Правда или желание Тимошенко Наталья
– А кто ее душил? – спросил Леша. – Антон или тот, второй?
– Понятия не имею. Ее душил кулон на цепочке, а кто его держал, не знаю.
– Эх, – Леша вздохнул. – И даже если мы его найдем, отпечатки пальцев с тонкой цепочки не снимешь.
– Но на ней может быть ДНК, – заметила Лера. – Найти преступника вам это не поможет, но доказать, что он держал цепочку, когда найдете ее, – да.
– А цепочку не нашли? – удивился Никита. Ему казалось логичным, что подобное орудие убийства должно остаться на жертве.
– Увы, – Леша развел руками. – Рядом с трупом ничего не было, а в целом украшений в доме много. Сейчас Лерка нам по следам опишет искомое, и будем просматривать.
– Если вам это поможет, то кулон был на ней до убийства, его не набрасывали сверху.
– Кстати, взгляни еще кое на что, – предложила Лера, отворачивая простыню на теле Алины.
Никита подошел ближе, сразу замечая темные полосы на плечах девушки. Остановился в изголовье каталки, приложил руки к следам, не касаясь кожи.
– Да, это следы того, кто ее держал.
– А что ты скажешь на это?
Теперь уже Лера вытащила мобильный телефон, быстро, не прицеливаясь, сфотографировала тело и протянула Никите. Тот взял телефон осторожно. Неясное ощущение словно шептало на ухо, что он увидит что-то страшное. Страшнее того, что было на снимках Леши. Все тело Алины покрывали темные пятна, похожие на те, что он видел на плечах. Но даже не это пугало его сильнее всего, а что, он не мог понять. Нужно остаться наедине с собой, разобраться в ворохе ощущений, отбросить все ненужное, чужеродное, и может быть, тогда он поймет.
– Что это? – глухо спросил он. Не удивленно, он не был удивлен. Его почему-то подташнивало, но эти ощущения тоже лежали за гранью осознания.
– Мы надеялись, ты нам скажешь, – заметил Леша. – Следы видны только на камере, вживую мы тут под лупой рассматривали, ничего не увидели.
– Более того, следов крови нет ни на видимых, ни на невидимых пятнах, – добавила Лера.
Две пары глаз пытливо сверлили его, ожидая, что он что-то скажет, но Никита молчал. Он понятия не имел, что это, но почему-то казалось, что должен знать.
– Похоже, тот, кто держал ее перед смертью, уже касался ее раньше, – наконец выдавил он. – Следы постепенно сходят с кожи, как настоящие синяки, но оставляют ментальный след, видимый на фотографии.
– Как такое возможно? – мрачно поинтересовался Леша.
– Фотопленка более чувствительна. Есть данные, что часто на пленку удавалось заснять то, что не видел глаз. Например, призраков. Очевидно, цифровые фотоаппараты, в том числе камеры в мобильных телефонах, тоже более чувствительны к подобным вещам.
– Ты хочешь сказать, – осторожно начала Лера, – что Алину держало нечто сверхъестественное?
– Или так, или у нее какое-то редкое заболевание, при котором кожа ведет себя подобным образом.
Леша и Лера переглянулись, и Никита видел, что оба хотят верить во второй вариант, но понимают, что первый более вероятен. Потому что нет такого заболевания. И сложно даже представить, как именно физический недуг может менять информационное поле вокруг.
– Давайте так, – наконец решил Леша. – Лера считает, что это заболевание, возможно, пока неизвестное науке, и ищет любые упоминание о подобных вещах в медицинской литературе, а Никита считает эти следы воздействием чего-то сверхъестественного, и отрабатывает эту версию.
Теперь две пары глаз уставились уже на Лешу.
– Смею напомнить, что я всего лишь судебный медик, – первой отозвалась Лера. – И в мою задачу входит сделать вскрытие и определить причину смерти.
– А я вообще у вас не работаю, – согласился с ней Никита.
Но Лешу не так-то просто было смутить.
– В процессе вскрытия ты обнаружила странные следы, – сказал он Лере, – и твоя задача в том числе определить их природу. – Он повернулся к Никите. – А насчет тебя я со следователем договорюсь. Дело ведет Воронов, а он после той истории с зомби к тебе расположен.
Никита вовсе не был уверен в расположении следователя к собственной персоне, но отказываться не стал. Странные следы его заинтриговали, а собственные ощущения напугали, поэтому он был не против влиться в расследование.
Всего этого он, конечно, не рассказал Кристине.
– Это радует, а то, если бы ты был у девушки, я бы чувствовала себя неловко, – томно улыбнулась та в ответ на его краткие слова о работе. – А так у меня еще есть надежда.
Если бы не ее бесстыжий взгляд и откровенные позы, Никита постарался бы как можно тактичнее ответить, что рассчитывать ей не на что. Ну влюбилась двадцатилетняя девушка в брата своей подруги, так бывает, и следует щадить девичьи чувства, но Никита понимал, что ни о какой любви речи не идет и щадить тут нечего. Ей просто хочется его соблазнить, ведь он лет на восемь-девять старше, в возрасте Кристины такой спортивный интерес не вызывает симпатий, но понятен.
– Увы, – развел руками он, стараясь, чтобы ни жест, ни тон голоса даже отдаленно не походил на флирт, – на этот вечер у меня все еще запланирована работа.
Подхватив кофейную чашку за крохотное ушко, он вышел из кухни, кожей чувствуя взгляд Кристины на своем затылке. Оставалось надеяться, что у нее не хватит наглости остаться ночевать и ему не придется лицезреть ее еще и утром. Собственные ощущения, походившие на легкий флер воспоминаний, занимали его сейчас куда больше всех девушек мира.
Где-то когда-то он уже видел такие следы, какие остались на теле Алины Девятовой.
Глава 4
О смерти Алины Саша, как это ни странно, узнал вчера от Яны. День у него выдался суматошным, народ на вверенном ему участке будто с ума сошел. То пьяные драки, то скандалы, то угоны, то дети цветы на клумбе топчут, а те, между прочим, только начали всходить, еще не окрепли. В рабочий кабинет он ввалился примерно через сорок минут после окончания обеда, так и не пообедав, а ведь еще следовало навести кое-какие справки по просьбе Алины.
Тогда-то и раздался телефонный звонок, а на экране высветилось имя Яны. Девчонка ему нравилась, с ней было о чем поговорить, и она определенно не походила на тех дамочек, с кем он привык проводить ночь и потом никогда не звонить. Но именно сейчас возникла позорная мысль не брать трубку, сославшись потом на занятость. Впрочем, тут же одернул он себя, Яна прекрасно понимает специфику его работы, у самой отец бывший следователь, поэтому, если он скажет, что занят и не сможет провести с ней вечер, она не обидится. Ведь не обижалась же раньше, когда он действительно бывал занят.
– Привет, красавица! – весело отозвался он в трубку. – Уже соскучилась по мне?
Однако Янин голос звучал серьезно, казалось, она даже не заметила флирта и не собиралась его поддерживать.
– Саш, это правда про Алину? – спросила она.
– Что именно? – насторожился Саша.
– Что ее убили.
Он едва не выронил телефон. Выпрямился в кресле, бестолково взглянул на выключенный компьютер. У него сегодня не было времени ни в соцсети заглянуть, ни даже новости в машине послушать.
– Не знаю, – медленно произнес он. – А что, есть такие слухи?
– Народ в универе говорит, а только что и по новостям передали.
– Так, – он потер переносицу, стараясь унять начинающуюся головную боль. – Давай я сейчас попробую узнать и перезвоню тебе, ладно?
Еще до того, как Яна успела ответить, в трубке раздался сигнал, возвещающий, что кто-то еще жаждет его внимания. Отключив звонок Яны, Саша взглянул на дисплей и нервно сглотнул.
Воронов.
Человек с такой фамилией в его телефонной книжке был всего один. Следователь Петр Михайлович Воронов, с которым перед самым Новым годом Саше удалось поработать на добровольных началах. И если он звонит сейчас, когда пришли тревожные новости от Яны, к гадалке не ходи, понятно зачем. Черт, но как они на него-то вышли?
– Слушаю, – по-деловому ответил он, будто не узнал абонента.
– Александр Николаич? Воронов беспокоит, помнишь такого?
– Конечно, помню, Петр Михайлович! Какими судьбами? Снова в поисках маньяка подсобить надо?
Следователь хмыкнул.
– Это уж как посмотреть. Алину Девятову знаешь?
– Приходилось встречаться, – обтекаемо ответил Саша, все еще пытаясь понять, что именно известно следователю. И вроде не делал ничего противозаконного, а все равно волнительно. Начальство за такое самостоятельное расследование по головке не погладит, но и не уволит.
– А то, что убили ее, слышал?
– Вот буквально перед вашим звонком сообщили.
– Кто?
– Яна Васильева, если помните. А в связи с чем интерес ко мне, Петр Михайлович? – наконец не выдержал Саша.
Воронов некоторое время молчал, чем только усилил волнение.
– Пальчики твои в ее доме нашли. Чуешь, чем пахнет?
– Проблемами, полагаю, – честно ответил Саша. – Но я все могу объяснить.
– Вот завтра в девять утра и объяснишь, – усмехнулся следователь. – И не опаздывай.
Последнее было даже лишним, поскольку Саша никогда и никуда не опаздывал. Привычку приходить вовремя привил ему отец – крупный бизнесмен, владелец огромной фирмы по пошиву одежды «Модный Дом Сатинова».
– Опаздывая, ты заставляешь своего собеседника ждать, а значит, ставишь себя выше него, выказываешь неуважение. Это сразу минус балл тебе в его глазах, – говорил он.
Вот Саша и приучился не опаздывать, поэтому сегодня без пяти девять он уже входил в здание городского Следственного комитета, где на втором этаже находился кабинет Воронова.
– Входи, – разрешил следователь.
Выглядел он не очень. И без того болезненно худой, сегодня он казался совсем разбитым: всклоченные седые волосы, синяки под глазами, опущенные уголки губ. Саша не страдал скромностью, но спрашивать, что случилось, не стал. Он ведь здесь для допроса, а не в гостях, такие отношения не предполагают фамильярности.
Воронов сказал сам.
– Голова со вчерашнего вечера болит так, что на свет смотреть больно, – пожаловался он, наливая из старомодного графина воду в высокий стакан. – Жена уже все обезболивающие перебрала, ничего не помогает. И на больничный не пойдешь, с дерьмом съедят за такое. Долбаное убийство Девятовой!
Саша молча открыл сумку, вытащил оттуда флакон и протянул Воронову.
– Попробуйте. Мне сестра из США привезла, сам мигренями порой страдаю.
Воронов взял флакон, подозрительно повертел в руках, рассматривая надписи.
– Из США? У нас не продают?
– У нас много чего не продают, – развел руками Саша.
Очевидно, следователю было совсем плохо, поскольку больше вопросов он задавать не стал, вытряхнул на ладонь одну таблетку, запил водой.
– Ладно, рассказывай, откуда в квартире Девятовой твои отпечатки, – велел он, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза.
– Неделю назад моя сестра попросила помочь ее подруге, – честно начал Саша. Ночью, лежа без сна в своей кровати и поглаживая Макса, который, конечно же, приперся под бок, он решил, что Воронову лучше все рассказать правдиво. Следователь казался ему адекватным дядькой, может, удастся договориться, чтобы не вносил лишнего в протокол. А вот если поймает на вранье, точно не поздоровится. – Дескать, подруга эта подозревает своего мужа в наличии любовницы и хочет знать наверняка. И подругой этой была Алина Девятова.
– Любовницы, значит, – хмыкнул следователь, не открывая глаз. – Значит, все эти песенки про великую любовь – сплошной обман?
– Увы, – развел руками Саша. – Но для этого Алина и просила помочь. Не просто чтобы глаза сопернице выцарапать, а подготовиться как-то, ведь, если правда всплывет, конец репутации дуэта.
– Ну да, ну да. И что ты нашел?
– Да почти ничего. Антон Девятов, в «девичестве», кстати, Жемчужный, после свадьбы взял фамилию жены, тысяча девятьсот девяносто шестого года рождения, до Алины Девятовой уже был женат. Бывшая жена Анна проживает в Солнцево – это бывший поселок рядом с городом. От первого брака есть сын пяти лет, Семен. Существование ребенка, как и первой жены, тщательно скрывается, иначе, как вы понимаете, развеется образ любви до гроба. Хотя вроде и нет в этом ничего такого, ну залетела девка от него, женился, через год развелся, это никак не мешает сейчас любить Алину, но все равно уже не то. Лишний повод для сплетен. Вот мол, бросил женщину с младенцем, а Семену на тот момент четыре месяца было. С Алиной они официально женаты три года. Что самое интересное: первый год брака любовницы у Антона как раз были, я двух установил, но, как пошла в гору их карьера, он с этим завязал.
– Или научился тщательно скрываться, – прокомментировал следователь, – раз уж у Алины возникли подозрения. Наработками поделишься с коллегами? Фотки там, имена.
Саша тут же снова полез в сумку, вытаскивая из нее объемную папку.
– Я все принес, даже распечатал вам то, что было в телефоне.
Следователь наконец приоткрыл глаза и с удивлением и одобрением одновременно посмотрел на него.
– А ты мне нравишься все больше, – похвалил он.
– А если я вам нравлюсь, вы ж не будете моему начальству стучать? – нагло поинтересовался Саша. – Сами понимаете, я хоть и делал все это в нерабочее время, но за частное расследование все равно по головке не погладят.
Воронов, не меняя позы, чтобы не провоцировать головную боль, подтянул к себе папку, быстро заглянул в нее, оценивая содержимое, будто Саша ему взятку принес и он теперь прикидывает, хватит ли этой суммы за услугу молчания.
– Хитер ты, Александр Николаич, – наконец выдал он. – А служебным положением небось пользовался? Связи свои поднимал для сбора информации, корочку показывал?..
– Поднимал и показывал, – не стал отпираться Саша. Да и толку тут возражать, и так же понятно, что пользовался. Потому что любой на его месте пользовался бы, и Воронов в том числе.
Следователь снова немного подумал, а затем произнес:
– Ладно, привлеку тебя к делу официально, чтоб у твоего начальства вопросов не возникло. Подумаю, как это все лучше обставить. Так что не переживай. Хотя, – после некоторой паузы добавил он, – вообще не понимаю, с чего тебе переживать. По миру ты не пойдешь, оставшись без работы.
– А может, она мне нравится и я не хочу ее терять?
– Да кто тебя уволит-то? Кадров и без того не хватает, чтобы ими разбрасываться. Премии лишат, выговор дадут, и то вряд ли с занесением в личное дело. Ладно, боишься – не бойся. Но папочку я реквизирую. Слушай, – Воронов вдруг выпрямился в кресле, повертел головой в разные стороны и уставился на Сашу, – а мигрень-то прошла!
– Вот и здорово! – обрадовался тот. – Оставить вам еще таблетку на всякий случай?
– Эк ты подлиза, – хмыкнул следователь, самостоятельно выковыривая из флакона еще две таблетки.
Из Следственного комитета Саша вышел примерно через час, когда подробно рассказал следователю о своих поисках, подписал каждую фотографию и объяснил каждую запись. Зато был горд не только тем, что помог следствию, но и тем, что его снова обещали привлечь к расследованию. Все разнообразие. Может, ему все-таки на самом деле в следователи пойти? Или хотя бы в оперативники? Чего с этими профилактическими беседами с пьяницами и дебоширами прозябать?
Вопреки своим принципам, зачет по Уголовному праву Яна пошла сдавать последней. Тему она знала хорошо, билет достался проще простого, поэтому она могла бы пойти хоть первой, не готовясь, но ждала специально. Ей очень нужно было поговорить с преподавателем наедине, и, где это сделать, кроме как в аудитории после зачета, она не представляла. Не вылавливать же его в темном закоулке университетских коридоров. На самом деле у нее и телефон его был, но за четыре месяца с тех пор, как он у нее появился, она ни разу по нему не звонила, и поэтому сейчас было как-то неловко. Яна всегда предпочитала решать важные дела лично, видя выражение лица собеседника, а не по безликому аппарату.
Наконец последний студент, радостно сжимая в руке зачетку, покинул аудиторию, и Яна подошла к преподавательскому столу. Никита Андреевич с удивлением окинул взглядом аудиторию, убеждаясь, что подсчеты его не подвели, и Яна на самом деле последняя. И еще больше удивления на его лице появилось после того, как она четко оттарабанила тему и даже с легкостью ответила на дополнительные вопросы.
– Можно поинтересоваться, с чего вдруг вы решили сдавать зачет последней, если так хорошо все знаете? – не удержался он, ставя в зачетку заслуженное «зачтено».
– Мне просто очень нужно кое-что у вас спросить, – честно ответила Яна.
По губам преподавателя скользнула улыбка: наверняка он догадался, о чем именно она хочет спросить.
– Спросить или напроситься? – поинтересовался он, протягивая ей зачетку.
Яна смело выдержала его взгляд.
– Ну, может, и напроситься, – не стала отнекиваться она. – Саша Сатинов мне сказал, что вас привлекли к убийству Алины Девятовой. Может быть, вам пригодится помощница?
– А что, помощнице снова снятся странные сны про убийства?
– Увы, – Яна развела руками, – но ведь помощница была вам полезна не только своими снами, не так ли?
Яне вдруг пришло в голову, что и слова, и интонации их подозрительно похожи на флирт, и краска стремительно залила ее лицо. От природы белокожая и беловолосая, она краснела очень быстро и очень явно. Никита Андреевич это, конечно, заметил, оставалось надеяться, что списал на опасения отказа.
– А потом едва не самоубилась, – напомнил он уже строже. – Так что вынужден вам отказать, не хочу снова рисковать вашей жизнью.
– Никита Андреевич, это нечестно! – не сдержалась Яна. – Я ведь вас спасала! И если уж на то пошло, вы мой должник.
– Разве я не расплатился обедом?
– За спасенную жизнь? Но так и быть, я согласна взять участием в расследовании.
Кремнев вздохнул. Принялся неторопливо собирать в портфель лежащие в идеальном порядке на столе папки, и Яна не понимала, он так дает ей понять, что не примет помощь, или сам с собой борется? В любом случае, уходить, пока ей не укажут на дверь, она не собиралась.
– Кажется, мы договаривались наедине общаться без отчеств, – заметил он, и Яна тихонько перевела дыхание. Неужели согласился?
– Мы договаривались общаться без отчеств вне стен университета, – поправила она, – а сейчас мы внутри. И еще, кстати, на «ты» переходили, а вы мне сейчас все равно выкаете. Не могу же я первой отойти от общепринятых правил.
Никита защелкнул замок на портфеле и поднялся из-за стола.
– Сегодня вечером мы с Лосевым идем смотреть записи с видеокамер, установленных в подъезде Девятовой. – А до этого у меня будет немного времени посвятить тебя в детали. В пять вечера в кафе «Корица» в центре сможешь быть?
Яна едва не бросилась ему на шею, но решила, что это будет уже слишком. Даже если бы у нее были какие-то дела этим вечером, она бы, не задумываясь, их отменила.
– Безусловно.
– Вот и отлично, тогда жду.
Он вышел из аудитории, и Яна не удержалась от счастливого пируэта. Впереди были еще две лекции, поэтому следовало поторопиться в столовую, иначе она рисковала остаться без обеда и явиться в кафе голодной как волк, а финансовые запасы напоминали, что она себе этого позволить не может.
Она уже почти доела, когда на стол прямо перед ее лицом легла рука с длинными загорелыми пальцами, оканчивающимися еще более длинными острыми ногтями, покрытыми черным лаком. Яна вздрогнула от неожиданности, подняла голову, с удивлением обнаруживая рядом со столиком однокурсницу Эвелину Котову.
– Привет, – выдавила Эвелина и даже попробовала растянуть губы в улыбке, но ей это так и не удалось. – Можно я сяду?
Яна молча кивнула, стараясь справиться с изумлением. Кажется, это был первый раз, когда Эвелина не просто попросила разрешения присесть за один столик, а вообще обратилась к ней напрямую. Нет, они не враждовали, и общение их сводилось к нулю вовсе не из-за Яны, а из-за самой Эвелины. Однокурсница всегда была демонстративной одиночкой. На лекциях садилась подальше ото всех, почти никогда ни с кем не здоровалась, не ходила на студенческие вечеринки и вообще всячески демонстрировала, что ей с однокурсниками не по пути. Одевалась она всегда в черную одежду, даже в самую сильную жару ходила в ботинках на толстой подошве. Длинные черные волосы никогда не знали заколки, свободно струились по спине, в макияже девушка тоже предпочитала темные цвета: большие черные стрелки, густо накрашенные ресницы, темно-бордовая матовая помада на губах. Единственным, что выбивалось из этого мрачно-черного образа, был большой кулон на груди с кроваво-красным камнем. Наверняка стекляшкой, потому что, если бы это был настоящий рубин, цена ему была бы запредельная. Такие украшения следовало бы хранить в банковской ячейке, а не таскать на лекции в университет. Что самое удивительное: и преподаватели, и студенты прощали Эвелине такую экстравагантную внешность и надменное поведение. Никто не пытался ее задеть, не дергал лишний раз. Будто опасались чего-то. Чего именно, Яна сформулировать не могла, но и сама старалась держаться от однокурсницы подальше и лишний раз не обращать на себя ее внимание.
Яна мельком оглянулась, чтобы убедиться, что в столовой много пустых столиков, а значит, Эвелине что-то нужно конкретно от нее, она не ищет, где присесть. Подноса с едой у нее не было, только одинокая чашка кофе в руке.
Эвелина не торопилась рассказывать, зачем села с ней за один столик. Сделала несколько небольших глотков, будто боялась обжечься, посмотрела на темную жидкость в чашке. Яна тоже молчала, хотя ей уже кусок в горло не лез. Нет, она не боялась Эвелину, просто не знала, как себя вести. Яне всегда не хватало непосредственности, она это прекрасно знала.
– У меня к тебе дело, – наконец сказала Эвелина.
– Какое? – едва сдерживая вздох облегчения, спросила Яна.
– Ты ведь, наверное, в курсе, что я не сдала зачет Кремневу.
– Честно говоря, я не слежу за тобой.
Эвелина недоверчиво хмыкнула, хотя Яна сказала чистую правду. По крайней мере, сегодня она была слишком сосредоточена на предстоящем разговоре с Никитой, чтобы смотреть, кто там из одногруппников провалился на зачете.
– Так вот, я его не сдала, – повторила Эвелина. Она говорила спокойно, в некотором роде даже надменно.
– А что ты от меня-то хочешь? – не поняла Яна.
– Говорят, ты с Кремневым хорошо общаешься. Замолви за меня словечко, и я в долгу не останусь. – Эвелина говорила все так же спокойно и ровно, будто не просила даже, а просто предлагала взаимовыгодную сделку. Впрочем, как-то так ее предложение и звучало.
– Во-первых, никак я с ним не общаюсь, – выпалила Яна, чувствуя, что щеки снова заливает предательский румянец. Черт побери, почему волосы можно покрасить в темный цвет, даже ресницы и брови можно, а вот с проклятой прозрачной кожей ничего не сделать! Насколько ей было бы легче жить, если бы внешностью она пошла в брюнета-отца. – А во-вторых, ты не пробовала просто подготовиться к зачету?
– У меня на это сейчас нет времени, – с прежним выражением ответила Эвелина. – Я прохожу курсы обучению приворотов и отворотов, все силы сейчас уходят на это.
Яна порадовалась, что не успела набрать в рот кофе, а то непременно подавилась бы. Она подозревала, что внешность Эвелины связана с ее увлечением магией или чем-то подобным, но не думала, что та станет так открыто об этом говорить.
– Вот я и подумала, что кто-кто, а Кремнев может меня понять и простить мне этот зачет, особенно если словечко за меня замолвишь ты.
– Почему это? – искренне удивилась Яна.
– Ну, он ведь сам экстрасенс. И ты, говорят, тоже.
– Я?
– Тебе же снились вещие сны по тем убийствам, где маньяк похищал у жертв сердца.
Яна пораженно молчала.
– Откуда ты знаешь? – наконец выдавила она.
Конечно, секретом это не было, и все, кто занимался теми убийствами, были в курсе участия ее и Никиты Кремнева и их роли в расследовании. Но вот откуда об этом знают студенты? Даже с Олькой, соседкой по комнате, Яна сильно не откровенничала. Рассказала лишь минимально необходимое и тем более не упоминала свои сны.
– Слухами земля полнится, – загадочно улыбнулась однокурсница. – Так что, поможешь? А я за это с тебя порчу сниму, уж это я умею, дар от бабки достался.
Если бы Яна так напряженно не размышляла о том, откуда Эвелина узнала такие подробности, она бы наверняка улыбнулась, услышав про порчу, но сейчас лишь снова спросила:
– Какую еще порчу?
– На тебе которая. Ты что, разве не чувствуешь?
– Ничего я не чувствую! Нет на мне никакой порчи. И тему тебе придется все-таки выучить. Или ты собираешься работать юристом по защите приворотов?
Эвелина, очевидно, поняла, что договориться не удастся. Высокомерно улыбнулась, поставила на стол чашку с недопитым кофе и медленно поднялась.
– Ну смотри, – в ее голосе прорезалась угроза, – ко мне потом не приходи. Как поймешь, что за порча, поздно будет. Времени у тебя три дня, до пересдачи. Не надумаешь, я потом помогать не стану.
Выпалив это, Эвелина неторопливо направилась к выходу, оставив пораженную Яну одну. Та ни на секунду не поверила в порчу, понимала, что девушка сказала это из вредности, но внутри все равно разливалось неприятное чувство: еще никто никогда не пытался использовать ее знакомство с Кремневым в своих целях. А полчаса назад она наверняка подписалась на новую волну сплетен об их отношениях.
Несмотря на то, что уже несколько лет с разной периодичностью помогал Леше Лосеву в расследованиях преступлений, Никита еще ни разу не был в его кабинете и теперь был приятно удивлен. Еще немного, и это место вполне дотянуло бы до тех, что показывают в зарубежных фильмах.
Кабинет оказался просторным, светлым, с огромным окном в полстены и выкрашенными в светлый цвет стенами. Леша делил его еще с тремя полицейскими, но четыре стола стояли таким образом, что, даже если у каждого из оперов будет посетитель, они все равно смогут не мешать друг другу. На столах стояли современные компьютеры с плоским экраном, на большой общей полке в углу красовалась дорогая кофемашина. В последний раз в подобном месте Никита был больше двадцати лет назад, когда еще мальчишкой приходил на работу к отцу, и в его воспоминаниях все было иначе: тесные казенные кабинеты, где опера сидели друг у друга на головах, шкафы с перекошенными дверцами, один компьютер на весь отдел, для работы на котором нужно было записываться заранее.
В кабинете находился всего один полицейский, но и он, поприветствовав Лосева, снова уткнулся в монитор. Леша подвинул Никите второй стул и сунул в компьютер флешку. Пока возился с программами для просмотра видеозаписей, спросил:
– Ты ничего не нашел по этим странным пятнам на теле Алины?
– Когда? – возмутился Никита. – У меня сегодня весь день зачеты были.
– Ну…
– По ночам я сплю.
– А мне сорока на хвосте принесла, что ты сегодня два часа в кафе с барышней сидел, – не сдавался Леша.
– Во-первых, как я трачу свое личное время, никого не должно касаться, – педантично начал Никита, – а во-вторых, если уж на то пошло, то как раз для тебя я два часа с барышней и сидел.
– Не понял.
– Это была Яна Васильева, помнишь такую?
– Яну фиг забудешь, – хмыкнул Леша. – Крутишь романы со студентками, Кремнев? Ай-ай-ай.
Но Никита и бровью не повел.
– Я же сказал: для тебя сидел. Яна вызвалась помогать, поэтому вводил ее в курс дела, и как раз сейчас именно она ищет информацию по твоим следам. Еще подначки?
Леша примирительно вскинул руки и вернулся к компьютеру.
– Нам отдали все записи за день убийства, – пояснил он, – а камеры стоят в обоих лифтах, на площадке первого этажа и на улице над парадной дверью подъезда. Итого четыре штуки. Будем смотреть входящих людей, на какой этаж они поднялись, и записывать время, чтобы потом не пересматривать все заново. Затем кадры с людьми покажем консьержам, обычно жильцов и частых гостей они знают в лицо. Может быть, они узнают кого-то, кто в тот день приходил к Девятовым.
– Или же мы найдем неизвестного или неизвестную, – добавил Никита, – который вышел на том же этаже.
– Это плохой вариант, не будем пока о нем думать, – отмахнулся Леша.
Начать решили с камеры первого этажа за два часа до предполагаемого убийства, рассудив, что едва ли кто-то мог прийти к Девятовым раньше шести утра. Каждого человека, вошедшего в подъезд, затем отслеживали по лифтам, но ни один из них не останавливался на третьем этаже, где жили Девятовы. На всякий случай Леша и Никита записывали время появления каждого и этаж, где он вышел, чтобы, если не узнает консьерж, сделать поквартирный обход и выяснить, к кому приходил человек. Они допускали, что этот третий в квартире Девятовых не стал выходить на третьем этаже, а вышел раньше или позже и добрался до квартиры по лестнице. Судя по тому, что почувствовал Никита, убийство не было спланировано, но не следовало исключать и такой вариант.
– Не дом, а проходной двор, – прокомментировал Леша, записывая время появления очередного гостя в блокнот.
– Двадцать два этажа, что ты хочешь, – вздохнул Никита. – Кстати, у вас тут кофе наливают?
– У нас самообслуживание, – хохотнул Леша. – С кофемашиной справишься? Чашки в шкафу, бери любую, кроме красной в горошек. Это Вадика, он к вещам ревностно относится.
Никита подошел к полке с кофемашиной, открыл дверцы навесного шкафа. Чашек было много, все они оказались такими разными и стояли в таком беспорядке, что у него мгновенно зарябило в глазах. Выбрав первую попавшуюся и поставив ее под носик кофемашины, он быстро оглянулся, убедился, что и Леша, и второй полицейский заняты делами, и принялся осторожно расставлять чашки: каждую переворачивал вверх донышком, чтобы в них не скапливалась пыль, большие ставил у стены, средние – посередине, совсем маленькие с краю. Так будет видно каждую, не придется рыться в шкафу. Ну и ручки в одну сторону, чтобы было удобно брать правой рукой. Оставалось надеяться, что левшей в кабинете нет.
Если бы он этого не сделал, дурацкие чашки стояли бы у него перед глазами до самого вечера, отвлекая от работы. Эта черта характера появилась у него в то же время, что и экстрасенсорные способности, и мешала жить примерно так же. И если о своем даре он еще мог молчать, то не поправлять криво висящие и стоящие вещи не получалось.
Сделав две чашки кофе, Никита вернулся к компьютеру.
– Ну что у тебя?
– Да глухо, – вздохнул Леша, подтягивая к себе чашку с ароматным напитком. – Уже почти девять утра, Алина лежит в квартире мертвой, а на третьем этаже так никто и не останавливался.