Егерь императрицы. Гром победы, раздавайся! Булычев Андрей

Еще не до конца рассвело, а шесть всадников уже ускакали по дороге на юг. Карпыч с подлекарями вышли проверить груз и покормить коней. К ним присоединился и отец Валентин.

– Ваше высокоблагородие, мы тут с Ужом, ну, то есть Иваном Тришиным пробежались вокруг хутора, – докладывал Леонтьев. – Свежих следов человечьих в ближайшем подлеске не приметили, да это и немудрено в такую-то непогоду. Но вот тут неподалеку еще и пара выездов на большую дорогу есть, а на одном из них видны следы недавней расчистки. Похоже, там кусты кто-то убирал, чтобы повозки могли свободно пройти. Пробежаться бы по тому лесному проезду не мешало да оглядеться хорошо, кто это там и зачем шастал. Местные-то глаза круглыми делают, говорят, что никакого жилья там и вовсе не может быть, одни лишь дальние покосы на лесных полянах. Не нравится мне что-то все это, как будто бы темнят валахи. Недоговаривают и чего-то боятся. Ведь явно же видно, что хорошо набитая та дорога. Я даже по обдеру кустов, по боковинам понял, что совсем недавно проезжали там повозки. И не раз и не два ведь причем это было.

– Нет, Михаил, дальнюю разведку я делать вам запрещаю, – как отрезал Егоров. – Для этого у нас сейчас просто-напросто нету сил. Хуторским доверять я бы тоже не стал, мы ведь для них совершенно чужие. Так что поблизости вполне даже могут быть лихие люди, которые им гораздо ближе. Главное сейчас для нас – это дождаться помощи и не будоражить местных. Тут ведь дело какое: мы их не трогаем – глядишь, и они к нам тогда не полезут.

– Что, ваше высокоблагородие, никак какие вести худые Мишаня принес? – кивнул на капрала подошедший от лошадей Карпыч. – А я смотрю, они Федьку с верховыми отправили – и нырк эдак тихонько в кусты. Видать, разнюхивали чего?

– Давай, Леонтьев, расскажи Карпычу все свои опасения, – кивнул Егоров. – Он воробей у нас стреляный, пускай тоже подумает, что да как.

– Да-а, чевой-то тут непросто, – крякнул, выслушав всю историю разведчиков, ветеран. – Я ведь тоже в сомнениях пребываю. Ночью же на двор из избы выходил, так шаги чьи-то слышал. Не во дворе чавкали, а подальше, немного в стороне. А чего, сейчас с эдакой грязью далеко ведь слышно.

– Дядь Вань, так это, может, наши караульные были? – протянул недоверчиво Леонтьев. – По трое же в ночь их выставляли, вот один какой-нибудь самый настырный и ходил-то дальней округой.

– Ага, как же, – хмыкнул Карпович. – Они все трое у крыльца дома стояли. Я им говорю еще: вы чего это, балбесы, словно овцы, тут сгуртовались? А кто же окрестности держать будет? Обиделись на меня, разошлись.

– Ладно, чего уж тут гадать, – вздохнул Алексей. – Может, мы, конечно, из ничего здесь сейчас свои опасения раздуваем, однако поберечься все-таки нужно. Так, Карпыч, ты перевози все сани вот сюда, на этот двор, – махнул он рукой. – Коней тоже в этот сарай и под навес ставь. В помощь тебе наши лекари будут, парни они крепкие, и ты у них, как я погляжу, в уважении. Михаил, из своих еще пару человек в помощь Карпычу выделишь. Нас всего здесь дюжина, в одной избе всем будет очень трудно разместиться, но, видимо, придется, другого выхода я тут просто-напросто не вижу. Только вот так, всем вместе, а не раскиданным по трем хатам, нам и можно будет в случае чего держать оборону. Местным это, конечно же, не понравится, но ничего, приплачу хозяевам за неудобство.

На удивление хозяева занимаемого отрядом дома такому решению русских не огорчились. Взяв предложенные деньги, вся семья быстро собралась и ушла в дальний, стоящий у самого леса дом.

– Хоть бы поворчали или поторговались для вида, – покачал головой Карпович. – Уж больно легко они этот дом покинули, не находите, Ляксей Петрович? – спросил он у командира. – Все-таки ведь на совершенно чужих людей его оставляют.

– Да-а, странно, – согласился со старым солдатом Алексей. – Как будто бы даже и рады были все отсюда уйти. Так, ладно, дежурить будем по очереди, делимся все на три караула. Костяком в каждом у нас будут егеря. Для лекарей, не имеющих боевой сноровки, самое главное – это не уснуть на посту, слушать и глядеть в оба глаза. Эх, в одном карауле человека не хватает. Ну, ничего, значит, трое будет.

– Хватает, Алексей Петрович, – с улыбкой сказал отец Валентин. – Вы же меня не посчитали. Я хоть и без оружия, а тоже своих товарищей буду рад посторожить. А слух у меня дюже острый, вы даже не сомневайтесь, нам его в церковном хоре семинарии святые отцы хорошо поставили.

– Ну, хорошо, батюшка, для нас сейчас любая помощь будет важна, – согласился Егоров. – Вы, главное, если вдруг бой начнется, никуда наружу не выходите, находитесь только лишь за стенами и молитвой нас укрепляйте. Всем остальным проверить свое оружие. Капитон, погляди, чтобы у лекарей с их ружьями все было в порядке, поучи их быстрой зарядке, как вообще целиться нужно, они-то пока в этом деле совсем даже не сведущие, – приказал он бывалому егерю. – А все командиры, и ты, Карпыч, пойдемте со мной на двор, оглядимся там.

