1881 Акунин Борис

I. Раненый слон

На двухъярусной сцене верхний этаж затемнен. Нижний переполнен людьми. Когда открывается занавес, они все неподвижны – словно воспроизводится немая сцена из «Ревизора». Военные, штатские, лакеи, дамы застыли в панических позах. Среди них Воронцов в центре небольшого кружка.

Звучит тягостная, щемящая – даже не музыка, а фоновая нота.

Вдали стреляет пушка крепости, и всё оживает. Люди лихорадочно двигаются, возбужденно разговаривают. Кто мечется, кто-то заламывает руки, кто-то рыдает, кто-то что-то рассказывает, окруженный слушателями.

Вбегает Первый Курьер.

ПЕРВЫЙ КУРЬЕР

К его величеству! Срочное донесение! Где государь?

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Который? Старый или новый?

ПЕРВЫЙ КУРЬЕР

…Любой. «Молния» от московского генерал-губернатора.

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Оба там.

(Показывает на лестницу, ведущую наверх. Перед лестницей стоят два казака с саблями наголо. Курьер бросается туда.)

Не велено никого пускать!

Казаки преграждают путь. Первый Курьер в растерянности останавливается.

Вбегает Второй Курьер.

ВТОРОЙ КУРЬЕР

Срочная телеграмма его императорскому величеству из Одессы!

Камер-лакей отмахивается – он хочет послушать, что говорит Воронцов. Второй Курьер, потоптавшись, останавливается около Первого Курьера.

ВОРОНЦОВ (окруженный слушателями)

…Убить самодержца в центре столицы, среди бела дня, двумя бомбами… И бог знает, сколько вокруг было других террористов. Следует признать, что война с «Народной Волей» проиграна. Вы уже видели послание их подпольного «Исполнительного Комитета» новому государю?

ГОЛОСА

Нет. Нет. Чего они хотят? Что они требуют?

ВОРОНЦОВ (достает листовку)

Не требуют. Предлагают. Гражданский мир. Вот послушайте: «Из создавшегося положения может быть два выхода: или революция, или добровольное обращение верховной власти к народу. В интересах родной страны, во избежание напрасной гибели сил, во избежание тех страшных бедствий, которые всегда сопровождают революцию, Исполнительный комитет обращается к вашему величеству с советом избрать второй путь. Этих условий, по нашему мнению, два: общая амнистия по всем политическим преступлениям и созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни сообразно с народными желаниями».

ДАМА

Это совсем не глупо.

ГОСПОДИН

И довольно умеренно.

ТРЕТИЙ КУРЬЕР (вбегая)

Срочное сообщение из Кронштадта! Лично в руки его величества! Не терпит отлагательства!

Этого отправляют к предыдущим.

ВОРОНЦОВ

Ну вот вам, извольте. Должно быть, волнение среди матросов. Господа, надобно потребовать от графа Лорис-Меликова, чтобы он вступил в переговоры с «Народной волей». Хватит бомб, хватит виселиц, хватит крови. Недоставало нам здесь, в Петербурге, Парижской Коммуны!

Появляется Лорис-Меликов в сопровождении Жандармского Офицера.

ВОРОНЦОВ

Наконец-то! (Направляется к Лорис-Меликову.) Михаил Тариелович, что вы за капитан, если во время такого шторма вас нет на мостике?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Разве это шторм? Настоящий шторм там. (Показывает в сторону кулис.) Землетрясение, от Балтики до Тихого океана. Держава – как раненый слон, обезумевший от боли и страха. Нужно было принять неотложные меры, пока он не разнес всю посудную лавку вдребезги.

ВОРОНЦОВ

Заявление «Народной Воли» видели? Там предлагаются дельные вещи. Может быть, это несчастье еще пойдет России на благо. Как Парижский мир пятьдесят шестого года после Крымской катастрофы.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Полноте, Евгений Павлович. Это разрушители государства. Их надо истребить, как взбесившихся собак. Но вы правы в том, что умный человек и беду должен обращать себе на пользу. Бог даст, наше дело теперь ускорится. Надо ковать железо, пока… пока его не начали ковать другие. (Видит растерянных курьеров.) Что у вас? Донесения государю? Давайте.

Курьеры передают ему телеграммы. Лорис-Меликов читает их, поднимаясь по крутой лестнице. Свет в нижнем ярусе меркнет, движение там замирает, все снова застыли. Движется только человек-всегда-знающий-что-делать, ярко освещённый лучом. Под его тяжелыми шагами преувеличенно громко скрипят ступени.

В интерьере, который мы уже видели, подле стола, на котором лежит накрытое простыней тело, закрыв лицо руками, сидит Цесаревич, который теперь стал императором Александром III. Он один. Плечи трясутся от рыданий.

Оборачивается на скрип лестницы.

АЛЕКСАНДР III

Кто там? Я же просил дать мне покой! А, Михаил Тариелович. Какое ужасное горе… Невозможно поверить… В голове тьма… Мысли путаются… Бедный папа…

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Ваше величество, осиротели не только вы. Осиротела империя. А это значит, что сейчас не время предаваться отчаянию. Вы не можете себе этого позволить. Вы самодержец, единоличный правитель великой империи. Она в потрясении. И ждет ваших решений.

АЛЕКСАНДР III

Каких… решений?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (держит стопку телеграмм, по одной кладет на стол)

Срочных. Московский генерал-губернатор князь Долгорукий доносит, что Городская дума по собственной воле завтра созывает экстренное совещание, а это противоречит закону. Генерал-губернатор спрашивает, препятствовать или нет. Одесский генерал-губернатор князь Дондуков сообщает, что по городу разнесся слух, будто государя принесли в жертву евреи в преддверии своей жидовской Пасхи. Возможен погром. Князь спрашивает, выводить ли на улицы солдат. Командующий Кронштадтом сообщает, что многие экипажи отказываются выйти на построение. Просит разрешения на немедленный арест смутьянов, но опасается, что матросы могут их не выдать. На биржах катастрофическое падение акций. Курс рубля резко опускается, министр финансов спрашивает, не прекратить ли обмен кредитных билетов на золото и валюту. Это, пожалуй, самое неотложное. Какие распоряжения по вышеперечисленным вопросам угодно будет сделать вашему величеству? (Берет блокнот, готовый записывать. Выжидательно смотрит.) Ваше величество?

АЛЕКСАНДР III (в панике)

Я… я не знаю. А что думаете вы?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (не заглядывая в бумаги, ровным, спокойным голосом)

В Одессе полагал бы достаточным установить патрулирование и не допускать людских скоплений на улицах. Кронштадтских матросов можно успокоить, нынче же приведя к присяге и пообещав после того водочное довольствие на помин души покойного государя. На биржах временно остановить торги. Обмен рубля не прекращать, наших резервов довольно, чтобы выдержать панику. Напротив, колебание курса может оказаться для казны выгодным, потому что при твердом и уверенном поведении правительства рубль вернет свои позиции и поднимется выше прежнего. А впрочем, если вашему императорскому величеству угодно решить иначе…

АЛЕКСАНДР III

Нет-нет! Сделайте всё, как вы говорите. Но было что-то еще… Ах да, самовольство Московской думы. Ну это, я думаю, не очень страшно.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Напротив. Как раз это событие самое тревожное из всех. Потому я и позволил себе оставить его для особенного обсуждения… В роковые моменты, когда сотрясаются основы государства, более всего следует опасаться не экстремистов, с которыми в конце концов справится полиция. Куда опаснее настроение образованного общества. Ежели общество вообразит, что верховная власть пошатнулась и ее можно заменить, – монархии конец. Мы должны удержать инициативу, возглавить общественное движение. Не отторгнуть его, а приручить.

АЛЕКСАНДР III

Но как, как?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Об этом была наша последняя беседа с царем-мучеником. (Скорбно склоняет голову перед телом.) Государь соизволил одобрить манифест о привлечении общественных деятелей к составлению законов. Вот этот документ, собственноручно подписанный императором-Освободителем. (Вынимает из портфеля бумагу.) Если завтра его опубликуют, то во всех думах и земствах, где бы они ни собрались, будут обсуждать только этот акт – последнюю милость усопшего государя и первое благодеяние нового… Разумеется, в случае, если ваше величество не отменит последнюю волю страдальца…

АЛЕКСАНДР III

Как я могу?! (Читает документ.) Законосовещательные комиссии… Выборные от земств… Ах да, мы с папа, кажется, говорили об этом, но я не думал, что всё уже решено. Комиссии с выборными представителями?

ЛОРИС-МЕЛИКОВ

Да, совещательные. И выборы будут под строгим присмотром местной власти.

АЛЕКСАНДР III (целует бумагу, голос дрожит)

Это его рука… Быть может, последнее, что он совершил на этой земле…

Не может говорить, подавляет рыдание. Граф почтительн поглаживает царю плечо. Оба застывают.

Свет в верхнем ярусе меркнет, в нижнем становится ярче. Там снова всё приходит в движение.

Входят Победоносцев и его чиновник особых поручений Воронин, оба в строгих черных сюртуках, прямые и стремительные.

ПОБЕДОНОСЦЕВ (камер-лакею)

Победоносцев, обер-прокурор Синода. К государю.

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Ждут. Неоднократно спрашивали. Пожалуйте.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Со мной мой помощник действительный статский советник Воронин.

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Виноват. Строго велено – никого кроме вашего превосходительства.

ВОРОНИН (передавая папку)

Ничего, Константин Петрович. Там всё разложено, как вы велели. Отлично обойдетесь без меня. Серебряной скрепкой соединены листки по первому пункту, бронзовой – по второму.

Константин Петрович Победоносцев

ПОБЕДОНОСЦЕВ (сам себе)

По первому – серебряной, по второму – бронзовой. Ожидайте меня здесь, Виктор Аполлонович. Ну, укрепи Господь.

Стоит перед лестницей, крестится, бормочет молитву.

ВОРОНИН (камер-лакею)

У государя кто-нибудь есть?

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Граф Лорис-Меликов.

ВОРОНИН

Давно?

КАМЕР-ЛАКЕЙ

Порядком.

ВОРОНИН (громко, в спину Победоносцеву)

У государя граф Лорис-Меликов. Давно.

ПОБЕДОНОСЦЕВ (вздрогнув, заканчивает молитву скороговоркой)

«…Да будут слова уст моих и помышление сердца моего благоугодны пред Тобою, Господи, твердыня моя и Избавитель мой!»

Начинает медленно подниматься по лестнице.

К Воронину подходит Воронцов.

ВОРОНЦОВ (насмешливо)

Приветствую благочестивого монсиньора Воронина.

ВОРОНИН

Здравствуйте, сиятельный граф де ля Фер. Как поживаешь, Воронцов? Давно не виделись. Но слежу, слежу. Всё на общественных ристалищах?

ВОРОНЦОВ

Да, мы не прячемся, не келейничаем. Всё на виду. В отличие от вас, шептунов. Зачем пожаловал, Виктор?

ВОРОНИН

За тем же, за чем и ты, Эжен. В чистом поле под ракитой богатырь лежит убитый. А мы с тобой Воронин и Воронцов. Ворон к ворону летит, ворон ворону кричит: «Ворон, где б нам отобедать?». Я слышал, ты поставил на Лориса? Это логично. Он рысак твоей масти. Золотистый в яблоках. А я ставлю на вороного. (Кивает на Победоносцева.)

ВОРОНИН

Что ж. Ставки сделаны. Поглядим, чья лошадь возьмет приз.

Наверху появляется Лорис-Меликов, успокоительно кивает Воронцову, начинает спускаться.

ВОРОНЦОВ

Твоя вороная опоздала со стартом. Извини…

Идет к лестнице. Лорис-Меликов, встретившись с Победоносцевым, почтительно кланяется. Тот осеняет графа крестным знамением, проходит мимо. Лорис-Меликов быстро, молодо спускается вниз.

ЛОРИС-МЕЛИКОВ (отводя Воронцова в сторону)

Дело сделано. Манифест можно публиковать в газетах. Помните, что вы мне обещали.

ВОРОНЦОВ

Будьте покойны. В таких обстоятельствах не до внутренних раздоров. И… спасибо вам. Пока другие говорят хорошие слова, вы делаете хорошие дела. Это у нас в России редкость.

Застывают в рукопожатии, как застывают все, находящиеся в нижнем ярусе. Луч следует за Победоносцевым во второй ярус, где снова загорается свет.

Царь в той же позе, в которой прежде застал его Лорис-Меликов: сидит за столом, обхватив голову руками.

ПОБЕДОНОСЦЕВ (дрожащим от слез голосом)

Боже, этого я больше всего и страшился! Увидеть вас в этот ужасный час совершенно одиноким …Простите меня, простите! (Вытирает слезы.)

АЛЕКСАНДР III (поднимается)

Константин Петрович, я ждал вас! За что вас простить?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

За то, что, узнав страшную весть, я поспешил не к вам, а в божий храм. Молиться за бедного государя. И за бедную Россию. Но Россия большая и сильная, она выдержит. А надо было думать о вас, о том Саше, которого я учил когда-то любить законы человечьи и Божьи.

Обнимаются. Александр III глухо рыдает. Победоносцев гладит его по спине.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Ужасное испытание от Господа, ужасное… Его надобно выдержать. Не возроптать, не согнуться, не сломаться. Стать выше, чище, сильнее… Через какой грозный порог угодно Богу провести вас в новую судьбу вашу! Вся душа моя трепещет за вас. Несказанно тяжкое бремя на вас возложено…

АЛЕКСАНДР III

Да, да… А знали бы вы, как мне страшно… И показать никому нельзя…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Нельзя показать слабость, никак нельзя. И это тяжелее всего, я знаю. Вы должны быть как скала. Особенно сейчас, когда содрогнулись самые стойкие. В первые дни царствования очень важно явить себя богатырем, Ильей Муромцем, который удержит на своих могучих плечах всю Русскую землю. Ни слезинки на людях. Никаких колебаний. Не упускайте ни одного случая заявлять свою личную решительную волю. Говорите твердо и ясно: «Я так хочу» или «Я не хочу этого».

АЛЕКСАНДР III

Господи, если б я знал, чего я хочу и чего я не хочу… Голова кругом… Хорошо есть Лорис, который знает, что нужно делать.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Граф приходил к вам, чтобы получить одобрение манифеста о законосовещательных комиссиях?

АЛЕКСАНДР III

Откуда вы знаете? То есть он приходил не только за этим, но и за этим тоже.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

У меня есть помощник, весьма дельный. Он всё знает прежде и точнее всех. Этот человек прежде служил в Третьем отделении и обладает самыми разнообразными навыками. (Бормочет сам себе.) Манифест это пункт два. Пункт два – бронзовая скрепка… (Достает из папки бумажки, заглядывает в них.)

АЛЕКСАНДР III

Что это у вас?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Тезисы по поводу манифеста. Проклятая рассеянность. Все приходится записывать… Первое. То, что могла позволить себе власть давняя, привычная, и к тому же в обычных обстоятельствах, не может позволять себе власть новая, не окрепшая, да еще в ситуации государственного кризиса. Вчера манифест выглядел бы царской милостью. Завтра, после случившегося, он будет воспринят как слабость нового государя. Неужто вы этого хотите?

АЛЕКСАНДР III

Нет…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Второе. Полезен ли вообще подобный шаг? На первом этапе он, вероятно, вызовет восторг у так называемой интеллигенции и у Европы. Но интеллигенция престолу не опора, а Европа – что нам Европа? У нее свои правила жизни, у нас свои. Вообразите себе Россию, в которой каждый краснобай получает возможность красоваться перед публикой. Можно ли сорвать аплодисменты, поддерживая власть? Нет, в том ведь нет никакой доблести. Иное дело – критиковать, ни за что при этом не отвечая. Больше всего аплодисментов будет срывать тот, кто будет метать стрелы выше. В губернатора? Молодец! В министра? Герой. А скоро стрелы полетят уже в ваше величество. Под громкое хлопанье в ладоши. Вот прямое и неизбежное следствие лорисовского манифеста.

АЛЕКСАНДР III

Но я уже изъявил графу свое согласие. Завтра манифест будет опубликован в «Правительственном вестнике»…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

И это приводит меня к тезису третьему. Пошлите к Лорис-Меликову курьера, известите его, что по зрелом размышлении вы считаете бестактным в нынешний час отвлекать страну от траура и скорби столь важным политическим актом.

АЛЕКСАНДР III