Шатун Трофимов Ерофей

© Ерофей Трофимов, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Иллюстрация на обложке Сергея Курганова

Группа выскользнула на опушку леса и, тут же оттянувшись немного назад, встала на привал. Они шли уже третьи сутки, так что немного передохнуть и осмотреться было просто необходимо. Командир группы, капитан с позывным Секач, жестами расставил бойцов на фишку, а сам принялся сканировать эфир при помощи небольшого сканера. Убедившись, что ничего лишнего не звучит, Секач убрал хитрый прибор и, улегшись на спину, закинул натруженные ноги на ствол дерева, давая им отдохнуть.

– Командир, – еле слышно прошептал молодой лейтенант, попавший в группу несколько месяцев назад, но уже успевший нажить себе личный позывной. – Глянь на десять часов.

– Что там? – моментально подобрался капитан.

– Непонятно. Вроде как капище какое-то.

– И что? Ты в сектанты податься решил? – иронично поинтересовался Секач, успокаиваясь.

– Интересно стало, – смутился молодой офицер.

– Интересно ему. Ты, прежде чем панику разводить, лучше бы вспомнил, где находишься. И заметь, я сейчас не про то, чем мы заняты, а про наше географическое местоположение.

– А что с ним не так? – не понял лейтенант.

– Это Кавказ, сынок. Земля древняя, еще с библейских времен известная, – наставительно ответил капитан, пряча улыбку в уголках глаз. – Хотя ты, пожалуй, и слов таких не знаешь. Жертва ЕГЭ.

– Вот ты не поверишь, командир, я Библию даже в руках держал, – отшутился лейтенант.

– Ну, ежели ты такой грамотный, тогда ответь мне, отрок, в какой части там места здешние упоминаются?

– Ну, Ной к горе Арарат пристал.

– Пристают к бабе, а он причалил, – тут же поддел его капитан. – Вот об этом я и говорил. Древняя это земля, – добавил он, укладываясь обратно на траву. – Ладно, бди дальше. Ты у нас глазастый, может, чего полезного и высмотришь.

Сообразив, что разговор окончен, лейтенант аккуратно вернулся на опушку и, поднеся к глазам небольшой, но мощный бинокль, принялся осматривать небольшую долинку, к которой вышла группа. Вот уже трое суток они играли с «духами» в кошки-мышки, ускользая от преследователей, словно тени. Свою задачу группа выполнила. Лагерь противника был обнаружен, и вся нужная информация уже ушла куда надо. Так что теперь им требовалось только вернуться на базу без потерь. Но «духи» каким-то образом узнали о них и теперь преследовали с упрямством обреченных.

Секач уже несколько раз удивлялся такому упрямству и делал все, чтобы увести людей без боя. Слишком не равны были силы для прямого противостояния, а вызывать вертушку для эвакуации означало подставить пилотов под удар. Вооружен противник был весьма серьезно. Вот и шли они по зеленке, путая следы и используя разные хитрости. Спустя сорок минут Секач подал команду, и группа, все так же бесшумно поднявшись, отправилась дальше.

Выходить на открытое пространство в таких условиях было глупо, так что капитан повел своих бойцов в обход долины, по самой кромке леса. Идти пришлось по-мужски, налево. Справа, в том месте, где любопытный лейтенант обнаружил что-то вроде капища, был скальный выступ, на штурм которого ушло бы много времени и сил. Но едва только они добрались примерно до середины долины, как группу обстреляли из зеленки.

Моментально сообразив, что группа попала в ловушку, Секач приказал залечь. Их действительно зажали и старательно отжимали огнем на открытое пространство. Противник понимал, что опытные, специально обученные бойцы могут крепко потрепать его, так что в ближний бой не лез и старательно давил позиции группы массированным огнем. Секач, зная, что долгого боя им не выдержать, банально боеприпасов не хватит, приказал группе начать движение вперед. Нужно было прорываться, и направление у них было только одно. В лес.

Скользя в подлеске словно тени, бойцы подобрались к противнику на бросок ножа и уже ждали команды на прорыв, когда в воздухе раздался характерный свист, и тут же последовал взрыв. Вот теперь все стало окончательно ясно. Их специально удерживали на этой позиции, чтобы подставить под минометный обстрел. Похоже, их и вправду уважали, если решили прикончить группу таким сложным способом. Таскать по лесу даже легкие минометы то еще занятие.

Понимая, что дело пахнет жареным, Секач отдал команду на прорыв, и бойцы, выметнувшись из кустов, вломились в ряды «духов», словно демоны смерти. Их недаром учили долго и старательно. Из полусотни отжимавших группу «духов» противостоять им в прямом бою не мог никто. Они почти прорвались, когда на точку столкновения посыпались мины.

Похоже, командир противника решил любой ценой не выпустить бойцов, даже сделав из своих подчиненных шахидов.

В пылу схватки группа разделилась, и позиционный бой рассыпался на несколько очагов. Вертясь волчком, молодой лейтенант начал медленно отходить назад и очень скоро оказался на опушке. Сообразив, что таким образом он превратился в мишень, боец упал в траву и, перекатившись, быстро сменил магазин в автомате. Патроны подходили к концу. Оставался еще «Грач» с тремя запасными магазинами, нож и граната. Вот ее лейтенант решил использовать как последний аргумент.

Но, похоже, «духи» в полной мере оценили выучку бойцов группы. Подходить они даже не пытались. Продолжали давить огнем, отжимая лейтенанта к скальному выходу. Огрызаясь короткими очередями и постоянно меняя позицию, он вдруг сообразил, что отступать дальше просто некуда.

– Эй, лейтенант. Шатун, отзовись! – вдруг послышался крик.

Голос звучал с насмешкой, а в речи, хоть и правильной, явно слышался акцент.

– Бросай оружие. Жить останешься. Обещаю, – между тем продолжал говорить неизвестный. – Сам видишь, если я даже твой позывной знаю, то мне есть, с кем связаться, чтобы за тебя выкуп потребовать. Сдавайся.

«Сдали», – словно разряд тока пронзила лейтенанта мысль.

Кто-то сидящий достаточно высоко просто слил всю группу. Заскрипев от злости зубами, Шатун ловко отстегнул от автомата магазин и, взглядом оценив количество оставшихся патронов, вернул его на место.

Что ж, раз уж так сложилось, значит, это будет его последний бой. Снова сменив позицию, Шатун чуть приподнялся и быстро выстрелил одиночным по едва заметному силуэту. Сдавленный вскрик послужил ему сигналом, что он не промахнулся.

Новый перекат, выстрел и вскрик. Шатун действовал, как на полигоне. Все страхи, волнение, все чувства куда-то отступили, сменившись глухой, звенящей пустотой. Это был его последний бой, и он использовал все, чему его когда-то учили. После седьмого результативного выстрела послышались гортанные команды, и в воздухе снова раздался знакомый свист. Похоже, «духи» решили оставить затею взять его живым. Разрыв легкой мины заставил лейтенанта вжаться в землю.

Но как только над головой просвистели осколки, Шатун вскочил на ноги и метнулся под самую скалу. Но, похоже, именно этого маневра от него и ждали. В воздухе просвистело сразу несколько мин, а дальше раздалось четыре разрыва подряд. Вскочив, Шатун помчался вдоль скалы, пытаясь уйти в зеленку, но следующие две мины разорвались раньше, чем он успел залечь. Оба снаряда легли рядом. Бойца подбросило и со всего размаху кинуло на скалу.

Шатун едва успел прикрыть лицо автоматом, когда всем телом грянулся о камень. Резкая вспышка, долгий, противный звон в ушах… и темнота, очень скоро сменившаяся каким-то серым маревом, навроде тумана. Верх и низ пропали. Пропало всё. Вкус, цвета, запахи, звуки. Осталось только ощущение невесомости и долгая, непрерывная боль. А еще сложилось впечатление, что его куда-то несет, словно щепку по бурному ручью. Шатун не понимал, что происходит, но сопротивляться не было ни сил, ни желания.

Он потерял счет времени, но вдруг сквозь боль и все тот же звон краем ускользающего сознания Шатун услышал тихие, едва различимые слова:

– Сил мало. Жаль. Жаль его.

«Чего ему жаль? Каких сил? Кого он вообще жалеет?» – успел подумать лейтенант, когда вдруг ощутил удар.

Очередная вспышка боли заставила его глухо вскрикнуть и взять себя в руки. Первое, что он понял, – пахло сырой землей и прелыми листьями.

«Почему прелыми? – мелькнула дикая мысль. – Мы же в середине лета. Откуда тут осенний запах?»

Потом он расслышал птичий гомон и, кое-как открыв глаза, с трудом приподнял голову. Сквозь слезы Шатун сумел рассмотреть перед собой какой-то просвет, и уже не понимая, что делает, медленно пополз вперед, волоча за собой перебитые ноги.

Первое, что он почувствовал, едва начиная приходить в себя, сильная, бесконечная боль. Она не проходила и не унималась, выматывая душу и заставляя сильного тренированного мужчину едва слышно скулить, словно крошечного, потерявшегося щенка. От этой боли было только одно спасение – забытье, и именно в него Шатун провалился, так и не поняв, что происходит вокруг.

Сколько это продолжалось, он не знал. Впрочем, подобные вопросы интересовали его в тот момент меньше всего. Очнувшись в очередной раз, он ощутил дикую жажду и, кое-как собравшись с силами, попытался в голос произнести только одно слово:

– Воды.

Шатун и сам не понял, что у него получилось, но кто-то рядом, тяжело вздохнув, зашевелился. Потом в губы ткнулось что-то твердое и шершавое, а потом в рот полилась холодная живительная влага. Давясь и захлебываясь, Шатун буквально впитал лившуюся в него воду и, слегка ожив, попробовал поднять руку, чтобы перехватить сосуд с водой поудобнее, но чья-то крепкая мозолистая рука удержала его движение, а над головой раздался странный голос, с акцентом произнесший:

– Тихо будь. Нелза шебуршат. Лежи. Я дам, что хочешь.

– Кто вы? – прохрипел Шатун, делая очередную попытку поднести руку к лицу и убрать то, что мешало ему смотреть.

– Тихо будь, – повторил тот же голос. – Глаза целый, лицо силно поранетый. Потом сниму.

«Лицо? А с остальным что?» – успел подумать лейтенант, в очередной раз проваливаясь в забытье.

Следующее пробуждение оказалось чуть приятнее. Изматывавшая его боль куда-то отступила, сменившись нудным тянущим ощущением во всем теле. Но главное, что на глазах не было никаких повязок. Так что в этот раз, едва проморгавшись от резанувшего по глазам света, он смог немного оглядеться. Первое, что бросилось лейтенанту в глаза, роскошный ковер, висевший на стене рядом с местом, где он лежал.

Скосив взгляд в другую сторону, Шатун вдруг понял, что находится в помещении, очень напоминающем саклю в горном ауле. Глинобитные стены, беленные известью, ковры, небольшие окошки, затянутые бычьим пузырем. На полу палас ручной работы, а под окном грубый самодельный стол из жердей. Дверь толстая, из грубо оструганных досок на кованых широких петлях.

Повернуть голову набок получилось с огромным трудом. Шатун даже услышал скрип, словно от несмазанных шарниров. Сообразив, что такая реакция мышц бывает, только если человек долгое время лежит без движения, лейтенант попытался понять, как долго он тут валяется. А потом нахлынули воспоминания. Разом. Одним потоком. Словно кто-то открыл в голове шлюз.

– Твою мать! Так ведь нас же слили! – вскинулся Шатун и тут же со стоном упал обратно на лежанку. – Выходит, парни все погибли, – еле слышно выдохнул лейтенант, отдышавшись. – Ну, и куда меня занесло? Неужели лечат, чтобы потом выкуп получить? Чушь. Не стали бы «духи» ради такой мелочи со мной возиться. Добили бы на месте и ушли. Выходит, я не у «духов», а где тогда?

Словно в ответ на его вопрос в комнату вошла женщина чуть старше средних лет, в старинном костюме горянки. Длинное глухое платье в пол, косынка, завязанная так, что открытым оставалось только лицо, и широкий передник, в котором женщина что-то принесла. Не глядя на него, она подошла к столу и принялась выкладывать из передника пучки каких-то трав и ягоды, сорванные вместе с веточками.

– Здравствуйте, уважаемая, – негромко произнес Шатун, с интересом разглядывая женщину.

– Здравствуй, – спокойно кивнула та, продолжая возиться с травами.

– Скажите, кто вы и где я нахожусь? – задал лейтенант главные для него вопросы.

– Хизарат меня называй. У меня дома ты, – коротко ответила женщина, не поворачиваясь к нему.

– А у вас дома это где? Где ваш дом находится? – попытался продолжить допрос лейтенант.

– Горы, – все так же спокойно отозвалась женщина.

– И как я тут оказался? – не унимался Шатун.

– Я привез, – пожала женщин плечами. – Ты на дорога лежал. Весь в кровь. Я из аул ехал. Арба тебя положил и сюда привез.

– Что со мной? – уточнил Шатун, осмыслив услышанное.

– Не знаю. Я такой рана еще не видел. Словно барс драл. И много кости сломано. Лицо тоже рваный. Хорошо, глаза целый.

– Барс драл, – тихо повторил лейтенант, вспоминая события последних минут боя. «И вправду, похоже, если сильно осколками посекло. И переломы тоже понятны. Непонятно одно, откуда в том месте дом взялся? Мы же там почти всю округу облазили. И потом, когда отбивались, тоже пару раз по всей опушке прокатились. Такую канонаду сложно было не услышать. Выходит, я умудрился куда-то в другое место уползти. Но как? Если эта тетка правду сказала, то я должен был уже метров через двадцать кровью истечь».

– А где мои вещи? – очнувшись от размышлений, поинтересовался Шатун.

– Какой вещи? – впервые за все время разговора проявила женщина хоть какие-то эмоции. – Не был никакой вещи. Ты голий бил.

– Как голый? – охнул Шатун, сообразив, что она говорит. – Совсем?

– Савсэм, – решительно кивнула тетка. – Как только родился. Только раны и кров бил.

– Может, ограбили? – растерянно предположил Шатун, лихорадочно пытаясь вспомнить, раздевался он сам или нет.

– Нэт. Слэд на дорога не бил. Толко твой кров на земля. Потом покажу, откуда ты ползал.

«Блин, прояснил ситуацию. Только еще больше все запуталось, – подумал Шатун, тяжело вздохнув. – И что мне теперь делать? Блин, вот положение. Ни связи, ни оружия. Даже штанов нет. Как же доложить, что группы больше нет и нас слили? Твою мать, я даже на местности сориентироваться не могу».

– Долго мне тут еще лежать? – спросил лейтенант, снова повернувшись к хозяйке.

– Пока кост заживет, – все так же бесстрастно пожала та плечами.

– А как давно я у вас?

– Два месяц. Не бойся. Я кост хорошо сложила. Как новий будет. Я давно людей лечу. Еще никто не умер.

– Хоть это радует, – растерянно проворчал Шатун.

– Тихо лежи, – вдруг посоветовала женщина. – Тихо будешь, рана быстро заживет. Кост уже срастался. Терпи. Ты мужчина. Должен терпет.

– Да я терплю, – снова вздохнул Шатун. – Но у меня много дел не закончено. Срочных. И за меня их никто не сделает.

– Нет болше никакой дело, – помолчав, тихо ответила женщина. – Теперь у тебя другой дело будет.

– Как это? О чем вы? – подобрался Шатун.

– Потом узнаешь, – тряхнув головой, отрезала хозяйка. – Сейчас рано.

– Послушайте, может, у вас тут хоть какая-то связь есть? – спросил Шатун, что называется, на удачу. – Вы поймите, это очень важно. Могут хорошие люди пострадать, если я не сообщу то, что знаю.

– Какой связь? Нэт связь, – решительно тряхнула женщина головой. – Лошад ест, но ты на нее сесть не можешь. Твой ноги еще слабый.

«Твою мать! Да куда ж меня занесло?» – взвыл про себя Шатун, окончательно запутавшись.

– А какой город тут рядом есть? – не сдавался он.

– Нэт город. До город два день верхом на бистрый конь ехат.

– Галопом? – тупо уточнил лейтенант, чувствуя, как на коротко стриженной голове начинают шевелиться волосы.

– Да.

«Это получается примерно сотня верст, плюс минус лапоть», – прикинул Шатун и, в очередной раз вздохнув, тихо проворчал:

– Думаю, про почтовый адрес данной местности спрашивать бесполезно.

– Не надо спрашивать, – неожиданно кивнула хозяйка. – Время придет, все сам узнаешь.

Несмотря на ее акцент, в процессе разговора Шатун начинал все лучше и лучше понимать ее. Однако это никак не проясняло сложившуюся ситуацию. Понимая, что так ничего и не выяснил, лейтенант откинулся на подушку и принялся мысленно проверять собственное тело. Долгие тренировки и увлечения самыми разными видами спорта, в которых он пробовал свои силы, давно уже научили его чувствовать свой организм.

Тело плохо, со скрипом и болью, но подчинялось. Понимая, что, пролежав в постели два месяца, иначе и быть не могло, Шатун принялся поочередно напрягать и расслаблять различные группы мышц, чтобы хоть как-то привести их в тонус. Хозяйка, закончив с травами, вышла, но, вскоре вернувшись, с порога спросила, внимательно глядя на него:

– Что дать? Что хочешь?

– Я бы поел чего, – смутился Шатун, неожиданно ощутив голод.

– Хорошо. Кушать хочешь, значит, здоровье будет, – кивнула хозяйка, чуть улыбнувшись.

Она снова вышла, чтобы вернуться минут через двадцать с широким медным подносом в руках. Поставив его на стол, женщина подошла к лежанке и, ни слова не говоря, ловко подсунув ладонь под шею своему пациенту, с неожиданной силой приподняла его торс. Подложив подушку так, чтобы лейтенант оказался в сидячем положении, она переставила поднос ему на колени и, кивая на глиняный горшочек, сообщила:

– Пити горячий. Осторожно кушай.

Вспомнив, что пити – это кавказский пряный суп с говядиной и алычой, Шатун судорожно сглотнул набежавшую слюну. Такое блюдо он пробовал, когда группа только приехала на базу в Моздок. У них было время, чтобы немного побродить по городу и попробовать местную кухню. Схватив с подноса деревянную ложку, Шатун снял с горшочка крышку и, зачерпнув горячего, ароматного варева, не раздумывая, отправил ее в рот. Откусив от толстого куска кукурузного хлеба, лейтенант вдруг замер, словно громом пораженный.

И поднос, и горшочек, а самое главное, ложка, все эти предметы носили следы кустарного изготовления. Испуганно глядя на предметы домашнего обихода, он вдруг понял, что окончательно теряет связь с реальностью. Этого не могло быть, но это было. Было на самом деле. Жжение во рту заставило его очнуться и проглотить пищу. Специй и перца хозяйка не жалела. Непривычного Шатуна даже в пот бросило.

Тряхнув головой, лейтенант не спеша съел все принесенное до крошки и, с удовлетворением вздохнув, еле слышно проворчал:

– Ладно. Коли доктор сыт, так и больному легче. Но блин, куда ж меня все-таки занесло? Нет, то, что это Кавказ, и слепому ясно. Но где именно я на Кавказе?

Монолог этот прервала хозяйка, войдя в комнату с очередным подносом. Но на этот раз гораздо меньшего размера. На подносе оказался кавказский грушевидный стаканчик и плошка с медом.

– Хорошо кушаешь. Быстро здоровый станешь, – одобрительно проворчала хозяйка, забирая у него опустошенный поднос. – Чай пей. Хороший чай. Ханьский. Купец возит. Я его дочку лечила.

– Ханьский? Купец? – растерянно повторил Шатун, едва не разбивая упавшей челюстью стакан с чаем. – Да мать твою! Что тут вообще происходит?! – не удержавшись, взвыл он в голос.

– Спокойно будь, – отрезвил его жесткий женский голос. – Ты мужчина, а не девчонка перед свадьбой. В руках себя держи. Потом все узнаешь. Ходить сможешь, отведу тебя, все покажу.

– Куда отведете? – усилием воли взяв себя в руки, спросил Шатун.

– Сам увидишь. Словами не знаю, как сказать, – чуть поморщилась хозяйка. – Чай пей. На двор хочешь, позови. Я горшок принесу.

– На двор? Это в туалет в смысле? – сообразил Шатун. – Так зачем горшок. Я ж вроде уже в себя пришел. Сам как-нибудь доберусь, – зачастил он, смутившись.

– Глупый не будь, – чуть усмехнувшись, отмахнулась женщина. – Я тебя два месяца лечила.

– Все равно теперь это будет неправильно, – буркнул Шатун, упрямо набычившись.

– Глупый не будь. Кость еще плохо зажил. Хочешь еще полгода у меня валяться? Делай, как сказано, – отрезала она, направляясь к дверям.

«Что-то у меня вообще концы с концами не вяжутся, – подумал лейтенант, прихлебывая крепкий чай. – Вся посуда кустарного производства. Продукты явно свежие. Дом – обычная кавказская мазанка. Сама хозяйка одета в одежду явно кустарного производства. Швы на платье я хорошо рассмотреть успел. В окне, вон, даже стекла нет. И что все это значит? Такое впечатление, что я оказался у каких-то реконструкторов или сектантов, помешанных на старине. Так, а что она говорила про то, что отведет меня куда-то? Куда именно?..»

За размышлениями Шатун допил чай, вылизал плошку с медом и, кое-как переложив поднос на пол у лежанки, незаметно для себя уснул.

Спустя еще две недели Шатун уже почти уверенно ковылял по дому, опираясь на самодельные костыли. От долгого лежания мышцы сильно ослабли, и теперь ему приходилось старательно возвращать себе былую форму. Так что, едва встав на ноги, хоть и на четыре вместо привычных двух, лейтенант с остервенением занялся мелкими домашними делами. С утра до вечера что-то чинил, рубил на дрова валежник и даже пытался носить из ручья воду, но тут он был послан хозяйкой далеко и на долго.

Попутно Шатун пытался решить вопрос, где он все-таки оказался. К его огромному удивлению, весь домашний инструмент был сделан кустарно. Это наводило лейтенанта на странные мысли, но он старательно гнал их от себя, все еще надеясь однажды вернуться. И домой, и на службу. Мысли о доме посещали его все чаще. Парень заканчивал школу, когда не стало отца. Трое каких-то отморозков в пьяном состоянии сбили его зимой машиной на пешеходном переходе и, даже не остановившись, уехали. Был поздний вечер, и прохожих на улицах почти не было.

В итоге отец так и замерз, лежа на краю проезжей части. После похорон мать рвала жилы, пытаясь прокормить его и двух младших сестренок. Понимая, что долго так продолжаться не может, Шатун подал заявление в военное училище. Благо учиться ему всегда нравилось, и с успеваемостью все было в порядке. Да и со спортом он всегда дружил. К выпускному классу у парня уже был выполнен норматив кандидата в мастера спорта по самбо, а перед этим успел получить разряд по боксу.

К тому же, чтобы хоть как-то иногда радовать младших сестренок, он выучился стрелять и частенько в тирах выбивал призы, которые тут же отдавал девчонкам. В общем, ему было о ком беспокоиться. Хотя, даже если его признают погибшим, то семье будут выплачивать хоть и небольшую, но регулярную пенсию. А значит, даже находясь непонятно где, он все равно будет помогать своим близким.

Желание отправиться в расположение ближайшей воинской части Шатун вынужден был подавлять усилием воли, отлично понимая, что в таком состоянии далеко не уйдет. Имея рост под метр девяносто и вес под сотню кило, он превратился в бледную тень самого себя. Ребра можно было пересчитать даже через рубашку. Еще только начав перемещаться по дому, он попытался осмотреть себя и был неприятно поражен как состоянием тела, так и его внешним видом.

Осколки буквально изрешетили ноги, руки и лицо. Торс был прикрыт бронежилетом, так что жизненно важные органы не пострадали, а вот конечности были просто изуродованы. Но к его огромному удивлению, ни сухожилия, ни суставы серьезно не пострадали. Так что со временем он имел все шансы вернуть себе прежнюю форму. Что же касаемо лица, то тут все было весьма неприятно.

Однажды попробовав улыбнуться своей спасительнице, Шатун вдруг понял, что мышцы лица болезненно дергаются, вызывая вместо улыбки странную гримасу. Глянув на себя в ведро с водой, лейтенант охнул и тихо выругался. От него прежнего остались жалкие ошметки. Осколки не задели только среднюю часть лица, которую он успел прикрыть предплечьем во время взрыва. С поверхности воды на него смотрело настоящее чудовище. Теперь лейтенанту стало понятно, почему хозяйка так уверенно сказала, что глаза целы, а про остальное он и сам узнает.

Взяв себя в руки, Шатун снова подошел к ведру и, всмотревшись в свое отражение, еле слышно прошептал:

– Ну, хоть по глазам узнать можно.

Тут он был прав на все сто. Его глаза трудно было перепутать с чьими-то другими. Эта особенность передавалась в их семье по мужской линии. Все мужчины, начиная с прадеда, имели разный цвет глаз. Правый был янтарного, почти медового цвета, а левый – синий, аж до фиолетового оттенка. Из-за этой особенности его даже не хотели переводить в роту спецназа, но физические и умственные показатели юного лейтенанта перевесили.

И вот теперь, глядя на свое отражение, Шатун едва сдерживался, чтобы не завыть в голос. От некогда молодого, бравого офицера остались одни воспоминания. Не удержавшись, Шатун с тихим стоном сунул голову в то самое ведро. Простояв так, сколько мог выдержать, он выпрямился и, стряхнув с лица капли воды, глухо зарычал.

– С лица воды не пить, – послышался тихий голос хозяйки. – Ты мужчина. Руки есть, ноги есть, голова работает. Да и там, – она с мимолетной усмешкой кивнула куда-то вниз, – все работает. Проживешь. Ты молодой, привыкнешь.

Развернувшись, Хизарат отправилась в сарай, где держала коз и кур.

– Права ты, хозяйка, – еле слышно выдохнул Шатун, усилием воли беря себя в руки. – Во всем права. С лица воду не пить. И еще права, что я мужик, а значит, должен сделать все, чтобы стать прежним. Если не внешне, то хотя бы физической формой.

С того дня Шатун начал делать все, чтобы снова стать самим собой. И хотя серьезные нагрузки ему еще были противопоказаны, но начинать с чего-то было нужно. Вот и стал он нагружать себя всякой домашней работой. До боли, до кровавой пелены в глазах. Глядя на его усилия, хозяйка только головой качала, но в процесс не вмешивалась. Только вечерами, осматривая его раны, он что-то тихо бурчала себе под нос и регулярно спрашивала, что болит.

Еще через месяц Шатун избавился, наконец, от опостылевших костылей и занялся собой с полной отдачей. И хотя ноги после ранения все еще плохо слушались, лейтенант не унывал. Дело пошло на лад.

Оставалось только выяснить, где он все-таки оказался, и отправиться обратно. Но вот в этом и состояла главная сложность. Хозяйка не могла толком объяснить, в какой стороне находится ближайший город.

По ее собственным словам, сама она никогда там не была, а всех пациентов ей привозят на дом. В крайнем случае ездила в соседние аулы, да и то только, чтобы провести первичный осмотр. К огромному изумлению Шатуна, лечила женщина по-настоящему. Без дураков. Ее познания трав и отваров привели его в настоящее изумление. На глазах лейтенанта женщина сумела купировать последствия инсульта у пожилого мужчины, которого привез сын.

Уже через неделю мужчина спокойно передвигался по двору и вполне внятно разговаривал с хозяйкой. Как оказалось, русского языка он не понимал. Вообще. Этот факт насторожил Шатуна. По долгу службы ему приходилось бывать в самых разных уголках страны и ближнего зарубежья, и везде люди понимали русский язык. Пусть не очень хорошо, но вполне достаточно, чтобы хоть как-то объясниться. А тут вообще никак.

Национальную принадлежность самой хозяйки Шатун так и не смог определить. Внешне обычная горянка. Густые черные волосы, завивающиеся крупными локонами, тонкие черты лица и большие серые глаза, обрамленные густыми ресницами. Но самое удивительное, ее взгляд. Внимательный, пристальный, словно все понимающий. В этом взгляде была такая мудрость, что Шатуну становилось не по себе.

В очередной раз порубив весь принесенный из лесу валежник на дрова, лейтенант зачерпнул медной кружкой воды из ведра и, напившись, устало вздохнул. Вышедшая из дома Хизарат окинула его долгим, внимательным взглядом и, кивнув каким-то своим мыслям, коротко скомандовала:

– За мной иди.

Сойдя с крыльца, женщина ровным быстрым шагом вышла на дорогу и направилась куда-то в сторону предгорий. Быстро накинув рубашку, Шатун поспешил следом. Женщина вывела его на дорогу и зашагала дальше, даже не делая попыток оглянуться. Она и так знала, что Шатун спешит следом. Часа через полтора такого аллюра они вышли к какому-то распадку, и женщина решительно сошла с дороги, направляясь именно туда.

Шатун шел следом, пытаясь понять, куда она его ведет. Пройдя в самый конец распадка, Хизарат остановилась и, повернувшись направо, указала рукой на какой-то странный валун.

– Вот. Отсюда ты пришел, – тихо сообщила женщина. – Сюда упал и туда полз. До самой дороги доползти смог. Там я тебя нашла, – коротко пояснила она, указывая рукой в нужные стороны. – Тут везде кровь был, где ты полз.

Всмотревшись в камень, Шатун вздрогнул всем телом и, растерянно отступив назад, прошептал:

– Капище!

– Место бога. Не знаю, какого, – спокойно кивнула Хизарат. – Но знаю, что так бывает. Что-то там случается, и сюда люди попадают. Так при бабке моей было. Теперь вот со мной, – грустно улыбнулась она.

– И что с тем человеком стало? – быстро спросил Шатун, с жадностью глядя ей в глаза.

– Ушел. Тоже сильно поранетый был. Выздоровел и ушел.

– Ушел и все? – не поверил Шатун. – Неужели ничего больше?

– А что еще? – пожала плечами женщина. – Моя семья в этих горах давно живет. И бабка, и ее бабка, еще много раз так. А он ушел. Далеко.

– И что? Неужели обратно никак? – собравшись с духом, спросил Шатун с нервным смешком и, осторожно подойдя к камню, положил на него руку.

– Нет. Отсюда никто не уходил, – качнула Хизарат головой.

– А твоя семья никогда отсюда не уезжала? – сменил Шатун тему, чтобы хоть как-то обрести душевное равновесие.

– Нет. Тут особое место. Травы сильные. В моей семье женщины всегда людей лечили. Потому и место такое искали. Сильное, – задумчиво ответила Хизарат, вздыхая.

– И что, ваше лечение всегда помогает? – не унимался Шатун. – Неужели никогда не было, чтобы люди не обвиняли вас во всяких глупостях?

– Нет. Мой род древний. И пугать нас никто не станет. Вокруг все знают, что если мы лечить не станем, то никто не поможет. У абиссинцев наука лечить самая сильная была.

– Ты абиссинка? – удивился Шатун, припоминая, что данная народность давно уже была ассимилирована.

– Да, – коротко кивнула женщина. – Обратно пойдем. Кушать надо, – скомандовала она и, развернувшись, быстро зашагала в обратную сторону.

Проводив ее взглядом, Шатун снова положил ладони на камень и, закрыв глаза, попытался представить, что его переносит туда, откуда он появился в этом странном распадке. Он даже пытался до мельчайших подробностей представить себе ту самую долинку, где случился бой, но ничего не менялось. Вздохнув, Шатун открыл глаза и, выругавшись, тяжело зашагал к дому.

Войдя в комнату, где жил, лейтенант наткнулся взглядом на уже накрытый стол и, грустно кивнув, тихо поблагодарил:

– Спасибо тебе, Хизарат.

– Садись. Кушай. Тебе много теперь кушать надо, – улыбнулась хозяйка в ответ. – А туда больше не ходи. Не надо. Не получится обратно. Я знаю.

– Но откуда? – не удержался Шатун, тяжело опускаясь на лавку.

– Легенды есть, – вздохнула Хизарат. – Еще от много раз бабки моей осталась.

– От много раз бабки? – не понял лейтенант. – Это в смысле прапрабабки?

– Да, так, – кивнула женщина.

– И о чем та легенда?

– Все не знаю. Помню только, что этот бог мог умирающего человека спасти, в другое место его унеся. Но перенести можно только живое. Ничего мертвого не переносится. Потому я и нашла тебя голым. Как увидела, сразу поняла, кто ты.

– Постой. А как же осколки в моем теле. Разве это не ты их вынула?

– Нет. Не был никакой осколки, – решительно мотнула женщина головой.

Шатун давно уже заметил, что ее акцент усиливается, когда хозяйка начинает волноваться. Так было и теперь. Качнув головой, Шатун вздохнул и, засучив рукав, ткнул пальцем в один из шрамов:

– Хизарат. В каждой этой ране был маленький кусочек железа. Это они оставили все эти раны. И они должны были остаться внутри. А теперь ты говоришь, что в ранах ничего не было. Как так?

– Сказала же, – чуть скривилась женщина. – Не был никакой осколки. Ты как меня слушал? Ничего мертвый перенести нельзя. Только живой. Ты живой был. Бог тебя перенес, но все мертвое там оставил. Я только чистый рана лечила. Ты пока полз, немного трава и земля попал. Но это не страшно. Я такой рана легко лечу.

– Да, знаю, – быстро кивнул Шатун. – Но я так и не понял, где оказался. Что это за земля?

– Кавказ, – пожала женщина плечами. – Не ищи ничего. Лучше свой место на этой земле найди, – тихо посоветовала она. – И помни. Пока ты в мой дом, тебя никто не тронет. Я не дам. Но там, – она кивнула куда-то в сторону, – ты будешь сам. И тогда все может случиться. Ты раньше кем был?

– Воином, – автоматически отозвался Шатун и тут же прикусил язык, мысленно ругая себя за невнимательность.

– Хорошо, – кивнув, улыбнулась Хизарат. – Значит, себя защитить можешь.

– Могу, но без оружия это будет трудно, – быстро добавил Шатун, найдя еще один способ хоть как-то определиться с местом положения.

– Подумаю, – кивнула женщина, подвигая к нему миску с похлебкой.

Странная кавалькада заставила Шатуна закончить тренировку и, перемахнув невысокий плетень, по мчаться к ручью. Гостей нужно встречать готовым ко всему. Тем более что в этих местах не принято было сверкать голым телом, если ты не стираешь одежду и не собрался мыться. Быстро смыв с себя пот и пыль, Шатун натянул на влажное тело домотканую рубаху и, перетянув ее поясом, отправился обратно.

Пробравшись на задний двор, он прислушался к голосам у ворот и, обрадованно усмехнувшись, решительно шагнул за угол. Но уже на следующем шаге и сам Шатун, и приехавшие растерянно замерли. Десяток казаков, таких, как их показывали в фильмах, замерли с ладонями на оружии, оглядывая неизвестного парня внимательными, настороженными взглядами. Они явно не понимали, кто перед ними. Сам же Шатун смотрел на них и никак не мог поверить в то, что видит.

Крепкие, жилистые мужики с бородами, шашками и пистолетами. То ли кремневыми, то ли капсюльными, Шатун толком не рассмотрел. А главное, все они приехали верхом на конях. На дороге, у ворот, стояла открытая коляска, запряженная каурой парой. Обстановку разрядила вышедшая из дома Хизарат.

– Чего стоишь? – сварливо напустилась она на парня. – Воды принеси. Вон те два больших кувшина возьми. Только быстро, – скомандовала хозяйка так, что ноги сами понесли лейтенанта в нужном направлении.

Внеся в дом два ведерных кувшина воды, он аккуратно поставил их у печки и уже хотел было выйти, чтобы не мешать, когда женщина, не поворачиваясь, приказала:

– Огонь разведи и вода нагрей. Мне много вода надо.

По проявившемуся акценту Шатун понял, что дело серьезное, и поспешил выполнить поручение. Наполнив большой медный казан водой, он быстро затопил печку и снова попытался выскользнуть на улицу, когда из комнаты, где Хизарат принимала больных, вышел мужчина в синем мундире образца примерно восемнадцатого века. Глядя на это чудо, Шатун судорожно сглотнул и, тряхнув головой, еле слышно проворчал:

– Песец. Крыша уехала.

– Здравствуйте, молодой человек, – вежливо поздоровался незнакомец.

– И вам не хворать, – нашелся Шатун.

– Мы можем с вами поговорить? – все так же вежливо поинтересовался этот ряженый.

– Ну, если вам так сильно этого хочется, – пожал Шатун плечами, лихорадочно пытаясь понять, что тут происходит.

– Вода поставил? – высунулась из комнаты Хизарат.

– Да.

– Тогда на двор идите, – взмахом руки выгнала она обоих собеседников. – Здесь мешать будете. Там говорите.

Кивнув, Шатун вышел на крыльцо и, растерянно вздохнув, тяжело опустился на ступеньку. От всего увиденного и вправду было не по себе. Он давно уже догадывался, что оказался где-то совсем не там, где был, но одно дело – догадываться, и совсем другое – получить тому наглядное подтверждение. Вышедший за ним офицер, сойдя с крыльца, достал из кармана серебряный портсигар и, не спеша закурив, тихо спросил:

– Давно вы здесь обитаете, молодой человек?

– Хозяйка меня осенью нашла, – так же тихо отозвался Шатун. – Израненного. С тех пор тут и живу.

– И что, не пробовали уйти?

– Я толком ходить только пару месяцев назад начал.

– Что ж. Давайте говорить по порядку, – затянувшись папиросой, выдохнул офицер. – Позвольте представиться. Штабс-капитан Рязанов, Михаил Сергеевич.

– Часом не граф? – не удержавшись, иронично уточнил Шатун.

– Граф, – спокойно кивнул офицер. – А как прикажете к вам обращаться?

– Ростовцев, Руслан Владимирович, – вынужден был представиться Шатун.

– А Ростовцев Владимир Иванович вам часом не родственником будет? – тут же последовал вопрос.