Мозг и его потребности. От питания до признания Дубынин Вячеслав

Программы как родительского, так и детского поведения в своей основе врожденные, поэтому они не очень точные и нуждаются в дополнительной настройке. По ходу жизни, когда данные программы начинают реализовываться, к ним за счет процессов обучения быстро добавляются приобретенные реакции. Логику этого процесса мы уже рассмотрели в предыдущей главе, когда соответствующее поведение запускается исходно незначимыми стимулами, предшествующими получению положительного подкрепления. В результате, например, самка белой крысы, не очень уверенно взаимодействовавшая со своим первым выводком, при повторных родах реализует программы материнской заботы быстрее и эффективнее. Напомним, что такое обучение происходит в коре больших полушарий. Надо также отметить процессы автоматизации движений, захватывающие прежде всего мозжечок. В этом случае, по мере повторов действий и накопления моторного опыта, самка все четче реализует реакции (в своей основе врожденные) груминга потомства, его кормления, постройки гнезда, требующие сложной координации самых разных мышечных групп. В результате родительское поведение животного становится гораздо более адекватным, а в человеческом случае – гораздо более осмысленным.

Еще одно существенное замечание: для детского и особенно для родительского поведения чрезвычайно важны гормональные факторы. Гормоны насыщают организм матери во время беременности, а затем очень мощный гормональный всплеск случается во время родов, и эти гормоны являются ключевыми факторами, запускающими материнское поведение и выработку молока. Потом по ходу лактации (кормления новорожденного грудью) гормоны удерживают уровень родительской заботы на высоком уровне.

В целом формируется и достаточно длительное время существует уже упомянутая замкнутая система «мать – ребенок», которая очень важна для нашей цивилизации.

В музеях всего мира можно видеть множество артефактов, которые возникли в разные эпохи, но говорят об одном и том же – о гигантской значимости этой системы. Вы можете увидеть и египетскую статуэтку, и статуэтку майя, африканскую, индийскую, средневековую и современную, всё подобно, везде одно и то же: в позе кормления мать и дитя объединяются в единое целое. Такое единение – один из истоков нашей культуры и вообще жизни. Это колоссально важно. Это единение освящено философскими системами и религиями, особенно момент родов и процесс кормления грудью.

А представьте себе, что женщины как-то иначе производили бы потомство на свет (например, несли яйца или использовали сумку наподобие сумки кенгуру). Или иначе бы кормили (например, как коалы). Или, как белой крысе, им нужно было бы вылизывать животик младенца, чтобы он мог опорожнить свой кишечник! Тогда наша цивилизация выглядела бы иначе, но при этом все перечисленные процессы, без сомнения, все так же воспринимались бы как сакральные, полные не только конкретного физиологического, но и возвышенного эзотерического смысла…

Когда физиологи изучают материнское и детское поведение, их, конечно, интересуют базовые биологические вопросы: какие отделы мозга и какие нейроны отвечают за возникновение реакций, какие медиаторы и гормоны работают, что нарушается при, например, аутизме или материнской депрессии, и, наконец, каковы пути коррекции качества и адекватности материнско-детского взаимодействия.

Физиологи, изучающие механизмы материнского поведения, в основном работают на белых крысах. Однако те проявления потребностей матери и детенышей, которые наблюдаются у грызунов, конечно, очень близки к соответствующему поведению как человека, так и всех высших млекопитающих.

Если мы хотим изучать детско-материнское взаимодействие на крысах, мышах, морских свинках, сначала надо придумать методики и определиться, как и что измерять. Известно, что основными составляющими материнского поведения грызунов являются: кормление и груминг новорожденных, строительство гнезда, переносы новорожденных в гнездо и материнская агрессия.

Для исследований в простейшем случае можно взять кормящую маму-крысу с детенышами. У крыс, как известно, детеныши рождаются совсем маленькими, голыми, незрячими, глухими, и только к двум неделям у них вырастает шерстка, открываются глаза и слуховые проходы. Мы видим, что мама-крыса проводит массу времени, ухаживая за детенышами, например переносит их в безопасное место, складывает их в кучку, присыпает опилками, кормит их, греет, вылизывает.

В клетку можно поставить видеокамеру и далее наблюдать, что там происходит. Но тогда мы часто вынуждены довольно долго ждать, чтобы произошло что-то интересное. Поэтому в подобных экспериментах крыс очень часто помещают в искусственные условия, например в описанный ранее крестообразный приподнятый лабиринт. Можно весьма эффективно использовать специальную ситуацию, где мозг животного будет вынужден проявить реакцию тревожности, или исследовательское поведение, или, например, материнское поведение.

Тест, который мы используем в своих экспериментах, выглядит вот как. Берем маму-крысу, скажем на пятый день после родов, и помещаем ее на две минуты на небольшую круглую арену (диаметр около 1 м), окруженную стенкой. Там горит красный свет, и самка ходит, исследует и, вероятно, немножко волнуется: «А дети-то где, как же они без меня?» Дальше, через две минуты, в центре этой арены, которую принято называть «открытое поле», появляется стеклянная чашка Петри, где лежат три ее детеныша. Мама рада, конечно, детенышам, но видит непорядок. Не должны дети лежать в центре открытого пространства, это плохо. И она их начинает брать и уносить под стенку. Она, очевидно, считает, что в таком символическом укрытии малышам все же безопаснее. Перетащив детенышей, крыса садится рядом и начинает их, как правило, вылизывать.

Последние две минуты теста – то же самое, но при ярком свете. Крысята опять оказываются в чашке Петри, а яркий свет, казалось бы, должен крысу-маму испугать. Она должна затаиться, ведь крысы не любят чрезмерной иллюминации. Но нет, детеныши оказываются важнее, и на фоне яркого света материнское поведение самки, как правило, активизируется. Она начинает более энергично, быстрее перетаскивать детенышей. У нее наблюдается очень характерное проявление того, что русский физиолог А. А. Ухтомский[[21] ] назвал «принцип доминанты». Согласно этому принципу более мощная потребность способна «впитывать» энергию других потребностей («конкурирующих программ») и еще более активироваться. В данном случае потенциально опасная ситуация усиливает материнское поведение.

В реальных условиях это может перерастать даже в материнскую агрессию: «Я за своего детеныша всех перекусаю» – типичное поведение кормящей матери.

И, как показывает жизнь, так происходит не только у животных, иногда мы видим человеческих мам, которые настроены более чем агрессивно.

Кстати, белые крысы в целом спокойные и дружелюбные существа. Их, как известно, селекционеры вывели из серых крыс, ведя в течение десятилетий отбор на снижение агрессивности. В итоге, если к обычным белым крысам в клетку вы опускаете свою руку, они ведут себя вполне спокойно, не кусаются и не царапаются. Исключением являются кормящие крысы-мамы. Такая крыса может вас укусить: «Ничего личного, куда ты лезешь, здесь же дети. А дети – это святое!»

В подобных экспериментальных условиях мы можем видеть, как проявляется материнское поведение, насколько быстро происходят упомянутые переносы и вылизывания детенышей. Так физиологи могут анализировать уровень материнской мотивации и его нарушения. Например, изучать модели материнской депрессии у женщин и пытаться как-то корректировать такие состояния, искать эффективные и специфические лекарственные препараты.

Что мы знаем о центрах материнского поведения (рис. 5.1), которые управляют реакциями крысы в самых разных условиях?

Рис. 5.1. Вверху: наиболее значимые центры мозга млекопитающих, активирующие материнское поведение (1 – n. accumbens, 2 – ядра переднего гипоталамуса, 3 – покрышка среднего мозга).

Внизу на схеме: основные связи и эффекты этих центров. Торможение (угнетение) материнского (родительского) поведения могут осуществлять центры, связанные со стрессом, страхом, агрессией

Во-первых, это передний гипоталамус. Во-вторых, прилежащее ядро прозрачной перегородки, n. accumbens – главный центр положительных эмоций. Активация их нейронов ведет к генерации веществ (гормонов и нейромедиаторов), которые вызывают позитивные переживания в ситуациях взаимодействия с детенышами, типа «Ми-ми-ми, какой миленький, какой хорошенький». Они активны, когда мы заботимся о детях, и можно сказать, что отвечают за родительское счастье. Еще важна покрышка среднего мозга, которая за счет выделения дофамина влияет на прилежащее ядро. Удовольствие от материнского, родительского поведения во многом дофаминовое, и это логично, поскольку многие варианты родительских реакций требуют активной деятельности. То есть надо не просто любить детеныша, а что-то энергично для него делать: кормить, ухаживать, окружать комфортом – в общем, делать его счастливым, хотя порой это ограничивает свободу детеныша, но это отдельная история.

Ключевую роль в запуске и поддержании родительской мотивации играют гормоны, которые обеспечивают сначала беременность, а потом роды. Вот эти четыре гормона: пролактин, окситоцин, эстрогены, прогестерон. Они расположены в порядке снижения значимости.

Прогестерон – самый скромный в этом ряду, вообще он нужен для того, чтобы нормально формировалась и работала плацента. Он способствует обеспечению контакта между мамой и эмбрионом.

Эстрогены – это базовые гормоны женской сферы, они важны как для полового поведения, так и для родительского, материнского.

Окситоцин и пролактин – в данном случае ключевые гормональные факторы.

Пролактин стоит на первом месте: он сильнее всего влияет именно на родительское поведение. Название «пролактин» произошло от слова lac – молоко. Этот белок был обнаружен и описан как гормон, который влияет на функционирование молочной железы, на лактацию. И чем его больше, тем больше клетки молочной железы вырабатывают и выделяют молока. Концентрация пролактина в течение беременности нарастает. Когда наступает первая беременность, молочная железа очень сильно перестраивается, так как ей нужно во время беременности изменить свою структуру и подготовиться к выработке молока. Это и обеспечивает пролактин. Затем происходит мощный пролактиновый всплеск во время родов, который запускает лактацию, то есть выделение молока. Для выживания детеныша нужно, чтобы молочная железа начала вырабатывать пищу, это очень важно. Одновременно пролактин активирует центры материнского поведения.

Концентрация окситоцина, так же как и пролактина, нарастает во время беременности, и огромный выброс его происходит во время родов, потому что именно окситоцин запускает сокращения матки. Роды – окситоциновый процесс. Потом, после родов, окситоцин важен для того, чтобы обеспечивать сокращение протоков молочной железы и выделение молока. Получается, что пролактин дает само молоко, а окситоцин управляет его выводом из железы, что позволяет детенышу им питаться.

Огромный пролактино-окситоциновый всплеск в момент родов активирует, порой с нуля, центры материнского поведения.

Включить впервые материнское поведение для организма – это настоящий нейрофизиологический подвиг.

Представьте себя на месте крысы: жили вы, жили, и вдруг из вас выпали розовые комочки. Что с ними делать? Мозгу нужно объяснить, что это не еда, это не опасность и этих детенышей нужно вылизывать, кормить, защищать, строить гнездо. Включаются те программы, которые вообще не работали, и при этом выключается многие важные, ранее работавшие программы. Идет полное переформатирование нервной деятельности.

Недаром физиологи как бы в шутку говорят, что у человека есть три пола: один пол – мужчины, другой пол – женщины, а третий – беременные и кормящие женщины. Беременность и грудное вскармливание подразумевает совершенно особый статус нервной системы со своими приоритетами.

Переход к материнскому поведению очень важен и сложен, и в первый раз иногда оно включается плохо, потому что у самки есть только врожденные программы. Поэтому мы видим, что у многих домашних животных – кошек, собак – с первыми родами бывают проблемы. Первый раз котята, щенята плохо выкармливаются, часто гибнут, потому что молодая неопытная мама не понимает, что ей делать. Но дальше очень быстро над этими врожденными и довольно неточными программами надстраивается обучение, и получается все лучше и лучше. Конечно, если детенышам повезет, то и первый выводок будет прекрасно себя чувствовать, а при вторых и третьих родах все идет, как правило, просто отлично.

Облегчить эту ситуацию можно за счет предварительного контакта самки с чужими детенышами этого же вида. Этот контакт характерен для животных, которые формируют сообщества, например для крыс. Крысы в природе живут большой стаей, как правило, эта стая – потомки одной родительской пары и у нее есть общий запах. У крыс о детенышах заботится самка, взрослые самцы к ним не допускаются, а вот детеныши-подростки допускаются. Мама спокойно относится к их приближению, и детенышам-подросткам в возрасте 30–40 дней (что примерно соответствует человеческим 12–15 годам) позволяется контактировать с новорожденными. Можно наблюдать, что они их охотно вылизывают, трогают. При этом происходит предварительное «тестирование» программ родительского поведения. Это напоминает человеческую детскую игру в куклы.

Игра с куклой, похожей на младенца, в которую девочка, а иногда и мальчик играет, – это, по сути, тоже подобный «пробный» запуск программ родительского поведения.

У крыс существует похожая ситуация, по крайней мере в стае, в природе.

Такая же ситуация существует в обезьяньих стаях или, например, в стаях сурикатов. Обезьяны-подростки охотно играют с маленькими детенышами, и для этого у них есть специальные коммуникативные сигналы. Скажем, стоит шимпанзе-мама, рядом ее маленький детеныш и подросток. Подросток издает специальный сигнал, который обозначает: «Я буду с ним только играть». Во время игры он все время улыбается маме малыша: «Я с ним буду очень аккуратно играть» – и под строгим взглядом мамаши общается с совсем юным детенышем, набирая нужный жизненный опыт (и получая положительные эмоции).

Во время беременности крысиный мозг не очень ориентирован на детенышей. Беременная самка крысы на чужих детенышей реагирует довольно негативно. Этому способствует специфический запах детеныша, который через обонятельные луковицы запускает избегание. Но в тот момент, когда стартовало материнское поведение, когда заработали ядра переднего гипоталамуса, происходит торможение этого запахового рефлекса. Делает это гипоталамус, прежде всего под влиянием окситоцина и пролактина, и дальше запускаются специфические родительские реакции.

Помимо гормональных факторов, на усиление и проявление материнской мотивации огромное влияние оказывают сенсорные сигналы, поступающие от детенышей: их внешний вид, запах, звуки, писки, которые они издают. Все это очень значимо, влияет и определяет поведение матери, поведение родителей. Родителей, потому что далеко не у всех млекопитающих только мама заботится о детеныше. Есть немалое количество видов, для которых характерна biparental care, то есть оба родителя ухаживают за новорожденными. Мы, Homo sapiens, относимся именно к этой категории: мозг мужчины тоже ориентирован на то, чтобы заботиться о маленьких, беспомощных существах.

Когда мы говорим о замкнутой системе мама-ребенок, в числе прочего имеется в виду нейроэндокринная рефлекторная дуга, которая в самом буквальном смысле объединяет женщину и новорожденного в момент кормления. Когда ребенок сосет материнскую грудь, сигналы механической стимуляции соска передаются прямо в гипоталамус, и в ответ на эти сигналы гипоталамус командует гипофизу: «Больше пролактина! Больше окситоцина! Молоко кончается». Возникает петля положительной обратной связи: чем больше ребенок сосет материнскую грудь, тем больше выделение молока и заодно выше уровень материнской мотивации, а также сильнее положительные эмоции от кормления.

Следовательно, природа сделала так, что механическая стимуляция соска способна быть стимулом, вызывающим весьма мощную эйфорию (сосок является одной из важных эрогенных зон). Многие женщины при кормлении грудью испытывают сильные эмоциональные переживания, а некоторые готовы кормить ребенка до двух-трех и более лет. Они рассуждают: «Ему же приятно, и мне приятно». Однако в этом случае психологи и психоаналитики ссылаются на Зигмунда Фрейда, который предостерегал против избыточных проявлений материнской заботы, указывая на задержку фаз развития.

Разберемся подробнее с природой важнейших гормонов, обеспечивающих родительское поведение (рис. 5.2).

Рис. 5.2. Вверху представлена нейроэндокринная рефлекторная дуга, приводящая к усилению выделения пролактина и окситоцина при кормлении грудью (механическая стимуляция соска младенцем).

Окситоцин и пролактин, краткая характеристика которых дана в нижней части рисунка, в свою очередь, активируют как работу молочных желез, так и родительскую мотивацию

Пролактин – белок, крупная молекула, которая в ходе эволюции позвоночных появляется весьма рано. Уже у рыб это вещество отвечает за выработку слизи, покрывающей тело. У некоторых видов рыб мальки этой слизью могут питаться. Идея создать в своем теле что-то, что могло бы кормить детеныша, оказывается очень прогрессивной и максимального развития достигает у млекопитающих. Пролактин, кроме того, регулирует родительскую заботу у тех рыб, которые следят за своей икрой и мальками, охраняют их (например, у маленькой, но весьма агрессивной колюшки).

Развитие молочных желез на фоне выделения пролактина, интенсивная лактация – это ноу-хау млекопитающих. Конечно, и у птиц есть похожие механизмы, но млекопитающие в этом смысле достигли совершенства. Пролактин действительно играет роль главного фактора, усиливающего родительское поведение. В том числе он функционирует и в мужском организме. В организме женщин у пролактина две функции: выделение молока и материнская мотивация. У мужчин пролактин тоже имеется и отвечает за отцовскую потребность, отцовскую мотивацию.

Чем больше у мужчины в крови пролактина, тем больше он ориентирован на детенышей, на заботу о потомстве.

Секретная информация для девушек: вы теперь, надеюсь, понимаете, какую именно часть тела вашего молодого человека нужно стимулировать, чтобы он хотел детей и больше заботился о них. Потому что описанная выше нейроэндокринная рефлекторная дуга работает и в мужском организме.

Научные исследования, анализирующие не только материнское, но и отцовское поведение, очень актуальны. Интересные данные опубликованы, например, в журнале «Антропология». Ученые измеряли уровень пролактина у молодых людей в 18–19 лет, а потом еще раз у этих же мужчин в 25 лет (работа проведена в Юго-Восточной Азии). Оказывается, что чем больше было пролактина у молодого человека в молодости, тем чаще такой человек вступал в брак и заводил большое количество детей. Эта связь лежит на поверхности. Но жизнь сложнее, чем нам хочется, и некоторые молодые люди, у которых в юности было мало пролактина, к 25 годам тем не менее обзавелись семьей и значительным количеством детей. Так вот, у таких мужчин в 25 лет обнаружился высокий уровень пролактина.

Когда у мужчины много детей и он постоянно контактирует с ними, пролактина образуется тоже много. Этот нейроэндокринный блок нашего организма работает весьма гибко, и, если вы все время видите и слышите новорожденных, обоняете их запах, пролактин начинает расти. При этом вам все больше будет нравиться взаимодействие с младенцем, вы будете испытывать все больше положительных эмоций. Но бывают и отклонения (например, родительская депрессия). В норме даже у шимпанзе и горилл, где самцы не принимают явного участия в выращивании потомства, самцы потрясающе позитивно относятся к детенышам. Маленьким детенышам все позволяется – брать еду из-под носа вожака, дергать его за хвост, так как в мозг самца тоже заложено: дети – это «святое».

Окситоцин – маленькая молекула, в ней всего девять аминокислот. Окситоцин сейчас очень активно исследуется. Он, судя по всему, является главным медиатором, отвечающим за привязанность, причем не только детско-родительскую, но и при взаимодействии полов, и при возникновении дружеских отношений.

Окситоцин, судя по всему, главный гормон привязанности. Окситоцин делает нас более щедрыми, альтруистичными, правдивыми.

Но, правда, в основном по отношению к своей семье, своей стае, своей компании. А по отношению к чужим он может даже усиливать агрессивность.

Окситоцин сейчас рассматривается как универсальный фактор усиления привязанности. Если вы наберете, например, в интернете «окситоцин» и «назальный спрей», то увидите, что к продаже предлагаются особые флакончики (вроде тех, которые используются при насморке или астме) для введения окситоцина в нос. Видимо, если вам вдруг совсем уже непросто стало с вашими детьми или родителями или ваш партнер вам надоел, а может – вы ему, то есть шанс что окситоцин поможет…

Маркетологи возлагают на окситоцин очень большие надежды, хотя строгих научных исследований пока еще очень мало. Представьте себе, что вы берете кредит в банке или машину покупаете, а за спиной у вас продавец распрыскивает окситоцин, и ваш мозг решает: «Да, условия сделки просто отличные, и сам сотрудник фирмы такой симпатичный».

Надеюсь, что в реальности такие действия без согласия клиента или пациента строго запрещены, но тем не менее к окситоцину сейчас огромное внимание. Еще раз подчеркнем, что он является ключевым соединением, усиливающим привязанность в целом ряде ситуаций. Это прежде всего физический контакт двух людей. Во время секса из задней доли гипофиза выделяется огромное количество окситоцина. Поцелуи, объятия или даже просто рукопожатие тут же повышают количество окситоцина в крови.

Итак, очень легко увеличить уровень окситоцина в организме. Если вы от всей души обниметесь с кем-то, сразу сможете почувствовать, как изменилось ваше состояние. Кому некого обнять, обнимите хотя бы себя. Это называется позой одиночества, но даже в этой позе человек ощущает, что мир стал как-то лучше. Еще можно обнять мягкую игрушку или домашнее животное…

Самое мощное выделение окситоцина, как уже говорилось, происходит во время родов. Роды – это гигантский всплеск концентрации данного вещества, которое связывает маму и ребенка. Важно знать, что, во-первых, решение о родах принимает ребенок. Мозг ребенка понимает в какой-то момент: все, тесно и пищи маловато, хочу наружу. И выделяет фактор, который вызывает выброс окситоцина гипофизом мамы, поскольку в этот момент мама и ребенок – гормонально единое целое (пока функционирует плацента). Далее этот окситоциновый всплеск запускает сокращения матки. Одновременно материнский окситоцин влияет на мозг ребенка, устанавливая привязанность ребенка к маме.

Таким образом, момент родов чрезвычайно важен с самых разных точек зрения. Недаром в психологии существуют целые теории, которые выводят характер человека из того, как он рождался. Если вам не удалось сразу родиться и вы пять часов бились макушкой о шейку матки, то характер у вас будет упорный, а с другой стороны, вы будете подозрительно относиться к окружающему миру. А если вы родились легко, раз! – и выскочили наружу, то, соответственно, вам будут присущи легкость и оптимизм. Все эти утверждения, конечно, сложно назвать научными (по крайней мере, их никто не проверял строго научными методами – с корректно рандомизированными и достаточно большими по числу участников группами в лонгитюдных исследованиях). Но определенное зерно здравого смысла в них все же есть: стресс, связанный с появлением на свет, никто не отменял…

Окситоцин, конечно, присутствует и в крови бабушек и дедушек.

Бабушки, как и дедушки, составляют отдельную категорию взрослых особей, их наличие – достижение весьма немногих высших стайных млекопитающих.

У большинства млекопитающих самка рожает всю жизнь и в итоге часто погибает во время очередных родов. А у обезьян, слонов, дельфинов, людей существует особый период жизни самки – климакс. В какой-то момент организм пожилой самки перестает генерировать яйцеклетки. Она прекращает подвергать свой организм тем перегрузкам, которые свойственны беременности и родам, потому что это на самом деле очень серьезные риски. И переключается на выращивание внуков. Наличие бабушек, характерное для высших млекопитающих, позволяет мудрым старым женщинам показывать бестолковым молодым мамашам, что надо делать с ребенком. Потому что, когда у вас впервые появляется ребенок, бабушка, которая уже семерых родила и вырастила, конечно, очень уместна.

Существует документальный фильм про слонов, где есть эпизод, наглядно показывающий, зачем нужны бабушки. Маленький слоненок упал в ямку, и бестолковая молодая мамаша тянет его за хобот и уже почти оборвала, но, к счастью, прибежала бабушка-слониха, оттолкнула маму плечом и под животик хоботом аккуратно ребенка из ямки вынула. А молодая мамаша стояла рядом, хлопала ушами, смотрела и училась. Потому что сложно без бабушек (ну и без дедушек, конечно).

Мы врожденно знаем, как выглядит детеныш. Наш человеческий мозг благодаря генетической программе представляет, что у младенца должна быть большая голова, большие глазки, он должен быть пухленький, с короткими ножками-ручками. Если все эти младенческие признаки присутствуют, тогда наш мозг начинают захлестывать волны окситоцина. Не только человеческие детеныши в эту категорию попадают, но и котята, щеночки, птенчики и, конечно, мягкие игрушки. Если вы видите мягкую игрушку и вам хочется ее купить и обнять, то в ней, скорее всего, есть что-то похожее на тот самый детский образ. И Микки-Маус, и Чебурашка попадают в одну и ту же точку, являясь неким подобием маленького ребенка. Образ младенца эксплуатирует, дергает ниточки нашей родительской потребности, заставляет проявлять заботу об этих маленьких и симпатичных существах.

Естественно, мама-крокодилица совершенно по-другому видит идеального детеныша, и маленькое пушистое существо для нее скорее пищевой объект. Или, например, маленькая птичка пеночка, которая выкармливает кукушонка. С точки зрения пеночки, птенец – это большой, ярко окрашенный рот. И чем он больше, тем лучше, тем больше она его любит и запихивает туда мушек и мошек, а кукушонок этому очень рад.

Образ детеныша маркетологи часто используют в рекламе, и это действует совершенно безотказно.

Даже не важно, что рекламируется: доказано, что, если просто повесить большой плакат с улыбающимся младенцем в магазине, продажи увеличиваются. Мозг «усредненного» покупателя начинает более позитивно реагировать на происходящее и отчасти теряет бдительность. Не то чтобы продажи росли в разы, но даже увеличение оборота на 2–3 % в масштабах большого супермаркета вполне заслуживает внимания. А если идет реклама какого-то специфического «детского» продукта (памперсы, игрушки, адаптированное питание), тут без комментариев все понятно. Вообще, принято считать, что дети достойны лучших товаров, все лучшее – детям! Это такой слоган, против которого практически невозможно устоять. Поэтому детские товары, как правило, дороже, чем аналогичные товары для взрослых.

Рекламщики, конечно, дергают за ниточки множества потребностей, в том числе и за нить, ведущую к центрам родительской мотивации. Хотя реальная ситуация сложнее. Как известно, существует законодательное ограничение использования детей в рекламе. Дети могут присутствовать только в рекламе товаров, связанных с детьми. Все остальное запрещено и может быть наказуемо.

Поговорим теперь об «истинных» медиаторах – веществах, которые не выполняют очевидной параллельной эндокринной функции. В случае материнского поведения основную активирующую роль, связанную с генерацией положительных эмоций, играет дофамин. Про него уже не раз шла речь, когда мы рассматривали другие варианты позитивных переживаний (например, он выделяется в ходе поедания пищи). При рассмотрении материнского поведения дофамин очень важен.

Вспомним, что дофаминовые положительные эмоции проявляются в основном тогда, когда требуется активное поведение. Если вы бежите и кричите от счастья, то это дофамин. А если вы тихо лежите и думаете: «Как хорошо…» – то это опиоиды (эндорфины) – другой класс нейромедиаторов. Эндорфины, кстати, не помогают материнскому поведению, мать должна быть активной. Лежать и млеть от материнского счастья, в то время как ребенок описался, – неправильно. Мама должна оперативно реагировать на потребности ребенка и вовремя менять пеленки и памперсы.

С дофамином все тоже не очень просто, потому что он в пределах гипоталамо-гипофизарной системы выполняет очень локальную, но важную функцию – торможение выделения пролактина. Эта функция абсолютно никак не связана с генерацией положительных эмоций, управлением движениями и т. п. Наш мозг в принципе так устроен, что одно и то же вещество (один и тот же медиатор) в каком-то определенном блоке нервной системы выполняет одну задачу, а в другом – совсем другую. Порой эти задачи даже могут конкурировать. Ведь главное – результат. В гипофизе происходят свои процессы, в базальных ганглиях свои, и в норме все получается хорошо.

Но, если мы, например, берем молекулу, похожую на дофамин, и вводим ее в качестве лекарства (в виде таблетки или инъекции), в этом случае она одновременно попадает и в центр положительных эмоций, и в гипофиз. И оказывается, что гипофиз в этой ситуации более чувствителен. Как правило, введение дофаминоподобных препаратов снижает родительское поведение, родительскую мотивацию. Это очень существенно для клиники, потому что известно, что некоторые препараты для лечения паркинсонизма тормозят центры родительского поведения. При наркомании получается аналогичная ситуация, поскольку многие наркотики: амфетамин, кокаин, дофамин – подобны по своей природе и блокируют родительское поведение.

Если дофамина в центрах положительных эмоций слишком много, это может превращаться в чрезмерную заботу о детях. В таком случае иногда возникает материнский психоз, родительская мания. Можно предположить, что женщина с избытком дофамина в мозге и сверхактивированным передним гипоталамусом способна даже украсть чужого ребенка. Это никто не проверял, и это, конечно, аномалия, патология, но, к сожалению, такое случается на самом деле. Есть статистика преступлений, когда такие женщины похищают детей из колясок, из роддомов. Кстати, кража младенцев зафиксирована и при изучении поведения человекообразных обезьян.

К счастью, до подобного рода воровства дело доходит редко. А вот ситуация родительской гиперопеки знакома, вероятно, многим, особенно если в семье растет единственный ребенок. Порой элементы «материнства» или «отцовства» прослеживаются и в отношениях партнеров по браку – вспомните знаменитые персонажи «Покровских ворот» Льва Хоботова и его бывшую супругу Маргариту Павловну…

Итак, существует материнский психоз, родительская мания. Однако заметно чаще встречается обратная ситуация – материнская депрессия, когда родительские программы не включаются в должной мере. И появление ребенка на свет, это прекрасное событие, почему-то маму либо папу не радует. К сожалению, это не такая уж редкая проблема, и ее первопричиной являются все те же гормоны (рис. 5.3).

Рис. 5.3. В таблице представлены наиболее значимые проблемы (нарушения) детско-родительского взаимодействия и их вероятные причины

Действительно, пик пролактина и окситоцина приходится на момент родов, а потом концентрация, по сравнению с моментом появления младенца на свет, падает. Особенно окситоцина. Иногда на фоне такого падения центры материнского поведения не включаются или включаются плохо. Женщина ждет, когда наступит радость от общения с ребенком, а радости нет. А есть переживания: «И что теперь? Вот оно родилось, и теперь нужно его 24 часа в сутки кормить, ухаживать, а мне хочется спать, а оно все пищит…»

Отдельные симптомы материнской депрессии проявляются в течение первых месяцев после родов почти у половины женщин. А признаки серьезного расстройства можно зарегистрировать у каждой десятой (или даже восьмой) роженицы. В этом случае требуется как минимум понимание происходящего, помощь окружающих, психотерапия, поскольку, еще раз подчеркнем, ребенок и мама – система с сонастроенными и очень тесно связанными элементами, и если маме плохо, то и ребенку нехорошо. А то, что ребенку нехорошо, отражается на маме, и дальше система существует в таком деформированном статусе.

Существуют, конечно, и негормональные предпосылки материнской (иначе – послеродовой, postpartum depression – PPD) депрессии. Вот они: склонность к депрессии как таковой вне связи с родами, низкий уровень образования, прием психотропных препаратов (крайний случай – наркомания). Достоверно коррелирует с развитием послеродовой депрессии низкий вес ребенка. Серьезный стресс во время беременности в три (!) раза увеличивает вероятность PPD. В общем, существует целый ряд факторов, которые позволяют прогнозировать или, по крайней мере, отслеживать нарушения родительской мотивации.

Важно, чтобы женщина, которая родила, понимала, что эти симптомы связаны с тем, что ее мозг не совсем правильно работает. Не с тем, что она плохая или ребенок какой-то не такой, а с тем, что у нее временные трудности, которые надо преодолеть. В этом случае действительно важна психотерапия, потому что в этой ситуации лекарствами женщине особо не поможешь – она же кормит грудью. Любой лекарственный препарат, который мама получила, попадает в молоко и переходит в ребенка. Обычные антидепрессанты в таком случае лучше не применять. Материнская депрессия – весьма распространенная проблема, о которой женщины часто не знают и не подозревают, а попав в такую ситуацию, скрывают свое состояние. Необходимо писать и говорить про это «на всех углах», так как существуют варианты психотерапии, которые позволяют быстрее решить данные родительские проблемы.

Одна из причин материнской депрессии таится в казеинах молока.

Молоко, которым мама кормит ребенка, содержит белки-казеины, и эти белки очень важны для новорожденного. Они – не только питание и строительный материал для организма младенца. Из них, кроме того, по ходу переваривания выщепляются гормоноподобные фрагменты, которые улучшают работу кишечника, иммунитет, состояние нервной системы. Один из таких фрагментов (бета-казоморфин-7) похож на опиоидные пептиды. Действуя на мозг ребенка, он вызывает состояние успокоения, положительные эмоции, ощущение безопасности. Все это очень хорошо, полезно для малыша.

Но если у мамы проблема с молочной железой, например воспаление, то эти самые казеины могут расщепляться прямо у нее в молочной железе. Опиоидные фрагменты попадают в мамину кровь, и тогда они ухудшают материнскую мотивацию, тормозят родительскую потребность и, следовательно, являются одним из факторов развития материнской депрессии. Такая проблема существует и не является редкой.

Опиоидные пептиды. Рассмотрим вторую важнейшую медиаторную систему, обеспечивающую наши положительные эмоции. Это опиоидные пептиды, которые называются опиоидными, поскольку через соответствующие синапсы действует главная молекула, входящая в состав опиума, – морфин. Опиум, подсохший сок снотворного мака Papaver somniferum, используется человечеством тысячи лет. Он применялся в разных вариантах, для того чтобы вызывать успокоение и сон, снимать боль, а в больших дозах – давать эйфорию. Соответственно, опиум известен своим наркотическим действием. Двести лет назад из опиума выделили морфин и получили очень мощное обезболивающее средство (анальгетик) и, к сожалению, очень мощный наркотик. В 70-е годы XX века стало понятно, почему морфин так сильно действует на мозг. Оказалось, что у нас в мозге есть медиаторы, на которые похож морфин. Этими медиаторами оказались пептидные молекулы, состоящие из аминокислот, – по сути дела, фрагменты белка.

Опиоидные пептиды, например энкефалины, ежеминутно функционируя в нашем мозге, снижают болевую чувствительность и усиливают положительные эмоции. Но в случае материнского поведения у энкефалинов, а также похожих на них эндорфинов и эндоморфинов в норме регистрируется специфический тормозящий эффект. Поэтому опиоидные фрагменты казеина, которые полезны для мозга ребенка, оказываются вредны для материнского поведения (причем в дозах, еще не вызывающих прилива позитивных эмоций и анальгезии). И, соответственно, это отдельная проблема, которую нужно осознавать, диагностировать и решать.

Кафедра физиологии МГУ вместе с Национальным научным центром наркологии (ННЦ наркологии) исследовали влияние опиоидов на материнское поведение и, в частности, показали, что микродозы морфина его тормозят. Подавляют родительскую мотивацию и небольшие количества опиоидных фрагментов казеинов – бета-казоморфинов.

Существует одно весьма известное вещество, которое называется налоксон. Налоксон выключает эффекты опиоидов в мозге, блокируя работу энкефалиновых синапсов. В клинике налоксон и похожие на него молекулы используются для того, чтобы снимать последствия передозировки опиоидов. Речь опять-таки идет о морфине и его более активном производном героине. Морфин- и героин-зависимые люди порой не очень помнят, когда они вводили последнюю дозу, особенно если наркотик оказался у них в избытке. Эффект передозировки легко возникает, кроме того, если смешать опиоиды с кокаином или алкоголем. Самая большая опасность при этом – остановка дыхания. Спасением для такого пациента является введение налоксона, который блокирует опиоидные сигналы, и в том числе – угнетающее действие на дыхательные центры. Заодно при этом выключаются и центры положительных эмоций, но в сложившейся ситуации это явно меньшее из зол.

В результате исследований на лабораторных животных оказалось, что небольшие дозы налоксона усиливают материнскую мотивацию.

Пока этот эффект подтвержден на кормящих самках белых крыс при внутрибрюшинном и интраназальном способах введения, а в клинике данный подход еще не пробовали. Весьма вероятно, что налоксон в минимальной дозе достаточно будет закапать женщине в нос, и он окажется способен специфично усиливать материнское поведение. С учетом небольшой дозы, в кровь, а тем более в молоко это вещество не пройдет. В целом предлагаемый метод может оказаться очень интересным с точки зрения расширения медицинского применения налоксона. И мы искренне надеемся, что от него будет польза при некоторых расстройствах материнского поведения.