают щеки, значит, о тебе где-то кто-то хорошо говорит, а если уши – значит, говорят тоже, но плохо…
В тот самый момент, когда Числова разморило в шикарном кафе «Мезонин», что в Гранд-отеле «Европа», его действительно вспоминал конкретный человек в Чечне – и не только вспоминал, но и напряженно думал, чем это сейчас занят капитан, которому повезло хоть на несколько дней вырваться в Питер. А звали этого человека – Сергеем Родионенко, по кличке Веселый, и был он рядовым из взвода старшего лейтенанта Панкевича. Веселый тоже сидел – только не как Числов – в кресле, – а на корточках. И смотрел Веселый не на официанток, а на труп.
Трупом был еще с вечера живой рядовой их взвода Валерка Малецкий – тихий паренек из Твери, ничем особо не выделявшийся, за исключением, может быть, некой тяги к одиночеству. Любил пацан уединяться – нет, не ради баловства там какого, или рукоблудия, а посозерцать, письма поперечитывать, книжечку полистать. Вроде он и стихи писал – лирические. Правда, никому не показывал. А в расположении роты где уединишься? Разве только в сортире, но там, прямо скажем, атмосферка не располагает. Вот Валерка и уходил пару раз за расположение – помечтать. То есть уходил-то он, наверное, и чаще, а пару раз его ловили и «вставляли» по самое дальше некуда, и объясняли дураку… Видать, не дошло. Потому что теперь его труп полусидел-полулежал за вертолетной площадкой – уже почти у самых скал, там, где невысокие деревца образовывали жалкое подобие чахлой рощицы. Мертвые руки Валерки были скручены проволокой, стриженая голова с разбитым лбом запрокинута назад, лицо и грудь – в запекшейся крови. Горло раззявлено от уха до уха глубоким разрезом, из которого выглядывал провалившийся темный язык. Бушлат, видимо, с солдата сняли, когда он еще был жив, а вот гимнастерку и тельняшку вспороли вместе с брюшной полостью, судя по всему, одним сильным движением кинжала или боевого ножа. Те, кто убивал Малецкого, зачем-то напихали ему в разрезанный живот сухих листьев и прелой травы, окровавленные клочья которой торчали во все стороны… Рядом были разбросаны измятые письма и две разложенные сброшюрованные фанерки, в которых Малецкий хранил весточки от друзей и родителей. Рядом с трупом на куче застывших внутренностей поблескивал маленький медный крестик на оборванном шнурке. Валерка уже давно закоченел, его полуприкрытые глаза, казалось, безразлично наблюдают за теми, кто к нему приближался.
В некотором отдалении от трупа на корточках сидели Маугли, Конюх и Веселый. Искать Малецкого стали утром – вот и нашли. Сержант Бубенцов побежал за Панкевичем, а трое солдат остались охранять труп. Хотя от чего его теперь уже охранять? Разве что других от него охранять надо. Духи часто минируют трупы – «сюрпризы» ставят.
Веселый вздохнул и, чтобы не говорить о грустном, вернулся к так и не «разруленной» теме с пропавшими фотками:
– Маугли, ты же их последний смотрел, фотки мои…
Маугли, которого эта тема, видимо, достала вконец, лениво отозвался:
– Смотрел и отдал. Ты же и пересчитал их тогда.
– Ну да… Я еще у взводного менял. Он две добавил… А Конюх видел, как я их прятал.
– Ничего я не видел, – буркнул Конюх. – У меня зуб болел…
– Зуб болел? Да ты тогда еще говорил, что у тебя две фотки намокли и склеились…
– Ну, склеились, и что?
– А то!
– Нужны мне твои фотки. Меня на них и не было. Почти. Ты же сам в коробку из-под бритвы положил и жгутом потом…
– О! А говоришь, не видел, как я их прятал, душара. Секи, Конюх. Вот твоя рожа нахальная, вот кулак. Понял?
Маугли покивал, подтверждая конюховскую вороватость:
– А когда у тебя духовскую тюбетейку нашли, которую Фома потерял? А?
Конюх возмущенно фыркнул:
– Так у Фомы же моя была! Шапочку я просто перепутал…
– Перепутал он…
Перепалку прервало появление Рыдлевки и Квазимодо. Старший лейтенант приблизился к трупу, опустился на одно колено, внимательно и тщательно осмотрел все вокруг. Потом привстал, обошел убитого и прилег с другой стороны, пытаясь заглянуть под труп.
– Сволочи… Вот зверье!
Потом вернулся к солдатам и прапорщику, достал сигарету и начал нервно разминать ее покрасневшими пальцами:
– Наверняка ведь подарочек состряпали, гниды. Нутром чую, мина под ним. Что делать-то будем, Валера?
Прапорщик Кузнецов присел со всеми рядом на холодную пожухлую траву, тоже достал сигарету:
– Что делать, что делать… Вытягивать! А что тут делать?
Панкевич с сомнением поскреб затылок:
– Может, саперов… Или сами рискнем?
– Сейчас, – отозвался Квазимодо. – Перекурим это дело и решим…
Помолчали. Веселый мечтательно вздохнул и неожиданно сказал вслух:
– Да… А вот товарищ капитан Числов сейчас в Питере… Я б сейчас туда – хоть на ковре-самолете. Питер – это… это такой город…