Всадники равнин Брэнд Макс
– Слушай, Питер, – сказал Росс Хейл, – а вот из всех дней на футбольной площадке какой был самым удачным, запомнившимся больше всего?
– Для меня каждый такой день был как праздник, – ответил Питер. – Я был большим, сильным и ловким. Мне нравилась игра. Я знал в ней толк.
Росс Хейл искоса взглянул на сына. Ему вдруг стало не по себе, и он благодарил судьбу за то, что поблизости не было никого из посторонних, кто мог бы услышать подобное откровение. Такая самоуверенность уж точно не нашла бы одобрения у жителей Самнертауна и близлежащих хозяйств и была бы расценена как высшее проявление нескромности. Однако Питер, похоже, и не думал хвастаться. Он просто констатировал факт.
– Хотя, – продолжал он свой рассказ, – был один такой день, который для меня оказался удачнее и значительнее, чем все остальные счастливые дни, вместе взятые. Это день, когда футбольная команда школы Хантли играла тренировочный матч против команды бывших выпускников – перед началом осеннего турнира. И к тому же это был мой последний год в школе – ты, наверное, понимаешь, что это значит.
– Продолжай! – нетерпеливо сказал мистер Хейл, приготавливаясь выслушать историю о сыновней доблести.
– Знаешь, – сказал Питер, – развивался я очень быстро. Мне было восемнадцать. К тому времени у меня был уже и рост, и вес взрослого мужчины, а мускулы сильными и крепкими, как никогда. Можно сказать, что спортом я занимался всю свою жизнь. Так что я выходил на ту игру в отличной спортивной форме.
Я был звездой в команде школы Хантли. Конечно, это еще ни о чем не говорит, потому что сама по себе команда была не очень сильной. Но среди них я был лучшим. Меня считали самым грозным нападающим. Я сам принимал решения в зависимости от ситуации, складывающейся на площадке. Команды, с которыми нам приходилось играть, обычно предпочитали не связываться со мной, а поэтому как только ребятам удавалось завладеть мячом, я стремглав летел в сторону заветной линии.
А потом была эта тренировочная игра. Бывшие выпускники вывели на поле не совсем обычную команду. Там были и не слишком расторопные, уже начинающие лысеть ветераны, и взрослые парни, только что окончившие колледж – сильные, быстрые и несгибаемые, как стальные гвозди. Они играли как одержимые и хорошо знали свое дело. Игрока, выставленного против меня, звали Кристиан. Тебе это имя ни о чем не говорит?
– Нет, – сказал Росс Хейл. – Рассказывай дальше!
Питер на секунду мечтательно задумался, а затем продолжил:
– За год до того Кристиан вошел нападающим во «Всеамериканскую сборную»[2], не уступал мне по габаритам и был к тому же старше на целых пять лет. У него было намного больше практического опыта и пять лет серьезных тренировок за время учебы в колледже. Перед игрой наш тренер сказал мне, что он не надеется на то, что мы выиграем у команды выпускников, но хочет посмотреть, что лично я смогу противопоставить Кристиану. Эта игра должна была стать своего рода экзаменом, проверкой на прочность в глазах выпускников – сколько результативных комбинаций удастся им разыграть на моем крае!
– Дальше! – выдохнул Росс Хейл. – Скажи, что справился с ним! Сбил спесь с этого нахала! Задал ему жару в первом же периоде, сынок!
Питер сочувственно взглянул на отца, не разделяя, однако, его энтузиазма.
– Когда игра началась, – продолжал он, – я был настроен самым решительным образом и старался изо всех сил. Но ты помнишь, как беспомощен я был, когда река несла меня к водопаду? Так вот, выйдя на поле против Кристиана, я оказался точно в таком же положении. Он, казалось, знал все мои уловки! И, видит Бог, был к тому же силен как бык! Они начали разыгрывать свои комбинации. А когда я попытался прорваться, то Кристиан стоял намертво, как скала, один играя сразу за шестерых. Короче, я никак не мог справиться с ним. Они же играли в обход меня по моему краю, разыгрывая очень удачные комбинации. Мне было стыдно. Я боролся, старался изо всех сил, но все напрасно. За три периода им удалось забить три гола, и я ничего не смог с этим поделать. Тренер, бледнея, в ужасе глядел на меня, а в конце третьего периода прислал игрока на замену – кажется, полузащитника, – который подошел ко мне и сказал: «Тренер спрашивает, не хочешь ли ты отдохнуть?»
Конечно, это просто-таки взбесило меня. Четвертый период начался при ничейном счете. Это было обыкновенное везение. Сначала нам как-то удалось подобрать оброненный мяч; потом умудрились выбить мяч и удержать его, а после перехватили их пас форварду. Так в нашем активе тоже появилось три забитых гола, что и позволило нам сравнять счет! Поэтому, выходя на четвертый период, мы знали, что надо во что бы то ни стало, любой ценой, сдержать команду выпускников и не дать им выиграть больше ни одного очка. Закончить игру вничью, – на большее мы и не рассчитывали.
