Шепот за окном Норт Алекс
– А вид-то у вас по-прежнему хреновый.
Карен пристроилась на ходу рядом со мной, когда я выходил через ворота на улицу. На ней было все то же толстое пальто, несмотря на теплое утро.
– Вчера вы беспокоились, не оскорбили ли меня этими словами.
– Угу, но ведь это было не так, правда? – Она пожала плечами. – Сегодня, на свежую голову, я решила, что ничего страшного.
– Тогда вы наверняка спали получше, чем я.
– Да уж вижу. – Она затолкала руки в карманы. – Что думаете делать? Как насчет по кофейку, или вам надо бежать и уставать где-то в другом месте?
Я пребывал в сомнениях. Делать мне было решительно нечего. Я сказал своему отцу, что лэптоп мне нужен для работы, но вероятность того, что в подобном состоянии я создам что-нибудь путное, практически равнялась нулю. Скорее всего, сегодня оставалось лишь просто толочь воду в ступе в смутной надежде на то, что со временем на горизонте появится какая-нибудь земля – просто убивать время, попросту говоря, – и при виде Карен я решил, что в жизни есть и более подходящие дни для подобных занятий.
– С удовольствием, – сказал я. – Было бы классно.
Мы двинулись пешком по главной дороге, где она провела меня мимо небольшого углового магазинчика и городского почтамта к кафешке под названием «Счастливый свин». На витринных стеклах были нарисованы зеленые луга, за которыми просвечивал деревенского вида интерьер с тесно поставленными деревянными столиками, словно на какой-нибудь фермерской кухне.
– Малость претенциозно. – Карен толкнула входную дверь, и звякнул колокольчик. – Но кофе очень даже ничего.
– Пока в нем есть кофеин.
Пахло действительно аппетитно. Сделав заказ у стойки, мы подождали его, стоя почти вплотную друг к другу в неловком молчании, не заговаривая и ожидая, когда заговорит другой. Потом отнесли свои чашки за свободный столик и уселись.
Карен стряхнула с плеч пальто. На ней были белая блузка и синие джинсы, и я подивился, какой стройной она выглядит без всех этих защитных доспехов. А были ли это защитные доспехи? Не исключено, подумал я. На запястьях у нее болталась путаница деревянных колец, которые с клацаньем опустились вниз, когда Карен подняла руки к голове и убрала волосы назад, завязав их в свободный хвостик.
– Итак, – начала она. – Что с вами все-таки происходит?
– Долгая история. Сколько вы хотите узнать?
– Ой, да всё!
Я поразмыслил над этим. Как писатель, среди всего прочего я всегда был убежден, что не стоит излагать свои сюжеты, пока они не закончены. Если вы это сделаете, будет меньше побудительных мотивов записать их. Это примерно как с той историей, которая поначалу просто напрашивается, чтобы ее в том или ином виде рассказали, – чем чаще ее пересказываешь, тем меньше интереса она вызывает у тебя самого.
Так что с этой мыслью в голове я решил рассказать Карен все.
Ну, или почти все, во всяком случае.
Она уже знала про хлам у меня в гараже и визит человека, который оказался Норманом Коллинзом, но почти удавшееся похищение Джейка посреди ночи заставило ее поднять брови. Потом настал черед того, что я узнал от миссис Ширинг, и событий, которые разворачивались вчера. Обнаружения тела. Дома-убежища.
И, в довершение всего прочего, моего отца.
До сих пор у меня создавалось впечатление, что Карен – дамочка довольно фривольная: тяготеет к сарказму и игривым приколам. Но к тому моменту, как я закончил свой рассказ, вид у нее был потрясенный и чертовски серьезный.
– Вот блин! – негромко произнесла она. – Никаких подробностей прессе пока не предоставили – только что на участке найдены какие-то человеческие останки. Я и подумать не могла, что это у вас…
– По-моему, сейчас они не расположены раскрывать свои карты. Из того, что я смог понять, они считают, что это останки мальчика по имени Тони Смит. Одной из жертв Фрэнка Картера.
– Бедные его родители! – Карен покачала головой. – Двадцать лет… Хотя могу предположить, что после такого долгого времени они должны были знать. Может, для них это даже какое-то облегчение, что все наконец закончилось…
Я припомнил слова своего отца.
– Каждый должен в конце концов попасть домой.
Карен смотрела куда-то в сторону. Казалось, что она хочет еще меня порасспросить, но по какой-то причине не уверена, следует ли это делать.
– Этот человек, которого они арестовали… – произнесла она.
– Норман Коллинз.
– Да, Норман Коллинз. А он-то откуда знал?
– Не знаю. Судя по всему, он всегда интересовался этим делом. – Я отпил кофе. – Мой отец вроде думает, что все это время он был сообщником Картера.
– И также убил Нила Спенсера?
– Не уверен.
– Надеюсь, что так… Ну, – тут же поправилась она, – в смысле, жутко так говорить, но, по крайней мере, это помогло им прижать мерзавца. Господи, если б вы не проснулись…
– Знаю. Даже думать не хочу об этом.
– Блин, какой кошмар!
Это было так – но, конечно же, нежелание думать об этом не означало, что я мог заставить себя прекратить.
– Я прочитал про него вчера вечером, – сказал я. – Про Картера, в смысле. Не особо приятное чтение, но, пожалуй, мне нужно было знать. Шептальщик. Некоторые подробности просто ужасны.
Карен кивнула.
– «Если дверь прикрыть забудешь, скоро шепот слышать будешь…» Я спросила у Адама, после того как вы про это упомянули. Это такой детский стишок. Он никогда не слышал про Картера, естественно, но, полагаю, изначально это про него. Передается из уст в уста.
– Предостережение насчет чего-то вроде Черной Руки или Подкроватного Монстра.
– Угу. Только самого настоящего.
Я подумал про стишок. Адам слышал его, не понимая, что он означает, и, может, тот уже распространился далеко за пределы Фезербэнка. Такого рода страшилки частенько ходят среди ребятишек, так что, наверное, кто-то из детей в старой школе Джейка повторял его, и вот так тот его и выучил.
Да, все должно быть примерно так, конечно же. Та маленькая девочка не могла его научить, поскольку она не настоящая.
Но это не объясняло бабочек. Или мальчика в полу.
Карен словно прочитала мои мысли.
– А что Джейк? Как он со всем этим справляется?
– Нормально, по-моему. – Я пожал плечами, хотя и несколько беспомощно. – Я не знаю. Мы с ним… нам иногда трудно говорить друг с другом. Он не самый простой ребенок.
– Такого не бывает, – сказала Карен.
– А я не самый простой из взрослых.
– То же самое. Хотя как насчет вас? Довольно странно, наверное, увидеть отца после столь долгого времени. У вас что, действительно все это время не было с ним никакого контакта?
– Абсолютно никакого. Моя мать ушла со мной, когда поняла, что с нее хватит. С тех пор я его не видел.
– Хватит?
– Пьянства, – сказал я. – Распускания рук…
Но тут же прикусил язык. Было проще объяснить это так, чем вдаваться в подробности, но правда заключалась в том, что, помимо той финальной ночи, я вообще-то не помню, чтобы отец когда-нибудь поднимал руку на нее или на меня. Пил – да, хотя на самом-то деле в то время я этого до конца не понимал; просто знал, что он постоянно был на что-то зол, что целыми днями где-то пропадал, что денег не хватало, что родители жестоко ссорились. И хорошо помню обиженное возмущение и горечь, которые он буквально излучал – висящее в воздухе чувство угрозы, словно что-то плохое могло произойти абсолютно в любой момент. Помню, что был испуган. Но настоящее рукоприкладство – это, пожалуй, преувеличение.
– Жаль это слышать, – сказала Карен.
Я опять пожал плечами, чувствуя себя окончательно неловко.
– Спасибо. Но да, действительно было странно увидеть его. Я помню отца, конечно, но он не такой, каким был. Теперь он не похож на пьянчугу. Все его манеры, похоже, совершенно переменились. Стал рассудительней, спокойней…
– Люди меняются.
– Да, согласен. И это хорошо, впрочем. Теперь мы оба совершенно разные люди. Я больше не ребенок. А он на самом-то деле мне не отец. Это вообще не имеет значения.
– Не убеждена, что верю вам.
– Ну, что есть, то есть.
– Наверное. – Карен допила кофе и принялась натягивать пальто. – Боюсь, что на этой печальной ноте я вынуждена вас покинуть.
– Надо идти и уставать в каком-то другом месте?
– Нет, я хорошо выспалась, не забыли?
– Верно. – Я бездумно закручивал ложечкой остатки кофе в своей чашке. Похоже, Карен не была расположена рассказывать мне, чем занимается, и мне пришло в голову, что я едва ли вообще хоть что-то про нее знаю. – Мы провели все это время, разговаривая только обо мне, вы заметили? По-моему, это нечестно.
– Потому что вы гораздо более интересный человек, чем я, особенно в данный момент. Наверное, это то, о чем вы можете написать в какой-нибудь своей книге.
– Может, и напишу.
– Ах да, простите… Я вас «погуглила». – На миг вид у нее стал смущенный. – Я хорошо умею искать. Только не говорите никому.
– Ваш секрет в полной безопасности.
– Рада это слышать. – Карен примолкла, словно хотела сказать что-то еще. Но потом помотала головой, явно передумав. – Еще увидимся?
– Обязательно. Берегите себя.
Когда она ушла, я доцедил последние капли кофе, гадая, что же она только что собиралась сказать. А также обдумывая тот факт, что она искала меня через «Гугл». К чему бы это?
И было ли что-то неправильное в том, что мне это на самом деле понравилось?
37
– Вы тут уже всё, лапочка?
Мужчина помотал головой, на миг не совсем понимая, где он и что у него спрашивают. А потом увидел улыбающуюся ему официантку, опустил взгляд на столик и понял, что давно допил свой кофе.
– Да. – Он откинулся на спинку стула. – Простите, задумался.
Она опять улыбнулась, забирая его пустую чашку.
– Принести еще что-нибудь?
– Может, чуть позже.
У него не было намерения ничего заказывать, но пусть даже кафешка была полупуста, имело смысл вести себя вежливо и соблюдать общественные нормы. Ему не хотелось, чтобы его запомнили только из-за того, что он злоупотребил местным гостеприимством. Ему не хотелось, чтобы его вообще запомнили.
Обычно это удавалось ему более чем хорошо – хотя правда заключалась в том, что люди сами упрощали ему задачу. Создавалось впечатление, что слишком многие из них окончательно затерялись в шуме бытия, бредя по жизни, как лунатики, совершенно безразличные к миру вокруг себя. Загипнотизированные своими мобильными телефонами. Не обращающие внимания на проходящих мимо. Люди эгоистичны и равнодушны и практически не замечают того, что находится на периферии. Если ты ничем не выделяешься, то так же быстро и бесследно исчезнешь из их мыслей, как какой-нибудь сон.
Он не сводил взгляд с Тома Кеннеди, сидящего в двух столиках от него.
Кеннеди располагался к нему спиной, и теперь, когда эта женщина ушла, мужчина мог смотреть на него сколько угодно. Пока она оставалась там, лицом к нему, он прихлебывал кофе и делал вид, будто уткнулся в свой телефон, делая себя ничем не примечательной частью обстановки кафе. Но все это время тщательно прислушивался, конечно же. Разговоры перемешиваются между собой, если ты им позволяешь, создавая непроницаемый фоновый гул, но если хорошенько сосредоточиться, то можно вычленить нужный и без проблем следить за ним. Все, что для этого требуется, – полная концентрация. Как тонкая настройка радиоприемника, когда исчезают помехи и ты слышишь чистый сигнал.
Как прав он был, подумал он сейчас.
«Нам иногда трудно говорить друг с другом».
«Он не самый простой ребенок».
Ну что ж, мужчина все больше убеждался, что под его-то заботой Джейк действительно расцветет. Он даст мальчику дом, которого тот заслуживает, окружит любовью и вниманием, в которых тот так нуждался. А тогда и он сам почувствует себя исцеленным и цельным.
А если нет…
У времени есть свойство притуплять ощущения. Он поймал себя на мысли, что теперь гораздо проще думать о том, что он сотворил с Нилом Спенсером. Лихорадочная дрожь, которую он испытывал потом, с тех пор давно растаяла, и теперь он мог управляться с воспоминаниями куда как более беспристрастно – вообще-то это почти доставляло удовольствие. Поскольку, по правде сказать, мальчишка этого заслуживал, верно? А если и были моменты умиротворения и счастья в течение прошедших двух месяцев, когда абсолютно все казалось чудесным, то ощущение спокойствия и собственной правоты, которое несло в себе послевкусие того последнего дня, тоже по-своему дарило чувство уюта.
Но нет.
До этого не дойдет.
Том Кеннеди встал и направился к дверям. Мужчина уставился в свой телефон, наугад тыча пальцем в экран, когда Кеннеди проходил мимо.
Мужчина посидел еще несколько секунд, размышляя о других вещах, которые удалось услышать. Кто такой Норман Коллинз? Имя было совершенно ему незнакомо. Один из тех остальных, предположил он, но у него не было ни малейшего предположения, почему Коллинза сейчас арестовали. Впрочем, это его вполне устраивало. Внимание полиции будет отвлечено. Кеннеди будет не столь настороже. Из чего следовало, что ему всего лишь нужно выбрать правильный момент, и все будет просто замечательно.
Он поднялся.
Чем сильнее шум, чем проще по-тихому ускользнуть, оставшись незамеченным.
38
«Я так долго тебя искал!»
Выбравшись из машины, Пит направился к больнице и спустился на лифте в подвал, где базировалось городское отделение судебной медицины. Одна стенка лифта была зеркальной, и он выглядел в ней вроде вполне нормально. Казался даже совершенно спокойным. Какие-то детали внутри могут быть сломаны, но снаружи он сейчас как аккуратно запакованный подарок, который загремит, только если его случайно встряхнуть.
На самом же деле Пит не мог припомнить, чтобы когда-нибудь вообще ожидал чего-нибудь с такой томительной тревогой.
Он целых двадцать лет искал Тони Смита. Иногда даже закрадывалась подспудная мыслишка: уж не поддерживало ли его все это время отсутствие мальчика – не давало ли оно ему чувство цели и причину продолжать жить и работать? И неважно, насколько старательно он пытался не думать об этом, – это дело для него никогда не было закрыто.
Так что Пит не мог оставаться в стороне, когда это действительно произошло.
Он просто ненавидел эти патологоанатомические операционные, всегда ненавидел. Запах антисептика никогда в достаточной мере не скрывал лежащую в основе трупную вонь, а режущий глаза свет и сверкающие металлические поверхности лишь подчеркивали пятнистую мраморность тел, выставленных там напоказ. Смерть была здесь осязаемой – выложенной, словно мясо на прилавок, и совершенно прозаичной. Эти помещения ассоциировались с килограммами и градусами, и пружинными канцелярскими планшетами, исчерканными химическими и биологическими формулами – всем таким холодным и клинически беспристрастным. Каждый раз, бывая здесь, Пит сознавал, что большинство важных составляющих человеческой жизни – эмоции, характер, опыт – блистательно отсутствовали.
Патологоанатом, Крис Дейл, подвел его к каталке на дальнем конце помещения. Следуя за этим человеком, Пит чувствовал легкость и дурноту, едва перебарывая стремление повернуть назад.
– А вот и наш мальчик.
Дейл говорил негромко. Он был известен всему управлению своими совершенно бесцеремонными и пренебрежительными манерами, когда дело доходило до общения с полицией, оставляя свое уважение для тех, кого всегда именовал своими пациентами.
«Наш мальчик».
По тому, как Дейл сказал это, было ясно, что останки теперь под его покровительством. Что унижения, которым они подверглись, уже позади, и что теперь за ними будут бережно присматривать.
«Наш мальчик», – подумал Пит.
Кости были выложены в форме маленького ребенка, но время отделило многие из них, и не осталось ни клочка плоти. За долгие годы Пит повидал достаточно много скелетов. Каким-то образом смотреть на них было проще, чем на недавно погибших людей, – те больше напоминали человеческие существа, но, в своей жутковатой неподвижности, почему-то нет. И все же реальность всегда попадала в цель: тот факт, что люди умирают, и после короткого периода времени остаются лишь объекты, кости, что-то лишь немногим большее, чем разрозненный набор бездушных предметов, брошенных там, где они упали.
– Полное посмертное исследование пока только предстоит, – сообщил Дейл. – Его намечено провести позже. Что я могу сказать вам прямо сейчас, так это что перед нами останки ребенка мужского пола, которому на момент смерти было около шести лет. Причину смерти на данный момент не могу назвать даже предположительно – может, мы этого вообще никогда и не выясним, он мертв уже достаточно продолжительное время.
– Двадцать лет?
– Не исключено. – Дейл помедлил, зная, о чем именно спрашивает Пит, а потом показал рукой на вторую каталку по соседству. – Здесь у нас есть также дополнительные предметы, собранные на месте обнаружения останков. Включая и коробку, конечно же, – скелет был привезен сюда в ней, чтобы предохранить его от повреждений. Под костями имелась одежда.
Пит придвинулся на шажок ближе. Одежда была старой и затянута паутиной, но Дейл и его команда осторожно извлекли ее, и теперь она лежала той же нетронутой, аккуратно сложенной стопкой, в какую и была некогда уложена. Ему не потребовалось перебирать ее, чтобы понять, что там, в этой стопке.
Синие тренировочные штаны. Маленькая черная рубашка-поло.
Он повернулся и опять посмотрел на останки. Дело ни на секунду не отпускало его все эти годы, и все же впервые он увидел Тони Смита в реальной жизни. До настоящего момента имелись только фотографии мальчика, навеки застывшего во времени. Сложись все чуть-чуть по-другому, и сегодня Пит вполне мог разминуться с двадцатишестилетним Тони Смитом где-нибудь на улице, даже никогда не слыша этого имени. Он уставился вниз на маленький сломанный каркас, некогда поддерживающий и содержащий в себе человеческое существо, вместе со всеми изначальными возможностями того, кем оно могло бы стать.
«Все их надежды и мечты пошли прахом, и, типа, что же ты, гад, натворил».
Пит вытолкал слова Фрэнка Картера из головы и несколько секунд молча стоял, опустив взгляд, желая проникнуться величием момента. Но только вот почти сразу осознал, что никакого величия тут нет, что его здесь не более, чем присутствия самого Тони Смита в этом пустом панцире из костей, лежащих на каталке. Пропавший мальчик так долго держал Пита на орбите, что вся его жизнь вращалась вокруг загадки местонахождения Тони. Центр притяжения исчез, и все же его траектория осталась прежней.
– В коробке мы еще нашли несколько вот таких, – добавил Дейл.
Повернувшись, Пит увидел, как патологоанатом наклонился вперед, держа руки в карманах и заглядывая в картонную коробку, в которой нашли Тони Смита. Придвинувшись ближе, инспектор разглядел, что внимание эксперта сосредоточено на бабочке, застрявшей в паутине внутри. Бабочка была явно мертва, но разноцветный рисунок у нее на крылышках оставался четким и ярким.
– Трупная моль, – произнес Пит.
– Вот уж не думал, что вы поклонник бабочек, детектив.
– Видел однажды документальный фильм по телику. – Пит пожал плечами. Он всегда считал, что смотрит телевизор и читает, только чтобы попросту убить время, и был несколько удивлен сам собой, обнаружив, что кое-какие знания все-таки застряли в голове. – Надо же как-то заполнить столько пустых вечеров…
– Надо думать.
Пит порылся в памяти в поисках подробностей. Этот вид бабочек водился в стране, но встречался сравнительно редко. Программа, которую он когда-то смотрел, была посвящена команде эксцентричных людей, прочесывающих поля и лесополосы в попытках обнаружить таких вот бабочек. Под конец они все-таки нашли один экземпляр[11]. «Трупную моль» привлекает мертвечина. Сам Пит никогда их не видел, но с тех пор как посмотрел фильм, поймал себя на том, что более внимательно изучает проселочные дороги и лесополосы, в которых ведет свои поиски по выходным, гадая, не может ли их присутствие обеспечить какое-то указание на то, что он ищет в нужном месте.
В кармане у него зажужжал телефон. Вытащив его, он обнаружил сообщение от Аманды. Быстро прочитал: новые сведения по делу. После ночи в камере Норман Коллинз, похоже, пересмотрел свою отказную позицию и теперь был готов поговорить с ними. Она хотела, чтобы Пит вернулся как можно скорее.
Он убрал телефон, но немного помедлил, глядя на картонную коробку перед собой. Она была скреплена нахлестывающимися друг на друга полосами коричневого скотча: контейнер явно заклеивали, открывали заново и опять заклеивали много раз на протяжении многих лет. Коробку теперь предстояло отправить в криминалистическую лабораторию в надежде обнаружить отпечатки пальцев. Взгляд Пита перемещался теперь по ее поверхности, рисуя невидимые руки, прикасавшиеся к ней все эти годы. Он представил себе людей, поглаживающих по ней пальцами, словно картон – это суррогатная кожа, вмещающая кости, что таятся внутри.
Мечта коллекционера определенного сорта.
На миг он подумал, не воображали ли себе такие люди биение сердца. Или же они упивались отсутствием такового?
39
Усевшись напротив Аманды и Пита в допросной, адвокат Нормана Коллинза тяжело вздохнул.
– Мой клиент готов сделать признание в убийстве Доминика Барнетта, – объявил он. – Но он категорически отрицает любое участие в похищении и убийстве Нила Спенсера.
Аманда выжидающе посмотрела на него.
– Однако мой клиент готов сделать полное и чистосердечное заявление относительно своей осведомленности об останках, обнаруженных вчера на Гархольт-стрит. У него нет желания, чтобы вы тратили на него свои ресурсы, потенциально подвергая опасности какого-то другого ребенка, и он уверен, что имеющие у него сведения помогут вам определить личность человека, действительно ответственного за данное преступление.
– Что мы весьма высоко оценим.
Аманда вежливо улыбнулась, хотя могла сразу распознать, когда ей несут пургу, едва ее услышав. Безмолвно сидящий на противоположной стороне стола Коллинз словно уменьшился в размерах и выглядел совершенно пришибленным. Он не был человеком, созданным для тюрьмы, и ночь в камере напрочь стерла самодовольство, которое он демонстрировал тут вчера. Тот факт, что Коллинз наконец собрался заговорить, не принес ей большого удовольствия, поскольку его мотивом были собственные интересы, а не желание спасти чьи-то жизни. Никакими добрыми побуждениями тут и не пахло: у него попросту было время осознать, что разговор с ними – возможность изложить свою сторону истории – может в ближайшей перспективе принести ему пользу. Что он, скорее всего, будет лучше выглядеть в их глазах, если будет сотрудничать и выкажет желание помочь.
Но теперь не время выказывать отвращение. Особенно если он действительно может помочь.
Она откинулась на стуле.
– Итак, рассказывайте, Норман.
– Не знаю, с чего и начать…
– Вы знали, что останки Тони Смита находятся в доме, так ведь? Давайте с этого и начнем.
Коллинз несколько секунд молчал, уставившись на разделяющий их стол и собираясь с духом. Аманда бросила взгляд на Пита, сидящего рядом с ней, и увидела, что он сделал то же самое. Она беспокоилась за него. Вид у него был еще более подавленный, чем обычно, и после приезда в отдел он едва обменялся с ней парой слов. Казалось, что он вот-вот соберется что-то сказать ей, но по какой-то причине сдерживается. Аманда знала, насколько ему сейчас тяжело. Он приехал прямо с осмотра того, что почти наверняка было останками Тони Смита, мальчика, которого он так долго искал, и теперь ему предстояло услышать правду про то, как все это происходило столько лет назад. Эти годы, может, и закалили его на поверхности, но ей даже не хотелось думать обо всех его старых глубинных ранах, которые в любой момент были готовы вскрыться вновь.
– Я понимаю, что вы думаете о моем увлечении, – тихо проговорил Коллинз.
Аманда опять переключила внимание на него.
– И понимаю, что многие могут про них подумать. Но остается тот факт, что я очень уважаемый человек в своей области. И за долгие годы приобрел репутацию очень грамотного коллекционера.
Коллекционера.
В его устах это прозвучало совершенно безобидно – даже респектабельно, – но она сама видела, что представляет собой его коллекция. Какого рода человека может тянуть к материалу, за приобретением которого он провел столько лет? Аманда представила себе, как Коллинз и люди, подобные ему, словно крысы, снуют по темному подбрюшью Интернета. Заключают сделки, строят планы. Грызут провода общества. Когда теперь Коллинз поднял на нее взгляд, брезгливость, которую она испытывала, должно быть, совершенно ясно отразилась у нее на лице.
– Вообще-то это ничем не отличается от того, чем могут увлекаться другие люди, – произнес он оборонительным тоном. – Я давным-давно выяснил, что мое хобби рассматривается большинством как весьма своеобразное, а у некоторых и вовсе вызывает омерзение. Но за все эти годы я убедительно доказал свою надежность как делового партнера, что обеспечило мне доступ к более важным предметам, чем остальным.
– Вы – серьезный дилер?
– Серьезный дилер серьезных вещей. – Он облизал губы. – И, как и в любом другом таком деле, здесь есть и открытые торговые площадки, а есть и только для своих. Мой интерес к делу Шептальщика был хорошо известен как раз в последних. И вот несколько лет назад меня поставили в известность, что мне может открыться некий совершенно новый… опыт, скажем так. При том условии, что я буду готов хорошо заплатить, естественно.
– И в чем же заключался этот «опыт»?
Коллинз секунду смотрел на нее, а потом ответил, как будто это была самая естественная вещь во всем мире:
– Провести время с Тони Смитом, конечно же.
Секунда тишины.
– Каким образом? – спросила Аманда.
– Первым делом мне было велено посетить Виктора Тайлера в тюрьме. Все было организовано через Тайлера. Фрэнк Картер знал об этом, но у него не было интереса быть замешанным напрямую самому. Процедура заключалась в том, что Тайлер должен был подвергнуть проверке людей, приходящих к нему. К своему удовольствию, я легко прошел такую проверку. После перечисления средств супруге Тайлера я был направлен по одному известному адресу. – Коллинз скривился. – Меня не удивило, что меня послали к Джулиану Симпсону.
– По какой причине?
– Он был весьма нечистоплотный тип. Никакой личной гигиены. Ну, и тут не всё на месте. – Коллинз постучал себя по лбу. – Люди обычно потешались над ним, но вообще-то на самом деле все его побаивались. Этого дома тоже. Довольно странного вида место, вам не кажется? Помню, что дети подначивали друг друга залезть в сад. Фотографировались там, и все такое. Даже задолго до этого – когда я еще был ребенком – люди думали, что это местный дом ужасов.
Аманда опять бросила взгляд на Пита. Лицо его было непроницаемо, но она могла представить, о чем он сейчас думает. В то время имя Джулиана Симпсона никогда не всплывало в деле. Полиции ничего не было известно ни про этого человека, ни про его страшноватый дом. И это было вполне объяснимо. Люди вроде Симпсона есть в каждой густонаселенной местности, и их репутация среди юного поколения вовсе не обязательно основывается на чем-нибудь осязаемом – и простирается явно не до той степени, когда может чем-то насторожить взрослых.
Но неважно – она знала, что Пит все равно будет винить только себя.
– Что произошло дальше?
– Я пришел в дом на Гархольт-стрит, – продолжал Коллинз. – После того как выплатил еще некоторую сумму Симпсону, мне велели подождать в комнате на первом этаже. Через какое-то время он вернулся с запечатанной картонной коробкой. Осторожно разрезал скотч, открыл. И там… там он и был.
– Для протокола, Норман?
– Тони Смит.
Аманда едва заставила себя задать следующий вопрос:
– И что вы сделали с останками Тони?
– Что сделал?! – Коллинз был искренне изумлен. – Да ничего я с ними не делал! Я не чудовище какое-нибудь – не то что некоторые! И я не хотел бы повредить столь ценный экспонат, даже если бы мне разрешили. Нет, я просто стоял там. Отдавал дань уважения. Впитывал атмосферу. Вам, наверное, это трудно понять, но это были одни из самых ярких часов в моей жизни.
«О господи!» – подумала Аманда.
Он сейчас напоминал человека, вспоминающего какую-то потерянную любовь.
Из всех сценариев, которые она могла себе вообразить, его ответ был одновременно и самым банальным, и самым ужасающим. Время, проведенное с телом убитого мальчика, явно ассоциировалось для него с неким религиозным опытом, и Аманде просто не приходило в голову что-нибудь более жуткое, чем представить его стоящим там и верящим, что у него есть какая-то особенная связь с прискорбными останками в коробке у него под ногами.
Пит рядом с ней медленно подался вперед.
– Вы сказали: «не то что некоторые».
Как тяжело ему все это ни далось, голос сейчас у него был просто усталый – усталостью, которая шла откуда-то из самой глубины души, подумала Аманда.
– Кто эти «некоторые», Норман? Что они делали?
Коллинз сглотнул.
– Это было после того, как Доминик Барнетт взял дело на себя – после смерти Джулиана. Я думал, они с ним друзья, но у Барнетта не было той степени уважения. Все под его присмотром пошло наперекосяк.
– И именно потому вы его и убили? – спросила Аманда.
– Чтобы защитить экспонат! И Барнетт не дал бы мне больше доступа – не после того последнего раза. Тони надо было содержать в безопасности.
– Расскажите нам про этих «некоторых», Норман, – терпеливо напомнил Пит.
– Это было после того, как там стал командовать Барнетт. – Коллинз немного помедлил. – За годы я побывал там несколько раз, но для меня это всегда было одно и то же. Я отдавал дань уважения и хотел побыть наедине с Тони. Но стоило взяться за дело Барнетту, как там стали появляться и другие. И они относились к останкам далеко не с таким уважением, как я.
– Что они делали?
– Я ничего не видел, – сказал Коллинз. – Я ушел – мне это было отвратительно. А Барнетт отказался вернуть деньги. Даже насмехался надо мной. Но что я мог поделать?
– Почему это вызвало у вас отвращение? – спросил Пит.
– В последний вечер, когда я туда приходил, там было еще пять или шесть человек. Все были явно в каком-то нездоровом предвкушении. Самые разные типы – честно говоря, вы бы удивились, – и у меня создалось впечатление, что кое-кто из них приехал очень издалека. Все мы были совершенно незнакомы друг с другом. Но было ясно, что интересы у некоторых из них совсем другие, чем у меня. – Коллинз опять сглотнул. – Барнетт принес в эту комнату матрас. Вставил внутрь красную лампочку. Это было…
– Секс? – подсказала Аманда.
– Да. Думаю, что да. – Коллинз покачал головой и уставился в стол, словно это было за пределами даже его разумения. – Только не с телом – друг с другом. Но и это было омерзительно. Я никогда не смог бы участвовать в чем-нибудь таком.
– Так что вы ушли?
– Да. Когда я бывал там раньше, это было словно прийти в церковь. Тихо, благостно… Я чувствовал присутствие Бога. Но на сей раз, с этой лампочкой, с этими людьми…
Он опять не договорил.
– Норман?
Наконец Коллинз поднял взгляд.
– Это было все равно что оказаться в аду.
– Ты ему веришь? – спросила Аманда.
Они опять вернулись в комнату оперативного состава. Пит прислонился к своему письменному столу, напряженно всматриваясь в полученные с камер наблюдения снимки людей, долгие годы посещавших в тюрьме Виктора Тайлера. Ее собственный взгляд тоже скользнул по ним. Здесь были и мужчины, и женщины. И молодые, и старые.
«Самые разные типы, – сказал им Коллинз. – Честно говоря, вы бы удивились».
– Я уверен, что Коллинз не убивал Нила Спенсера. – Пит махнул рукой над фотографиями. – Но что касается вот этих…
И тут же погрузился в молчание, выражая то же самое неверие, которое чувствовала она сама. В ходе своей полицейской карьеры Аманда насмотрелась достаточно ужасов, чтобы способность людей к жестокости ее больше не шокировала. Находясь на местах преступлений и дорожных аварий, она часто наблюдала, как собирается толпа зевак или проезжающие мимо автомобили замедляют ход, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на исковерканные человеческие тела. Она понимала притягательность смерти. Но только не такого рода.
– А ты знаешь, почему его прозвали Шептальщиком? – негромко спросил Пит.
Читать бесплатно другие книги:
