Наследство в Тоскане Маклин Джулианна
– Не смотрите на меня, – сказала я наконец. – Я во всем этом не виновата.
– Так ли? – сказал Коннор. – Мне как-то с трудом в это верится.
– Почему? – спросила я. – Ваши родители развелись несколько десятков лет назад, и прямо сейчас в этом доме находится женщина, которая была одной из его подружек. Единственное, что меня удивляет – так это то, что я единственный незаконный ребенок, сидящий сегодня за этим столом.
Миссис Уилсон поднялась.
– Как ты смеешь?! Он еще даже не остыл в своей могиле.
Я громко рассмеялась.
– Серьезно? Простите. Это действительно странно.
Она снова села на стул и, повернувшись, ласково заговорила с адвокатом:
– Джон. Вы, конечно же, понимаете, какая проблема у нас возникла. Если бы я знала, что все так обернется, я пригласила бы своих адвокатов.
– Это ничего бы не изменило, – невозмутимо ответил мистер Уэйнрайт. – Завещание действительно и остается в силе.
Она окинула его искоса почти кокетливым взглядом, как будто надеялась очаровать его, чтобы он изменил дело в ее пользу. Но он продолжал молчать, нисколько не колеблясь.
– А он не говорил вам, почему он так поступил? – спросила миссис Уилсон, раскрасневшись от возмущения. – Не объяснял, почему решил обездолить собственных детей ради ребенка, которого никогда даже не видел?
– Он их не обездолил, – сообщил ей Джон. – Он оставил им по три миллиона фунтов и дом в Лондоне.
Миссис Уилсон резко выдохнула и прижала руку к груди, как будто была оскорблена.
– Для него это была карманная мелочь, – сообщил Коннор всем окружающим. – Винодельня стоит в разы больше этого.
Мне было довольно интересно, насколько же именно больше она стоит, но я не посмела спросить. В настоящий момент было лучше сидеть тихо и держать рот на замке.
Коннор снова уселся за стол.
– Мы будем бороться.
– Я предполагал это, – ответил мистер Уэйнрайт.
Слоан быстро замахала руками.
– Подождите. Я уверена, все это может довольно легко разъясниться. Если я правильно понимаю, в Италии существует закон о наследовании детьми имущества отца. Мой муж проверил это, перед тем как я садилась в самолет. Он сказал, это называется обязательное наследование или что-то подобное, и что мы должны получить как минимум шестьдесят шесть процентов всей его собственности в равных долях. – Слоан указала на меня. – А она не наследница. Она незаконная.
Я начинала ненавидеть звуки этого слова.
– Это верно, – ответил мистер Уэйнрайт. – Гражданский кодекс Италии защищает ближайших родственников, но в 2015 году Европейский Союз принял закон, позволивший вашему отцу, как британскому подданному, составить завещание согласно законам его страны. А в Соединенном Королевстве Великобритании человеку предоставляется гарантированная законом свобода распоряжаться своим имуществом так, как ему будет угодно. Он мог бы при желании оставить все на благотворительность.
Коннор протянул руку в мою сторону.
– Ну, вот вам ваша благотворительность.
– Простите? – сказала я.
Мария под столом взяла мою руку и пожала ее. Я встретилась с ней взглядом, и она покачала головой.
– Чего я не могу понять, – обратился ко мне Коннор, – так это что же произошло между моим отцом и вашей матерью. Она что, шантажировала его? Или это были вы? – И впился в меня глазами.
– Да нет конечно! – ответила я. – Я вообще никогда в жизни с ним не разговаривала!
– Тогда как же мы должны все это понимать? – спросил Коннор. – Мы никогда не слышали о женщине, которую он трахнул тридцать лет назад. Как ее звали?
– Лилиан Белл, – ответил мистер Уэйнрайт.
Коннор повернулся за разъяснениями к Марии.
– Она же не присутствовала в его жизни, верно?
Мария пожала плечами.
– Я об этом ничего не знаю.
Адвокат невозмутимо произнес:
– Согласно утверждению вашего отца, существовали письма.
Коннор нахмурился.
– Письма? О чем вы говорите? Любовные письма?
– Не знаю. Он не говорил, – ответил мистер Уэйнрайт.
Коннор во внезапном приступе ярости вскочил со стула, опрокинув его, и подбежал к окну, где замер, глядя наружу. Все, кроме Слоан, молча смотрели на него.
– Он не передавал эти письма вам на хранение? – спросила она. – Как свидетельство или что-то в этом роде?
– Для написания завещания не требуется свидетельств, связанных с выражением чьей-либо последней воли, – объяснил ей мистер Уэйнрайт. Я подумала, что он изо всех сил старается не показаться снисходительным.
– Но он все хранил, – ответила Слоан. – Верно же, Мария? Я не хочу использовать слово барахольщик, но он же с трудом соглашался выбросить хоть что-то. А эти письма, что очевидно, были ему важны. Они должны где-то быть.
Коннор снова повернулся к адвокату.
– А что, если эта женщина, Лилиан Белл, шантажировала его? Тогда у нас будут основания опротестовать завещание, ведь так?
Мистер Уэйнрайт повернулся на стуле.
– Да, в этом случае так и будет. Но вам придется это доказать.
Коннор наклонился вперед.
– А если не шантаж, то какие еще есть основания, чтобы отменить завещание? Злоупотребление влиянием? Принуждение? Мошенничество?
– Да, все это может быть учтено, – ответил мистер Уэйнрайт. – Но ваш отец ни в чем не проявлял, что находится под воздействием каких-либо манипуляций.
– Может, он сам этого не понимал. Или, в случае шантажа, он хотел по какой-то причине скрыть это.
Мистер Уэйнрайт в упор посмотрел на него.
– Коннор, вы не можете опротестовывать завещание с подобными обвинениями просто потому, что считаете его несправедливым. У вас должна быть серьезная законная причина, а предполагать то, что предполагаете вы… Чтобы доказать подобное, вам нужны свидетельства. Убедительные свидетельства.
– Но вы только что сказали, что были письма, – ответил Коннор, оборачиваясь ко всем, сидевшим за столом. – И я заявляю вам всем прямо сейчас – я собираюсь задавать самые жесткие вопросы. Кто-то должен что-нибудь знать. – Он указал на меня. – Вот хотя бы она.
– Я не знаю, – ответила я.
Он горько хохотнул.
– Да даже если бы знала, ты бы нам не сказала, особенно если собираешься все это унаследовать. – Направляясь к двери, он окинул меня ненавидящим взглядом. – Я иду звонить своему адвокату.
Слоан тоже поднялась.
– Похоже, я должна сделать что-то подобное. – И она вышла из комнаты вслед за братом.
Мария выдохнула.
– Ну вот. – Она выпрямилась на стуле и повернулась к юристам. – Можно спросить, мистер Уэйнрайт, если это завещание будет признано недействительным… существует ли предыдущее завещание, которое вступит в силу вместо него?
– Да, существует, – ответил он. – Оно было написано около десяти лет назад.
– И по нему винодельню получали дети?
– Да.
– Ясно. – Она помолчала, крутя сережку. – Пожалуйста, извините. Я не знаю, как задать этот вопрос, чтобы не показаться эгоистичной, но в той, прошлой версии завещания маленькая вилла тоже отходила ко мне? И эти деньги?
Он помолчал.
– Боюсь, что нет. Это было дополнение, сделанное к настоящему завещанию.
Ее плечи слегка поникли, и в этот момент я подумала, что у меня появился союзник, потому что Мария не захочет потерять то, что ей завещал Антон. Впервые после приезда в Тоскану я почувствовала себя не совершенно одинокой.
Глава 5. Слоан
– Как он мог так поступить? – спросила Слоан, когда Коннор, закончив разговор со своим адвокатом, швырнул мобильный телефон на диван в своей спальне. – Мы его родные дети. А она какая-то чужая, кого он никогда даже не видел. Коннор, он что, ненавидел нас? Дело в этом? Наказал нас за то, что мы недостаточно часто его навещали? Или пытался досадить маме за то, что потерял после развода? Потому что она раздела его до нитки. И всегда хвасталась этим.
Коннор расхаживал по комнате.
– Дело не в том, что эта Фиона приехала сюда доить его. Это не так. Тут происходит что-то другое. Она выглядит слишком уж невинной. – Он некоторое время подумал, а потом, маша руками в воздухе, заговорил тоненьким голосом. – О, только посмотрите на меня. Я чиста и невинна, как ангел, который ничегошеньки не знает о похождениях своей матери до моего рождения. Я и представить не могу, с чего бы ваш отец оставил все маленькой бедной мне. – Коннор сделал гримасу. – Увольте.
– Мне кажется, она чувствует себя виноватой, – ответила Слоан. – У нее виноватые глаза. – Слоан опустилась в кресло, закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. – Я думала, этот день пройдет совсем не так. Я думала, у меня будет теплое местечко, где можно притулиться, если дела с Эланом пойдут неважно. Знаешь, какой он стал в последнее время. Я думала, что смогу забрать детей и перебраться пожить сюда, может, ездить отсюда в Лондон. Начать все заново.
Коннор развернулся.
– Ой, да брось. Ты никогда не бросишь Элана, и сама это знаешь.
Чувствуя, будто ей уже нечего терять, Слоан подняла на него наполняющиеся слезами глаза.
– Я думаю, у него роман.
Поглядев на нее несколько секунд, Коннор рассмеялся.
– Слоан, серьезно? И, типа, это для тебя сюрприз?
– Не будь козлом.
– Я не козел. Но ты знала, что он бабник, когда выходила за него. И ты знаешь, что он женился на тебе из-за этого. – Коннор обвел рукой виноградники за окном. – Так что не изображай невинную девственную женушку, которая ничего не знает.
Он был прав. Даже в день своей свадьбы Слоан была переполнена страхами и сомнениями, и проплакала в ванной все утро до прихода парикмахера. Но она была так влюблена в Элана – богатого, красивого Элана – и так отчаянно хотела быть любимой, выйти замуж, иметь детей и прекрасную, безупречную жизнь, чтобы ей завидовали все друзья. И ее мать хотела ей того же. Мама вошла в ванную, утерла Слоан слезы и убедила ее, что все будет хорошо. Все будет не так, когда они поженятся, сказала мама, убеждая ее пойти и принять участие в церемонии.
С тех пор Слоан постоянно ощущала, как мир сжимается вокруг нее, потому что другие женщины были всегда. На прошлой неделе ей приснилась гроза – в крышу ее дома ударила молния, так, что весь чердак оказался в огне.
– Почему тебе всегда надо быть таким мерзким? – сказала она Коннору. – Даже когда мы были маленькими, ты вечно подсовывал мне пауков.
– Я не мерзкий, – ответил он. – Я просто честный. И если у тебя были планы развестись с Эланом, то какая тебе разница, что отец вычеркнул нас из завещания? Или тебе обидно в принципе? Ведь ты с легкостью получишь миллионов двадцать по соглашению о разводе. Я знаю, сколько стоит Элан.
– Нет, не получу, – мрачно ответила она. – Я подписала брачный договор.
Коннор нахмурился.
– Ты шутишь? Ты мне не говорила. Ты сказала, он этого не хотел.
– Я соврала.
– Слоан! Какого черта?
– Перестань, пожалуйста. Ты не помогаешь. У меня сейчас рушится жизнь, и я думала, это мой спасательный круг. Этим утром я мечтала, как оставлю все сплетни про Элана позади, в ЛА, и перееду сюда, где Мария будет готовить детям тосканскую еду, а они будут каждую осень помогать убирать виноград, научатся говорить по-итальянски, и мне не придется ни слышать, ни видеть, что Элан делает с другими женщинами.
Коннор потер переносицу.
– Слоан, ну пожалуйста. Да ты же и пяти минут не протянешь без своего личного тренера и своего психотерапевта.
– Еще как протяну, – настаивала она. – Я думаю, половина проблемы заключается именно в этом. Я ожидала от себя слишком многого. И платила людям, чтобы они сделали меня безупречной и счастливой. Но, может быть, идеала вообще не существует, и я подумала, что мне просто надо есть пасту, ни о чем не беспокоясь.
Коннор сел, прижимая ладони к глазам.
– Я не могу сейчас об этом разговаривать.
– Ну и ладно, – сказала Слоан, быстро вставая. – Пойду отведу детей еще погулять.
Он смотрел, как она направляется к двери.
– Ты говоришь это, будто угрожаешь. О нет! Я должен остановить свою несчастную сестру от ужасного вреда, который она собирается причинить себе, ведя детей играть на улице!
– Ну я же сказала – козел. – И Слоан вышла.
Вернувшись в свою комнату, она обнаружила Эвана и Хлою сидящими на разных концах дивана и пялящимися в телефоны.
– Эй, дети! – бодро, с улыбкой произнесла она. – Может, сходим со мной на улицу, посмотрим, не поспел ли уже виноград? Может, мы могли бы помочь его собирать?
Эван с сожалением взглянул на нее.
– Им не нужна наша помощь, мам. И мы ничего не знаем про виноград.
– Но разве не здорово узнать что-то новое? – с энтузиазмом предложила она.
– Нет, – и он вернулся к телефону.
– Мам! Мы же уже делали это утром, – заметила Хлоя тем противным, ноющим тоном, от которого Слоан захотелось оттаскать ее за волосы.
Что было не так с ее дочерью? Она что, совсем не понимает, как важно быть очаровательной и харизматичной?
– Ладно, – Слоан повернулась на каблуках. – Пойду посмотрю, что готовят на кухне.
Она вышла из комнаты, все еще надеясь, что дети вдруг осознают, что пропускают что-то важное, и передумают. Но никто никогда не бегал за ней, когда она со своим ладно выбегала из комнаты. Особенно Элан. Он всегда позволял ей просто уйти.
Глава 6. Фиона
Как только адвокаты собрали вещи и вышли, Рут откатила кресло Мейбл от стола. Она сказала, что им нужно успеть на самолет, и выкатила коляску из двери, даже не взглянув в мою сторону.
– Они тоже всему этому не рады, – сказала я Марии. – И мне трудно винить их. Неудивительно, что они собираются бороться.
– Да, но вы же слышали, что говорит мистер Уэйнрайт. Они не могут ничего сделать, не имея ясных доказательств шантажа, мошенничества или злоупотребления влиянием.
Вздохнув, я поникла на стуле.
– Моя мама никогда не стала бы никого шантажировать. Вы бы видели, как она заботилась о папе, каждый божий день до самого конца своей жизни. Она была просто святая.
– Кроме того, что она была ему неверна, – тихо заметила Мария. – Может быть, вы знали ее не так хорошо, как думаете.
У меня не было иного выбора, как признать ее правоту.
– Я больше ничего не знаю, – сказала я. – Я не ожидала, что сегодня произойдет такое. Думала, я могу получить какой-нибудь заброшенный участок, может, пол-акра земли, с небольшим домиком. А не все целиком и всю компанию в придачу. – Я снова выпрямилась. – Сколько может стоить винодельня? Адвокат сказал, там девять тысяч гектаров. Это все виноградники? Должно быть очень много винограда.
– Это одна из старейших и самых больших виноделен в Тоскане, – ответила Мария. – Мой муж говорит, что она может стоить около ста миллионов евро.
Я несколько раз моргнула, а потом задохнулась.
– Что вы сейчас сказали?
– Именно поэтому Коннор и Слоан собираются оспаривать новый вариант завещания. Они росли, думая, что получат в наследство основную часть. Три миллиона фунтов просто копейки на фоне того, на что они рассчитывали.
Я едва слышала, что говорила Мария про Коннора и Слоан. Я была слишком занята подсчетами.
Сто миллионов евро?
Я представления не имела, что Антон Кларк – мой настоящий биологический отец – владел такими деньгами. Только подумать, что я могу сделать с таким состоянием! Мне никогда больше не придется волноваться, когда наступит пора платить Дотти или другим папиным сиделкам. Я прибавлю Дотти зарплату, чтобы она оставалась с нами всегда. У меня даже сможет появиться своя жизнь, может быть, я куплю себе свой дом и новую машину. Я смогу выплатить долг за инвалидный фургон, который мы только что купили, и купить папе новый компьютер с самой последней системой распознавания голоса. Да я куплю ему все на свете. Может, я даже смогу свозить его в путешествие. Самой большой его мечтой было попасть на концерт Билли Джоэла в Медисон-сквер-гарден. И я смогу купить билеты в первый ряд!
Я начала задыхаться. Я всегда чувствовала себя немного виноватой, скрывая от папы этот большой секрет все эти годы, пусть даже ради его собственного блага, но это того стоило. Теперь уже даже неважно, как я объясню эту внезапную перемену в нашей финансовой ситуации папе и Дотти, когда вернусь домой. Я что-нибудь придумаю.
Мария коснулась моего плеча.
– С вами все в порядке?
– Не знаю. Не уверена. Думаю, я в шоке.
– Я тоже, – ответила она. – Должна признаться, я удивлена, что он оставил все вам.
Я подняла взгляд.
– Но почему, ради всего святого, он это сделал?
Это было слишком много. Сто миллионов евро. Надо быть осторожной. Я не могу позволить себе попасться в ловушку, решив, что я внезапно разбогатела, только для того, чтобы позже узнать, что все это было просто большой ошибкой и я снова бедна. Конечно, было здорово мечтать о покупке нового дома и поездке с папой на концерт Билли Джоэла, но мне надо не терять почву под ногами на случай, если через несколько дней все это рухнет.
И даже если этого не случится, не лучше ли будет поделить все это с Коннором и Слоан?
– Эти письма, о которых упоминал адвокат… – сказала я.
– Может быть, они объяснят, о чем думал Антон, – предположила Мария. – Может быть, он действительно любил вашу мать. Может быть, она была великой любовью его жизни.
При этих словах я покачала головой, потому что помнила выражение лица моей матери, когда она говорила, что я ребенок другого человека. Это было выражение сожаления и стыда. В лучшем случае то, что произошло между ними, было необременительным приключением.
– Мама была здесь только одно лето, когда папа собирал материал для своей книги, – объяснила я. – Если бы она действительно любила человека, который стал моим отцом, разве она не сказала бы мне об этом?
– Может, и нет. Может быть, она не хотела, чтобы вы думали, что она меньше любит вашего отца. Ну, того, кто вас вырастил.
– Разумно. – Я встала и подошла к большому портрету георгианской семьи в золоченой раме на стене. – Но если Антон и правда любил ее, разве он не попытался бы познакомиться со мной или получить опеку? Разве только он ничего не знал обо мне до тех пор…
– Когда ваша мать умерла, – предположила Мария. – Может быть, именно тогда она наконец написала ему, в свои последние часы, когда сказала и вам. Может быть, адвокат говорил именно об этом письме.
– Она была в слишком плохом состоянии, чтобы написать письмо, – ответила я. – И я все время была с ней. Кроме того, адвокат сказал «письма», что предполагает, что их было больше одного. – Я опустила взгляд на свои руки. – В любом случае почему он лишил своих родных детей основной части своего состояния? Разве он не любил их? Я просто не понимаю этого.
Мария подошла ко мне, встав возле картины.
– Возможно, я могла бы немного просветить вас на этот счет.
– Да?
– Си. – Она помедлила, потом покраснела. – Фиона, я не люблю сплетничать, да и кто я, чтобы судить? Но, если быть честной… Я бы не могла назвать Коннора и Слоан любящими детьми. Когда они были маленькими, они были просто лапочки, и мне так нравилось, когда они приезжали. Я могу простить им то, что они не хотели ездить сюда, будучи подростками. Им не хотелось расставаться с друзьями. Это естественно. Но я не могу простить им, что, повзрослев, они настолько отдалились.
– Ну, наверно, были причины, по которым они не хотели приезжать.
– Все, что я знаю – это что Антон предпринимал все усилия, чтобы сохранить контакт с ними. Он звонил и приглашал их, но они постоянно были слишком заняты. Уж не знаю, чем именно. Никто из них никогда не работал. Но они даже в шутку не говорили ему, что попытаются заехать когда-нибудь потом. Коннор позвонил ему единственный раз, чтобы попросить денег. Антону все это было тяжело, и думаю, что в последние несколько лет он испытывал их. Он предоставлял им все возможности приехать и узнать что-то про винодельню, но они всегда говорили «нет». Подозреваю, все это только лишний раз убеждало его, что им плевать на него и его винодельню.
Я обернулась к Марии.
– То есть вы думаете, что он хотел дать им урок, оставив все мне? Или он просто мстил?
– Безусловно, он мог быть мстительным. Под конец жизни он был очень вспыльчив и раздражителен. И одинок.
– Но почему тогда не преподать урок мне? – спросила я. – Я уж точно не была любящим ребенком.
Мария посмотрела на меня.
– Может быть, переписывая завещание, он думал вовсе не о вас.
Я потерла затылок.
– Думаете, это могла быть моя мать? Но почему? Может, вина? Искупление?
Мария пожала плечами.
– Кто-нибудь здесь должен знать, что же между ними произошло.
Я вернулась к своему стулу, села и побарабанила пальцами по столу.
– Как хоть они вообще встретились?
Внезапно, подумав об обвинениях Коннора, я испытала приступ паники. В этот самый момент он наверняка звонит своим адвокатам и, возможно, частным детективам, чтобы они помогли ему доказать его обвинения – что тут было какое-то преступление, которое могло бы сделать завещание недействительным.
Что, если моя мать как-то угрожала Антону? Что, если все обернется каким-нибудь гадким образом и Коннор сумеет вытащить на свет прошлое моей матери или выставить нас охотницами за состоянием? Винодельни Маурицио были знамениты. Там, в Америке, это может стать скандальной историей.
Бедный папа. Если он узнает правду, это его убьет.
– Меня тошнит, – сказала я, опуская голову между колен.
– Принести вам что-нибудь?
– Нет. Думаю, мне просто надо найти эти письма, о которых говорил адвокат. Мне надо узнать, что же произошло на самом деле. – Ощущение тошноты в желудке никуда не делось, но я заставила себя выпрямиться. – Может быть, вы могли бы мне в этом помочь?
– Си. Я тоже хочу разобраться. – Мария начала убирать кувшин с водой и стаканы. – Позвольте мне сегодня показать вам виллу. Вы должны знать, что унаследовали. Потом я попрошу мужа поводить вас по виноградникам и показать вам винные погреба.
– Спасибо, Мария. Мне кажется, сейчас вы мой единственный друг.
Она посмотрела на меня со значением.
– Никто не должен оставаться без друзей.
Собрав стаканы на поднос, она вынесла их из комнаты.
Когда она ушла, я долго сидела, глядя на стену, размышляя и переживая. Чем в это время занимаются Коннор и Слоан?
Наверняка уж не прохлаждаются. Когда ставка сто миллионов евро.
Меня накрыло ужасной волной вины. Какое я имею право забирать у них их наследство? Даже если они были жуткими, эгоистичными детьми, я в любом случае не заслуживала ничего лучшего.
Мне правда надо понять, что же тут происходит. Эти письма необходимо отыскать.
Глава 7. Лилиан. Тоскана, 1986
Десятилетия спустя после того трагического лета в Тоскане Лилиан Белл часто думала: что, если бы у нее был магический хрустальный шар? Отменила бы она эту поездку? Или вообще бы даже не думала о ней? Или все же предалась бы судьбе, невзирая на все последствия?
Весной 1986 года Лилиан и Фредди Белл, вступившие в пятый год своего брака, жили в Таллахасси, Флорида. Надо признать, когда Лилиан впервые встретила Фредди, у нее в жизни было далеко не все хорошо. Она перенесла трудное детство с родителями-алкоголиками, которые перебивались временной работой и оба это ненавидели. Они жили вместе «ради ребенка», хотя давно должны были бы разойтись, буквально с самого начала их брака, потому что только и делали что пили, дрались и орали друг на друга, потом снова дрались и пили еще больше.
Наконец, когда Лилиан стало десять, отец от них ушел. Она никогда больше не видела его, но вместо того, чтобы ощущать себя брошенной и несчастной, только жалела, что он не ушел от них раньше. Или что ее мать сама этого не сделала.
Может быть, у ее матери было в генах нечто, что заставляло ее держаться за мужа, год за годом вынося словесные оскорбления и удары.
Или же это была любовь? – часто думала Лилиан. Потому что ее мать испытывала к ее отцу романтические чувства, по крайней мере сначала. Она часто вспоминала о пикниках в парке, цветах и шоколадках и о предложении выйти замуж на морском берегу, на закате, на фоне катящихся пенных волн.
Лилиан не знала, было ли все это на самом деле, но все равно любила эти истории, потому что они позволяли ей поверить в тот сказочный мир, где взрослые люди бывают счастливы вместе. И эта вера помогала ей пережить темные времена, когда родители били по ночам посуду на кухне, а Лилиан пряталась под кроватью, шепча своей кукле успокаивающие слова: «Не бойся, я тут. Я тебя спасу».
Позже, когда отец уже ушел, а сама Лилиан в старших классах начала встречаться с мальчиками, мать посоветовала ей избегать альфа-парней с большими кулаками. «Выходи замуж за доброго, – сказала она. – За человека, который и мухи не обидит».
Так что после нескольких лет свиданий с теми, кто попадал в категорию «крутых» и любил бить вещи (типа лица Лилиан об стену), во время отпуска во Флориде она встретила Фредди Белла. В Диснейленде, кто бы подумал. Простояв час в очереди, чтобы прокатиться на американских горках «Космическая гора» с двумя подружками, она была вынуждена сесть в кабинку позади них одна. И в самую последнюю секунду к ней туда вскочил Фредди Белл.
– Похоже, мы с вами прямо набор из третьих колес, – сказал он, робко улыбаясь. Он был симпатичным, с этаким юношеским шармом, и ей сразу показалось, что это судьба, хотя, видит бог, она никогда не была приверженцем идеи судьбы. Но почему? Может быть, где-то глубоко внутри ей все же нравилась мысль о том, чтобы не принимать на себя ответственности за важные решения. Иногда ведь гораздо проще отдаться течению и позволить судьбе вести тебя, куда надо. Тогда тебе не придется винить себя, если течение станет бурным и вышвырнет тебя на скалы. Такая уж выпала доля.
Они с подружками провели остаток дня в Диснейленде вместе с Фредди и его компанией. Через месяц она бросила свою работу официантки в Чикаго и переехала во Флориду, чтобы быть с ним. Она считала, ей повезло, потому что он был добрым, симпатичным и прошел самый важный определяющий тест: у него были тонкие руки, способные держать карандаш, а не пробивать дыры в стенах. Он был умным – интеллектуал, который читал книги и писал стихи. Он даже учился в колледже по специальности английская литература.
Лилиан, мягко говоря, не могла поверить в свою удачу. Она где-то слышала, что женщины часто выходят замуж за копию своего отца, и поклялась себе, что никогда не попадется в эту ловушку. После нескольких тяжелых, вызывающих сожаление отношений в подростковом возрасте и ранней юности она стала мечтать о полной противоположности своему отцу. И наконец обрела ее во Фредди.
После этого дело пошло быстро. Она забеременела (хотя они думали, что были осторожны), так что они поспешили связать себя узами брака, пока никто не догадался, что они не умеют предохраняться. К сожалению, через месяц после свадьбы Лилиан потеряла ребенка.
После чего целый ужасный год она казнила себя за то, что не смогла сохранить своего нерожденного малыша, считая это самым главным провалом в своей жизни. В какой-то момент она даже сказала Фредди, что поймет его, если он захочет уйти и начать все сначала с кем-то другим, поскольку они поженились только из-за ребенка.
Фредди уставился на нее в ужасе.
– Лил, не говори так. Я не могу жить без тебя. – Он побледнел и едва не впал в панику.
Тогда Лилиан вспомнила, что у него были свои собственные утраты – его мать ушла из семьи, когда ему было пять, и он так никогда и не смог преодолеть то, что его бросили.
Осознав свой промах, Лилиан заключила его в объятия.
– Прости. Я этого не думала. Я никогда тебя не брошу.
Ее слова успокоили его. И следующие несколько лет она честно проработала за стойкой местного отеля, финансово поддерживая семью, пока Фредди пытался исполнить мечту всей своей жизни и написать роман-бестселлер.
Но в 1986 году Лилиан больше не могла сдерживать уже знакомое стремление. Она всегда хотела стать матерью, но после выкидыша на время оставила эту мечту. Возможно, та глубокая рана в ее сердце наконец достаточно затянулась, и она набралась смелости попробовать снова.
Она заговорила об этом с Фредди во время четвертой годовщины их свадьбы, когда они сидели на пледе на пляже Таллахасси, глядя на набегающие волны.
– Ну, так что ты думаешь? – спросила она.
Читать бесплатно другие книги:
