Знак Разрушения Зорич Александр
Убедившись, что Элиен, по его мнению, закончил, Леворго спросил:
– А потом?
Пришлось пройти на словах весь путь до капища диоферидов. Сегэллак, Эллат, мелкое воинство, порожденное гобеленом, вяз, проросший из каштана, оружие Мудрого Пса Харрены, ночь страсти со статуей.
– Ты не сказал ни слова лжи, – разлепил наконец, казалось, уже навек слипшиеся губы Леворго. – Не той лжи, когда знают одно, а говорят совсем другое, а настоящей, воистину опасной лжи, когда видят и слышат одно, а понимают под этим нечто иное. Твой рассудок вибрирует вместе с гортанью, в твоих зрачках я вижу лик мертвого Кавессара и гибкий стан Гаэт. Хорошо. Теперь возьми своего коня в попутчики, возьми любой еды и оставь нас до завтрашнего утра. Тебе не дано видеть, как мы входим в Диорх.
Элиен был немного раздражен проволочкой и в глубине души раздосадован тем, что ему «не дано», но повиновался беспрекословно. Только отъехав на порядочное расстояние, он вспомнил, что так и не получил обратно меч Эллата, но возвращаться было неудобно. Оставалось надеяться, что в этих местах ему не понадобится оружие.
Когда на следующий день Элиен, тактично удалившийся ночевать на сорок полетов стрелы вверх по течению, вернулся, диофериды уже позавтракали и убирали со стола. Все молчали. Леворго, хмуро поглядев на безоблачное небо, знаком приказал Элиену следовать за собой.
Сели на вчерашнем месте. Леворго начал без каких бы то ни было расшаркиваний. Многое из того, что он говорил, Элиену было хорошо известно. Сын Тремгора, однако, не сомневался в том, что Леворго отлично знал, что он знает, но раз говорил, значит, это было зачем-то нужно.
– История. О том, как и почему Хуммер дремлет, можешь прочесть у Сегэллака – не твоего наставника, а того, который жил на четыре века раньше. О том, где находится Тот, Кого Хуммер Лишил Значений, – у Лида, в «Гимнах». Ни тебе, ни Шету окс Лагину, ни Сармонтазаре это не поможет. Есть поэзия и есть действительность. Поэзия властвует над временем, действительность же не более, чем действительность. От борьбы Хуммера со Вторым в Сармонтазаре осталось куда больше осколков, чем полагал твой Мудрый Пес после победы над Эстартой. Есть Чудовища Хуммера, есть Воинство Хуммера, есть Чаша Хуммера. Урайн стал Дланью, Устами и Чреслами Хуммера. Как ему это удалось – либо позже, либо никогда. Тебе это скорее всего не пригодится. Сейчас Урайн постепенно учится владеть силой Хуммера, а точнее – Хуммер приспосабливает Урайна под свою силу, как воин подтягивает седельные ремни. Лучшего сравнения не знаю. Битва на Сагреале была первой пробой сил. Если замысел Хуммера удастся, его воины, которые, кстати, называются «кутах», наводнят всю Сармонтазару. Что будет потом – не знаю. Но прежнего мира не будет. Будет то, что мы, люди, называем Злом.
Леворго помолчал.
– Воинство Хуммера. Кутах – сыновья Серебряных Птиц, пары Чудовищ Хуммера, живущих в Хелтанских горах. Яйцо они откладывают в Чашу, которая находится у слияния Ориса и Киада, в искаженном месте мира под названием Лон-Меар. Там оно зреет год, а после из него вылупляется кутах. Потом они относят его в Хелтанские горы и выкармливают. Кутах сейчас ровно шесть сотен, поскольку ни одного из них Кавессар не убил насмерть, а лишь временно раздробил. Этого уже достаточно, чтобы вместе с войском, состоящим из людей, покорить любой народ Сармонтазары. Вооружены гервериты, как ты видел, неплохо. Дальше будут еще лучше. Но когда появится на свет шестьсот первый кутах, Урайн сможет нанести настоящий смертельный удар миру. В Чаше сейчас зреет Кутах над Кутах – крылатый птицечеловек, наделенный волей и разумом. Он сможет сам заправлять Воинством Хуммера, освободив Урайну руки для других темных дел.
У Элиена сразу возникла тысяча вопросов, но он не решился задать ни одного.
– Главное. Нужно уничтожить Чашу Хуммера, потому что она питает силой всех кутах. И во многом – Урайна. Он, по меркам Хуммера, пока что вроде младенца в утробе. Через Чашу как бы проходит пуповина, которая связывает Урайна и Хуммера. Через Чашу Хуммер передает Урайну все новые и новые темные искусства. Смотри. Сейчас станем птицами.
Леворго подмигнул Элиену, извлек буквально из ниоткуда и разложил перед ним листок снежно-белой кожи, разрисованный тушью семи цветов.
Элиен никогда не видел и даже не представлял себе более совершенной карты Сармонтазары. Вот Харрена, вся в зелени сосновников и дубрав, окаймленных узкой полосой желтых песчаных дюн. Вот бирюзово-синее море Фахо, вот медленноструйный Орис, рассекающий Сармонтазару на Северную и Южную, вот место его слияния с могучим Киадом.
– Мы здесь. – Леворго небрежно ткнул бронзовой иглой в синюю нитку, подписанную «Кассала». На карте вспыхнула зеленая искорка. – Чаша Хуммера – здесь.
В междуречье Ориса и Киада загорелся белый огонек. Карта была не из тех, что по десять авров распродают вольные торговцы. Карта явно была делом рук (и, видимо, весьма замысловатой магии) искушенных в своем ремесле географов древности. Не давая времени Элиену на демонстрацию изумления и восторга, Леворго продолжал:
– Чашу уничтожить – как нам с тобой по нужде сходить. Проще простого. Нужно только вычертить вокруг да около Знак Разрушения.
Одним уверенным взмахом иглы – словно бы ре-тарский каллиграф кистью – Леворго описал на карте двурогую дугу. Один рог дуги, нисходящий, начинался в том месте, где горела возле Кассалы зеленая искорка. Он тянулся на юг через Ре-Тар, пересекал Орис, Асхар-Бергенну, проходил через Магдорн и оканчивался на острове, возле которого было написано «Хеофор». В Харрене считали, что Хеофор – призрак, мечта, сказка. Но картографы древности, видимо, полагали по-другому.
Второй, восходящий, рог, в который плавно переходил первый вместе с поворотом к северу, шел через пустыню Легередан, в которой был особо выделен какой-то Город Пустоты, достигал Киада, поворачивал на северо-восток, проходил через Варнаг – мрачную столицу герверитов, – забирал еще чуть вверх и, перегнувшись к юго-востоку, оканчивался плавным полукружием прямо там, где была отмечена Чаша Хуммера.
Элиен ничего не понял.
– Понимать тут особо нечего, – добродушно проворчал Леворго. – Любой ре-тарский школяр поймет. Географическая магия. Ты пройдешь весь этот путь, не отклоняясь от дороги и не поворачивая назад. Если тебе это удастся, точнее – как только тебе это удастся и ты окажешься здесь, – Леворго ткнул иглой в конец дуги, – Чаша разлетится вдребезги. Тогда Воинство Хуммера можно будет побороть.
– Я должен пройти всю Сармонтазару? – переспросил озадаченный Элиен.
– Да, – кивнул Леворго. – В твои годы я делал это довольно часто. Ничего особенного.
– И обязательно побывать в Тардере, Радагарне, Магдорне и даже в Варнаге?
– И даже в Лон-Меаре, о чем мне самому страшно подумать. И все это совершенно обязательно. – Леворго легонько постучал иглой по карте, на которой пламенел кроваво-красным Знак Разрушения. – Обязательно. Знак недаром проложен через все Величия Мира и недаром Чаша Хуммера стоит там, где стоит.
В этот момент к ним подошли двое диоферидов. Один нес меч, другой – щит Элиена. Леворго, бросив на них короткий взгляд, сказал, как почудилось Элиену, с легким смущением:
– Есть, правда, еще одна подробность, о которой не стыдно забыть за тридцать лет. Тиара Лутайров.
Элиен не совсем понял про «тридцать лет», но переспрашивать не стал.
Диофериды положили у ног Элиена щит, а Леворго принял у них меч.
– Вот посмотри. – Леворго привлек внимание Элиена к рукояти меча Эллата. – Видишь, с ним кое-что неладно.
Элиен в непонимании уставился на рукоять. Неладно. Рукоять как рукоять, удобная и крепкая. Что неладно-то? Все в порядке.
– Ах, молодость, молодость… – покачал головой Леворго. – На яблоко посмотри!
Точно. Раньше рукоять венчало резное яблоко из драконьего бивня. Теперь – неприметная шестисторонняя пирамидка черного камня. Тиара, какой венчают Холм после окончания игры в Хаместир.
– Увидел, орел, – вздохнул Леворго с облегчением. – Да, это Тиара, которую тяжело отличить от обычной. Но это Тиара Лутайров, и силы в ней побольше, чем кажется. Знак Разрушения должен быть прочерчен именно ею, а ты лишь провезешь ее от берегов Кассалы до западных окраин грютских степей. Если бы ты был девой, я бы вправил тебе Тиару в пряжку пояса, но ты воин. Значит, последнее, за что ты будешь держаться двумя руками перед лицом смерти, – меч.
Леворго был прав. Лучшего места для Тиары не найти.
– У тебя мало времени. Я не берусь судить с должной точностью, но мне кажется, что ты должен поспеть к началу зимы. Урайн явно не из тех, кто откладывает военные предприятия из-за погоды. Поэтому, как только вылупится шестьсот первый кутах, война придет в Харрену. И в Асхар-Бергенну. И в Варан. И, не исключено, в страны, имена которых скажут тебе не больше, чем клекот кречета. Поэтому ты должен спешить и помнить: сверяйся с картой ежечасно. Не отклоняйся от Знака. Урайн пока что не знает о географической магии, но он хорошо чувствует тебя. Ты нужен ему, Элиен. Помни об этом. Я знаю, что ты многого не понял и не все твои вопросы получили ответы. Сейчас у нас мало времени – каждый должен заняться своими делами. Поэтому возьми вот это. – Леворго протянул Элиену морскую раковину размером в ладонь. – Скажи в нее что-нибудь.
Элиен осторожно принял раковину и, поднеся ее к губам, произнес:
– Октанг Урайн – вонючая псина.
– Теперь приложи раковину к уху, – посоветовал Леворго, пряча улыбку.
Элиен последовал его словам и услышал тихий, но отчетливый шепот:
– Совершенно с тобой согласна.
Элиен с изумлением отпрянул от невиданной штуки.
– Да, да, говорящая раковина, – подтвердил Леворго. – Это не розыгрыш. Проку от нее меньше, чем кажется, но на многие вопросы она ответит не хуже меня. Развлечешься в дороге, если не найдешь лучшего попутчика. А теперь можешь сказать мне то, что забыл позавчера.
– Я слишком многое забыл позавчера, но еще больше я позабыл к сегодняшнему дню, – торжественно сказал Элиен, постепенно входя в роль спасителя Сармонтазары.
– Ну что же, тогда прощай, Неилэ.
Да, правда, он хотел ответить на обиду. Тогда – хотел. Теперь – нет. Но для потомка Кроза это ничего не значит.
– Прощай, Огровел.
Пути Звезднорожденных
Летом пятьсот шестьдесят пятого года Варнаг представлял собой огромный муравейник. И Урайн приложил все усилия, чтобы муравьи в этом муравейнике копошились как следует. С толком, с пользой и с величайшим усердием.
Тогда же над Варнагом впервые появились Серебряные Птицы. Они прилетели после захода солнца откуда-то с запада и, вздымая крыльями столбы пыли, сели за оградой царского дворца, в котором временно пребывал Октанг Урайн, дожидаясь постройки настоящей, достойной его величия, резиденции.
– Познакомься, Иогала, – сказал Урайн, выводя своего помощника навстречу Птицам.
Иогала уже успел немного привыкнуть к тому, что от Урайна каждый день надо ожидать какой-нибудь устрашающей новости. И все равно военачальник, остолбенев от неожиданности, застыл перед невиданными чудищами как вкопанный.
Птиц было две. Одна чуть больше, другая чуть меньше. Меньшая была длиной локтей в двадцать, а от земли до края иссиня-черного костяного гребня на ее голове было четыре человеческих роста. Вторая была по всем размерам больше на четверть. Гребень у нее был кроваво-красный.
Птицы имели мощные лапы с кривыми когтями, длинные хищные клювы и совершенно неподвижные желтые глаза, словно бы огромные чечевицы из морского янтаря. Если не считать разноцветных гребней, Птицы казались отлитыми из какого-то тяжелого металла и искусно разукрашенными мелкими серебряными чешуйками.
Перьев у них не было. Вместо перьев крылья были покрыты заходящими друг за друга длинными пластинками со все тем же серебристым отливом. Первое, что пришло в голову Иогале при взгляде на Птиц, – эти чудовищные порождения Хуммера никогда не смогут летать. Однако же они здесь, они откуда-то сюда прилетели и горе тем, кто познает мощь их исполинских клювов.
– С черным гребнем самка, с красным – самец, – деловито пояснил Урайн. – Самка откладывает яйца, из яиц выходят порядочные ублюдки. Самку я, пожалуй, назову… – Урайн помедлил, – …Астахэ, а самца – Лакнатах.
Иогала, могучий воин, едва не лишился чувств; пальцы на левой руке свело судорогой; по становому хребту растеклась свинцовая тяжесть.
– Да, – продолжал Урайн, – ты прав, Иогала. Это страшные имена на Истинном Наречии Хуммера. Они означают Вопль Ужаса и Несущий Ужас. Я не ошибся в тебе – ты крепок. Многие люди могут обезуметь от этих слов. Если, конечно, их произношу я, а не торговец заговорами от гнилого поветрия и болотной лихорадки. Эти птицы будут нам очень полезны. Люби их, Иогала, иначе станешь прахом под их стопами.
Словно бы в подтверждение слов Урайна Астахэ нетерпеливо поскребла когтями по земле, оставив в ней глубокие неровные борозды.
– А теперь я должен покинуть Варнаг на два месяца. Ты остаешься здесь вместо меня. И запомни, Иогала: я вернусь не один. Я доверяю тебе, потому что если ты не оправдаешь мое доверие, те, кого я приведу с собой, всегда и везде смогут разыскать тебя и убить. Но мне не хотелось бы делать этого.
К прямолинейности своего господина Иогала тоже успел привыкнуть. Немного.
– Благодарю тебя, царь, – ответил Иогала с поклоном. И, выпрямившись, стараясь говорить как можно тверже, добавил: – Меня не придется разыскивать, ибо я всегда готов явиться по твоему первому зову.
– Я знаю, – покровительственно кивнул Урайн.
Глава 5
Герфегест
На пятый день пути Элиен увидел Башню Оно. Детище Эррихпы Древнего. Клык Тардера. Устрашение врагов. Башню в легкой дымке. Далекую и близкую. Еще день пути – и ворота Тардера распахнутся для него.
Эту ночь Элиен скоротал в сегролне. Сегролна была всем для усталого путника – кровом, спасением, отдохновением и радостью. И могла одарить его любыми человеческими радостями, если у того, конечно, имелись деньги. Сегролна была и трактиром, и постоялым двором, и домом терпимости одновременно.
Элиен ограничился простым ночлегом. Оружие Эллата, Леворго, диофериды и напутствия, данные ему, как-то не вязались с плотскими радостями. Элиену было совсем не до них. А главное – тела местных шлюх казались ему недостойными воплощения Гаэт.
Гаэт… Леворго и слова не вымолвил по ее поводу… Это что, обыденное дело – любить дух, входящий в статуи?
Вместе с толпой людей, спешивших в город, Элиен проехал под высоченной аркой Ворот Эррихпы и вскоре течение вынесло его на базарную площадь, где кипела жизнь, принимавшая формы разнузданного веселья, мены, торга, ругани, заунывного пения. Мычали коровы, кудахтали куры, на разные голоса зазывали покупателей продавцы сластей и пряжи. Все это сливалось в мерный монотонный гул летнего базарного дня.
– Постой-ка, ласарец, ты не одолжишь мне три медных авра до завтрашнего утра? – Рядом с Элиеном обнаружился человек, выделяющийся среди всех огромным ростом и всклокоченной грязной бородой.
На нем был нагрудник стердогаста – одного из тех шакалов войны, что служат в коннице, стерегущей южную границу Ре-Тара вдоль Ориса. За его спиной виднелась двуострая секира. Головорез без страха и упрека. Элиен не любил таких, но заочно уважал, поскольку бойцами они были, по слухам, отменными.
– Нет, – отрезал Элиен.
Ему не было жаль трех медных авров. Его плащ, изумрудный плащ, нарезанный ленточками во время поединка с Эллатом, стоил, к примеру, в пятьсот раз больше. Элиен был равнодушен к деньгам. Зато неравнодушен к хамству.
– Как же так? – не желал отступаться стердогаст. – Ты не желаешь дать мне три медных авра? А ведь я могу взять и запросто заключить тебя, мальчик, под стражу. Как тебе такое?
– Никак.
Элиен легонько хлопнул Крума по бокам. Но в толчее не удавалось двигаться быстро. Не удавалось двигаться вообще. Элиен спешился и, расталкивая толпу, начал медленно удаляться с места едва ли приятного общения, ведя Крума под уздцы.
Человек, жаждущий трех медных авров, продолжал следовать за ним.
– Три медных авра и я, возможно, пожалею тебя, мальчик.
Элиен обернулся к вымогателю. Тот был выше его на голову и старше на десяток лет. И все-таки это не давало ему никакого права называть Элиена «мальчиком».
– Послушай, брат, мне недосуг пререкаться с тобой, – старательно выговаривая каждое слово, сообщил ему Элиен. – Иди себе подобру-поздорову.
Элиен двигался к выходу со скоростью улитки, пробирающейся сквозь стог сена. Базарная площадь стала изрядно раздражать его своей разноголосой суетностью.
– Э нет, не годится отказывать Эрпореду! – Стердогаст стал поперек дороги и положил руку на плечо Элиена. – Ты вздумал мне перечить, не даешь мне денег и вдобавок не очень любезен. За это тебя следует очистить от выступающих частей.
Элиен с отвращением вдохнул глоток воздуха, смешанный со зловонием, исходящим от Эрпореда. Чеснок, гнилые зубы и дубленая кожа…
Элиен стряхнул руку стердогаста со своего плеча. Драться на базарной площади – занятие для низкородных. Он усвоил это с детства и не хотел отступать от своих принципов.
Поэтому, несмотря на то, что назвавшийся Эрпоредом был ему крайне неприятен, Элиен все же был полон решимости окончить дело миром. Возможно даже, в самом деле придется поделиться с ним презренными медяками.
– Не стоит, – сказал Элиен и достал монеты. – Возьми. – Он протянул их Эрпореду.
Монеты лежали на его ладони, словно милостыня. Маленькие, жалкие, потертые. Во взгляде Элиена были лишь жалость и презрение.
Эрпоред понял чувства Элиена как нельзя лучше. Он ударил снизу по его раскрытой ладони. Авры упали в пыль. Упали под ноги, под копыта, упали невостребованными.
– Ты же сам просил их, отчего поступаешь столь странно? – Элиен был невозмутим.
– Не твое дело, мальчик. Я – стердогаст и должен оберегать порядок в Тардере. Немедленно отвечай, кто ты и зачем сюда прибыл. По тебе уже плачут стены нашей тюрьмы. Слышишь, как они плачут?
Эрпоред живо переключился с роли базарного вымогателя на роль блюстителя закона. На войне из таких, как Эрпоред, получаются отменные мародеры.
– Я не обязан держать перед тобой отчет, – отвечал Элиен. – Не хочешь брать денег – ты их больше не получишь.
Он снова вскочил в седло и направил коня в образовавшийся ненадолго просвет между телегами, груженными овощами и грудами расписных глиняных тарелок.
Можно было назвать это позорным бегством. Можно было назвать сдержанностью. Элиену был все равно.
Но отделаться от Эрпореда оказалось не так-то просто. У самого выхода с базарной площади он таки настиг Элиена. Похоже, намерения его стали более серьезными. Он все время оглядывался на двух стоящих поодаль молодчиков и делал им всяческие знаки, желая, видимо, впечатлить Элиена.
– Мальчик, наш разговор еще не окончен! – гаркнул Эрпоред. – Во-первых, мне очень нравится твой кошелек, а во-вторых, твой меч. И в-третьих, моим друзьям Тамме и Тимару – вон они стоят у колодца – очень интересно, какой парашей наполнена твоя голова. Ее содержимое может представлять опасность для нашего государства, – многозначительно заключил Эрпоред, подняв указательный палец.
Больше всего он был сейчас похож на юродствующего шута, которому господин приказал изобразить Эррихпу или, на худой конец, Эстарту.
«И вот его, Эрпореда и его приятелей, я еще недавно жалел у Леворго, пытаясь хотя бы отчасти оправдать трусость Неферналлама тем обстоятельством, что их жизни будут сохранены для блага Ре-Тара. Не стоило. Их жизни не стоят тех трех авров, что были с меня спрошены», – подумал Элиен, не останавливаясь.
– Кому говорят, мальчонка? Оглох, что ли?! – Эрпоред стал потихоньку свирепеть и наливаться желчью, не желая мириться с невозмутимостью северянина, одетого в глухую броню безразличия.
– Скажи, отчего ты называешь меня мальчиком? – поинтересовался Элиен, глядя на Эрпореда в упор.
– Да потому что ты не бреешь бороды, потому что у тебя меч Эллата, потому что я знаю, каким образом он тебе достался.
– Каким? – такой поворот разговора был для Элиена неожиданностью. Ему даже стало немного интересно.
– Ты, можно подумать, сам не знаешь. Эллат любит таких, как ты – ладных безбородых красавчиков. Они заменяют ему жен, которых у него, как известно, нет и никогда не было, – торжествовал Эрпоред, будто бы дотошный историк, раскопавший в архивах уникальную любовную переписку двух особ царского достоинства.
Пока Элиен размышлял над предложенной версией своих взаимоотношений с Эллатом, Эрпоред жестом подозвал своих компаньонов к месту событий. Те незамедлительно явились, ухмыляющиеся и трусоватые.
– Ладно, я не нанимался объяснять тебе что почем, слезай с коня и пошли куда скажу. Меч мне, сарнод мне. И попробуй только пискнуть, – перейдя на шепот, заключил Эрпоред.
Элиену стало совсем уже скучно и он твердо сказал:
– Хватит!
Меч Эллата выпорхнул из ножен. Его острие начертило на нагруднике Эрпореда тот самый знак Тета, которым не так давно Мудрый Пес Харрены поприветствовал сына Тремгора. Знак Тета означал, что, имей Элиен намерение отсечь Эрпореду голову, он сделал бы это без сожаления.
А проворство, проявленное Элиеном в обращении с мечом, свидетельствовало о том, что голова Эрпореда была бы отсечена не только без сожаления, но и без малейшего труда. Последнего обстоятельства Эрпоред не понял.
– Ах ты гаденыш! – взревел он.
Сразу же появились зрители. Толпа сгустилась на некотором удалении от дерущихся, образовав кривоватое полукружие.
Какой-то доброхот взял жеребца Элиена под уздцы и отвел в сторону. Тимар и Тамма тоже почли за лучшее оказаться на безопасном расстоянии от своего главаря и его молодого, но, видать, опытного противника.
Сверкнула секира Эрпореда, с которой он управлялся едва ли хуже, чем ловкий Шет. С каких это пор такое оружие в почете у тардерских прохвостов? Но у Элиена не было времени на размышления. Эрпоред оказался весьма опытным бойцом.
– Ты, задний дружок Эллата, ты, сопливый выкормыш харренских блудниц, ты сейчас заплатиш-ш-шь, – шипел Эрпоред, наступая. Глаза его налились кровью.
– За что, по-твоему, я должен тебе заплатить? – Меч Элиена, доселе лишь уклонявшегося, в первый раз скрестился с древком секиры.
– За свою гладкую харренскую рожу! – изрыгнул из себя Эрпоред и нанес Элиену удар в бедро.
Замешкавшийся Элиен не смог отразить его как следует и на землю брызнула первая кровь. Кровь рода Акретов.
В этот момент Элиен почувствовал себя по-настоящему взбешенным. Он подался вперед в глубоком выпаде, называемом у него на родине «итским мостом», но не достиг цели. Несмотря на свой огромный рост, Эрпоред выказал завидную подвижность.
Народ, собравшийся вокруг, улюлюкал и кричал, подбадривая поочередно то одного, то другого противника. Из этих выкриков нельзя было установить, кому принадлежат симпатии толпы, да Элиен и не собирался этого делать.
Эрпоред же вел себя так, словно он и герой, и состоявшийся победитель, и вообще всеобщий любимец. Секира Эрпореда просвистела у самого уха Элиена. Но чересчур увлекшись нападением и собой, всеобщим любимцем, Эрпоред совсем забыл об осторожности.
Он подался слишком далеко вперед и подставил мечу Эллата свой оставленный без нагрудника бок. Это стало роковой ошибкой Эрпореда. Элиен не упустил удобного случая, и его меч вошел в печень стердогаста. Тот рухнул на землю, исторгая проклятия и харкая кровью.
Элиен отер меч о край плаща. Кольцо зрителей сужалось вокруг него и поверженного Эрпореда, грозя в своем ненасытном любопытстве растоптать все и вся. Еще чуть-чуть и…
«Ух-х», – толпа отхлынула на два широких шага; это Элиен очертил мечом «неприкосновенную землю». Таково право победителя, и он не намерен отступать от своих прав.
Он склонился над Эрпоредом. Борода его алела смертью, руки были раскинуты словно крылья птицы, а пальцы скрючились, выпустив на волю древко варанской секиры. «Шет окс Лагин никогда не расставался с такой, – подумал Элиен. – Интересно, в тот день, когда посольство было захвачено Урайном, секира была с ним?»
Элиен перевернул Эрпореда и задрал его пропитавшуюся потом и кровью рубаху. У этого сердце, как ни странно, было. Слабое утешение, но все-таки, пожалуй, утешение.
Отряхивая пыль со своей одежды, Элиен сел на коня и под одобрительный рокот зевак направился прочь от места, где лежал поверженный Эрпоред. Сын Тремгора не знал, куда следует ехать, ведь в Тардере он был впервые. Но был совершенно уверен в том, что ехать необходимо.
Эрпоред навел Элиена на грустные мысли. Не случайная встреча. Не случайный поединок. Секира Эрпореда сегодня могла допьяна напиться крови рода Акретов.
– Милостивые гиазиры! Перечные лепешки и аютское вино! Милостивые гиазиры! Оленье жаркое! Ни одного клопа в наших постелях! Ни одной недоступной красавицы в нашем постоялом дворе! И отменные перечные лепешки!
Голос зазывалы манил и увещевал. Голос переливался на разные лады. «У Каты Толстого» – так назывался постоялый двор, у крыльца которого Элиен натянул поводья своего жеребца.
– Ни одного клопа, говоришь? – переспросил сын Тремгора с поддельным недоверием.
– Ни одного! Клянусь ногой того барана, что был зажарен сегодня у нас на кухне, милостивый гиазир, – браво ответствовал зазывала.
– И ни одной недоступной красавицы?
– Ни одной, разве что я, – зазывала расхохотался.
– И оленье жаркое?
– Так и есть, милостивый гиазир.
– Но ты же говорил, что зажарили барана?
– Как есть сбрехал про оленье жаркое. То баран был. Да ведь оба рогатые! – пуще прежнего расхохотался зазывала.
– А вино?
– Ну это, милостивый гиазир, вам лучше самому проверить, – сказал тот, берясь за поводья Крума, которые бросил ему Элиен.
Элиену понравился и сам зазывала, и заочно весь восхваляемый им постоялый двор, который занимал промежуточное положение между дорожной сегролной и представительной гостиницей для знати.
К числу несомненных достоинств этого заведения можно было отнести его изрядную удаленность от рыночной площади. Наверняка там сейчас все, кому есть до этого дело. Решают, как лучше поступить с телом Эрпореда и стоит ли предпринять поиски загадочного северянина? Или стердогаст сам виноват в попрании Права Народов и о северянине можно забыть?
Расположившись на массивной дубовой лавке, Элиен заказал себе пресловутого оленьего жаркого и кувшин вина из ягод терна. Хозяин, который, видимо, и являлся тем самым Катой Толстым, деловито отирая руки о передник, пообещал доставить все «в один момент».
Первым принесли вино. Жаркого нужно было обождать. «Длинноват выходит у них один момент», – подумал Элиен, прихлебывая вино в полном одиночестве.
Но одиночество его скоро было нарушено. На скамью рядом с ним опустился человек в сером плаще из козьей шерсти. Длинноволосый, безбородый. Последнее обстоятельство дало Элиену повод заподозрить в нем земляка. Или по крайней мере не заподозрить в нем стердогаста.
Взгляд незнакомца был живым и теплым, руки – ухоженными и белыми. На указательном пальце красовался перстень, который, будь Элиен хоть немного ювелиром, он оценил бы по меньшей мере в тысячу золотых авров.
Незнакомец был человеком явно не бедным, несмотря на невзрачность своей одежды. Он был старше Элиена, но годился ему скорее в дядья, чем в отцы. А возможно, сумеречный воздух таверны заставлял его казаться старше своих лет.
– Эй, хозяин, два кувшина молодого акийорского! – сказал незнакомец, приветственно кивнув сыну Тремгора.
Элиен внимательно всматривался в лицо человека, пытающегося завязать с ним знакомство. Но он ничего не мог прочесть на нем. Ни угрозы, ни своекорыстия, ни честолюбия. Только учтивость и дружелюбие. Этого, впрочем, было не так уж мало.
– Мне имя Герфегест, – представился человек.
Элиен назвал себя и выжидающе взглянул на собеседника. Толстый Ката принес заказанное Герфегестом акийорское и тот, пригубив вина, заговорил.
– Сегодня утром я стал очевидцем твоего поединка с Эрпоредом. Я был среди зрителей, но вряд ли, Элиен, ты видел меня.
Элиен согласно кивнул. Ему и не приходило в голову всматриваться в толпу зевак. Ему некого было искать среди них.
– Я знаю цену Эрпореду и его дружкам, известным в Тардере вымогателям и хамам.
Элиен кивнул еще раз. Было бы странным, начни незнакомец сейчас объяснять Элиену, каким замечательным воином и честным гражданином был убитый им задира.
– Но ты, разумеется, не нуждался в моей помощи, когда проткнул его печень. – Герфегест сделал паузу, чтобы Элиен мог получше обдумать сказанное, хотя обдумывать было особо нечего. – Ты не нуждаешься в ней и сейчас.
– Это верно, – подтвердил Элиен.
– Ты не хочешь, чтобы тебе помогли советом. Ты силен, независим и горд. К чему тебе это?
Элиен никак не мог взять в толк, куда клонит Герфегест.
– Однако дело в том, что я как раз собираюсь помочь тебе советом. И если ты будешь столь любезен, если согласишься оказать мне помощь, то есть поможешь осуществить мне мое желание, которое заключается в том, чтобы помочь тебе, я буду благодарен и вдобавок дам тебе один никчемный совет.
– Если это доставит тебе удовольствие, я с удовольствием выслушаю твой совет. Однако заранее не могу обещать, что последую ему. Идет?
– Идет. – Элиен и Герфегест в шутку ударили по рукам, словно бы за провонявшимся луком столом таверны только что был продан племенной жеребец из царского табуна.
– Вот каков он, мой совет: немедленно уезжай из Тардера.
Элиен не знал что ответить и нарочито медленно отпил вина из кувшина.
– Ты помнишь дружков Эрпореда – Тимара и Тамму?
– Смутно.
– Тимар выследил тебя. Насколько мне известно, сегодня ночью к тебе собирается с визитом вся казарма стердогастов, у которых Эрпоред был сотником.
– Откуда тебе, Герфегест, известно об этом? Не ты ль один из них?
Герфегест пригубил вина и ответил.
– Если тебе интересно, человек ли я, отвечу: да, я человек, и в этом смысле я один из них. Если тебе интересно, не стердогаст ли я, отвечу: нет. Ты волен верить мне или не верить. Ты выполнил мою просьбу и выслушал меня. Спасибо тебе, Элиен. Прощай.
Герфегест коснулся руки Элиена, покоящейся на столе. Прикосновение это было мимолетным и легким. Но его хватило, чтобы Элиен почувствовал теплоту кожи своего собеседника и вдохнул тонкий аромат амиды, исходивший от плаща его нового знакомца.
Не успел Элиен опомниться, как Герфегест встал со своего места и направился к выходу из трактира. На крыльце тот задержался на чуть, чтобы расплатиться с толстым Катой, раболепски лопочущим что-то себе под нос. Элиен медлил.
Но вот что-то поднялось из самых глубин его «я». Не головоног ужаса, нет – иное.
Порыв захватил Элиена без остатка. Он вскочил из-за стола и опрометью бросился прочь из трактира к коновязи, где по его предположению еще не успел простыть след Герфегеста.
– Герфегест! – крикнул он в темноту двора.
Крикнул еще раз. Но ему никто не отозвался. Коря себя за горячность и за глупость одновременно, Элиен побрел обратно.
Тишину ночи нарушали лишь приглушенные крики. Пирушка, нашедшая себе приют под крышей таверны, была в самом разгаре. Шелестела листва, в отдалении фыркали кони. На плечо Элиена легла чья-то рука. Запах амиды.
– Ты звал меня, Элиен? – спросил Герфегест.
– Я уезжаю, – твердо сказал Элиен. – Быть может, ты подождешь, пока я заберу вещи из комнаты и мы поговорим еще немного в каком-нибудь другом месте?
– Я весь ожидание. – Герфегест артистично развел руками, что должно было означать и готовность, и радушие одновременно. – Это хорошо, что ты поверил мне. Только имей в виду – у тебя в распоряжении очень мало времени. Я велю седлать твоего жеребца.
Когда Элиен спускался по лестнице во двор, он услышал до боли знакомый лязг стали и, уже догадываясь, что увидит на улице, обнажил меч Эллата.
Герфегест дрался сам-два. Тимар и Тамма – это были, конечно, они – орудовали двумя секирами, стараясь достать гибкого, как ласка, Герфегеста.
Такого сын Тремгора не видел никогда в жизни. Бешеная пляска двух секир и подвижный, изворотливый человек, в каждый неделимый момент времени словно бы вписанный единственно возможным, умопомрачительным образом в стальной переплет смерти.
Удар. Секира должна была неминуемо раскроить ему череп, но в последнее мгновение Герфегест едва заметно подался вбок. В двух пальцах от его бедра брызнуло щепками бедро коновязи. В тот же момент перепуганный Крум, рядом с ухом которого прогудело недоброе лезвие, гневно заржал и наградил Тимара (или Тамму? – на них не написано) страшным ударом задних копыт. Элиен поймал отлетевшее тело на клинок. Одним меньше.
Все изменчиво. До этого их было двое против одного, а теперь остался один против двух. Стердогаст повернул к Элиену перепуганное лицо. Наступило время Герфегеста.
Спустя несколько секунд обмякшее тело второго героя с филигранно свернутой головой было бережно опущено Герфегестом в навоз и пыль постоялого двора.
Пути Звезднорожденных
Мрачные ущелья Хелтанских гор, на дно которых никогда не заглядывает солнце.
Мир здесь был изменен, изменен еще страшнее, чем в Сумеречном Лесу. Простой смертный не смог бы отыскать дороги сюда, как никогда не вышел бы живым из Лон-Меара. Простой смертный, но не Звезднорожденный.
Урайн без колебаний шел вперед. Он знал, что тропа под его ногами, тропа, задергивающаяся страшной огненной зыбью, тропа, скользящая змеей и неожиданно выворачивающая к нему отвратительную гнилозубую пасть, тропа, порой выскакивающая на гребень скалы, острый, как заточенная во сто крат тоньше волоса сталь клинка, – единственный путь к его цели и кроме него есть в мире только два человека, способных пройти ее до конца.
Воздух здесь был горек, как полынь, и с каждым вздохом, казалось, раздирал легкие на тысячи клочьев. Серьга в ухе Урайна сияла крохотным изумрудным солнцем. Ее свет порою был единственным, что озаряло его дорогу.
На некоторых участках тропы царила кромешная мгла. На других обитали обманчивые призраки, безмолвно склонявшиеся к земле при появлении Урайна, Длани Хуммера. Кругом стояла полная тишина, как и в Сумеречном Лесу.
На тропе ничему нельзя было удивляться. Урайн не удивлялся. После Лон-Меара он навсегда разучился удивляться. Поэтому когда тишину разорвал громоподобный раскат, Урайн и бровью не повел.
Он не знал, как именно должно выглядеть то место, куда он направляется. Он не знал, что укажет ему на достигнутую цель. Но когда рокот усилился и отвесная скала слева от тропы, дав трещину, начала разъезжаться в стороны, он понял, что достиг своей цели.
Урайн вошел в расширяющийся проем. Зеленый камень в его серьге засиял ярче солнца.
Казавшаяся доселе совершенно цельной скала скрывала в своем чреве огромную пещеру. Ее идеально отполированный пол уходил вверх ступенчатыми уступами, словно сиденья для зрителей в харренском театре. А на каждом уступе неподвижными изваяниями, сидя по-птичьи, застыли Воины Хуммера.
Они глядели перед собой невидящими глазами, напрочь лишенными век. Кутах. У ног каждого – изогнутый серповидный меч. Коготь Хуммера.
Стены пещеры слева и справа от Урайна были сплошь исписаны чьим-то огненным перстом. «Чьим-то», – мысленно ухмыльнулся Урайн. Высокие столбцы оплавленных знаков Истинного Наречия Хуммера.
Урайн охватил все написанное двумя цепкими взглядами. Направо и налево. Так. Понятно. Мог бы изъясняться и покороче.
В углу на каменной тумбе лежал обруч с таким же серебристым отливом, как и тела кутах.
Читать бесплатно другие книги:
