Отель Хейли Артур
Наливал кофе Бен, но поставила его перед Питером Анна.
— Да не переживайте вы из-за этого, сэр. Я уж постараюсь успокоить ее, когда страсти чуть поулягутся. Все дело в том, что у мисс Марши слишком много свободного времени — вот она и копается в себе. Наверное, все могло бы быть иначе, если бы ее папочка почаще оставался дома. Да только его не дождешься. Совсем нас забыл.
— Хорошо, что вы это понимаете.
Он вспомнил, что Марша рассказывала ему об Анне, как молоденькую девушку заставили выйти замуж за человека, которого она почти не знала; как они потом счастливо прожили больше сорока лет, пока муж Анны не скончался год тому назад.
— Я слышал о вашем муже, — сказал Питер. — Видимо, это был прекрасный человек.
— Мой муж?! — удивленно закудахтала экономна. — Не было у меня никакого мужа. Никогда в жизни замужем не была. Так и осталась в девицах.
Но ведь говорила же Марша: «Они жили здесь, с нами, Анна и ее муж. Он был самым добрым, самым милым человеком, какого я когда-либо встречала. И если на свете бывают идеальные пары, то их как раз можно назвать такой».
Значит, она все это придумала, чтобы убедить Питера согласиться на ее предложение.
— О боже милостивый! — продолжала кудахтать Анна. — И насочиняла же вам мисс Марша небылиц. Она у нас такая выдумщица. Все время как в театре играет, так что вы, пожалуйста, не волнуйтесь за нее.
— Понимаю, — ответил Питер не очень уверенно, тем не менее почувствовав облегчение.
Бен проводил его до дверей. Солнце уже начинало припекать, хотя часы показывали только начало десятого. Питер быстро вышел на авеню Сент-Чарльз, а там свернул в сторону отеля. Он надеялся, что прогулка поможет разогнать сонливость после обильной трапезы. Ему было искренне жаль, что не удастся больше увидеть Маршу, и немного грустно, а почему он и сам не мог понять. И когда только я научусь разбираться в женщинах, подумал Питер. Наверное, никогда.
Лифт номер четыре снова заработал. Неделю назад он стал капризничать, и чем дальше шло дело, тем хуже. Эти поломки и неожиданные капризы лифта начали изрядно раздражать Сая Левина, немолодого человека, который работал на нем в дневную смену.
В прошлое воскресенье лифт несколько раз отказывался двигаться, несмотря на то, что внешние и внутренние дверцы были плотно закрыты.
Монтер сказал Саю, что такая же история была и в понедельник вечером, когда в кабине находился заместитель главного управляющего мистер Макдермотт.
В среду лифт простоял несколько часов. Механики сказали, что неисправна муфта сцепления, однако ремонт ничего не дал и в течение следующего дня лифт трижды отказывался сдвинуться с шестнадцатого этажа.
Вот и сегодня лифт номер четыре на каждом этаже останавливался и трогался с места рывками.
В обязанности Сая Левина вовсе не входило выяснять, в чем дело. Да его особенно и не волновали причины неполадок, хотя он слышал, как главный инженер Док Викери ворчал, что приходится все «латать и латать» и что ему нужно «сто тысяч долларов, чтобы выпотрошить старье и установить новые механизмы». Интересно, кто бы отказался от таких денег? Уж, конечно, не Сай Левин, недаром он каждый год старается наскрести деньжат, чтобы купить билет тотализатора, хотя это ему ни разу еще ничего не принесло.
Как бы там ни было, а с такими, как он, ветеранами в «Сент-Грегори» считались, и Сай решил завтра же попросить, чтобы его перевели на другой лифт. Да и чего, собственно, стесняться? Он проработал в отеле двадцать семь лет и управлял лифтами еще тогда, когда многих из этих сопляков, которые теперь работают здесь лифтерами, и на свете-то не было. И уж после сегодняшнего дня пусть кто-нибудь другой возится с этим проклятущим лифтом номер четыре.
Время близилось к десяти, и утренняя жизнь отеля входила в обычное русло. Сай Левин принял в кабину очередной груз пассажиров — в основном участников каких-то конгрессов, с именными табличками на лацканах, — и поехал — вверх, останавливаясь на разных этажах, вплоть до самого последнего, шестнадцатого. По дороге вниз, на десятом этаже, кабина заполнилась до предела, и весь остаток пути до вестибюля лифт пронесся без остановки. Во время этого спуска Сай заметил, что лифт перестал дергаться.
Ну, вот, подумал он, по крайнем мере, эта штука в конце концов наладилась сама собой.
Дальше от истины он едва ли мог быть.
Высоко наверху, на самой крыше отеля, словно ласточкино гнездо, прилепился контрольный пункт. И там, в механическом сердце лифта номер четыре, наступала последняя секунда полезной жизни маленького электрического реле. Беда — о чем никто не знал и даже не догадывался таилась в крошечном стержне-толкателе размером с обычный гвоздь.
Этот стержень был ввинчен в миниатюрную металлическую головку, которая приводила в действие три выключателя. Один из них подавал и отключал ток тормозной системы лифта, второй давал энергию мотору, а третий контролировал цепь генератора. Когда все три функционировали нормально, кабина плавно опускалась и поднималась, подчиняясь приказу со щитка управления. Но если работать будут только два выключателя, а третий, контролирующий мотор лифта, откажет, кабина начнет падать под тяжестью собственного веса. Вызвать такую аварию могло лишь одно: полный износ стержня и головки.
Уже несколько недель стержень-толкатель расшатывался в своем гнезде. Расшатываясь — столь незначительно, что, если увеличить амплитуду в сто раз, смещение не превышало бы толщину человеческого волоса, головка медленно, но неуклонно поворачивалась, вывинчиваясь из толкателя. Это имело двоякие последствия. Во-первых, длина толкателя и головки самопроизвольно увеличилась. А во-вторых, переключатель мотора был готов вот-вот отключиться.
Подобно тому, как последняя крошечная песчинка может перевесить чашу весов, так и едва заметный поворот головки мог сейчас окончательно отключить мотор лифта.
Этим-то и объяснялись капризы четвертого лифта, которые заметили Сай Левин и другие. Аварийная бригада пыталась найти причину неполадок, но все старания ее ни к чему не привели. Да и трудно было в чем-либо винить бригаду. Ведь работу каждого лифта обеспечивало более шестидесяти таких реле, а лифтов в отеле было двадцать.
Никто не заметил и того, что оба предохранительных устройства в самой кабине плохо работали.
Словом, в пятницу утром, в десять минут одиннадцатого, лифт номер четыре буквально висел на волоске.
Мистер Демпстер из Монреаля прибыл в половине одиннадцатого. Питер Макдермотт, оповещенный о приезде мистера Демпстера, спустился в вестибюль, чтобы официально приветствовать его. Пока ни Уоррен Трент, ни Альберт Уэллс еще не показывались, — от последнего вообще не было никаких вестей.
Доверенный Альберта Уэллса оказался крупным энергичным мужчиной, внешне напоминавшим управляющего крупным банком. Когда Питер заметил вскользь, что все произошло уж очень стремительно, просто голова идет кругом, тот лишь ответил:
— Мистер Уэллс часто так действует.
Посыльный проводил гостя в номер на двенадцатом этаже.
А через двадцать минут мистер Демпстер появился в кабинете Питера.
Он сказал, что уже виделся с мистером Уэллсом и разговаривал по телефону с Уорреном Трентом. Встреча, ориентировочно назначенная на одиннадцать тридцать, состоится. А пока мистер Демпстер хотел бы побеседовать, еще с несколькими служащими отеля, в том числе с бухгалтером-ревизором, и мистер Трент предложил ему воспользоваться для этого директорским кабинетом.
Мистер Демпстер производил впечатление человека, привыкшего командовать.
Питер проводил его в кабинет Уоррена Трента и представил Кристине. Он уже видел ее в это утро. Приехав в отель, он сразу же разыскал ее, и хотя в холодной, официальной обстановке директорского кабинета они могли лишь подержаться за руки, даже этого было достаточно, чтобы оба испытали радостное волнение.
— Ах, вот вы какая, мисс Фрэнсис, — впервые улыбнувшись с момента своего приезда, сказал гость из Монреаля. — Мистер Уэллс упоминал ваше имя — он говорил о вас очень тепло.
— Я считаю мистера Уэллса замечательным человеком. Я считала так и до… — Кристина запнулась и умолкла.
— Продолжайте!
— Я немного смущена, — сказала Кристина, — в связи с одним обстоятельством, которое произошло вчера вечером.
Мистер Демпстер достал очки в массивной оправе, которые он хорошенько протер перед тем, как надеть.
— Если вы имеете в виду, мисс Фрэнсис, ресторанный счет, то здесь вы можете быть совершенно спокойным. Мистер Уэллс сказал мне — привожу его собственные слова, — что это был один из самых добрых и милых поступков, которые когда-либо совершались по отношению к нему. Он, конечно, прекрасно все понял. Мало что ускользает от его внимания.
— Да, — проговорила Кристина, — я начинаю это понимать.
В эту минуту раздался стук в дверь, она открылась, и на пороге появился главный бухгалтер Сэм Якубек.
— Простите, — сказал он, увидев Питера, Кристину и незнакомого человека, и повернулся, чтобы уйти.
Питер остановил его.
— Я пришел выяснить насчет слухов, — сказал Якубек. — По отелю со скоростью лесного пожара распространяются слухи, что этот пожилой джентльмен, мистер Уэллс…
— Это не слухи, — сказал Питер, — а свершившийся факт. — И он представил бухгалтера мистеру Демпстеру.
Якубек ударил себя по лбу.
— Бог ты мой! А я-то не доверял мистеру Уэллсу. Усомнился в подлинности чека, который он выдал. Я даже звонил в Монреаль!
— Я слышал о вашем звонке, — улыбнувшись второй раз за утро, заметил мистер Демпстер. — В банке ваш запрос всех очень позабавил. Но у них есть строгие инструкции не давать никаких сведений о мистере Уэллсе. Так он предпочитает.
Якубек издал звук, похожий на стон.
— Вы наверняка волновались бы куда больше, если бы не проверили кредитоспособности мистера Уэллса, — успокоил его Демпстер. — Он будет только уважать вас за это. Просто у него такая привычка — выписывать чеки на первом попавшемся клочке бумаги, и многие сомневаются в их годности. Но, сами понимаете, эти чеки вполне надежны. Теперь-то вам, вероятно, известно, что мистер Уэллс — один из богатейших людей Северной Америки.
Пораженный Якубек, казалось, потерял дар речи: он лишь кивнул.
— Возможно, вам будет легче ориентироваться, — заметил Демпстер, если я расскажу о своем шефе поподробнее. — Он взглянул на часы. — Скоро сюда прибудут мистер Дюмер — банкир и несколько юристов, но думаю, время у нас еще есть.
На этом рассказ его снова был прерван — пришел Ройял Эдвардс. Ревизор явился с папками и толстенным портфелем. Последовала церемония представления.
Поздоровавшись с ревизором, мистер Демпстер сказал:
— Сейчас мы с вами немного побеседуем, а потом мне хотелось бы, чтобы вы присутствовали на нашем совещании в половине двенадцатого. Кстати, вас это тоже касается, мисс Фрэнсис. Меня просил об этом мистер Трент, да и мистер Уэллс будет рад вас видеть.
Впервые у Питера Макдермотта возникло неприятное чувство отстраненности от главных событий.
— Так вот, я хотел рассказать вам кое-что о мистере Уэллсе. — Мистер Демпстер снял очки, подышал на стекла и протер их еще раз. — Несмотря на весьма значительное состояние, мистер Уэллс остался человеком более чем скромных вкусов. Это вовсе не значит, что он скуп. Напротив, мистер Уэллс удивительно щедр. Просто он не любит шиковать — ни в одежде, ни во время путешествий, ни в гостиницах.
— Кстати, насчет гостиниц, — прервал его Питер. — Я уже думал о том, что надо переселить мистера Уэллса в апартаменты. Сегодня в полдень у нас освобождается один из лучших номеров, в котором останавливался мистер Кэртис О'Киф.
— Я бы не советовал вам это делать. Насколько я знаю, мистер Уэллс доволен своей комнатой, чего, правда, нельзя сказать о той, которую ему предоставили сначала.
Питер внутренне содрогнулся при упоминании о закутке, где находился Альберт Уэллс до вечера в понедельник, когда его перевели в номер 1410.
— Он вовсе не возражает, когда другим предоставляют апартаменты мне, например, — пояснил мистер Демпстер. — Дело в том, что он попросту не испытывает потребности в такого рода вещах. Вам не надоело меня слушать?
Все хором просили его продолжать.
— Все это похоже на сказку братьев Гримм! — заметил явно повеселевший Ройял Эдвардс.
— Возможно. Но было бы ошибкой считать, что мистер Уэллс живет в мире сказочных иллюзий. Если обо мне этого не скажешь, то о нем тем более.
Заметили ли остальные, подумал Питер, а ведь в вежливом тоне Демпстера сейчас чувствовалась сталь.
— Я знаю мистера Уэллса много лет, — продолжал мистер Демпстер. — За это время я научился уважать его умение разбираться как в людях, так и в делах. Он обладает той природной сметкой, которой не приобретешь даже в Гарвардской школе, готовящей бизнесменов.
Ройял Эдвардс, который был выпускником этой школы, густо покраснел.
Случайный ли это выпад, подумал Питер, или же доверенный Альберта Уэллса уже успел навести справки о старших служащих отеля. Вполне возможно, что и успел, и тогда Демпстеру известен послужной список Питера, где значилось увольнение из «Уолдорф-Астории» и последующее занесение в черные списки.
Не в этом ли причина, подумал Питер, того, что его явно отстраняют от предстоящего закрытого совещания руководства отеля?
— Полагаю, — сказал Ройял Эдвардс, — нас ждет здесь немало перемен.
— Вполне возможно. — Мистер Демпстер вновь протер очки — видимо, такой уж у него выработался автоматизм. — Первая перемена будет состоять в том, что я стану президентом компании, владеющей отелем: я занимаю этот пост в большинстве корпораций мистера Уэллса. Сам он такого рода вещами не интересуется.
— Значит, мы будем часто видеть вас, — сказала Кристина.
— По правде говоря, весьма редко, мисс Фрэнсис. Я буду лишь номинальным главой — не больше. Вся полнота власти будет сосредоточена в руках вице-президента — распорядителя. Такой системы придерживается мистер Уэллс — и я тоже.
Ну вот, подумал Питер, все и прояснилось, как он ожидал. Альберт Уэллс не будет заниматься управлением отелем, а значит, хорошие отношения с ним ничего ему, Питеру, не дадут. Собственно, маленький старичок очень далек от гостиничных дел, и судьба Питера целиком и полностью будет зависеть от этого вице-президента, кто бы он там ни был. Питер терялся в догадках, стараясь представить себе, знает ли он этого человека. Ведь от него будет зависеть столь многое.
До этой минуты Питер считал, что будет спокойно относиться к ходу событий, включая собственное возможное увольнение, — как сложится все, так и сложится. Теперь же он почувствовал, что не хочет расстаться с отелем.
Одной из причин была, конечно, Кристина. А второй — то обстоятельство, что при новом руководстве «Сент-Грегори» может стать первоклассным отелем.
— Мистер Демпстер, — сказал Питер, — если не секрет, кто будет вице-президентом — распорядителем?
Монреалец был явно удивлен. Он озадаченно посмотрел на Питера, затем лицо его просветлело.
— Извините, — сказал он, — я думал, вы в курсе дела. Вице-президентом — распорядителем будете вы.
Всю ночь напролет, в те томительно долгие часы, когда обитатели отеля спят, Букер Т. Грэхем кропотливо копошился в куче мусора, освещаемый лишь отблесками огня в печи. Вообще-то в этой работе для него не было ничего нового. Букер был человек простодушный, чьи дни и ночи походили друг на друга, словно были отпечатаны сквозь копировальную бумагу, но его это ничуть не смущало. Он был человеком крайне непритязательным: немного еды, крыша над головой и малая толика уважения — вот и все, что ему надо; правда, последнее было чисто инстинктивным: он вряд ли мог бы сформулировать, зачем ему это надо.
Единственное, отличавшее эту ночь от всех прочих, было то, что работал он медленно. Обычно, задолго до того как выключить печь и отправиться домой, Букер Т. Грэхем расправлялся со всем мусором, накопившимся за предыдущий день, успевал выбрать из него все, что положено, и еще тихонько посидеть полчаса, покуривая самокрутку. Но этим утром, несмотря на то, что смена его кончилась, работы было еще полно. К тому времени, когда ему следовало отправляться домой, еще более дюжины неразобранных, туго набитых баков с мусором дожидались отправки в печь.
Задержка эта объяснялась тем, что Букер пытался отыскать бумагу, которая требовалась мистеру Макдермотту. Поиски он вел тщательно и кропотливо. Не спешил. А нужная бумага все не попадалась.
Букер Т. с сожалением сообщил об этом ночному администратору, когда тот спустился к нему в подвал; видно было, что этот человек здесь впервые — с таким изумлением обозревал он мрачные стены и так выразительно морщил от вони нос. Ночной администратор не стал задерживаться, но уже сам факт его прихода, да еще с запиской от мистера Макдермотта, говорил о том, что пропавшая бумага по-прежнему нужна.
Как бы там ни было, Букеру Т. Грэхему пора было кончать работу и идти домой. Ведь отель отказывался платить сверхурочные. А кроме того, ведь Букера Т. Грэхема наняли заниматься мусором, а не помогать дирекции — не его это дело.
Но он понимал: если в течение дня заметят, что остался мусор, в котельную пришлют кого-нибудь, растопят печь и сожгут его. Если же этого не произойдет, то ему самому придется проделать это сегодня ночью, когда он придет на работу. Беда в том, что в первом случае терялась всякая надежда отыскать бумагу, а во втором, даже если он и найдет ее, может быть уже слишком поздно.
А Букер Т. Грэхем хотел оказать услугу мистеру Макдермотту. Если б его спросили, он и сам не мог бы сказать, что побуждает его к этому, поскольку не слишком хорошо владел даром слова и не был человеком, склонным к размышлениям. Просто когда в котельную заходил молодой заместитель главного управляющего, Букер как-то острее чувствовал, что он человек не хуже других.
Словом, он решил продолжать поиски.
Во избежание неприятностей Букер отошел от печи и отметился у контрольных часов. Потом вернулся. Вряд ли его здесь заметят. Мусорная печь не тот объект, который привлекает посетителей.
Он пробыл в котельной еще три с половиной часа. Работал он медленно, старательно, хоть и понимал, что нужного ему предмета может вообще не оказаться в этой куче мусора — ведь часть мусора он уже сжег, когда мистер Макдермотт обратился к нему с просьбой.
Утро было в полном разгаре, и Букер Т. Грэхем еле держался на ногах оставалось просмотреть еще два бака.
Он заметил его сразу, как только вывалил предпоследний бак, — комок пергамента, в какой обычно заворачивают сандвичи. Когда Букер расправил его, внутри оказался скомканный лист гербовой бумаги — такой же оставил ему и мистер Макдермотт. Для большей верности Букер Т. Грэхем сравнил их, поднеся к свету. Ошибки быть не могло.
Бумага была покрыта жирными пятнами и даже подмокла. В одном месте чернила расплылись. Но немного. А в целом записка хорошо сохранилась.
Букер Т. Грэхем надел свой грязный, засаленный пиджак. Не обращая внимания на разбросанный по полу мусор, он вышел из котельной и устремился вверх по лестнице.
В удобном кабинете Уоррена Трента мистер Демпстер закончил беседу с бухгалтером-ревизором. Ройял Эдвардс еще собирал балансовые сводки и финансовые отчеты, когда в половине двенадцатого участники назначенного совещания начали заходить в кабинет. Первым явился Эмиль Дюмер, банкир, похожий на персонажа из «Пиквикского клуба», слегка надутый от сознания собственной значимости. Следом за ним прибыл бледный худосочный юрист, ведавший всеми правовыми делами «Сент-Грегори», и юрист помоложе, представлявший в Новом Орлеане интересы Альберта Уэллса.
Затем появился Питер Макдермотт вместе с Уорреном Трентом, который только что спустился с шестнадцатого этажа. Хотя Уоррен Трент потерпел поражение в своей длительной борьбе за сохранение контроля над отелем, держался он сейчас, как ни странно, дружелюбнее и приветливее, чем все последние недели. В петлице у него красовалась гвоздика, и он тепло поздоровался со всеми, включая мистера Демпстера, которого представил ему Питер.
Все происходящее казалось Питеру сном. Он действовал механически, произносил слова, повинуясь рефлексу, словно повторял слова молитвы.
Казалось, им двигал сидящий внутри робот, и Питер будет повиноваться ему, пока не придет в себя от потрясения, вызванного известием, которое сообщил Демпстер.
Вице-президент — распорядитель. Он был потрясен не столько титулом, сколько тем, что этот титул ему давал.
Возможность полновластно командовать в «Сент-Грегори» была для Питера подобна свершению мечты. Питер верил, что «Сент-Грегори» можно сделать очень хорошим отелем. Рентабельным, уважаемым заведением с безупречной репутацией. Несомненно, и Кэртис О'Киф — а с его мнением нельзя не считаться — думал так же.
Возможности для достижения этой цели имелись. Нужно привлечь новый капитал, реорганизовать структуру, строго разграничив сферы ответственности, заняться персоналом: кого-то отправить на пенсию, кого-то повысить, набрать новых сотрудников.
Когда Питер узнал о том, что Альберт Уэллс становится хозяином «Сент-Грегори» и, следовательно, отель остается независимым, он надеялся, что тот, кто станет во главе дела, окажется человеком достаточно прозорливым и энергичным, чтобы осуществить назревшие перемены. Теперь такая возможность была предоставлена ему самому. От этой перспективы сердце Питера радостно забилось. И в то же время ему стало немного тревожно.
Ведь все это отразится и на его репутации. Новое назначение и все, что с этим связано, приведет к полной реабилитации Питера Макдермотта и восстановлению его статуса в гостиничном деле. И если он преуспеет в управлении «Сент-Грегори», то все будет забыто и все минусы его послужного списка перечеркнуты. Люди, занимающиеся гостиничным бизнесом, не отличаются ни злопамятностью, ни близорукостью. В конце концов, главное для них — чего ты сумел достичь на деловом поприще.
Все эти мысли стремительно проносились в голове Питера. Еще оглушенный случившимся, но уже начиная постепенно приходить в себя, он вместе с остальными занял место за длинным столом для заседаний, стоявшим посреди комнаты.
Альберт Уэллс явился последним. Он скромно вошел в кабинет вместе с Кристиной. Собравшиеся тут же встали.
Смутившись, старичок замахал руками:
— Нет! Нет! Пожалуйста, без этого!
Уоррен Трент, широко улыбаясь, шагнул вперед.
— Мистер Уэллс, я рад приветствовать вас в моем доме. — Они обменялись рукопожатием. — И когда он станет вашим, я буду искренне желать, чтобы эти старые стены принесли вам такое же счастье и удовлетворение, какое временами выпадало на мою долю.
Сказано это было учтиво и с достоинством. В устах любого другого человека, подумал Питер, это прозвучало бы фальшиво или чересчур выспренне. Уоррен Трент же произнес это от души, и потому слова его взволновали всех.
Альберт Уэллс заморгал. А Уоррен Трент, с той же учтивостью, взял его под руку и представил ему присутствующих.
Кристина закрыла дверь и присела к столу.
— Полагаю, вы знакомы с моей помощницей — мисс Фрэнсис, а также с мистером Макдермоттом.
Альберт Уэллс лукаво улыбнулся — словно птичка приоткрыла клювик.
— Да, у нас была возможность немного познакомиться друг с другом. — Он подмигнул Питеру. — И думаю, что знакомство будет продолжено.
Эмиль Дюмер прочистил горло и объявил совещание открытым.
Условия сделки, отметил банкир, в основном уже приняты обеими сторонами. Цель данного совещания, председательствовать на котором его просили и мистер Трент, и мистер Демпстер, — обсудить процедурные вопросы, включая дату перехода «Сент-Грегори» к новому владельцу. Трудностей тут вроде бы возникнуть не должно. Закладная под отель, срок которой истекает сегодня, обеспечена pro tem [13] Торгово-промышленным банком под гарантии, представленные мистером Демпстером, действующим от имени мистера Уэллса.
Питер поймал иронический взгляд Уоррена Трента, который долгие месяцы безуспешно пытался добиться возобновления закладной.
Банкир раздал составленную им повестку дня. Последовала небольшая дискуссия, в которой приняли участие мистер Демпстер и оба юриста. Затем началось обсуждение — пункт за пунктом. Большую часть времени и Уоррен Трент и Альберт Уэллс сидели лишь как зрители — бывший владелец отеля был погружен в свои думы, а маленький старичок забился в угол кресла и, казалось, только и мечтал о том, чтобы про него забыли. И мистер Демпстер ни разу не только не обратился к Альберту Уэллсу, но даже не взглянул в его сторону. Монреалец явно считался с желанием своего босса оставаться в тени и привык сам принимать решения.
Питер Макдермотт и Ройял Эдвардс давали ответы на вопросы, возникавшие в связи с управлением отелем и состоянием его финансов.
Кристина дважды выходила и возвращалась с нужными документами.
Несмотря на свою напыщенность, банкир умело вел совещание.
На обсуждение основных вопросов ушло меньше получаса. Официальная дата передачи «Сент-Грегори» была назначена на вторник. Оставшиеся мелкие вопросы юристы должны были обговорить между собой.
— Итак, если участники совещания согласны… — Эмиль Дюмер окинул взглядом сидевших за столом.
— Я хотел бы кое-что добавить. — Уоррен Трент выпрямился, и внимание собравшихся тотчас приковалось к нему. — Между джентльменами подписание документов является не больше чем формальностью, подтверждающей уже достигнутое соглашение. — Он взглянул на Альберта Уэллса. — Полагаю, вы согласны со мной.
— Безусловно, — ответил за Уэллса мистер Демпстер.
— Тогда, пожалуйста, считайте себя вправе, начиная с этой минуты, проводить в отеле все перемены, какие вы сочтете необходимыми.
— Благодарствуйте. — Мистер Демпстер почтительно наклонил голову. — Есть кое-какие дела, к которым нам хотелось бы, не откладывая, приступить. Во вторник, сразу же после окончания церемонии передачи, мистер Уэллс хочет собрать совет директоров и прежде всего предложить вашу кандидатуру, мистер Трент, на пост председателя совета.
Уоррен Трент ответил любезным поклоном головы.
— Я почту за честь принять этот пост. Приложу все силы к тому, чтобы должным образом способствовать его украшению.
Мистер Демпстер позволил себе слегка улыбнуться.
— Согласно желанию мистера Уэллса, на меня ложится роль президента.
— Вполне понятное желание.
— А вице-президентом, облеченным всеми полномочиями, будет Питер Макдермотт.
Хор поздравлений раздался за столом. Как и все присутствующие, Уоррен Трент пожал Питеру руку. Кристина улыбалась.
Мистер Демпстер подождал, когда все успокоятся.
— Нам осталось обсудить последний вопрос. На этой неделе, когда я был в Нью-Йорке, в газете появились весьма неблагоприятные статьи об отеле. Я хотел бы получить заверения, что ничего подобного здесь не произойдет — во всяком случае, до предстоящих изменений в руководстве.
В кабинете воцарилось молчание.
Адвокат, что постарше, был явно озадачен. Его более молодой коллега громким шепотом пояснил:
— Это насчет того цветного, которому отказали в номере.
— А-а! — понимающе кивнул пожилой адвокат.
— Позвольте мне внести ясность. — Мистер Демпстер снял очки и принялся тщательно их протирать. — Я вовсе не предлагаю каких-либо коренных перемен в политике, проводимой отелем. Как бизнесмен, я придерживаюсь мнения, что с местными обычаями и взглядами надо считаться. Единственно, о чем я думаю: если подобная ситуация повторится, нужно постараться, чтобы это не дало таких результатов.
И снова в кабинете наступила тишина.
Внезапно Питер Макдермотт почувствовал, что все взгляды устремлены на него. И он с замирающим сердцем понял, что вдруг, без всякого предупреждения, наступила решающая минута — первый, и, пожалуй, самый серьезный пробный камень для него как будущего руководителя. От того, как он сумеет выйти из создавшегося положения, во многом зависела и судьба отеля, и его собственная. Питер подождал, тщательно обдумывая, что он намерен сказать.
— То, о чем шла здесь речь, — тихо проговорил Питер, кивнув в сторону адвоката помоложе, — к сожалению, правда. Делегату проходившего у нас конгресса было отказано в заранее зарезервированном для него номере. Это был стоматолог, причем, насколько мне известно, пользующийся исключительной репутацией, но, к несчастью, негр. Как это ни печально, однако в номере отказал ему я. С тех пор я принял для себя твердое решение: ничего подобного больше не повторится.
— Я сомневаюсь, чтобы вам, как вице-президенту, пришлось когда-либо… — начал было Эмиль Дюмер.
— Но я никому не разрешу действовать так в отеле, которым я руковожу.
— Весьма радикальное решение, — сказал банкир и поджал губы.
Уоррен Трент резко повернулся к Питеру.
— Мы ведь все это уже обсуждали.
— Джентльмены, — мистер Демпстер снова надел очки, — мне кажется, я выразился достаточно ясно; я вовсе не предлагаю каких-либо коренных перемен.
— Но, мистер Демпстер, я их предлагаю. — Если уж необходимо скрестить шпаги, подумал Питер, так надо делать это сейчас, и дело с концом. Либо он по-настоящему будет управлять отелем, либо — нет. Выяснить это нужно, и чем скорее, тем лучше.
— Я хотел бы быть уверенным, что правильно понимаю вашу позицию, — подавшись вперед, сказал монреалец.
Внутренний голос предостерегал Питера, что он совершает оплошность.
Но он не обратил внимания на предостережения.
— Моя позиция весьма проста. Я буду работать в этом отеле только при условии полного отказа от сегрегации.
— А не слишком ли вы торопитесь диктовать свои условия?
— Насколько я понимаю, — тихо сказал Питер, — ваш вопрос объясняется тем, что вы осведомлены относительно некоторых деталей частного характера…
— Да, осведомлены, — кивнул мистер Демпстер.
Питер заметил, что Кристина не отрывает взгляда от его лица.
Интересно, что она обо всем этом думает, промелькнуло у него в голове.
— Тороплюсь я или нет, — сказал Питер, — но я считаю необходимым ознакомить вас с моей позицией.
Мистер Демпстер вновь стал протирать стекла очков.
— Вероятно, все мы уважаем твердость убеждений, — обратился он к присутствующим. — Тем не менее, мне кажется, что с данным вопросом можно повременить. Если мистер Макдермотт не возражает, мы можем не принимать сейчас окончательного решения. А позже, через месяц-другой, снова вернемся к данному предмету.
«Если мистер Макдермотт не возражает». А ведь монреалец, подумал Питер, весьма дипломатично предложил ему выход из создавшегося положения.
Весьма известная схема. Сначала наскок, успокоенная совесть, провозглашение символа веры. Затем небольшая уступка. Разумный компромисс между разумными людьми. Снова вернемся к данному предмету. Что может быть интеллигентнее, разумнее. Разве это не тот умеренный, миролюбивый подход к разрешению проблем, который столь мил большинству людей? Взять хотя бы стоматологов. Их письмо с резолюцией, осуждающей действия администрации отеля в отношении доктора Николаса, пришло только сегодня.
Да, конечно, отель стоит перед лицом немалых трудностей. И время для постановки вопроса об изменении политики сегрегации — самое неподходящее.
Уже сама по себе смена руководства вызовет проблемы, — зачем же выдумывать еще новые. Возможно, в подобной ситуации самое мудрое — переждать.
Но в таком случае никогда не дождешься подходящей минуты для коренных перемен. Всегда найдется причина, чтобы не прибегать к ним. Питер вспомнил, что совсем недавно кто-то говорил ему об этом. Но кто?
Доктор Ингрэм. Пылкий президент ассоциации стоматологов, который подал в отставку, потому что предпочел карьере служение принципу и в праведном гневе покинул «Сент-Грегори» вчера вечером.
«Время от времени нужно сопоставлять то, чего ты хочешь, с тем, во что ты веришь, — сказал он. — А вы, Макдермотт, не сделали этого, когда у вас была такая возможность. Вы слишком беспокоились об этом отеле, о своем месте… Бывает, человеку вторично представляется такой случай. И если это произойдет, — не упустите его».
— Мистер Демпстер, — сказал Питер. — Закон о гражданских правах составлен достаточно ясно. И сколько бы мы ни откладывали наше решение, сколько бы ни пытались закон обойти, итог будет все равно один.
— Насколько я слышал, — сказал монреалец, — идет еще немало споров вокруг прав отдельных штатов.
Питер нетерпеливо потряс головой. И обвел взглядом сидевших за столом.
— Я считаю, что хороший отель должен идти в ногу со временем. А сейчас нельзя оставаться безразличным к вопросам, касающимся прав человека. И лучше, если мы поторопимся понять и принять эти перемены, нежели будем ждать, пока нас заставят сделать это. Я только что заявил, что никогда не выдворю из отеля такого доктора Николаса. И я не собираюсь менять свое решение.
— Не все же они будут докторами Николасами, — презрительно заметил Уоррен Трент.
— Мы придерживаемся определенных норм, мистер Трент. И будем их придерживаться — только надо быть немного гибче.
— Предупреждаю вас! Вы доведете этот отель до краха.
— Для этого, кажется, существуют и другие способы.
Выпад Питера вызвал краску на щеках Уоррена Трента.
Мистер Демпстер сидел, внимательно разглядывая свои руки.
— К сожалению, похоже, что мы зашли в тупик. Мистер Макдермотт, учитывая ваши взгляды, нам, возможно, придется пересмотреть… — монреалец впервые заколебался. Он бросил взгляд в сторону Альберта Уэллса.
Маленький старичок сидел нахохлившись в своем кресле. Под устремленными на него взглядами он, казалось, и вовсе сжался. Тем не менее он выдержал взгляд мистера Демпстера.
— Чарли, — сказал Альберт Уэллс. — По-моему, мы должны дать молодому человеку возможность проявить себя. — И он кивнул в сторону Питера.
И мистер Демпстер, не моргнув глазом, объявил:
— Мистер Макдермотт, ваши условия приняты.
Совещание заканчивалось. В отличие от царившего ранее единодушия, теперь ощущалась напряженность и неловкость. Уоррен Трент, с кислым выражением лица, намеренно игнорировал Питера. Юрист, что постарше, всем своим видом выказывал осуждение, а его младший коллега держался с подчеркнутым безразличием. Эмиль Дюмер сосредоточенно беседовал с Демпстером. И лишь один Альберт Уэллс, казалось, забавлялся тем, что произошло.
Кристина первой направилась к двери. Однако она тут же вернулась и подозвала Питера. В приемной его дожидалась секретарша. Питер достаточно хорошо знал Флору, чтобы понять: раз она здесь, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее. Он извинился и вышел из кабинета.
За порогом Кристина сунула ему в руку сложенный листок бумаги и шепнула: «Прочитай это потом». Он кивнул и опустил бумажку в карман.
— Мистер Макдермотт, — начала Флора. — Я бы не стала вас отрывать…
— Знаю. Что-нибудь случилось?
— Вас в кабинете ждет один человек. Говорит, что он у нас сжигает мусор и что у него есть для вас то, что вам нужно. Мне он ничего не показывает и не хочет уходить.
Питер в изумлении уставился на нее.
— Я приду, как только освобожусь.
— Пожалуйста, поспешите! — Флора замялась. — Мне не хочется произносить этого слова, но, по правде говоря, мистер Макдермотт… от него ужасно воняет.
За несколько минут до полудня долговязый, медлительный ремонтный рабочий по имени Биллибой Нобл спустился в небольшое углубление под шахтой лифта номер четыре. Он должен был проверить и почистить помещавшиеся там механизмы, что он уже проделал в шахтах лифтов один, два и три.
Останавливать лифты для данного вида работ считалось не обязательным, поэтому, работая, Биллибой видел внизу кабину лифта, которая то шла вверх, то спускалась.
Важнейшие события, подумал Питер Макдермотт, порой зависят от неуловимых поворотов судьбы.