Одиночка Трофимов Ерофей

Срубив пару жердей, Матвей насадил колесо на ось и, привязав к ней жерди, принялся увязывать добычу. Последним куском веревки он увязал рукояти получившейся тачки и, накинув эту веревку себе на шею, взялся за рукояти. В станицу добычу он притащил, обливаясь потом и чувствуя, как от напряжения кровь гудит в ушах. Бабка, увидев, что он притащил, принялась охать и костерить парня за излишнее напряжение, при этом глаза ее лучились гордостью и одобрением.

Вдвоем они подвесили тушу за домом, и Степанида, отправив его снова рыбачить, принялась точить длинный нож.

– Бабушка, может, этим удобнее будет? – спросил Матвей, протягивая ей бебут.

– От дурень, – беззлобно выругала его женщина. – Это ж оружие. А мне нож по хозяйству нужен. Запомни, Елисей. Кинжалом такие вещи можно только в походе делать. Забыл, как батька тебя учил оружие уважать? – наставительно закончила она, ловко перерезая кабану горло.

– Ну, как скажешь, – не стал спорить Матвей и, прихватив удочки, отправился снова на речку.

– Ты только не долго, – напутствовала его бабка.

– В полдень буду, – пообещал Матвей, выходя на улицу.

То ли и вправду ему везло, а то ли рыба пошла на кабанью кровь, которая натекла в заводь, но рыбалка получилась на славу. Натаскав еще десяток карасей, дюжину красноперок, пару небольших щук и одного сомика, он вернулся домой, чувствуя себя победителем. Еще не дойдя до своего плетня, Матвей почуял умопомрачительный запах жарящейся с луком свинины. Женщины уже успели разделать и разрубить тушу, и теперь бабка Параша тщательно промывала требуху.

– Присядь, передохни, внучок, – скомандовала бабка, отбирая у него добычу. – Сейчас обедать станем. Я мясца нажарила. Параша вон пирогов с вареньем принесла. Сама с утра с тестом возится. Сейчас вон требуху промоет, и мы с ней колбаску затеем.

Удивленный ее многословием, Матвей настороженно покосился на бабку и только тут сообразил, что она просто гордится им. По сути, все было правильно. Ведь по местным меркам он еще недоросль. Подросток, который еще требует пригляда взрослых. А тут и сам по ремеслу всякому возится, и рыбки наловил, и кабана добыл. В общем, везде герой. Усмехнувшись собственным мыслям, Матвей присел на лавку у крыльца и, вытянув ноги, расслабился, чувствуя, как ноют натруженные с непривычки мышцы.

«Нужно срочно приводить эту тушку в порядок, – лениво подумал парень, прикрывая глаза. – Иначе потом беды не оберусь».

Несмотря на все свои ежедневные трудовые подвиги, тренировки Матвей начал, опираясь на свои предыдущие знания, постепенно увеличивая нагрузки. К его удивлению, тело, доставшееся ему, хоть и было жилистым, гибким, выносливым, но при этом ни о какой гимнастике и понятия не имевшим. А самое главное, парню никак не удавалось хоть немного набрать вес, чтобы перегнать его в мышечную массу. И это при том, что ел он уже за двоих. Без шуток. Такими порциями, что подавала ему бабка, можно было накормить двух здоровых мужиков. А тут не в коня корм.

Даже Степанида отметила этот факт, подивившись, что парень, несмотря на кормежку, остается все таким же тощим. Теперь Матвей повадился регулярно ходить на рыбалку, разнообразив их стол. Единственное, что радовало, так это состояние головы. Болеть она перестала, а приступы слабости накатывали все реже. А самое интересное, что в памяти начали всплывать многие местные словечки и названия. Сами по себе, без всяких усилий со стороны самого Матвея.

Вот к чему он никак не мог привыкнуть, так это к новому имени. Дошло до того, что Матвей начал даже в мысленных диалогах называть себя местным именем, регулярно повторяя себе, что однажды проколовшись, может нажить серьезные проблемы. В общем, в один прекрасный день он дал себе слово, что отныне будет обращаться к самому себе только местным именем. Что удивительно, это принесло некоторое облегчение в восприятии окружающего. Словно прежний владелец тела до этого момента упорно сопротивлялся наличию нежданного соседа. А теперь, когда тот смирился с неизбежным, все встало на свои места.

Тренировки Елисей проводил в станице. Уходя со двора, он объявлял бабке, что отправился искать что-то, что может ему понадобиться в будущем, и, выбрав укромный уголок, принимался за издевательство над самим собой. Кусок жердины, брошенный между двумя деревьями, заменил перекладину. Лавка – скамейку для качания пресса, ну, а отжимания можно делать где угодно. Одновременно с этим он начал растягиваться и отрабатывать приемы рукопашного и ножевого боя.

