В чужом доме Пустошинская Ольга
Я стойко выдержала взгляд и ответила, что не сомневаюсь. И даже на мгновенье, глянув на куклу не своим, а её взглядом, увидела гукающего младенца, сучившего ножками в ползунках.
Телефон вновь запищал. На экране появилась надпись: «Мама».
– Её мать звонит!
– Сними трубку, – прошептала Марина, – если не ответишь – она разволнуется и примчится сюда.
Мне ничего не оставалось, как глубоко вдохнуть и принять вызов.
– Алло.
– Милочка! Слава богу, ты жива! – запричитала Милина мать. – Как ты себя чувствуешь? Мы так волновались!
– Уже всё хорошо, мам, со мной всё в порядке, – пробормотала я, сделав над собой усилие. Странно было называть мамой женщину-ровесницу.
– Как же ты так неосторожно! Я ведь много раз говорила: держи Стёпу за руку на переходе, ведь знаешь, какой он нервный и своевольный, – всхлипнула она. – Сейчас мы приедем, знаю, как ты соскучилась. Котлеток твоих любимых нажарила, бутербродиков сделала… Приедем, тогда и поговорим. Целую! – выпалила она и отключилась.
Забиться бы куда-нибудь в кладовку и там пересидеть визит Милиных родственников. А ещё лучше – уснуть и не просыпаться, пока не вернусь в своё тело.
– Ну? Что там? – нетерпеливо спросила Марина.
Я вытянулась на койке, закинув руки за голову.
– Ничего хорошего. Её мать едет сюда, даже не одна. Она сказала: «Мы приедем».
– А ты не хочешь? Боишься?
– Мариночка, мне шестьдесят четыре года, я умею поддержать разговор, умею и отказать безо всяких там реверансов. Но они – тоже люди. Любят свою дочь, переживают за её здоровье. Вот чего не умею, так это притворяться, они поймут, что я им не рада, что хочу побыстрее отделаться.
– Люся… можно тебя так называть? Люся, а она о тебе думала, когда толкала под машину? – неожиданно зло спросила Марина, сверкнув глазами. – С какой стати тебе думать о её родне?
– Мне кажется, она не нарочно.
– Ай, нарочно или не нарочно – не имеет значения, следователь разберётся.
Следователь! Как же я не подумала об этом? Если было ДТП с причинением тяжёлого вреда здоровью, то обязательно заведут дело. А вдруг меня посадят?
Круглыми от страха глазами я уставилась на соседку и повторила вслух:
– А если меня посадят?
– За что? – удивилась Марина. – Это водителя посадят. А тебе придётся говорить, что бабушка споткнулась и упала. Что ты так смотришь? Осудят её, а сидеть тебе. Не думай об этом, решай проблемы по мере поступления. Сейчас Милины родители приедут… да и муж, скорее всего. Подготовься морально.
Глава 3
«Как в воду глядела Марина», – сказала я себе, увидев на пороге людей в белых накидках. От волнения мне показалось, что их много, целая толпа, а на самом деле – всего трое.
– Мама! – прозвенело на всю палату.
Тот самый мальчишка с пешеходного перехода, утонувший в накидке до пят, бросился ко мне и повис на шее. Мне захотелось оттолкнуть, отодрать эти цепкие ручонки от своей майки и прошипеть: «Я тебе не мама!» – но не осмелилась, конечно же, чуть приобняла его, похлопала по спине. От него пахло улицей, ветром и мальчишеским потом.
Невысокая полная женщина с крашеными светлыми волосами раскинула руки.
– Доченька!
Объятия, поцелуи, причитания… Марина деликатно вышла, накрыв одеялом куклу.
– Мы и Серёжу с собой взяли, – высморкавшись и вытерев платком глаза, сказала мать. – Как же так, что муж к жене в больницу не придёт? Неправильно это, не по-человечески. Серёжа, где ты там, подойди, обними свою жену.
Вот чего я не люблю, так это беспардонных предложений: поди поцелуй, поди обними… Да и не хочу я обниматься с чужим мужиком, которого ни разу не видела! Я бросила затравленный взгляд на дверь, где застрял «муж».
Он был очень некрасив. Встретишь такого на улице, так подумаешь: «Да-а… красота для мужчины – не главное. Может, он добрый и замечательный человек». Широкий выдающийся нос, светло-карие маленькие глаза, невыразительный рот, узкий лоб и кожа, как говорят, проблемная. Очень коротко стриженные рыжеватые волосы торчали ёжиком.
Он оторвался от двери и с улыбкой направился к моей койке. Я испугалась, что Милин муж полезет с поцелуями, но он, к счастью, ограничился пожатием руки.
– Ой, что это я… Совсем забыла, я же тебе покушать принесла. Серёжа, дай сумку. – Мать стала выгружать из пакета судочки и контейнеры, завёрнутые в полотенца. – Вот здесь котлетки с капусточкой и картошкой, бутерброды с яичком и помидором, булочки… Ты кушай, кушай, пока горяченькое!
– Спасибо, – пробормотала я, не поднимая головы.
