Стеклянная княжна Орлова Тальяна

Глава 1

Все восемнадцать лет своей жизни я знала, что этот день наступит. И все равно, даже вчера, он казался призрачно-далеким, каким-то необязательным и не стящим больших переживаний. Однако когда меня привели в мраморный зал и поставили возле стены для ожидания, я ощутила, как накрывает паника. Та самая, которая все восемнадцать лет зрела внутри сердца, а теперь настала пора ее вытащить наружу, чтобы стало еще больнее.

Пожилой герольд тоже волновался – это слышалось в дрожании его голоса, когда он зычно объявил:

– Великий князь Седьмой Окраины, Зхар Рокка!

Мой отец глубоко поклонился, то же рядом сделала и мать. Я не могла от страха пошевелиться, лишь сглотнула нервозно, хотя во рту все пересохло.

Глава Седьмой Окраины, наш сюзерен, нечасто навещает столь отдаленные княжества. Но на этот раз он явился собственной персоной – отобрать себе лучших девок для забав. Горько осознавать, но я заранее включена в этот список. Независимо от того, понравлюсь ему или нет, я все равно поеду в замок старого демона – как гарант того, что наши земли не вздумают поднять бунт. Иначе мне там приготовят такую судьбу, от которой мертвые содрогнутся.

Глашатай пропустил представление моих родителей – им уже выпадало несчастье быть знакомыми с Зохаром, но мое имя произнес с едва уловимой хрипотцой в голосе, возникшей от избытка переживаний:

– Айса, княжна Имельская! Девица восемнадцати годов отроду, здорова и девственна, готовая к исполнению своего долга перед великим князем Седьмой Окраины.

Я до последнего не хотела на него смотреть. Ведь знала, что стар. Знала, что чистокровный демон – и по этой причине обладает самым жестоким нравом. Я возненавидела его еще лет в пять, когда впервые поняла свое предназначение. Потом все более и более осознанно подходила к зеркалу, гадая о своем будущем. На мне не должно было появиться никаких увечий, иначе вся семья за это поплатилась бы, но мне всегда казалось, что я не хороша собой – и очень радовалась этому пониманию. К сожалению, я и уродиной себя назвать не могла, однако большинство моих служанок выглядели красивее и женственнее. Я унаследовала от матери довольно грубые черты лица, но мне удачно не перепала от нее изящная талия или высокая грудь. Темно-русые и не слишком густые волосы тоже не придавали мне очарования, сам этот блеклый оттенок будто делал мою кожу невзрачной. Не уродина, но и не красавица, слава богам. Но теперь я вдруг испугалась, что на извращенный вкус демона и я могу показаться симпатичной. И тогда лучшая из судеб – стать обычной служанкой в его замке – мне не светит. Черной работой мне заниматься не приходилось, родители даже запрещали – не приведи боги, поранюсь или натру заметные мозоли, но я всю жизнь наблюдала за своими служанками и представляла себя на их месте. Стирать чужие портки и чистить канализационные дыры лучше, чем стать забавной игрушкой в постели старого мерзавца.

Зохар мне показался даже неприятнее, чем я слышала по описаниям. Он очень стар. По некоторым слухам, уже приближается к своей тысячелетней годовщине. Кровь отвела ему много столетий жизни, но старость рано или поздно приходит и к таким. Он невысок и уже сильно сутул, а большой, будто разбухший порами, нос портит и без того обезображенное морщинами лицо. Волосы пару веков назад наверняка были черными, но сейчас они остались только редкими седыми клочками вокруг лысины. Это и есть лицо моей судьбы – той, к которой я всегда готовилась и к которой невозможно приготовиться.

Свита главы Окраины осталась в приемной. Зохара в мраморный зал сопровождали всего два человека. Возможно, среди них были и демоны, но я не приглядывалась. Демонов можно отличить от людей по красному следу в воздухе, который ненадолго застывает возле глаз, когда они двигаются. Взгляд Зохара такой эффект имел – наверняка если он резко развернется, то розоватая дымка следа станет кроваво-красной и более заметной.

Тишина оглушала, она больно сжимала виски. Я очнулась, осознав причину всеобщей задержки, и поспешила присесть в реверансе.

– Я к вашим услугам, великий князь. Очень рада с вами познакомиться!

Проблеяв это, выпрямилась, но взгляда от пола больше не отрывала. Насмотрюсь еще. Если будет чем смотреть, когда он разозлится из-за моей невежливости. Старик же приблизился еще и рассматривал меня: я чувствовала липкий взгляд и даже угадывала выражение его лица – кажется, старый демон не был слишком доволен тем, что перед собой видит. Это немного успокаивало. Даже мои старшие братья на прошлой неделе меня пожалели и честно признались, что я далеко не самая красивая девица в княжестве. Разве Зохару мало по-настоящему роскошных женщин, чтобы позариться на мои кости? Не думаю, что братья врали или преувеличивали. Великий князь в эту поездку сам выбрал трех девиц по своему вкусу, а раньше за него это делали послы, проезжая по всем княжествам своей Окраины. Всех девочек и девушек собирали на главных площадях, где их внимательно осматривали и оглашали роковой приговор – кто едет в замок Зохара в служанки или наложницы.

Конечно, мне их было жаль, ведь это еще более жестокое наказание: быть выбранной чьим-то взглядом и тем самым лишиться семьи, близких и счастья. Я же об этом дне знала всегда – и все равно не успела смириться. Но мне, в отличие от простых девок, не грозит быстрая расправа, если не придусь ко двору – ко мне, скорее всего, будут относиться чуть бережнее, чем к остальным, если сама не дам повод для злости. Это крестьянскую дочку могут по настроению привязать к столбу и издеваться всю ночь на потеху гостям, наслаждаясь ее муками. Меня же берут как заложницу, потому оставят мои мучения на крайний случай. Я еду к князю демонов только для того, чтобы он мог держать под контролем Имельское княжество. Такое условие соблюдается вот уж больше двухсот лет, и, кроме других девчонок, туда забирают всех дочерей князя.

Когда-то мои прадеды боролись за независимость, но, проигрывая, попросили защиты у Шестой Окраины, где правят зверолюды. В жилах тех тоже присутствует демонская кровь, но ее давно перемешали с человеческой – это сделало зверолюдов ужасно уродливыми внешне, но характерами они намного мягче чистокровных демонов. И мои предки справедливо рассудили, что лучше служить более лояльным и справедливым правителям, если суверенитет сохранить все равно не удастся. Однако уже через несколько лет наше княжество отбила Седьмая Окраина – и в назидание за неподчинение установило особо жестокие порядки. Казалось бы, мы наказаны за решения своих предшественников, но почему тогда все остальные княжества, присоединившиеся добровольно, несут точно такую же ношу и тоже отдают самых красивых девиц на потеху ужасным монстрам?

Зохар наконец заскрипел резким голосом по нервам, проигнорировав все приветствия в свой адрес и начав с какой-то вообще посторонней темы:

– Одна из моих жен умерла в прошлом месяце, князь, – он обратился к моему отцу.

– Примите наши соболезнования, сударь!

Демон перебил отца:

– Да срать я хотел на нее и твои соболезнования, князь. Проблема в другом. Я – глава огромного демонского рода, мне не по статусу иметь меньше десяти жен. И я возлагал большие надежды на этот визит… – он почмокал губами, размышляя. – У других вассальных князей дочери уже слишком стары, или они вообще умудрились обзавестись только сыновьями, и ваша больше других годилась мне в невесты. Какое же разочарование! Я предпочитаю или маленьких девочек, или уже распустившихся женщин со всеми прелестями, а тут ни то ни се, ни рыба ни мясо…

Я часто заморгала, у меня что-то на глаза накатило. Не слезы, а отчаянное волнение. Мне почему-то в голову такой вариант не приходил, я всегда выбирала мысленно между печальной участью служанки и еще более печальной участью наложницы. Интересно, а быть законной супругой из десяти – это хуже или лучше наложницы? Отец тоже растерялся:

– Это была бы большая честь для нашего дома, сударь…

Старик прервал его вскинутой рукой и повернулся к одному из своих людей – такому же древнему и отвратительному:

– А ты что скажешь, Милош? Не на трактирщце же мне жениться? – он скрипуче расхохотался.

Теперь ко мне вплотную подошел и второй. Но он глядел как-то иначе – без брезгливого отвращения. Возможно, в его вкус я отчасти попадала. И это вызвало еще больший страх.

– Не так уж она и уродлива, господин, – у него и голос звучал помягче. Наверное, все же младше Зохара лет на двести-триста. – И еще расцветет. Зато княжна, а не трактирщица. Для уверенности можно дать ей немного вашего духа – тогда через пару лет вы ее и не узнаете.

Я не понимала, о чем они говорят. Но великий князь тер подбородок, обдумывая предложение.

– Может, ты и прав, Милош… Списать на кухню мы ее всегда успеем. Я и не туда списывал жен, которые не оказались столь мудры, чтобы мне понравиться. Решено, князь! – он поднял и без того неприятный голос. – Называю твою дочь своей невестой. Как там бишь ее зовут?

– Айса, сударь… Это большая честь… – отец с трудом владел голосом и будто даже побледнел от непонятных мне эмоций.

Мне была неизвестна причина родительской тревоги. Ну, стану женой, если «расцвету». Или стану служанкой, как и собиралась в лучшем случае. Или меня на два года еще оставят в родном доме?.. Я от надежды шумно задышала и искоса посмотрела на новоиспеченного жениха. Не потому ли родители так забеспокоились? Ведь если со мной за эту отсрочку что-то случится, то в княжестве никому не поздоровится. Они берегли меня всеми силами для этого дня и теперь опасаются, что такой груз так с плеч и не скинут? Но демон спустил меня с небес на землю:

– Вещи, надеюсь, уже собраны? Чтобы на рассвете выехала. Ну что, невеста, поздравляю! – Зохар поймал мой взгляд.

– Благодарю, сударь, – выдавила я.

Он снова не слушал – демон вообще все посторонние звуки воспринимал как ничего не значащий шум:

– Станешь через пару лет моей супругой, если тебе хватит ума хоть немного похорошеть. Детей у тебя не будет – незачем плодить полукровок, они часто рождаются безобразными и перекошенными зверолюдами. Но в остальном возрадуйся – будешь языком начищать не мои полы, а мои причиндалы.

От такого обещания меня перекосило. Я ничего не могла сделать с отвращением, потому опустила снова голову и почти проныла:

– Я очень счастлива, сударь.

Даже дурак уловил бы, что в моих словах нет ни капли искренности. Великий князь Седьмой Окраины точно не был дураком, но на такие мелочи внимания не обращал – вряд ли какая-то из его женщин шла на ложе добровольно, но всем им приходилось давиться слезами и повторять, как они счастливы. Быть может, ему даже нравится, когда девицы вынуждены ломать себя и преодолевать тошноту? Вот только моя тошнота накатывала все сильнее – если желудок прямо сейчас подведет, то я не только себе приговор подпишу.

А он зачем-то вообще схватил меня за талию, потянул на себя, а потом прижал ладонь к моему животу. Внутри заметно засосало от магического воздействия, но поначалу я терпела, пока боль не стала невыносимой и не вынудила меня дернуться.

– Ну-ка стой смирно, дрянь! – приказал он, как будто когтем прошелся по барабанным перепонкам. – Я запустил в тебя чернь, чтобы она выжгла твою способность к зачатию. Для твоего же блага, дорогая невеста. Ах да, чуть не забыл, ты точно девственница? Я не могу жениться на порченой девке.

– Что вы, сударь! – воскликнул снова отец. – Айса чиста как дитя!

– Помолчал бы ты, папаша, – отрезал демон. – Будто я вас, провинциалов, плохо знаю. Иногда родители всерьез удивляются, как у их дочерей из подола внук вылезает, и все еще орут про чистоту. – Он повернулся ко второму сопровождающему. – Проверь.

И сам начал задирать мне подол платья. Я, уже вообще ничего не понимая, шарахнулась назад, попыталась вырвать ткань из его руки, но демон с размаха ударил меня по лицу и заорал:

– Стой смирно, я тебе сказал! Тебя только родили, а воспитать забыли?!

Такого позора я даже не представляла, хотя в уме успела прокрутить что угодно – даже истязания на пыточном столе. Слезы лились рекой, ногти впились в ладони. Отец резко отвернулся, мать рассеянно пялилась вперед, как будто ее происходящее вообще не касалось. Третий мужчина, чуть моложе остальных, наклонился и беспардонно направил под задранный подол пальцы. Я заорала, уже почти уверенная, что он собирается их запустить в меня, но он лишь прижал их на секунду к краю шелкового чулка, выпрямился и заверил:

– Невинна, господин. Ни один мужчина не касался ее там.

– Хорошо, знахарь, отойди теперь. – Зохар наконец-то отпустил подол. Похлопал меня по щеке, говоря чуть мягче: – С этим нытьем сделай что-нибудь, дорогая невеста, я не выношу истерик. Помогу тебе с красотой, но такая магия не безгранична. Долгое время ты будешь наливаться красками и, может, станешь немного милее. Надейся на это. Ну же, радуйся!

Я уже ничего не отвечала, меня всю трясло, но хоть боль в животе окончательно отпустила. Не смогу я так жить, не смогу, просто не выдержу подобного… А он еще и притянул меня к себе, вцепившись кривыми пальцами в подбородок, заставил наклониться, и поцеловал, выдыхая мне в рот запах затхлости. Отпустил и оттолкнул, морщась от моих содроганий. Меня же прикосновение его губ довело до тошнотных спазмов, которые я едва пыталась удержать.

Погрузившись в вязкое отчаянье, я не сразу поняла, о чем еще говорит демон:

– …в Центрине, да. Мои жены обязаны быть лучшими из лучших, потому пусть пока учится в Объединенном университете, а не сидит без дела. Ах да, любимая невеста, твоя девственность должна остаться при тебе, в обратном случае я вырежу каждого пятого в Имельском княжестве за то, что породили такую шлюху.

Я пыталась догнать смысл беседы, сообразить. Меня утром отправляют не в замок демона, а куда-то в Центрину? Там самые лучшие учебные заведения империи. Но зачем? Понятно, что жена великого князя должна быть обучена манерам, этикету, музицированию и танцам, но со мной и так занимались прекрасные учителя. Хоть меня и воспитывали как будущую заложницу, но княжной я быть не переставала, потому получила соответствующее образование. Направление разговора обнадежило. Все было лучше, чем ехать сразу к нему. Да утонуть в болоте лучше, чем к нему…

Вот только слезы я остановить не могла. Отец спешно распорядился, чтобы слуги увели меня в покои, пока я не испортила настроение дорогому гостю. В комнате мне легче не стало – наоборот, мутило все сильнее, а пережитая сцена позора не давала покоя. Я ощущала себя грязной и раздавленной. Никогда со мной не церемонились, но такого отношения княжеская дочь на себе все же не испытывала. Я чувствовала себя не просто вещью старого извращенца, а тряпкой, которой он вытирает свой морщинистый зад.

Все-таки заглянула нянька – ее, наверное, ко мне прислали. Но следом за старой Зидой вошла и мать, чему я удивилась. Вскочила на ноги в немыслимом желании обнять, получить хоть какое-то утешение. Но княгиня Имельская остановилась возле двери – холодная и равнодушная, как обычно. А я все равно зачем-то звала в нелепой попытке докричаться хотя бы на прощание:

– Мама, мам…

Она остудила мой порыв холодным тоном:

– Ты бы не ныла, Айса, а подумала, как тебе повезло. Нет, не с браком, конечно. С университетом. И скажи спасибо, что мы с отцом тебя пожалели и промолчали о том, что ты даже языкам обучена, а уж остальному, поди, получше, чем другие его супруги. Кто знает, что может случиться за то время, пока ты там?

Я тоже не знала, что может случиться за год или два. И сейчас об этом размышлять не могла:

– Мам, почему именно мне досталась такая судьба? В чем я перед богами виновата?

Она повернулась полубоком, ответила нехотя:

– Не хотела бы себе такой судьбы – родилась бы мальчиком! А теперь-то чего ныть? Хорошо, если женой великого князя станешь. Так хотя бы не пришибет в порыве злости. Может быть.

Я очень боялась, что после этого она уйдет. А ведь это конец. На рассвете – в Центрину, там – в университет, а оттуда меня уже будущий супруг заберет окончательно. Я родных уже вряд ли когда-то увижу.

– Если ты мне мать, то хоть раз в жизни обними, – попросила я жалко, поскольку испытывала потребность получить каплю тепла и поддержки прямо сейчас. Неизвестно, станет ли эта капля тепла вообще последней в моей жизни.

– Мать, – заверила она и отвернулась, желая побыстрее покинуть спальню. Но все же задержалась и добавила тише: – Тебе теперь матерью не стать, потому никогда меня и не поймешь. Намного проще вытравить из себя любую нежность, если ребенок уже при рождении обречен. Если бы я с этой задачей не справилась, то сейчас бы с ума от ужаса сходила и рыдала бы рядом. Всегда проще думать, что ты вообще не рождалась, чем с этим жить. Поплачь вдоволь, Айса, здесь тебе это хотя бы не запрещают.

Плакала я на мягком животе няньки. Старуха поглаживала мои волосы и часами терпела мою истерику. А я все прижималась к ней, обнимала и пыталась запомнить хотя бы ее тепло, не думая о том, что ей дают жалованье за это терпение. Глаза няньки сухи, а жесты спокойны. Ей отчасти жаль меня, но не до такой степени, чтобы убиваться. Собственные дети дождутся настоящей любви, а за несколько медных кратов можно и меня по голове погладить. Но все же старуха знала меня почти всю мою жизнь, потому невольно сострадала – она же не моя непроницаемая мать:

– Ну, успокойся уже, успокойся. Княгиня права, Айса. Тебе подарили отсрочку, и за этот дар поблагодари богиню, а не расквашивайся как капуста. В конце концов, убейся ты здесь, то великий князь жестоко бы за это отомстил всем нам. Но университет находится в Центрине – вряд ли у него настолько длинные руки, чтобы и там всех достать, если ты случайно шею свернешь.

Я подняла опухшее лицо и уставилась на нее.

– Зида, ты мне предлагаешь убиться?

– Нет, конечно, – она спешно замотала головой. – Вернее, теперь ты хотя бы это сможешь сама решить, никому не подписывая приговор. Несчастных жен на свете много, но им хотя бы оставляют утешение – возможность родить дитя, обернуть несчастье хоть каким-то счастьем, отыскать хоть какой-то смысл. Тебя же и того лишили, а значит, сначала ты будешь ненавидеть мужа, пока не возненавидишь себя. Ты еще совсем молода, кое-чего не понимаешь, и это даже хорошо… Невозможно жить, если никого не любишь, Айса. Трудно жить, если не любят тебя, но если самой любить некого – невозможно.

Я действительно не понимала ее рассуждений и даже посчитала их преувеличенными. Старая нянька слишком чувствительна, а может, она отвлекала меня на другие проблемы, чтобы самая главная пока не разорвала мне голову? О какой любви она вообще талдычит в таких обстоятельствах?

– Твои слова меня еще больше угнетают, Зида.

Она тряхнула головой и начала говорить тише, но быстрее:

– Тебе и положено сейчас поплакать, сами боги велели. Но иногда судьба поворачивается! Я мало что в центринских порядках понимаю, но верь, что найдутся какие-то шансы повернуть судьбу! Если же не удастся, если она у тебя такая, что поворачиваться не захочет, – нянька помешкала, но все же закончила бессердечным: – то знаешь, есть много вещей похуже свернутой шеи. Это тоже выход, как ни крути.

Я не хотела стать любовной игрушкой извращенного старика, не хотела пережить пытки или издевательства, но умирать я не хотела тоже. Почему они все не видят, что я уже есть? Да, никому не нужная, никем не любимая, но я существую! И хочу существовать дальше. Хотя… вероятно, я еще не до конца понимаю, что творится в замке моего будущего мужа, раз даже старая сердобольная нянька взвешивает такие варианты.

– Не обижайся на глупую старуху, Айса. Я просто не знаю, что еще сказать! – обеспокоилась она от моего вида. – Ну не может быть такого, чтобы на великого князя никакой управы не нашлось. Это здесь он бог, а в Центрине водятся другие боги – какие-нибудь здоровенные драконы и породистые шелле! Но тебе очень важно будет измениться, обнаглеть, упасть, забыть о манерах и вымолить у кого-то из них защиты, потому что из иных путей только мучения до конца твоих дней! Ты же хрупкая вся, стеклянная. Урони тебя – и разобьешься. Так уж или разбейся, Айса, или перестань быть стеклянной!

Я прогнала Зиду, сказав, что мне еще нужно собраться и помолиться. Но, если честно, ее случайный совет меня немного приободрил. Хотя ненадолго. Ну да, выше великих князей Окраин стоят только шелле, самая высокая элита империи. Их слово даже для великого князя будет законом. Но только они так далеко от простых смертных, так высоко надо мной, что с подобного расстояния не смогут разглядеть Имельское княжество целиком, не то что меня.

Одевалась я задолго до рассвета, не желая будить служанок. Не хотелось больше ни в чьих глазах видеть облегчения, что уезжаю. Они все отвечали головой за мою сохранность, но сразу после выхода из отчего дома эта ответственность будет переложена на других. Платье выбрала шерстяное, теплое, дорога дальняя, а кто обо мне позаботится, если не я сама?

Но застыла перед зеркалом. Каким-то странным образом платье мне стало немного мало, но, благодаря тянущейся ткани, я смогла застегнуть все пуговицы. Я поправилась? Пригляделась лучше, изумляясь. Нет, кажется, раздалась только грудь – она стала будто выше, зато в талии под тканью оставалось место. И с волосами было что-то не то – темно-русый цвет немного потемнел, я даже рассмотрела фиолетовые отблески от светильника в прядях, которых раньше никогда не замечала. Что происходит? У меня от всех бед разум повредился?

Запоздало вспомнила, о чем говорил Зохар со своими сопровождающими. Что-то о демонической силе, которая со временем сделает меня женственней. Это ее он вдохнул во время поцелуя! Я ведь и тогда почувствовала какой-то неприятный привкус, но все списала на переживания. Но если я вижу изменения собственными глазами уже наутро, то через несколько месяцев я стану какой-то невообразимой красавицей? Или кем? А от меня хоть что-нибудь останется, или я сделаюсь похожей на демоницу с иссиня-черной шевелюрой и красным дымом перед глазами? Однако такая вероятность меня не беспокоила – я готова была стать кем угодно, выглядеть как угодно, даже если через месяц у меня отрастет горб и искривятся ноги, как бывает у зверолюдов, лишь бы судьба все-таки развернулась.

Глава 2

Всю неделю пути меня сопровождал отряд из людей великого князя. Повозка его была богатой и очень удобной, но конечности все равно затекали, а скуку перестали развеивать даже меняющиеся за окошком пейзажи. От пепельного неба поначалу накатывала жуткая тоска, и она не хотела исчезать, даже когда высь начала понемногу синеть. Мы ехали на северо-запад, но почему-то климат здесь был немного суше и теплее. На пятый день я уже переоделась в более легкое платье, поскольку в прежнем было невыносимо жарко. А может, мы просто попали в те самые осенние деньки, которые разбивают холода почти летней температурой.

Когда въехали в Центрину, главный район империи, окруженный семью Окраинами, то дороги изменились – стали чище и глаже. Здесь вообще все было красиво – от желто-красной листвы на деревьях до изящных оград поселений. Но мы не заезжали в города, я не могла оценить их убранство изнутри, поскольку охрана опасалась моего побега. Останавливались на ночевки в придорожных тавернах, но и там предварительно разгоняли всех постояльцев. А в моей комнате со мной оставались спать не меньше двух мужиков. Я даже в туалетной комнате не могла задержаться, чтобы через пять минут не начинали барабанить в дверь и удостоверяться, что я не просочилась в канализационный сток. Я с ними ни о чем не разговаривала и не жаловалась. Толку жаловаться? Они буквально собственной шкурой отвечают за то, чтобы я доехала до университета. Разве я на их месте вела бы себя более тактично? Но это понимание не делало назойливых попутчиков в моих глазах друзьями.

Главный из них оформлял мои документы, когда мы наконец-то приехали к пункту назначения при небольшом городке Радожке. Я надеялась рассмотреть хоть одно центринское поселение, но меня подвезли к высокой стене и оставили в университетской приемной, пока окончательно улаживали дела. Разумеется, оплату за обучение внес правитель Седьмой Окраины, от его имени человек и выступал. Меня даже на собеседование не пригласили – и так ясно, что великокняжескую невесту примут, устроят и поселятбез лишних вопросов.

Я так и сидела в приемной, когда мужики, к лицам которых я успела за неделю привыкнуть, засобирались на выход. И это все? Дорогую вещь передали в другие руки и пора возвращаться домой? А мне, получается, можно бежать? Или сначала удостовериться, что здесь никого не казнят за мой побег?

– Проходи, Айса, – меня от другой двери позвал высокий мужчина солидных лет. – Иди сюда, не стесняйся. Багаж оставь, слуги перенесут в твою комнату. Я – виконт Дастерс, родился в Сердцевине, но вот уже восемнадцатый год служу здесь директором. Да не волнуйся ты так! Все будет хорошо. Здесь разные студенты учатся, приживешься как своя. Триместр уже начался, но вряд ли это будет проблемой – очень сомневаюсь, что княжну не научили отличать вилку от ложки, – он усмехнулся.

Директор вел себя очень приветливо, но я держалась настороженно – впрочем, как к любому чужаку. Я всю жизнь провела в почти полной изоляции: кроме прислуги, семьи и крестьян из ближайших деревень, людей и не видела. И точно не могла по внешнему виду определить, хороший передо мной человек или нет.

– Охрана у нас отменная, – он все еще рассказывал, ведя меня по бесконечному коридору. – Тебе не выдали разрешение на выход в город, потому свободные дни будешь проводить в этих стенах, но это не ко мне вопрос, а к твоему жениху. Программу тебе какую-нибудь накидаем, хотя никаких распоряжений на твой счет не передавали, так что можешь определиться сама. Похоже, великий князь Седьмой Окраины просто хочет, чтобы все его жены имели престижный диплом, но никаких знаний от вас не ждет?

– Именно так, господин директор.

Я старалась держаться вежливо и смиренно. Но он зачем-то постоянно пытался меня растормошить фразами наподобие: «Перестань стесняться» и «Чего ты так боишься?» Я вроде бы ничего не боялась, кроме совершенно незнакомого для себя мира. А кротости меня учили побольше, чем музыке. Это единственный навык, который в будущей семейной жизни мне может эту самую жизнь спасти.

– Сильно не загружайся, Айса, – продолжал советовать виконт. – Особенно в первый триместр. И больше двадцати предметов брать нельзя, это предел, даже если ты гений, схватывающий все на лету!

Я полюбопытствовала:

– Двадцать? А минимум сколько?

– Минимум? – Он очень удивился вопросу. – Пять. Но так мало никто не берет, конечно. Ты должна освоить курс целиком, а некоторые дисциплины занимают до шести триместров. Если будешь брать по пять за раз, то учиться здесь придется лет десять до диплома.

– О, десять лет? – я впервые после жуткого сватовства обрадовалась. – То есть я по вашим же правилам могу здесь на десять лет задержаться? Конечно, если моему жениху действительно хоть немного важен диплом…

– Можешь, – обескураженно согласился директор. – Если такова твоя цель.

До сих пор у меня вообще внятных целей не было, а тут хоть что-то! Хотя сомневаюсь, что Зохар мне позволит так надолго откладывать свадьбу, но почему бы не надеяться на это, когда больше не на что?

Я с магическим буклетом освоилась быстро, диктуя выбранные уроки директору в его кабинете, чтобы он внес в мою программу:

– Давайте историю и географию. Я их неплохо знаю, но будет интересно, если услышу что-то новенькое. И вот – кулинарная магия!

– Зачем тебе она, Айса? – директор улыбнулся, думая, что я шучу.

– У нас все поварихи ею владеют, хотя никто из них у вас не учился. Но почему бы не освоить? Вдруг я когда-нибудь трактирщицей стану? Озолочусь.

– Вот уж вряд ли тебе такое светит. Четвертый предмет?

Теперь я задумалась, список был довольно большим.

– Впишите «Манеры благородных дам», – прочитала я.

Директор развеселился:

– А на этих уроках ты будешь высыпаться?

– Наверное, – я зажато пожала плечами. – И жене великого князя не помешает знать этикет любой области империи… Вдруг мне не посчастливится стать трактирщицей?

– Никак не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, Айса. Но ладно, этот урок я включил. Еще как минимум один нужен.

Я при нем ни разу не пошутила, я вообще не склонна к юмору и глупой болтовне. С кем мне было глупо болтать? Со служанками разве что. Но ведь они отвечали только потому, что я княжна, а не из дружеских побуждений.

Больше пяти предметов я изучать за раз не собиралась, потому о последнем думала особенно тщательно и в итоге выбрала:

– Основы боевой защиты!

– Вот сейчас точно шутишь, – не понял господин Дастерс.

– Нет, вот сейчас точно не шучу! – заверила я. – А что с этим уроком не так?

– Все боевые дисциплины выбирают военные маги, телозащитники и наследники титулованных семей, чтобы уметь за себя постоять. А, ну еще будущие грабители, которые боятся в будущем не отыскать себе других хороших должностей. Вряд ли утонченной барышне там место.

– Мне нельзя ее выбрать? – я не понимала. Но и он, кажется, меня не понимал.

– Теоретически можно. Просто зачем? Ты точно просмотрела второй лист уроков для первого курса?

Я и сама толком не понимала, почему мой палец остановился на этой строчке и никак не хотел с нее сползать. Так сильно понравилось мне слово «защита» – как теплый комочек, прижавшийся к животу. От мужа я защититься все равно не смогу. Но палец продолжал вдавливаться в буклет.

Оставшись без ответа, директор продолжил убеждать:

– К тому же для успешного обучения там требуется магическая сила – намного большая, чем при воплощении кулинарных рецептов. Разве в тебе есть сила? Получается, что тебя смогут натренировать только простейшей физической обороне, но серьезные задания ты не осилишь – и будешь получать пинки и оплеухи, ведь сами уроки в этом и заключаются.

Пинки и оплеухи от каких-то студентов… А может, мне это надо, чтобы освоить науку смирения еще больше, чем вдалбливали мне на словах? Я все еще помню унижение в мраморном зале родного замка и как трудно его переживала. А если вся моя судьба будет заключаться в унижении, пинках и оплеухах, то не начать ли к ним привыкать? Или меня вообще на уроке пришибут, тогда случайное пророчество няньки сбудется. И никто не пострадает, наверное. Ну, убилась и убилась в процессе усердной учебы, отец с матерью в этом точно не виноваты. Я тряхнула головой. О чем я думаю? Почему эта гниль саморазрушения так крепко засела в моих мозгах?

– Не знаю, – я посмотрела на мужчину менее уверенно. – Тогда я провалю экзамен и в следующем триместре выберу другой курс. Мне хочется попробовать, испытать себя, стать или смиреннее, или сильнее, а то я в этой половинчатости с ума себя сведу. У меня нет других идей, как перестать быть хрупкой и стеклянной.

– Ну как знаешь, – он устал делать мне добро через силу. – Записываю. Кстати, может, и к лучшему. Там же Аштар занимается, присмотрит за тобой.

– Кто? – я нахмурилась.

– Аштар, княжич Рокка, – пояснил виконт.

– Сын, что ли?! – я от удивления вскрикнула и вскочила на ноги.

– Ну да, сын твоего жениха. Семнадцатый вроде бы. Чистокровный демон, потому изучение магической защиты для него обязательно. Но по твоему виду предполагаю, что ты вообще не знала, что он у нас учится.

Действительно, не знала. Но теперь стало понятнее, почему меня отправили именно сюда и не оставили княжескую охрану. Тут сынок собственной персоной находится – он и приглядит, и пошпионит для отца. О такой мелочи меня оповестить забыли. Но кто я такая, чтобы мне докладывать?

– О, впишите лучше садоводство, господин директор, – опомнилась я. – Только сейчас увидела, что и такой урок есть. Садоводство – это очень интересно! Ну ее, защиту эту боевую, скукота.

Дастерс вздернул бровь, да так со вздернутой и остался, когда я уходила.

Мне каким-то неведомым образом здесь нравилось все сильнее и сильнее. И тем же самым, чем вначале пугало – неизвестностью. Тут всё незнакомое, люди в коридоре не смотрят с жалостью, пренебрежением или раболепием – они вообще не смотрят на меня, поскольку я для них пока пустое место. Захочу – им и останусь. Захочу – вырасту во что-то, чем раньше не имела возможности побывать. Но состояние необъяснимой радости смешивалось с напряжением, я никак не могла определиться с поведением. Стоит ли опустить взгляд в пол или, наоборот, необходимо поднять подбородок и шагать вперед княжной, а в будущем – великой княгиней Седьмой Окраины?

Все студенты имели комнаты в общежитии – здании гигантских размеров в несколько длинных этажей. И я снова растерялась, как реагировать, когда какую-то девушку выгнали с вещами из спальни, чтобы по распоряжению директора меня заселить именно сюда. Нет, ничего страшного с ней не произошло, ей просто определили другое место, но я недоумевала, зачем так нагнетать раздражение вокруг моего появления в университете?

Выяснила я причину столь странной рокировки достаточно быстро – стоило только познакомиться с соседкой по комнате. Очевидно, что директор сразу решил: мы с Маритой легко найдем общий язык и поддержим друг друга, ведь нас объединяет общее счастье, – по его версии. Но нас объединяло общее горе, – по нашей с Маритой версии, к которой мы пришли через пять минут знакомства.

– Ты его невеста?! – девушка схватилась за грудь, когда я вкратце описала, кто я и откуда. – С ума сойти! Вот уж не думала, шо в такой дали от дома увижу кого-то из своих! И пусть я не из имельских земель, я-то родом из Крахольского княжества, шо на другом конце Седьмой Окраины, но ты понимаешь – все равно к тебе ближе, чем к кому-то еще здесь… Послы великого князя девок у нас в середине лета набирали. А мамуся с моих пятнадцати лет сокрушалась, какой красавицей я уродилась. Предлагала даже лицо мне ножиком порезать, чтобы не приглянулась. Но рука не поднялась. Меня прямо в поле разглядели – еще до общего сбора на площади. И всё, говорят, такую в наложницы к самому господинчику Окраины. Они потом по княжеству покатались, двух бедолаг еще отыскали, а за мной на обратном пути заехали, не забыли. Мамуся до сих пор, наверное, слезы льет, что не уговорила лицо-то порезать…

Мне было немного завидно слышать, что какая-то неведомая «мамуся» разрывается от горя, что ее красавицу-дочь все же разглядели для великокняжеского замка, как она давно и чувствовала. И ведь чувствовала не без причины – Марита была необыкновенно хороша собой, мне такие девушки раньше не встречались. Она была не по-крестьянски тонкокостной, но пышной в нужных местах. И фигура ее еще не была главным достоинством: рыжеволосая смуглянка с необычными ярко-зелеными раскосыми глазами. Жесты грубоваты, Марита сутулилась, когда сидела, но мне отчего-то не было удивительно, что такую даже издали приметили и сразу определили в любовницы Зохару. Красота неземная, нездешняя, но идущая вразрез с ее деревенским говором:

– Ухохочешься, Айса, когда расскажу, зачем они меня сюда отправили! Привезли меня, понимаешь, в замок, мыли-причесывали дня три, откармливали как на убой, а потом на поклон к великому князю повели, но уверены были, что меня одобрит. Он и одобрил, а я от страха чуть дорогущий подъюбник не намочила. Жуткий он какой-то, страшный. Не старик даже – у нас в селе много стариков дряхлее, но все они в сравнении с ним красавцы. А у этого грязь какая-то в глазах, не умею я красочно описать!

Я кивнула:

– Прекрасно тебя понимаю, Марита. У меня от отвращения колени тряслись, когда я нашего с тобой Зохара увидела. Так почему тебя учиться отправили? Ведь от наложниц вряд ли ждут высоких манер и знания географии.

Она раскатилась грудным вибрирующим смехом:

– Так я перепугалась, но знала, шо будет, если разозлю. Потому поздоровалась, как умела! «Здрасьте, говорю, государь добренький, благодарствую, говорю, шо меня выбрали» и поклонилася ему до земли. Меня так служанки научили, чтобы его умаслить. А он как вскипел! Побил меня немного, но потом остановился и говорит: «Красивая-то какая. Неужель ее невозможно научить нормально разговаривать?» И там какой-то дедок рядом подкрякал, что научить – это запросто. Вот меня сюда и отправили! Учиться, значит, чтобы сударя своими речами не беленить.

Я невольно смеялась над ее рассказом. Это же нарочно не разыграешь! Мне отсрочку дал титул и невзрачная внешность, а Мариту спасла красота и сельская безграмотность. Научить правильно говорить и изящно кланяться – не такая уж большая проблема, на это точно уйдут не годы. Но пока она здесь – она не там. И мне все зудело спросить: «А как там?», ведь Марита провела в замке демона несколько дней и точно знает больше моего. Но я не спрашивала, потому что очень боялась, что ответит такое, после чего мне действительно смерть медом покажется.

Характер у нее был немного странный – гораздо более эмоциональный, чем я замечала за людьми до сих пор. Марита то гоготала так, что стекла дрожали, то печалилась до такой степени, что и мне хотелось плакать, ее слушая.

– Эх, Айса, счастливая ты. Я бы тоже в жены хотела, если уж совсем не увернуться. Все лучше.

– Чем же лучше? – я на этот вопрос и себе не отвечала.

– Хотя бы тем, шо наложницы при демоне живут, пока молодые и красивые. А жены сами мрут, если до того сильно не разозлят. Чуешь разницу?

– Смотря от чего мрут, Марита, – неопределенно ответила я. – Но спорить не буду. Нам обеим в этих шкурах побывать, там и сравним. А может, он и возьмет тебя в супруги, если поразишь его благородными манерами? Не все же десять жен у него обладают высокими титулами, некоторые должны быть из простых. А уж такие красавицы там вряд ли водятся, так что можешь и великой княгиней стать, если сложится.

Я просто пыталась подбодрить, чтобы она снова улыбнулась, хотя не могла определиться, что лучше – умереть молодой или жить до глубокой старости среди таких же измученных судьбой жен, видя всё, что муженек творит с другими.

Директор университета оказался прав в предположении: мы с Маритой не были близки по происхождению, по воспитанию или по интересам. У нас из общих тем для беседы была только одна – Зохар Рокка, но о нем мы и сами не хотели говорить. Но при всем этом мы с ней сразу срослись самым важным – ощущением общей беды, которая примирит даже самых непримиримых. Мне, не наученной любить и принимать чужое внимание, Марита чрезвычайно понравилась. И резкий громкий хохот над любой мелочью казался самой прекрасной на свете музыкой, поскольку был искренним. Пусть смеется, пусть даже среди ночи будит своим гоготом – и пусть ей боги подарят много такого же смеха впереди. Хотя бы пока она остается в университете. А дальше у нее положение не завиднее моего: жить бездетной, ублажать старика, благодарить его за побои и издевательства и никогда не узнать любви другого мужчины.

Я сама предложила поделиться гардеробом – это был мой порыв, который я не смогла сдержать. Просто заметила, что Марита сидит в потрепанном сарафане: в замке демонов ей выделили всего два наряда, да так и отправили. Здесь студенты наряжались в свое: кто в бархат, расшитый золотом, кто в драный мешок, и Марита оговорилась, что двух платьев ей маловато, чтобы не износились за целый год, потому она переживала о насмешках. Но теперь насмешек не будет – я с собой привезла буквально все свои наряды, поскольку дома их оставлять было уже некому. И весь вечер мы потратили на сплошное веселье: примеряли и заново переодевались. Я, наверное, никогда так здорово не проводила время. Мы смеялись даже над тем, что мои платья обеим узки в груди – вот же досада. Но какие смогли зашнуровать, те в ход и пойдут. А там посмотрим – тут вроде бы можно заказать прислуге, чтобы доставили из города новые вещи. Моих золотых кратов хватит на нас обеих, а потом можно и украшения продавать.

Фигура моя, как и цвет волос, с того утра больше заметно не менялись – или трансформация сделалась настолько медленной, что глаз уже не улавливал. Хотя куда уж женственнее? Я и такой себя никогда не воображала. Но встав с Маритой перед зеркалом, я решила, что больше надумываю – в сравнении с ней я выглядела угловатым подростком, а не породистой красавицей, как она. Зеленоглазая нимфа затмевала меня, даже преображенную. Или у демонской магии просто есть пределы возможностей?

– Слушай, – она грубовато пихнула меня локтем в бок, – а может, ты моя сестренка-потеряшка? Типа мой папуся в ваше княжество заглянул и твоей мамусе-княгине дочурку заделал! Глянь, у тебя тоже глаза зеленые, почти близняшки!

Я засмеялась удачной шутке. В нашей внешности не было вообще ничего общего, а радужки у меня зеленовато-коричневые, издали цвет не определишь. Марита так мне пыталась поднять настроение, как я поднимала настроение ей дележкой гардероба. Но называться ее сестренкой-потеряшкой я была согласна с первой минуты знакомства.

Мы так развеселились, что я едва не пропустила время вечерней молитвы, но вовремя глянула на настенные часы и вмиг успокоилась. Марита присоединиться не захотела, просто забралась с ногами на свою кровать и слушала молча, как я песнопениями прошу богиню подарить мне смирение и терпение ко всем невзгодам. Мне еще ни разу не приходилось молиться при посторонних, потому я ощущала себя неловко, но все же ответственно пропела каждое слово и прочувствовала каждый вдох из трех после обязательной части. Посмотрела на Мариту, как будто ждала ее реплики, но увидела красивые глаза, полные непонятной грусти.

– Ты чего? – спросила я сдавленно, не понимая, чем ее расстроила. – Не веруешь в помощь богов?

– Никогда не веровала, – она ответила так же тихо. – Да вой ты свои песни, мне не мешаешь.

Но я уже завершила. Улеглась в свою постель и почти сразу уснула, не успев снять с губ улыбку.

Программы у нас с Маритой совпадали только в одной дисциплине, самой популярной среди девиц-первокурсниц – «Манеры благородных дам». Ей еще сверху накидали девять видов разных искусств, в том числе учили каллиграфии. Но на первый общий урок мы побежали вместе сразу после завтрака в столовой.

На занятии я с трудом держалась, чтобы не расхохотаться. Манеры благородных дам – роскошно звучит! Но начинала учительница с азов, которые они почему-то не успели освоить еще до моего приезда. Все занятие она учила нас стоять – в прямом смысле! Красиво стоять, не сутулиться, а в конце урока самым продвинутым ученицам уже разрешалось немного походить. Тоже, конечно, красиво и осанисто.

Девчонок на этом курсе собралось много – десятка четыре, не меньше, и занятие проходило в довольно большой комнате. В такой толпе до меня очередь дошла далеко не сразу, но учительница меня каким-то образом узнала и представила остальным:

– Наша новенькая студентка, Айса, княжна Имельская. Как к вам обращаться, сударыня?

Я очень удивилась такому вопросу. До меня учительница всех звала просто, безо всяких там титулов. Или до меня просто титулованные не попались?

– По имени и на ты, если можно, госпожа Таиран, – выбрала я без труда, не желая ничем отличаться от остальных.

– Хорошо, Айса, – она тут же переключилась. – Полагаю, ты сможешь показать остальным, как красиво пройти – ну, допустим, к императорскому трону для реверанса.

– Смогу, конечно, – я пообещала, но тут же задрожала от волнения.

Все девчонки уставились на меня, как на образец для подражания. Уж с осанкой и простыми шагами я никогда проблем не испытывала. Но меня же никогда не экзаменовали под прицелом стольких взглядов! И через три шага я споткнулась на ровном месте, покраснела под смешки, проковыляла до конца зала. Марита посчитала нужным за меня заступиться:

– А шо ржете-то? Не видите, девка стесняется? Она за всю жизнь из своего замка раза три выходила!

Учительница строго поправила:

– Не «шо», а «что», Марита, но в остальном ты права. Вы всерьез считаете смех над чужой неудачей уделом благородных дам?

В общем, этот урок оказался самым запоминающимся за весь учебный день. Остальные я отсидела без особого интереса – в начале триместра объясняли самое простое, а на кулинарной магии вещали о свойствах дрожжей. На географии я только отметила забавную деталь. Учитель рассказывал об имперском устройстве и подати с Окраин в Центрину назвал нелепым словосочетанием «налоги на защиту общих границ». У нас дома их упоминали только как «подати», причем с негативным подтекстом. В остальном – все то же самое, что мне было известно с детства. Окраины – это что-то наподобие государств в государстве, они находятся под вассалитетом, но в каждой устанавливаются свои законы и порядки. И потому жизнь в Первой Окраине может существенно отличаться от жизни в Седьмой. Центрина во внутренние дела Окраин старается не вмешиваться, уважая право великих князей на региональное обустройство. И определенно не мешает их мелким стычкам между собой, пока доходы в имперскую казну не иссякают. Центрине все равно, кому принадлежит мое мелкое приграничное княжество. Абсолютно наплевать, если эту землю будут дергать между собой сильные и устраивать на ней любое беззаконие. На географии я задумалась и о другом: столица империи, Сердцевина, всего в двух днях пути отсюда, но мне вряд ли будет дарован шанс на нее посмотреть, раз даже за стены университета выглянуть запретили.

На садоводстве мне довелось впервые в жизни немного покопаться в земле, и с концом этого урока все интересные события дня и закончились. Я набрала в библиотеке кучу учебников и книг, в том числе романов центринских писателей. Чтение я люблю, ведь это занятие в моей предыдущей жизни было веселее, чем играть с самой собой в мац-хе. Но очень ждала возвращения Мариты. А у нее целых восемь уроков по сегодняшнему расписанию! Не погорячилась ли я, когда ограничилась минимальным набором? Во вторицу у меня всего два занятия в расписании – первое и четвертое, а на третицу – вообще ничего. Пять предметов на триместр предполагают очень расслабленный режим, с правотой директора в этом вопросе не поспоришь. Может, еще не поздно передумать? Но нет, лучше уж я проведу лишнее время за чтением, чем получу диплом раньше, чем через десять лет!

Я так ждала Мариту, чтобы вместе прогуляться, но она после ужина сразу засела за домашнее задание. Я немного помогла ей с чистописанием, а потом оставила в покое – пусть умница занимается. У нее голова светлая, память хорошая, ей просто с детства все эти науки не вдалбливали, но сейчас она азартно хватает все новое, поглощая необычную для себя жизнь со свойственной ей жаждой неисправимого оптимиста.

На следующий день в большом перерыве между уроками я написала письмо домой. Кратко: как устроилась, что изучаю, какие здесь условия и быт. Нашла отделение, откуда секретари отправляют послания, но в дверях замялась, развернулась и ушла. Закинула письмо в пустую коробку из-под обуви, задвинула ее вниз шкафа. Зачем отправлять? Никого дома я этими строками не обрадую. Разве что немного няньку, если впишу и для нее привет, но Зиде ведь никто не будет мое письмо вслух читать. Остальным же совсем наплевать. Так не пора ли наплевать и мне?

И вот на четвертом уроке, который у нас с Маритой снова был общим, произошло очень странное событие. Нас прервали как раз в момент, когда госпожа Таиран показывала простой книксен. В зал ворвались несколько мужчин в форме университетской охраны.

– Всем взять свои сумки и отойти к стене! – грозно распорядился старший из них.

– Что происходит? – удивленно спросила учительница.

Но мужчина дождался, когда мы возьмем со специально отведенных для этого полок свои учебные сумки и выстроимся в ряд, лишь затем объяснил:

– Произошла кража, госпожа Таиран. И это вопиющий случай для нашего учебного заведения! Девушки, все содержимое сумок вывалите перед собой, выверните карманы, снимите обувь.

Мы выполняли приказы без вопросов, толком ничего не понимая. Судя по лицам моих одноклассниц, такое происходило впервые и шокировало всех. Охранники начали обход с обоих краев, осматривая вещи каждой и заглядывая в пустые сумки. Главный же остался в центре, глядя внимательно на нас по очереди, как будто взглядом мог вычислить воровку и не терял надежду обнаружить ее именно в нашем классе. Но все же пояснил, чтобы мы себя не накручивали:

– Обыскиваем всех студентов без исключения. После урока в комнаты не возвращайтесь – мои подчиненные сейчас смотрят там. – На этих словах девушка справа охнула, но почему-то заставила главу охраны улыбнуться: – Нет, нас не интересуют ваши секретики, любовные письма и противозачаточные травы, так что выдохните.

– Что же вы ищете? – полюбопытствовала снова учительница, но и всем нам это было интересно.

– Очень дорогой перстень, – объяснил служивый. – Вещь заколдована от поисковых заклинаний, как часто делают с древними родовыми украшениями, чтобы враги не могли отыскать его носителя, если им приспичит. Сейчас эта мера сыграла против нас. Но мы в любом случае рано или поздно колечко найдем. Украли у драк-шелле Ео! Можете себе представить, госпожа Таиран? Мне даже интересно, кто и ради чего пошел на такое самоубийство? Перстень даже силы никакой не дает, просто родовая побрякушка.

Многие вокруг заохали, а я же вообще впала в полный ступор. Мне не послышалось?! Мужчина на самом деле это произнес? Шелле – верховная элита империи, средоточие власти. Выше остальных шелле только один император, который тоже, конечно, шелле. А приставка «драк» может означать только…

– Неужели здесь учится кто-то из драконов?! – я схватила за рукав рядом стоявшую девушку.

– Ну да, – ответила она. – Где же им еще учиться? Точно не знаю, но несколько шелле точно здесь есть, а из них, может, два-три дракона. Здесь десятки факультетов, сотни направлений подготовки, мне о списках не докладывали. Отпусти, Айса, а то еще подумают, что ты мне перстень перекладываешь!

У меня по всему телу прошел озноб, но он не был неприятным. Мы с нянькой говорили о том, что есть кто-то выше великого князя Окраины. Намного, намного выше! Тот, кто может от великого князя спасти, тот, кто может даровать от него помилование или прикончить тебя без каких-либо княжеских санкций. И любой из драк-шелле в этом небольшом списке. Мне всегда казалось, что они существуют в каких-то других мирах, а не вот прямо тут, через стенку или в соседнем здании! А если я его отыщу, если упаду к нему в ноги и попрошу о свободе для меня и Мариты, то не станет ли это тем самым поворотом судьбы, о котором я и мечтать раньше боялась? Ведь мы с ней можем отправиться в услужение к ним! Это должно быть лучше, чем до конца дней ублажать старика, пока ему не надоешь или он не захочет послушать твои крики… Но лучше ли? Я почти ничего не знаю о правящей власти в Центрине, на учебники в этом деле полагаться нельзя – про Седьмую Окраину тоже много чего пишут, но сухие факты никогда не отражают реальность. Да и станут ли шелле вообще слушать? Но я не могла уже остановить эту фантазию – как будто в голове моя мечта уже начала сбываться, и ее волей уже было не удержать.

Ни у кого из студенток в вещах украденного не нашли, потому глава охраны закончил:

– Если преступница здесь, то послушай внимательно. Перстенек в любом случае обнаружится, даже если ты его в землю зароешь, а дракон уж определенно сможет понять, кто держал предмет последним. Это означает, что приговор тебе уже подписан, и не так важно, свершится он сегодня или завтра. Но драк-шелле Ео готов простить тебя за чистосердечное признание и если вернешь кольцо, принадлежавшее еще его деду и дорогое исключительно в качестве семейной памяти. Подумай хорошенько! Признаешься – лишишься только кисти левой руки за воровство у шелле, на том и вся твоя беда. Не признаешься – пеняй на себя, потом еще умолять о смерти будешь. Теперь для остальных: выход из университета запрещен до того момента, когда перстень окажется в руках владельца.

Я сглотнула. Это такая у шелле расправа за обычное воровство, да еще и с признанием? Кажется, мне следует повременить взывать к их милосердию. Не прикончат ли меня только за вопрос, могу ли я о чем-то их просить? Развернувшаяся фантазия без труда скрутилась обратно в тугой черный комок безнадеги.

Но теперь я присоединилась к недоумению охраны. Кто же, любопытно, тот самый идиот? И сколько может стоит драконий перстень, если вор рискнул ради него буквально всем? Все равно он идиот – когда отправится к богам на суд, деньги перестанут иметь значение.

Марита тоже удивлялась за ужином. Да в столовой вообще все только о громкой краже у самого драк-шелле и говорили. Все спальни уже обыскали – и пропажу все еще не нашли. Тот дурак, если у него есть хоть одна извилина, должен попытаться от перстня избавиться любым способом. Может, и впрямь в землю зароет, пока не придумает, как из этой катастрофы выбраться. Воришка с висящим над его головой приговором оказался настолько глуп, что его чисто по-человечески даже жалко!

В нашей спальне царил совсем небольшой беспорядок – по всей видимости, охранники обыскали полки и матрасы, могли еще магически осмотреть стены на предмет тайников. Нам с соседкой скрывать было нечего, потому мы даже не подумали раздражаться или напрягаться от вмешательства в личное пространство.

После ужина Марита снова засела за домашние задания, а я опять не знала, куда приткнуться. Все же решила отправить письмо домой. То, что ко мне родственники холодны, не означает, что и я должна быть холодна в ответ. Хотя, наверное, это и означает, но в том всегда была моя слабость: я искала тепла у тех, кто никогда его мне не давал. И зачем-то продолжала надеяться на чудо. Почтовый отдел еще должен быть открыт, если поспешу. А мне обязательно надо было поспешить, иначе завтра снова буду мучиться дилеммой: отправлять конверт или отпустить прошлые связи, как будто их никогда не было.

Я села на колени перед шкафом, нащупала коробку внизу, вытянула ближе к себе. Открыла, взяла свое письмо и замерла, почувствовав себя в ледяной проруби с нарастающим над головой льдом. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. На дне коробки лежало массивное кольцо с камнем оранжево-желтого цвета с тонкой полоской посередине, как зрачок у хищников. Бездумно взяла его в руки, не в силах поверить. Мне не говорили, как выглядит пропавший перстень, я вообще раньше не трогала древнее золото, обладающее красноватым оттенком, но, как под дурманом рассматривая вензеля с потертостями, сразу поверила, что именно его держала в руках. Я уверовала в этот липкий, необъяснимый факт даже отчаяннее, чем всегда верила в богов.

Глава 3

Я рассматривала ссутуленную спину рыжеволосой Мариты, которая, пыхтя и потея, пыталась старательно выводить ровные буквы. Неужели беду на меня навела именно она? Неужели врагом оказалась девушка, которую я чуть ли не сразу записала в сестры, поскольку мы были с ней сроднены единым несчастьем? Со мной ведь и раньше подобное происходило: я всегда открываю душу навстречу тем, кто сам подобного ко мне не чувствует.

У Мариты в университете особое положение. Девушки часто смеются над ее безграмотностью и грубой речью, но она не обращает на насмешки внимания, как если бы их не было вовсе. Зато парни не смеются – хоть в столовой, хоть в учебном коридоре все представители мужского пола замирают и смотрят ей вслед. На это Марита также не реагирует, как если бы жадных взглядов не замечала. Даже будто побаивалась этого восхищения больше, чем презрения. Перед ней стояло то же условие: если Марита после возвращения в замок окажется не девственницей, коей уезжала, то за распутство поплатится не только она, но и вся ее семья, а может, и целая деревня. Я видела в этой безродной девице, не умеющей даже бегло читать, мудрую осторожность, что вызывало уважение.

Могла ли Марита так поступить? И почему перстень не нашли при обыске? Хотя мы с ней вряд ли попадали под серьезное подозрение, потому охрана могла не слишком усердствовать. Мы, лишь недавно прибывшие из Седьмой Окраины, вряд ли в курсе, как пробраться в покои шелле, и уж, тем более, чем ценным там можно поживиться. К тому же мы объявлены невестой и наложницей великого князя – зачем нам деньги, если у нас до конца жизни больше ничего своего не будет? Но то, что кольцо не найдено, не говорило в защиту моей соседки. Глава охраны обмолвился о том, что драк-шелле каким-то образом может ощутить, кто последний трогал его вещь. А я в изумлении взяла перстень в руку – и теперь, если пропажа будет обнаружена в нашей комнате, то я и сделаюсь единственной подозреваемой. Не для того ли она в моих вещах и была запрятана?

Чем дольше я смотрела в ее спину, тем сильнее убеждалась в правоте догадки. Я здесь почти никого не знаю, никто меня не ненавидит, никому я дорогу не переходила. Такое задание ей не мог дать великий князь, это точно: если бы Зохар Рокка хотел меня загубить, то незачем было вообще сюда высылать. Но я ведь видела легкую зависть в ее глазах, когда она сравнивала положение жен и наложниц! Молодых благородных девиц в Окраине больше нет – иначе великий князь не стал бы вообще со мной возиться. Но если меня казнят, да тем более если я буду убита по приказу драк-шелле, то никаких вопросов к другим людям быть не может. Зато Зохар вполне может задуматься о том, чтобы все-таки выбрать невесту из простых. Кого же он выберет, если не исключительную красавицу Мариту? А после нескольких лет университетского образования ее невозможно будет отличить от княжны. И ведь она очень старается в учебе, это заметно. Зачем же она старается, если ей предстоит только ноги раздвигать, пока она старику не надоест? Почему так пыхтит и не сдается, выводя фигурную «А» уже в тысячный раз?

Разум кричал, что больше некого подозревать, но глупое сердце ныло тихонько – дескать, не она. Кто угодно, по какой угодно причине, но только не она. У меня пока не было другого выхода, кроме как промолчать, не выдать себя и наблюдать дальше. Разве что поменьше языком при ней трепать и не воспринимать как подругу. Я знала идеальный способ проверки ее вины, но предпочла пока его отложить.

Марита с большим трудом читала шепотом учебник, стараясь произносить слова правильно, а некоторые, самые длинные, повторяла по несколько раз. Но когда я села на пол для вечерней молитвы, она притихла: то ли решила отдохнуть, то ли меня слушала. И продолжила раздражающе шептать, лишь когда я улеглась спать и с головой залезла под одеяло.

По третицам у меня уроков не было, потому завтрак я проспала и явилась в столовую лишь на обед. К сожалению, Марита уже была там и помахала мне рукой, зовя к себе. И снова чесала про свои уроки, про низкие оценки и собственную несообразительность:

– Ну вот знаю я, как надо говорить, а рот открываю – и привычное льется! Шо с этим сделаешь вообще? – сокрушалась она уже в который раз.

– Нишо не сделаешь, – несколько раздраженно передразнила я.