В этом времени на огнестрел еще полагались не особо. Любая схватка часто сводилась к бою холодным оружием. И вот тут запросто можно было нарваться на настоящих виртуозов. Научить его владеть шашкой или саблей было некому, а вот на ножах или кинжалах он и сам мог кому угодно сюрприз преподнести. А раз так, то и надо сделать свои недостатки достоинствами. Плохой кавалерист? Значит, нужно стать хорошим разведчиком и следопытом. Они верхом ездят мало. Тут в основном все нужно ножками обходить.

Не умеешь орудовать шашкой, значит, в бою действуй сразу двумя кинжалами. Тем более что и выбор у тебя весьма неплохой. Прямые кинжалы, изогнутые бебуты. Хочешь, используй обе пары отдельно, хочешь, комбинируй. Вдобавок к кинжалам Елисей принялся подбирать толковые клинки для изготовления нескольких метательных ножей. Благо выбор у него был. А кожи в домах нашлось столько, что роту в кожаную одежду одеть можно.

Пользуясь такой возможностью, парень попутно сшил себе подходящую разгрузку, портупею под пистолеты и начал подумывать об изготовлении гранат. Старых оружейных замков у него было много. Даже больше, чем стволов. В основном, правда, кремневые, но переделать их под капсюль было не сложно. Главное, инструмент толковый найти. Ну, или хотя бы кузницу с толковым кузнецом.

Спустя пару недель такого режима его усилия оказались замечены бабкой. Умываясь у колодца, Елисей растирался полотенцем, когда заметил ее удивленный взгляд. Быстро осмотрев себя, парень оглянулся через плечо и, сообразив, что Степанида рассматривает именно его, насторожился.

– Чего? – не понял парень, продолжая оглядывать себя.

– В плечах раздаваться начал, – покачала головой женщина. – Весь в отца. Тот тоже поначалу словно хвощ тощий был, а потом в одно лето так раздался, что я замучилась одежду перешивать. А все одно, кожа да кости. Никак не откормить тебя, – удрученно вздохнула она. – А чего ты там из кожи делать затеял? – неожиданно сменила она тему.

– Да под оружие разное сбрую. Чтоб всегда под рукой было, – туманно пояснил Елисей, натягивая рубаху, которая и вправду уже трещала в плечах по швам.

– Внучок, а ты с косой-то теперь управишься? Хоть недолго? – снова сменила бабка вектор своих интересов.

– Ну, должен, – удивленно протянул парень.

– Вот и славно. Завтра с утра в поле пойдем. Нужно пшеницы накосить, пока вся не осыпалась. Сеять мы точно не сможем. А хлебушек нужен, – пояснила она свое решение.

– Конечно, – решительно закивал парень.

Утром, прихватив косу-литовку, они все втроем вышли к озимому полю. Окинув его задумчивым взглядом, Елисей тоскливо вздохнул про себя и, поплевав на ладони, взялся за дело. Пройдя одну полосу по краю, он двинулся в обратную сторону, когда Степанида остановила его, с улыбкой заявив:

– Внучок, ты не забывай, что с тобой не девки молодые, а бабки, с которых уже песок сыплется. Разошелся. Дай бог с тем, что накосил, управиться. Да и не унести нам столько зараз. Передохни пока. А еще лучше с Парашиного двора тачку прикати. И мешки прихвати.

– Во-во, – тяжело разгибаясь, поддержала ее старушка. – Они там, на лавке у крыльца сложены. Ой, маменька, грехи мои тяжкие. Спина уж совсем не гнется, – пожаловалась она и, противореча собственному заявлению, тут же принялась ловко вязать снопы.

Пока Елисей ходил в деревню и катали тачку, женщины успели собрать все скошенное в снопы и со-скирдовать их рядом с дорогой.

– Укладывай, а мы увязывать станем, – скомандовала Степанида, кивая на ближайшую скирду.

Чтобы вывезти все собранное, пришлось сделать три ходки. Конечно, основная часть груза это будущая солома, но и зерна с этого захода оказалось немало. Обмолотить снопы оказалось легче всего. Колосья уже перестояли в поле, и созревшее зерно легко осыпалось при любом резком движении. Пользуясь возможностью, Елисей превратил работу в очередную тренировку. Например, молотьбу он превратил в работу с цепом, как с оружием. Бабки только охали и головами качали, когда увидели это безобразие.

Но Елисей продолжал делать свое дело, совмещая сразу два занятия. К концу обработки парень чувствовал себя так, словно это не он молотил, а его использовали вместо макивары. Дождавшись окончания, женщины быстро провеяли зерно и, рассыпав его по ларям, объявили окончание работ.

– Внучок, а чего это тут было-то? – поинтересовалась Степанида, лениво обмахивая лицо косынкой. – Я ж сказала молотить, а ты колотил. Да еще так, словно не снопы оббивал, а дрался с кем.

– Да я тут подумал, что такой штукой, – тут парень кивнул на цеп, стоявший у стены, – ежели как следует вдарить, то никакая шашка не поможет. Главное, попасть.

– Нашел новость, – отмахнулась Параша, рассмеявшись. – Так еще батюшка мой, царствие ему небесное, от горцев в поле отбивался, было дело. Один троих положил. Они с пиками да с саблями, а он с цепом. У толкового казака любая палка – оружие.

– Вот я так и подумал. Потому и решил попробовать, – тут же согласился Елисей и, чтобы сменить тему, спросил: – Может, вам водицы холодной принести?

– Посиди, внучок. Сейчас отдышимся, и все вместе к дому пойдем. Там и умоемся, и напьемся. Да и не нужно с жару ледяное пить. Только потом изойдешь.

– А чего ж тогда пить? – не понял парень.

– В жару чай горячий пить надо, – наставительно пояснила Параша. – Горцы завсегда так делают. А турки, те кофе пьют. Горячий, да шибко сладкий. И водой холодной его запивают.

«Ага. Значит, эти фишки тут хорошо известны, – отметил про себя парень. – И не только горцам и туркам, но и жителям предгорий. Хотя чему удивляться. Они тут веками бок о бок живут. Что называется, взаимная интеграция в действии».

Сразу после ужина Елисей завалился спать, чувствуя, как ноют натруженные за день мышцы. В подобном режиме они провели всю следующую неделю. Только спустя этот срок парень вдруг понял, что они втроем умудрились убрать целое поле. Зерно, ссыпанное в мешки и лари, растащили по амбарам и облегченно перевели дух. Им троим этого запаса хватит на пару лет регулярного использования. К удивлению Елисея, зерна было действительно много. Похоже, год оказался урожайным.

Закончив с зерном, парень вернулся к своим делам. Точнее, подготовке к возможному будущему отъезду. Затянувшаяся история с изготовлением поворотного механизма для фургона подошла к своему логическому завершению. Просмоленный и покрашенный фургон стоял во дворе, сверкая стеклами окон. Елисей постарался сделать так, чтобы запрячь в него можно было и одного коня и пару. Достаточно было переставить одну и убрать другую оглоблю.

Сбрую, хомуты, дугу, вожжи парень собрал по дворам, отобрав самое лучшее и на всякий случай натерев кожу жиром. Глядя на его подготовку, Степанида только одобрительно кивала, потихоньку горько вздыхая. Зная ее опаску, Елисей аккуратно прибрал все приготовленное в фургон. Затащил туда все, что не должно было потребоваться ему в ближайшее время, и, закрыв дверь, громко объявил:

– Всё! Теперь пускай стоит, до времени.

– А запрягать в него кого станешь? Кочета с гусем или нас с Парашей в оглобли загонишь? – тут же поддела его бабка.

– Придет время, и об этом подумаю, – отмахнулся парень.

– Не надо было всех коней горцам отдавать, – подумав, неожиданно заявила бабка. – Там пара меринов добрых была. Тебе в упряжку в самый раз были бы.

– А кормить их чем? Тут даже перековать их некому, – решительно возразил Елисей.

– А чего их ковать? – фыркнула женщина. – Горцы своих коней подковывают, только когда в долины спускаются. А в горах на некованых ездят.

– Почему? – растерялся Елисей, который и понятия не имел о таких тонкостях.

– Так в горах от росы камни скользкие. Железо по ним как по льду скользит. А голое копыто у коня шершавое. Даже на мокром камне удержаться может, – пожала плечами бабка. – Ты чего, внучок, неужто не все еще вспомнил? – насторожилась женщина.

– Не все, – скривился парень. – Я считай, ничего не вспомнил. Живу, словно по течению плыву, – нехотя пожаловался он.

– Ох ты ж горюшко! – всхлипнула бабка. – А я, дура старая, гляжу, ты с ремеслом ловко управляешься, штуцер вон переделал, да и решила, что ты вспомнил всё.

– Ремесло, бабушка, руки вспомнили, – принялся пояснять Елисей, обнимая ее за плечи. – Сама ж говорила, у бати все в руках спорилось. Вот я и решил, пусть оно само идет, как получится. Ну и получилось как получилось, – закончил он, уже жалея, что завел этот разговор.

– Ловко получилось, – всхлипнув, улыбнулась бабка.

– Ну, не так и плохо, – поскромничал парень.

– Не дури, Елисей. Штуцер у тебя получился – загляденье. Даже мне с ним управляться легко. А уж я хоть и умею с него стрелять, а все одно всегда пистоли больше любила. Ружья в отдаче уж больно тяжелы.

– Так я тебе самые легкие пистолеты и отобрал, – напомнил парень, мысленно возвращаясь к вопросу об оружии.

Местные дульнозарядные образцы его совсем не радовали. Их круглые пули, несмотря на нарезы, все равно летели не далеко и быстро теряли в скорости. По сути, их можно было приравнять к обычным охотничьим ружьям его времени. Но раз нельзя было решить вопрос с унитарным патроном, значит, надо искать и пробовать экспериментировать с пулями. Вспомнив, что видел в кузнице большой лист жести, Елисей хмыкнул про себя, вспомнив одну игру из собственного детства.

Обрезанная пробка от шампанского, кусочек пластилина и пара птичьих перьев. На стене рисовалась мишень, и подобные снаряды бросались в нее на меткость. Вот тебе и отправная точка. Что, если оперить обычную для этого времени круглую пулю? Да и вообще попробовать изменить ее форму. С этими мыслями он и отправился к столу. Степанида использовала любой повод, чтобы в очередной раз накормить парня до отвала. Похоже, его вес стал для нее очередной идеей фикс.

Очередной выстрел сбил с валуна деревяшку, и Елисей, довольно усмехнувшись, принялся прочищать ствол штуцера. Его пули оказались весьма занятной придумкой. Три жестяных пера, которые он вплавлял в тело пули во время отливки, придавали ей устойчивость в полете, что заметно прибавляло дальности. В итоге из своего укороченного карабина он запросто бил на расстояние, которое покрывала обычная пуля, грубо говоря, из стандартного оружия. То есть обычного штуцера.

Этот факт не мог не радовать. Короткое, оборотистое ружье, способное дотянуться на расстояние, доступное длинному стволу, это серьезный аргумент в лесу или горах. А воевать парень собирался именно в этих условиях. Почему воевать? Да просто потому, что умел делать лучше всего он именно это. Да и как объяснишь кому-то, что знания свои получил не у какого-то мастера, а в прежней жизни. А имя мастера, у которого учился, в этом времени значит многое. Вплоть до того, получишь ли ты заказ.

В общем, Елисей готовился к долгой жизни в попытках не привлекать к себе внимания. Это сейчас ему было весьма удобно. Чуть что не так, тут же скроил жалостливую физиономию и скорбно вздыхаешь – не помню. Благо бабка, выхаживавшая его, отлично знает, что парень едва удержался на краю могилы, и вопросов не задавала. Но это сейчас, а вот потом вопросы могут появиться у многих.

С этими мыслями Елисей снова зарядил карабин и, подойдя к валуну, принялся устанавливать очередную мишень. Но не успел он вернуться на рубеж открытия огня, как где-то в перелеске раздалось пронзительное конское ржание. Метнувшись в сторону, парень укрылся за ближайшим деревом и всмотрелся в зеленку. Из кустов вылетел высокий каурый жеребец и сломя голову понесся к станице. Следом за ним выехали трое всадников и, увидев беглеца, с гиканьем понеслись следом, нахлестывая коней.

«Так, горцы кого-то гонят. А парень молодец, в седле как приклеенный сидит», – оценил Елисей, наблюдая за этой сценой.

Один из преследователей привстал в стременах и принялся выцеливать беглеца. Тот, словно почувствовав угрозу, припал к конской гриве, разом уменьшив свой силуэт.

– Похоже, придется класть всех троих, – мрачно проворчал Елисей, вскидывая карабин.

Его выстрел прозвучал за долю секунды до того, как преследователь спустил курок. Пуля Елисея вынесла стрелка из седла. Бросив карабин, парень выхватил пистолет и успел выстрелить до того, как ближний к нему всадник развернул на него ружье. Третий выстрел достал еще одного преследователя, который уже пытался развернуть коня. Подбежав к упавшим, Елисей кинжалом произвел контроль и, переведя дух, принялся обыскивать тела.

Отбежавшие от этого людского безобразия кони принялись щипать траву, и Елисей, присмотревшись, отметил про себя полные переметные сумы на них. Сложив все найденное оружие в стороне, парень отловил коней и задумчиво почесал в затылке. В прошлый раз за тела бандитов ему предложили хорошие деньги. Надеяться на это было бы глуповато. Кто знает, откуда они сюда примчались и где их родичи. Вполне возможно, что эти самые родичи объявят его кровником. Тогда им всем тут кисло придется.

Сняв с тел все, что имеет хоть какую-то ценность, Елисей загрузил добычу на коней и, вскочив в седло, отправился в станицу. За шанцевым инструментом. Бросать тела, пусть даже и бандитов, рядом со станицей было неправильно. В последнее время дикое зверье, осмелев, начало появляться на самой границе станицы. Так что, оставив падаль, запросто можно привлечь хищников. Не стоит забывать, что в местных лесах медведя встретить совсем небольшая проблема. А это зверь весьма серьезный.

Стрельбище Елисей себе устроил между станицей и перелеском, где протекала речка. Так что дорога у него не должна была занять много времени. Тем более верхом. Но уже за поворотом тропы парень натянул повод. Беглец, за которым и гнались горцы, лежал в траве, а каурый жеребец стоял над ним, тихо пофыркивая. Елисей соскочил с коня и, перекинув повод, бросил его на землю. Так собранные в цуг трофейные кони не уйдут. Подойдя к жеребцу, парень осторожно протянул ему левую ладонь, давая себя обнюхать, и только после этого присел над лежащим.

Беглец лежал лицом вниз, так что промокшую от крови бекешу Елисей увидел сразу. Взяв незнакомца за плечо, он аккуратно перевернул его на спину и приложил пальцы к артерии на шее, попутно всматриваясь ему в лицо. Юное, с правильными, тонкими чертами лицо. Изящные, словно девичьи руки с тонкими музыкальными пальцами. Фигурка тонкая, словно тростинка.

«Похоже, совсем еще мальчишка», – подумал Елисей, старательно нащупывая пульс.

К его радости, сердце еще билось, но без экстренной помощи это продлится не долго. Распоров кинжалом одежду, парень кое-как рассмотрел рану на боку беглеца и удивленно покачал головой. Похоже, мальчишке крупно повезло. Пуля прошла через правый бок, чуть выше тазовой кости, не зацепив печень и почку. Судя по ране, проскользнула почти под кожей. Просто мальчишка потерял много крови. Оторвав от его же рубашки длинную полосу, Елисей туго перетянул рану, останавливая кровь, и осторожно поднял мальчишку на руки.

Голова беглеца откинулась, и из-под упавшей папахи соскользнули две тугие, иссиня-черные косы.

– Мать твою, ты ж девчонка! – охнул Елисей и, удивленно тряхнув готовой, решительно шагнул к каурому.

Жеребец стоял спокойно, позволяя ему уложить тело девчонки через седло, только недовольно фыркая от запаха крови. Привязав его повод к цугу, парень вскочил в седло и повел всю кавалькаду к станице. Его появление Степанида встретила с ружьем в руках. Хоть она и не любила их, но при любой опасности начинала именно с него. Увидев раненую девочку, бабка заохала и тут же принялась командовать.

Занеся беглянку в баню, Елисей наносил воды и, поставив чугунок на огонь, отправился обратно к месту стычки, прихватив лопату и попутно передав бабке Параше, что Степаниде нужна ее помощь. Оттащив тела подальше в сторону, он принялся копать одну могилу на троих. Спустя три часа, углубившись почти на полтора метра, благо земля мягкая, он стащил в яму все три тела и, накрыв им лица папахами, принялся засыпать могилу. Заканчивал он уже в сумерках. Вернувшись в станицу, парень устало умылся у колодца и, забирая у бабки рушник, тихо спросил:

– Как она?

– Крови много потеряла, – вздохнула бабка. – Ежели антонов огонь не случится, выживет. Но рану мы, как сумели, вычистили и травами присыпали. Порохом прижигать не стали. Девчонка все-таки. Ее шрамы не украсят.

Слушая бабку, Елисей молча кивал, попутно вспоминая, что в этом времени и вправду была такая варварская операция в отсутствие рядом толкового медика и нормальных медикаментов. Открытую рану, чтобы избежать воспаления, посыпали порохом и поджигали. Сгорая, порох прижигал рану, но перенести подобное мог не каждый. Мысленно содрогнувшись, Елисей в очередной раз кивнул и, оглядевшись, удивленно спросил:

– А кони где?

– Так в конюшне уже, – рассмеялась Степанида. – Не переживай. И выводила, и напоила, и расседлала. Кони добрые. Особо каурый. Хороших кровей лошадь, – произнесла она так, что парень сразу понял, что в ее устах это высшая похвала.

– Каурый ее, – улыбнулся парень. – Я вот только не понял. Она же горянка, а в мужской одежде верхом носится. Как так? Да еще и с одним пистолетом. Я когда ее нашел, у нее на седле только одна кобура была, и пистолет в ней разряженный. Только кинжал еще небольшой. И куда родители смотрели?

– Есть у них в некоторых родах обычай такой, – помолчав, припомнила бабка. – Пока девочка в девичью пору не вошла, ее, как мальчишку, воевать учат. Сам видел, там от девицы только косы одни. Ни фигуры, ни стати еще нет. А вот как подрастет, да наливаться станет, так всё. Дома на женской половине закроют и станут учить дом да хозяйство вести. Но зато и за дом свой эти девчонки дерутся не хуже мужчин.

– Странный обычай для мусульман, – проворчал Елисей, почесывая в затылке.

– Да они басурманами только называются да муллу в ауле имеют, – рассмеялась бабка. – А обычай этот у них остался еще с тех времен, когда они идолам поклонялись. Да и то сказать, обычай-то добрый. Женщины у них, как у нас казачки, завсегда мужей своих оружьем поддержать готовы. Эх, женить бы тебя на ней, – вдруг лукаво улыбнулась она.

– Куда ей замуж? – едва не рухнув на месте, возмутился Елисей. – Ребенок еще. Сама говорила.

– Ну, так сговориться и теперь можно, – пожала плечами Степанида.

– А жить где? Одним в пустой станице? Или мне, потомку рода казацкого, прикажешь в горский клан идти? – сделал вид, что возмутился, парень.

– А тут твоя правда, внучок, – грустно вздохнула женщина.

– Как думаешь, искать ее станут? – сменил парень тему.

– Так уже, небось, ищут. Раз гнались за ней, значит, где-то бой был. Подождать надо. Я так мыслю, родичи по следу пойдут.

– Много в горах следов найдешь, – фыркнул Елисей.

– Не скажи, внучок. Горцы след хорошо читают. Не все, конечно, но опытные воины знают, куда смотреть. Ты завтра сведи каурого на речку. Искупай. У него бок в ее крови, – посоветовала бабка.

– М-да, подкинул я тебе заботы, – повинился парень.

– Господь с тобой, Елисей, – отмахнулась Степанида. – Даст господь, горцы за ней придут да за спасение тебя кунаком примут. Все потом тебе легче будет. Кунак у них – это почитай брат родной. Ни почто не предадут.

– До этого еще дожить надо. Как бы ее преследователи раньше не явились, – скривился Елисей, которому воевать с целым кланом не хотелось от слова совсем. Слишком силы будут неравны.

– Пойду, Парашу сменю, – подхватилась бабка. – А ты ужинать ступай. Я тебе в твоем закутке накрыла.

На лавке. Негоже парню рядом с болезной девчонкой быть.

– Ладно, – покорно согласился Елисей, не очень понимая, при чем тут ужин и раненая девчонка. Какая связь?

Несмотря на усталость, он до блеска вылизал миску каши и, запив ее парой чашек горячего чая и раздевшись, завалился спать. Проснувшись с первыми лучами солнца, парень первым делом, сразу после завтрака, отправился обихаживать коней. Выведя их из конюшни, он перевел всю пятерку на соседний двор и, черпая воду из колодца, принялся отмывать и вычищать их. Приведя весь гужевой транспорт в порядок, он вычистил денники и, застелив полы свежей соломой, завел коней.

Выручали умения прежнего владельца тела. Похоже, до болезни юный казак и вправду всерьез готовился пойти по стопам отца. Во всяком случае, с оружием и конями он управлялся вполне ловко. Теперь эти умения накладывались на знания Матвея, что привело к серьезным успехам. Особенно в том, что касается огнестрельного оружия. Управившись с конями, парень принялся крутиться по хозяйству. Дров нарубить, воды бабке наносить, сено для козы поворошить. В общем, забот хватало. Особенно теперь, когда в хозяйстве появилось аж пять коней.

Благо горские кони неприхотливы и способны обходиться одним сеном. Овес они получали только в походах. Но удивляться тут нечему. Попробуй вырастить что-нибудь на горном склоне, который сначала нужно элементарно очистить от камней перед вспашкой. Каторжный труд. Потому горцы и не занимаются земледелием почти. Просто негде. Есть, конечно, кланы, которым повезло и на их территории есть несколько плодородных клочков земли. А что остальным делать?

Вспомнив про коней, Елисей в очередной раз вздохнул и, подхватив косу, отправился на луг. Беда бедой, а кормить животину надо. Тем более что бабка была абсолютно права. Кони ему достались действительно хорошие. Молодые, здоровые. А главное, словно специально, две пары. Два жеребца и две кобылы. Хотя именно этот момент Елисея слегка настораживал. Обычно для нападения горцы использовали меринов.

Более сильные и спокойные, они не реагировали, если чуяли рядом кобыл, так что не раскрывали засаду раньше времени и не создавали своим седокам проблем. В общем, многое в этом деле было непонятным. Но больше всего Елисея удивляла погоня за девчонкой. Зачем было ее ловить, если она по их обычаям еще не считается невестой? Похищение ради выкупа, или в горах что-то затевается? В общем, как всегда, вопросов много, а ответов нет. Остается только ждать, когда беглянка придет в себя.

– Блин, а если она по-русски не говорит? – спохватился Елисей. – Вот это будет засада. Получится, ты ей про Ивана, она тебе про болвана. Ладно, поживем – увидим. Надеюсь, бабулька моя и тут выход найдет. Вот уж у кого поучиться стоит. Кремень бабка, – с улыбкой похвалил он родственницу, ритмично взмахивая косой.

Следующие четыре дня прошли спокойно. Елисей занимался своими делами, попутно экспериментируя с оружием. Даже умудрился сделать в опустевшей кузнице новую пулелейку под свой карабин. Чего ему это стоило – отдельная баллада. Бабка, как-то проходя мимо, услышала его высказывания, и потом сутки сторонилась парня, каждый раз крестясь и укоризненно качая головой. С трудом помирились.

Сделал он и отливку для утяжеления рукоятей метательных ножей. Пустив на это дело старые кинжалы, которые нашел в сундуках в брошенных домах, Елисей сбил с них рукояти и, немного сточив лезвия клинков, обмотал черенки веревкой из конского волоса. Три аркана он взял с убитых им горцев. Потом эти веревки были обтянуты чехлом из мокрой кожи. Высохнув, она обтянула рукояти, делая их удобными в руке. В итоге парень получил десяток обоюдоострых ножей, с клинком примерно двенадцать сантиметров и рукоятью без гарды. Окончание рукояти было утяжелено двумя свинцовыми пластинами, которые держались за счет отверстия в черене под клепку.

Обычно рукояти на кавказских кинжалах держались на двух заклепках, и только позже, с развитием технологий, мастера стали применять резьбовые соединения. Но и то не всегда. Этим Елисей и воспользовался, переделывая их в метательные ножи. Бабка, увидев новшество в его арсенале, только охнула и руками развела. Сам же Елисей только многозначительно посмеивался. Впрочем, парень отлично понимал, что вдаваться в подробности при обсуждении таких новшеств означает выдать себя с головой.

Он и так то и дело косячил, путаясь в местных реалиях или выдавая на-гора знания, которых у подростка просто не могло быть. Чего только стоило его изобретение фургона. Здесь таким транспортом не пользовались. Поэтому пришлось врать, что вспомнил чей-то рассказ о цирке. Ведь подобные фургоны использовались именно там. И именно воспоминание о передвижных цирках навели парня на эту работу. Выслушав его, Степанида задумчиво хмыкнула и, неопределенно пожав плечами, махнула на это дело рукой.

Придумал и придумал. Тут других забот хватает. А на пятый день в себя пришла девчонка. Вернувшись с сенокоса, Елисей умывался у колодца, когда бабка выскочила из дома и, подскочив к нему, с заговорческим видом сообщила:

– Утирайся и со мной ступай. В себя пришла твоя красавица, – поддела она удивленного парня.

– Ну и хорошо, – проворчал парень с заметной растерянностью. – А я-то тебе зачем?

– Так она спрашивает, кто ее спас. Вот и хочу тебя ей показать.

– Бабуль, ты чего удумала? – подумав, осторожно поинтересовался Елисей.

– Удумаешь тут, – отмахнулась бабка. – Просто хочу, чтобы она лицо твое как следует запомнила. Она одна у отца дочка. А он в ней души не чает и балует. В общем, даст бог, будет у тебя потом клан, где завсегда укрыться можно.

– Чего-то я не понял, – помолчав, признался Елисей. – А зачем мне укрываться? И от кого?

– А на всякий случай, – буркнула в ответ бабка, волоча его за собой на буксире.

Они вошли в дом, и бабка, юркнув за занавеску на своей половине, спустя несколько секунд выскочила обратно и, жестом позвав парня за собой, слегка отодвинула занавеску.

– Ас-салам алейкум, – поздоровался Елисей, войдя.

– Алейкум ас-салам, – пискнули ему в ответ.

Присмотревшись, Елисей понял, что девчонка лежит, укутанная одеялом до самого подбородка с косынкой, повязанной так, что видно было только лицо.

– По-русски понимаешь? – негромко поинтересовался парень.

– Да.

– Хорошо. Как тебя зовут?

– Гюльназ.

– Цветок, значит, – кивнул Елисей. – Красивое имя. Расскажи мне, Гюльназ, кто за тобой гнался и зачем? Только не рассказывай, что это кунаки твоего жениха тебя похитить хотели. Рано еще. Так что расскажи правду. А то я же не знаю, кто тебе друг, а кто враг. Начну со всеми подряд воевать, греха не оберемся.

Девчонка вздохнула, словно признавая его правоту, и, чуть скривившись, тихо поведала:

– Это были воины из клана кровников отца. Хотели схватить меня и заставить отца прийти туда, куда им надо. Мы с братьями в гости ездили и уже домой возвращались, когда они напали. Братья с ними драться стали, а мне велели уезжать. Мой Карагез сильный конь. Быстрый. Он долго бежать может. Они поняли, что не могут меня догнать, и стали стрелять.

– А почему ты в предгорья поскакала, а не к дому? – тут же спросил парень.

– Они на тропе засаду устроили. Не пройти было. Вот и пришлось бежать. Думала, ускачу от них, а потом кружным путем обратно вернусь. А они стрелять стали.

– Это твоего каурого Карагез зовут? – помолчав, уточнил Елисей.

– Да. Как он? В него не попали? – вскинулась девчонка.

– Цел он, – усмехнулся парень. – На конюшне стоит. Хороший конь, – сделал он приятное девочке.

– Да. Он на две трети крови аргамак. Отец его мне еще жеребенком подарил, – улыбнулась девчонка с заметной гордостью.

– Я понял, что он твой друг, – кивнул Елисей. – Когда ты упала, он не убежал, а стоял над тобой. Хорошо, что защищать тебя не кинулся. Иначе я бы не успел тебя сюда привезти.

– Отец учил его меня защищать, – задумчиво протянула девочка.

– Ну, кони звери умные. Значит, понял, что я тебе помочь хочу, – пожал Елисей плечами. – Ладно. Отдыхай, лечись. Только скажи, как отца твоего зовут. А то приедут люди, а я и не знаю, кому можно сказать, что ты жива, а кому нет.

– Отца зовут Арслан. А братьев Нурлан и Аслан.

– Хорошо. Я запомню, – кивнул парень. – А ты хорошо по-нашему говоришь. Где научилась? – спросил он, уже собираясь уходить.

– У отца кунак есть, из ваших, – улыбнулась девочка. – Я у них в гостях часто бываю. Вот у его жены и детей и научилась.

– А кунака как звать? – заинтересовался Елисей.

– Ефим Степанович Нагайкин. Он в станице Ручьевке живет.

– Это хорошо. Ежели что, можно будет ему весточку передать, – задумчиво проворчал парень и, попрощавшись, вышел.

– Бабушка, ты про таких Нагайкиных из Ручьевки слышала? – спросил он, найдя бабку в сарае.

– И Ручьевки, говоришь? – задумчиво переспросила бабка. – Помню таких. Добрые люди. Дед у них подъесаулом из реестра выписался. Ногу в бою потерял.

– А далеко до этой самой Ручьевки? – не унимался парень.

– Верст пятьдесят за Пятигорском будет.

– М-да, не ближний свет, – задумался парень.

– А ты чего это всполошился? – насторожилась бабка.

– Да девчонка сказала, что тот Нагайкин, Ефим Степанович, кунак ее отца. Вот и подумал, может, ему весточку подать, что жива она. А то родичи, небось, уже и похоронили дочку.

– Не спеши, внучок, – подумав, качнула бабка головой. – Ищут они ее. Просто времени еще мало прошло. А вот ежели через седмицу не появится никто из клана ее, тогда и можно будет съездить в ту Ручьевку.

«Хренасе, у них тут разбег по времени, – удивился про себя Елисей. – Так, блин, окочуришься где под кустом, а они только через месяц искать начнут. Хотя время тут другое. Неторопливое. Это даже у всех классиков описано было», – напомнил он сам себе.

– Да ты не забудь еще, что про мор в станице нашей вся округа знает. Потому никто и не едет в нашу сторону. Думают ведь, что вымерла станица. Что дома пустые стоят, – между тем продолжала бабка.

– Как же, не знают, – фыркнул Елисей. – Небось, уже в каждом ауле знают, как мы тут с горцами сцепились. А то, что мора боятся, это да. Возможно.

– Ты лучше скажи, зачем тебе ножей столько? – вдруг сменила бабка тему, кивая на его перевязь, которую Елисей носил на себе постоянно, чтобы привыкнуть.

– Так из ружья или пистолета раз выстрелил, и все. А ежели врагов много? – принялся пояснять парень. – Тут они и пригодятся.

– И что делать станешь? – не поняла бабка.

– Бросать, – коротко пояснил Елисей.

– Что, неужто научился? – удивилась Степанида.