– Мила, что с тобой? – забеспокоилась мать. – Болит что-нибудь? Ты сама не своя.
Как это верно сказано, в самую точку!
– Да, у меня всё болит.
– Ох, мы уж Стёпочку ругали-ругали… Обещал больше так не делать и всегда маму слушаться. Съешь котлетку, здесь-то кормят неважно, я знаю.
От контейнеров шёл такой аппетитный запах, что невольно захотелось есть. Я подцепила вилкой котлету и начала жевать, взяла бутерброд с кружочками яйца и помидора.
– Ну, мы в коридоре обождём, а вы пока с Серёжей поговорите. – Милина мать поймала руку Стёпки и выволокла его, упирающегося, в больничный коридор.
Я чуть не поперхнулась бутербродом. Остаться один на один с ним, с Милкиным мужем! А вдруг он будет меня трогать? То есть её, но всё равно меня, меня! Я ведь всё вижу, осязаю, чувствую. Я, а не она.
Сергей осторожно присел на краешек постели, сцепил в замок большие руки. На меня поглядывал украдкой, не прямо, что показалось мне странным – стесняется, что ли?
– Ну… как ты тут? – натужно спросил он.
– Нормально.
– Когда выпишут?
– Я не знаю…
– Мила, расскажи, что там произошло?
Там – это на переходе, понятно без уточнений. Да пожалуйста, я не собираюсь выгораживать эту Милу.
– Твоя дорогая жена уткнулась в телефон и совершенно не обращала внимания на ноющего ребёнка. Тот обиделся и решил на зло маме отморозить уши – выбежал на дорогу.
С мстительным чувством я видела, как у Сергея расширились зрачки, глаза стали тёмными. Он поперхнулся и закашлялся.
– Надо было его за руку держать, ты ведь знаешь. – Милин муж совершенно не обратил внимания, что я говорю о себе в третьем лице.
– Надо! Что ж ты своей жене не внушил этого?
– Да ведь я тебе говорил.
– Пострадала посторонняя женщина, она в коме, состояние тяжёлое.
Сергей опустил глаза:
– Она хотела оттащить Стёпку.
Вот как! Признаться, такая идея в голову мне не приходила.
В палату зашла Марина и демонстративно плюхнулась на койку. Сергей стушевался, заёрзал и стал прощаться. Неловко приобнял, потому что я упёрлась обеими руками в его грудь, и вышел в коридор.
– Спасибо, Мариночка, – поблагодарила я.
– Не за что. Я почувствовала, что пора тебя выручать, – улыбнулась соседка. – Бедная Сонечка чуть не задохнулась под одеялом, да, детка моя?.. Ой, как вкусно пахнет!
– Присоединяйся, – пригласила я, – котлеты с капустой и картошкой, бутерброды. Всё очень вкусно.
Дни шли за днями. Вчера, сегодня, завтра… Утренний обход, процедуры, обследования…
– Очень хорошо, – говорила врач, листая историю и пробегая глазами вклеенные результаты анализов с непонятными каракулями, – послезавтра можно выписывать.
У меня сердце ухнуло в живот, подняв волну холодного страха. Ведь я знала, что рано или поздно это случится, но надеялась оттянуть момент.
Наверно, все чувства были написаны у меня на лице, потому что врач спросила удивлённо:
– Что случилось? Вы не рады?
– Рада…
Ну не рассказывать же ей, что я панически, до одури, боюсь оказаться за больничным порогом. Там – не моя жизнь. И пусть они не думают, что я безропотно буду подчиняться их правилам. Кто – они? Да все. И её родители, и муж, и сын, и свёкры, и ещё бог знает кто.
Милина жизнь врывалась в мою телефонными звонками, посещениями, фразами медсестёр: «Чурбанова, на процедуры!» И если бы не Марина, то мне пришлось бы совсем тяжело. Ночами мы с ней тихонько шептались, чтобы не разбудить соседку, поступившую несколько дней назад.
– Хочу сбежать отсюда, уже кое-что придумала, – призналась я.
– Что придумала?
– Пройду через подвал в поликлинику, а оттуда спокойно выйду на улицу. Никто внимания не обратит.
Марина помолчала, переваривая услышанное, и спросила:
– Ну сбежишь, допустим, а потом куда?
– Домой, конечно, к себе домой. – Я взглянула на Маринино лицо, бледное от голубоватого света из больничного коридора.
– А ключи у тебя есть? – улыбнулась она.
– Нету, но есть запасной комплект у соседки. На всякий пожарный случай.
– Так она тебе и отдала! Соседка знает тебя прежнюю, а не эту девицу.
Ох, я же совсем забыла! Никак не могу привыкнуть к чужому лицу, телу, голосу… Смотрю в зеркало – вздрагиваю. Разговариваю – и каждый раз поражаюсь хрипловатому голосу.
– Что же делать? – жалобно спросила я. – Не хочу жить с этим ребёнком. Он будет поминутно дёргать меня, ныть, чего-то требовать. И с чужим мужиком… ведь он мне совсем не нравится.
