Академия Горгулий. Напарница дракона Обухова Лена
Глава 1
Главное правило моей жизни гласит: «Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет». Поэтому я ничуть не удивилась, когда в дороге нас застал проливной дождь, а карета – или правильнее сказать экипаж? – попала колесом в выбоину незадолго до того, как мы достигли цели нашего путешествия.
Пока кучер вместе с моим провожатым пытались вытащить застрявшее в яме колесо, остервенелые струи дождя медленно просачивались сквозь заговоренную ткань непромокаемого (как заверили нас в городе) плаща, а я стояла и смотрела на возвышающийся впереди замок.
Он был уже совсем близко, казалось, руку протяни и коснешься, но на самом деле мы не добрались даже до поселения, образовавшегося у его подножия. Зато с такого расстояния громадное здание было видно даже лучше. Дальше дорога шла все время немного вверх, и хотя вокруг нас уже сгустились сумерки, сам замок отчетливо выделялся на фоне неба, подсвеченного последними лучами исчезнувшего за горизонтом солнца. Мне были видны контуры многочисленных башен, увенчанных острыми шпилями, но я, конечно, не могла разглядеть силуэты мерзких каменных тварей, давших этому месту свое имя.
Замок Горгулий. В прошлом это наверняка была какая-нибудь крепость, принадлежавшая кому-то из подданных короля… или кто ими тут правил раньше? Сейчас же здесь размещалась не то школа, не то академия, не то университет. Подробности мне еще только предстояло выяснить. Пока наверняка я знала одно – внутри замка меня ждет мужчина, с которым я уж и не чаяла однажды свидеться. А вместе с ним ждет и новая жизнь. Поскольку я пока не понимала, к добру это или к беде, перспектива меня пугала.
Размышления и страхи, терзавшие последние два дня, вновь так захватили, что я не заметила, как колесо все-таки вытащили из ямы, а провожатый подошел ко мне.
– Можем ехать дальше, – сообщил он, тронув за плечо.
От неожиданности я дернулась и едва не вскрикнула. Двое суток почти не спала, и нервы были уже ни к черту!
Провожатый посмотрел с укором и ворчливо добавил:
– Надо поторопиться.
Поселение мы пересекли быстро, я едва успела его заметить. По дороге, кажется, не встретили ни одной живой души. Впрочем, учитывая ливень и поздний час, это было вполне естественно. Лошади вскоре заметно устали: им и так пришлось преодолеть немаленькое расстояние сегодня, а необходимость тащить карету в пусть и пологую, но все же горку окончательно подкосила, и теперь мы двигались медленнее. Меня рвали на части два противоречивых желания: поскорее добраться, чтобы переодеться, согреться и в идеале поужинать, и снова застрять в колдобине, чтобы еще немного отложить судьбоносную встречу.
Кучер явно был сторонником первого желания: чем ближе к замку мы подъезжали, тем настойчивее он подстегивал лошадей. В этом чувствовалось нечто нервное и зловещее. Особенно когда в вечерней тишине, нарушаемой лишь шуршанием дождя, раздался звонкий и почему-то тревожный удар колокола. Один, другой, третий… Всего я насчитала одиннадцать.
У кучера от колокольного звона окончательно сорвало крышу. Он принялся безжалостно стегать несчастных животных, подгоняя их теперь еще и криками, пока те не разогнались так, что карету зашатало на ухабах. Я заметила, как мой провожатый – немолодой мужчина с постоянно недовольным лицом и всклокоченными седыми волосами – стиснул зубы и сцепленные в замок руки. Мы всю дорогу сидели в экипаже друг напротив друга, и я впервые заметила столь яркие проявления нетерпения с его стороны. Может быть, ему в туалет приспичило? При такой тряске немудрено.
Однако, едва мы влетели в гостеприимно распахнутые ворота, он сразу заметно расслабился и выдохнул. А потом высунулся из маленького окошка, чтобы коротко переговорить с охраной.
– Мы к господину Колту, он нас ждет, – сообщил провожатый, протянув охраннику свернутую в трубочку бумагу.
Никаких вопросов к нам не возникло, и мы спокойно проехали дальше по внутреннему двору: кучер подвез нас к самым дверям основного строения замка.
Вскоре я оказалась в просторном, темном и достаточно пустынном холле. Освещение здесь вообще-то было: под потолком висели люстры с – внезапно! – лампочками, а не свечами, но горели далеко не все. Света хватало, чтобы ориентироваться в помещении, но его было гораздо меньше, чем я привыкла. От этого все вокруг казалось мрачным и угрожающим, а барабанящий по стеклам окон дождь лишь усугублял гнетущее впечатление.
– Ждите здесь, – велел провожатый. И ткнул указательным пальцем в пол, словно уточняя место, на котором я должна была дожидаться его возвращения. – Никуда не ходите. Я узнаю у директора, готов ли он вас принять.
Я безразлично кивнула, даже не задавшись вопросом, какого черта Колт может быть не готов. Слишком устала для таких мыслей. В голове было пусто, только тупая, ноющая боль нудно постукивала молоточками по мозгам.
«Наверное, это все-таки школа, – меня хватило только на этот гениальный вывод. – Раз директор. У академий и университетов ректоры ведь…»
Провожатый проигнорировал широкую лестницу, ведущую из холла на верхние этажи, и исчез в полутьме коридоров. Вскоре стих и звук его шагов, я осталась в безмолвном холле одна. Стащила с себя мокрый, а потому холодный и тяжелый плащ, но не нашла, куда его пристроить: ни вешалки, ни тумбочки, ни даже шаткой табуреточки поблизости не наблюдалось.
Мне, конечно, сказали оставаться на месте, но когда меня это останавливало? Особенно если я находила оправдание не слушаться, а в этот раз и искать не пришлось, я буквально держала его в руках. В весьма озябших, несмотря на первые дни лета, руках.
Поэтому, приметив справа от себя арку, я нырнула в нее и попала в холл поменьше. Такой же темный, пустой и унылый, но здесь нашлось окно, а главное – весьма внушительный подоконник, на который я и пристроила плащик, сложив его пополам. Теперь я хотя бы смогла растереть друг о друга ледяные ладони.
Я едва успела разогнать кровь по мерзнущим конечностям, когда мое внимание привлек приглушенный шум. Он доносился не из большого холла, откуда я пришла, а из-за приоткрытой двери в противоположном конце помещения. Я шагнула к ней, не задумываясь, хотя и понимала, что чем дальше ухожу, тем труднее будет вернуться так, чтобы мое отсутствие не заметили. Не говоря о том, что я рисковала и вовсе заблудиться или забрести туда, куда не следует. Но любопытство, как всегда, оказалось сильнее меня, а сегодня к нему примешалось еще и тянущее чувство, внезапно появившеепся в груди. Словно кто-то дернул за невидимую ниточку и повел меня вперед.
Помещение за дверью было еще меньше того, в котором остался мой плащ, но оно все равно выглядело достаточно просторным. Стена здесь шла полукругом, несколько узких стрельчатых окон располагались на небольшом расстоянии друг от друга. На одном из широких подоконников спиной к входу сидел молодой мужчина в черных брюках и белой рубашке. На коленях у него лежала раскрытая книга, довольно толстая и на вид старая, хотя читать при таком освещении я бы никому не порекомендовала: можно и без глаз остаться.
Впрочем, он, вероятно, лишь делал вид, что читает, поскольку бутылка в его руке была подозрительно похожа на винную, и он весьма жадно к ней прикладывался. Потом вдруг с громким стуком поставил на подоконник рядом с собой, туда же отложил книгу и встал, слегка пошатнувшись.
Я испуганно отпрянула, опасаясь быть замеченной, но мужчина так и не обернулся к входу, не бросил на дверь ни одного взгляда. Зато мне теперь стало лучше видно, что он довольно высок и широк в плечах, хоть и худощав. Длинные черные волосы, достающие практически до лопаток, были перехвачены лентой, но пребывали в беспорядке, многие пряди выбились, сама лента небрежно съехала.
Мужчина повернулся ко мне боком, демонстрируя изящный профиль, растер лицо руками, потом ладони друг о друга, словно они у него тоже замерзли, и слегка поддернул и без того закатанные до середины предплечья рукава. Потом поднял ладони, держа пальцы так, будто они лежали на поверхности невидимой сферы, немного пошевелил запястьями, поглаживая ее.
В пространстве между его руками вспыхнул огонек, в секунды разросся в большой огненный шар, который в свою очередь, повинуясь движению рук, попытался закрутиться в вихрь, но что-то вдруг пошло не так. На тонких запястьях мужчины вспыхнули холодным светом символы и линии, опоясывающие их словно браслеты. Сам он болезненно охнул и досадливо поморщился, а огненный вихрь в его руках погас.
Что-то пробормотав себе под нос, мужчина потянулся к бутылке и снова приложился к ее горлышку. И вдруг насторожился, словно что-то услышал или почуял, и резко обернулся ко мне.
Однако я успела отступить на несколько шагов, а потом и вовсе развернулась, собираясь направиться обратно в большой холл, но едва не вскрикнула, обнаружив прямо перед собой недовольное лицо провожатого.
– Вам было велено никуда не ходить, – напомнил он сварливо. И не дожидаясь моих оправданий, добавил: – Господин Колт вас ждет. Я провожу.
И вновь ему не потребовались ни моя реакция, ни какой-либо ответ. Он просто зашагал прочь, не оглядываясь и не проверяя, следую ли я за ним. Конечно, я последовала. Куда бы я делась? Я зашла уже слишком далеко, чтобы сейчас останавливаться.
Меня провели узкими коридорами, света в которых оказалось еще меньше, чем в холлах, к одной лестнице, потом к другой, в конце концов мы оказались в какой-то башне, где снова поднимались по лестнице, закручивающейся спиралью. Я с ужасом понимала, что без провожатого никогда не смогу выбраться из этого здания. Но едва ли мне предстояло в скором времени отсюда уйти.
Наконец мы остановились перед массивной дверью, на которую мужчина и указал. Мол, тебе туда, детка. После чего просто ушел, не дожидаясь, когда я войду. Ему, наверное, было все равно, переступлю я порог или нет. Его делом было привести меня сюда.
Глубоко вздохнув, я по привычке постучалась, потом мысленно выругалась на себя. Меня же ждут, готовы принять. Решительно толкнув дверь, я вошла.
И оказалась в кабинете. Здесь верхний свет не горел вовсе, только лампа на столе, заваленном бумагами и книгами, и парочка бра на стенах по углам комнаты. Кресло за столом пустовало, поэтому я скользнула взглядом по помещению, ища хозяина кабинета.
Он обнаружился у окна. Стоял спиной ко мне, смотрел, по всей видимости, на капли дождя, стекающие по стеклу. Они занимали его больше. Или ему просто тоже хотелось немного отодвинуть мгновение встречи лицом к лицу.
Мне ничего другого не оставалось, кроме как сверлить взглядом его спину. Широкую, прямую. Господин Колт тоже был высок, как и незнакомец внизу, но вся его фигура казалась более внушительной.
Наконец он обернулся и хмуро посмотрел на меня. На вид ему трудно было дать даже сорок, но я точно знала, что должно быть немного больше. Волосы у него тоже были черными и длинными, но по левую сторону от пробора лежала широкая седая прядь, а кончики едва доходили до плеч.
Наверное, нужно было что-то сказать, но я могла лишь смотреть на него. Энгард Колт тоже не торопился начинать разговор и с не меньшим интересом разглядывал меня. Возможно, как и я, он сейчас прислушивался к себе и пытался обнаружить хотя бы искорку тепла, которое нам следовало испытывать друг к другу. Не знаю, как были его успехи, а я пока ничего подобного не находила.
Наконец его взгляд остановился на моих глазах, Колт шагнул навстречу и даже попытался изобразить нечто похожее на радушную улыбку.
– Вот, значит, какая ты выросла. Здравствуй, Ника. Рад приветствовать тебя в Замке Горгулий.
Я с трудом сглотнула и глухо отозвалась:
– Ну, здравствуй, папа.
Глава 2
До девятнадцати лет я жила совершенно обычной жизнью и пребывала в уверенности, что отца у меня вовсе нет, поскольку отчество – Алексеевна – было позаимствовано у деда, как и фамилия Матвеева. Конечно, чисто биологически второй родитель должен был когда-то быть, но сначала я считала, что он умер еще раньше мамы, а где-то в седьмом классе заподозрила, что папаша жив-здоров, просто бросил нас сразу после моего рождения. Дядя, в чьей семье я воспитывалась, оставшись сиротой, не подтверждал эту догадку, но и не опровергал, сколько бы ни спрашивала. Поэтому спрашивать я перестала.
Не скажу, что мое детство было плохим. И дядя, мамин брат, и тетя, его жена, любили и хорошо обо мне заботились. Их сын тоже никогда не обижал, даже иногда защищал на правах старшего брата. Правда, по-настоящему близки мы так и не стали: каждый зависал в своей компании.
Но сколько себя помню, во мне всегда жила злость. Порой задавленная, задушенная, порой прорывающаяся острыми, режущими как бритва ростками. Я злилась и на бросившего меня отца, и на рано умершую мать, иногда даже на дядю с тетей, но чаще всего – на себя саму.
Это не шло на пользу ни моему характеру, ни учебе в школе, ни общению со сверстниками, ни жизни в целом. Я выбирала компанию таких же обиженных на мир детей, с которыми тайком курила за школой, пила пиво, слушала тяжелую музыку, порой тусовалась вместо того, чтобы делать уроки, и лазила то по законсервированным стройкам, то по заброшенным заводам, снимая дурацкие видео ради пяти минут славы в интернете. Я красила ногти в черный цвет, густо подводила глаза и носила длинную челку, из-под которой было удобно смотреть на людей с презрением. Учителя всегда говорили, что я плохо кончу. Учитывая главное правило моей жизни, сомневаться в этом не приходилось. Время от времени неприятные ситуации случались, и местный инспектор по делам несовершеннолетних знала меня в лицо. Однако серьезных проблем каждый раз удавалось избежать.
Я все-таки умудрялась как-то учиться, удержалась от татуировок, а пирсинг ограничился маленьким колечком в носу и парой дополнительных дырочек в ушах. И главное: мне хватило мозгов не связываться с наркотиками и теми, кто их употреблял. Экзамены в девятом классе сдала весьма терпимо, после чего радостно свалила из школы в колледж, чтобы поскорее освоить специальность в области информатики и программирования. Мир информационных технологий привлекал возможностью весь рабочий день сидеть, уткнувшись в монитор и врубив в наушниках любимую музыку, и почти не общаться с другими людьми. Ну, и платят, как я знала, в этой сфере хорошо, а специалистов всегда не хватает.
Реальность оказалась чуть сложнее ожиданий. Звезд с неба я определенно не хватала и на фоне других учеников выглядела в лучшем случае середняком. Чем глубже в профессию мы погружались, тем очевиднее становилось, что мозги мои устроены как-то не так. Это означало, что больших высот я едва ли достигну, но и без работы вряд ли останусь. А на удаленке я смогла бы работать даже на какую-нибудь столичную фирму, получая очень неплохие для нашего города деньги.
В общем, когда все это случилось, я предвкушала взрослую жизнь, свободную от ограничений и запретов дядиного дома. Наверное, так бы все и произошло, если бы не главное правило моей жизни.
За два дня до того, как я переступила порог Замка Горгулий, мы с приятелями отмечали окончание учебы в колледже. Мне и на выпускном в девятом классе удалось раздобыть бутылку дешевого игристого вина, а тут уж все участники успели достичь совершеннолетия, многие подрабатывали, так что с алкоголем проблем у нас не наблюдалось. Один парень и вовсе притащил бутылку виски. То ли у отца подрезал, то ли решил шикануть и купил. А возможности свои я знала не так уж и хорошо, потому, конечно, не рассчитала.
В итоге очнулась посреди ночи, сама не зная где. Определенно не в квартире одного из наших, где проходило отмечание. Было прохладно и твердо, чем-то воняло, тело ломило, а руки казались липкими. В голове гудело, глаза закрывались, во рту было мерзко, а в желудке неспокойно. Я оттолкнулась от шершавого асфальта, едва осознавая, что валяюсь на улице, как какой-то пьяный бомж, осторожно села и попыталась осмотреться. То, что увидела, грозило еще долго сниться в кошмарах.
Я обнаружила себя позади сетевого магазина рядом с нашим домом. Здесь разгружали товар, а поблизости стояли мусорные баки, в которые выкидывали просрочку и окончательно сгнившие овощи и фрукты. Из них и воняло. Но испугало не это.
На асфальте вокруг меня лежали трое парней. Или мужиков, я не всматривалась и возраст определить не смогла. Все явно были мертвы, жестоко исполосованы ножом или чем-то похожим. Опять же: в ночной полутьме было не так уж хорошо видно. Вот только кровь я видела отчетливо. Она была повсюду: на растрескавшемся асфальте, на телах, на моей одежде и руках.
Я плохо соображала, но одна мысль в голове сформировалась довольно отчетливо: тот, кто их убил, может вернуться за мной. Поэтому я вскочила настолько резво, насколько позволяло мое состояние, и бросилась бежать. Домой, к дяде.
Дорогу я почти не помню, снова мыслить связно начала, только ворвавшись в родной подъезд и захлопнув за собой дверь с кодовым замком. Мои мысли развернулись в совершенно другом направлении. Кто эти люди? Почему мы оказались вместе в таком подозрительно укромном месте? Почему на моей рубашке не хватает пуговиц, а пропавшие вырваны буквально с корнем? По всему выходило, что эти трое могли напасть на меня с понятно какими намерениями, а потом…
Вот что произошло потом, я не могла предположить. Кто-то вступился и убил их? Но почему тогда меня бросили рядом с их телами? Не могла же я сама убить троих, а потом потерять сознание? Как минимум я была без оружия.
Или что-то подходящее подвернулось под руку? Что, если я его просто не заметила в темноте, а оно осталось там валяться. С моими отпечатками. Впрочем, и без оружия с отпечатками меня легко могли обвинить в тройном убийстве. У нас ведь такие дела быстро раскрываются, по горячим следам. Кто был рядом с трупом, тот и убийца. Припомнят все мои подростковые подвиги, глазом моргнуть не успею, как уже в тюрьме окажусь.
К тому моменту, как добралась до квартиры дяди, я, во-первых, окончательно протрезвела от ужаса, а во-вторых, дрожала крупной дрожью. В голове крутилась единственная мысль: «Мне конец».
К счастью, дядя был дома один. Тетка последние годы не работала, поэтому еще в мае перебиралась на дачу, где он навещал ее по выходным. Их сын еще в прошлом году снял квартиру на двоих с приятелем и жил отдельно.
По тому, как быстро дядя открыл дверь, я поняла, что он не спал. Наверное, меня ждал. Возможно, даже пытался дозвониться. Только тогда осознала, что не имею ни малейшего понятия ни где мой телефон, ни где сумка с деньгами и документами.
Мой вид дядю, конечно, напугал, но в первую очередь он решил, что я ранена. Убедившись, что со мной все в порядке, немного успокоился и потребовал объяснений. Я рассказала ему все честно, как на духу, включая собственные соображения по поводу дальнейшего развития событий. Под конец заливалась горючими слезами и нервно икала, не представляя, что делать дальше.
Дядя отправил меня в душ, заявив, что нужно избавиться от перепачканной в крови одежды. Даже помог снять рубашку, но дальше я его застеснялась и попросила выйти из ванной. Он мне, конечно, как отец, но я все-таки уже не маленькая девочка. Дядя почему-то не сразу отреагировал, задумчиво пялясь на мою спину. Только когда я повторила просьбу, вышел, забрав рубашку и велев выкинуть за дверь джинсы, как только сниму их. Я послушалась. Не тот случай, когда я могла позволить себе дать волю духу противоречия.
Когда я вышла из ванной, закутавшись в халат, квартира оказалась пуста и темна, а за окном уже светало. На столе в кухне лежала записка с коротким распоряжением: «Будь дома, никому не открывай, свет не включай, к телефону не подходи. Лучше поспи немного». Я прилегла на диван в гостиной, не надеясь уснуть, но отключилась практически мгновенно.
Впрочем, поспать долго не удалось, хотя дядя так и не вернулся. Весь день я просидела в квартире тише воды, ниже травы. Кажется, даже телевизор ни разу не включила. Забившись в угол дивана, прислушивалась к тишине и любому возникающему шуму. Все ждала, когда в дверь начнут ломиться полицейские, но те так и не пришли.
Дядя вернулся вечером в привычный час, из чего я сделала вывод, что он провел день на работе, как и следовало. Я была готова вызвериться на него, у меня от бесконечно длинного дня и постоянного страха уже крыша ехала, но он с порога огорошил тихим распоряжением:
– Одевайся. Возьми сумку. Много вещей не клади, просто на пару дней пути. Белье там, гигиенические принадлежности… Всякое такое. На месте тебя обеспечат всем необходимым.
– На каком месте? – пискнула я, и сама на себя разозлилась за этот жалкий тон.
– Увидишь. Одевайся.
Я не стала расспрашивать. Дядя выглядел решительно и немного печально, и я поняла, что ударяюсь в бега, а не просто собираюсь пересидеть где-то бурю. Что ж, это лучше, чем тюрьма.
Из дома мы вышли, когда основной поток людей, возвращающихся с работы, иссяк. Дожидаться темноты дядя не стал: в начале лета она опускалась довольно поздно, а нам, как я понимала, еще предстояло куда-то ехать.
Дорога заняла добрых полтора часа, мы выбрались далеко за пределы нашего не слишком большого города. Остановились на пустыре у кромки леса, где дядя сообщил, что дальше придется пройтись. Уже темнело, внизу между деревьями и вовсе сгустились плотные сумерки, но верхушки особо высоких пока еще ярко освещало солнце. Было тепло, но поднимался порывистый ветер, словно надвигалась буря.
– Ты что, решил от меня избавиться? – нервно усмехнулась я, когда мы шагнули в не слишком густые заросли. – Прикопаешь где-нибудь здесь?
Место не производило гнетущего впечатления и не казалось опасным, сюда наверняка ломятся толпы грибников и любителей пикников, но я не понимала, почему дядя привез меня именно сюда. Не хочет же он, чтобы я поселилась в лесу? Я ведь должна два дня куда-то ехать.
Дядя повернулся ко мне, но не улыбнулся, только вздохнул и признался, как ушат холодной воды на голову вылил:
– Нет, я отправляю тебя к отцу. Там тебя никто и никогда не найдет. Я посмотрю, как здесь будут развиваться события, и если все обойдется, ты сможешь вернуться.
По его тону стало понятно, что ему мало в это верится.
– Меня уже ищут, да?
Он мрачно кивнул.
– Ты попала на какую-то камеру, когда убегала с места происшествия. Думаю, они пока не нашли твою сумку с документами, поэтому не знают имени и адреса, но это лишь вопрос времени. Правосудие наше скоро на расправу и дальше первого подходящего подозреваемого редко ищет, поэтому играть в эту рулетку я не хочу. Отец о тебе позаботится. Я думаю.
Только когда слово прозвучало снова, до меня наконец дошел его смысл.
– Значит, он все-таки жив? – фыркнула я, а потом притормозила и огляделась по сторонам. – Он что, отшельник? Лесник? Бандит, тоже скрывающийся от ментов? Почему мы встречаемся с ним здесь?
– Не с ним, – кратко отозвался дядя, не сбавляя ход. – С проводником, который тебя к нему доставит.
Мне пришлось снова зашевелиться, чтобы не отстать, но прежде, чем я нашла слова для дальнейших расспросов, дядя все-таки притормозил. Я проследила за его взглядом и тихо охнула.
Для каждого, кто когда-либо промышлял неформальным туризмом, то есть, проще говоря, лазил по заброшкам, это место было сродни Атлантиде. Кто-то мечтал его найти, другие в него не верили, но знали о нем все. Только не знали, где именно оно находится. Оказалось, вот где.
Заброшенный железнодорожный туннель длиной с полкилометра. Значит, где-то здесь, у нас под ногами, должны находиться и сохранившиеся рельсы. Но все так заросло, что туннель сперва можно было принять за вход в пещеру или дырку в холме. Если бы не видела фотографию, которую большинство считали фейком и монтажом, я бы тоже не сразу сообразила, что к чему, но когда-то я мечтала сюда попасть. Это место буквально снилось мне с тех пор, как я впервые о нем услышала.
– Что все это значит? – едва ли не шепотом поинтересовалась я, не в силах отвести взгляд от темного провала.
То ли туннель изгибался, то ли другой его конец находился слишком далеко, то ли был давно завален, но света внутри не было совсем. А учитывая сгущающиеся вечерние сумерки, место и вовсе выглядело жутко. У меня ведь даже фонарика с собой нет…
– Я никогда не рассказывал тебе о твоем отце, потому что он не из этого мира, – тем временем «объяснил» дядя. И стало совсем непонятно.
– В смысле, не от мира сего?
Зародилось подозрение, что меня просто разыгрывают. И все это: мертвые мужики на задворках магазина, наша поездка за город, треклятый туннель – части сложного спектакля. Разыгрываемого, например, с целью показать, что пить сверх меры – очень плохо.
– Нет. Смысл именно такой, как сформулировал я. Параллельно с нашим существует еще один мир, попасть в который можно через этот туннель. Много лет назад мы с твоей мамой тоже любили лазить по всяким… запретным местам. И однажды нашли это. Так Лелька и познакомилась с твоим отцом…
Дядя замолчал, прикрыв глаза, и тяжело вздохнул.
– В общем, лучше он сам тебе все расскажет. Тем более проводник уже здесь.
Дядя кивнул на туннель, и я снова повернулась к черному провалу. Оттуда действительно как раз вышел весьма странного вида мужик. Тогда я не смогла бы толком объяснить, что именно показалось мне странным. Теперь я понимаю, что дело было в одежде. Она вроде была вполне обычной: ботинки, штаны, нечто похожее на куртку, надетую поверх рубахи без пуговиц, и в дополнение ко всему – длинный коричневый плащ и шляпа. Но все это выглядело… странно. Ткани и фасоны не походили на то, к чему я привыкла.
Мужчина приветственно махнул рукой, но близко подходить не стал, как будто опасался отдаляться от широкого горла туннеля.
– Вот и все, тебе пора, – тихо сообщил дядя, и по его тону я поняла: это не розыгрыш, все происходит по-настоящему.
– Но… куда?
Меня охватила паника. Куда я собралась? Стоят ли намечающиеся проблемы с законом такого риска? Здесь хотя бы известны правила игры, есть родные люди, готовые помочь и позаботиться. А что ждет там? Что это вообще за мир такой – другой? Подземный? Или какой? Я ничего не понимала, а потому ужасно боялась.
– Ты поедешь в Замок Горгулий, твой отец сейчас живет там. Его зовут Энгард Колт. Он ждет тебя. Ничего не бойся. Если тебе можно будет вернуться… В смысле, когда будет можно, я дам знать.
Он вдруг притянул меня к себе и крепко обнял. Я обняла его в ответ и, кажется, плаксиво пробормотала, что не хочу никуда ехать, но дядя отчего-то был крайне настойчив. А я снова не решилась ослушаться. Возможно, потому что в глубине души давно мечтала однажды встретиться с отцом.
Отлипнув от дяди, я повернулась и решительно направилась к проводнику. Не дожидаясь, когда я подойду, тот зашагал к темному провалу туннеля. Я ускорилась, боясь отстать, но на границе света и тьмы все-таки притормозила и обернулась, бросив последний взгляд на дядю. Тот ободряюще улыбнулся и махнул рукой на прощанье, после чего я нырнула в черную дыру.
Здесь было холодно, сыро и ужасно тихо. Поначалу я видела спину проводника только благодаря остаткам солнечного света, но со временем мы ушли слишком далеко от входа. Тогда в руках мужчины зажглась лампа, напоминающая керосиновую. Я видела такие в кино, но эта чем-то неуловимо отличалась. Будь у меня шанс ее рассмотреть, смогла бы описать подробнее.
Мужчина бодро шел вперед, не оборачиваясь и не проверяя, иду ли я следом. За все время он не проронил ни звука. Мне оставалось лишь прислушиваться к гулкому эху наших шагов, отражающихся от стен и сводов, утонувших в непроницаемом мраке. Чем внимательнее я слушала, тем больше звуков появлялось в окружающей тишине. Шорохи, хлопки, шипение, вздохи и, кажется, в какой-то момент мне даже почудился чей-то тихий плач. Источники звуков так и остались для меня тайной, что, возможно, только к лучшему. У меня и так по телу бегали мурашки размером со слона.
А потом впереди забрезжил свет, и мы все-таки вышли из туннеля. Не просто с другой стороны, а действительно в совсем другом мире. Только тогда мой провожатый заговорил и сразу объяснил, что раньше мы не поняли бы друг друга.
– На изнанке мира это обычная проблема. Лишь в истинном мы все говорим на одном языке.
Это обстоятельство показалось весьма хорошим знаком, ведь, отправляясь сюда, я даже не подумала о языковом барьере и о том, как буду его преодолевать.
В следующие сутки я еще много узнала об истинном мире – родине моего отца. А теперь он и сам стоял напротив меня. Такой, каким я его себе даже вообразить не могла.
Глава 3
Пожалуй, с моими представлениями совпали только цвета волос и глаз. И мама, и дядя были светлой масти, поэтому черные волосы и карие глаза определенно должны были достаться мне от отца. Здесь истинное положение вещей меня не разочаровало.
В остальном мои фантазии о родителе претерпевали изменения с течением жизни. Ни одной фотографии я никогда не видела, поэтому в раннем детстве воображала его себе красивым и статным с внешностью то одного актера, то другого. По мере взросления и понимания, что отец нас с мамой банально бросил, его образ стал обрастать разными неприятными деталями вроде злых глаз, крючковатого носа, отечного, как у алкоголиков, лица.
Оказалось, что первоначальный и ныне почти забытый образ был куда ближе к истине. Даже сейчас отец оставался крайне хорош собой, поэтому я прекрасно понимала мать, потерявшую от него голову в те времена, когда он был на двадцать лет моложе. Высокий, действительно статный и довольно крепкий, с приятными чертами лица без какого-либо намека на отечность. Небольшой шрам, проходящий через правый глаз, совсем его не портил, скорее, наоборот, придавал еще больше мужественности его и без того впечатляющей внешности. Не знаю, при каких обстоятельствах он его получил, но сам глаз ничуть не пострадал.
Поначалу лицо отца выглядело довольно сурово или просто напряженно, но когда он шагнул ко мне, делая попытку улыбнуться, черты заметно смягчились. Колт расплел до того сложенные на груди руки, и на мгновение мне показалось, что сейчас он попытается заключить меня в приветственные объятия. Мгновенно подняла голову привычная злость, помноженная на напряжение последних двух дней, усталость от бесконечно длинной дороги в трясущейся по кочкам коробке и неудобство от давно промокших ног, ибо мои кроссовки не были рассчитаны на проливной дождь.
«Если он полезет с обнимашками, я ему врежу», – промелькнуло в голове.
И то ли Колт прочел это на моем лице, то ли и не собирался делать ничего подобного, но объятий не последовало.
– Полагаю, у тебя много вопросов, у меня тоже есть парочка, но ты наверняка устала с дороги, – сдержанно заявил папаша. И ведь даже из вредности я не могла поспорить. – Да и час уже поздний. Поэтому давай я отведу тебя в комнату, потом ты поужинаешь, как следует выспишься и завтра мы обо всем поговорим. Идет?
Я лишь неопределенно кивнула, не в силах противостоять соблазну слов «ужин» и «выспишься», но не желая с ходу демонстрировать полное послушание. Не стоило внушать ему иллюзию моей покорности.
Вновь бродить по коридорам, лестницам и переходам замка не пришлось, мы ограничились тем, что поднялись на пару этажей внутри башни. Там и оказалась моя комната. Довольна просторная, но едва ли светлая даже солнечным днем: здесь были такие же узкие окна, как и внизу. Сейчас же и вовсе горела только небольшая люстра под потолком, которую Колт включил как-то совершенно незаметно для меня. Да еще полыхал настоящим огнем камин.
– Вот, здесь ты будешь жить, – объявил отец, весьма сдержанным жестом обводя помещение и при этом оглядываясь по сторонам так, словно видел его впервые.
Или просто не был уверен, что в нем есть все необходимое. Меня сразу смутило отсутствие платяного шкафа и рабочего места – письменного стола, зато имелся круглый обеденный с четырьмя стульями. В комнате также стояли огромная кровать, небольшой диванчик у одного окна и туалетный столик у другого. Что ж, весьма неплохо. Учиться можно и за обеденным столом, а вещей у меня пока и вовсе нет, так что со шкафом потом разберемся.
Я еще не знала, чему собираюсь учиться, но это ведь школа. А мне, если придется жить в этом мире, потребуется какая-то местная специальность. До компьютеров и программирования здесь явно еще очень далеко.
– Я живу этажом выше, – тем временем сообщил Колт. – Поэтому, если понадоблюсь, ищи меня там.
– А еще здесь кто-нибудь есть? – поинтересовалась я, снимая с плеча единственную сумку, с которой отправилась в путешествие, и ставя ее на один из стульев за круглым столом.
– Эта башня считается моей, поэтому чужие здесь не ходят. На одном этаже с тобой живет только Мелиса.
– Мелиса? – я удивленно приподняла брови, вопросительно глядя на него.
– Одна из преподавательниц академии.
– И твоя любовница, надо полагать? – уточнила я с вызовом. – Раз живет в твоей башне.
Его губы скривились в сдержанной улыбке.
– Она всего лишь друг. Близкий, но друг.
– Знаешь, как говорят? Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной. Рано или поздно все кончается постелью. Хотя иногда – крайне редко – с нее начинается. Ваш вариант какой?
Его улыбка стала шире, в темных глазах заплясали чертики, что немного оживило суровое лицо. Однако отвечать на вопрос он не стал, беззастенчиво сменив тему:
– Здесь пока почти ничего нет. Я имею в виду, никаких вещей, только кое-что в ванной, – он кивнул на неприметную дверь в углу, которая, по всей видимости, являлась входом в означенную комнату.
Интересно, а до водопровода с канализацией они уже доросли? Или там лохань с кувшинами и ночной горшок? По дороге сюда мы пару раз останавливались в придорожных трактирах, и там в качестве туалетов использовались деревянные домики с дыркой в полу и соответствующим запахом. Даже интересно, как дела обстоят в замках.
– Все произошло так быстро, что не было времени как следует подготовиться к твоему приезду. Но в ближайшие дни мы обязательно купим все, что тебе будет нужно.
– Звучит многообещающе, – хмыкнула я, неловко переминаясь с ноги на ногу.
Ужасно не терпелось поскорее снять промокшие кроссовки и все-таки познакомиться поближе с местным санузлом, но не очень-то хотелось открыто сообщать об этом мужику, который, по сути, чужой мне человек.
– Когда немного освоишься в нашем мире, начну знакомить тебя с местными, – тем временем продолжал Колт. – Думаю, к концу года вполне возможно выдать тебя замуж.
– Что?!
Ощущение было такое, словно я с разбега налетела на невидимую стену. О чем это он, черт побери?
– Куда выдать?! Ты охренел, что ли?
На лице папаши отразилась крайняя растерянность. Очевидно, он не ожидал такой реакции.
– Ну… замуж. Тебе ведь девятнадцать, верно?
– Будет через месяц, – буркнула я. – И что с того?
– Подходящий возраст для замужества, – пожал плечами Колт.
– Класс! – всплеснула я руками и возмущенно уперла их в бока. – То есть ты ни дня насчет отцовского долга в своей жизни не напрягался, а едва пришлось, уже торопишься повесить меня кому-нибудь на шею?
Он вновь скрестил руки на груди, глядя на меня с недоумением.
– А какие есть варианты? У тебя были на жизнь другие планы?
– Да, черт побери! Обучение, карьера, путешествия. Тусовки с друзьями. Ну, ладно, с приятелями. Ни к чему не обязывающие романы. Замужество – может быть, когда-нибудь, но не сейчас же! Не так сразу!
– Боюсь, что с учебой и карьерой в нашем мире у тебя будут проблемы. Где ты собралась учиться?
Я выразительно ткнула указательными пальцами в пол.
– А это разве не школа?
– Это академия.
– Ну вот, отличный вариант! В школе я уже отучилась, в колледже тоже. Самое время перейти к академии.
– Ты не можешь здесь учиться, – отрезал Колт.
– Это еще почему?
– Во-первых, у тебя нет соответствующего предшествующего образования. А во-вторых, ты сюда не поступала.
– Вообще-то, она может здесь учиться, – раздался от двери весьма мелодичный женский голос, на который мы с Колтом одновременно обернулись.
На пороге стояла незнакомка лет тридцати. С длинными каштановыми волосами, завивающимися в мелкие кудряшки, четко очерченными черными бровями и ярко-алыми губами. Ростом она была чуть выше меня, облегающие штаны подчеркивали стройность ног, а приталенная туника до середины бедра скрывала все возможные недостатки. Или просто служила альтернативой платью. Женщина приветливо улыбнулась мне и подмигнула, а потом с вызовом посмотрела на отца.
Вероятно, это и была та самая Мелиса. И что бы там ее ни связывало с Колтом, она мне уже нравилась. И понравилась еще больше, когда добавила:
– Она твоя дочь, то есть дочь директора. А значит, имеет право обучаться в академии, не проходя вступительных испытаний.
– Это не решает первую проблему, – упрямо напомнил Колт. – У нее нет соответствующей подготовки.
– Да брось, Энгард, – улыбнулась Мелиса. – Разве большинство наших преподавателей не начинают свои курсы со слов: «Забудьте все, чему вас учили раньше?» Я так каждый раз делаю. А ты нет?
Колт нахмурился, но промолчал, что свидетельствовало в пользу правоты моей внезапной заступницы.
– Она пройдет инициацию, мы объясним ей суть магии, немного позанимаемся летом. Не только бытовыми вопросами, но и более сложными. Уверена, Ника все быстро освоит. А что не освоит, то во время учебы нагонит. Правда?
Мелиса повернулась и вопросительно посмотрела на меня. Я в ответ активно закивала. Вообще-то, меня сложно назвать прилежной ученицей, и никто никогда не говорил, что я быстро схватываю, а магия и вовсе еще недавно была для меня просто суеверием, но в таких делах главное – мотивация. А сейчас мотивация была очень уж хороша, ибо замуж так рано мне совершенно не хотелось.
– Ладно, – сдался наконец Колт. – Можно попробовать. В конце концов, хуже не будет. Если первый курс потянет, то и дальше справится.
Я облегченно выдохнула, а Мелиса снова ободряюще улыбнулась. Однако, уже уходя, папаша весьма серьезно добавил:
– К тому же среди студентов академии немало достойных молодых людей.
После чего дверь за ним и его «просто другом» закрылась, а меня охватило жгучее желание швырнуть что-нибудь родителю вслед в знак крайнего возмущения. Увы, под рукой ничего подходящего не оказалось.
Глава 4
Оставшись в комнате одна, я в первую очередь скинула промокшие кроссовки, стащила сырые носки и подвернула штанины джинсов. Стоять босиком на каменном полу было определенно плохой идеей, поэтому, подхватив сумку, я перебралась на ковер с толстым ворсом, по которому можно было дойти до широкой кровати. Джинсовую куртку, оставшуюся сухой благодаря плащу, я кинула поверх покрывала, а потом и сама плюхнулась на него и принялась рыться в сумке, ища пачку сигарет.
Пачка нашлась, а вот зажигалка куда-то запропастилась, хотя я была уверена, что взяла и ее. Пока рылась, вспомнила мужчину, которого видела внизу, и его огненный шар. Интересно, я тоже так смогу, когда отучусь здесь? Мне бы пригодилось умение зарождать хотя бы крошечный огонек, потому что зажигалки я постоянно теряю.
Но пока я так не умела, а мелкая вредина на редкость хорошо спряталась, поэтому от идеи успокоительной сигареты пришлось отказаться. Огонь в камине, конечно, мог решить проблему, но я не видела вокруг ничего, на чем его можно было безопасно перенести, а засовывать в камин голову я считала не слишком удачной идеей. В конце концов, я не такой уж заядлый курильщик, а поберечь сигареты тоже неплохо, у меня с собой всего одна пачка. Едва начатая, но все же. Стоит сперва узнать, когда я смогу разжиться пополнением и смогу ли вообще.
Засунув сигареты обратно, я пристроила мокрые кроссовки поближе к камину, чтобы просохли, на ручку кресла, стоящего рядом, повесила носки с той же целью, после чего решила повнимательнее познакомиться с комнатой.
В первую очередь меня заинтересовала еще одна дверь, а помещение за ней заставило забыть переживания по поводу шкафа. Там обнаружилась огромная и сейчас практически пустая гардеробная. На полках я нашла только ночную сорочку: из плотной ткани, до щиколоток и с длинными рукавами. Да, пожалуй, в замке достаточно «свежо», чтобы спать в подобном одеянии. Иначе утром, наверное, из-под одеяла не вылезти. Судя по тому, что на вешалке меня ждал еще и весьма теплый халат, с отоплением здесь совсем беда. На нижней полке также обнаружились туфли. Достаточно мягкие и удобные, чтобы использоваться в качестве тапочек, что было весьма кстати: босые ноги уже заледенели.
Остальные вешалки и полки пока пустовали. Трудно было представить, сколько одежды и обуви сюда поместится, у меня сроду такого количества не было. Конечно, не факт, что папаша планирует заполнить это помещение до отказа, но в местные магазины сходить будет интересно. Я надеялась только, что в новом мире обойдется как-то без корсетов. Пока он производил впечатление несколько отставшего от нашего, так что нормальные лифчики здесь вряд ли уже изобрели. Среди прочего я прихватила с собой запас нижнего белья, пару футболок и даже сменные джинсы, но оставался вопрос уместности всей этой одежды здесь.
Следом я отправилась инспектировать санузел, и там меня ждал самый приятный из всех сюрпризов.
Прежде всего, в нем имелся душ! Ну, или вроде того: закуток, в котором из дырок в потолке текла вполне приемлемая по температуре вода. Уходила она через одну большую дырку в полу. Странным показалось то, что она не выглядела глубокой, то есть не была похожа на начало трубы. То, что вода полилась, едва я вошла в ванную, тоже удивило, но сейчас вполне устроило. Потому что никаких вентилей для регулировки напора и температуры я не увидела.
Помимо душа, в комнате стояли вполне себе вместительная ванна, у которой, правда, не было ни кранов, ни слива вообще, раковина с той же проблемой и… да… Он. Ночной горшок. Вероятно, совсем новый, поскольку выглядел таким чистым, что из него можно было бы и воду пить.
Решив, что вопрос с работой раковины и опорожнением горшка можно отложить и до утра, я поспешила воспользоваться последним по назначению, поскольку терпеть уже не было сил. Лежавшие на близстоящей тумбочке бумажные салфетки пришлись кстати, поскольку прекрасно заменяли туалетную бумагу. А крышка делала использование горшка вполне сносным. Что я, у бабушки на даче никогда не гостила? Там у нас долгое время был подобный «биотуалет».
Вода в душе так и текла, пока я бегала за ночнушкой и лазила по шкафчикам в поисках полотенец и какого-нибудь мыла. Нашла в итоге вполне приличную мочалку и даже нечто мягкое и мылящееся, но похожее больше на крем в баночке, чем на гель для душа или жидкое мыло. Впрочем, пахло оно приятно и не сушило кожу – чего еще пожелать?
Помывшись и вытершись полотенцем, я поняла, что с душем все же будут проблемы: вода продолжала течь, а как ее выключить, я не знала. Для верности осмотрела закуток со всех сторон, даже стены потрогала в поисках скрытого управления – ничего.
Идти сейчас за отцом или Мелисой совершенно не хотелось, но и оставить воду так я не могла: она же будет шуршать всю ночь, а даже если нет, я буду знать, что она льется. Для человека, жившего со счетчиком воды, это было неприемлемо. Я продолжала в отчаянии шарить рукой по стенам в безуспешных попытках найти какой-нибудь потайной камень-кнопку.
– Да хватит уже! – в конце концов не выдержала я. – Выключись!
В одно мгновение поток воды прекратился. Неужели так просто?
– Эм… Вода, включись! – интереса ради велела я.
Поток возобновился.
– Выключись!
Остановился. Круто… Прямо умный дом средневековья! Или… какая у них эпоха? По истории я выше тройки никогда не имела, поэтому затруднялась с определением.
Разобравшись с водными процедурами, я вернулась в спальню, где мгновенно напряглась и настороженно оглянулась по сторонам. Однако комната оставалась такой же пустой, какой была до моего похода в душ: свет люстры под потолком был достаточно ярким, чтобы не оставить визитеру шансов притаиться в темном углу.
И тем не менее обеденный стол оказался уставлен тарелками, и от некоторых поднимался красноречивый пар, как будто горячее блюдо едва внесли и поставили.
На всякий случай я проверила, не спрятался ли кто в гардеробной, но и она была пуста. Видимо, еду принесли, пока я воевала с душем, причем очень тихо. Почему-то от этой мысли стало не по себе: вероятно, в замке есть прислуга, но я совершенно не привыкла к тому, что в мою комнату могут заходить какие-то левые, неизвестные мне люди.
Захотелось закрыться, но на двери не нашлось ни замка, ни щеколды. И команда: «Дверь, запрись» не сработала ни в одном из полудюжины вариантов, что мне удалось придумать. Поэтому я просто подперла ручку стулом. По крайней мере, если ночью кто-то решит войти, я услышу и проснусь, меня не смогут застать врасплох.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что ужин мне подали разнообразный и весьма обильный: здесь было и мясо трех видов – холодное и горячее, и сыры, и овощи, и крупа, похожая на булгур, и какой-то теплый напиток в огромной кружке, напоминающий несладкий компот. Обычно вечером я столько не ем, но мой последний прием пищи был давно, а день оказался долгим и насыщенным, поэтому я метала еду с тарелок так быстро, словно соревновалась с кем-то на время. И все равно осилила едва ли половину, что меня, конечно, не огорчило. Остальное вполне могло стать завтраком.
Еду я оставила на столе за неимением иных вариантов, лишь попыталась разместить все компактнее, чтобы прикрыть одни тарелки другими, освободившимися. Немного посидела, удрученно разглядывая обстановку. Пока все складывалось весьма неплохо, но тишина вокруг угнетала. Не давала отвлечься от тревожных мыслей. И смартфона нет: не переключить внимание на забавные картинки и короткие видео.
Впрочем, мысли все равно путались от усталости, и я решила, что нужно ложиться спать. Грядущий день обещал быть не менее напряженным и насыщенным, чем последние два.
Перед тем как лечь в постель, я еще раз заглянула в ванную: от разыгравшейся жажды с компотом я явно переборщила, осушив кружку до самого дна. Там меня ждал еще один приятный сюрприз: ночной горшок оказался пуст, чист и свеж, словно только что поставлен. Снова использовав его по назначению, я опустила крышку, постояла несколько секунд и приподняла ее, осторожно заглянув внутрь. Горшок опустел.