Ковид. Вымирание Щукин Андрей

Чтобы выжить, Мариинский театр перепрофилировался в экспериментальную площадку современного искусства. Выступления транслировались и продавались по подписке. Вместо множества близко посаженных кресел в портере и на балконе оборудовали четыре десятка индивидуальных мини люксов – герметичных комнаток площадью три квадратных метра и высотой чуть меньше двух метров. Билеты стали доступны только крайне обеспеченным людям.

– Господин Босх! Рады приветствовать столь дорогого гостя! – льстиво, но радушно высказался Артемьев, оказавшись в нужное время в правильном месте зала.

Максимилиан Босх негромко отшутился и сразу занял полагающийся ему по билету крайний люкс, явно пытаясь сохранить инкогнито.

– Ира, мне плохо. Давай уйдем отсюда прямо сейчас? – прошептала Майя, когда до начала выступления оставалось менее десяти минут. – Со вчерашнего дня чувствую себя разбитой, а сегодня совсем гадко.

– Брось, ты, должно быть, переволновалась, – подбадривающе ответила Ирина, хотя бледный вид подруги ей не нравился. – Некуда уходить, понимаешь? Где еще мы получим такие деньги за полтора часа выступления? Мы с мамой копим на трёхкомнатный люкс, да и тебе деньги лишними не станут.

Когда близился кульминационный момент в конце первой части концерта, Максимилиан Босх надел защиту, поднялся с места и, стараясь не привлекать внимание, вышел из зала. Он прошел по направлению к уборным и подозвал дежурившего неподалеку работника сцены, вручив ему пятитысячную купюру.

– Позаботьтесь, чтобы сюда больше никто не вошел, – приказал он.

Текут последние нотки чувственного произведения Вивальди, рождая руками и душами оркестра совершенную, тут же исчезающую в небытие игру звуков.

Ирина зажмурилась – пора возвращаться с небес в суровую реальность. Пару секунд тело сопротивлялось разуму, но чувство стыда компенсировалось апатией к происходящему. Горячая струйка начала своё движение, оставляя тёмные пятна на светло-зеленой одежде, затем стекла по босым ногам со стула прямо на пол. Сцена имела наклонный пол и по случаю шоу была накрыта белоснежной пленкой хорошо контрастирующей с жёлтыми ручейками.

Ирина, борясь со стыдом, украдкой осмотрелась.

Вроде все справились – публично синхронно обмочились. Теперь придется жить с этим опытом. О, нет, Майя!

Болезненная девушка перестала играть и закрыла лицо рукой. Её брюки выглядели сухими. Вдруг она начала извиваться, сдерживая конвульсии, и упала на четвереньки. Концерт остановился. Ирина первой подбежала к несчастной девушке и попыталась её поднять. Майя находилась в полуобморочном состоянии, тело её горело. Вставая, она оперлась руками о стекло, которым сцена была отгорожена от зрительного зала. В этот момент с девушкой случился сильнейший приступ кашля – на стекло брызнула кровь. После чего Майю вырвало апельсиновым соком и остатками обеда.

– Эта сука инфицирована! – сменившись в лице, вдруг прокричал Натан Степанович, бросив свою флейту, – Я не хочу умирать!

Поднялась суматоха. Люди с ругательствами шарахнулись по сторонам, и от только что витавшей над оркестром утонченности не осталось и следа.

Администратор спектакля, Алёна, спешно нажала кнопку экстренной блокировки промышленного люкса, которым фактически являлась сцена. Оргстекло за кулисами герметично закрылось, послышался шум включаемой вентиляции. Несколько музыкантов подбежали к выходу и принялись возмущенно стучать в закрытую дверь.

– Простите, по технике безопасности я не имею право открывать, – с виноватым и испуганным видом отвечала Алёна, кутаясь в свой защитный костюм, – Вы все уже давно в одном помещении.

Оркестры по всему миру распадались еще и потому, что требовали нахождение большой группы людей вместе и без средств защиты дыхания, что рано или поздно приводило к заражению всего коллектива.

– Как же так вышло? – причитала Алёна. Подойдя к Артемьеву, она предложила, – Может, опустим занавес и начнём эвакуацию зрителей и персонала?

С меловым лицом Владислав Артемьев выглянул в зал. Несколько гостей спешно уходили через индивидуальные, защищенные коридоры. Оставшиеся три десятка зрителей заинтересовано смотрели на сцену. По их мнению шоу продолжалось.

– Включите фоновую музыку, раздайте гостям меню на закуски и напитки, – тихо сказал Артемьев, пытаясь вытереть пот со лба сквозь защитный экран на лице, – Бинокли тоже можно предложить.

Занимаясь безобидным, почти тривиальным трудом, младший помощник худрука Алёна в коронавирусную эпоху чувствовала себя, как на войне. Кто с кем сражался было непонятно, но нравственность несла большие потери, еженедельно вызывая горечь утраты.

Максимилиан Босх вернувшись из уборной, едва взглянул на сцену и спешно покинул концертный зал.

Эпидемиологическая служба в составе семи машин скорой помощи и мобильной лаборатории приехала за четверть часа. Вход на сцену дополнительно закрыли герметичной ширмой. Врачи, наглухо запакованные в защитные костюмы, наспех осмотрели всех участников выступления. У каждого из двадцати восьми музыкантов из пальца взяли кровь, маркером написав на руке уникальный номер соответствующий пробирке.

Стандартизированных результатов теста существовало всего несколько. Выявлялся вирус чаще всего верно – хоть в чём-то здравоохранение России не подкачало.

Спустя пять долго тянущихся минут после взятия первых проб, индивидуальные тесты последовательно начали сигнализировать о результатах.

Майя, а также двадцать четыре её коллеги по творческому цеху оказались инфицированы COVID-22 – наиболее распространенным, почти не излечимым и очень заразным штаммом коронавируса. Двое музыкантов облегченно вздохнули – каким-то чудом они не были заражены. Их сразу одели в защиту и отпустили домой с обязательным условием контрольного прохождения теста на следующий день.

Тем временем на сцене произносились драматические и страдальческие речи о несправедливости жизни, достойные героев Шекспира.

– Вы всё равно должны заплатить нам за выступление! Я засужу ваш проклятый театр! – кричали другие.

Ирина несколько раз успела прокрутить в голове все ужасные ограничения и последствия, связанные с коронавирусным заболеванием. Успокаивало одно: рано или поздно инфицирование должно было случиться. Однако её тест упорно молчал, вызывая недовольство окружающих и задерживая госпитализацию оркестра.

Лишь спустя четырнадцать минут тестирование её крови тоже завершилось.

Ирина Небесная: наличие COVID – неизвестно, статус – неизвестно.

– Что за результат такой? – задал риторический вопрос старший врач, явно растерявшись. Затем всё же добавил, – Вас тоже придётся забрать, пока не поймем ваш статус. Наденьте защитный костюм.

Майя вздохнула с облегчением, узнав, что Ирина едет со всей группой. Последние полчаса, как случился ад, именно она в числе первых защищала Майю от агрессивных нападок недавних дружелюбных коллег.

– Петербуржцы, что с вами случилось! – прокричала Инесса Павловна сквозь стекло, оглядывая зал, – Мало того, что мы унижаемся, так вы еще хотите посмотреть, как мы страдаем и умираем?

Почти никто из зрителей не опустил взгляд, бесстыже рассматривая ругающихся, еще недавно интеллигентных людей в подмоченных брюках и юбках.

– Будьте вы прокляты! – завершила тираду она и отошла в дальний угол, закрытой по периметру сцены.

– Зря старается, – сочувственно произнес худрук. Он окинул взглядом зал и едва слышно добавил, – Они уже прокляты. Мы все прокляты.

* * *

После недолгих поисков в соцсетях и местных новостных каналах Ани Гириян удалось найти видео ролик, который подтверждал, что президент компании Люксор, Максимилиан Босх, куда-то ненадолго выходил из зала во время драматичного выступления оркестра.

Ян на всякий случай запросил список всех госпитализированных музыкантов, после чего они с Ани покинули оплот культуры.

– Получатель знал или предполагал, что за ним следят, – высказалась Ани, – Иначе он мог заказать доставку себе домой.

– Согласен. Еще думаю, что Босх, не связан с убийством напрямую, – уверено предположил майор Левандовский, отъезжая от театра, – Если бы инженер Дружин не умер, никто и никогда не узнал бы о посылке.

Он посмотрел на счетчик рабочего времени в Гало – почти четырнадцать часов. Наручные часы показывали десять минут двенадцатого. Только Ян хотел озвучить желание отправиться по домам, как неожиданно позвонил Минский.

– Передай зазнайке Ане, что я тоже не простак, – уставшим, но довольным голосом доложил он, – Сходил я в квартире покойничка в уборную, а затем в ванную заглянул. Там на стене распечатка скриншота – блондинка с разведенными ногами.

– Лёня, ты меня впечатлил, – с уважением в голосе, призналась Ани, – Обнаружить плакат с голой тёткой в ванной – не каждому по плечу.

– Я не договорил. Чисто ради эстетики, я сфотографировал леди на смартфон. Уже дома рассмотрел снимок лучше. У блондинки оказался лавровый венок на лбу.

– Думаешь, он пользовался услугами виар-модели в Гармонии? – со знанием дела уточнила Ани Гириян.

– Смотри сама. Фотография не высокого качества – наверняка самодельный скриншот, – объяснил Леонид, которому увлечение сферой ИТ явно помогало в розыскной работе, – Файлы приложений в смартфоне почищены, но пустой каталог для плагинов Гало имеется. Категорически заявляю – Самоделкин недавно развлекался в Гармонии.

– Коллеги, о чём речь? – напрягся Ян, поскольку не улавливал суть.

– Минский, с меня обнимашки! – пообещала Ани, – Если бы не ты – мы бы и о деле-то не узнали.

– Перешли нам фото, – коротко попросил Ян и прервал связь.

Молодая женщина на снимке лежала на спине, ноги её были разведены в стороны, а ладони раздвинули промежность. Что тут скажешь – максимально развратная поза.

– Поехали на площадь Восстания знакомиться, – констатировала Ани, умеючи скрыв эмоции.

Теперь Ян Левандовский вспомнил прошлогоднюю скандальную презентацию питерского проекта.

– Сегодня я запускаю внутри приложения Гало новый сервис виртуальных отношений! – начал пресс-конференцию Павел Сокуров.

Как только он поднял руку, указывая на здание, огромная маскировочная сетка открыла обновленный фасад. Вместо надписи «Галерея», торгового центра, бывшего некогда ориентиром для встреч в центре города, значилось «Гармония». Стилизация под древнегреческий храм сохранилась, лишь усиленные окна и двери с неоновой подсветкой подсказывали, что четырехэтажное здание полностью превращено в один огромный люкс.

– Дом похоти! Ты развращаешь наших детей! – послышались крики недовольных граждан.

– Вы и ваши дети давно испорчены и не я тому виной, – негромко бросил Павел, входя вместе с гостями в высокотехнологичный отсек для дезинфекции.

Внутри просторного, нарядного здания несколько сотен ухоженных мужчин и женщин прогуливались в откровенных нарядах и нижнем белье. У каждого на голове виднелся лавровый венок с миниатюрной веб-камерой.

– Аренда аватаров парная, – декламировал Павел, проводя экскурсию, – Вначале операторам придется доказать, что они пара, зато потом становится доступно регулярное бронирование, скажем каждый субботний вечер.

– Выходит, что в соитии всегда участвуют четыре человека? – выкрикнул пикантный вопрос один из журналистов.

– Поверьте, в приложение для смартфона мы моральные ценности не закладывали. Технологии сами по себе невинны, – возразил Павел, поднявшись на скамью, чтобы лучше всех видеть. – Приложение Гало позволяет удалённо работать, учиться, путешествовать, а теперь с помощью плагина Гармония еще и строить более прочные отношения на расстоянии. Однако вместо этого человеку проще снять трусы перед камерой и выложить в Сеть.

Подземная парковка под огромным зданием большей частью оказалась превращенной в склад провизии и промтоваров, позволяя Гармонии неделями существовать автономно.

– Слышал про инициативу православной Церкви: переименовать Санкт-Петербург в Содом-Петербург? – спросила Ани.

– Типа, город греха? – отозвался Ян, – Обвинить людей легче, чем дать надежду.

Вновь пройдя экспресс-тест, показав удостоверения и надев гостевой защитный костюм, Ян и Ани поднялись на лифте в Гармонию и сразу оказались в райском местечке.

Мимо как раз проходили две обворожительные девушки топлес, которым Ян не постеснялся показать снимок.

– Вам нужна Малинка, – сразу отреагировала одна из них с лёгкой полуулыбкой.

– Как её найти?

– Она здесь одна на колёсах!

Коллеги прошли по западной стороне атриума, с полуоткрытыми ртами наблюдая за порнографическими сценами, разворачивающимися в небрежно зашторенных помещениях, бывших когда-то бутиками. Наконец они увидели светловолосую девушку на элегантной инвалидной коляске перед фреш-баром. Ян представился и предъявил документы.

– Меня зовут Марина Малинина. Откуда у вас скриншот? – со смесью удивления и гнева спросила она.

– С места преступления, – прямо сказал майор Левандовский.

Малинка сразу изменилась в лице и отъехала в сторону от других людей. На её лице читалась тревога.

– Мы не в чём вас не подозреваем, – уверила Ани, пытаясь передать успокаивающие эмоции сквозь бликующий пластиковый экран на лице, – Только хотели задать вопросы об одном из ваших недавних операторов.

– Скриншот вы могли взять только у одного человека. Вы не понимаете, для Юры я не аватар, – неожиданно разъяснила Марина Малинина, – С ним что-нибудь случилось?

Офицерам пришлось сообщить о смерти Юрия Дружинина. Девушка сразу залилась слезами.

– Многие считают виртуальный секс с инвалидом приятным извращением, но только не Юра, – сообщила Марина, когда обрела дар речи, – Мы были парой, хоть никогда и не виделись в реале.

Ани Гириян ошарашено посмотрела на Яна: до чего странные нынче судьбы!

Марина Малинина отвела офицеров в служебное, менее тёплое помещение, где надела кофточку и предложила гостям воспользоваться кофемашиной.

– Всего два года назад я работала фотомоделью, а потом случилась автомобильная авария, – начала рассказ Малинка, когда Ян и Ани расположились на пухлом диванчике. – У меня оказался поврежден позвоночник. Все модельные агентства порвали со мной отношения. Зато поступило предложение от Гармонии. Потом Юра нашел меня в Гало. Я стала для него мотивацией, чтобы не прерывать изоляцию. Он верил, что затворничеством помогает природе, а своими проектами хотел изменить общество. Юра и меня хотел изменить – сделать мою жизнь лучше.

– Вы знаете, над чем конкретно он работал? – поинтересовался Ян.

– Я в этом не разбираюсь, – беззащитно ответила Малинина. – Юра лишь упоминал про заказ от правительства как-то связанный с ковидом. Он лишь хотел накопить денег на дорогостоящую операцию для меня.

Марина вновь залилась слезами. Только минут через пять Ани кое-как удалось её успокоить, чтобы попрощаться.

– Постараюсь посодействовать, чтобы часть денег со счета покойного досталась вам, – заверил Ян Левандовский.

Девушка поблагодарила и отсканировала QR-код его визитки.

– Можно вас попросить удалить фото? – с надеждой в голосе попросила Марина Малинина, отводя взгляд.

– Безусловно, – деликатно ответил Ян, достал смартфон и исполнил обещание.

Ян остановил автомобиль у дома Ани около половины третьего ночи.

– Давно не говорил, – неуклюже начал подбирать слова мужчина. – Не думай, что я с тобой только из-за секса. Наша дружба значит для меня гораздо больше.

– Спасибо, я знаю, – нежно откликнулась Ани, – Меня тоже растрогал разговор с Малинкой.

Как только они расстались, волшебство их отношений перестало действовать. Уставший Ян ехал по тёмным, пустым улицам, изредка объезжая инфицированных бродяг. К трём часам ночи он добрался до холостяцкого люкса-студии в северном микрорайоне Парнас. Немного поборовшись с собой, он восстановил удаленное фото, а затем открыл его на большом мониторе. Рассматривая прелести Малинки, он вспоминал беседу с ней со смесью возбуждения и стыда.

Неужели с нравственностью в Питере покончено? Как ты, добропорядочный Ян, опустился до такого? Что же тогда творят за закрытыми дверями остальные?

Удовлетворившись увиденным снимком, он окончательно удалил фотографию, растянулся на матрасе и тут же провалился в сон.

Придя домой, Ани съела немного фруктов, выпила йогурт и ненадолго посетила ванную комнату. Четырехкомнатная квартира днём кишела людьми. В этой и в соседней квартире проживало два её брата, их жены и дети. Ани предпочитала приезжать поздно, когда все уже спали, поскольку чувствовала себя белой вороной – единственной госслужащей из их большой армянской семьи. Засыпала женщина с мыслью: что же такого важного может весить двадцать семь грамм?

Той же ночью кортеж из бронированных автомобилей министра здравоохранения Владимира Владимировича Третьяка скрытно приближался к границе Московской области. Федеральные власти редко показывались дальше столицы, поэтому разведывательная ценность подобных вылазок несомненно была высокой. Однако работа министра в полевых условиях для текущей поездки являлась прикрытием.

На самом деле он вез из Научно-исследовательского института вирусологии в столицу нечто важное – контейнер, величиной с обувную коробку, подключенный через USB к аккумулятору автомобиля. Прибор имел индикатор с внутренней температурой, которая должна была оставаться в диапазоне от тридцати четырёх до тридцати девяти градусов.

Взрывы прогремели совершенно неожиданно, когда Владимир уже снял ботинки и мирно дремал на заднем сиденье внедорожника Кадиллак, обнимая заветный контейнер. От Гелендвагенов с сотрудниками ФСБ, что следовали в голове и хвосте колонны, почти ничего не осталось. Их горящие остовы обозначили границы импровизированного поля боя.

Когда Третьяка за грудки вытащили из автомобиля, на нём оказался только один ботинок, а из противовирусной защиты – только лицевой шлем.

– Привет, Москва! – злобно хрипя, поприветствовал министра мужчина в камуфляже, – Будем знакомы!

Затем он ударил Третьяка в челюсть прикладом короткоствольного автомата. От бесцеремонности и обиды Владимир обмяк и потерял ощущение реальности. Через полчаса его притащили в военно-полевой лагерь на окраине какой-то деревни.

– Вы понимаете, что совершили преступления против России? – собрав волю в кулак, заявил Третьяк, чувствуя кровавую кашу во рту.

– Да, Вова, понимаем, – ответил Командир, ударив пленника сзади по ногам, так что тот упал на колени. – Еще вопросы?

«Они ведь все инфицированы короной!», – вдруг понял министр, осмотревшись. Почти все бойцы прикрывали лица, чтобы их невозможно было опознать, но медицинских респираторов не наблюдалось. Многие люди выглядели нездорово, а условия быта были явно антисанитарными.

– Почему вы не носите средства защиты и не используете тест-системы? – обратился Третьяк к окружающим.

– Чтобы мы сидели поодиночке по углам, как ваши московские пидорасы? – засмеялись они. – Мы лучше сдохнем, но в хорошей компании!

Наконец, пленника завели в небольшое, отапливаемое помещение со столом и несколькими рядами стульев.

– Вы представляете интересы какой-то партии? – осмелился спросить Третьяк.

– Здесь больше нет политической повестки. Люди чувствуют безнаказанность и злость, – ответил Командир, – Раньше мы пахали на Росгвардию. Теперь мы лишь пытаемся выжить.

– Что вам от меня нужно? – задал сокровенный вопрос Владимир Владимирович.

Командир долго молчал и смотрел, как Третьяк поджимает замерзшую ногу. Когда тишина стала звенящей, он, наконец, её нарушил.

– Где, сука, вакцина? – максимально жестко спросил Командир, но Владимир Владимирович сумел расслышать нотки надежды.

– Её нет. Не удается создать, – опустив глаза, виновато ответил Владимир. – Коронавирус развивается быстрее, чем учёные могут его изучить.

Раньше он не считал противовирусные меры Министерства здравоохранения своей личной проблемой. Только теперь Третьяк почувствовал в своей душе персональную ответственность за смертельную болезнь, парализовавшую страну.

– Что за приблуда? – задал следующий вопрос Командир, достав из рюкзака контейнер с индикаторами.

– Я не вправе рассказывать, – ответил Владимир, с удовлетворением обнаружив, что контейнер не поврежден. – К утру я должен доставить его в Москву. Отпустите меня, если желаете конца корона-кризису.

Командир задумался и покрутил контейнер в руках.

– Хочешь легко отделаться? – недоверчиво спросил он, – Мужики предлагали повесить всю вашу московскую братию. Тебе повезло, что Заказчик планирует лично с тобой побеседовать ближе к утру. Правда, о коробке он не упоминал.

– Я просто менеджер, – тихо вымолвил Третьяк, осознав, насколько близко он сегодня находится к концу своей жизни.

– Найдите ему пару ботинок, – попросил Командир у своего подручного, а затем поднялся, – Пойдем, господин министр, познакомлю тебя со здешним почётным жителем.

Втроём они прошли по петляющей улице, свернули в калитку, затем подошли к сараю. Внутри горел свет. За оконцем мелькала одинокая тень.

– Его зовут Петя. Он выучился на врача и работал стоматологом, а также занимал пост в местной администрации, – рассказал краткую предысторию Командир.

Внутри сарая стоял мужчина со спущенными штанами, несвязно вскрикивал и размазывал свои экскременты по стене. На дощатом полу валялась солома, пахло соответствующе. Под потолком работал калорифер, нагревая помещение в шесть квадратных метров.

– Врачи диагностировали Петру Арнольдовичу осложнение на мозг после прививки «Родина пять», а потом он всё равно заразился ковидом, – пояснил Командир, а затем распорядился. – Закрыть здесь господина министра до приезда Заказчика. Авось он с ковидом ближе познакомится, а то в стерильных царских палатах это проблематично.

– Вы не можете снять с меня защиту – это покушение на убийство! – пригрозил Владимир, пряча руки в карманы порванного пальто, чтобы случайно не прикоснуться к поверхностям.

– Сам снимешь, – беззаботно ответил Командир, закрывая металлическую дверь. – Питьевая вода – в канистре.

Дышать в запотевшей маске было трудно.

– Я ведь не могу попить, не сняв маску! Да, и перчаток у меня нет!

– Значит терпи. У тебя хотя бы есть выбор, – философски заключил Командир из-за двери, – У Пети его не было.

Контраст между привычной роскошной жизнью министра и его теперешним положением ощущался угнетающе чудовищным.

Полтора ужасных часа в замкнутом пространстве с умалишенным, угроза жизни, жажда и переполненный мочевой пузырь склонили Владимира Владимировича по-иному взглянуть на реальность. Он настойчиво постучал ногой в дверь и попросил встречи тет-а-тет с командиром.

– Мне очень жаль, что невинные люди пострадали, – искренне признался Третьяк, – Но у Правительства есть план, как вернуть страну к жизни. Контейнер, который вы забрали из моей машины, является его важной частью. Проект имеет гриф «Совершенно секретно», поэтому я сам не знаю подробностей.

– Сука, Батый меня обманул, – злобно вымолвил Командир и вышел из помещения.

Ожидая дальнейшей участи, Владимир раз десять прокрутил в голове слова своего захватчика и счёл за добрую весть разобщение в стане противника.

По возвращению Командир действительно одарил Третьяка чудесной новостью:

– Сегодня, Вова, удача оказалась на твоей стороне. Я предупреждал Заказчика, что не стану ввязываться в правительственные игры. Мужики уже выпустили пар и получили, что хотели, поэтому мы по-тихому можем сделать вид, что ты сбежал. Пусть это станет моим вкладом в будущее страны. Советую, убирайся отсюда со всех ног, пока никто не заметил.

Несколько часов Третьяк как в страшном сне пробирался сквозь рощи и поля, шел вдоль дорог, обходя небольшие населенные пункты. На рассвете он обнаружил за очередной деревней родник и присел около него, чтобы попить и передохнуть. Вдруг он услышал звуки, а затем увидел молоденькую девушку, которая шла к роднику с поникшей головой и плакала. Поначалу она испугалась, но оглядев Владимира, а также отметив, что он надевает защитную маску на лицо, осторожно подошла.

– Вы не местный, – констатировала девушка, подметив испачканную и порванную, но приличную одежду, – В засаду попали?

– Верно. Я из Москвы. Мою охрану перебили, – удрученно ответил Третьяк, – А что случилось у тебя?

– Сегодня мне исполняется восемнадцать лет, – вытирая кулачками глаза, ответила она.

– С каких пор это повод для печали?

– С тех пор как в наших краях власти не стало. На меня уже очередь на три дня вперед.

– Не понял. В каком смысле? – напрягся Владимир.

– Мужики нас трахают, когда хотят, – сосредоточено ответила девушка, – Цветов не дарят и позволения не спрашивают. При этом у меня есть возлюбленный, но он нездешний и даже не представляет, в каких условиях я живу.

– Я не понимаю… Что за дикость и средневековье! – ошарашено отпрянул в сторону Третьяк, – Ты не боишься, что эти скоты убьют тебя?

– Нет, бабы говорят, что мы теперь – полезный ресурс, типа патронов или мяса. Главное – противозачаточные вовремя пить.

Повисла неловкая пауза. Девушка умылась в роднике и собралась идти назад в селение.

– Как тебя зовут? – бросил ей вслед министр.

– Василиса.

Владимира Владимировича даже передернуло:

– Что? Мою дочь звать Василиса и она всего на год младше тебя.

– Значит, ей повезло, – отрешенно заключила Василиса, – Говорят, в Москве в изоляции трахают виртуально…

– Пожалуйста, не произноси это слово! Боже… Из твоих детских уст это звучит ужасно, – Владимир Владимирович от огорчения прикрыл рукой лицо, – Господи, я даже представить не мог, что творится за пределами столицы.

Контейнер запищал: аккумулятор почти разрядился, поэтому температура снизилась до критического значения.

– Послушай, Василиса, мы можем остановить этот ад с ковидом. Мне нужно срочно выбираться отсюда. Подскажешь, в какой стороне ближайший город, контролируемый Соцгвардией?

* * *

На утреннем еженедельном совещании Президент России с мрачным видом выслушивал от губернаторов и министров через приложение «Зум» свежие, трагичные обстоятельства разрушения огромной страны.

Из восьмидесяти пяти субъектов, шесть не контролировались вовсе – фактически там шла гражданская война. Еще в пятнадцати регионах власть формально имелась, но население проживало по местным, часто варварским законам, и от государства больше не зависело. Южные регионы с сильной самоидентификацией, такие как Крым, Дагестан и Тыва находились в процессе юридического отсоединения от федерации. В центральных регионах с огромной территорией люди ушли из городов, окончательно остановив промышленость, и стали жить за счет сельского хозяйства и охоты.

Более девяноста процентов россиян уже переболело ковидом девятнадцатого типа, двадцать процентов из них теперь оказались инфицированы более страшным COVID-22, имеющим в народе прозвище «американо».

«Как могло создание, которое едва видно под микроскопом, нарушить прогресс, порядок и сломать столько жизней?», – подумал Президент и со всей злости бросил ручку на стол.

Министр Социальной Гвардии опасливо покосился на экран, но решил невозмутимо закончить доклад:

– В стране повсеместно наблюдается глубокая социальная деградация, вызванная падением личности в психологический колодец изоляции. Такой человек больше не знакомится и не заводит друзей, теряет интерес к семье, к профессии, наконец, к жизни. В лучшем случае он погружается в дауншифтинг2. В худшем – для общества его личность просто перестает существовать.

После совещания по зашифрованному каналу аудиенцию запросил генерал-полковник ФСБ Андрей Дыль.

– Вчера вечером, предположительно фанатиками Ордена, был убит наш инженер, работавший по секретному контракту. Перед смертью он изготовил и продал неизвестному заказчику миниатюрную версию Изделия, – многозначительно доложил генерал.

– Что еще за «изделие»? Новый бронебойный презерватив? – раздраженно отреагировал верховный лидер.

– Речь идёт о секретном протоколе «Иммунный Грааль», – осторожно подсказал генерал, словно одно только упоминание проекта могло породить последствия, – Сейчас идет финальная стадия разработки.

– Секундочку, проект ведь задумывался как миротворческий. Так в чём же проблема?

– Проблема в том, что информация о протоколе скомпрометирована, как со стороны техники, так и биологии. Сегодня ночью совершено нападение на кортеж министра Третьяка, который скрытно должен был доставить нам контейнер с образцами начинки для Грааля. Судьба Третьяка пока не известна.

– Выходит, что секретов от врагов у нас нет, – с претензией сверкнул глазами лидер. – Как фанатики смогут применить во вред исцеляющую технологию?

– Не исключено, что процесс можно запустить в обратной последовательности, – скупо подытожил Дыль.

Президент резко поднялся и, осознав всю серьезность положения, задумчиво прошелся по кабинету.

– Каков исход при наихудшем сценарии? – задал вопрос он.

Генерал помедлил с ответом, но под тяжелым взглядом Президента вынужден был сообщить плохие вести:

– По расчетам военных медиков, до шестидесяти процентов смерти вовлеченного в процесс населения.