За пеленой лжи Горская Евгения
До подъема оставалось еще семь минут, но Маша, войдя в детскую, весело крикнула:
– Подъем! Ура!
Она улыбалась детям и думала о том, что напрасно отказалась от работы няней в одной обеспеченной семье. Деньги предлагали хорошие, и хозяева, по словам соседки, которая летом предложила познакомить Машу с потенциальными работодателями, были неплохими. Соседка приходила к потенциальным работодателям убирать квартиру.
Маша отказалась сразу, превращаться в обслугу ей решительно не хотелось.
Напрасно отказалась, теперь она ничем не сможет помочь сестре. В смысле, деньгами не сможет. Денег у них с мамой оставалось только дожить до маминой пенсии.
Еще сто тысяч лежали на вкладе на случай непредвиденных обстоятельств, но эти деньги и мама, и Маша трогать боялись.
Только вечером, когда всех детей разобрали родители, Маша подумала, что, жалея сестру, совсем не думает о Геннадии, которому, по-хорошему, еще бы жить и жить.
Впрочем, Геннадия она видела только однажды, когда приехала поздравить Юлю с днем рождения, и, пожалуй, даже не узнала бы его, встретив на улице.
А Юля ее сестра.
– Заходи,– Виктор отпер дверь, потянул Нину за руку.
В прошлый раз было так же. В прошлый раз она тоже, медленно и послушно расстегнув куртку, положила ее на стул.
Только в прошлый раз ему пришлось включить свет в прихожей, потому что было уже темно.
– Иди сюда,– он прошел на кухню, включил чайник. Полез на полку, достал бутылку коньяка, рюмки.
В прошлый раз он тоже налил ей коньяк, но она к нему не притронулась.
На этот раз Нина коньяк пригубила. Поморщилась и села на табуретку, выдвинув ее из-под стола.
В прошлый раз она сказала ему, что ушла от мужа, потому что больше ему не нужна. Она говорила об этом, нервно хихикая, и ему тогда захотелось убить мерзавца, способного сделать ее такой несчастной.
Если бы она плакала, а не хихикала, она бы такой несчастной не казалась, подумал он.
Еще он тогда неожиданно заметил, что она очень красивая, и удивился, что раньше этого не замечал. Он не понимал, как можно от нее добровольно отказаться.
У нее были черные кудри и хрупкая тонкая фигурка. Еще у нее были большие карие глаза и бледные красивые губы.
В прошлый раз она пробыла у него не дольше получаса. Перестала хихикать, поблагодарила и вызвала такси. Когда уходила, она казалась прежней, нормальной.
И потом, на работе, казалась прежней, тихой и немногословной. Вовремя улыбалась, вовремя делалась серьезной. Когда надо, включала свой талант переговорщика.
Только перестала хвататься за любую работу, как запрограммированный робот.
Виктор налил коньяк себе, выпил. Коньяк обжег горло.
Они никога не вспоминали тот вечер.
Она вела переговоры и следила за тендерами и бухгалтерией, а он руководил программистами.
Они были отличными компаньонами. Он не прогадал, когда предложил ей организовать совместную фирму.
Виктор полез в холодильник, достал контейнер с готовым салатом, колбасу. Поставил на стол тарелки и вилки.
О чем с ней нужно сейчас говорить, он не представлял.
Он наклонился, чтобы тоже выдвинуть табуретку, и неожиданно понял, что ему хочется, чтобы она никогда не уходила с его захламленной кухни.
Виктор отпустил табуретку и сунул руку ей в волосы. То есть рука сама туда сунулась. А другая рука опустилась ей на плечо.
Он давно этого хотел, только отчего-то не понимал, что хочет.
Нина его не оттолкнула. Она к нему потянулась.
Губы у нее оказались мягкими и податливыми.
Он на секунду отстранился, заглянул ей в глаза, тут же снова сжал тонкие плечи и удивился, как сильно и громко бьется собственное сердце.
– Мне нравится работать, зная, что ты за стенкой,– признался он потом, прижимая ее одной рукой к своему плечу.
Странно, что он только сейчас это понял.
Ему нравилось заходить к ней в кабинет. Нравилось молча на нее смотреть и нравилось спорить.
Он бы умер от скуки, если бы у него не было такого компаньона.
Диван, на котором они лежали, был старый, с потертой обивкой. Неожиданно ему стало неловко за свой диван и за всю эту убогую квартиру, которая давно требовала ремонта.
Почему-то, когда изредка здесь бывали другие женщины, никакой неловкости он не испытывал.
– Я никому тебя не отдам,– сказал Виктор.
Она приподнялась, заглянула ему в лицо и грустно благодарно улыбнулась. А потом потянулась за брошенной на пол одеждой.
– Не уходи,– попросил он.
Она наклонилась, поцеловала его в краешек губ и начала быстро одеваться.