Я обратил внимание на то, что игроки команды выпускников выглядели усталыми. Даже верзила Кристиан и тот, похоже, основательно выдохся. Разумеется, он обладал всеми качествами хорошего футболиста, но к концу игры был уже далеко не в лучшей форме. В отличие от меня. Он измотал себя, гоняясь по полю за мной, стараясь выставить меня перед всеми в наихудшем свете. И вот нам впервые удалось завладеть мячом, и тогда я попросил защитника помочь мне. До окончания игры оставалось пять минут. И он рискнул. Я сцепился с верзилой Кристианом и впервые за всю игру вышел из схватки победителем. На этот раз я оказался сильнее его. Кроме того, он уже успел продемонстрировать передо мной весь арсенал своих приемов и уловок. Видимо, уж очень ему хотелось опозорить меня перед всеми.
Во время той комбинации нам удалось продвинуться на три ярда. И, разумеется, это было достойно особого внимания, так как нам удалось потеснить на своем пути верзилу Кристиана. Толпа болельщиков бесновалась, и когда мы снова перешли в нападение, то нам удалось продвинуться еще немного вперед. Обойдя Кристиана, мы впервые сделали положение «вне игры». Он бесновался, чувствуя собственное бессилие, но остановить нас было невозможно.
Я подумал о том, что, если бы наши защитники бросились бы прямо на Кристиана, вместо того чтобы пытаться его обойти, нам, возможно, удалось бы задержать его, и дело пошло бы вдвое быстрее. Я поделился своими соображениями с защитником, и он велел мне отойти назад. Мы произвели замену, место на моем крае занял другой игрок, а я вернулся назад, чтобы нести мяч, – к этому трюку мы прибегали довольно часто.
Мой план состоял в том, чтобы сделать обманный маневр на другой стороне линии, но самолично завладеть мячом и тут же броситься в атаку на Кристиана. Все получилось как нельзя лучше. Продвинулись мы, конечно, не слишком далеко, потому что мне нужно было просто перейти через черту. Я снова и снова прорывал оборону Кристиана, и в конце концов он уже спотыкался и вообще нетвердо стоял на ногах.
Мы отбрасывали его назад, в дальний конец поля. Для меня это было очень радостное событие. Такова была моя месть Кристиану за то, как он обошелся со мной в первой половине игры. Теперь же у него был растерянный вид новичка из школьной команды, которого по ошибке выпустили на поле и заставили играть.
Положение «вне игры» застало нас на тридцатиярдовой отметке, и я подал сигнал о начале последнего прохода. Я знал, что могу поймать мяч и броситься напролом, миновать преграду в лице верзилы Кристиана и забить гол. Оглянувшись на трибуны, я увидел, что зрители встали. Посмотрев в сторону наших боковых линий, я увидел там своего тренера, того самого, который еще совсем недавно интересовался, не собираюсь ли я пойти «отдохнуть». Он буквально танцевал от счастья и выглядел самым счастливым человеком на свете. Разумеется, ведь успехи команды и ее техника игры, позволившая оттеснить назад Кристиана, будут признаны его заслугой, результатом его хорошей работы.
Затем, обернувшись, я взглянул на Кристиана и кивнул ему, давая понять, что стараюсь специально для него. Он неуверенно стоял, опустившись на одно колено, и был очень бледным. Но даже хорошо понимая, что это конец, он и не думал сдаваться. Он был готов бороться до конца. Я подумал о том, что за все четыре года его учебы в колледже еще никому не удавалось обойти его и забить гол. И затем мне в голову пришла другая мысль. Я видел, как центровой подхватил мяч и сделал пас в мою сторону. Я подхватил его и бросился к Кристиану, а затем просто выпустил мяч из рук…
Питер мечтательно замолчал.
– Но зачем? Зачем ты это сделал? – мучительно простонал его отец.
– После игры Кристиан подошел ко мне и задал этот же самый вопрос. Разумеется, они тут же подхватили мяч. И игра закончилась вничью. Тогда я сказал Кристиану, что, стоя с мячом в руках и собираясь забить гол, я вдруг вспомнил о том, что, в конце концов, это была всего лишь игра, а вовсе не смертельная схватка гладиаторов.
– Не понимаю, к чему ты клонишь! – воскликнул Росс Хейл. – У тебя была такая возможность прославиться, а ты добровольно упустил ее.
– Кристиан тоже этого не понял, – сказал Питер. – Мне кажется, он подумал, что меня подвели нервы, будто я испугался предоставившейся возможности сделать что-то стоящее. Когда я сказал ему, что это только игра, он почему-то как будто смутился. А потом развернулся и отошел. Но для меня этот день был самым знаменательным, самым величайшим, хотя команда, очевидно, считала совсем наоборот. Все говорили, что я потерял форму. Да ладно, что было, то было!
– И это был твой величайший день? Самый запомнившийся? – воскликнул Росс Хейл. – А как же тот матч, когда ты забил три гола в…
Но Питер, казалось, не слушал его, мысленно предавшись воспоминаниям о былых временах, и отцу показалось, что в какой-то момент взгляд сына был исполнен отчаяния. Правда, он не был в этом уверен. Через мгновение от печали уже не осталось и следа. А затем их разговор был прерван приездом Энди Хейла.
Он порывисто вошел в дом, пребывая в подчеркнуто бодром и приподнятом настроении, словно боясь расслабиться и помимо своей воли чем-нибудь выказать свою жалость к теперешнему состоянию Питера. Он приехал, чтобы поздравить Питера с возвращением домой; пригласить их с отцом на обед в любое удобное для них время. И кроме того, чтобы извиниться за отсутствие Чарли, у которого не было никакой возможности принять участие в этом родственном визите.
– У Чарли сегодня собственное торжество! – сказал Энди. – Ведь Рут Макнэр согласилась выйти за него замуж!
Глава 8
Не у дел
Итак, Рут Макнэр выходит замуж за Чарли Хейла!
После ухода Энди Хейла Росс еще некоторое время сидел молча, погрузившись в глубокие раздумья.
– Что ж, – произнес он наконец, – Чарли и раньше был не бедным, а теперь-то и вовсе богатеем станет – везучий, черт!
– Богатеем? – спокойно переспросил Питер.
– Ну да, его отец скопил ему приличное состояние. Уж его-то родитель не выбросил все на ветер, как это сделал я. Отец Чарли сделал свое хозяйство самым зажиточным во всей округе. Разве я не рассказывал тебе о том, как Энди все эти годы корячился на своем ранчо?
– Нет, ты мне не писал ничего такого, – сказал Питер, – но я могу догадаться об этом по тому, как выглядит дядюшка Энди. Похоже, он считает себя очень важной птицей!
– Считает и, хочу тебе заметить, имеет на это полное право! Полное право! Свое хозяйство он поднял исключительно собственными силами, но все это – вся его работа – не идет ни в какое сравнение с тем, что они получат в приданое за Рут Макнэр!
– А она что, богатая? – поинтересовался Питер.
– У ее папаши денег куры не клюют. Ты такого богатства в жизни не увидишь. Никогда.
– Миллион, что ли?
– Миллион? А сколько это? – переспросил Росс, пожимая плечами. – Нет, не думаю, что у него набралось бы добра на миллион. У него не так уж много мелиорированной земли, да и стадо не такое большое, но зато у него огромадные пастбища, на которых могло бы пастись в три раза больше коров, чем у него сейчас есть. А чего стоят другие предприятия старого Макнэра?! Например, одна компания из Денвера хочет купить право на пользование водой того большого ручья, что протекает по земле Макнэра. Но только речь идет не о праве на водопой для коров. Это не тот случай. Они испрашивают разрешение на то, чтобы отвести немного воды, построить дамбу и получать электричество.
Макнэр пораскинул мозгами, и эта идея ему, видать, понравилась, и он ответил, что даст свое согласие и позволит им устроить запруду, но с тем условием, что у него будет своя доля в этом предприятии. Они строят дамбу и выполняют всю работу, а он получает пятьдесят процентов акций. И компания безропотно приняла его условия! Уже только это может сделать Макнэра миллионером. Но я привел тебе этот пример лишь для того, чтобы наглядно показать, на какие высоты вознесется человек, женившись на наследнице Макнэра! – Росс тряхнул головой и страдальчески протянул: – Эх, Питер, было времечко…
– Что-что? – переспросил Питер.
– Нет, это я так. Не обращай внимания! – замахал руками Хейл. И тут его будто прорвало: – Питер, неужели ты ничего не понял? Твой кузен станет самым значительным, самым влиятельным человеком во всей округе! Слышишь меня?
– Слышу, – подтвердил Питер.
– Черт возьми! – воскликнул отец. – И тебя это, похоже, ничуть не беспокоит!
– Беспокоит ли это меня? Конечно нет. Я очень рад за кузена Чарли, только и всего.
– К черту кузена Чарли! А денежная сторона вопроса, стало быть, для тебя ничего не значит?
– Да зачем все это? – спросил Питер. – Меня бы вполне удовлетворил и скромный доход.
Отец утер пот со лба и наконец пробормотал:
– Конечно, есть много путей, которыми может воспользоваться образованный человек, чтобы сделать деньги, и с моей стороны было бы очень глупо это отрицать. Слушай, Питер, ты ведь, кажется, говорил, что у тебя склонности к юридическим наукам. Полагаю, ты мог бы стать адвокатом в Самнертауне?
– Стать адвокатом? – воскликнул Питер. – Отец, но для того, чтобы им стать, нужно учиться еще целых три года после окончания общеобразовательного курса.
Мистер Хейл покачнулся и поспешно схватился за спинку стула.
– Еще… три года? – задохнувшись, переспросил он.
– Да, по крайней мере три.
– Еще три года! – повторил мистер Хейл и засмеялся каким-то очень странным смехом. – Но, может быть, ты все же готов заняться чем-нибудь другим? Вообще-то, сынок, ты никогда не писал мне много о себе, о своей учебе. Так откуда же мне знать, кем ты можешь быть, а кем нет?
– Это так, – согласился Питер. – Боюсь, я и в самом деле не держал тебя в курсе своих дел.
– Когда девять лет назад ты переломал ноги, – сказал Росс Хейл, – мне пришлось выложить за лечение почти полторы сотни долларов. Слушай, Питер, может быть, ты можешь работать доктором, если уж на адвоката тебя не выучили? Доктора неплохо зарабатывают.
Питер покачал головой.
– Курс медицины вдвое длиннее курса юриспруденции, – сказал он. – Нужно проучиться четыре года, а затем еще два года стажироваться в больнице. Еще шесть лет после окончания колледжа!
Ранчеро был окончательно сражен этим известием.
– Ладно, – пробормотал он, обретя наконец дар речи, – значит, на изучение законов и медицины нужна целая вечность! Но ведь хоть чему-то в университете все-таки должны научить, не так ли?
– Есть технические отделения, – сказал Питер, – где учат на инженеров и других специалистов в этой области.
– Добыча серебра, строительство мостов и тому подобные вещи! Замечательно! Надеюсь, ты выучился всему этому, Питер! – воскликнул отец.
– Меня никогда не привлекали точные науки, – сказал Питер. – Большинство ребят посещали так называемый общий курс. И я тоже.
– А что представляет собой этот общий курс? – спросил, совсем упав духом, отец. – Немного того, немного этого и ничего конкретного?
– Можно сказать, так, – согласился Питер, очевидно не замечая ноток отчаяния и горестного разочарования, появившихся в голосе отца. – Я еще не знаю, чем именно я сейчас могу заняться. Может быть, стану работать учителем. Я могу преподавать в средней школе… греческий или историю… или латынь.
– Учителем! – вскричал Росс Хейл. – Учителем! В школе! И это мой сын?!
Он рассмеялся нервным, дребезжащим смехом и опрометью выбежал из комнаты.
Сын же даже не попытался вернуть его. Оставшись в одиночестве, он выждал еще какое-то время, понимающе глядя на голое, без штор окно, сквозь которое струились потоки солнечного света. Наконец, собравшись с духом, Питер направился к кладовой, задумав провести ревизию имевшихся в доме съестных запасов. Он нашел пустой мешок из-под сахара, остатки ветчины – в основном один жир, четверть мешка подгнившей картошки, фунтов пять-шесть грубой кукурузной муки, немножко соли и полфунта очень дешевого кофе.
Каждую находку Питер оглядел самым внимательным образом. Когда с осмотром кладовой было покончено, он развернулся и проворно отправился дальше по коридору, к двери своей комнаты. Здесь он отлично обходился и без костылей, обладая поразительной способностью передвигаться с помощью опоры, придерживаясь за нее руками – такой опорой вполне могли послужить и стены коридора. Выбрасывая далеко вперед скованные железными скобами ноги, он быстро продвигался по коридору огромными, неестественно широкими шагами.
Оказавшись в своей собственной комнате, он с той же тщательностью осмотрел каждую вещь: все было на месте. Комната осталась в точности такой же, какой была прежде, когда он уезжал. Все тут содержалось в порядке. В воздухе не стоял нежилой запах пыли и сырости, который неизбежно появляется в долго пустующих помещениях. Напротив, здесь пахло свежестью и дышалось легко; очевидно, комната регулярно убиралась и проветривалась. Это и стало ответом на все вопросы, не дававшие покоя Питеру.
Он медленно двинулся дальше, завершая обход старого дома. В какой-то момент у него появилось ощущение, что он бродит по пепелищу среди голых останков уничтоженной пожаром постройки. Он помнил этот дом совсем другим – в жаркие летние дни здесь царила приятная прохлада, а зимой жарко горел огонь в очаге, было тепло и уютно. Теперь же все разительно изменилось: во дворе ранчо больше не росли раскидистые деревья, в тени которых когда-то утопал их маленький домик, и не нужно было обладать сверхпроницательностью, чтобы понять, почему их спилили.
Все, что только можно было продать, было распродано, а деньги пошли на оплату его учебы, книг, учебников и прочих расходов, которые он всегда делал с такой легкостью. Другие тоже посылали своих сыновей учиться в колледж. А сам он никогда не задумывался о том, что все это время единственной его опорой был неискушенный в денежных делах отец, за душой у которого не было ничего, кроме этого небольшого ранчо.
Первые подозрения закрались в душу, когда он увидел двух понурых кляч, запряженных в ожидавшую его на станции повозку, и выцветший старый сюртук отца. Вид дома и покосившаяся конюшня лишь красноречиво дополняли безрадостную картину царившей в хозяйстве разрухи. Хотя то, что довелось увидеть в самом доме, глубоко запало ему в сердце.
На заднем дворе раздался стук топора. Выйдя из дома, он застал отца за колкой дров. Но сухое дубовое полено было очень твердым, а топор оказался тупым; к тому же руки Росса Хейла в этот день странным образом ослабели и предательски дрожали. Ни слова не говоря, Питер забрал у него топор.
Глава 9
Дым воспоминаний
– Так ты что, и топором можешь махать? – спросил отец.
– Еще как! Гляди!
Было очень странно видеть, как Питер встал, расставив ноги, и, для большей устойчивости вогнав в землю концы железных скоб, обеими руками взялся за топор. Бревно оказалось очень неподатливым, и до этого момента топор в руках Росса Хейла лишь беспомощно отскакивал от древесины. Теперь же, когда за дело взялся Питер, все изменилось. Самым первым ударом он вогнал топор в дерево до половины лезвия; второй удар отколол полено толщиной в две человеческих руки. И с каждым новым взмахом звон топора разносился по округе громким эхом, похожим на ритмичные выстрелы из длинноствольной винтовки.
Росс Хейл изумленно наблюдал за каждым движением сына, глядя на то, как взлетает вверх и стремительно обрушивается вниз лезвие топора и думая… Эх, а что бы было, не стань сын великан калекой…
– Этого хватит?
Большая дубовая колода была наколота на поленья среднего размера, вполне годившиеся для растопки плиты, и Питер с улыбкой стоял рядом, небрежно облокотившись на рукоятку топора. Он взглянул на отца, но гордость на лице Росса Хейла соседствовала с выражением невыразимой словами муки, и Питер поспешил отвести глаза.
Над землей начали сгущаться ранние сумерки, и по дороге в лучах догоравшего заката со скрипом и грохотом катилась тяжелая повозка, запряженная дюжиной ритмично покачивающих головами мулов.
– Повозка из каменоломни! – воскликнул Питер. И вдруг залился радостным смехом. – Неужели она, пап?
– Ну да, – подтвердил Росс Хейл. – А что тут такого?
– Последний раз я видел нечто подобное одиннадцать лет назад. Уже почти и забыл, что на свете есть такие места, как каменоломни!
– Теперь не забудешь! – заверил его отец. – У них работа кипит вовсю и дела идут хорошо, как никогда. С той только разницей, что возят оттуда уже отнюдь не камни! А кое-что поценнее. В той стороне нашли серебро. Так что теперь денежки льются рекой!
– Серебро! – воскликнул Питер. – В старых каменоломнях?
– Ага, серебро. И этот негодяй Джарвин…
– Старый Майк Джарвин?
– Да.
– А разве Майк со своей любимой бутылкой виски…
– А ты сам послушай! – перебил сына Росс Хейл.
В тишине вечера над грохотом тяжелых колес и скрипом осей плыл хриплый голос неведомого певца, возвещавшего своей песней, что якобы в Майо ждет его голубоглазая девица, к которой он обязательно вернется, преодолев на пути все океаны и горы.
– Это же Джарвин! – пробормотал Питер, все еще улыбаясь и задумчиво качая головой. – А я-то думал, что старый прощелыга давным-давно спился. Так нет, поди ж ты, жив курилка, и орет так же громко, как всегда!
– Даже громче, потому что свои денежки он в прямом смысле копает из земли! К тому же теперь и каменоломни, и рудник находятся в его единоличном распоряжении.
– Все-все теперь его?
– Абсолютно.
– А что же стряслось со старым Сэмом Дебни?
– В этом-то все и дело. Здесь многие задаются тем же вопросом. Но все, что осталось от Дебни, – это его труп на камнях у подножия скалы. И удобное местечко на склоне, откуда он свалился – или же его столкнули!
– Убийство! – угрюмо заключил Питер Хейл. – Точно, это убийство!
– Люди говорят то же самое, но доказательств ни у кого нет. Все мы знаем, что старого Дебни убил Майк Джарвин. Но какой от этого прок, если мы не можем ничего доказать? Джарвин прибрал к рукам рудник. С каждым месяцем богатеет все больше и больше. В банке небось его деньги скоро некуда будет складывать. И работают на него человек сорок рабочих – не меньше.
– Сорок!
– Да, сэр, вы не ослышались. Он расплачивается с ними раз в месяц. Как раз сейчас везет денежки, чтобы выдать жалованье.
– Странно, что его до сих пор никто не ограбил.
– А кто станет связываться?
– А как же братья Баттрик или еще кто-нибудь из местного ворья? Уж чего-чего, а жулья здесь всегда полно водилось!
– Точно, – согласно кивнул отец, – и, заметь, все они друг друга стоили. И братья Баттрик, надо сказать, еще те проходимцы, а старого Майка Джарвина до сих пор не ограбили – и никогда не ограбят впредь, хотя бы только потому, что с одной стороны его охраняет кольт Левши Баттрика, с другой – винтовка Дэна Баттрика. А он платит им так щедро, что для них перерезать ему горло было бы непозволительной роскошью. Он ненавидит их за то, что они тянут с него денежки; а они, со своей стороны, презирают его за то, что он не платит им больше. Но отделаться от них он не может – боится. Они же не станут убивать курицу, несущую золотые яйца. Теперь понимаешь?
– Веселенькая история! – сказал Питер Хейл.
– А то! Раз в месяц мы слушаем вопли этой свиньи, которая ползет в своем тарантасе по дороге и везет четыре или пять тысяч долларов золотом под надежной охраной Баттриков, сдувающих пылинки с этого борова, чтобы с ним, не дай Бог, чего не случилось.
Питер смотрел вслед удалявшейся повозке – маленький фонарь, раскачивавшийся позади, уже исчез из виду, хотя отдававшийся эхом грохот колес был все еще отчетливо слышен. Затем собрал наколотые дрова и проворно направился к ступенькам двери, ведущей в кухню. Отец не уставал поражаться ловкости сына. Он хорошо понимал, что после того ужасного несчастного случая, в результате которого Питер стал инвалидом, ему пришлось серьезно потрудиться над тем, чтобы побороть недуг, прибегая к помощи единственных доступных ему средств, а именно: незаурядной смекалки и огромной физической силы, сохранившейся в верхней части тела. Хорошая спортивная форма способствовала тренировкам, а гибкий и проницательный ум позволял со всей серьезностью подходить к проблемам и подсказывал возможные пути их разрешения. Теперь он с неподражаемой ловкостью взошел по ступенькам лестницы, ведущей к двери в кухню, неся при этом такую огромную охапку дров, какую сам Росс Хейл, пожалуй, никогда и с места-то не сдвинул бы.
Питер вошел в темный дом и, стоя у плиты – словно колосс на глиняных ногах! – занялся приготовлением ужина, в то время как его отец отсиживался в углу, пытаясь поддерживать веселенькую беседу, на собственном опыте убедившись в том, что, как уже давным-давно доказано людьми просвещенными, даже для того, чтобы правдиво солгать, без соответствующего таланта не обойтись.
На ум Россу Хейлу пришла еще одна догадка, и, чем дольше он наблюдал за сыном, тем больше убеждался в том, что Питер отлично понимал, каким унижением и разочарованием обернулось его возвращение домой, но все-таки ничем не выдал своих чувств и не поддался им. Он сохранял спокойствие, держался с достоинством – и даже пробовал шутить!
Напряжение нарастало с каждым мгновением, пока Россу Хейлу, наконец, стало невмоготу выносить все это. И он решил ретироваться. Сразу же по окончании ужина – если это можно было назвать ужином, – он с готовностью принял предложение Питера, вызвавшегося помыть посуду, и вышел на улицу, где довольно долго в темноте ночи бесцельно слонялся по двору.
Позади себя он слышал, как оставшийся в кухне Питер затянул песню, и его голос отдавался гулким эхом в пустом, старом доме. Но отец знал, что веселье это было напускным. На самом же деле душа Питера томилась под гнетом такого безутешного горя, какого самому Россу Хейлу так и не было дано прочувствовать до конца.
Дело с мытьем посуды продвигалось довольно быстро. Когда все было закончено, Питер решил побыть еще некоторое время в одиночестве, чтобы успокоиться окончательно. Он слышал тихие шаги отца, расхаживающего по двору, усеянному мелкими камешками. Ему тоже очень нравилось ходить вот так, и было время, когда он проводил многие часы, расхаживая взад и вперед и напряженно думая над чем-то, пока, наконец, нужная мысль не осеняла воспаленный ум. Теперь это простое удовольствие было ему недоступно. Он устало опустился в большое кресло, стоявшее в углу кухни, вспоминая, как когда-то его дед просиживал здесь многие часы напролет, и вытащил старинную черную трубку, на стенках которой намертво запекся табачный налет. Он осторожно набил ее.
Питеру казалось, что курение поможет ему отчетливее понять, на что пошел отец ради него. Это было своего рода самоистязание. Страдания Росса Хейла были не только физическими: душа его не выдержала и надломилась под тяжестью непомерной ноши, взваленной им на себя. И все же он сумел пройти до конца этот тяжкий путь – что за награда для человека, давно поставившего на себе крест! Очнувшись же, огляделся по сторонам, с удивлением понимая, что не попал на небеса, а просто оказался отцом человека, которому, возможно, так и не суждено когда-либо снова встать на ноги.
Не находя себе места от отчаяния, Питер вынул трубку изо рта и закрыл глаза, нервно сжимая кулаки. Раздался громкий треск, и тут же жгучая боль опалила ладонь и большой палец руки. Его любимая и единственная трубка была сломана – раздавлена на тысячу мелких кусочков.
Он даже не чертыхнулся, а просто остался сидеть, глядя на небольшую дымящуюся груду обломков на полу перед собой и размышляя о том, под силу ли обыкновенному человеку одной рукой сломать трубку, сделанную из толстого корня эрики, как это сейчас он сделал всего двумя пальцами – большим и указательным. Почувствовав отчаянное желание выйти на свежий воздух, он встал и направился к двери из кухни. По пути он заметил, как в темноте сверкнули стволы отцовских револьверов – Росс Хейл оставил их на кухонном столе. Питер остановился и взял оружие в руки. Это были хорошие револьверы. Мужчины из рода Хейлов знали толк в них и умели с ними обращаться. Рукоятки револьверов были удобными и пришлись Питеру точно по руке. И тогда, сунув оружие за пазуху, он вышел из дому.
Глава 10
Мастер грабежа
Несомненно, даже кошка наделала бы больше шума на пути к боковым воротам, пробираясь по угольному шлаку, которым была посыпана дорожка, – сделано это было для того, чтобы земля не пылила летом и не раскисала от грязи зимой. Костыли Питера были подбиты толстой, пористой резиной, что делало его движения почти бесшумными.
Осторожно выскользнув за ворота, он вошел в темный загон. В голове у него уже созрел четкий план действий. Только бы удалось выполнить задуманное и возвратиться обратно прежде, чем отец вернется в дом и хватится оружия.
Оказавшись в конюшне, из двух лошадей он выбрал ту, что была, как ему казалось, посправней, а значит, вполне способной выдержать внушительный вес седока. Питер быстро оседлал и взнуздал свою клячу. После случившегося с ним несчастья он довольно много времени проводил в седле и быстро приспособился к своему новому состоянию. Он вполне мог без посторонней помощи сесть в седло и знал, как и что делать дальше.
Оседлав лошадь, он сунул ноги в стремена, закрепив их скобами с каждой стороны, и был готов отправиться в дорогу, с виду ничем не отличаясь от обычного всадника. Хотя если только допустить мысль о том, что лошадь споткнется и упадет вместе с ним – что ж, тогда Питеру придет конец! Но к риску ему было не привыкать.
Выехав на дорогу, он пришпорил усталого мустанга, направляясь к цели своего путешествия, но так и не заметив поблизости огонька костра. Скорее всего пьяный Майк Джарвин, руководствуясь одному ему известными соображениями и будучи по натуре человеком в высшей степени странным и непредсказуемым, решил не устраивать ночного привала и ехать прямиком в каменоломни.
Питер без остановки проехал около часа, а потом придержал лошадь. Откуда-то из темноты прямо перед ним доносился грохот тяжелых колес медленно катившейся повозки. Он снова пришпорил коня и вскоре уже мог различать хриплые окрики возницы, правившего длинной упряжью мулов.
Над землей висело густое облако пыли. Темная громада груженой повозки медленно плыла на фоне звездного неба, и всякий раз, когда колеса попадали в выбоины на дне колеи, высокая груда ящиков и бочек поскрипывала и угрожающе кренилась.
Питер вынул из кармана большой шелковый платок и повязал его так, что свободный угол совершенно закрывал большую часть лица – нос, рот и подбородок. Широкие поля шляпы скрывали лоб и глаза. Он медленно пустил мустанга вперед, пока, проехав рядом с повозкой, не поравнялся наконец с широким, сделанным на заказ сиденьем, устеленным мягкими подушками. На нем маячила жирная туша Майка Джарвина, по бокам от которого темнели сухопарые силуэты двух вооруженных людей.
– Эй! Кого еще черти несут? – рявкнул один из охранников, устроившийся на переднем сиденье, находившемся как раз чуть повыше головы Питера.
– Послание для Джарвина, – ответил Питер.
– Эй, Дэн, глянь-ка, есть там еще кто? – приказал охранник своему напарнику.
– Нет, Левша, сзади никого не видно, – ответил Дэн.
– Что там у тебя для Джарвина? – так же неучтиво, как и прежде, поинтересовался Левша.
– Новости с каменоломни.
– Что еще за новости?
– Все написано вот в этом письме.
– В каком еще письме?
Питер поднял руку, и Левша Баттрик наклонился к нему. В тот же миг широкая ладонь намертво сомкнулась вокруг запястья Левши; он и вскрикнуть не успел, как оказался сдернутым со своего места. Чем выше положение, тем больнее оттуда падать. Левша тяжело обрушился вниз и остался неподвижно лежать в пыли.
Едва успев разделаться с Левшой, Питер заметил, как в темноте блеснул ствол вскинутой винтовки, направленной Дэном в его сторону, и тогда он выстрелил, целясь чуть пониже нее. В ответ донесся сдавленный крик, и он увидел, как Дэн Баттрик кувырнулся вперед, вываливаясь со своего места и исчезая в темноте.
Ему вторили испуганные крики возницы, правившего размеренно шагающей вереницей мулов, и проклятья Майка Джарвина, теперь одиноко восседавшего на мягких подушках сиденья.
– Что такое? Что происходит? Кто здесь? – верещал возница.
– Скажи ему, что все в порядке, Майк, – приказал Питер. – Ты меня слышал? Действуй!
– Ничего, придурок, это просто шутка! – выкрикнул Джарвин в темноту. – Занимайся своим делом, знай правь мулами!
После этого он повернулся к Питеру:
– Хорошая работа, парень. Скажи, что ты хочешь от меня? Может, тебе нужна работа?
Питер усмехнулся. Он слышал о коварстве и редкостном хладнокровии Джарвина, но на такое никак не рассчитывал.
– Не нужна мне работа, по крайней мере сейчас, – сказал Питер. – И уж во всяком случае не та, какую, полагаю, ты хочешь мне предложить.
– Откуда ты знаешь, что я собираюсь тебе предложить? – спросил Джарвин. – Если ты можешь в одиночку одолеть обоих Баттриков, значит, ты и с работой будешь справляться лучше, чем это получалось у них. И скажу тебе, приятель, я стану платить тебе столько же, сколько платил им, и…
– Держи руки так, чтобы я их видел, – перебил его Питер.
– Конечно-конечно, – поспешно отозвался Джарвин. – Я и не думал ничего затевать против тебя, сынок.
– Хорошо, – одобрил Питер. – А теперь давай раскошеливайся.
– Так что же, работа тебя не интересует?
– А что в ней интересного? – сказал Питер. – Да и сколько Баттрики получали от тебя за нее?
– По две сотни в месяц – каждый!
– И ты согласен платить мне за двоих?
– Я платил бы тебе три сотни, парень. Верное дело! Более легкого заработка тебе нигде не нейти!
– Благодарствуем, – сказал Питер. – А теперь расстегни пояс и дай его мне.
Джарвин заскрежетал зубами.
– Виселица по тебе плачет! – объявил он.
– Это в том случае, если я не соглашусь работать на тебя, – поправил его Питер.
– Ограбить меня, а потом вести речь о какой-то работе? Боже, что за наглость! – воскликнул Джарвин.
– Работаю я днем, – сказал Питер, взмахнув рукой, указывая куда-то в темноту, давая понять, что где-то в той стороне находится его работа. – А этим я, так сказать, подрабатываю. Гляди-ка! Похоже, это твой возница!
Вороватая тень скользнула по казавшейся в темноте белесой стерне – бросив вожжи, возница кинулся наутек, безо всякого сожаления оставляя свою полную опасностей работу.
– Все они трусы и предатели! – сказал жирный Джарвин. – Ну вот, теперь я остался один!
– Но ты даже и не попытался выхватить пистолет, – заметил Питер.
– Потому что у меня его нет.
– Ты разгуливаешь без оружия?!
– При моем образе жизни носить оружие и уметь с ним обращаться – вернейший способ отправиться на тот свет, – сказал Джарвин. – Так что, сынок, я никогда не держу его при себе. Мои самые злейшие враги – а их у меня предостаточно – знают о том, что я никогда не держу при себе больших денег. Вот мой пояс. Посчитай деньги и затем спроси свою совесть, позволит ли она тебе оставить их у себя. Все, что было заработано честным трудом!
– А какая доля с этих честных денег причитается Дебни? – спросил Питер. – Может быть, ты как раз собираешься в преисподнюю, чтобы расплатиться с ним?
– Дебни? – переспросил толстяк. – Что ж, похоже, ты не просто мастер грабежа; ты настоящий историк, которому известно даже о том, как бедняга Сэм свалился со скалы!
– Да, Сэму тогда, прямо скажем, не повезло, – согласился Питер.
– Такова жизнь, парень. Такова жизнь! Так скажи, ты уже закончил со мной? Или, может быть, желаешь еще пошарить по карманам?
– Ты слишком жирный для того, чтобы держать что-либо существенное в карманах брюк, – проговорил Питер, рассуждая вслух. – Нет, пожалуй, одного сюртука будет достаточно. Давай-ка его сюда!
Джарвин снова заскрежетал зубами, но сюртук снял.
– Рекомендую прислушаться к моему предложению, молодой человек; я согласен платить двойное жалованье, какое до этого получали Баттрики. Четыреста долларов в месяц, все будет твоим, и, кроме того, возможность для приработка. Каждый из Баттриков уже выжал из меня по пять тысяч долларов.
Питер невольно вздрогнул.
– Десять тысяч долларов! – сказал он. – Это очень хорошая сделка, Джарвин. Вообще-то я, возможно, еще и наведаюсь к тебе в каменоломни, чтобы еще раз переговорить об этом. Интересно, чем ты набил карманы этого сюртука, что так не хочешь с ним расстаться?
– Ничего в нем нет, кроме горя и неудач, – сказал Джарвин.
И он протянул сюртук, но в тот же момент Питеру показалось, что какой-то небольшой темный предмет свалился с сиденья и бесшумно упал на землю. При свете звезд можно было заметить, как над колеей взметнулся небольшой фонтанчик дорожной пыли. Питер взял сюртук и, развернув коня, отправился восвояси.
Читать бесплатно другие книги:
