Ермак. Личник Валериев Игорь
– Не тянитесь во фрунт, Тимофей Васильевич. И раз у нас сегодня доклад так затянулся, берите стул и садитесь к столу.
Я взял ближайший стул и присел сбоку от стола, за которым разместился цесаревич.
– Тимофей Васильевич, а что это у вас за выражение лица было, когда к столу подходили? – поинтересовался Николай.
– Ваше императорское высочество, да мелькнула мысль одна. Сейчас постараюсь её сформулировать. Ангарск, Иркутск, Благовещенск и административный центр Дальнего Востока – Хабаровка. Может быть, лучше переименовать в Хабаровск? И Ерофей Павлович Хабаров не забыт, и название города благозвучнее будет.
– Тимофей Васильевич, – после небольшой паузы произнёс цесаревич. – Вы позволите эту идею у вас украсть и озвучить её завтра на малом совете?
– Ваше императорское высочество, с большим удовольствием.
– Спасибо. Что у нас дальше по докладу? – наследник довольно улыбнулся.
– Ваше императорское высочество, дальше идут списки наиболее значимых жителей Благовещенска с их краткой характеристикой. Успели собрать начальную информацию на семьдесят восемь человек. Данная работа будет продолжена и расширена.
– Значит, вы, Тимофей Васильевич, идею сбора информации на всех более-менее известных личностей Дальнего Востока так и не оставили?
– Так точно, ваше императорское высочество. Если около известного человека появляется какая-то тёмная личность, получить об этом информацию будет проще. Хотя следующее задание, которое получили агенты, это установить и наиболее известных преступников, контрабандистов Благовещенска. Криминальный мир также надо изучать.
– Хорошо. Передайте своим агентам, что я доволен их работой.
– Слушаюсь, ваше императорское высочество. Обязательно передам. Только это люди полковника Ширинкина. Ими они и останутся. А вот по поводу набора в секретную часть я хотел бы отпроситься на завтра до обеда. Мне необходимо встретиться с директором мужской гимназии, да и в ремесленное, которое пятилетнее, также хотел бы зайти.
– Надеетесь найти кандидатов в секретную службу? – спросил цесаревич, механически перелистывая доклад о значимых лицах города.
– Может быть. И очень на это надеюсь. Просто не знаю, где искать. Принцип хоть кого в нашем случае не подходит. А у меня есть только десяток Кораблева. Если вы разрешите, ваше императорское высочество, то на полставки можно десяток моих станичников поставить. Всё равно буду их привлекать. Но в полицейские, несмотря на хорошие оклады для агентов, они не пойдут. Быть лейб-гвардейцем для них в тысячу раз почётнее. Тем более первые в станице.
– Я не против, Тимофей Васильевич. Надо только всё это грамотно оформить по ведомствам. А браты, как вы их называете наедине, достойны дополнительного вознаграждения. Я уже убедился, что многие казаки конвоя пытаются не упасть в грязь лицом перед этой молодёжью. А значит, качество обучения и самой службы растёт.
– Так точно, ваше императорское высочество, – мои губы самопроизвольно расползлись в довольной усмешке.
– Хорошо, Тимофей Васильевич, завтра до обеда можете быть свободны. Займитесь поиском кандидатов в агенты. Вам теперь как пауку надо создавать свою сеть. Евгений Николаевич, признаться, большой мастер этого дела. Но и возможностей у него куда больше.
– Это точно, ваше императорское высочество. Мне бы кадры найти в секретную часть. Кадры решают всё, – беззастенчиво украл я фразу из будущего.
– Ищите и обрящете, Тимофей Васильевич, – с улыбкой произнёс цесаревич, перевернув последний лист доклада о лицах, и наткнулся на фотографии.
– А это кто? – спросил наследник, держа в руках фото ведущей актрисы опереточно-оперной труппы.
– Это прима в оперетте «Цыганский барон», которую вы посетите через четыре дня. О ней и о других артистах есть краткая информация в докладе «Досуг», – ответил я, думая про себя, что эта прима чем-то напоминает Кшесинскую, но, на мой взгляд, даже симпатичнее. Только как её на осмотр к гинекологу-венерологу отправить? И остальных бутончиков. Вот это вопрос!
– Так, оставьте доклад мне, – цесаревич закрыл папку. – Я с ним более подробно ознакомлюсь. А сами можете быть свободны. Займитесь своими делами.
Глава 4
Гимназистки-феминистки
«Да, довелось узнать, что Николаша, оказывается, кричать может, да ещё как, – думал я, глядя на цесаревича, который призывал на мою неумную голову проклятия. – Однако вот это словосочетание очень интересное. Чувствуется, что восточное путешествие наследника на корабле не зря прошло. Так заковыристо только боцманы могут выражаться. Нет, и чего так разнервничался?! Оба-на, уже Кораблеву прилетело. Надо же, где, оказывается, у Николая Алексеевича мозги находятся?! Никогда бы не подумал».
Я и коллежский секретарь Кораблев стояли перед возмущённо вещающим государем наследником уже минут пять. Всё это время цесаревич пытался донести до наших тупых голов, что моё предложение включить в секретную часть его охраны агентами женщин, как бы помягче выразиться, – неправильное. А Кораблев, который меня в этом начинании поддержал, тоже ошибается. Причем это доводилось до нас очень эмоционально, с использованием ненормативной лексики, включая морскую терминологию. А в будущем говорилось, что Николай Второй тряпка, тихий и безвольный человек, который не мог отстоять своё мнение. Хотелось бы мне на эти пять минут поменяться местами с теми, кто всё это писал в Инете. Разнос был просто замечательным, в лучших военных традициях, на пять баллов по пятибалльной шкале. Я бы даже пять с плюсом поставил.
А всё началось вчера. Придя в мужскую гимназию, где шли выпускные экзамены, у надворного советника Соколова я встретил зашедшего к нему в гости директора женской гимназии Бекетова. Во время продолжительного разговора с этими замечательными людьми мы усидели целый самовар, и Пётр Иванович посоветовал мне взять на службу нескольких гимназисток, которые выпускаются у него в этом году. Также было предложена пара кандидатур из прошлогоднего выпуска.
Всё это произошло после дискуссии: почему женщины идут в революцию? Откуда берутся Веры Засулич и похожие на неё? По мнению Бекетова, в последние четверть века в Российской империи идёт быстрый процесс изменения семейных отношений и распространения грамотности среди женского общества. Если раньше знания были доступны только девушкам из высшего света, то теперь образование стало доступно и другим слоям населения. С учетом этого, стремящихся к самоутверждению девушек и женщин становилось все труднее удерживать дома, но вот доступ к высшему образованию на настоящий момент сильно ограничен. Как следствие, в обычной жизни те же самые гимназистки, по первому разряду закончившие Благовещенскую гимназию, максимум, чего смогут достигнуть – место домашнего учителя. Да и то после сдачи дополнительных экзаменов. А среди выпускниц есть девушки с большими амбициями, но которые не смогут реализовать свой интеллектуальный потенциал.
Видимо, эта причина, по мнению Бекетова, и привела многих девушек и женщин в ряды радикалов-революционеров, где среди их соратников-мужчин они встречали большее уважение к себе, чем в любых традиционных и законопослушных слоях общества. И самое страшное было, по мнению Петра Ивановича, что в очень скором времени таких девушек и женщин будет намного больше. Общество меняется, хотим мы этого или не хотим. Принцип трёх «К» – «Kinder, Kche, Kirche», то есть «дети, кухня, церковь», о котором писали немецкие газеты, цитируя слова Вильгельма Второго о социальной роли женщины в Германии, мало подходит современным русским девушкам. Им нужны другие идеи. Так, может быть, для самореализации некоторых особенно активных девочек служба в секретной охране цесаревича и подойдёт? Это, конечно, против правил и приличий современного общества, но лучше пускай служат, чем пойдут в революцию.
Петра Ивановича с его идеей службы девушек в охране активно поддержал его коллега Соловьев. Кроме того, Константин Николаевич сразу же назвал мне фамилии чуть ли не десятка гимназистов, которых можно было заинтересовать дальнейшей службой в Департаменте полиции в роли секретных агентов, охраняющих государя наследника. Причем это тоже были не только выпускники этого года. Некоторые учащиеся, которые блестяще закончили обучение в прошлом и позапрошлом году, пока ещё не смогли найти достойное место в этом мире.
В общем, сделав краткие выписки по кандидатурам, я вернулся в свой кабинетик и с господином Кораблевым обсудил данную проблему. Сначала Николай Алексеевич идею привлечения в секретные сотрудники девушек воспринял в штыки. Но постепенно на примерах я показал ему, насколько это будет выгодно и эффективно. Особенно в области получения разнообразной информации в роли дворянки, купчихи или мещанки. Горничная, учительница, гувернантка и такое прочее. Можно охватить широкий сегмент тех людей, от которых агент мужчина информацию вряд ли получит.
Кроме того, во время больших приемов, балов в дамскую комнату не войдешь. Что там будут делать подозрительные личности женского пола, не проверишь. А если девушек поднатаскать в определённой области рукопашного боя и стрельбы из револьвера, то они станут джокерами в колоде охраны. Кто из злоумышленников сможет подумать, что хрупкая девушка может неожиданно и точно ударить, чтобы обезвредить злодея-преступника, а тем более выстрелить в него!
Воодушевлённый такими перспективами Кораблев вызвался сопровождать меня на ежедневный доклад к цесаревичу, чтобы поддержать в этом нововведении в секретную службу. «Ага, поддержал! Получили оба по самое не балуй. Ладно я, а Николая Алексеевича жалко. Его чистый душевный порыв был грубо истоптан „грязными сапогами будущего императора“», – думал я, глядя на начальника секретной службы, который, сев за стол Головачева, вытирал испарину со лба.
– Признаться, Тимофей Васильевич, такой бурной реакции государя наследника на ваше предложение я не ожидал, – глубоко вздохнул Корабев.
– Признаюсь, Николай Алексеевич, я тоже, – отвечая, опустился на свой стул и положил на стол папку с докладом. – Хорошо ещё, про детей ничего не успел сказать. А то, чувствую, наша экзекуция продолжалась бы значительно дольше.
– Про каких детей? – главный секретный агент вопросительно уставился на меня.
– Да я подумал, Николай Алексеевич, сил у нашей службы очень мало. Я имею в виду количественный состав. Если наберём тридцать человек в секретную службу, всё равно все направления перекрыть не сможем. Вот раньше как вы поступали, Николай Алексеевич, если кто-то из агентов выявлял подозрительное лицо?
– Докладывали по команде, а дальше Евгений Николаевич подключал к проверке или Департамент полиции, или жандармов.
– А кого мы подключим здесь, Николай Алексеевич?
– Да… Вы правы, Тимофей Васильевич, подключать-то практически некого. Придётся обходиться своими силами, – еще более грустно вздохнул Кораблев. – Только где они, эти силы? У меня агенты уже с ног валятся.
– Вот именно поэтому я и хотел привлечь к нашей работе детей, которых использовать для слежки за объектами. Скажите, Николай Алексеевич, у вас вызовет подозрение группа ребятишек, которая устроила игру перед вашим домом, с учетом того, что они и так постоянно здесь играют?
– Конечно нет, Тимофей Васильевич, – отвечая, Кораблев развёл руками, показывая, что такая картина априори не может вызвать подозрения.
– А что мешает кому-нибудь из агентов выявить в этой группе детей лидера и предложить тому небольшое вознаграждение, если он во время игры понаблюдает за домом и потом расскажет, кто в него приходил?!
– Да, Тимофей Васильевич, как всё просто. Покупал за свою бытность агентом информацию у дворников, швейцаров, официантов. Иногда приходилось платить большие деньги. Но чтобы подключить к слежке мальчишек? До такого почему-то никто не додумался. И ведь дешевле выйдет.
– Вот о таком обеспечении получения информации надо будет подумать, когда прибудем в Хабаровку. Насколько мне известно, во Владивостоке здание для наместника ещё не готово. Боюсь, в Хабаровке придётся задержаться на длительный срок.
– Как я понимаю, Тимофей Васильевич, об этом новшестве в работе нашей службы рассказывать его императорскому высочеству вы не будете? – ехидно улыбаясь, спросил меня Кораблев.
– Думаю, что не обо всех тонкостях нашей службы государь наследник должен знать, – улыбнулся я в ответ коллежскому секретарю. – Мы сегодня с вами по данному вопросу приобрели большой опыт, общаясь с цесаревичем.
Посмотрев друг на друга, мы почти одновременно рассмеялись.
– Это точно, Тимофей Васильевич. В таком состоянии я видел цесаревича впервые за семь лет моей службы. Кровь Романовых взыграла!
«Сколько там этой крови, – подумал я про себя. – А если Павел Первый сын Салтыкова, то её вообще нет».
В этот момент наша беседа с Кораблевым была прервана вошедшим в кабинет ротмистром Волковым, который исполнял в свите цесаревича роль друга и офицера по особым поручениям. В своё время данный офицер проходил службу в лейб-гвардии Гусарском полку, в рядах которого в рамках программы военного образования два летних сезона проходил службу эскадронным командиром цесаревич. Там Николай и Волков познакомились, сошлись характерами и прониклись обоюдной симпатией. Свидетельством тому был подарок – золотой портсигар с факсимиле: «Евгению Николаевичу Волкову от эскадронного командира Николая», презентованный цесаревичем по окончании своей службы в полку. Во время одной из конных прогулок Николай пригласил молодого офицера сопровождать его в путешествии на Восток. Потом ранение при нападении хунхузов на пароход «Вестник» с цесаревичем на борту, длительное лечение, родной полк, звание ротмистра, орден Станислава третьей степени. А теперь свита его императорского высочества. И такая интересная должность.
С Евгением Николаевичем у нас сложились ровные служебные отношения. Даже можно было их назвать дружескими, насколько это позволяла разница в возрасте, звании и положении около Николая. Но портсигар Волков показал мне после одного из рассказов о совместной службе с цесаревичем. А общаться нам приходилось довольно часто, так как расселяли нас во время путешествия рядом. Личный друг и офицеры конвоя.
– Тимофей Васильевич, – обратился ко мне Волков, – его императорское высочество желает вас немедленно видеть. Пройдемте.
Я вышел из кабинета вслед за ротмистром, поймав сочувствующий взгляд Кораблева. Пока шли до апартаментов цесаревича, думал о том, что ещё могло случиться.
Слава богу, ничего не случилось. Просто государь наследник остыл от тех эмоций, которые были вызваны моим предложением, и теперь решил выслушать мои аргументы. Раньше он этого сделать не смог, так как сразу начал активно выражать своё мнение.
– Тимофей Васильевич, а теперь будьте любезны, обоснуйте необходимость и возможность службы женщин в моей охране.
Цесаревич был само спокойствие и сама вежливость. И не скажешь, что меньше получаса назад выражался в мою сторону как боцман в отношении провинившегося матроса. Быстро сформулировав про себя уже неоднократно рассмотренные с Кораблевым положительные факторы от службы женщин в системе охраны, выкладываю их цесаревичу.
– Значит, вы не предполагаете деятельность женщин-агентов в моём ближайшем окружении?
– Так точно, ваше императорское высочество. Основными задачами данной категории сотрудников будет сбор информации. Кроме того, из кратких характеристик, которые мне сообщил директор женской гимназии, двое из кандидаток знают китайский язык, одна корейский, а одна японский и корейский. При этом читают и пишут иероглифы. Ни один из толмачей в департаменте городской и окружной полиции этого не умеет делать. Они способны только переводить устную речь и говорить.
– Интересные девицы, – произнёс цесаревич с удивлением на лице. – Признаться, удивлён. Во всей моей канцелярии только два переводчика. И признаться, я ещё не знаю точно, с каких языков, и умеют ли они писать и читать на японском, китайском и корейском. Кстати, Тимофей Васильевич, вы мне говорили, что знаете все три языка.
– Да, ваше императорское высочество. Немного говорю и знаю чуть больше тысячи китайских иероглифов, которые также используются и японцами, и корейцами. Но этого мало для повседневного пользования. Надо выучить ещё хотя бы тысячу. Когда бывает свободное время, я этим занимаюсь. Написание иероглифов – это, вообще, целое искусство. Каждый иероглиф – это не звук, а целый образ. Тяжело на эту письменность перестроиться.
– Всё это интересно, Тимофей Васильевич, но давайте вернёмся к нашей проблеме. Вы настаиваете на необходимости включения в мою охрану женщин? – жёстко спросил цесаревич.
– Нет, ваше императорское высочество, не настаиваю. Но если такие агенты будут служить в секретной части, то, по моему мнению, эффективность деятельности службы возрастёт.
– И сколько женщин вы планируете принять на службу?
– Посоветовавшись с Николаем Алексеевичем, мы остановились на пяти кандидатурах. Но, вернее всего, возьмём троих. Всё решится на собеседовании и по результатам негласной проверки кандидатов. Агенты уже начали сбор информации о своих возможных коллегах, – я перевёл дух.
– Хорошо, Тимофей Васильевич, я даю добро на приём на службу в секретную часть женщин. Но не больше пяти. Лучше трёх, как вы планируете. Надеюсь, что это действительно повысит эффективность вашей работы. И как бы мне хотелось увидеть полковника Ширинкина и генерал-лейтенанта Черевина, когда они прочтут в отчёте по штатам дворцовой полиции женские фамилии! – цесаревич мечтательно улыбнулся.
Оставив Николая Александровича мечтать, с его разрешения отправился заниматься своими делами, которых каждый день становилось всё больше и больше. Обучение двадцати шести личников, по восемь от кубанцев и забайкальцев, плюс десяток моих братов. А скоро уссурийцы добавятся, с которыми ещё найти общий язык придётся. Слава богу, из амурцев мой родной десяток. И спасибо Лису и Туру, которые многое взяли на себя в обучении. Физику, рукопашку они проводили без меня. Сказался их опыт проведения занятий в школе.
С полицмейстером города познакомился, со столоначальником и секретарем также. Один вечер и ночь ушли на знакомство с последними криминальными делами Благовещенска. Также почитал годовой отчет. Всё это было мне предоставлено городским полицмейстером титулярным советником Леонидом Феофилактовичем Батаревичем. Ознакомившись с бумагой, которую мне выдал главный охранник его высочества генерал-лейтенант Черевин, главный городской полицейский воспылал ко мне любовью. Все мои пожелания по поводу просмотра каких-либо документов выполнялись со скоростью звука. Секретарь даже остался в присутствии на ночь, чтобы снабжать меня новыми томами и папками. За это был ему искренне благодарен.
В общем, после ознакомления с криминальной обстановкой можно было сказать, что Благовещенск – живой город, и умереть в нём очень легко. В среднем одно убийство в день. Такая вот весёлая статистика. В основной массе убийства приходились на китайцев, которых проживало в городе в округе во время сезонных работ больше шести тысяч человек. Все – мужчины в работоспособном возрасте, которые приехали сюда, чтобы заработать. Женщинам и детям выезд из империи Цин был запрещён. Образовавшийся на северо-западной окраине города чайна-таун жил своею жизнью. Следил за порядком и отчитывался перед городскими властями специально избираемый староста. Сезонники не обращали внимания на вопиющую антисанитарию, нищенские условия проживания. Главная цель – заработать денег и сохранить их. В китайском квартале были и курильни опиума, и притоны, с которыми полиция вела безуспешную борьбу, или скорее делала вид, что ведёт борьбу.
У жандармов дела обстояли несколько лучше. В том смысле, что дел практически не было. Да и самих представителей Сибирского жандармского округа в Благовещенске было двое, в Хабаровке трое и двое во Владивостоке. Ситуацию мне объяснил прибывший в Благовещенск вместе с бароном Корфом мой старый знакомый Савельев Владимир Александрович, уже штаб-ротмистр Отдельного корпуса жандармов и начальник отделения при канцелярии приамурского генерал-губернатора. По его словам, минимальное количество населения, проживающего в Приамурском губернаторстве, всего восемь де-юре городов, из которых только Благовещенск и можно назвать городом. С натяжкой Хабаровку. Остальные же города де-факто небольшие поселения. Крупной промышленности нет, высших учебных заведений нет. Горючий материал для революционного движения отсутствует. В общем, тишь да гладь да божья благодать. Поэтому, несмотря на постоянные просьбы расширить штаты, из столицы идут отказы. Но всю необходимую помощь от имеющегося личного состава Савельев пообещал предоставить. Как и кое-какие бумаги на заинтересовавшие меня личности. Опять сегодня допоздна сидеть.
На сегодняшний день у меня была назначена встреча, точнее по моей просьбе дедушка Корф выделил немного своего времени. Надо было с ним решить вопрос по передислокации одной роты Первого Восточно-Сибирского стрелкового Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича батальона. Возвращаясь из восточного путешествия, Николай стал шефом этого батальона, а располагался он в селе Никольское, будущем городе Уссурийске. Нам эта рота нужна была для усиления охраны цесаревича.
После дедушки Корфа встреча со всеми офицерами конвоя, включая сотника Вертопрахова Романа Андреевича, который будет отвечать за амурцев. Надо составить новые расписания караулов, постов, занятий с учетом появившихся дополнительно тридцати казаков. Потом сопровождение наследника в офицерское собрание. Его высочество соизволило захотеть сегодня поиграть на бильярде.
Савельев вечером предоставит возможность ознакомиться с наблюдательными делами по некоторым гимназистам мужского и женского рода, а также представителям интеллигенции Благовещенска. Оказывается, и тут всё-таки есть вершители судьбы России за столом на кухне. Надо найти время выслушать ещё Кораблева с его информацией. Полный аврал! Где бы ещё пару часов в сутки найти? Да на гимназисток-феминисток их с толком потратить. В смысле пообщаться. Ну, это дня через два. После того как Николай Александрович в театр сходит.
Следующие два дня прошли в такой же суматохе. Информация шла лавиной со всех сторон. Дан, точнее казак лейб-гвардии Данилов Пётр Дмитриевич, стал моим секретарём. Видимо, генетика – не продажная девка империализма! Отец Дана, дядька Дмитро, сколько себя помню, писарь в станице, а у сына роль секретаря получилась с первой попытки. Если бы не Пётр, то я бы захлебнулся в том вале бумаг, который на меня обрушился изо всех ведомств.
Видимо, полицмейстер растрезвонил о наличии у меня бумаги от Черевина со смыслом почти как у Ришелье, который выписал гражданскую и правовую индульгенцию для миледи. А согласно внутренним циркулярам все ведомства и учреждения империи должны были немедленно исполнять требования главного начальника охраны и сообщать сведения о замышляемых посягательствах на охраняемых им особ. Вот второй день меня, как представителя генерал-лейтенанта Черевина, заваливали пустыми бумажками из разных ведомств, в основном с выражением верноподданнических чувств.
Вечером в субботу посетили местный театр. Давали оперетту «Цыганский барон». Мне понравилось очень. В той жизни как-то по театрам походить не удалось. Здесь посетил первый раз и был очарован. Не знаю, как играют актёры в столичных труппах, но здесь прима в роли Саффи была просто великолепна. Её лирико-драматическое сопрано, как мне объяснили знатоки про её голос, завораживало. Остальные актёры также пели красиво и замечательно.
Глядя на актрису, которая играла роль Арсены, я улыбнулся про себя, вспомнив доклад Кораблева, как был организован по моей идее осмотр бутончиков врачом-венерологом. Отличился один из старших агентов – Павел Николаевич Михайлов, который специализировался благодаря своей внешности на добывании информации от женщин. Наш герой-любовник за пару дней охмурил подружку примы и так отработал в постели, что девушка была на седьмом небе от счастья. В перерыве между первым и вторым актом любови Паша предложил воспользоваться мазью для усиления чувственности, которую он по случаю приобрёл в городе. Мазь, а точнее то, что произошло дальше, настолько понравилось девице, что она выпытала у агента адрес нашего врача-венеролога. Ну а тот сообщил ей, что для лучшего применения необходимо пройти полный осмотр, для уточнения ингредиентов мази.
Сегодня был только пятый вечер со дня изобретения доктором «мази для чувственной любови», кстати, не знаю, что он туда намешал, но через его кабинет, по докладу Кораблева, прошли не только все актрисы театра, но уже больше двух десятков жительниц славного Благовещенска. Моя идея оказалась финансово очень выгодной для господина доктора. А тот сначала так упирался и не хотел подписывать Кораблеву бумажку с согласием немного поработать на такое уважаемое учреждение, как дворцовая полиция!
Из театра перебрались в зал общественного собрания, где продолжился вечер актёров театра, цесаревича со свитой и местного бомонда. Закончилось гулянье поздно, а с утра из апартаментов Николая Александровича величаво выплыла Элеонора Мелодист, девица двадцати трёх лет, незамужняя, урождённая в семье военного дирижера. В детстве обучалась в Киевской музыкальной школе Пименовой, позднее брала уроки пения у Тартакова. На оперной сцене дебютировала в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году в Киеве. Придерживается прогрессивных взглядов на отношения мужчины и женщины, прима опереточно-оперной труппы и просто красивая женщина с кошачьей грацией. В жизни выглядит намного лучше, чем на фото. В каких-либо порочащих связях замечена не была. В содержанках не состояла. Но, по слухам, могла подарить ночь любви понравившемуся мужчине. Видимо, цесаревич ей понравился. «Везёт Николаю: то балерина Матильда, то певица Элеонора», – подумал я, глядя на проплывающую мимо меня красавицу.
Сегодня на квартире, снятой одним из агентов, состоялась встреча с первой кандидаткой на службу в секретной части охраны цесаревича – Марией Александровной. Отцом девушки был потомственный купец Александр Филатьев, чей предок Остафий Филатьев ещё в семнадцатом веке скупал пушнину от Туруханска до Приамурья. А мать была из первых беглецов корейцев, которые зимой тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года в количестве шестидесяти пяти душ по льду перешли пограничную реку с удэгейским названием Тумень-Ула. Сейчас она обозначена по-русски как река Туманная, а по-корейски – Туманган.
Перешли и построили фанзы в пятнадцати верстах от военного поста Новгородского. Так было основано первое невоенное поселение из корейцев в Южно-Уссурийском крае в долине реки Тизинхе, теперь река Виноградная. Не прошло и года, как был снят первый урожай кукурузы, проса, ячменя и овощей. При этом корейские крестьяне помогли русским военным сделать запасы крупы. Все остались довольными. Солдаты тем, что их меню разнообразилось, а корейцы тем, что под защитой русской армии их никто в Корею не вернёт и не предаст смертной казни.
Вскоре многие корейцы приняли православие, а девятнадцать лет назад молодая девушка по имени Ван встретилась с молодым купцом первой гильдии Александром Филатьевым, который завернул в эти края по торговым делам. Восемнадцать лет назад на свет появился плод этой любви – Мария, которая сейчас скромно примостилась на стуле передо мной.
Как успел узнать из досье на девушку, японскому и корейскому языку, а также чтению и письму на них Марию обучила её бабушка по материнской линии. Будучи незаконнорожденной от феодала «янбана», получила хорошее воспитание и образование. Но любовь зла. Бабушка Марии полюбила простолюдина «пхёнмина». Отец отвернулся от дочери и забыл о её существовании. Неурожаи заставили семью, в которой росли уже трое детей, включая девятилетнюю старшую дочь, спасаться в России.
Российско-корейская граница имела продолжительность чуть больше шестнадцати вёрст и проходила по реке Тумень-Ула, которая была шириной от семидесяти до ста саженей. Перекрыть такой небольшой участок границы не составляло труда. Корейские пограничники могли заметить даже единственного пловца. Но корейские «пхёнмины» бежали в Россию не поодиночке, а целыми семьями, даже целыми деревнями. При этом тащили с собой все пожитки, хозяйственную утварь, гнали имевшуюся скотину. Такой табор мог перейти границу только с ходу, то есть по льду реки. Кроме того, при удачном побеге из Кореи зима давала затем время для подготовки к весеннему севу на новом месте.
Такие подробности я узнал от Кораблева, когда знакомился с досье. А сейчас я листал страницы личного дела Марии Александровны Филатьевой, искоса наблюдал за девушкой, а про себя думал, что такой кадр надо брать стопроцентно. Красавица! Метисы почти всегда получаются симпатичными, но передо мной сидела обалденная красавица с азиатским шармом. Умница! Почти все оценки по дисциплинам гимназии выше десяти баллов. Спортсменка! Первое лицо женского пола, которое вошло в клуб велосипедистов города Благовещенск, состоящий пока из восьми членов. Папа любимой дочке ни в чём не отказывает. Даже велосипед приобрёл и специальное платье для езды заказал.
«Осталось только добавить „комсомолка“», – подумал я и задал первый вопрос.
– Мария Александровна, вы подписали документ, который был представлен коллежским секретарём Кораблевым?
Девушка посмотрела на меня своими блестящими карими глазами и тихо ответила:
– Да.
– Сведения, которые вы сейчас услышите, являются секретными и не предназначены для дальнейшего распространения, – я ласково улыбнулся собеседнице. – Надеюсь, вам это понятно?
Мария несколько испуганно посмотрела на меня и кивнула головой в знак согласия.
– Очень хорошо, Мария Александровна. Перед тем как продолжим наш разговор, представлюсь. Извините, что не сделал этого раньше. Обер-офицер Конвоя Его Императорского Высочества хорунжий Аленин-Зейский. Зовут Тимофей Васильевич.
– Тот самый?! – в глазах девушки зажглось любопытство.
– А что вы подразумеваете под этим вопросом?
– Вы тот самый молодой казак Тимофей Аленин по прозвищу Ермак, который два года назад государя наследника Николая Александровича собой от пули бандита закрыл?
Личико у несколько возбудившейся эмоционально Филатьевой стало настолько симпатичным, что я даже про себя мысленно вздохнул сожалеюще, что на работе «неззя…». Точнее, не рекомендуется. Да и письмо от Анечки фон Дерфельден пару дней назад получил, полное, так сказать, дружбы с небольшими намёками на более сильное чувство. Н-да… дилемма.
– Если вы об этом, тогда тот самый, – сухо ответил я.
– А это было больно?
«Да, всё-таки мужское и женское мышление, как и логика, сильно различаются. Вот это вопрос?! Нет, мля, не больно! Встал после этого и пошёл шашкой крушить супостатов дальше!» – подумал я про себя, а вслух ответил:
– Когда попала пуля, было не больно. Просто потерял сознание. А вот после того, как пришёл в себя, было очень больно. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, – серьёзно ответил я девушке. – Но давайте вернёмся к нашему разговору, который как раз касается охраны цесаревича. Кроме лейб-гвардии отдельной казачьей сотни Собственного Его Императорского Высочества личного конвоя, в охране государя наследника задействованы также секретные агенты дворцовой полиции. Одним из таких сотрудников, точнее сотрудницей, я вам предлагаю поработать.
Если вам хотелось бы увидеть очень большие, почти как у совы, глаза у кореянки, то надо было присутствовать при нашем разговоре и моей последней фразе. Симпатичные карие очи госпожи Филатьевой, которая всё же была больше похожа на мать, стали круглыми, потеряв свой азиатский разрез.
– Вы серьёзно, Тимофей Васильевич? – кое-как выдавила из себя вопрос, как я уже для себя решил, будущая агентесса секретной части.
– Мария Александровна, если вы подписали бумагу о неразглашении сведений, которые вам станут известны, и об ответственности, если это всё же произойдёт, неужели я буду так глупо шутить?!
– А чем я буду заниматься? – спросила постепенно приходящая в себя Филатьева.
– Мария Александровна, я хотел бы сначала услышать ваш ответ: согласны или не согласны. А после этого я расскажу о будущей секретной работе.
– Я согласная! Конечно, согласная! – вскочила со стула со сверкающими глазами девушка, напомнив мне своей комсомольской готовностью ко всему Павку Корчагина, только в юбке.
– Очень хорошо, Мария Александровна. Сядьте на место, – дождавшись, когда девушка присядет на стул, я продолжил: – Ваша работа будет заключаться в следующем. Основное – это проверка на благонадёжность лиц, которые будут иметь доступ к цесаревичу. Кроме того, вы будете обязаны знать в лицо всех живущих при дворце или месте, где будет проживать государь наследник. Знать в лицо всех неблагонадежных лиц, фотографии которых имеются в секретной части. Также будет востребовано ваше знание японского и корейского языков, особенно умение читать и писать на них. Под руководством господина Кораблева Николая Александровича, который командует секретной частью охраны цесаревича, пройдёте специальное обучение. Вас научат, как с помощью грима изменять свою внешность, специальным приемам рукопашного боя, стрельбе из револьвера и другим премудростям. Например, обнаружение и опрос свидетелей, собирание вещественных доказательств, наружное наблюдение, косвенные улики, антропометрия и фотография.
Пока я всё это перечислял, лицо Филатьевой с каждым словом принимало всё более восторженное выражение, а в глазах полыхало счастье.
«Да, не ошибся Пётр Иванович Бекетов в этой кандидатуре. Чёрт в юбке, а не девушка. Но симпатичная такая чертовка», – подумал я, глядя на девушку.
– Кроме вас на службу планируется принять ещё минимум двух девушек. Так что будет с кем переносить все тяготы и лишения службы в секретной части дворцовой полиции. А теперь о приятном. Как младший агент вы будете получать семьдесят рублей в месяц, – я улыбнулся, увидев, как опять удивлённо округлились глаза Филатьевой. – Плюс к этому ежегодно ещё сто рублей на личные расходы для службы. Это на одежду, грим и прочие мелочи. Пока ещё окончательно не определено, но вернее всего, все девушки будут приняты на службу как вольноопределяющиеся. С учётом вашего образовательного ценза через год можете попытаться сдать экзамены. Если пройдете эти испытания, то получите первый чин коллежского регистратора.
Нет, я просто таю сегодня от умиления. Какие глаза у Маши свет Александровны! Ещё пара таких удивлений, и в нормальный разрез они уже не вернутся.
В общем, первое собеседование с кандидаткой прошло успешно. Из ещё четырёх кандидатур женского пола остановились на двух, которые в прошлом году закончили гимназию. Через четыре дня тройка агентесс вместе с Кораблевым, четвёркой агентов старичков и ещё десятью вновь принятыми из гимназистов выдвинулись в Хабаровку, которую скоро, возможно в июне, должны были переименовать в Хабаровск. Там они должны были отработать объекты, по требованиям принятых инструкций и регламентов, а также начать обучение молодёжи.
По планам цесаревича мы должны были задержаться в Благовещенске ещё дней на десять-двадцать. Николай Александрович был очарован Элеонорой и о своих должностных обязанностях наместника как-то подзабыл. Если раньше часа четыре, а иногда и пять он уделял работе, то теперь к нему можно было попасть только с утра в течение пары часов. Остальное время он проводил с оперной дивой, что доставляло охране немало хлопот. Такое отношение цесаревича к жизни стало несколько напрягать. Я почувствовал себя телохранителем мальчика-мажора и прожигателя жизни. Хорошо, что в конце мая произошло событие, которое позволило лично мне развлечься, а некоторым лицам с большими погонами задуматься.
Глава 5
Фукусима Ясумаса
Я сидел в своём кабинетике и читал стопку бумаг различного содержания, которую мне вручил Дан. Большинство бумаг мой секретарь отправлял «в корзину», после того как я объяснил ему, что меня интересует, а что можно выкидывать, не читая.
«Итак, что у нас здесь. Сводка от полицмейстера за прошедшие сутки. Два убийства. Все в чайна-тауне. Кто? За что? Как обычно, свидетелей нет. На контакт с полицией никто не идёт, – анализировал я информацию про себя, пробегая глазами лист. – В общем, китайцы, как всегда, изображают три обезьяньи фигуры, закрывающие лапами глаза, уши и рот. По-русски в прошлой моей жизни означало: „Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу“. А на самом деле, как я недавно узнал, эти три обезьяны в Китае символизируют собой идею недеяния зла и отрешённости от неистинного. Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него. Вот такая философия! Но в случае расследования убийств русский вариант подходит лучше. Свидетелей нет, так как никто ничего не видел и не слышал, а если видел и слышал, то не скажет».
Следующей была записка от жандармов, прочитав которую я тихо выпал в осадок. Нет, я понимаю, точнее, слабо ещё понимаю современную действительность. Но чтобы такое? Перечитав записку ещё раз, я убедился, что моё зрение меня не подвело и информацию я усвоил правильно. В записке же говорилось, что сегодня или в течение ближайших двух дней в Благовещенск должен прибыть Фукусима Ясумаса, который в звании майора сухопутных войск служил военным атташе посольства Японии в Германии. А теперь второй год путешествует по Российской империи, совершая спортивный конный переход из Берлина в Токио.
«Охренеть и не встать! – я ещё раз перечитал документ. – Это что же получается, официальный разведчик спокойно передвигается по территории империи?! И ему ещё и торжественные встречи организовывают? Это уму непостижимо!»
Обуреваемый такими мыслями, я направился к штабс-ротмистру Савельеву, благо он вместе со всей свитой генерал-губернатора Корфа размещался в соседнем здании. И в это время должен был быть у себя.
– Разрешите, Владимир Александрович? – постучав, я открыл дверь кабинета Савельева.
– А, Тимофей Васильевич, проходите. Рад вас видеть. Сейчас чайку распоряжусь подать. Что вас в такую рань привело ко мне?
– Владимир Александрович, привела ваша же служебная записка о скором прибытии в Благовещенск майора Фукусимы. Хотелось бы поподробнее узнать о данном господине. И как вообще могло такое произойти? Офицер Генерального штаба Японии, стопроцентный разведчик, свободно передвигается по территории Российской империи?!
– Что же, как вы сказали, по данному господину кое-какая информация имеется. Получили из Министерства иностранных дел. Секундочку.
Штаб-ротмистр поднялся и направился к небольшому шкафу, откуда достал толстенькую папку. Вернувшись с ней за стол, начал перебирать хранящиеся в ней листы. Выбрав пару из них, достал и передал мне.
– Как чувствовал, что понадобится. Забрал с собой сюда наиболее важные бумаги, – Савельев невесело усмехнулся. – Не очень-то их и много.
Я, пропустив мимо ушей последнюю фразу главного жандарма Дальнего Востока, вчитывался в информацию, содержащуюся в двух листках.
Итак, что мы имеем. Фукусима Ясумаса родился в тысяча восемьсот пятьдесят втором году. «Для сорока лет крепкий дяденька, – подумал я про себя. – Больше двенадцати тысяч километров уже безостановочно намотал. Ладно, читаем дальше». Родился в городе Мацумото в провинции Нагано в самурайском клане Такэда.
«Вот это да! Как рассказывал мне мастер Чжао, который обучал меня в первой будущей жизни бою на шестах, самураи семьи Такэда быстры как ветер, спокойны как лес, яростны как огонь, непоколебимы как гора. Такой у данного клана был девиз. Этот знаменитый японский род вёл свою родословную от императора Сэйва. Шестой потомок императора Минамото-но Ёсимицу разработал айки-дзюцу. Вообще, начиная с двенадцатого века и продолжительное время в несколько столетий семья Минамото была одним из главных правящих кланов Японии. И из неё вышли многие известные бойцы и правители. Вот, значит, чей ты потомок, господин майор!» – быстро пронеслось в моей голове.
Окончил военную школу в Эдо, после учебы в университете «Нанко» поступил на службу в военное министерство. Наибольшее искусство и мастерство Фукусима Ясумаса показал в сборе информации, то есть работал в области разведки. Был военным атташе в США, в Китае. В течение двух лет путешествовал по британской Индии и Бирме. Пять лет назад был назначен военным атташе в Берлине. Отличный топограф, географ. Знает десять языков. Включая русский.
В феврале тысяча восемьсот девяносто второго года после спора на тему конных спортивных достижений по дальним переходам, на одном из светских раутов в посольстве, посвященном окончанию службы майора военным атташе в Германии, начал своё конное путешествие из Берлина в Токио. Факт спора подтвердил граф Шувалов – наш посол в Германии. На настоящий момент Фукусима Ясумаса совершил верхом на коне переход от Берлина через Польшу и далее по маршруту Петербург – Москва – Казань – Урал – Иркутск – Благовещенск. Находится под неусыпным вниманием Министерства внутренних дел империи.
«Вот так! Классическая разведывательная миссия под дипломатической и ещё спортивной крышами. А между тем Фукусима после Москвы следовал вдоль строящейся Транссибирской железной дороги. Японцы не дураки и понимают, что эта железная дорога после ее завершения станет мечом в подбрюшье Японии. Она позволит перемещать в течение нескольких дней, по сравнению с сегодняшней ситуацией, большое число русских войск и грузов из европейской части России до тихоокеанского побережья и Японского моря. Соответственные японские военные круги не могли не увидеть угрозы в намерении России продолжить до океана железную дорогу и всерьез приступить к эксплуатации богатств Дальнего Востока, – думал я, продолжая тупо смотреть на листок. – Путешествие майора Фукусима – это даже не первая ласточка. С учётом распространённого в Японии внутреннего шпионажа, я уверен, что все города Приморья уже наводнены работниками плаща и кинжала с раскосыми глазами. И почему я об этом раньше не подумал? Хотя, а чего думать! Кто проблемой контрразведки займется? Жандармы, которых семь человек на весь Дальний Восток, или полицейские, которых, если отбросить количество нижних чинов, тоже по пальцам пересчитать можно?!»
– О чём задумались, Тимофей Васильевич? – вывел меня из ступора Савельев.
– Насколько понимаю, сделать с майором Фукусима что-нибудь по принципу «закон – тайга, прокурор – медведь» мы не сможем?
– Извините, по какому принципу? – Савельев удивлённо смотрел на меня.
– Владимир Александрович, мы с вами понимаем, что японец – разведчик. Его путешествие по строящейся железной дороге и далее по тракту до Владивостока – это сбор развединформации, которая позволит японскому Генштабу оценить военное положение нашей армии в Сибири и на Дальнем Востоке. То есть Фукусима несёт с собой и в своей голове важную информацию, которую добыл, занимаясь шпионажем. То есть формально нарушая закон. Вот я и подумал, хорошо бы было, если бы мишка или тигр привел приговор в исполнение. Пропал в тайге смелый путешественник. Только кто нам это сделать разрешит?! – с улыбкой ответил я штабс-ротмистру.
– Ну, вы и зверь, Тимофей Васильевич. Взять и скормить хищникам такого отважного человека, хотя и японца, – улыбнулся мне в ответ Савельев. – Но если честно, то я вас полностью поддерживаю. Хотя сделать такое нам, конечно, никто не разрешит.
– Но посмотреть-то информацию, которую он наверняка отразил в письменном виде, мы должны и обязаны, – уже серьёзно произнёс я, глядя в глаза штабс-ротмистра.
– И как вы себе это представляете, Тимофей Васильевич?
– Честно говоря, пока не знаю. Надо подумать, – ответил я и улыбнулся.
– Чему улыбаетесь? – тут же поинтересовался штабс-ротмистр. – Что-то придумали?
– Нет, не придумал, Владимир Александрович. Просто вспомнил историю, которую мне рассказал Джунг Хи. Как бы нам не оказаться в роли тех, о ком он мне рассказывал.
– И о чём или о ком он вам рассказывал?
– Владимир Александрович, вы что-нибудь слышали о таких японских воинах, которых называют «синоби-но моно»? – спросил я Савельева.
– Нет, Тимофей Васильевич. А кто это?
– Если переводить буквально два иероглифа, которыми это слово пишется, то получится «скрывающийся человек» или «проникающий тайно человек». Так в Японии, начиная с пятнадцатого века, называли шпионов и лазутчиков. Все эти «демоны ночи» в совершенстве владели нин-дзюцу – искусством шпионажа и разведки.
– Очень интересно. Продолжайте, Тимофей Васильевич, – попросил меня штабс-капитан. – Я более семи лет служу на Дальнем Востоке, но о каких-то синоби слышу впервые.
– Владимир Александрович, рассказывать об этих японских разведчиках можно долго, так же как слушать сказки о подвигах наших казаков-пластунов. Особенно если рассказ ведут сами казаки, – я усмехнулся и увидел такую же весёлую ухмылку на лице Савельева. – Но я хотел вам сообщить о событиях, которые произошли сравнительно недавно. В тысяча восемьсот пятьдесят третьем году американская эскадра кораблей под командованием командора Пэрри вошла в бухту недалеко от города Эдо. Пэрри передал сёгуну письмо от президента США с предложением о начале переговоров об «открытии» Японских островов для проникновения туда иностранных держав. Это предложение было поддержано десятками пушек эскадры, дула которых уставились в сторону японского берега. Все это вызвало немалый переполох. Администрация сёгуна не знала, что делать. В этой ситуации было решено прибегнуть к помощи синоби-но моно, чтобы выяснить истинные планы «заморских дьяволов», – я, по Станиславскому, сделал паузу.
– И что было дальше? – заинтересованно спросил штабс-ротмистр.
– А дальше, Владимир Александрович, на корабль командора прибыли то ли один, то ли несколько этих «невидимок». Они подслушали совещание, которое проводил со своими капитанами командор Пэрри. Им удалось украсть что-то из документов, кое-какие вещи. После этих шпионских подвигов синоби-но моно вернулись к сёгуну и предоставили ему все добытые сведения.
Здесь я опять замолчал.
– Тимофей Васильевич, не томите. Продолжайте! Вы так драматично сделали паузу!
– Все действия этих великолепных лазутчиков оказались напрасными. Никто не мог прочитать принесённые документы. А синоби-но моно не могли рассказать, о чём шло совещание. Англо-американского языка в Японии никто не знал. Вот такая незадача случилась у японцев, – грустно закончил я.
Савельев несколько секунд удивлённо смотрел на меня, а потом захохотал.
– И что вы так громко смеётесь, господин штабс-капитан? – сдерживая улыбку, спросил я.
Савельев, вытерев выступившие на глазах слёзы и продолжая подхихикивать, произнёс:
– Представил, как мы добыли записи Фукусимы и ломаем голову, как их прочитать. Я-то точно не смогу. Не знаю я японского языка, Тимофей Васильевич.
– Я знаком, но поверхностно, – уже серьезно и задумчиво ответил я. – Тем более, как предполагаю, самое важно наверняка будет записано шифром. А к нему нужен ключ. У вас, Владимир Александрович, есть знакомый криптограф, в совершенстве владеющий японским языком?
– Вы издеваетесь, Тимофей Васильевич? – Савельев перестал улыбаться и внимательно смотрел на меня. – Это что же, ваша затея – добыть документы майора – не имеет перспективы?! Даже если и добудем, то не сможем прочитать.
– Получается так, Владимир Александрович. Боюсь, что я и Филатьева вряд ли справимся с дешифровкой. Если только майор Фукусима обнаглел и не шифрует свои записи, надеясь на свою полную дипломатическую защищённость. Кстати, до сих пор не могу понять, как ему разрешили спокойно проследовать через территорию империи? – спросил я у главного жандарма Дальнего Востока. – Или я чего-то не понимаю?
– Тимофей Васильевич, а что вам известно о работе наших дипломатов, военных атташе и агентов?
– Признаюсь, Владимир Александрович, что практически ничего.
– Тогда я проведу для вас небольшой экскурс по деятельности нашей работы за рубежом. – Савельев удобнее устроился на стуле. – Как ни обидно мне говорить, но наибольшую агентурную сеть за рубежом имеет Министерство иностранных дел. Эта агентура добывает в основном секретные сведения дипломатического и политического характера. Данной разведкой ведает и руководит Департамент политических дел Министерства иностранных дел, а на местах за рубежом – послы и консулы. Как говорят, им выделяются значительные суммы на содержание платных тайных агентов.
Штабс-ротмистр горестно вздохнул, а потом мечтательно закатил к потолку глаза.
– Также нельзя забывать, что на МИД эффективно работает «черный кабинет», пускай формально подчинённый МВД. Через это подразделение МИД получает ценную информацию через перлюстрацию переписки посольств, консульств, миссий и агентств иностранных государств, расположенных в столице.
– И каким образом удается читать эту корреспонденцию? – поинтересовался я.
– Врать не буду. Точно не знаю. Но на уровне слухов во время прохождения учёбы слышал, что почта дипломатических представительств попадает в «черный кабинет» за несколько минут до заделки постпакета перед отправлением его на вокзал. В этой секретной экспедиции имеется полная коллекция безукоризненно сделанных металлических печатей как всех иностранных посольств, консульств, миссий и агентств в Санкт-Петербурге и за границей, так и всех послов, консулов, атташе, министров и канцлеров. С помощью печаток вскрывать и заделывать эту дипломатическую переписку, без малейшего следа вскрытия, не представляет никаких затруднений. Но это всё на уровне слухов, мой друг.
Я понятливо кивнул головой, изображая, что намёк представителя корпуса жандармов понял. Между тем, Савельев продолжал читать мне ликбез по шпионажу и разведке.
– Опять же, по информации, которая ходит в отдельном корпусе жандармов, в МИДе имеются и шифрованные коды всех стран, с помощью которых эту корреспонденцию свободно читают и переводят, но уже не в «черном кабинете», а в другом. Как он называется, я не знаю. Но, возможно, представители данного учреждения смогут прочитать записки Фукусимы, если мы их добудем. Как вы на это предложение смотрите, Тимофей Васильевич?
– Я обеими руками за, Владимир Александрович. Если только есть такая возможность?!
– Я думаю, если вы отправите материалы генерал-лейтенанту Черевину, то он найдёт такую возможность. Но мы немного отвлеклись. С вашего позволения, я продолжу.
– С удовольствием слушаю вас, Владимир Александрович, – ответил я, ничуть не покривив душой.
– На второе место по агентурной работе я поставил наше ведомство – Министерство внутренних дел. Но данная работа, на мой взгляд, несколько ограничена. Основной задачей нашей агентуры является освещение русских революционных организаций, отдельных революционеров и их деятельности за границей, – Савельев на несколько секунд задумался, а потом продолжил: – Народовольцы, Тимофей Васильевич, окончательно не разгромлены. Голод, обрушившийся на многие губернии России за последние два года, добавил много сторонников в их ряды здесь, внутри страны. А за рубежом идут теоретические изыскания новых форм борьбы с самодержавием. Но многие остаются на прежней платформе террора. Когда переберёмся в Хабаровку, я дам вам почитать наши бюллетени за три последних года.
– Было бы интересно ознакомиться, – вставил я своё слово. – Заранее благодарю, Владимир Александрович.
– Успеете поблагодарить, Тимофей Васильевич. Я к чему всё это рассказываю. Все круги власти во всех странах знают, что дипломаты занимаются сбором разведывательной информации, но закрывают на это глаза. Как пример, расскажу вам байку, которую слышал во время учебы на курсах. Правдива она, или это исторический анекдот, судить вам.
Савельев, сцепив ладони в замок, положил их на стол и на несколько секунд замолчал. Собравшись с мыслями, он начал рассказ:
– В бытность, когда генерал от инфантерии граф Николай Павлович Игнатьев служил военным агентом в Лондоне, это было в конце пятидесятых годов, он получил однажды письмо из Санкт-Петербурга. Лист письма имел оттиски всех почтовых штемпелей на одной стороне вложения, хотя на конверте штемпели были положены одни на лицевой, а другие на клапанной стороне конверта. Этим письмом с такими оттисками можно было доказать, что послание было перлюстрировано в Лондоне или на британских островах. Граф Игнатьев упрекнул министра иностранных дел Великобритании в том, что его подчиненные вскрывают письма члена русской миссии. Министр, а тогда им был граф Джордж Кларендон, дал честное слово лорда, что в Англии «черного кабинета» не существует. Позже в приватной беседе граф сказал Игнатьеву: «А что же я, по-вашему, должен был сказать? Неужели вы думаете, что нам не интересно знать, что вам пишет ваш министр и что вы ему доносите про нас?»
– Да, англичане известные джентльмены и люди слова. Хочу – дал слово, хочу – взял назад, – грустно усмехнулся я.
– Вы верно подметили, Тимофей Васильевич, – также не очень весело усмехнулся штабс-ротмистр. – Этой историей я хотел довести до вас, что все всё знают, но делают вид, что не знают. Такое положение дел мы видим и в отношении майора Фукусимы. Все знают, кто он такой, знают, чем будет заниматься при проезде через российскую территорию. Но сложившееся положение вещей обязывает делать вид, что ничего не происходит. У нас в уголовном уложении даже статьи нет, которую мы могли бы применить к этому клятому японцу. Даже если докажем его шпионаж, максимум, что сможем сделать – проводить господина Фукусиму до Владивостока и с почётом отправить в Японию. И всё!
– Это правда, Владимир Александрович? – я, охреневший от такой информации, ошеломленно смотрел на Савельева.
– К моему глубокому сожалению, правда. Такое у нас законодательство. Если бы Фукусима был подданным Российской империи, то к нему по «Уложению о наказаниях уголовных и исправительных» в редакции восемьдесят пятого года можно было бы применить статью двести пятьдесят шестую. – Штабс-ротмистр прищурил глаза, сделал паузу, а потом по памяти процитировал: – «Кто из российских подданных откроет какую-либо государственную тайну иностранным, хотя и не враждебным с нею державам или сообщит им планы российских крепостей или иных укреплённых мест или гаваней, портов, арсеналов, или опубликует сии планы без дозволения правительства, то за сие приговаривается к лишению всех прав состояния и к ссылке на поселение в отдаленнейших местах Сибири».
Савельев замолчал, перевёл дух и грустно улыбнулся.
– Вот такие вот дела, Тимофей Васильевич… мать её! – не сдержался штабс-ротмистр.
– И что, никаких статей нет, по которым можно привлечь Фукусиму?
– Нет, мой друг. Увы, нет. А вот за ваше предложение действовать по принципу «тайга – закон, прокурор – медведь» к нам могут применить статью двести пятьдесят девятую. Не хотите ознакомиться?
– Век живи, век учись и всё равно дураком помрёшь. Добивайте меня глупого, господин штабс-капитан.
– Так вот, Тимофей Васильевич, если кто-либо из российских подданных в мирное время нападет открытою силою на жителей государств соседних или иностранных и через то подвергнет своё отечество опасности разрыва с дружественною державою… – Савельев остановился и внимательно посмотрел на меня. – Может Япония из-за Фукусимы, если всплывёт правда, поднять вопрос о разрыве отношений с нашей империей? Как думаете, Тимофей Васильевич?
Я неопределённо пожал плечами. «Давно меня так фэйсом об тэйбл не возили, – подумал я. – Учи матчасть, господин хорунжий. Где бы только время на учёбу найти?!»
– Я тоже не знаю ответа на этот вопрос, но наказание по этой статье – каторжные работы от восьми до десяти лет. Вот такие вот дела, мой друг.
– Владимир Александрович, так нам что, в сторону японского майора и посмотреть нельзя? – с какой-то горечью в душе я задал вопрос штабс-капитану.
– Посмотрим, Тимофей Васильевич, обязательно посмотрим. А пока, чтобы больше к этой проблеме не возвращаться, я быстро закончу свой несколько затянувшийся экскурс по агентурной работе. – Савельев вновь сцепил в замок ладони, лежащие на столе, после чего продолжил: – Агенты МВД в странах, где русские политические эмигранты чаще всего находят себе убежище, работают совершенно открыто и известны местным властям. Мало того, на уровне государя поднимается вопрос о заключении официальных соглашений с некоторыми правительствами о совместной объединенной борьбе с революционным движением.
Я сидел, пришибленный полученной информацией, и думал о том, как я, оказывается, мало знаю о действительности, в которой сейчас живу. Одно дело молодой казачок Амурского войска, и совершенно другое дело, когда ты телохранитель особы, которая в моём мире в следующем году станет императором. Савельев же продолжал свой экскурс, делясь со мной информацией, о которой в открытых источниках не пишут. Да и говорить об этом не принято.