– Не уходи, Нина. Пожалуйста.
Она провела рукой по его щеке. Он поймал пальцы, сжал.
– Выходи за меня замуж.
– Не могу,– прошептала Нина.
– Почему?– не понял он.– Его же больше нет. Тебе со мной плохо?
– Ты даже не представляешь, как мне с тобой хорошо. И не представляешь, как я тебе благодарна.
– За что?
– За то, что ты у меня есть,– почему-то она продолжала шептать.
Виктору нравилось слышать, что он у нее есть.
– Выходи за меня замуж.
– Сейчас не могу.
– Почему?
– Я хочу отомстить.
– Но его же больше нет!
Ему было так хорошо, что она рядом, и так не хотелось думать ни о чем другом, что в слова он почти не вслушивался.
Нина пошевелила пальцами, высвобождая руку, снова поцеловала его в краешек губ и вздохнула:
– Вот именно!
Когда захлопнулась дверь, он пожалел, что не удержал ее силой.
Думать о том, что она отомстит, было проще и легче, чем о чем-то другом, и Нина цеплялась за эту мысль.
Другие мысли вызывали такую боль, которую она, пожалуй, не испытывала даже тогда, когда Гена сказал ей, что ему нужна Юля.
Тогда она просто отупела и казалась себе попавшей в какую-то другую реальность, ей даже удавалось смотреть на все происходящее со стороны, как будто она была зрительницей, случайно попавшей на пошлую плохую мелодраму.
Тогда в любой момент можно было позвонить Геннадию и сказать, что он подлец и что она его презирает. Еще можно было соврать, что без него ей гораздо лучше и легче, но этого Нина не сказала бы. Она знала, что он умирает, и продолжала его жалеть.
Она ни разу ему не позвонила, и он ей тоже.
Теперь позвонить стало некому. Некому солгать и некому сказать правду. Правда заключалась в том, что он не стал ей чужим даже после того, как так подло и отвратительно с ней поступил.
Еще правда заключалась в том, что Нина до последнего дня ждала, что он ей позвонит. Всерьез обдумывала, вернется к нему или нет, если он снова ее позовет.
Дождь перестал. В лужах отражался свет фонарей.
Метро было совсем рядом. Нина сделала несколько шагов, вернулась к подъезду и, поставив сумку на мокрую лавочку, достала из нее телефон.
Хорошо, что она не удалила номер Юли из контактов.
– Я даю тебе три дня, чтобы ты убралась из моей квартиры,– услышав «алло», быстро сказала Нина.
Юля что-то затараторила, но она не стала слушать и сбросила вызов.
Идти к метро расхотелось. Нина вызвала такси, потрогала лавку и, ожидая машину, села на нее, несмотря на то, что доска была мокрая. Ей показалось, что у нее разом кончились силы.
27 сентября, вторник
Сестра не звала ее на похороны, но Маша все равно поехала. Правильно сделала, все пошло не так, как она себе представляла.
Народу у морга было много, но Юля стояла одна. Остальные собирались группами и явно были между собой знакомы. Геннадий был журналистом, не слишком известным, но знакомства в свое время имел обширные, и то, что проводить его пришли многие, было ожидаемо.
К Юле не подходил никто. Подходили к высокой черноволосой даме, стоявшей рядом с пожилой парой.
Жена, поняла Маша. Жена и ее родители.
Родители Геннадия не могли стоять с таким скорбным, но спокойным видом.
Сестра обрадовалась, увидев Машу. Даже уцепилась за нее.
– Где его родители?– тихо спросила Маша.
– Сейчас подъедут,– Юля дернула головой.
Большего контраста, чем между Юлей и бывшей женой, не могло быть. Жена тонкая, высокая и черноволосая, а Юля маленькая пухленькая блондинка.
Но главное даже не в этом. У жены спокойный взгляд уверенной в себе женщины, в меру скорбный, в меру равнодушный. Юля же нервно покусывала губы и явно чувствовала себя лишней, ненужной.
Толпа раздалась, пропуская пару, которую нельзя было спутать ни с кем. От медленно шедших мужчины и женщины почти осязаемо исходила волна горя.
Юля, отпустив Машу, метнулась к матери Геннадия, но пожилая женщина, словно не заметив ее, шла к жене. Та тоже подалась ей навстречу, обе быстро обнялись, мать заплакала.
На Юлю никто не обращал внимания.
И потом никто не обращал на нее внимания, и во время панихиды ей даже не удалось приблизиться к гробу, как остальным родственникам.
Хорошо, что Маша приехала.
– Не надо ехать на поминки,– шепнула она сестре.
Ничего, кроме нового унижения, не предвиделось.
Юля согласно кивнула. Но когда все вышли из морга, сестра, распихав толпу, пробилась к жене, увлекая за собой Машу.
– Гена написал завещание,– сказала Юля жене.– Он все завещал мне!
Наверное, хотела сказать с вызовом, а получилось жалко.
Жена равнодушно посмотрела поверх Юлиной головы, поморщилась и брезгливо процедила:
– Квартира моя. Чтобы завтра же тебя там не было! Впрочем,– она лениво махнула рукой,– даю тебе еще неделю. Не больше!
Отец Геннадия подвел к жене плачущую супругу.
Маша потянула сестру в сторону, а потом к выходу с территории морга.
10 октября, понедельник
От каждого звонка свекрови тоскливо сжималось сердце. Свекровь не плакала и не жаловалась, а сердце сжималось.
Нина предпочла бы, чтобы свекровь еще на похоронах уцепилась не за нее, а за Юлю и чтобы звонила ей, и Нина могла бы совсем не вспоминать о свекрови. Днем она бы думала только о работе, а по вечерам приезжала бы к Виктору и жалела, что только сейчас открыла, как ей с ним хорошо.
– Как дела, девочка?– спросила свекровь.
– Нормально,– ответила Нина.– Как вы?
– Да как… Илья на работу поехал, а я вожусь с обедом. Ты бы заехала как-нибудь, Ниночка.
– Заеду,– пообещала Нина.
Обычно она приезжала к родителям Геннадия только вместе с мужем, да и то редко, несколько раз в год. Свекровь подкладывала салат ей в тарелку, расспрашивала о работе, передавала привет родителям, и все с облегчением вздыхали, когда визит заканчивался.
– Простите, Любовь Васильевна, я сейчас занята,– соврала Нина.
– Да-да, конечно,– виновато засуетилась свекровь.– Ты звони, не пропадай.
Нина пообещала не пропадать.
Работать расхотелось начисто. Нина попыталась сосредотчиться на требованиях очередного конкурса, но не смогла. Попробовала разложить на экране пасьянс, но и этим заниматься было скучно.
Заглянул Виктор. Нину сразу окутало чем-то теплым, уютным.
Она не помнила, чтобы такое происходило с ней, когда она была с Геннадием.
Гена был известным человеком, а она никем. Нина это знала и гордилась тем, что он на ней женился.
– Посиди минутку,– попросила Нина.
– Бездельничаешь?– Виктор посмотрел на экран.
Ей уже давно было хорошо рядом с ним. Если бы Нина постоянно не помнила, что Гена все еще ее муж и он умирает, новую жизнь можно было бы начать раньше.
– Любовь Васильевна звонила,– вздохнула Нина.
Виктор провел рукой по щеке, послушно сел рядом.
– Она раньше вообще мне не звонила. Только на день рождения.
Нине хотелось опять не думать о свекрови, как она не думала о ней раньше.
Она достаточно настрадалась и имеет право на счастье, а теперь свекровь мешает ей быть счастливой.
– Ну что ты молчишь!
Виктор потянул ее к себе за шею, поцеловал в висок.
– Мне ее жалко,– пожаловалась Нина и решила:– Съезжу я, пожалуй, на ту квартиру. Срочного пока ничего нет. Съезжу.
О какой квартире идет речь, Виктор понял сразу. Взгляд его из ласкового стал настороженным.
Она погладила его по руке.
– Нужно проверить квартиру. Мало ли что…
Нужно выбросить продукты, если таковые в квартире есть, отключить холодильник. Проверить, закрыты ли окна.
– Давай вечером вместе съездим,– предложил он.
Ему не нравилось, когда она от него уезжала.
Геннадию не нравилось, когда она подолгу была дома.
– Вместе тоже можно съездить,– Нина решительно выключила компьютер.– Я ненадолго. Съезжу и сразу вернусь.
Затея ему не нравилась, но он промолчал.
Жаль, что они потеряли много времени. Она страдала, тосковала и мечтала отомстить, а на самом деле все это ей не нужно. Ей нужно, чтобы Витя смотрел на нее ласково и она знала, что очень ему нравится.
Навигатор показал, что ехать придется минут сорок. Раньше, когда она жила с Геннадием, она добиралась быстрее. Машин в городе прибавлялось с каждым годом.
Нина спешила домой, вбегала в квартиру и заглядывала в бледное лицо.
Иногда Гена ей улыбался, иногда устало и недовольно морщился.
– Почему так поздно?
Она не обижалась и не начинала объяснять, что у нее много работы. Она видела, как ему плохо, и мечтала только о том, чтобы болезнь отступила.
Больные люди всегда капризничают, она относилась к этому спокойно.
И к тому, что Гена улыбается и даже шутит с Юлей, а на Нину почти не смотрит, относилась спокойно.
И получила то, что получила.
Двор оказался перегороженным шлагбаумом, она потратила минут десять, чтобы пристроить машину.
Если они поменяли замки, я туда не попаду, доставая ключи, с досадой подумала Нина. Придется вызывать полицию, чтобы вскрыть дверь.
Ключ от подъезда подошел. Она снова захлопнула подъездную дверь и набрала код домофона. Код оказался прежним, дверь запищала.
Подъезд не изменился. Только стены теперь были покрашены другой краской и в лифте висело другое зеркало.
Выйдя из лифта, она шагнула к своей бывшей квартире и не заметила бы стоявшую у окна девушку, если бы та не сделала к ней пару шагов.
Девушка смотрела на Нину с испугом.
Кажется, они узнали друг друга сразу. На похоронах Нина старалась не замечать Юлю, но то, что Генина любовница жмется к очень похожей на нее девице, заметила.
Похороны вообще прошли так, как Нина могла только мечтать. Юлю все демонстративно не замечали, а Нине соболезновали.
Когда Юля с незнакомой девкой исчезли, Нина поняла, что лучшую месть придумать было сложно.
Ей больше не хотелось мстить Юле.
Юля осталась в прошлой жизни, с которой Нину больше ничто не связывало. Разве что звонки свекрови.
Сегодня у Ильи Никитича была только одна лекция. Он ненадолго появился на кафедре, наспех проконсультировал аспиранта и поспешил домой.
Казалось, что страх за жену усиливался с каждым метром по мере приближения к дому. В аудитории страх пропадал, ему удавалось отключиться, а на улице и в метро наваливался тяжкой ношей.
Страх вновь отпускал только дома, когда он видел, что ничего страшного с Любой не произошло, она смотрит телевизор, или читает какой-нибудь детектив, или слушает музыку, сидя у окна.
Сегодня она сидела у окна в тишине.
– Ты что-нибудь ела?– повесив куртку, спросил он.
– Тебя ждала,– виновато улыбнулась жена.
Ему было бы легче, если бы она плакала. Тогда он ее успокаивал бы, и это казалось естественным и понятным.
Она не плакала, она разговаривала так, как будто в их жизни ничто не изменилось.
Внешне действительно мало что изменилось. Они много лет виделись с Геной редко и мало что знали о его делах.
Когда сын заболел, они делали для него все, что было в их силах, но при этом их жизнь продолжала оставаться прежней. Они заботились друг о друге, по вечерам смотрели какие-нибудь фильмы или читали что-то, устроившись в креслах.
– Пойдем обедать,– Илья прошел на кухню, открыл холодильник.
Тарелки с двумя пирожками, которую он утром здесь видел, не было.
На столе стояла Любина чашка с недопитым чаем.
Чай с пирожками не лучший завтрак, но хорошо, что жена позавтракала хотя бы этим.
Илья достал из холодильника кастрюлю с борщом, поставил на плиту. Борщ Люба любила.
Пару раз в неделю к ним приходила девушка, приносила продукты, готовила. Пожалуй, было бы лучше, если бы Люба готовила сама, любое дело отвлекает от горя.
Жена подошла, тихо села за стол, вздохнула.
– Совсем нет аппетита.
– Съешь хотя бы немного,– попросил он.
Борщ закипел, Илья наполнил тарелку, поставил ее перед женой.
Грязную чашку поставил в мойку.
– Как на улице?– спросила Люба.
– Холодно.
Он наполнил вторую тарелку, сел напротив жены.
– Но дождя нет. И ветра нет. Хочешь, пойдем погуляем?
– Ты, наверное, устал,– вздохнула Люба.
– Я не устал. И прогулка для меня отдых, а не работа,– улыбнулся Илья.
– Ты точно не устал?
– Точно. Что на второе будем?
– Я ничего. Борщ еле-еле доела.
Илья не стал настаивать, бодро сказал:
– Пойдем гулять. Только одевайся потеплее.
Подумал, не вымыть ли посуду, пока жена одевается, решил вымыть, жена обычно одевалась долго.
Прогулка оказалась неудачной. Пошел дождь, и пришлось вернуться.
– Здравствуйте,– девка, которая была с Юлей на похоронах, торопливо подошла к Нине.
На похоронах она была в накинутом на ворот куртки черном шарфе. Сейчас шарфа не было, под сползшим капюшоном торчали неопрятные блеклые пряди.
В глазах девицы стояли слезы.
– Что вам угодно?– сузила глаза Нина.
– Я не могу дозвониться Юле,– промямлила девка.
– А я здесь при чем?– поразилась Нина.
Если бы не слезы, которые потекли у девки из глаз, она бы решительно ее обошла и захлопнула перед ней дверь.
Слезы помешали это сделать.
– При чем здесь я?– повторила Нина.
– У нее пятый день не отвечает телефон,– девка достала из кармана носовой платок, вытерла нос.– Я не могу попасть к ней в квартиру.
– Это моя квартира!– отрезала Нина.
Читать бесплатно другие книги:
