Шепот за окном Норт Алекс

34

За время моего отсутствия полицейских в доме заметно прибавилось. Подъехав, мы увидели две легковушки и фургон, припаркованные у въезда. На огороженной лентой подъездной дорожке работали полисмены и эксперты-криминалисты. Похоже, что основное внимание было сосредоточено на гараже, но двое патрульных стояли на тротуаре, перекрывая доступ на весь участок. Вдобавок, входная дверь дома была настежь распахнута – довольно неподобающее зрелище по возвращении домой, усиливающее впечатление беспардонности и несправедливости.

Я остановился за другими автомобилями. Машина моего отца проехала мимо и пристроилась сразу передо мной.

Не отца, напомнил я себе.

Детектива-инспектора Уиллиса.

Совсем ни к чему было признавать его как кого-то еще, так ведь? И если не считать того, как он тогда присел на корточки и посмотрел на Джейка, не имелось никаких признаков тому, что ему тоже хотелось это признавать. Такая ситуация меня более чем устраивала.

Шок уже немного притупился, но только таким образом, как сразу после первых толчков землетрясения наступает несколько мгновений тишины – перед тем, как послышатся визг и истошные вопли. Я по-прежнему хорошо помнил, что ощутил тогда в полицейском участке – вот мой отец стоит там, обернувшись на меня, признавая меня. Мысленно я сразу отпрыгнул в то далекое время, когда последний раз видел его, и сразу почувствовал себя маленьким и бессильным. Я словно целиком перенесся туда. Страх и тревога. Желание съежиться, стать как можно меньше, чтобы он меня не заметил. Но потом подступил гнев. У него, черт побери, не было никакого права разговаривать с моим сыном! А после – обида. То, что он вот так вошел в мою жизнь – да еще и в положении, дающем ему какую-то власть надо мной, – казалось столь глубоко несправедливым, что я почти не мог этого вынести.

– С тобой все хорошо, папа?

– Все нормально, дружок.

Я уставился на автомобиль передо мной. На человека на водительском сиденье.

«Это детектив-инспектор Пит Уиллис, – напомнил я себе, – и он ровным счетом ничего для тебя не значит».

«Вообще ничего».

Ну да, если только я сам ему не позволю.

– Ладно, – произнес я. – Давай-ка побыстрей со всем этим развяжемся.

Он встретил нас возле ограждения, показал свое удостоверение стоящим там патрульным, а потом без единого слова провел нас в дом. Обида нахлынула вновь. Мне, блин, оказывается, нужно его разрешение, чтобы попасть в свой собственный дом! Показалось унижением входить вслед за ним внутрь, словно маленькому мальчику, который должен делать то, что велят взрослые. И все это ощущалось гораздо хуже, поскольку сам он, похоже, был ко всему этому совершенно безразличен.

У него была папка с зажимом и авторучка.

– Мне нужно знать, что тут ваше, а что уже было здесь, когда вы сюда въехали, и до чего вы не дотрагивались.

– Все тут мое, – ответил я. – И миссис Ширинг все равно делала уборку во всех комнатах.

– Мы свяжемся с ней, не волнуйтесь.

– А я и не волнуюсь.

Мы проходили из комнаты в комнату, собирая предметы первой необходимости. Туалетные принадлежности. Одежду для Джейка и для меня. Несколько игрушек из его комнаты. Меня буквально обжигало, когда всякий раз приходилось спрашивать разрешения у своего отца, но он лишь кивал и отмечал взятое, и под конец я перестал спрашивать. Если он и обратил на это внимание, то не стал об этом упоминать. Честно говоря, он едва ли вообще смотрел на меня все это время. Интересно, думал я, о чем он может думать или что чувствовать. Но тут же постарался выбросить эту мысль из головы, поскольку это совершенно не имело значения.

Закончили мы в моем кабинете внизу.

– Мне нужен мой лэптоп… – начал было я, но Джейк меня перебил:

– А кого папа нашел в гараже? Это был Нил Спенсер?

Мой отец явно немного замешкался.

– Нет. Эти останки намного старше.

– А чьи они?

– Ну, строго между нами, я думаю, что это останки другого маленького мальчика. Того, который пропал очень давно.

– Насколько давно?

– Двадцать лет назад.

– Ого! – Джейк примолк, пытаясь уложить в голове такой внушительный отрезок времени.

– Да. И я надеюсь, что это так, поскольку с тех самых пор все так его и ищу.

