Ходячий замок Джонс Диана

Именно в этот момент из ванной в облаке распыленных благовоний появился Хоул. Выглядел он на диво элегантно. Даже серебряные вставки и вышивка на его костюме словно бы стали ярче. Он бросил взгляд в комнату и поспешно отступил обратно в ванную, прикрывая голову голубым с серебром рукавом.

– Прекратите, сударыня! – закричал он. – Оставьте бедных паучков в покое!

– Эта паутина – позор для замка! – объявила Софи, сметая пыльные фестоны.

– Снимите паутину, а паучков не трогайте! – велел Хоул.

Должно быть, у чародеев с пауками мрачное мистическое родство, решила Софи.

– Они же тогда наплетут еще паутины, – сказала она.

– И переловят всех мух, а это очень полезно, – возразил Хоул. – Прошу вас, не шевелите метлой, когда я прохожу по своей собственной комнате.

Софи оперлась на метлу и глядела, как Хоул проходит по комнате и берет гитару. Когда он взялся за засов, Софи спросила:

– Если красная метка ведет в Кингсбери, а синяя – в Портхавен, куда ведет черная?

– Вот мастерица совать нос не в свое дело! – поразился Хоул. – Она ведет в мою личную тайную берлогу, а где это – вам знать не положено! – Он распахнул дверь, за которой неспешно плыли вересковые пустоши и холмы.

– Хоул, а когда вы вернетесь? – с ноткой безысходности в голосе спросил Майкл.

Хоул притворился, будто не слышит.

– Только попробуйте убить хотя бы одного паучка, пока меня не будет! – бросил он Софи.

И дверь за ним захлопнулась. Майкл со значением взглянул на Кальцифера и вздохнул. Кальцифер разразился злобным трескучим хохотом.

Поскольку никто не объяснил Софи, куда уходит Хоул, она заключила, что он снова отправился охотиться на девиц, и опять взялась за работу: праведного рвения в ней только прибыло. После того, что сказал ей Хоул, о преследовании пауков не было и речи. Поэтому Софи постучала по балкам метлой, крича: «Кыш, пауки! Вон отсюда!» Пауки в ужасе так и брызнули во все стороны, и паутины на пол нападало с хороший стог. После этого Софи пришлось еще разок подмести пол. Наконец она опустилась на колени и принялась скрести доски.

– Пора бы вам уняться, – заметил Майкл, благоразумно сидевший на лестнице.

Кальцифер, укрывшись в глубине очага, бурчал:

– Что-то я уже жалею, что заключил с тобой сделку!

Софи рьяно продолжала скрести.

– Вам же самим будет лучше, если тут все будет чистое и красивое, – отвечала она.

– Но сейчас-то мне плохо! – протестовал Майкл.

Хоул объявился только поздно вечером. К тому времени Софи домелась и доскреблась до того, что еле волочила ноги. Она ссутулилась в кресле, чувствуя, как ноет каждая косточка. Майкл ухватил Хоула за хвостатый рукав и потащил его в ванную, и Софи услышала, как он там страстным шепотом изливает чародею наболевшее. Разобрать фразы вроде «кошмарная старушенция» и «слышать ничего не хочет!» было проще простого даже несмотря на рев Кальцифера: «Хоул, уйми ее! Она же нас прикончит!»

Однако, когда Майкл наконец отпустил Хоула, тот задал Софи всего лишь один вопрос:

– Паучков не убивали?

– Конечно нет! – резко ответила Софи. Из-за ломоты в костях она стала особенно раздражительна. – Только поглядели на меня – и разбежались от греха подальше. А что в них такого? Это девушки, у которых вы съели сердца?

– Нет, – рассмеялся Хоул. – Просто паучки. – И мечтательно побрел наверх.

Майкл тяжко вздохнул. Он отправился в кладовку с метлами, долго там шуровал, выволок старую кушетку, соломенный матрас и несколько ковриков и пристроил все это в проеме под лестницей.

– Устраивайтесь на ночь здесь, – сказал он Софи.

– А что, выходит, Хоул разрешил мне остаться? – уточнила она.

– Да не знаю я! – раздраженно ответил Майкл. – Хоул никогда себя обязательствами не связывает. Я провел здесь полгода, прежде чем он обратил внимание на то, что я тут живу, и взял меня в ученики. Просто я подумал, что на кушетке удобнее, чем в кресле.

– Тогда спасибо тебе огромное, – обрадовалась Софи. Спать на кушетке действительно гораздо удобнее, чем в кресле, а если Кальцифер среди ночи начнет жаловаться, что голоден, Софи будет проще простого проскрипеть к очагу и подкинуть ему полешко-другое.

Несколько дней Софи беспощадно разгребала в замке грязь. Она была откровенно счастлива. Убеждая себя, что ищет намеки и подсказки, она вымыла окно, вычистила вонючую раковину и заставила Майкла убрать все со стола и с полок, чтобы их отскоблить. Софи казалось, что у черепа появился тот же исполненный кротости и долготерпения вид, что и у Майкла. Его, беднягу, все время передвигали с места на место. Она выгребла все из шкафов и сняла все с балок и вымыла там тоже. Потом она подвесила к балкам у очага старую простыню и заставила Кальцифера наклонить голову, чтобы вычистить трубу. Кальцифера все это просто бесило. Он разразился трескучим злобным смехом, когда Софи обнаружила, что сажа покрыла всю комнату и надо драить все заново. Вечно у Софи так выходило. Беспощадность – это прекрасно, но нужна еще и система. Впрочем, в ее беспощадности тоже была своя система: Софи сообразила, что если мыть и убирать вообще везде, то рано или поздно наткнешься на тайный склад похищенных Хоулом девичьих душ или изжеванных сердец – в общем, чего-то такого, что помогло бы ей понять суть Кальциферова договора. Ее осенило, что внутренность трубы, находящаяся под бдительной охраной Кальцифера, – превосходный тайник. Но там не было ничего, кроме чудовищного количества золы, которую Софи сгребла в мешки и вынесла во двор. В ее списке возможных тайников двор занимал одно из первых мест.

Всякий раз, когда Хоул возвращался домой, Кальцифер и Майкл принимались громогласно жаловаться ему на Софи. Однако Хоул, казалось, их не слышит. И чистоты он не замечал. И того, что в кухонном шкафчике теперь было полно печенья, варенья и иногда всякой зелени.

Ибо, как и предсказывал Майкл, по Портхавену поползли слухи. Все приходили взглянуть на Софи. В Портхавене ее прозвали миссис Ведьма, а в Кингсбери – мадам Чародейка. В столице слухи тоже разнеслись. Хотя те, кто подходил к двери замка в Кингсбери, были одеты лучше, чем в Портхавене, ни те, ни другие не решались беспокоить такую важную персону с пустыми руками. Поэтому Софи всякий раз прекращала работу, чтобы покивать, поулыбаться и принять подношение или чтобы позвать Майкла, которого просили на скорую руку сладить какие-нибудь чары. Частенько подношения оказывались что надо – картинки, снизки ракушек, практичные фартуки. Фартуки Софи были нужны всегда, а ракушками и картинками она обвесила все стены в своем уголке под лестницей, в котором вскоре стало по-домашнему уютно.

Софи понимала, что будет скучать по всей этой ерунде, когда Хоул ее выгонит. Она все больше и больше боялась, что он это сделает. Ведь рано или поздно он ее заметит!

Затем Софи взялась за ванную. Это заняло несколько дней, поскольку Хоул перед каждым выходом в свет торчал там до бесконечности. Стоило ему выйти в облаке пара и благовонных заклинаний, как в ванную врывалась Софи.

– Ну-ка поглядим, что у них за договор! – ворчала она на раковину, хотя, разумеется, главной ее целью была полка с пакетами, тюбиками и горшочками. Она сняла их все до единого под предлогом выскабливания полки и большую часть дня проводила за тщательнейшей инспекцией – а вдруг все эти снадобья, надписанные «ГЛАЗА», «КОЖА» и «ВОЛОСЫ», на самом деле части девичьих тел?! Однако даже на ее придирчивый взгляд это были всего лишь кремы, порошки и краски. Если когда-то это и были девушки, думала Софи, то, должно быть, Хоул своими едкими чарами растворил их останки в раковине так основательно, что теперь и не доищешься. Она от всей души надеялась, что все это не более чем притирания.

Софи расставила все обратно и принялась скрести пол. В тот вечер, когда она пристроила свои ноющие косточки в кресле, Кальцифер проворчал, что из-за нее, похоже, иссяк один из горячих источников, – всю воду растратила на свою дурацкую уборку.

– А где они, горячие источники? – спросила Софи. Что-то в последнее время ее стало одолевать любопытство.

– По большей части под Портхавенскими Топями, – ответил Кальцифер. – Но если ты будешь продолжать в том же духе, придется мне брать горячую воду на Болотах. Когда ты наконец прекратишь уборку и займешься моим договором?

– Не торопи события, – отрезала Софи. – Как мне, скажи на милость, выудить из Хоула условия, если его вечно нет дома? Он всегда так пропадает?

– Только если ухаживает за дамой, – прошипел Кальцифер.

Когда ванная так и засияла чистотой, Софи отдраила лестницу и площадку наверху. Затем она двинулась в крошечную комнатку Майкла. Майкл, который до этого часа относился к Софи с угрюмым смирением – словно к стихийному бедствию, – отчаянно взвыл и ринулся наверх, чтобы спасти свои сокровища. Они хранились в старой шкатулке под изъеденной жучками узенькой кроваткой. Когда Майкл выхватил шкатулку из-под носа у Софи, она заметила голубую ленту и марципановую розочку, а под ними вроде бы пачку писем.

«Так у Майкла есть подружка!» – бормотала она про себя, распахивая окно – оно тоже выходило на портхавенскую улочку – и вывешивая перину на подоконник проветриться. Вспомнив, какое несносное любопытство одолело ее в последнее время, Софи здорово удивилась, что не стала расспрашивать Майкла, кто эта девушка и как он умудряется оберегать ее от Хоула.

Из комнаты Майкла Софи выгребла такую гору мусора и пыли, что Кальцифер едва не потух, пытаясь все это сжечь.

– В гроб меня загонишь! Ты такая же бессердечная, как Хоул! – кашлял Кальцифер. Из-за груды мусора виднелись лишь зеленая шевелюра да кусочек голубого лба.

Майкл сунул свою драгоценную шкатулку в ящик стола, а ящик запер.

– Ну что же Хоул нас не слушает! – сокрушался он. – Чего он так долго валандается с этой девицей?

На следующий день Софи задумала разбирать завалы во дворе. Однако в Портхавене с утра зарядил дождь, он колотил в окно и капал в трубу, и Кальцифер шипел от досады. Двор тоже был в Портхавене, поэтому стоило Софи отворить дверь, и ей в лицо брызнула вода. Софи накрыла голову передником, пошарила во дворе и, не успев вымокнуть, разжилась ведром известки и большой кистью. Она принесла добычу в дом и принялась за стены. В кладовке нашлась старая стремянка, и Софи выбелила и потолок между балками. В Портхавене лило еще два дня, но когда Хоул открыл дверь, повернув ручку зеленым вниз, и вышел в холмы, там было солнечно и по вереску, обгоняя замок, неслись тени больших облаков. Софи выбелила свой уголок, лестницу, площадку и комнату Майкла.

– А что тут стряслось? – спросил Хоул, вернувшись домой на третий день. – Как-то посветлело.

– Это Софи, – загробным голосом ответил Майкл.

– Как же я не догадался, – уронил Хоул и скрылся в ванной.

– Заметил!!! – Майкл повернулся к Кальциферу. – Наверно, девушка сдалась!

Наутро в Портхавене все еще моросило. Софи повязала голову тряпкой, закатала рукава и препоясалась передником. Она вооружилась веником, ведром и мылом, и стоило Хоулу ступить за порог, как она ринулась убирать в комнате Хоула, словно пожилой ангел с огненным мечом.

Софи откладывала это до последнего из страха что-нибудь найти. Она не отваживалась даже одним глазком заглянуть в обиталище чародея. И очень глупо, думала она, ковыляя вверх по лестнице. Ведь теперь уже очевидно, что вся сильная магия в замке – заслуга Кальцифера, черная работа достается Майклу, а Хоул разгуливает в свое удовольствие, приударяя за барышнями и эксплуатируя ученика и демона в точности как Фанни эксплуатировала ее, Софи. Хоул никогда не казался Софи таким уж страшным. А теперь она не чувствовала к нему ничего, кроме презрения.

Взобравшись наконец на площадку, Софи обнаружила, что Хоул стоит в дверях собственной спальни. Он небрежно прислонился к косяку и уперся рукой в другой косяк, перекрыв Софи вход.

– Нет, у меня убирать не нужно, – сказал он мягче мягкого. – Люблю, когда грязно.

Софи вытаращилась на него.

– Вы откуда? Я ведь только что видела, как вы уходили!

– Я специально, – промурлыкал Хоул. – Все, что вы могли сделать с Майклом и беднягой Кальцифером, вы уже сделали. Напрашивается вывод, что сегодня вы намеревались обрушиться на меня. И что бы вам ни наговорил Кальцифер, я действительно чародей. Неужели вы думаете, будто я не умею колдовать?

Все умозаключения Софи пошли прахом. Она бы не призналась в этом ни за что на свете.

– Что вы чародей, это всем известно, молодой человек, – сурово ответила она. – Однако того, что ничего грязнее вашего замка я в жизни не видела, это не отменяет.

Софи заглянула в комнату из-под свисающего голубого с серебром рукава. Ковер на полу был заляпан, как птичье гнездо. Она заметила облезлые стены и полку, набитую книгами, некоторые из которых были очень странные. Груды изжеванных сердец нигде видно не было, – судя по всему, Хоул прятал их где-нибудь под просторной кроватью с пологом. Полог давно уже стал весь бархатисто-серый от пыли, и из-за него не было видно, куда выходит окно.

Хоул крутанул рукавом так, чтобы он оказался у Софи перед лицом:

– Но-но. Не суйте носа куда не следует.

– Никуда я ничего не сую! – возмутилась Софи. – Эта комната…

– Нет, суете, – с нажимом сказал Хоул. – Вы чудовищно любопытная, кошмарно властолюбивая и непростительно чистоплотная старая дама. Держите себя в руках. Вы отравляете жизнь всем нам.

– Но это же свинарник! – возразила Софи. – Мало ли я какая! Ничего не могу поделать!

– Еще как можете, – сказал Хоул. – Моя комната нравится мне как есть. Вам придется признать, что я имею полное право жить в свинарнике, если мне так хочется. А теперь спускайтесь, пожалуйста, вниз и придумайте себе другое занятие. Благодарю вас. Ненавижу ссориться.

Софи осталось только удалиться, шаркая и позвякивая ведром. Она была несколько ошарашена и изрядно удивлена тем, что Хоул не вышвырнул ее из замка, застав на месте преступления. Но раз уж он ее не вышвырнул, нужно было приступать к следующему неотложному делу. Софи открыла дверь у лестницы, обнаружила, что дождик почти перестал, и сделала вылазку во двор, где начала яростно разбирать груды мокрого мусора.

Раздался металлический дребезг, и снова появился Хоул, – слегка покачнувшись, он возник прямо посередине громадного ржавого железного листа, за который Софи как раз собиралась взяться.

– И здесь тоже не надо, – произнес он нарочито кротко. – Да вы же ходячий кошмар. Оставьте двор в покое. Я знаю, где тут что лежит, а если вы все приберете, то мне уже никогда не найти деталей для транспортных чар.

Ага, подумала Софи, значит, связки похищенных душ и ящики изжеванных сердец спрятаны где-то здесь. Да как он смеет ей мешать?

– Все прибирать – моя работа! – закричала она на Хоула.

– Тогда придется вам поискать новый смысл жизни, – развел руками Хоул. На какой-то миг показалось, что он и сам вот-вот потеряет терпение. Его непроницаемые светлые глаза смотрели на Софи едва ли не гневно. Но он взял себя в руки и добавил: – А теперь отправляйтесь в дом, вы, сверхдеятельная старушенция, и найдите себе другую игрушку, пока я не разозлился. Ненавижу злиться.

Софи сложила на груди костлявые руки. Ей вовсе не нравилось, когда на нее гневно смотрели глазами, похожими на стеклянные шарики.

– Конечно, вы ненавидите злиться! – вспыхнула она. – Вы ведь не любите ничего неприятного, так? Только вам что-нибудь не по душе, вы любите, чтобы раз – и в сторонку! Вы увиливатель, вот вы кто!

Хоул вымученно улыбнулся:

– Что ж, теперь мы оба знаем, кто в чем небезупречен. А теперь возвращайтесь в дом. Давайте. В дом. – И он надвинулся на Софи, помахивая руками в сторону двери. Колышущийся рукав зацепился за какую-то ржавую железяку и с треском порвался. – Проклятье! – высказался Хоул, подбирая серебристо-голубые обрывки. – Вот до чего вы меня довели!

– Я зашью, – предложила Софи.

Хоул снова наградил ее стеклянным взглядом.

– Опять вы за свое, – произнес он. – Надо же, как иным людям нравится выслуживаться! – И он медленно пропустил разорванный рукав между пальцами правой руки. Голубая с серебром ткань выходила из пальцев целехонькой. – Вот, – сказал Хоул. – Понятно?

Софи попятилась в дом, чувствуя себя словно ребенок, которого поставили в угол. Чародеям не надо работать, как всем. А Хоул ясно показал ей, что он чародей, с которым стоит считаться.

– Что же он меня не выгонит? – проговорила она, обращаясь наполовину к себе, наполовину к Майклу.

– Ума не приложу, – отозвался Майкл. – Думаю, это он ради Кальцифера. Просто все, кто сюда попадает, или не замечают Кальцифера, или боятся его до икоты.