– Ежели кто и будет набегать, то это, небось, в ночи, так им вернее нас пересилить, – высказал свое предположение Зубов. – Они же ведь тут все кустья и кажную малую кочку, в отличие от нас, знают.

– Это да, днем на воинское подразделение, пожалуй, ни у какого разбойника духу явно лезть не хватит, – согласился с ветераном Егоров. – Позиция у нас тут неплохая, ближайшая хата шагах в ста, а следующая за ней, та, что у самого леса, так и еще дальше стоит. Здесь все вокруг открыто и днем прекрасно просматривается. Только и подкрадываться к нам ночью. Так что темнота – это и есть сейчас наш самый главный враг.

– Ляксей Петрович, а может, так же, как и в первую кампанию, и тут нам содеять? – предложил дядька, внимательно осматривая окрестности. – Небось, помните, когда мы у хутора лесника засаду туркам устроили, изрядно их тогда побили, а все потому, что с умом и хитростью подготовились. И двор весь подсветили, и стрелков расположили удачно, чтобы во все стороны бить, ну и людей тогда было, конечно, побольше. Это тоже нужно признать.

– Да помню я, Иван Карпович, – кивнул Егоров. – Там Курт еще пулю в ногу получил. Небось, до сих пор в непогоду чешется, а, господин прапорщик?

– Никак нет, господин полковник, не чесаться, – хмыкнул тот. – Кость совсем целый остаться, а рана быстро зарасти.

– Вот и хорошо, надо, чтобы вообще безо всяких ранений обошлось. Как же это нам без главного оружейника-то в полку быть? – с улыбкой сказал Егоров. – Ладно, шутки шутками, а нам нужно думать, как теперь здесь можно подсветить весь двор. По стрелковым позициям тут все понятно. Пару караульных мы выставим у верхнего продуха и чердачного оконца вот в этом сарае, – кивнул он на стоящее в паре десятке шагов от избы строение. – Вход в него как раз напротив двери в дом расположен, так что прикроем ребяток, чтобы никто к ним вовнутрь не пробрался. Значит, двое наших караульных наверху в этом сарае сидят, а двое будут во дворе стоять, слушать и весь его оглядывать. Как только горячее начнется, их дело – это под тот навес с дровницей нырнуть. Они оттуда как раз будут тот подход у дома прикрывать, где у него глухая стена. Ну а если костры закладывать, как думаете, где бы лучше? – спросил полковник у окружающих его командиров.

– Да по кругу, наверное, вашвысокоблагородие, – предположил звеньевой Тришин. – Подальше от домов, чтобы издали на подходе ворога примечать и прицельно по нему бить.

– Ага, скажешь тоже, Ванька, по кругу, – хмыкнул Леонтьев. – У нас чего тут, возы, что ли, этих дров? В такой вот сырости из леса ничего путного не вытащишь, только если какой хлам из сараев, ну и из дровницы немного полешков подкласть. Да и то полежит все это полдня под открытым небом и ни в жизнь ведь, когда приспичит, не разгорится.

– Это да-а, – согласился с егерями Карпович. – Сильно сырое, оно, конечно, гореть не будет. Но у нас в таком деле господин прапорщик – большой умелец. Ваше благородие, сумеете из подручного такую горючую смесь сделать, чтобы она ярко и долго горела, хоть даже и в сырость?

– Сделать можно, – немного подумав, ответил Курт. – Только придется вскрывать тот бочка, что мы везти в полк на санях. В кузов для полковой интендант есть скипидар, смола, воск, топленый жир и масло. Если все это смешать и добавить некоторый мой особый добавка, то гореть будет так, что никакая вода не потушить костер, пока все не выгореть.

– Тогда выкладываем три приличных костра треугольником, – решил Егоров. – На них мы уж точно дрова найдем. Посмотрите в сараях жердины, старые бочки, на чердаках вон еще проверьте. Соломы туда же прессованной заложите и все горючим пропитайте. Еще с десяток факелов можно на всякий случай сделать, чтобы подсвечивать ближние подходы. Так, братцы, костры – это, конечно, хорошо, а как же нам их запаливать? Совсем близко к дому их выставлять глупо, так мы в первую очередь себя же будем освещать, а не нападающих. Нам надо, чтобы они в шагах пятидесяти, а то и семидесяти от избы расположились. А туда и факелом никаким не докинешь, попробуешь только ближе подойти – сразу подстрелят.

– Зажигательный пуля, – пожал плечами Курт. – Я же сказал, что она нам может пригодиться, а вы мне тогда не верить.

– Так у нее ведь из-за этой внутренней полости никакой точности нет, – покачал в сомнении головой Егоров. – Мы ведь ее с тобой так до ума и не довели!

– Так точно, господин полковник, не довести, – согласился с командиром главный оружейник. – Но пять-семь десяток шагов – это для нее хороший дистанций. Я даже и за сто из своего штуцера часто попадать, правда, днем, но думать, что суметь справиться.

– Ладно, хорошо, тогда вы, Курт Оттович, вместе с Карпычем костры устраивайте, – принял решение Егоров. – Сделайте так, чтобы вам было их удобно воспламенять этой своей зажигалкой. А теперь давайте еще раз все вместе вокруг пройдем и подумаем, что бы нам еще здесь приготовить для встречи незваных гостей.

Темнеет на юге очень быстро, вот только что солнце стояло над верхушками деревьев леса и было светло, а не прошло и четверти часа, как землю окутали густые темные сумерки. Первую ночную смену нес караул во главе с капралом Леонтьевым. Сам он с егерем Фролом прохаживался у дома, а егерь по кличке Малой сидел с подлекарем Устиновым у оконца продуха на сеннике сарая.

В доме поужинали. Кто-то дремал на широких скамьях, кто-то штопал поизносившуюся за долгую дорогу одежду, а Капитон все учил второго лекаря Стринадко правилам быстрой зарядки ружья.

– Вот так вот лучше скусывай патрон, Онисим, – негромко наставлял парня пожилой егерь. – Да слюни-то свои не пускай на порох, он шибко сырости боится. Крепко зажал зубами самый кончик, резко рванул патрон вбок, и эдак горловинку-то его пальцами сразу расправляешь. Тебе ведь через нее засыпать и в замок и в дуло порох еще нужно. Будет плохо расправлено – половину точно в спешке мимо просыплешь. Ну вот, на полку замка сыпанул, большим пальцем мимоходом курок тронул – ага, на месте кремень, надежно он зажат винтом в губках. Щелк сразу крышку на место. Все-е, вот теперь уже порох никуда не убежит. Можно его и в дуло засыпать.

– Карпуш, ну хватит уже, – попросил товарища командир звена. – Завтра учить молодых будешь, а то мне через смену караулить, а эти три часа, что до нее осталось, только и будет одна ружейная зарядка сниться. А мне бы лучше Дашеньку во сне увидеть, соседскую девку, что через дом от нашего жила. У нее глазища такие большие, голубые, словно бы весеннее небо, а губы какие сладкие, медовые. Коса толстая, ниже пояса. Вся она такая крепкая, справная. Э-эх!

– Ванька, хватит тебе уже народ травить! – выкрикнул из-за печки один из егерей. – Уж лучше бы и дальше Капитоха бубнил, чем ты тут о своих бабах калякаешь. Ну никакого покоя от вас всех нет! Один весь вечер шомполом о ствол елозит, другой соседскую деваху вспоминает, а мне уже на караул скоро вставать!

– Все, все, все, – поднял обе руки вверх Уж. – Извиняйте, братцы, увлекся. Молчу я, молчу!

С улицы зашли Курт вместе с полковником.

– Ваши благородия, сюда вот, к стеночке пожалуйте, – прошептал Карпович. – Вам вот здесь, на этих скамьях постелено. Тут хоть почище маненько будет.

Первая ночь прошла спокойно. Утром, на рассвете, пришел хозяин, чтобы все проверить и покормить скотину. Первым делом он обошел весь большой двор, потаращился на заготовленные егерями костры, на двух караульных, толкущихся у дверей его хаты. Покачал головой и, ничего не сказав, пошел в сарай.

– Тсс, – Алексей, сидя на втором ярусе, на сеннике, прижал палец к губам. Онисим понятливо кивнул и крепче сжал свою фузею.

Напоив скотину и задав ей корм, валах вышел на улицу. Он опять постоял на дворе, внимательно все оглядел и, не говоря ни слова, ушел в сторону дальнего дома.

– Ну, вот, это, считай, как бы проверка была, – проговорил Егоров, вглядываясь через небольшое чердачное оконце на улицу.

– Ладно, он хоть наверх не полез, – прошептал подлекарь. – Ох, я испужался, Алексей Петрович. Вот он по лестнице залез бы – и чего бы мы ему сказали?

– Здравствуйте, Драгош, – с улыбкой ответил Лешка. – Мы у вас тут отдыхаем, а то вон в избе уже и дышать нечем.

– Ну коне-ечно, так бы он вам и поверил, господин полковник! – засмеялся Онисим. – А в руках-то у нас вона чего – ружья. И пистоли с гренадой совсем рядом лежат.

– Ну, ведь не полез же, – пожав плечами, ответил Алексей. – Ладно, обошлось ведь, сейчас уже к нам смена придет. Чуешь, как съестным запахло? Это значит, что ребятки завтракают перед заступлением в караул. Они должны постараться незаметно сюда пройти, и нам вот так же придется отсюда тайно выходить. Ты, Онисим, бочком, бочком пройди вдоль стены сарайки и потом уже возле навеса с дровами к дому выходи. А я с другой стороны, от конского загона подойду. Кто же его знает, а вдруг за нами уже приглядывают со стороны? Сейчас-то уже вон как хорошо просветлело. Издалека можно чуть ли не весь двор просматривать. Не хотелось бы такую удобную позицию да прежде времени возможному неприятелю выдавать.

Прошла еще одна ночь. Все было спокойно. Никакого шевеления в лесу или в соседних домах наблюдающими замечено не было. Так же утром и вечером приходил хозяин-валах, кормил свою скотину и внимательно оглядывал весь двор. Попробовал он было зайти в дом, но дорогу ему преградил караул.

– Не велено никого пущать! – пробасил Фрол. – Тут воинский отряд русской амператорской армии на постое стоит. Внутри полный порядок, вот завтра-послезавтра, как только мы уедем, тогда и зайдешь.

– Завтра уезжать? – переспросил валах, развернулся и, что-то бурча себе под нос, пошел прочь.

– Смотри, Данила, как он озаботился! – кивнул стоящему рядом напарнику караульный. – По-русски ведь даже заговорил, а то ведь раньше все время только лишь по-своему балакал.

– Да все они, Фрол, тут понимают, только вот дурными прикидываются, – хмыкнул Данила. – Надо бы господину полковнику поведать, он приказал, чтобы о любой мелочи ему напрямую докладывать.

– Ваше высокоблагородие, а может, и не будет никакого набега, а? – протянул, переминаясь с ноги на ногу, капрал. – Может, мы зря это все тут, ну, с этим, со вторым своим постом в сарайке затеяли? И одного бы вполне себе даже хватило. Нам ведь осталось от силы одну ночь тут пересидеть. Небось, уже завтра сюда наши подоспеют. А так бы отдохнули перед дорогой.

– Дурья твоя башка, Мишка! – воскликнул, встав с лавки, Карпыч. – Еще раньше, в самый первый день, как мы прибыли, сказал бы такое – так и ладно бы. Но вот не в эту, не в последнюю ночь тебе гундеть. Если тут чего около нас и затевается худое, то случится оно вот-вот, уже нонче будет должно. Сам же, небось, слышал недавний рассказ Фрола с Данилой. И звеньевой твой Ваня Тришин, которого вы Ужом кличете, какой-никакой, а все же сумел сегодня разглядеть свежий след в подлеске. Не зря он на рассвете по грязюке ползал. Ну, точно Уж, правильно вы его нарекли.

– Так, может, это они сами нас сторожатся, а, дядь Вань? – не сдавался Леонтьев. – Ну да, сидят на лесной поляне, на малом хуторке с десяток гайдуков и любого шороха боятся. Щиплют они, может, потихоньку местных купцов да торгашей всяких. А тут-то вон, аж цельный воинский отряд при хорошем оружии, – кивнул он на составленные у стен штуцера и фузеи. – Им лишь бы сейчас в покое усидеть да внимание служивых к себе не обратить. Вот они и лазают, оглядывают нас издали и сторожатся. Ну и местных тут на хуторе подговорили, чтобы они, значит, за нами присматривали.

– Вполне себе и такое тоже может быть, – опередил с ответом Карпыча Алексей. – Ну, вот мы и проверим их в эту ночь. Не полезет к нам никто – хорошо. Ну а коли полезет… Гренад у нас, жаль, маловато. Вот прав ты был все-таки, Курт Оттович, когда предлагал мне побольше их снарядить. Достали бы сейчас целый ящик из саней да всем бы по паре раздали. А так только у троих в звене в подсумках они имеются. Ну да ладно, хотя бы пусть шесть штук, но имеем. Так, караульные смены у нас в эту ночь будут следующие…

Вторая ночная смена подошла к концу. Сменившийся караул залезал в хате на освободившиеся лавки, а новый уже вслушивался в ночь.

– Ты, Венедикт, ружейку-то на сено положи, – посоветовал лекарю Капитон. – Рядышком с собой ее держи и не трогай пока. А то ненароком вдруг в темноте стукнешь, а железный звон – он ведь в ночи ох как далеко разносится.

Где-то в стороне стоящего у самого леса дальнего дома забрехала собака, потом она вдруг резко взвизгнула, и над хутором вновь повисла тягучая черная тишина.

– Слыхал, Малой? – кивнул напарнику Тришин. – Чего это Барбоса так резко угомонили? Так-то, ежели его хозяин поленом огрел, он бы хоть завыть, заскулиь должон. Ну а коли кто чужой был, не замолк бы так быстро. Ты это, давай-ка на всякий случай к дровнице отступись и уже там наготове стой. А я немного вперед пройду и около самого костровища встану. Ежели вдруг поджигать буду, то крикну – прикроешь меня.

– Понял тебя, Вань, – кивнул напарник, взводя курок своего ружья. – Ты там, гляди, осторожнее, возле костра долго не задерживайся. Сам ведь понимаешь, при его свете словно бы на ладони открытый будешь.

– О как, слышишь, как будто бы сапоги по грязюке чавкают? – толкнул локтем лекаря Капитон. – Да чего ты за ружье-то сразу хватаешься? Наш это идет, от дома и в сторону костровища. Только вот почему он один? Ага, а второй караульный, видать, у дома остался. Непонятно. – И, проверив кремень, он щелкнул взводом курка.

В сторону двора и хаты, занимаемых егерями, явно шли какие-то люди. И, судя по тому шуму, какой доносился сейчас до ушей Тришина, было их немало. Как бы ни пытались они подойти незаметно, но распутица такой шанс им не дала. Вот, видно, кто-то из них поскользнулся и стукнул железом о железо.

– Ах вы ж гаденыши, – негромко выругался егерь. – Все-таки не усидели у себя в лесу, не выдержали, полезли в самую последнюю ночь.

Достав из-за пазухи пропитанную смолой тряпицу, он положил на нее трут и ударил кремнем о кресало. Искры вылетели вокруг маленькими молниями, Иван подул, но хорошо высушенный мох не загорался.

– Да чтоб тебя! – чертыхнулся егерь и раз за разом все продолжал бить по огниву. Ну, вот наконец задымился и трут, еще немного – и он, ярко вспыхнув, воспламенил пропитанную горючим составом тряпицу.

Всего лишь в паре десятков шагов от егеря раздались встревоженные крики.

– Давай, давай, ну, гори же! – засунув тряпицу в костровище, Тришин кинул на нее лежащую здесь же просмоленную паклю и с удовлетворением отметил, как теперь вспыхивает и разгорается яркое пламя.

«Бам! Бам!» – ударили в темноте два выстрела, и одна из пуль рванула бок полушубка.

– Ванька, беги, рядом они! – выкрикнул от дома Малой и выстрелил в еле видимую ему тень.

– Ах ты ж зараза! – вскрикнул Капитон при первых грохнувших внизу выстрелах. – Обожди-ка, Веня, не спеши, – и сдвинул в сторону ствол ружья у напарника. – Куды ты палить-то собираешься, видишь, какая там темень? Себя только раньше времени обнаружишь!

– Так враг ведь наступает, Капитон Федотыч! – взволнованно ответил ему лекарь. – Отбиваться же надо!

– Отобьемся, паря, – пристально вглядываясь в оконце, тихо проговорил егерь. – Не боись. Вон, видишь, наши уже один костер подпалили, еще маненько – и вся цель будет видна. А вот и она. – Он прищурил левый глаз и выжал спусковой крючок.

«Бах!» – в замкнутом пространстве сарая так оглушительно грохнуло, что Венедикт непроизвольно пригнулся и прикрыл оба глаза.

– Е-есть один, – пробурчал Капитон и выдернул из рук лекаря ружье. – Чего ты сидишь, дурья твоя башка?! А ну-ка, быстро заряжай ружжо!

Устинов схватил разряженную фузею напарника и трясущимися пальцами откинул полку ударного замка.

«Бам!» – под крышей ударил второй выстрел, и Капитон обернулся к лекарю.

– Ты чего трусишься?! Вон порох из патрона просыпал! Соберись с духом, лопух, а то сейчас плюху получишь!

После этого злого окрика солдата Веню как будто бы враз отпустило, и пули в стволы с егерем они заталкивали шомполами уже в одно время.

– Ты к тому, к боковому продуху ползи, – скомандовал Капитон. – Тут-то все с энтими понятно, здесь они всем скопом, дуром вместе прут. А ну как кто и сбоку вдруг еще полезет! Чегой-то наши пока медлят. Уже и там должны бы костры запалить. Если что вдруг увидишь, так сразу кричи, я к тебе на помощь тут же метнусь!

«Хлоп!» – что-то с большой силой ударило по крыше рядом с чердачным оконцем. «Хлоп!» – и вовнутрь сарая влетело несколько щепок.

– Ах ты ж шинора [1]! – выругался зло егерь. – Как же близко подкрался. Ну, на, получи! – Опять бухнул выстрел, и Капитон, отшатнувшись от окна, начал зарядку ружья.

– Курт, тот, что справа, самым первым зажигай! – скомандовал Алексей, выбивая прикладом комок меха из бокового оконца хаты. – Там совсем не освещено, как бы они к хате или к сараю не подкрались!

Часть двора уже подсвечивалась ярко разгоревшимся костром, но добрая его половина все еще оставалась в темноте.

– Не надо волноваться, господин полковник, – с ухмылкой, спокойно проговорил Курт и, выставив из продуха ствол своего штуцера, плавно выжал спусковой крючок. – Шайсе! – выругался он и достал из патронташа еще один патрон с красной полоской. – Ты быть прав, Алексей, он лететь хоть куда, но никак не в цель! Ничего, ничего, – и, затолкав большую пулю в дуло, немец вновь тщательно прицелился.

Бам!

Шагах в сорока от хаты засветилась искра. Потом эта искра превратилась в маленький огонек, и уже через дюжину ударов сердца там запылало яркое пламя.

– Капито-он! Там люди! – выкрикнул Венедикт, увидев в свете разгоравшегося костра несколько темных фигур.

Все происходило как будто бы не с ним. Запах пороха, гром выстрелов и эти люди, вдруг разом вынырнувшие из темноты.

– Стреляй! Я пустой! – крикнул ему егерь, засыпая порох на полку замка. – Стреляй, Венька! Стреляй!

Лекарь высунул в оконце ствол, навел на цель и, прищурив левый глаз, потянул за спусковую скобу.

«Бабах!» – оглушительно ударил выстрел.

– А-а-а! – внизу на подступах к сараю кто-то пронзительно заорал.

– Ну ты и молодца, паря, – к Устинову подсел Капитон. – Неужто же с первого раза попал? Вот же ведь везет новичкам! А ну двинься! – и высунул в оконце ствол своей фузеи. – Не видать никого, только твой подранок на земле крутится. Похоже, они уже под самой стеной, худо будет, ежели до входа доберутся.

Он достал единственную их гренаду и воспламенил ее фитиль. Чугунный, покрытый пупырышками картечи шар с шипеньем упал за стену сарая. Там оглушительно громыхнуло, и по бревнам ударил град осколков. Внизу кто-то протяжно и коротко взвыл.

– Прости господи, – перекрестился егерь, скинув каску. – Не мы первые это начали.

Через несколько секунд бахнул разрыв второй гренады. Из-за дровницы вели бой Уж с Малым.

– Они коней угоняют! – крикнул в сторону хаты Тришин и, выскочив из-за навеса, выстрелил в мечущиеся у лошадиного загона людские фигуры. С той стороны хлопнуло в ответ сразу несколько выстрелов, и егерь, упав в грязь, схватился за бедро. Малой подхватил его под мышки и волоком затащил за поленницу.

– Никому не вылезать! Всем стоять на своих местах! – закричал Егоров. – Куда ты лезешь, капрал?! Веди огонь! Не давай им близко к нам подойти!

Курт своей последней зажигательной пулей наконец-то сумел подпалить третий костер, и теперь весь двор хорошо освещался. Алексей в последний раз выстрелил в только одному ему видную цель и шумно выдохнул:

– Ну, все, кажется, мы отбились, братцы. Во всяком случае, пока никого более не видно. Всем перезарядиться! Не вылезаем, ведем наблюдение!

Костры продолжали еще долго пылать, и потом один за другим они погасли. Перестал кричать и лежащий возле сарая раненый. Над хутором повисла напряженная тишина.

До утра ничего более не происходило. Подстреленного в ногу Тришина перетащили в дом, и вернувшийся из караула Устинов обихаживал со вторым лекарем ему рану.

– Кость цела, Алексей Петрович. – Венедикт показал полковнику зажатый в клещах свинцовый кругляш. – В рану материя от одежды и немного грязь попали, резать теперь нужно и промывать обильно.

– Занимайтесь, ребятки, главное, спасите мне егеря, – попросил Егоров. – Воды больше кипятите, спиртусом все обрабатывайте. Для вас теперь это дело главное, а уж со всем остальным мы и сами как-нибудь справимся.

В сарай перебежали Курт с Леонтьевым.

– Смена, Капитон! – крикнул егерю капрал. – Спокойно у тебя здесь, ничего не примечал в округе?

– Да нет, никакой кустик не шелохнется, – покачал тот головой. – И в соседних хатах как будто все вымерло, только один раз баба из самой дальней к колодцу подбежала, воды быстро в ведра набрал и обратно припустилась. А так все спокойно.

– Ну-ну, – хмыкнул Леонтьев. – Без воды-то оно, конечно, плохо, без воды оно совсем никак. Ну, ладно, Капитош, ступай в дом, там тебя сейчас накормят. Карпыч остатки бараньей похлебки разогрел. Только вот сторожко перебегай, вона как с утреца распогодилось, видать, хорошо вокруг стало.

– Да ладно, тут до самых ближайших кустьев больше сотни шагов, – махнул рукой егерь. – Да и нет там никого, я в оба глаза глядел.

Потянулось время ожидания. Около раненого неотрывно сидел кто-нибудь из лекарей. Крови он потерял много и вызывал у них беспокойство.

– А может, наши вообще только лишь завтра сюда прискочат? – проворчал Карпыч и загремел ведрами. – И чего мы тут, словно бы в норе, сидим? Ляксей Петрович, мне бы водицы чистой набрать. Вон, лекарям кипяченая нужна, да и нам для готовки. Ну чего, мне ее из лужи возле крыльца, что ли, черпать? Здесь-то она вся гнилая, с навозной жижей. К колодцу бы нужно идти.

– А если они не угомонились и залегли где-нибудь неподалеку? – проговорил с сомнением Алексей. – Сюда-то после ночного боя побоятся лезть, а вот издали вполне себе могут стрельнуть.

– Да и пусть пуляют, господин полковник. Далеко же, – махнул здоровой рукой ветеран. – Чай, нет там хороших ружей и умелых стрелков, не егеря же они. Дайте мне пару ребяток для прикрытия посноровистей, мы и воды принесем, и разведаем заодно.

– Ваше высокоблагородие, нас с Фролом отпустите? – попросил невысокий худенький егерь. – Мы с ним верткие, если что, за любую малую кочку спрячемся.

– Это потому тебя Малым прозвали? – с улыбкой спросил его полковник. – Ладно, чистая вода нам действительно нужна. Я в сарай со своим штуцером, а вы через несколько минут из хаты выходите.

Троица неспешно, оглядывая все вокруг, шла к колодцу – вкопанному в землю срубу с нависшим над ним «журавлем» – толстой жердиной с грузом на одном конце и привязанной деревянной бадьей на другом.

Алексей, прикусив нижнюю губу, напряженно вглядывался из чердачного продуха в свой сектор. Вокруг все было спокойно, ни веточка не шевельнется, ни вспорхнет из кустов испуганная неловким движением птица. Может, и правда он преувеличивает опасность? Простые ведь, небось, разбойники-оборванцы были, а не подготовленные к настоящему бою солдаты. Увидали, что охрана у служивых совсем маленькая, да зато коней у них добрых много и сани тяжело нагружены. А еще, небось, и местные им всяких басен понарассказывали, что тут аж целый полковник застрял, который серебром шибко богатый. С шеи у него золотая пластина на цепи свисает, на груди кресты с шелковыми лентами, и сабля на боку вся в серебре. Да и вообще, у всех остальных тоже при себе оружие отменное. Ну, вот и потекли слюнки у гайдуков. А чего, сторожат хату всего лишь двое, все же остальные в это время дрыхнут. Прирезать их во дворе по-тихому, а потом и остальных в доме, да и дело с концом. Но вот тут вдруг оказия случилась. Маленький воинский отряд был готов к ночному бою и устроил гайдукам горячую встречу. Все, что они смогли получить, – это дюжину угнанных коней и одиннадцать своих трупов, которые до сих пор еще лежат темными кочками среди грязи.

– По-моему, неравноценный обмен, – сделал вывод своим рассуждениям Алексей и прижал приклад штуцера плотнее к плечу. Карпыч с егерями наконец-то подошли к колодцу и теперь набирали из него в свои ведра воду.

Журавель со скипом склонял конец своей жердины вниз и потом поднимал ее вверх уже вместе со жбаном воды.

Но вот все ведра были наполнены, и троица пошла неспешно назад. Сто шагов оставалось ей до занимаемого отрядом двора, как вдруг раздался резкий возглас Леонтьева:

– Кусты, кусты вон шоволятся, рядом со сломанным деревом! Слева от него!

Лешка в ту же секунду, буквально не целясь, послал пулю в указанное капралом место. Может быть, именно этот спонтанный выстрел и спас кого-то на дороге. Все трое с ведрами резко порскнули в стороны, а Карпыч так и вовсе упал сразу на грязную землю.

«Бам! Бам!» – грохнуло два ружейных выстрела из кустов. Дымок указал точное место стрелков, и следующие два выстрела с чердака сарая били уже прицельно.

– Кажись, попали! – возбужденно выкрикнул Мишка, выдергивая из поясного патронташа новый патрон.

– Не знаю, – покачал головой Курт. – Я стрелять в тень за кустом, хорошо, что там совсем не быть никакой листва. Но попасть или нет, я не могу сказать точно. Тень сразу пропасть, и я больше ее не видеть.

Перебежками, припадая по дороге к земле, троица «водоносов» добралась до своего двора и сразу же нырнула в хату. Вслед ей не раздалось более ни единого выстрела.

– Ну что, сходили по воду? – выбравшись из сарая, вслед за егерями вовнутрь заскочил и Егоров. – Много ли с собой ведер принесли?

– Да какой там, вашвысокоблагородие, – развел грязными руками Фрол. – Как только пули начали свистеть, так мы уже на земле были. А Карпыч вообще самый первый на дорогу упал.

– Повоюешь с мое – тоже такой же вот прыти наберешься, – проворчал ветеран, счищая грязь с полушубка.

– Ладно, главное, все живы и никто даже не ранен, – сказал с удовлетворением Алексей. – А ведь хорошо сидели эти в кустах, тихо. Только лишь в самый последний момент их сумел Леонтьев разглядеть. Я-то навскидку в них бил и вряд ли попал, а вот Курт с Мишкой – они вполне могли бы. Ну, все, убедились, надеюсь, теперь, что нужно и дальше сторожиться? – обвел он взглядом всех присутствующих. – То-то же! Из дома – никому ни ногой! Пока наши не приедут, караулим у продухов с ружьями. Чай, уж не помрем денек без воды? Главное, чтобы для раненого она была.

Прошло несколько долгих часов ожидания, и уже после полудня с южной стороны с дороги раздался шум подходящей кавалерии.

– Вашвысокоблагородие, наши, наши идут! – раздался крик наблюдателя с чердака сарая.

Часть прибывших всадников рассыпалась по двору, осматривая лежащие трупы, а добрая половина, спешившись, начала прочесывать окрестности вокруг хутора.

– Ваше высокоблагородие, дозорная рота в полном своем составе вместе с казачьей полусотней прибыла в ваше распоряжение! – выкрикнул доклад весь заляпанный грязью поручик. – Спешили, господин полковник, как чувствовали, что быстрее к вам нужно!

– Вижу, молодцы, Тимофей Захарович, – с улыбкой сказал Егоров, оглядывая знакомые лица разведчиков. – Быстро же вы добрались. Да хватит вам уже обниматься! – крикнул он Мишке. – Господин поручик, капрал Леонтьев покажет вам лесную дорогу к тому месту, где еще могут оставаться нападавшие. Берите сотню людей и проверьте там все тщательно. Здесь же достаточно будет и одного плутонга.

Большая часть егерей с приданными им казаками унеслась по лесной дороге, а оставшиеся стаскивали к опустевшему конскому загону трупы.

– Ваше высокоблагородие, на дворе одиннадцать было, – доложился вскоре Аникеев. – И вон из тех кустьев, у сломанного дерева, мы двенадцатого вытащили. И рядом еще кровь есть, капли ее по следу в лес тянутся. Ребятки по нему побежали, но не знаю, ежели рана слабая, то далеко может уйти. А я сказал, чтобы перед теменью они назад все возвращались.

– Все правильно, Борис, – кивнул Алексей, рассматривая лежащие трупы и сложенное здесь же оружие. – Однако, – покачал он с удивлением головой. – Не такие уж это и обычные разбойники. На половине из них жупаны арнаутов, и вооружены очень неплохо. Хоть все оружие и разномастное, но, помимо сабель, почти что у всех ружья при себе, и даже четыре турецких пистоля было.

– Ваше высокоблагородие, там это, там ребятки в дальнем доме кое-что интересное нашли, – доложил подбежавший к Егорову капрал. – Мы окрестный лес весь прочесали, а потом еще по всем дворам и их строениям пролезли.

Алексей зашел в темную, освещаемую лишь одним жировым светильником хату. Здесь стояли три егеря при фузеях с надетыми на них штыками. Испуганные семьи валахов сгрудились все в одной половине. В напряженной тишине слышалось лишь глухое постанывание.

– Здеся он лежит, вашвысокоблагородие, – кивнул на дальний угол капрал.

На топчане лежал бледный человек. Рядом на скамейке стоял деревянный таз с мутой, темной водой и какими-то тряпками. Капрал выбил искры на трут, и раздув осветил весь этот угол.

– Ах ты, Дрэгос, Дрэгос, – сказал с укоризной Алексей, рассматривая лежащего перед ним хозяина предоставленного егерям дома. Стянув часть покрывала, он покачал головой. Темная опухшая рука валаха была завернута в окровавленные тряпки. В тазике, в багрового цвета мутной воде лежали какие-то грязные лоскуты.

– И вот еще, вашвысокоблагородие, – один из егерей, зайдя в дом, протянул Егорову короткий кавалерийский карабин. – Мы его в сарае нашли. Глядим, а там сено как бы недавно разворошенное. Вилами туда потыкали, а там вона чего звякнуло. И вот еще что рядом лежало, – стукнул он по оголовью длинного широкого кинжала – бебута. – Так-то добрый османский клинок.

– Да такой же разбойник, как и те! – зло выкрикнул стоящий рядом капрал. – Вздернуть его надо, днем он вам улыбался, а по ночам ружжо свое заряжал и клинок точил.

При этих словах пара егерей дернулась в сторону раненого, а одна из валашек громко взвыла. За ней следом разревелись и дети.

– Отставить! – громко скомандовал Алексей. – Тут я буду решать, что, с кем и когда делать! Капрал, бегом в наш дом, зови сюда лекарей Устинова и Стринадко. Пусть они все свои причиндалы с собой захватят. Да-а, и пару светильников еще пусть возьмут. Здесь с одним темно уж больно. Всем остальным из хаты выйти! И местных тоже выведите, чтобы не мешали, – кивнул он на толпящихся у дальней стены валахов.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, виноват! – вытянувшись по стойке смирно, гаркнул капрал и пулей выскочил за дверь. Вслед за ним, подталкиваемые егерями, вышли и все валахи.

– Господин, семья, дети, не убивать, – приподнявшись с топчана, прошептал раненый. – Меня убивать, жена, дети нет вина. Я не хотеть зла, я говорить – не нападать на русский солдат. Но Марку – он сказал: надо напасть, русский мало, а их добро очень много.

По бледному лицу Дрэгоса градом тек пот, все его тело дрожало. Было видно, как тяжело валаху дается эта его речь.

– Лежи, никто не будет убивать твою семью, – вздохнув, сказал Алексей. – Да и ты уже свое получил, и похоже, что сполна. Ответь мне только на вопрос, Дрэгос: кто такой Марку и его люди, и откуда у них столько оружия?

Раненый в изнеможении упал на топчан, собрался с силами и через минуту снова горячо зашептал:

– Марку есть сотник арнаутов. Он долго служить господарям Александру Ипсиланти и Маноле, османам и русским. Но потом что-то произойти, он уйти с частью людей со своей службы и стать сам себе хозяин.

– Все понятно, я примерно так и предполагал, – проговорил негромко Егоров. – Как видно, по этой причине и стойкость в отряде при нападении. Отсюда неплохое оружие, амуниция и одежка. Ладно, прощай, Дрэгос, это твое, теперь мы с тобой в расчете, – и, положив на скамью столбик мелких серебряных монет, вышел из хаты.

К дому с большой кожаной сумкой и со светильниками в руках подошли лекари.

– Там, на топчане, в углу раненый из местных лежит, – кивнул себе за спину Егоров. – По-моему, ему руку ружейной пулей раздробило. Вы поглядите, ребятки, что там с этим можно поделать, – и пошел к месту прежнего квартирования отряда.

Через четверть часа из дома раздался громкий, истошный вопль. Одна из стоящих в толпе валахов баб кинулась к двери.

– Куды?! – Капрал с одним из егерей перехватили ее и оттащили от двери подальше. – Не велено никого вовнутрь пущать! Понимаешь, что я тебе говорю? Не боись, там лекаря наши трудятся!

Вскоре открылась входная дверь, на крыльцо вышел Онисим и выплеснул вбок кровь из бадьи.

– Вы это, вы прикопайте ее, что ли, где-нибудь, – сунул он капралу матерчатый окровавленный узелок. – Нехорошо как-то, ежели собаки али какой другой зверь будет таскать.

Служивый развернул узелок, и стоящая рядом с ним баба осела прямо в грязь. Из ткани на свет божий смотрела человеческая пятерня.

– Ну а чего мы с Веней тут вообще поделать-то могли? – сказал, словно бы оправдываясь, лекарь. – Там обе кости в локте совсем пулей раздробленные. А все главные жилы так и вообще полностью перебиты. Кровь из нижней части руки совсем по ним не проходит. Черная она уже стала, мертвая, эта кровь, с эдаким гнилым запахом. Еще немного – и по самое плечо бы пришлось руку резать, а так вон, хоть какая-то культя останется. Главное, что жить будет! Через пару дней совсем бы от огневицы вусмерть сгорел, – и, зайдя в дом, с силой захлопнул за собой дверь.

– Ну да, без руки крестьянину та еще эта жизнь, – пробормотал капрал и, осторожно закрыв пятерню тканью, сунул узелок в руки егерю. – Митроха, иди-ка ты это, прикопай ее, что ли, где-нибудь на задах. Небось, и сам только что слышал: не дело это, когда человеческую плоть зверь грызет.

Уже в сумерках на хутор прискакали посланные на лесную дорогу.

– Господин полковник, на лесном хуторе были застигнуты пятеро! – доложился командир дозорной роты. – Сдаваться они не захотели, так что пришлось их там же отстреливать. Наших двоих, гады, подранили, вот ребятки на них-то и озлобились. В плен никого не взяли. Вы уж извините, теперь нам и допросить-то выходит, что некого.

– Ладно, поручик, что нужно, я и сам уже узнал, – махнул рукой Алексей. – Их там, в логове, гораздо больше должно было быть. Следы вокруг посмотрели?

– Так точно, – кивнул Осокин. – Лесом все остальные, по самой чаще от хутора уходили. Сержант Лужин говорит, что если по следам судить, то десятка два – это уж точно – их там было. И чего эти с остальными не пошли, непонятно. То ли они около раненого оставались, то ли еще чего. Бог их знает. У одного из той пятерки вроде как нога прострелена. Кстати, у него и одежка и оружие гораздо лучше были, чем у всех остальных, – и он передал в руки полковнику турецкий кылыч в богатых, отделанных серебром ножнах.

– Да, смотри-ка, хорошая сабля, – покачал головой Алексей, обнажив клинок. – Такую не менее чем сотнику пристало иметь. Ты не находишь, Тимофей?

– Да, может, даже и повыше, господин полковник, – согласился с ним Осокин. – Я вот такую же у командира такима [2] под Фокшанами отобрал. Тяжеловатая она, конечно, но зато рубит не хуже, чем янычарский ятаган. Эх, жаль, все-таки остальные удрали. Мы бы и рады были по их следам пробежаться, да ведь вы же велели засветло возвращаться, а там, в лесу, уже и не было видно ничего.

– Все верно, поручик, – кивнул разведчику Егоров. – Нечего нам на них время тратить и жизнями своих людей рисковать. Неопасные они уже теперь, основной костяк их ватаги выбит, а все остальные по округе разбредутся, так их или же наши, или турки потом все одно кончают.

– Ваше высокоблагородие! – в хату протиснулся Лужин. – Мы с казаками всех коней наших собрали. Не побили их эти злыдни, просто всех на волю отпустили. – В лес-то с ними, в самую чащу, ну, ведь никак же не зайти, – частил радостный Цыган. – И Орлик там ваш тоже был. Вон он, у крыльца уже стоит.

– Ну, вот и ладно, – вздохнул облегченно Алексей. – Хороший конь, умный, и детвора моя его шибко полюбила. Так, Тимофей, Федор, передайте всем: ночуем здесь, а рано поутру выезжаем. Коней вы много с собой пригнали, так что будем их почаще в санях менять.