Джейка его слова явно восхитили, словно это было некое достоинство, и мне это решительно не понравилось. Мне не хотелось, чтобы его вообще заинтересовал этот человек, не говоря уже о том, чтобы производить на него впечатление.

– Я уже почти сдался. – Мой отец печально улыбнулся. – Это всегда было для меня очень важно. Каждый должен в конце концов попасть домой, как думаешь?

– Можно мне взять это, детектив-инспектор Уиллис? – Я принялся отсоединять лэптоп от розетки, желая поскорее свернуть этот разговор. – Мне он нужен для работы.

– Да. – Он отвернулся от нас обоих. – Конечно же, можно. 

«Убежище для свидетелей» представляло собой обычную квартиру над книжным магазином в конце Таун-стрит. Она не особо привлекательно смотрелась с улицы – и даже еще менее, когда Уиллис провел нас внутрь.

Лестница привела нас от парадной на площадку, на которую выходили четыре двери. Вели они в гостиную, ванную с туалетом, кухню и комнатку с двумя односпальными кроватями – все это с самым минимумом прочей меблировки. Единственными признаками того, что квартира использовалась полицией, а не сдавалась по дешевке, были камера наблюдения, неприметно пристроившаяся на одной из стен, тревожные кнопки во всех помещениях и внушительный набор мощных засовов с внутренней стороны входной двери.

– Прошу прощения, что вам придется спать в одной комнате.

Уиллис вошел в спальню, неся простыни и одеяла, которые он вытащил из сушильного шкафа в ванной. Я распаковал нашу одежду и сложил ее стопками на верху старого деревянного комода, для начала смахнув с него плотный налет пыли. В квартире явно давно не прибирались, и у меня даже зачесались лицо и руки.

– Все нормально, – сказал я.

– Понимаю, тесновато. Иногда мы используем ее для свидетелей, но это в основном женщины с детьми. – Мне показалось, что последует продолжение, но он тут же покачал головой. – Обычно они хотят спать в одной комнате.

– Домашнее насилие, я полагаю?

Мой отец не ответил, но натянутая атмосфера между нами на градус усилилась, и я понял, что удар достиг цели. То, что было между нами, оставалось невысказанным, но при этом становилось громче, как иногда громче может стать тишина.

– Все нормально, – повторил я. – Долго мы тут пробудем?

– Не думаю, что больше суток или двух. Может, даже еще меньше. Хотя это потенциально крупное дело. Нам нужно убедиться, что мы ничего не упустили.

– Думаете, Нила Спенсера убил тот человек, которого вы арестовали?

– Не исключено. Как я уже говорил, по-моему, останки, найденные в вашем доме, – с похожего преступления. Всегда были предположения, что у Фрэнка Картера – тогдашнего убийцы – был какого-то рода сообщник. Норман Коллинз никогда официально не считался подозреваемым, но он проявлял слишком уж большой интерес к этому делу. Я никогда не считал, что он напрямую замешан, но…

– Но?..

– Может, я и ошибался.

– Угу, пожалуй, что и ошибались.

Мой отец промолчал. Понимание того, что я могу опять причинить ему боль, принесло нечто вроде приятной дрожи, но совсем маленькой, разочаровывающей. Вид у него слишком измотанный, и он явно не в своей тарелке. Наверное, прямо сейчас чувствует себя столь же беспомощно, как и я…

– Ладно.

Мы перешли обратно в гостиную, где Джейк, сидя на полу на коленях, уже что-то рисовал. Здесь были диван и кресло, маленький столик на колесиках и старый телевизор с путаницей кабелей сзади, шатко пристроившийся на деревянном комоде. Все это место казалось совершенно простывшим и продуваемым насквозь. Я постарался не думать о том, что происходило сейчас в нашем доме – нашем настоящем доме. Какие бы проблемы он нам ни подсовывал, они казались раем по сравнению со всем этим.

«Но ты с этим разберешься. И скоро все закончится».

И Пит Уиллис скоро уберется из моей жизни.

– Ладно, оставляю вас тут, – произнес он. – Приятно было познакомиться, Джейк.

– Тоже был рад познакомиться, Пит, – отозвался мой сын, не поднимая взгляд от рисунка. – Спасибо за эту замечательную квартиру.

Тот замешкался.

– Всегда пожалуйста.

Выйдя на площадку, я прикрыл дверь гостиной. Здесь было окно, но уже вечерело, и света оно давало мало. Уиллис, казалось, не хотел уходить, так что некоторое время мы стояли в полутьме, его лицо практически скрывалось в тени.

– У вас есть все необходимое? – произнес он наконец.

– Думаю, что да.

– Джейк, похоже, замечательный парнишка.

– Да, – сказал я. – Это точно.

– Творческая личность. Прямо как вы.

Я не ответил. От молчания между нами звенело в ушах. Насколько можно было судить в этом неверном свете, Уиллис, похоже, уже жалел о произнесенных словах. Но тут он объяснился:

– Я видел в доме книги, которые вы написали.

– А раньше вы не знали?

Он покачал головой.

– Я думал, что тебе должно быть интересно, – сказал я. – Может, ты искал меня, или еще чего.

– А ты меня искал?

– Нет, но это другое дело.

Едва сказав это, я сразу возненавидел себя, поскольку это признавало все тот же баланс сил – мысль о том, что это его задача присматривать за мной, волноваться за меня, заботиться обо мне, а не как-то иначе. Я не хотел, чтобы он вообразил, будто это так. Это не было так. Он был для меня никем.

– Давным-давно, – проговорил отец, – я решил, что будет лучше держаться подальше от твоей жизни. Мы с твоей матерью так между собой решили.

– Это можно подать и по-другому.

– Наверное. Но я подаю так. И я сдержал слово. Это не всегда было просто. Я часто сомневался. Но из лучших…

Он не договорил, вдруг показавшись еще слабее.

«Избавь меня от своих жалостливых самокопаний!»

Но я не произнес этого вслух. Что бы мой отец ни натворил в прошлом, он явно сильно изменился с тех пор. Теперь он не выглядел и не пах, как алкоголик. Он был в хорошей физической форме. И, несмотря на то что он выглядел совершенно измотанным, был в нем какой-то дух спокойствия. Я еще раз напомнил себе, что мы с этим человеком совершенно чужие друг другу. Мы не отец и сын. И мы не враги.

Мы никто.

Он отвел взгляд к окну, за которым медленно умирал день.

– Салли… Твоя мать, то есть. Что с ней случилось?

Звон бьющегося стекла.

Визг моей матери.

Я подумал о том, что произошло после. Как она изо всех сил старалась поставить меня на ноги, невзирая на все трудности, с которыми сталкивалась как мать-одиночка. О боли и бесславии ее смерти. Как и смерти Ребекки, которая ушла слишком молодой, задолго до того, как она или я заслуживали такой потери.

– Она умерла, – сказал я ему.

Он промолчал. На миг мне показалось, что это его сломало. Но он тут же взял себя в руки.

– Когда?

– А это уже не твое дело.

Злость в моем голове удивила меня – но явно не моего отца. Он стоял там, поглощая силу удара. Наконец тихо произнес:

– Да. Наверное, да.

А потом он двинулся вниз по лестнице ко входной двери. Я посмотрел ему вслед. И на половине его пути вниз заговорил снова, негромко, но так, чтобы он услышал.

– Знаешь, я помню ту последнюю ночь. Ночь перед тем, как ты ушел. Когда в последний раз видел меня. Помню, насколько ты был пьян. Какое красное у тебя было лицо. Что ты сделал. Как бросил в нее стаканом. Как она закричала.

Он остановился на ступеньке и неподвижно застыл.

– Я все это помню, – продолжал я. – И как ты смеешь теперь про нее спрашивать?

Он не ответил.

А потом тихо продолжил спускаться по лестнице, оставив меня лишь с тошнотворным чувством в животе и гневным стуком сердца.

35

Выйдя из дома-убежища и сев за руль, Пит слишком быстро погнал по пустынным улицам, направляясь прямиком домой. Кухонный шкафчик звал его, и он собирался сдаться перед ним. Теперь, когда решение было принято, тяга выпить стала сильнее, чем когда-либо, и казалось, что вся его жизнь зависит от того, насколько скоро он туда доберется.

Оказавшись дома, Пит запер дверь и задернул занавески. Дом вокруг него был тих и неподвижен, и, хотя он уже стоял в нем, казался столь же пустым, как и до его появления. Поскольку, в конце концов, что он к нему добавил? Пит оглядел спартанскую меблировку передней комнаты. Она была такая же по всему дому – каждый уголок пространства настолько же аскетичен и тщательно организован. Правда была в том, что он годами жил в пустом доме. Скудным подобием жизни, которой едва живут, избегая жизни реальной, – не менее печальным от того, что оно опрятное и чистое.

Пустой. Бесцельный.

Никчемный.

Голос победно ликовал. Пит стоял на месте, медленно дыша и сознавая, как гулко бьется сердце. Но он бывал в такой ситуации уже множество раз, и именно так все это всегда и происходило. Когда позыв выпить становился слишком сильным, поддержать его могло что угодно. Любое событие или наблюдение, хорошее или плохое, могло быть развернуто и подогнано к месту.

Но все это полное вранье.

«Ты все это уже проходил».

«Ты справишься».

Тяга примолкла на миг, но тут же вновь принялась громогласно завывать где-то в голове, осознав хитрость, за которую Пит пытался ухватиться. Он позволил ей привезти себя домой на автопилоте, разрешил ей поверить, что готов сдаться, но теперь время опять самому взяться за руль.

Боль вихрем закручивалась у него в груди, бурлящая и невыносимая.

«Ты все это уже проходил».

«Ты справишься».

Стол. Бутылка и фотография.

Сегодня он добавил еще и стакан и после секундного промедления открыл бутылку и налил в него водки на два пальца. Поскольку почему бы и нет? Либо он выпьет, либо не выпьет. Плевать, сколько он уже проехал по этой дороге, – важно, доедет ли до конца.

Пискнул его телефон. Подобрав его, Пит увидел сообщение от Аманды, которая посвящала его в подробности допроса Нормана Коллинза. Похоже, что того получится привлечь за убийство Доминика Барнетта, но ситуация с Нилом Спенсером более туманна, и Коллинз решил прибегнуть к помощи адвоката.

«Думаете, Нила Спенсера убил тот человек, которого вы арестовали?» – спрашивал тогда Том.

Не исключено, ответил он, – и было совершенно ясно, что Коллинз действительно каким-то образом в этом замешан. Но если похитил и убил Нила не он, это означало, что настоящий убийца до сих пор на свободе. Любое облегчение, которое Пит мог испытать после ареста Коллинза, при этой мысли улетучилось без следа – столь же неотвратимо и безоговорочно, как двадцать лет назад, когда он увидел в приемной управления Миранду и Алана Смитов и понял, что кошмар далеко не позади.

Теперь это не должно было быть его проблемой. Том – его сын, хотя и давно покинутый, и обозначившийся конфликт интересов означает, что завтра ему надо поговорить с Амандой и взять отвод от расследования. Пит полагал, что это уже и само по себе принесет облегчение – сбросить с плеч подобную ношу. И все же, будучи глубоко в него затянутым – вынужденный опять противостоять Картеру и смотреть на тело Нила Спенсера на пустыре прошлой ночью, – он хотел довести дело до конца, какими бы тяжелыми ни могли оказаться для него последствия.

Отложив телефон в сторону, Пит уставился на стакан, пытаясь проанализировать, что чувствует, опять увидев Тома после стольких лет. Эта встреча должна была потрясти его до основания, но все же он чувствовал странное спокойствие. За все эти годы чувство отцовства только притуплялось – подобно тому, что он когда-то учил в школе, но потом в жизни не пригодилось. Воспоминания о Салли не настолько перехлестывали болевой порог, чтобы стать невыносимыми, но Тома он просто-таки невероятно подвел, и Пит изо всех сил старался никогда не думать об этом. Было лучше не иметь абсолютно никакого отношения к жизни сына, и когда бы он ни ловил себя на том, что пытается представить, каким человеком сейчас мог бы стать Том, то всегда старался поскорей отбросить такие мысли прочь. Касаться их было слишком горячо.

Но теперь он знал.

У него не было никакого права думать о себе как об отце, но было невозможно не оценить мужчину, которого он встретил сегодня днем. Писатель. Что вполне объяснимо, конечно же. Том даже в раннем детстве был творческой натурой – постоянно сочинял всякие истории, за лихо закрученными сюжетами которых Пит не всегда мог поспеть, или разыгрывал хитроумные сценарии с участием своих игрушек. Джейк, похоже, во многом такой же, каким был Том в его возрасте, – столь же восприимчивый и сообразительный ребенок. Из того малого, что удалось узнать Питу, становилось ясно, что Том порядком пострадал от трудностей и трагедий в своей жизни, но все же успешно растил Джейка в одиночку. Едва ли приходилось сомневаться, что его сын вырастет в достойного человека.

Не в кого-то там никчемного. Не беспомощного, не портача.

Что хорошо.

Пит провел пальцем по ободку стакана. Очень хорошо, что Тому удалось успешно преодолеть несчастное детство, которое он ему предоставил. Хорошо, что он отстранился от жизни Тома, прежде чем отравил ее еще сильнее, чем уже успел. Потому что было ясно, что еще как успел. Даже после столь долгого срока Том помнил. Нанесенный Питом удар был слишком страшен, чтобы сразу испариться из памяти.

«Я помню ту последнюю ночь».

Пит до сих пор мог представить себе ненависть и отвращение на лице сына, когда тот произносил эти слова. Подхватил стакан. Поставил его обратно. Хотя все это не совсем справедливо, так ведь? Он заслуживал неприятия и отвращения – он более чем хорошо это сознавал, – но вот ненависть еще надо заслужить. Когда Салли с Томом ушли от него, Пит пил уже практически постоянно и его дни и ночи слились в один довольно размытый образ, но тот конкретный вечер он помнил абсолютно ясно и четко. Описание Томом того, что произошло, было совершенно невероятным.

А это важно?

Наверное, нет. Если воспоминание его сына и не буквально соответствовало истине, то, подобно представлению самого Пита о собственной несостоятельности, по-видимому, хотя бы казалось достаточной истиной, и это была та истина, которая в конце концов и имеет значение.

Он посмотрел на знакомую фотографию себя с Салли. Снимок был сделан, когда Тома не было еще и в проекте, но Питу казалось, что при желании можно было разглядеть знание надвигающегося отцовства в выражении лица изображенного на нем молодого человека. Прищур против солнца. Неуверенная полуулыбка, которая будто вот-вот исчезнет. Словно мужчина на фото уже знал, что готов совершить непоправимую ошибку и все потерять.

А у Салли все равно такой счастливый вид!

Он потерял ее уже давным-давно, но лелеял фантазию, что она по-прежнему живет где-то, ведет спокойную, полную любви жизнь. Лелеял, поддерживая в себе отчаянную веру, что его собственная потеря стала приобретением для нее и для Тома. Но теперь он знал правду. Не было никакого приобретения. Салли умерла.

Пит снова подхватил стакан, но на сей раз задержал его в руке, наблюдая, как прозрачная жидкость маслянисто клубится внутри. Она выглядит так невинно, пока не сделаешь это, – почти как обычная вода, пока не шевельнешь стакан и не увидишь скрывающуюся внутри туманную муть.

Он все это уже проходил. Он сможет это пережить.

Но зачем трудиться?

Пит обвел взглядом комнату, опять взвешивая пустоту своего существования. Здесь не было ничего, предназначенного для него. Он – человек, сделанный из воздуха. Жизнь без веса. Не было ничего хорошего в его прошлом, что можно было бы спасти, и нет ничего в будущем, что стоило сохранять.

Только все это неправда, так ведь? Убийца Нила Спенсера по-прежнему может гулять на свободе. Если убийство мальчика произрастает из каких-то прошлых косяков Пита, тогда это его обязанность все исправить, какие бы личные последствия это ни вызвало. Нравится ему это или нет, но он опять вернулся в старый кошмар, и нужно окончательно разделаться с ним, даже если это окончательно сломает его. Да, имеется конфликт интересов, но если он будет соблюдать осторожность, то, наверное, никто никогда и не узнает. Пит сомневался, чтобы Том когда-либо пожелал распространяться про их отдаленную историю.

Вот хотя бы одна причина оставаться трезвым.

А еще…

«Спасибо за эту замечательную квартиру».

Пит улыбнулся, припомнив недавно сказанные слова Джейка. Немного странно было такое слышать, но все равно забавно. Он забавный ребенок. Замечательный ребенок. С творческой жилкой. С характером. Хотя наверняка тоже глаз да глаз нужен, как тогда за Томом временами.

Пит позволил себе подумать про Джейка еще немного. Сумел представить, как сидит и разговаривает с мальчишкой. Играет с ним, точно так же, как мог бы – и должен был – играть с Томом, когда тот был маленьким. Глупо это все, конечно же. Ничего тут нет. Через пару дней его участие в жизни этих двоих закончится, и он наверняка их больше никогда не увидит.

Но даже если так, Пит решил, что пить не будет.

По крайней мере, сегодня.

Легко со всей силы швырнуть стакан, конечно же. Всегда легко это сделать. Вместо этого он встал, прошел в кухню и медленно вылил его в раковину. Смотрел, как жидкость ускользает в слив, а вместе с ним и тяга из груди, когда он опять подумал про Джейка и ощутил нечто, чего не испытывал уже многие годы. Для этого не было никаких причин. Не было смысла.

Но все же она была.

Надежда.

Часть IV