Хирург Герритсен Тесс
— Простите?
— Откуда они появляются в медицинских институтах? Как получается, что они оказываются на этих столах, со вспоротыми животами?
— Я полагаю, некоторые люди завещают свои тела медицинским школам.
— Совершенно верно. Каждый из этих трупов когда-то был человеком, принявшим в высшей степени благородное решение. Они завещали нам свои тела. Вместо того чтобы гнить в каком-нибудь гробу из палисандрового дерева, они решили посвятить свои останки полезному делу. На них учатся новые поколения целителей. Без настоящих трупов это было бы невозможно. Студентам необходимо видеть человеческое тело в трех измерениях, во всех вариациях. Им необходимо исследовать со скальпелем в руке ответвления сонной артерии, лицевые мышцы. Да, чему-то можно научиться и на компьютере, но это совсем не то, что самому надрезать кожу. Извлечь тончайший нерв. Для таких операций необходимо настоящее человеческое тело. Нужны люди, обладающие щедрой душой и благородством, готовые подарить самое дорогое, что у них есть, — свои тела. Я считаю, что люди, чьи трупы лежат на этих столах, уникальны. Я глубоко уважаю их и прививаю такое же отношение своим студентам. В этой комнате не хихикают и не отпускают скабрезные шутки. Ребята с благоговением и почтением относятся к мертвым телам. Когда анатомирование заканчивается, останки кремируются с соблюдением положенного ритуала. — Профессор обернулся и посмотрел на Мура. — Так заведено в моей лаборатории.
— А какое это имеет отношение к Уоррену Хойту? — спросил Мур.
— Самое прямое.
— Он поэтому ушел из института?
— Да. — Он снова отвернулся к окну.
Мур стоял, уставившись в широкую спину профессора, ожидая, пока тот найдет нужные слова.
— Препарирование трупа — длительный процесс, — продолжил Кан. — Не все студенты справляются с заданиями в срок, предусмотренный расписанием. Некоторым нужно дополнительное время, чтобы усвоить сложный материал по анатомии человека. Поэтому я разрешаю им приходить в лабораторию в любое время. У каждого из них есть ключ от этого здания, так что они могут работать здесь даже ночью. Некоторые так и делают.
— И Уоррен приходил?
Последовала пауза.
— Да.
Жуткое подозрение шевельнулось в голове Мура.
Кан подошел к шкафу с документами, выдвинул ящик и принялся рыться в ворохе бумаг.
— Это было воскресенье. Я уезжал на уик-энд из города и намеревался вернуться в тот же вечер, чтобы подготовить образец для занятий в понедельник. Знаете, эти дети такие неряхи. Некоторые кромсают трупы так, что работать с ними дальше невозможно. Поэтому я всегда готовлю один хороший экспонат, чтобы продемонстрировать им анатомию тех или иных органов. Мы как раз изучали репродуктивную систему человека, и студенты начали препарировать эти органы. Помню, было поздно, когда я приехал в кампус, наверное, за полночь. Я увидел свет в окнах лаборатории и подумал, что какой-то чересчур усердный студент решил обойти сокурсников. Я зашел в здание. Прошел по коридору. Открыл дверь.
— И там был Уоррен Хойт, — догадался Мур.
— Да. — Кан наконец нашел то, что искал в ящике. Он вытащил папку и повернулся к Муру. — Когда я увидел, чем он занимается, я… я был вне себя. Я схватил его за рубашку и швырнул прямо на умывальник. Я не церемонился, признаюсь, но я был настолько зол, что не мог сдерживаться. Мне до сих пор не по себе, когда подумаю об этом. — Он сделал глубокий вдох, но даже сейчас, спустя семь лет, ему было трудно успокоиться. — Закончив орать на него, я приволок его сюда, в этот кабинет. Усадил за стол и заставил написать заявление, что с восьми утра следующего дня он уходит из института. Я не стал требовать от него объяснений, но он должен был уйти, иначе я грозился написать докладную о том, чему стал свидетелем. Разумеется, он согласился. У него просто не было выбора. Да и не могу сказать, чтобы он очень расстроился. Вот это меня больше всего поражало в нем — ему все было нипочем. Он ко всему подходил спокойно и рационально. Таков был Уоррен. Очень рационалистичный. Никогда не переживал. Он был словно… — Кан сделал паузу. — …словно робот.
— А что вы увидели? Что он делал в лаборатории?
Кан протянул Муру папку.
— Здесь все написано. Я хранил эти записи на случай возможного судебного иска со стороны Уоррена. Знаете, сегодня студенты могут запросто подать на вас в суд за что угодно. Если бы когда-нибудь Уоррен попытался восстановиться в институте, я бы дал ход этим документам.
Мур взял папку. Она была подписана просто: «Уоррен Хойт». Внутри были три страницы машинописного текста.
— Группа Уоррена была прикреплена к трупу женщины, — сказал Кан. — Они начали препарирование малого таза, чтобы рассмотреть мочевой пузырь и матку. Органы не подлежали извлечению, их просто нужно было обнажить. В тот воскресный вечер Уоррен пришел в лабораторию, чтобы завершить работу. Но то, что должно было называться бережным препарированием, превратилось в зверское расчленение. Как будто, взяв в руки скальпель, он полностью потерял контроль над собой. Хойт не просто обнажил органы. Он варварски вырезал их из тела. Сначала он отрубил мочевой пузырь и положил его между ног трупа. Потом вырезал матку. Все это он проделал, даже не надевая перчаток, как будто хотел пощупать органы своими руками. В этот момент я и застал его. В одной руке он держал сочащийся орган, а другой рукой… — От отвращения у Кана сорвался голос.
То, что не смог произнести Кан, было напечатано на странице, которую как раз читал Мур. И он сам закончил фразу:
— Он мастурбировал.
Кан прошел к столу и сел в кресло.
— Вот почему я не мог допустить, чтобы он получил медицинское образование. Господи, какой же из него получился бы врач? Если он проделывал такое с трупом, что бы он сотворил с живым пациентом?
«Я знаю, что. Я видел его работу своими глазами».
Мур обратился к третьей странице досье Хойта и прочитал заключительный параграф.
«Господин Хойт согласен добровольно покинуть учебное заведение с 8:00 утра завтрашнего дня. Взамен я обещаю хранить конфиденциальность в том, что касается этого инцидента. В связи с повреждением трупа его партнеры по столу номер 19 будут подключены к другим группам для изучения этой стадии препарирования».
Партнеры по лаборатории.
Мур взглянул на Кана.
— Сколько студентов было в группе Хойта?
— У каждого стола работают по четыре студента.
— И кто были трое других?
Кан нахмурился.
— Я не помню. Это было семь лет назад.
— А вы не храните записи о лабораторных работах?
— Нет. — Он сделал паузу. — Но я помню одну девушку из его группы. — Профессор потянулся к компьютеру и вызвал списки своих студентов-первокурсников по годам. На экране появились имена сокурсников Уоррена Хойта. Кану хватило мгновения, чтобы пробежать их глазами, после чего он произнес: — Вот она. Эмили Джонстоун. Я помню ее.
— И чем она вам так запомнилась? — поинтересовался Мур.
— Ну, во-первых, она была просто прелесть. Милашка вроде Мег Райан. Во-вторых, после того как Уоррен был отчислен из института, она пришла ко мне узнать, почему он ушел. Мне не хотелось называть ей причину. Тогда она сама спросила, не связано ли это с женщинами. Похоже, Уоррен не давал Эмили проходу, и она его здорово побаивалась. Нечего и говорить, что она испытала облегчение после его ухода.
— Как вы думаете, она может помнить остальных двух коллег по группе?
— Не исключено. — Кан снял телефонную трубку и позвонил в секретариат. — Привет, Уинни. У тебя случайно нет контактного телефона Эмили Джонстоун? — Он взял ручку, записал номер и повесил трубку. — Она работает в частной клинике в Хьюстоне, — сказал он, набирая новый номер. — У них там сейчас одиннадцать, значит, она должна быть на месте… Алло, Эмили? Это голос из твоего прошлого. Доктор Кан из Эмори… Верно, анатомичка. Какая древность, не правда ли?
Мур подался вперед, с волнением вслушиваясь в каждое слово. Когда Кан наконец повесил трубку и взглянул на него, Мур прочитал ответ по его глазам.
— Она действительно помнит двух других партнеров по анатомичке, — сказал Кан. — Одна из них была женщина по имени Барб Липпман. А другой…
— Капра?
Кан кивнул.
— Четвертым в группе был Эндрю Капра.
Глава 22
Кэтрин остановилась в дверях кабинета Питера. Он сидел за столом, заполняя медицинскую карту, и не догадывался о том, что она наблюдает за ним. За все время их знакомства ей как-то не довелось увидеть его за работой в кабинете, и сейчас зрелище вызвало у нее легкую улыбку. Питер трудился с завидным усердием и являл собой пример исключительной преданности делу, разве что одна легкомысленная деталь портила картину: бумажный самолетик, валявшийся на полу. Питер был неотделим от своих летательных аппаратов.
Кэтрин постучала в косяк двери. Он поднял взгляд поверх очков, удивленный ее появлением.
— Можно к тебе? — спросила она.
— Конечно. Заходи.
Она села напротив. Питер молчал, терпеливо выжидая, когда она заговорит. Ей показалось, что он готов ждать хоть целую вечность.
— Все так осложнилось… между нами, — начала она. Он кивнул. — Я знаю, что тебе это неприятно так же, как и мне. И меня это очень беспокоит. Потому что ты всегда мне нравился, Питер. Может, это было незаметно, но это так. — Она набрала в грудь воздуха, отчаянно подыскивая подходящие слова. — Проблемы, возникшие между нами, никак не связаны с тобой. Это все только из-за меня. В моей жизни сейчас много чего происходит. Мне трудно объяснить.
— Ты и не обязана ничего объяснять.
— Да, но просто я вижу, что наши отношения разваливаются. Не только наше партнерство, но и дружба. Странно, что я никогда не задумывалась о нашей дружбе. Я и не понимала, как много она значит для меня, пока не почувствовала, что она ускользает. — Кэтрин поднялась, чтобы уйти. — Как бы то ни было, мне очень жаль. Вот, собственно, все что я хотела сказать. — Она направилась к двери.
— Кэтрин, — тихо окликнул он. — Я знаю про Саванну.
Она обернулась. Он смотрел на нее прямым взглядом.
— Мне рассказал детектив Кроу, — произнес он.
— Когда?
— На днях, когда мы с ним беседовали во время перерыва. Он думал, что я в курсе.
— Ты мне ничего не говорил.
— Я считал, что мне не стоит первому поднимать этот вопрос, и надеялся, что ты сама заговоришь. Я понимал, что тебе понадобится время, и был готов ждать сколько угодно.
Она резко выдохнула.
— Ну, что ж. Теперь ты знаешь обо мне все самое плохое.
— Нет, Кэтрин. — Он встал из-за стола. — Я знаю лучшее! Я знаю, какая ты сильная, смелая. Все это время я и не догадывался, с каким тяжким грузом ты живешь. Ты могла бы мне рассказать. Довериться мне.
— Я думала, что это изменит наши отношения к худшему.
— Разве это возможно?
— Я не хочу, чтобы ты жалел меня, — тихо проговорила она. — Мне никогда не хотелось ничьей жалости.
— Жалости за что? За то, что ты дала отпор? За то, что выжила, несмотря на всю безнадежность ситуации? Какого черта я бы стал жалеть тебя?
Кэтрин с трудом сдержала слезы.
— Ну, не ты, так другие.
— Они просто тебя не знают. Не знают так, как знаю я.
Питер обогнул стол, словно уничтожая последнюю преграду между ними.
— Ты помнишь день нашей первой встречи?
— Когда я пришла на собеседование.
— И что ты помнишь про тот день?
Она недоуменно покачала головой.
— Мы говорили о медицинской практике. О том, чем я буду заниматься.
— В общем, тебе запомнилась лишь деловая часть.
— Ну, в общем, да.
— Забавно, — усмехнулся он. — Я думаю об этом дне совсем по-другому. Я не помню, какие вопросы я тебе задавал, о чем спрашивала ты. Помню только мгновение, когда я оторвал взгляд от стола и увидел, как ты заходишь в этот кабинет. Я был поражен. На ум не приходило ничего толкового — лишь какие-то глупости и банальности. Мне не хотелось выглядеть таким в твоих глазах. Я подумал: вот женщина, у которой есть все. Она умна, красива. И она стоит передо мной.
— О Боже, как же ты ошибался. Ничего во мне такого особенного не было. — Кэтрин сморгнула слезы. — Никогда не было. Я держусь только за счет силы воли…
Ни слова не говоря, он обнял ее. Все это произошло так естественно и легко, что никто из них не испытал неловкости. Питер просто держал ее в своих объятиях, ничего не требуя взамен. Друг утешал друга.
— Скажи мне, чем я могу помочь, — произнес он. — Я сделаю все, что ты скажешь.
Она вздохнула.
— Я так устала, Питер. Ты не мог бы просто проводить меня до машины?
— И это все?
— Сейчас мне нужно только это. Мне необходимо, чтобы рядом был человек, которому я доверяю.
Он отступил на шаг и улыбнулся ей.
— Тогда я именно тот, кто тебе нужен.
Пятый этаж подземного гаража больницы был безлюден, и эхо их шагов, отражавшееся от бетонного пола, напоминало шорох блуждающих привидений. Будь Кэтрин одна, она бы без конца озиралась по сторонам. Но Питер шел рядом, и она не испытывала страха. Он подвел ее к «Мерседесу». Постоял, ожидая, пока она сядет за руль. Потом захлопнул дверцу машины и жестом указал на замок.
Кивнув, Кэтрин нажала на кнопку и услышала уютный щелчок, подтвердивший, что двери надежно заперты.
— Я позвоню тебе потом, — сказал Питер.
Отъезжая, она увидела в зеркале заднего вида, как он махнул ей рукой. Когда она завернула за угол, Питер исчез из виду.
На обратном пути в Бэк-Бэй она поймала себя на том, что улыбается.
«Некоторым мужчинам можно доверять», — говорил ей Мур.
«Да, но каким? Я таких не встречала».
«Этого не узнаешь, пока не столкнешься с проблемами. Настоящий мужчина всегда окажется рядом в трудную минуту».
Друг или любовник, Питер был одним из таких мужчин.
Притормозив на Коммонуэлт-авеню, Кэтрин свернула на аллею, ведущую к дому, и нажала кнопку на пульте управления воротами подземного гаража. Ворота поползли вверх, и она въехала в гараж. Посмотрела в зеркало заднего вида, убедившись, что ворота закрылись, и только после этого свернула к своему месту. Осторожность была ее второй натурой, и этот ритуал она никогда не забывала исполнить. Прежде чем войти в лифт, она осмотрела кабину. Перед выходом из лифта оглядела коридор. Войдя в квартиру, тут же закрыла все замки. Ее крепость, как всегда, была надежна защищена. Только после этого она позволила себе перевести дух.
Стоя у окна, она потягивала ледяной чай и наслаждалась прохладой своей квартиры, глядя на вспотевшие лбы горожан, снующих по улице. За последние трое суток ей удалось поспать всего три часа. «Я заслужила это мгновение комфорта, — думала она, приложив ледяную стенку стакана к щеке. — Я заслужила ранний отход ко сну и уик-энд полного безделья». Она решила не думать больше о Муре. Хватит с нее боли.
Кэтрин уже допивала чай, когда раздался зуммер пейджера. Срочный вызов из больницы был сейчас как нельзя более некстати. Когда она перезвонила оператору клиники, в ее голосе угадывалось раздражение.
— Это доктор Корделл. Я знаю, вы только что звонили мне на пейджер, но у меня сегодня нет ночного дежурства. Хочу сказать, что я сейчас же отключаю пейджер.
— Извините за беспокойство, доктор Корделл, но был звонок от сына Германа Гвадовски. Он настаивает на встрече с вами сегодня.
— Это невозможно. Я уже дома.
— Да, я сказал ему, что вы уехали на весь уик-энд. Но он говорит, что сегодня его последний день в городе. И он хочет встретиться с вами, прежде чем отправится к адвокату.
«К адвокату?»
Кэтрин устало опустилась на стул. Господи, у нее совершенно не было сил заниматься этим делом. Только не сейчас. Только не в таком состоянии, когда от усталости голова совершенно не соображает.
— Доктор Корделл!
— Господин Гвадовски сказал, в котором часу он хочет встретиться?
— Он сказал, что будет ждать в кафетерии больницы до шести.
— Спасибо. — Кэтрин повесила трубку и тупо уставилась на сверкающий кухонный кафель. Как тщательно следила она за его чистотой! Но, как бы ни усердствовала она в наведении порядка в своей жизни, она не могла предугадать появление в ней таких вот иванов гвадовски.
Она схватила сумочку и ключи от машины и вновь покинула свою тихую гавань.
В лифте Кэтрин посмотрела на часы и заволновалась, увидев, что уже без четверти шесть. Она явно не успевала на встречу, Гвадовски чего доброго решит, что она его игнорирует.
Сев за руль своего «Мерседеса», она в первую очередь схватила трубку автомобильного телефона и связалась с оператором клиники «Пилгрим».
— Это снова доктор Корделл. Мне нужно срочно соединиться с господином Гвадовски, сказать ему, что я опаздываю. Вы не знаете, откуда он звонил?
— Минутку, сейчас проверю… Нет, он звонил не из больницы.
— Тогда, может, с мобильного?
Последовала пауза.
— Странно.
— Что такое?
— Он звонил с того же номера, что и вы сейчас.
Кэтрин оцепенела, страх сковал ее холодом.
«Моя машина. Звонок был сделан из моей машины».
— Доктор Корделл!
И тогда она увидела его, поднимающегося словно кобра, в зеркале заднего вида. Она глотнула воздуха, чтобы закричать, и горло ее перехватило от удушливого запаха хлороформа.
Трубка выпала у нее из рук.
Джерри Слипер ожидал его на выходе из здания аэропорта. Мур закинул свою ручную кладь на заднее сиденье, сел в машину и громко хлопнул дверцей.
— Вы нашли ее? — первым делом спросил Мур.
— Пока нет, — ответил Слипер, отъезжая от тротуара. — Ее «Мерседес» исчез, в квартире не обнаружено следов беспорядка. Что бы это ни было, все произошло очень быстро, в ее машине или рядом. Питер Фалко был последним, кто видел ее, примерно в пять-пятнадцать в гараже больницы. Примерно через полчаса оператор клиники позвонил Корделл на пейджер, а потом говорил с ней по телефону Корделл перезвонила ему уже из машины. Разговор внезапно оборвался. Оператор заявляет, что звонил сын Германа Гвадовски.
— Есть подтверждение?
— Иван Гвадовски уже в полдень был на борту самолета, летевшего в Калифорнию. Он не звонил.
Они и без слов знали, кто звонил оператору. Мур в волнении смотрел на габаритные фонари ехавших впереди машин, и ему казалось, будто это красные костры полыхают в ночи.
«Он держит ее с шести вечера. Что он успел натворить за эти четыре часа?»
— Я хочу видеть, где живет Уоррен Хойт, — сказал Мур.
— Мы как раз туда и едем. Нам известно, что он закончил свою смену в лаборатории «Интерпат» в семь утра. В десять утра он позвонил своему начальнику сказать, что у него семейные проблемы и он не выйдет на работу как минимум в течение недели. С тех пор его никто не видел. Ни дома, ни на работе.
— А что за семейные проблемы?
— У него нет семьи. Его единственная тетка умерла в феврале.
Габаритные огни слились в сплошное красное пятно. Мур заморгал и отвернулся, чтобы Слипер не заметил его слез.
Уоррен Хойт жил в Норт-энд, лабиринте узких улочек и домиков из красного кирпича, составлявших колорит старого Бостона. Этот район считался безопасным во многом благодаря неусыпному контролю со стороны итальянского населения, владевшего в этом округе бизнесом. И вот здесь, на улице, по которой прогуливались ничего не подозревавшие туристы и горожане, проживал настоящий монстр.
Квартира Хойта находилась на третьем этаже кирпичного дома. Несколько часов назад бригада криминалистов уже обшарила это место в поисках улик, и, когда Мур, войдя внутрь, увидел распахнутые шкафы и почти пустые полки, у него возникло ощущение, будто жилище уже покинула душа его хозяина. Он понял, что не найдет ничего, что подскажет ему, где искать Уоррена Хойта.
Из спальни вышел доктор Цукер.
— Здесь что-то не так, — сказал он, обращаясь к Муру.
— Хойт — тот, кого мы ищем? — перебил его Мур.
— Не знаю.
— Так что мы все-таки имеем? — Он перевел взгляд на Кроу, который стоял в дверях.
— Мы сделали слепок с подошвы обуви. Восемь с половиной, соответствует отпечаткам, найденным на месте убийства Ортис. Собрали несколько волосков с подушки — короткие, светло-русые. Тоже похожи. Кроме того, обнаружен длинный черный волос на полу ванной. Длиной до плеч.
Мур нахмурился.
— Здесь была женщина?
— Может, подружка.
— Или очередная жертва, — заметил Цукер. — О которой мы пока не знаем.
— Я беседовал с хозяйкой, она живет этажом ниже, — продолжил Кроу. — В последний раз она видела Хойта сегодня утром, когда он вернулся с работы. Она не знает, где он сейчас может находиться. Думаю, вы и сами догадываетесь, в каких красках она его расписала: «Прекрасный квартирант. Тихий мужчина, никогда не доставлял хлопот».
Мур взглянул на Цукера.
— Что вы имели в виду, когда говорили, что здесь что-то не так?
— Нет инструмента. Его машина припаркована возле дома, но там тоже ничего нет. — Цукер жестом указал на почти пустую гостиную. — Вид у этой квартиры какой-то нежилой. В холодильнике почти нет продуктов. В ванной — кусок мыла, зубная щетка и бритва. Как в отеле. Это место для ночлега, не более того. Непохоже, чтобы в этой квартире он заново переживал свои фантазии.
— И все-таки он живет здесь, — не согласился Кроу. — Его почта приходит на этот адрес. В шкафу висит его одежда.
— Но в этой квартире отсутствует самое главное, — многозначительно сказал Цукер. — Его трофеи. Их нигде нет.
Ощущение ужаса охватило Мура. Цукер был прав. Хирург вырезал у каждой жертвы анатомический трофей; он должен был их где-то хранить, чтобы любоваться своим мастерством. Возбуждаться в перерыве между охотами.
— У нас пока нет полной картины, — заявил Цукер и повернулся к Муру. — Мне нужно осмотреть место работы Уоррена Хойта. Его лабораторию.
Барри Фрост сел за компьютер и набрал на клавиатуре имя пациентки: «Нина Пейтон». На экране появились данные.
— Этот компьютер и есть его рабочее место, — сказал Фрост. — Здесь он находит своих жертв.
Мур уставился на экран монитора, не веря своим глазам. Вокруг гудели аппараты, звонили телефоны, сновали лаборанты с пробирками. И в этом стерильном мире нержавеющей стали и белых халатов, в мире, предназначенном для исцеления, Хирург тихонько охотился за добычей. С этого компьютера он мог вызвать имя любой женщины, чья кровь или биологическая жидкость подвергалась анализу в лаборатории «Интерпат».
— Это лучшая диагностическая лаборатория в городе, — пояснил Фрост. — Сдайте кровь в любой клинике Бостона или в частном кабинете врача, и с большой долей вероятности она окажется на исследовании именно здесь.
«Именно здесь, у Уоррена Хойта».
— У него был ее домашний адрес, — произнес Мур, бегло просматривая информацию по Нине Пейтон. — Место работы. Возраст, семейное положение…
— И диагноз, — подсказал Цукер, ткнув пальцем в два слова на экране: «сексуальное нападение». — Именно за этим Хирург и охотится. Это его заводит. Эмоционально травмированные женщины. Женщины с клеймом изнасилования.
Мур уловил нотки возбуждения в голосе Цукера. Эта игра явно занимала профессора, для него она была своеобразным состязанием умов. Наконец он получил возможность проследить тактику оппонента, оценить степень его гениальности.
— Вот здесь он все и планировал, — продолжал Цукер. — Держа в руках их кровь. Узнавая их самые постыдные тайны. — Он выпрямился и оглядел лабораторию, как будто видел ее впервые. — Вам никогда не приходило в голову, что лаборанту все про вас известно? — задал он вопрос. — Подставляя ему свою руку и позволяя всадить иголку в вену, вы открываетесь ему со всеми своими секретами. Ваша кровь все про вас расскажет. Умираете ли вы от лейкемии или СПИДа. Выкурили вы сигарету или выпили стакан вина в последние несколько часов. Принимаете ли вы прозак от депрессии или виагру от импотенции. Он держал в своих руках самую суть женщины. Он мог изучить ее кровь, прикоснуться к ней, почувствовать ее запах. А она об этом даже не догадывалась. Она и не знала, что часть ее тела находится в руках незнакомца.
— Жертвы не знали его, — подвел итог Мур. — Никогда не видели.
— Но Хирург знал их. Причем знал очень близко. — Взгляд Цукера светился лихорадочным блеском. — Хирург совершенно не похож ни на одного серийного убийцу, с которым мне приходилось сталкиваться. Он уникален. Он остается невидимым, поскольку выбирает добычу, не видя ее. — Он уставился на ряды пробирок на прилавке. — Эта лаборатория — поистине территория охоты. Вот как он находит их. По крови. По их душевной боли.
Когда Мур вышел из здания медицинского центра, ночной воздух впервые за последнее время показался ему прохладным. Значит, в Бостоне уже не так много женщин откроют на ночь окна, и добычи для охотника станет меньше.
«Но сегодня Хирург не выйдет на охоту. Сегодня он будет занят своей последней жертвой».
Мур резко остановился возле своей машины и какое-то время стоял, парализованный отчаянием. Может, в эту минуту Уоррен Хойт тянется к скальпелю. Вот сейчас…
Он расслышал приближающиеся шаги. Усилием воли Мур заставил себя обернуться, чтобы взглянуть на человека, остановившегося рядом в тени.
— Он забрал ее, да? — произнес Питер Фалко.
Мур кивнул.
— Боже, о Боже! — Фалко с тоской посмотрел в ночное небо. — Я проводил ее до машины. Она была рядом со мной, и я отпустил ее домой. Я позволил ей уехать…
— Мы делаем все возможное, чтобы найти ее. — Это была дежурная фраза. Даже произнося ее, Мур чувствовал пустоту своих слов. Так говорили полицейские, когда дело было плохо, когда почти не оставалось надежды на успех.
— Что именно вы делаете?
— Нам известна личность преступника.
— Но вы не знаете, куда он ее увез, — заметил Питер Фалко.
— Со временем мы это установим.
— Скажите, чем я могу помочь. Я все сделаю.
Мур старался говорить спокойно, чтобы скрыть собственный страх, предчувствие ужасного.
— Я знаю, вам тяжело стоять в стороне. Но предоставьте нам делать нашу работу.
— О да, вы же профессионалы! Так почему же вы допустили такое?
Муру нечего было ответить.
В волнении, Фалко подошел к нему и встал под фонарным столбом. Свет упал на его усталое, измученное беспокойством лицо.
— Я не знаю, что произошло между вами и Кэтрин, — сказал он. — Но я точно знаю, что она доверяла вам. Надеюсь, для вас это что-то да значит. Надеюсь, она для вас больше, чем просто очередная жертва, еще одно имя в списке пострадавших.
— Да, — подтвердил Мур.
Мужчины пристально смотрели друг на друга, и это было молчаливым признанием того, что они оба знали. И чувствовали.
— Вы даже не подозреваете, насколько она мне дорога, — сказал Мур.
И Фалко тихо произнес:
— Мне тоже.
Глава 23
— Какое-то время он подержит ее живой, — сказал доктор Цукер. — Так же, как когда-то целый день продержал Нину Пейтон. Сейчас он полностью контролирует ситуацию. И может полностью распоряжаться своим временем.
Риццоли содрогнулась, вдумавшись в его слова: «полностью распоряжаться своим временем». Она подумала и о том, сколько нервных окончаний имеется в человеческом теле и сколько боли оно может вытерпеть, прежде чем над ним сжалится Смерть. Она оглядела комнату для совещаний и обратила внимание на Мура, который сидел, обхватив голову руками. Он выглядел совершенно измученным. Время было за полночь, и лица всех собравшихся не отличались свежестью и оптимизмом. Риццоли выделялась из этого круга: она стояла, прислонившись к стене. Женщина-невидимка, которую никто не замечал, поскольку ей было позволено только слушать, но не участвовать в обсуждении. Обреченная на должность административного дежурного, лишенная личного оружия, она теперь была лишь сторонним наблюдателем в деле, которое знала гораздо лучше любого из присутствующих.
Взгляд Мура скользнул в ее сторону, но он смотрел, скорее, сквозь нее. Как будто не хотел видеть.
Читать бесплатно другие книги:
