Месяц за Рубиконом Лукьяненко Сергей
– Можешь… – согласился бюрократ так же неохотно, как и я. Видимо, это нарушало правильный порядок действий. – Монахи тоже не получили внятных результатов по анализу ДНК. Судя по отчетам с тренировок, ты все-таки боец, но вот какой именно? Комендант велел определить твой профиль, но если я скажу, что это невозможно…
Он снова потрогал «лепешку» на столе, вздохнул. Спросил:
– Скажи, а что у тебя с формой?
А что у меня с формой? Я оглядел себя, поправил рукава комбинезона.
Во взгляде бюрократа мелькнуло что-то вроде сочувствия.
– С биологической формой. Какие есть возможности для изменения? Гнездо сообщило, что во время учебного поединка ты несколько раз модифицировал свое тело.
– Вроде бы да, – сказал я осторожно. – Трансформируюсь, вот хоть Олу спросите… Но сам не пойму, как и в кого.
– Ну-ка, ну-ка… – Валь оживился. Коснулся своего странного «ноутбука», и чуть в стороне от стола появилось изображение. Объемное и, видимо, в натуральный размер, я даже вздрогнул.
На первый взгляд существо казалось человеком. На второй – мнение хотелось изменить на «гуманоид», да и то с осторожностью. Да, гуманоид, явно мужского пола (разумеется, изображен он был голым), с нежно-розовой кожей, белесыми волосами, более-менее обычными пропорциями тела, среднего роста. Даже глаза выглядели человеческими – с голубой радужкой.
Но на груди гуманоида (кстати, с вполне нормальным мужским оволосением, только бледным) было четыре соска! Рудиментарных, как мужчинам и положено, но четыре!
И пальцев на руках и ногах тоже было по четыре. Я бы сказал, что отсутствовали мизинцы.
– Узнаешь? – спросил Валь осторожно.
– Нет.
– Это тэни, – вздохнул бюрократ. – Тебя совсем не готовили, вижу? Три года, как забрали их миры у Прежних.
– Ага, – сказал я. – Тэни. Да-да, что-то вспоминаю.
Я протянул руку и ткнул изображение в живот. Живот у тэни оказался твердый и теплый. Хорошие у них голограммы.
Лучше бы, конечно, женскую особь продемонстрировали, эстетически было бы приятнее.
– Можешь им стать? – спросил Валь с любопытством.
Я растерялся.
– Попробуй.
Неловко поднявшись, я осмотрел неподвижного тэни. Он был чуть ниже меня, если бы не количество пальцев и сосков – выглядел бы обычным, разве что очень блондинистым парнем.
Как я могу «им стать»?
Я осторожно потянулся к местному Гнезду. Ощутил настороженный ответ.
«Могу я стать таким?»
Гнездо не знало. Гнездо вообще не понимало до конца, кто я и что я.
Закрыв глаза, я представил себя в образе тэни.
Итак… у меня четыре пальца на руках… и еще по два соска слева и справа… фиг с ними, для мужика это вещь декоративная… волосы у меня белые, кожа розовая… да чушь какая-то, я же не такой…
А когда я был ростом выше стражи и с мордой, как у Чужого из старого кино, – какой я был?
Я услышал громкий хлопок и открыл глаза.
Бюрократ Валь смотрел на меня с полным восторгом. Судя по всему, он расчувствовался так, что стукнул ладонями по столу.
– Дорогой ты мой! – воскликнул он. – Макс! Ну поздравляю, мы нашли твой профиль!
– Да? – Я посмотрел на ладонь.
Кожа была нежно-розовая, мизинец исчез. Только под кожей что-то едва заметно шевелилось, словно кости ожили и втягивались внутрь. Сам я ощущал только легкий зуд.
– Глаза голубые? – спросил я.
– Да это не важно, глаза у них разные бывают… Голубые, голубые! Макс, ты разведчик!
– Круто, – сказал я неуверенно.
– Очень редкий профиль. – Бюрократ даже вскочил, обошел стол, небрежным жестом смахнув изображение тэни. Голый розовый парень исчез. – Я даже не встречал раньше!
– Как стратег?
– Ха-ха! – Валь покачал головой. – Нет, ну не настолько. Не стратег, не тактик, не логистик. Ну не всем же командовать? Но ты редкость, Макс! Ты морфируешь в любые формы. Ты способен внедриться в чужую культуру! Это очень, очень круто!
Я смотрел на свою ладонь. Из нее медленно и совершенно безболезненно вырастал мизинец. Кожа утрачивала розовый цвет.
И грудь зачесалась.
Наверное, исчезали добавочные соски.
Валь похлопал меня по плечу. Он был счастлив, как только может быть счастлив человек, обожающий свою работу и внезапно решивший тяжелую проблему.
– У нас заявки на разведчика висят с двенадцати культур, – сказал он. – Хоть одну удовлетворить – рейтинг пунктов на семь-восемь скакнет! А если ты еще справишься с заданием – удвоится!
– Постараюсь, – сказал я осторожно.
– Иди, тренируйся, – бюрократ посерьезнел. – У тебя зияющие пробелы во всей подготовке, Макс. Через четверть часа тебя ждут на огневом полигоне.
– А мне надо? – уточнил я. – Раз я разведчик?
– Все надо, все. – Валь вернулся за стол. Положил руку на мутный гель. Ему явно не терпелось заполнить на меня ведомости, классифицировать и успокоиться. – Удачи, Макс!
– Не было ничего нового из моего Гнезда? – спросил я на всякий случай.
– Нет, никого не поступало.
– А в другие лагеря?
– Ваших чаще к нам, если нет перегруза, – сказал Валь. Но все же помолчал секунду, общаясь с системой. – Нет. После тебя из Гнездниковского Гнезда никого и ничего не поступало.
Я кивнул.
– Да судя по твоему рассказу – долго еще не поступят, – добавил он. – Гнезду восстанавливаться надо!
– И то верно, – сказал я и вышел.
Гнезду надо восстанавливаться.
Я никогда не вернусь на Землю и никогда не увижу Дарину. Когда я рядом с ней, то произвожу слишком много смыслов. А смыслы – это как раз то, из-за чего идет война в космосе. Нас не оставят в покое, нам не позволят быть рядом.
Потому что Земля – родина Прежних. И те смыслы, что возникают на Земле, и поныне достаются им.
Поэтому Дарина станет хранителем Гнезда и навсегда обо мне забудет. А я…
В тамбуре я снова посмотрел в «зеркало». Мои волосы как раз заканчивали темнеть, утрачивая белесый цвет инопланетян тэни.
Разведчик.
Ну надо же!
Наружная дверь открылась, я вышел, кивнул страже.
И огляделся.
Единственная землеподобная планета звезды Росс 128 уныла до зевоты.
Она ровная, как бильярдный шар. Может быть, тут есть моря и океаны, но они покрыты коркой льда.
Сверху все присыпано снегом.
И в этой бескрайней снежной пустыне (Саельм больше Земли, хотя сила тяжести тут примерно земная) разбросаны тренировочные лагеря Измененных. По-моему, их около тысячи, в каждом тренируется около пятисот человек… да, простите, уже не человек, а мутантов.
За полгода из стражи и других, более редких профилей получаются отлично подготовленные солдаты, воюющие за Инсеков.
С кем?
С другими разумными видами, то есть с инопланетянами. И с точно такими же Измененными, но воюющими на стороне Прежних.
То есть на стороне людей.
Вот такая сложилась интересная ситуация.
И все ради сингулярности. Ради того, чтобы цивилизация смогла возвыситься, перейти в следующую форму существования, стать Высшими.
Для этого нужны смыслы – хотя я так до конца еще и не понял, что это такое. Смыслы порождает только живой разум.
Ради этого и воюют в космосе. Все остальное – пространство, вещество, энергия – имеется в избытке.
Я, кстати, подозреваю, что нынешний вид Саельму придан искусственно. Ну откуда на безжизненной ледяной планете взялся бы кислород в таком количестве, что можно свободно дышать?
Да и звезда Росс 128 – не теплое земное солнышко. Она крошечная, в пять раз меньше и в семь раз легче Солнца! Тусклая, скорее темно-оранжевого, чем красного цвета, древняя и умирающая звезда. Будь Саельм на том же расстоянии от нее, как Земля от Солнца, – тут весь воздух бы замерз.
Но Саельм кружит по орбите у самой звезды, в двадцать раз ближе к ней. На таком расстоянии планету бомбардирует жесткое излучение, да еще и магнитное поле у нее куда слабее земного (человеку пришлось бы несладко, Измененные крепче).
Хотя насладиться видом звезды – единственным, что здесь по-настоящему красиво, – человек бы успел.
С такой орбиты Росс 128 выглядит гигантской! В четыре раза больше, чем Солнце. Огромный тускло-оранжевый блин, ощутимо быстро ползущий по небу. Когда он опускается к горизонту, кажется, что планета вот-вот в него скатится…
Год, кстати, здесь длится меньше десяти дней.
Ума не приложу, почему вначале Прежние, а потом Инсеки выбрали этот мир для тренировок Измененных. Может быть, для того, чтобы новоприбывшие сразу осознали свою ничтожность и свое место в мироздании?
– Красиво, – сказала стража, глядя на меня.
– Ничего так, – согласился я, не отрывая взгляда от умирающей звезды. Ей еще долго умирать, несколько миллионов лет. – Ты тут давно?
– Семь месяцев, – ответила стража. Конечно же, имелись в виду «стандартные», земные месяцы. – Скоро отправляюсь.
– Куда?
– Не знаю, – беззаботно ответила стража. – Куда пошлют. Стража – универсальная боевая единица. Наше Гнездо специализировалось на Уорхане, это горячие биоактивные болота. Но там сейчас тихо, вряд ли туда отправят.
– Угу. – Я поморгал и отвернулся от звезды. Хоть и тусклая, но глаза все-таки надо поберечь. – Слушай, ты не знаешь, тут есть Продавец?
– Где-то есть, но далеко, не в нашем лагере. – Стража с любопытством смотрела на меня. – Ты ведь не стража, Макс? И не старшая стража. И не жница. И не учетчик. И не монах. И не тактик. И не доктор…
– Нет, – сказал я, прерывая ее. Стражи вообще склонны к таким застреваниям, могут пару минут перечислять.
– А кто?
Подумав, я пожал плечами:
– Я джокер.
Стража подумала и уточнила:
– Это как в кино?
– Хуже. Это как в картах. Скажи, где тут огневой полигон?
Стража указала рукой и пробормотала:
– Странный ты. Будто человек.
– Таково Изменение, – ответил я.
Я уже понял, что этот ответ годится на любой вопрос.
Глава третья
До огневого полигона было километров пять. В серо-снежной целине Измененные протоптали широкую тропинку, скорее даже зимник, с крепкими высокими вешками метрах в пятидесяти друг от друга. Верхушка каждого шеста мерцала ярко-зеленым светом.
Значит, здесь бывают метели, когда можно сбиться с пути.
Заходящая звезда тускло светила мне в спину, длинная тень болталась впереди. От красного солнца осталась лишь неправдоподобно широкая полоса на горизонте, гаснущая с каждой секундой. Сутки на Саельме длятся ровно шесть часов. Настолько ровно, что я даже не сомневался – вращение планеты задано искусственно.
Я шел быстро, но меня то и дело обгоняли стражи, спешащие на полигон. Похоже, они совмещали дорогу с разминкой: то бежали легким марафонским бегом, то ускорялись, то переходили на шаг, подчиняясь какому-то своему режиму. На меня поглядывали с любопытством, но вызвано оно было скорее моим слишком человеческим обликом. Темп движения каждый выбирал сам.
Собственно говоря, они все выбирали сами. Когда лечь спать, когда идти в столовую, когда тренироваться. Какие-то команды им явно давало местное Гнездо, но большей частью все действовали самостоятельно.
Странная армия, если подумать. Армия – это ведь в первую очередь дисциплина, командный дух, прочая ерунда; ты часть команды, ты выполняешь приказы, у тебя жесткий режим.
А тут, на первый взгляд, царила какая-то вольница. Может, так себя вели пираты, или казаки, или еще какие-нибудь ополченцы, но никак не войска галактической цивилизации Инсеков!
Один раз высоко в небе бесшумно пролетел глайдер Измененных – узкое веретено из серо-синего металла. Ни крыльев, ни двигателей у него не было, как он передвигается – я тоже не знал. Управлению глайдерами учили в самом конце курса, вряд ли я его дождусь. Но глайдер смотрелся красиво, и я постоял минуту, провожая его взглядом.
Навстречу мне тоже шли Измененные, большей частью, конечно, стражи. Попалось и несколько толстых неуклюжих монахов, и несколько жниц – когда я их увидел, у меня снова тоскливо заныло в груди. Жницы здесь выполняли те же функции, что и на Земле, – учили, готовили, убирали, вели хозяйство.
Прошел и строитель – кряжистый, невысокий, похожий на сказочного гнома. Я повидал не так много Изменений, но уже понял, что семь видов обитателей Гнезд на Земле – это лишь верхушка айсберга. Куколка-жница-стража-старшая стража-хранитель-монах-мать… для обучения Измененных большего не требовалось.
К полигону я пришел почти в полной темноте. Небо пылало от звезд, хотя по космическим меркам Солнце и Росс 128 были соседями, даже созвездия большей частью остались похожими. Сказывался чистый воздух… ну и, наверное, мое улучшившееся зрение.
Тренировки на полигоне шли без всяких скидок на время суток. Возле маленького купольного здания стояли десятки легких стеллажей и столов, заполненных причудливым оружием. Говоря «причудливым», я не преувеличиваю. Часть оружия выглядела привычно: ствол, рукояти, спусковые крючки, но попадались штуки, в которых трудно было заподозрить что-то опасное. На одном столе, к примеру, валялся треугольник из золотисто-зеленого металла, похожий на музыкальный инструмент, большая стеклянная призма и мягкая игрушка, напоминающая шестилапого медведя. На другом лежал колокольчик, язычок которого был бережно укутан пушистым комком ваты. Рядом с колокольчиком – нечто вроде короткой сабли, но совершенно тупой. Тренировочная?
Старшая стража, топчущаяся у столов, с любопытством смотрела на меня. Для своего Изменения она была маловата ростом, всего на полголовы меня выше. Зато очень широкоплечая. На твердой сероватой коже подбородка светлел не то шрам, не то пятно от ожога. Тоже необычно, у Измененных нет шрамов, раны заживают бесследно.
– Макс, прибыл на тренировку, – доложил я.
– Ана, инструктор, – ответила стража. – Знаю о тебе. Профиль определен?
Метрах в ста от нас грохнуло, ночь озарила вспышка дрожащего белого пламени. Стража даже ухом не повела.
– Определен, – кивнул я. – Разведчик.
– Морф? – спросила Ана, помедлив.
– Морф, – согласился я.
Стража протянула руку, прикоснулась к моему лицу. Я молчал.
– Ты похож на человека, – заметила стража.
Мне показалось, или в ее голосе мелькнула зависть?
– Базовый курс пройден? – поинтересовалась Ана, убирая руку.
– Нет. У нас в Гнезде… в общем…
– Знаю, – Ана посмотрела на стеллажи. – Тогда трудно. Будь ты стражей, можно было бы обойтись базовым снаряжением. Но ты должен владеть всем.
Я кивнул. Сказал:
– Тут много всего. Разве это удобно – иметь так много разного оружия?
– Наше оружие – на первых трех столах, – ответила Ана. – И четыре стеллажа у купола со старыми и специальными устройствами. Это просто.
– А остальное?
– Оружие врага, оружие контролируемых миров, оружие конкурентов. Ты должен владеть всем, твой профиль обязывает.
На полигоне застрекотало – тонко, с каким-то повизгиванием. Звук был очень странный, даже сравнить не с чем. Потом кто-то пронзительно, с болью и яростью, вскрикнул.
Стража опять никак не отреагировала.
– Я попрошу Гнездо дать мне информацию, – предложил я.
– Не Гнездо, – поправила стража. – Гнезда на Земле. Здесь мы говорим «Школа». И вряд ли Школа даст информацию.
Я пожал плечами. Даст… куда денется. Гнездо, Школа – суть одна, нейронная сеть с отпечатком сознания всех здешних Измененных.
– Информация без опыта бесполезна, – наставительно сказала Ана. – Хорошо. Начнем с нашего оружия.
Из купола вышла еще одна стража. Видимо, Ана как-то ее позвала, может быть, через Гнездо… простите – через Школу.
– Останься за меня, – велела Ана. – Я работаю с Максом персонально.
Она двинулась к первому столу. Я – за ней.
Ана одним движением сгребла десяток стволов – и пошла в темноту, к невысокому снежному брустверу.
Через два часа, когда наступил рассвет, мы с Аной заканчивали знакомство с оружием Измененных.
Я лежал на снегу, глядя в кружок прицела. Оружие походило на маленький отбойный молоток – сужающийся цилиндр с двумя короткими ручками по бокам и рифленой накладкой на стволе. На обеих ручках были тугие скобы. Пальцы мерзли – ночью похолодало.
– Пошел! – скомандовала Ана.
Метрах в двадцати передо мной снег будто взорвался – из него выметнулась вверх темная фигура в развевающихся клочковатых одеждах, похожая не то на привидение, не то на дементора из сказки. Под обрывками одежды угадывалась поблескивающая темная чешуя.
Я нажал левую скобу – рукоять отреагировала легким толчком, ствол повело в сторону, за мечущейся скачками фигурой. Потом правую – оружие будто стало на миг тяжелее, даже просело в снег.
Фигуру разорвало в клочки.
– Рипер работает лишь против визуально видимой живой органики, – сказала Ана. – Это ограничение. Даже плотная одежда защищает от импульса.
– Тогда против кого он нужен? – спросил я.
Ана нагнулась, забрала рипер, положила передо мной длинноствольный пистолет.
– Против существ, которые не носят одежду.
– Зверей?
– И зверей тоже. Бери. Это секадор.
Я помедлил. С названиями всех этих причудливых стволов я уже разобрался. Все они шли от земных языков. Те, что были названы англичанами или испанцами, я понимал.
– Тоже против органики?
– Металл не пробьет. Камни и дерево не помеха. Пошел!
Следующая цель возникла дальше и гораздо правее. Это был гуманоид – тонконогий, длиннорукий, с приплюснутой головой, в грязно-зеленом халате, болтающемся над коленями. В одной руке он держал короткое копье с широким, сверкающим, будто стеклянный, наконечником, в другой – овальный металлический щит. Гуманоид не пытался прятаться или убегать, он побежал прямо на меня.
Я выстрелил.
Пистолет выпустил яркий оранжевый луч – гуманоид присел, прикрываясь щитом. Впрочем, я и так промахнулся.
Гуманоид вскочил и вновь устремился в атаку.
Я тоже вскочил, лежать на снегу было глупо. Выстрелил дважды. Оба раза попал.
Оба раза в щит.
Черт, не может же враг быть быстрее луча!
– Хмоли отслеживают направление ствола и движение твоего пальца на спуске, – наставительно сказала стража. – Очень хорошее зрение и быстрая реакция.
Гуманоид был уже в десяти шагах. Я видел его лицо – мелкие оскаленные зубы в широком, чуть приоткрытом рту, неотрывно следящие за мной выпученные глаза, вынесенные к самым ушам. Что-то в нем было от лягушки…
Я выстрелил еще раз – и хмоли опять отразил луч щитом.
А потом метнул копье. Очень сильно, целясь мне в шею.
Я прыгнул вверх, чувствуя, как тело сводит судорогой Изменения. Краем глаза я увидел руку Аны, пытавшейся отбросить меня из-под удара, но меня уже там не было. Копье летело страже прямо в плечо.
Не рассуждая и не примеряясь, я ударил ногой по копью, сбивая его, закручивая и подбрасывая вверх. Поймал в воздухе – и, падая, ударил хмоли сверху. Копье пробило ему грудь и пригвоздило к снегу.
Я приземлился рядом, пнул гуманоида по щиту, которым тот пытался прикрыться.
Хмоли смотрел на меня, все так же беззвучно скалясь. На губах пузырилась темная красная кровь. Я чувствовал едкий густой запах – запах пота и крови, запах смерти.
– Черт! – завопил я. – Он что, не иллюзия?
– Это конструкт, – ответила Ана. – Добей его, не будь излишне жестоким.
Сочувствия в ее голосе, впрочем, не было.
– Он живой! – выкрикнул я.
– Он умирает. Конструкт существует не более пяти минут, но он испытывает боль и осознает себя. Ты хочешь подарить ему четыре минуты мучений?
Хмоли смотрел на меня, продолжая сжимать в руке щит. Потом откинул руку, перестав прикрываться.
– Черт, черт, черт! – завопил я.
Первые цели были иллюзиями, совершенно точно. Они таяли в воздухе, когда я в них попадал.
Но… потом некоторые падали. Некоторые даже умирали не сразу – я еще подумал о том, насколько правдоподобны эти иллюзии…
Сколько же настоящих, живых и разумных существ я убил за эти два часа?
– Он страдает, – сказала Ана.
Я вскинул пистолет, почти уткнувшись стволом в гуманоида. И нажал на спуск.
Над хмоли встало облако пара, я отшатнулся. Пар оседал кристалликами льда, покрывая иссушенное, сразу ставшее жалким и уродливым тело.
– Ты очень быстр, – похвалила Ана. – Немногие способны уклониться от копья с такого расстояния.
– Он был живой, – сказал я. – Он умирал и понимал это!
Ана помолчала. Потом сказала:
– В конструкты записывают память чужаков, совершивших тяжкое преступление. Этот хмоли был лидером мятежников на Уорхане. Он командовал группой, напавшей на госпиталь. Шестеро стражей и локальный координатор были убиты. Четыре жницы захвачены в плен, подвергнуты жестоким пыткам и ритуальному пожиранию.
– Уорхан – их мир? – спросил я, помедлив.
– Был их миром, – безжалостно ответила Ана. – Теперь его контролируют Инсеки.
– Какие смыслы они ищут в болоте, где живут людоеды? – удивился я.
– Это вопрос не ко мне, – Ана пнула ссохшийся труп, тот рассыпался в прах. – Мой отряд подавлял мятеж на Уорхане. Многого навидались. К примеру, пленных жниц. Одна была частично жива… Этот хмоли будет умирать еще много раз, еще много лет. Пошли, Макс.
Я посмотрел на останки хмоли.
Потом на невозмутимую стражу.
Потом представил себе Дарину.
Кивнул и пошел к стеллажам.
Мы завтракали. Стояли у купола, рядом с заваленным странным оружием столом, и ели из пластиковых судков. Можно было зайти в купол, в тепло, некоторые стражи так и поступали. Но Ана осталась снаружи, и я последовал ее примеру. Не хотелось показывать себя неженкой.
На Саельме ели два раза в день, как правило, завтракали после восхода солнца и ужинали сразу после заката. Если пересчитать на земные сутки, питание получалось восьмиразовым.
Но организмы Измененных требовали много пищи.
Читать бесплатно другие книги:
