Эгоист Киланд Ви
– Осторожнее, Джэггер. Что-то ты теряешь свою язвительность и начинаешь вести себя со мной слишком уж мило.
– Я с тобой обращаюсь излишне мило с самой первой ночи нашего знакомства, когда ты пыталась надрать мне задницу. А теперь, так уж и быть, иди. Съезди домой за всякими штучками, которые тебе понадобятся. Не надо здесь торчать попусту, если ты уже закончила с делами, ведь ночью нам предстоит немало потрудиться.
Я ушла, чтобы сделать так, как он посоветовал, – заехать домой и собрать сумку с необходимыми вещами, а потом вернуться в офис.
Весь путь по дороге домой он не выходил у меня из головы. Дрю принадлежал к такому типу мужчин, сквозь внешнюю грубую оболочку которых трудно пробиться, но если это удается, то понимаешь, что оно стоило того, чтобы побороться. И на прошлой неделе мне показалось, что в наших отношениях действительно наступил перелом.
Пока я собирала вещи, позвонила родителям. Я все-таки решилась рассказать им о том, что в моей жизни появился новый мужчина – а я это делала крайне редко. В последнее время – скажем так, в последние три года – это просто объяснялось тем, что у меня никого не было, но я знала, что мать беспокоится из-за этого. Она боялась, что кто-нибудь причинит мне боль, боялась, что я по своей неопытности начну встречаться с каким-нибудь серийным убийцей – потому что, несомненно, любой человек, живущий в большом городе, может запросто встретиться с тайным серийным убийцей. Неудивительно, что я очень осторожно выдавала родителям информацию о своей личной жизни.
– Да это же просто замечательно, милая. И как вы с ним познакомились?
Хм-м… Он вломился в мой-свой офис, а на следующий день спас меня от тюрьмы… Просто лучшее на свете первое свидание.
– На самом деле он хозяин офиса, который я снимаю.
– Надеюсь, он приятный молодой человек?
Ну да, сегодня мы даже почти не ругались.
– Да, мамочка. Очень приятный.
– А чем он зарабатывает на жизнь?
Ну, понимаешь, он весьма успешен в своей профессии и занимается тем, что освобождает мужчин от уз неудачного брака, оставляя при этом их жен без гроша, а все из-за того, что сам стал женоненавистником по вине своей лживой изменщицы жены.
– Он адвокат. По семейному праву.
– Значит, адвокат. Очень хорошо. И еще по семейному праву. Какая благородная профессия. И когда же мы можем встретиться с этим замечательным молодым человеком?
– Не знаю, мам. Он сейчас очень занят.
Борется за опеку над сыном, который вовсе не его ребенок, потому что его сука жена решила женить на себе богатенького лоха, когда забеременела от другого.
Мама вздохнула.
– Хорошо, просто удостоверься, что у него все в порядке с моральными ценностями. Деньги и красивое лицо иногда ослепляют нас, женщин.
– Ладно, мама.
Мы еще немного поболтали, а потом – даже не знаю, откуда взялась эта идея – я неожиданно для себя самой спросила:
– А как ты поняла, что папа именно тот человек, который тебе нужен?
– Я перестала использовать слово «я», заглядывая в будущее.
– Что ты имеешь в виду?
– До встречи с твоим отцом все мои планы на жизнь были исключительно моими. Но после того, как мы начали встречаться с ним, когда я говорила о каких-то вещах в будущем – будь то субботний вечер, праздники, да что угодно, – я вдруг поняла, что употребляю слово «мы», а не «я», как раньше, и даже не замечала этого.
Я забежала в магазинчик по пути обратно в офис и купила кое-какие продукты, чтобы приготовить ужин. Дрю собирался жить в отеле в Атланте и работать там долгие часы, поэтому я сочла, что он оценит домашнюю пищу. Он вошел как раз в тот момент, когда я вытаскивала лазанью из духовки.
– Как вкусно здесь пахнет.
– Надеюсь, ты любишь лазанью.
– Это мое второе любимое блюдо.
– А первое какое?
Он приблизился ко мне сзади, отвел волосы в сторону и поцеловал в шею. Его дыхание щекотало мою кожу.
– Ты.
– Держи себя в руках. Тебе стоит наслаждаться домашней пищей, пока есть такая возможность. Следующие несколько недель будут для тебя очень напряженными.
Я открыла ящик, чтобы достать лопаточку, и вместе с кухонными принадлежностями обнаружила там две игрушечные машинки размером со спичечный коробок и старый телефон-раскладушку.
– Интересно, почему ты хранишь здесь игрушечные машинки?
Дрю усмехнулся.
– Как-то, когда я велел Беку убрать игрушки, он просто рассовал всякую ерунду по ящикам. В прошлом году я обнаружил карандаши в ящике, где должны были лежать ложки. Он, оказывается, вытащил ложки и бросил их в мусорную корзину. Когда я задал ему вопрос, почему он так сделал, он пожал плечами и ответил, что ложки нам не так уж нужны, ведь можно есть руками, а вот карандаши нам ничто не заменит, ведь только ими можно делать цветные рисунки на бумаге.
Я улыбнулась.
– Что ж, он по-своему прав.
Дрю протянул руку к ящику и вытащил телефон.
– Помнишь, когда мы только что познакомились, я просматривал фотографии в твоем телефоне?
– Конечно. Ты сказал мне, что лучший способ узнать кого-то, это посмотреть его фотки в телефоне, когда он меньше всего этого ожидает. А потом, после того как я дала тебе посмотреть мои фотки в телефоне, выяснилось, что в твоих фотоальбомах было пусто. – Я вздохнула, изображая разочарование. – Вот такой ты гнусный обманщик.
Дрю открыл телефон-раскладушку, нажал на какие-то кнопки и передал мне.
– Пойду приму душ и переоденусь перед ужином. Это телефон Бека. С него нельзя звонить, но сын любит делать с его помощью фотографии. Каждый раз, когда я задумываюсь, правильно ли поступаю, продолжая присутствовать в его жизни, не создаю ли я путаницу в его голове и что, может, мне лучше уступить место его биологическому отцу, я начинаю просматривать эти снимки. Посмотри сама.
Дрю отправился в спальню, а я налила себе вина и уселась за стол в столовой, чтобы посмотреть фотографии.
На первом снимке был Дрю, он брился, стоя в ванной, на нем не были ничего, кроме обернутого вокруг талии полотенца. Левая сторона лица была в пене, и он держал бритву у подбородка, уже выбрив одну полосу. Другая щека уже была чисто выбрита. Сбоку, в отражении в зеркале, можно было видеть Бека с телефоном в одной руке. Одна половина его лица также была в пене, по которой он провел лопаточкой, «сбривая» такую же полоску, как и у отца.
На следующем снимке Бек стоял по колено в речном потоке. Видимо, снимок делали где-то на севере штата, примерно год назад, судя по тому, насколько взрослее выглядело сейчас лицо мальчика. На нем были высокие резиновые сапоги, и он широко улыбался в объектив, держа в руке мелкую рыбешку, которую, наверное, только что вытащил из речки.
Я продолжала пролистывать фотографии – Бек и его папа на катке, они же в вагоне метро; на одной Дрю с увлечением читает книжку «Гарольд и фиолетовый мелок», лежа на кровати Бека; вот они катаются на велосипедах вместе с Романом в Центральном парке; одну фотку пришлось перевернуть боком, чтобы понять, что там изображено: это Бек снимал себя с отцом, сидя у него на плечах. Он перегнулся через плечо Дрю, чтобы снять его и свое лицо.
Снимок за снимком фотографии рассказывали об их жизни вместе и показывали, что Дрю действительно был отцом для Бека, независимо от того, что говорили результаты ДНК-теста.
Последняя фотография поразила меня до глубины души. Я и не подозревала, что у Бека в тот момент был телефон, и еще меньше, что он умудрился сделать снимок. Это было в тот самый день, когда мы отправились на каток – еще до того, как я упала и повредила лодыжку. Бек, видимо, стоял у края катка, а мы с Дрю – на противоположной стороне, и я пыталась учиться кататься на льду. Мои ноги были широко расставлены – похоже, я в тот день только этим и занималась, – а по нелепой позе было видно, что я вот-вот упаду. Я при этом хохотала, а Дрю поддерживал меня за талию, пытаясь выпрямить мою спину, и смотрел на меня, тоже заливаясь смехом. Мы выглядели такими счастливыми – почти как… люди, начинающие влюбляться друг в друга.
Сердце сжалось у меня в груди. Дрю был прав. Лучший способ узнать что-то о человеке, – это заглянуть в его фотографии. Он смотрел на эти снимки, видел любовь отца и сына, и это напоминало ему, почему надо сражаться за Бека. А я видела доброго человека, готового бороться за то, что он любит, и защищать это до конца. Я провела пальцем по экрану, глядя на фотографию, где я падаю, и поняла, что в тот день пала жертвой не только собственной неуклюжести.
Мне пришлось моргнуть, чтобы сдержать наворачивающиеся слезы и переполняющие меня эмоции, и решила встать и порезать лазанью, чтобы отвлечься.
Погруженная в собственные мысли, я, не думая, схватилась за край горячей сковородки, чтобы развернуть ее.
Проклятье.
Я затрясла рукой, бросилась к раковине и пустила струю холодной воды на обожженную руку. Похоже, я побила собственные рекорды невезения с этой злосчастной плитой.
Разумеется, в этот самый момент появился Дрю:
– Что случилось?
– Дотронулась до горячей сковороды. Ничего страшного, просто чуть-чуть щиплет.
Дрю вытащил мою руку из потока холодной воды, внимательно осмотрел и отпустил.
– Я обработаю ожог. Иди присядь. Не хочу опять оказаться в травмпункте, уже в третий раз за этот год.
Мы поужинали, обмениваясь новостями, потому что прошлой ночью и утром нам было не до разговоров. Дрю поведал мне о том, как он видит свою стратегию во время суда по опеке, а я рассказала ему о новых клиентах, которые у меня появились. Атмосфера вечера была на удивление непринужденной, я бы даже сказала – домашней. Когда мы покончили с едой, Дрю загрузил грязную посуду в посудомоечную машину, а я протерла стол и помыла раковину.
– Где был сделан снимок, на котором Бек рыбачит? Он выглядит просто очаровательно в этих маленьких болотных сапогах.
– На севере штата. У Романа есть хижина в горах в окрестностях Нью-Пальц. Там такая сельская атмосфера, огромная старинная ванна с ножками в виде львиных лап, которая тебе бы наверняка понравилась. Мы туда обязательно съездим весной.
– Было бы здорово.
Через пару часов, когда мы уже чистили зубы и собирались в постель, Дрю сказал:
– Тесс сегодня звонила.
– Кто?
– Моя секретарша. Сказала, что ее врач считает, что она может выйти на работу через пару недель – правда, пока не на полный день. Восстановление после операции на бедренном суставе идет лучше, чем ожидалось, и ей рекомендуют побольше двигаться.
– Замечательно. – В водовороте событий последнего месяца я практически забросила поиски нового офиса. В первую неделю после нашей встречи с Дрю я нашла какого-то случайного агента по недвижимости, который предложил мне несколько каморок в неподходящих районах, стоимость которых в два раза превышала мои возможности. И потом я оставила эти попытки. Однако сейчас мысль о том, как трудно найти что-то приличное за мои скромные деньги, расстраивала меня гораздо меньше, чем перспектива больше не видеться с Дрю каждый день.
– Прости. Я совсем забыла. Надо снова заняться поисками помещения для работы.
Дрю нахмурил брови:
– О чем это ты говоришь?
Я прополоскала рот и сказала, обращаясь к отражению Дрю в зеркале:
– О нашей с тобой сделке. Ты разрешил мне здесь остаться, пока отсутствует твой секретарь, в обмен на то, что я буду отвечать на телефонные звонки и оказывать другие услуги секретаря, пока не найду новый офис.
Он схватил меня за плечи и резко развернул к себе.
– Ты никуда отсюда не уедешь.
– Но я не могу себе позволить оплачивать аренду за часть твоего офиса.
– Мы что-нибудь придумаем.
– Но…
Он поцелуем заставил меня замолчать, приблизив лицо почти вплотную к моему.
– Обязательно придумаем. Давай только переживем всю эту дерьмовую ситуацию с судом в Атланте, а потом сядем и поговорим об этом, если хочешь. Хорошо?
Я не хотела заставлять его переживать еще больше, ему и так доставалось из-за этого суда, поэтому согласно кивнула:
– Договорились.
Только когда мы уже улеглись в постель и я мысленно прокрутила все события этого дня, я смогла наконец связать все звенья в единую картину.
У Романа есть хижина в горах в окрестностях Нью-Пальц. Мы туда обязательно съездим весной.
Мы что-нибудь придумаем. Давай только переживем всю эту дерьмовую ситуацию с судом в Атланте…
Как ты поняла, что папа именно тот человек, который тебе нужен?
Я перестала использовать слово «я», заглядывая в будущее.
У Дрю, так же как и у меня, появилась привычка говорить мы, отдавал он себе в этом отчет или нет.
Когда он скользнул в постель рядом со мной, я крепко обняла его. И погрузилась в сладкий сон.
Глава 40
Это были три самые длинные недели в моей жизни.
Судебный пристав объявил о начале заседания. Судья Уоллифорд величественно вплыл в зал и долго устраивал свою драгоценную задницу в кресле – как, с его точки зрения, и подобает уважаемому джентльмену с Юга. Наконец он уселся и принялся рыться в ворохе бумаг. Роман сидел в первом ряду галереи прямо позади меня. Он наклонился вперед и сжал мне плечо в знак поддержки, пока я готовился узнать, в какой степени будут ущемлены мои права на общение с сыном. Я ожидал какого-нибудь подвоха, но даже не представлял, как далеко они зайдут.
Последний раз я был до такой же степени взвинчен в тот день, когда женился на Алексе, и так же гадал, как в дальнейшем сложится моя жизнь. Известно, чем это все обернулось. Я оглянулся, чтобы посмотреть на бывшую жену, которая в кои-то веки нацепила на себя весьма консервативный наряд. Она, разумеется, сидела, уставившись перед собой, и не пожелала даже взглянуть в мою сторону. Вот ведь сука!
Наконец Уоллифорд закончил копаться в документах и прокашлялся прежде, чем произнести обычный набор формальностей.
– Дело номер 179920-16. Джэггер против Джэггера. Встречный иск об изменении места рассмотрения дела и оставлении в силе ранее подписанного соглашения об опеке над ребенком в его прежней формулировке.
После этого он наконец поднял глаза.
– Прежде чем я оглашу-у свое решение, хотелось бы сказа-ать, что это о-очень непростое дело. Пришлось учитывать интересы обеих сторон, которые здесь присутствуют, права биологического отца, которого многие годы лишали общения с сыном, а также интересы самого ребенка.
Он посмотрел прямо на Алексу:
– Миссис Джэггер, я считаю, что именно вы несете ответственность за ту запутанную ситуацию, которую мы тут сейчас наблюдаем. Если у вас была хоть малейшая тень сомнения, что ваш муж не является отцом мальчика, вы обязаны были выяснить это сразу после того, как это благословенное дитя появилось на свет.
В первый раз за последнее время в моем сердце забрезжил крохотный лучик надежды. Уоллифорд никогда заранее не раскрывал все свои карты, и я был уверен, что он попал под обаяние Алексы, которая с первого же дня в суде старательно изображала из себя благовоспитанную южную леди. Слова, которые он изрек после этого вступления, поразили и обнадежили меня еще больше.
– Мистер Джэггер, не могу не выразить восхищение вашей преданности юному Бекетту. Совершенно ясно, что вы любите ребенка и заботитесь о нем точно так же, как делали бы это, если результаты теста на отцовство несколько лет назад оказались бы иными.
Мысленно я уже подскочил от радости и согнул руку в победном жесте, но неимоверным усилием воли заставил себя изобразить смирение.
– Благодарю вас, ваша честь. Я высоко ценю ваши слова.
– Хорошо. Ну что ж, после всего, что было сказано, давайте перейдем собственно к делу. По вопросу ходатайства миссис Джэггер об изменении условий опеки я не вижу оснований для подобного изменения. Таким образом, предписание суда, устанавливающее порядок общения ребенка с Эндрю М. Джэггером, остается без изменений.
Он посмотрел на Алексу:
– Миссис Джэггер, ваше ходатайство о расширении опеки было направлено на то, чтобы предоставить мистеру Бодину возможность общения с сыном – это, конечно, шаг в правильном направлении. Однако для суда не прошло незамеченным, что мистер Бодин ни разу не появился на судебных заседаниях. Буду предельно откровенным, отсутствие у него интереса и стремления участвовать в этом процессе заставляет меня сомневаться в его приоритетах и интересе к жизни сына. Тем не менее он все же является отцом мальчика, и я намерен предоставить ему право на определенное общение с ребенком. Однако это время будет выделяться за счет вашего пребывания с сыном, а не за счет времени, предоставляемого мистеру Джэггеру. Таким образом, суд постановляет удовлетворить ходатайство мистера Бодина о совместной опеке и предоставить ему право общения с ребенком в течение восьми часов каждую неделю. Когда между ним и сыном укрепятся отношения и мистер Бодин докажет суду свое желание принимать участие в жизни сына, я рассмотрю возможность предоставления ему дополнительного времени для общения. Однако это тоже будет происходить за счет вашего времени, миссис Джэггер.
Я стоял перед судьей, совершенно потеряв дар речи от изумления и радости. У меня было такое ощущение, будто я только что с победно поднятыми руками порвал грудью желтую ленточку на финишной линии после почти четырехнедельного марафона, который моя бывшая жена заставила меня пробежать. Я поверить не мог, что одержал победу.
За моей спиной Роман издал победный возглас «Да!», а я по-прежнему стоял словно окаменевший, мне все еще казалось, что это происходит во сне и я могу в любую секунду проснуться и снова погрузиться в кошмарную реальность. И последние слова судьи Уоллифорда показали, что мои предчувствия меня не обманули.
– И последнее, относительно ходатайства мистера Джэггера о том, чтобы принудить Алексу и Бекетта Джэггеров вернуться домой в Нью-Йорк. Данное ходатайство отклоняется.
Подождите… Что?! Как?
– Ваша честь, если мое время для общения с сыном остается без изменений, почему вы отклоняете мое ходатайство о возвращении мальчика домой?
– Разве это не очевидно, мистер Джэггер? Ваш сын остается здесь, в штате Джорджия. Если хотите общаться с ребенком, то это именно вы должны подумать о переезде. – Он стукнул молотком и встал, намереваясь покинуть зал суда.
– Что за ахинея! У меня в Нью-Йорке практика. А у Алексы здесь даже нет работы.
Уоллифорд застыл на половине шага.
– Такие выражения и тон в зале суда будут стоить вам тысячу долларов штрафа. Не нравится мое решение, подавайте жалобу в апелляционный суд.
Я придерживался за стену в туалете, чтобы не падать с ног, когда пошел отлить, а потом, спотыкаясь, еле добрел до стула у барной стойки. Галстук и пиджак неизвестно где, молния на брюках расстегнута, подол рубашки торчит из брюк – я выглядел так же жалко и отвратительно, как было у меня на душе.
– Еще виски со льдом, – я сунул пустой стакан бармену. Он посмотрел на Романа, потом снова на меня.
– Еще разрешение у моего папаши спроси, наливать мне или нет. Просто дай мне этот чертов виски.
Не помню, я упоминал, что когда выпью, то становлюсь еще большим мерзавцем, чем в трезвом состоянии?
Мой мобильный телефон запрыгал на барной стойке. Это была Эмери. Она звонила уже третий раз. И третий раз я не ответил на звонок.
– Снова не собираешься отвечать? – спросил Роман.
– А смысл? – тупо пробормотал я.
– А как насчет того, чтобы успокоить леди, чтобы она могла сегодня спокойно заснуть? Ты-то сам точно вырубишься к пяти часам, мерзавец эгоистичный. – Роман сделал глоток пива и поставил кружку на барную стойку. – Она тебя любит. Разберись с этим.
– С чем разбираться. Все кончено.
– О чем ты говоришь? Не будь идиотом. Я же вижу, это первая женщина за всю твою жизнь, в которую ты по-настоящему влюбился. Как долго мы с тобой уже дружим?
– Наверное, слишком долго, если ты позволяешь себе читать мне нравоучения.
– Помнишь, что я тебе сказал тогда в церкви перед тем, как ты женился на Алексе?
В том состоянии, в котором я пребывал, вся моя жизнь была как в тумане, но утро того злосчастного дня я помнил предельно ясно, до малейших деталей. Я с тех пор много раз вспоминал, как Роман совал мне ключи от машины. «Машина на заднем дворе, на тот случай, если захочешь по-тихому смыться», – сказал он мне тогда. А когда я напомнил ему, что Алекса ждет ребенка от меня и что я поступаю правильно, он выругался: «На фиг такие правильные поступки».
Бармен принес мой виски, и потому что я никак не мог стереть из памяти кусок жизни, который не желал помнить, я тут же залпом выпил полстакана.
Потом я повернулся взглянуть на Романа – точнее, на двух Романов.
– Ты никогда не напоминал мне о том разговоре.
Он покачал головой:
– Никогда. И не собираюсь, даже если ты, придурок, опять не последуешь моему совету и не разберешься в своих чувствах к Эмери. Неблагодарное это занятие, говорить людям в лицо, что они делают неправильный выбор.
– Иногда решение принимается под давлением обстоятельств.
Роман ухмыльнулся.
– Это просто отмазка, и ты прекрасно это знаешь. – Он замолчал. – Помнишь Нэнси Ирвин?
Мне потребовалась целая минута, чтобы покопаться в глубинах моего промаринованного алкоголем мозга.
– Та девчонка, с ветрянкой?
Он отсалютовал мне своим пивом:
– Она самая.
– А что с ней такого?
– Помнишь договор, который мы с тобой заключили, о том, что никогда не будем крутить шуры-муры с одной и той же девчонкой?
– Конечно.
– Так вот, после того, как ты переедешь в Атланту и оставишь Эмери с разбитым сердцем, потому что слишком тупой, чтобы сообразить, как выйти из положения, я буду с ней рядом и утешу ее – помимо всего прочего. И договор мне уже не помешает. А ты как думал? За глупость надо платить.
– Иди ты…
– А тебе-то что? Она для тебя всего лишь очередная телка, с которой ты развлекался. Не стоящая твоего беспокойства.
Словно по заказу на экране высветилось имя Эмери, показывая, что пришло от нее сообщение. Я схватил одной рукой телефон, второй стакан и вскочил из-за стойки.
Еле держась на ногах, я качнулся в сторону друга.
– Пошел ты.
С этими словами я рванул к выходу.
Глава 41
Если бы я только мог вскрыть черепную коробку и вытащить оттуда эти маленькие барабаны, которые постоянно стучали у меня в голове, то у меня, может, и был бы шанс встать с этого дивана.
Просто чудо, черт побери, что я вообще успел на самолет. Этого бы не произошло, если бы не Роман, который вытащил мой полуживой труп, страдающий от дикого похмелья, из гостиничного номера в шесть утра.
Сейчас уже полдень. Я целый час дома и наконец набрался мужества, чтобы ответить на сообщение Эмери. Мужества? Блин! Опять я вру! Но что ж, не в первый раз и, конечно, не в последний.
Дрю: Прости за вчерашний вечер. Я отвратительно себя чувствовал. Пищевое отравление. Видимо, суши были несвежие.
Сразу же по экрану побежали крошечные точки.
Эмери: Рада, что с тобой все в порядке. Я беспокоилась. Как все прошло в суде?
Признать правду означало искать решение проблемы, а я еще не был к этому готов.
Дрю: Судья отложил вынесение решения до следующей недели.
Эмери: Печально. Впрочем, может, это и к лучшему. Значит, он действительно хочет во всем разобраться.
Как я могу быть такой скотиной, когда она изо всех сил старается поддерживать у меня позитивный настрой.
Дрю: Может, и так.
Эмери: Когда вернешься?
Именно в тот момент я почувствовал себя полным дерьмом. Одно дело пока не говорить ей о решении суда. В своем сознании я мог оправдать это тем, что не хотел расстраивать ее, но сидеть в своей квартире несколькими этажами выше и нагло врать ей, когда она, возможно, находилась внизу в офисе и принимала звонки моих клиентов… это означало быть законченным трусом.
То, что я прекрасно это осознавал, не делало меня меньшим негодяем.
Дрю: Может быть, прилечу последним рейсом завтра.
Эмери: Жду не дождусь, когда увижу тебя.
Наконец я смог написать то, что не было ложью.
Дрю: Да, я тоже.
В холле висело зеркало, отражающее коридор, ведущий к кабинетам. Я остолбенел, когда заметил Эмери – невероятно, просто ослепительно красивую. И такую добрую и честную – настоящее воплощение всех возможных добродетелей. Мои ладони взмокли, а я стоял как придурок и глазел на нее. Дверь в ее кабинет была закрыта, и она писала что-то на своей белой доске – возможно, что-то жизнеутверждающее, что заставит меня почувствовать себя еще большей скотиной, когда я это прочитаю.
Последние двадцать четыре часа я мучился, пытаясь придумать, что сказать ей, когда спущусь в офис, как сделать так, чтобы по возможности меньше задеть ее чувства. Ведь вовсе не обязательно сообщать ей, что произошло в суде. Она твердо верила, что отношения между двумя людьми можно сохранить при любых обстоятельствах, если прилагать к этому усилия. Я ни капельки не сомневался, что она захочет, чтобы мы были вместе, даже если нас будут разделять девять сотен миль. Сначала будет казаться, что это работает. Но в конце концов все начнет распадаться. Так всегда происходит. Возможно, мы не сразу заметим, что отношения изменились к худшему, но потом жестокая действительность обрушится на нас с непреодолимой силой. Эмери только начала налаживать свою жизнь и работу в Нью-Йорке, и с моей стороны будет правильным решением не мешать ей.
Поэтому я не придумал ничего лучшего, как быстро покончить с этой проблемой. Не затягивать все это дерьмо, пытаясь поддерживать отношения на расстоянии, потому что не хотел, чтобы она теряла из-за меня время. Она и так потеряла три года жизни, вздыхая по этому хмырю Болдуину, и я уж точно не собирался морочить ей голову таким же образом. Быстрый и полный разрыв отношений – это как одним движением сорвать лейкопластырь. Чертовски больно, но когда к ране начинает поступать свежий воздух, то и заживет она быстрее, чем под повязкой из тщетных усилий.
Она надела колпачок на фломастер и сделала шаг назад, читая то, что только что написала. Губы ее растянулись в медленной улыбке, и головная боль, от которой я, казалось, наконец-то избавился, обрушилась на меня с новой силой.
Я сделал глубокий вдох и направился к себе.
Эмери вышла из своего кабинета, когда я пытался мимо него незаметно прошмыгнуть.
– Привет, соня. – Она обвила руки вокруг моей шеи. – Жаль, надо было бы еще поспать. Я бы поднялась и разбудила тебя. – Она поцеловала меня в губы и добавила шепотом: – Совсем-совсем голая.
– Эмери… – Я прокашлялся, потому что голос срывался. – Нам надо… – Мне так и не было суждено закончить фразу, потому что в этот момент наши оба телефона зазвонили, а из холла донесся голос курьера почтовой службы. Вместо того чтобы игнорировать его, я ухватился за возможность увильнуть от разговора, как самый малодушный трус, коим, собственно, и являлся.
После того как курьер ушел, пришел начальник ремонтной бригады и принялся втолковывать мне, что из-за каких-то работ завтра придется отключить воду на два часа. Когда я наконец от него избавился, заявился мой клиент, пришедший на двадцать минут раньше назначенного времени. Я, конечно, мог бы заставить его подождать в холле, пока даю от ворот поворот своей подружке, но я опять смалодушничал, и разговор – к моему облегчению – теперь откладывался, по крайней мере, еще на час.
После этой консультации тут же началась следующая, и я и глазом не успел моргнуть, как на часах было уже семь вечера. Эмери только и делала, что улыбалась и выглядела совершенно счастливой оттого, что целый день видит меня в офисе. Она даже заказала мне обед и десять минут сидела в холле, развлекая легкой беседой одного из моих клиентов, чтобы я мог спокойно поесть.
Я смотрел в окно, пил кофе, которое каким-то волшебным образом оказалось на моем столе полчаса назад, когда в кабинет вошла Эмери. Я узнал об этом по цоканью ее каблучков, а не потому, что обернулся.
Она подошла ко мне сзади и обняла.
– Просто какой-то безумный день.
– Да. Спасибо за все. За обед, кофе, за то, что отвечала на звонки целый день. В общем, за все.
Она прижалась головой к моей спине.
– Не за что. Мы отличная команда. Надеюсь, ты тоже так думаешь?
Я закрыл глаза. Проклятье. Просто сорви пластырь одним резким движением, Дрю, чертов малодушный слюнтяй. Немедленно сорви!
Я сглотнул и повернулся к ней лицом:
– Эмери… Я не создан для того, чтобы работать в команде.
Она засмеялась, возможно, еще не осознавая, что я говорю. Потом подняла глаза и увидела мое мрачное лицо. Ее улыбка потухла.
– О чем это ты говоришь? Ты просто замечательный командный игрок. Я подстраховываю тебя, когда это нужно, и ты делаешь то же самое для меня.
Срывай этот проклятый пластырь. Немедленно!
– Нет, Эмери. Ты лишь выполняешь те функции, которые обычно выполняет сотрудник для работодателя. Мы с тобой вовсе не команда.
Она выглядела так, словно я ее ударил. Пухлая нижняя губка дрогнула, а потом она вдруг собралась – все ее поведение изменилось. Руки, висевшие непринужденно по сторонам тела, сложились в защитное положение перед грудью, и она выпрямила спину. Самое отвратительное было то, что я мгновенно возбудился, увидев, как она перешла в боевую стойку. В конце концов, наши близкие отношения начались как раз с того, что мы ожесточенно поспорили. Но сейчас было явно не время и не место отключить голову и думать членом.
– Каждые отношения проходят через периоды, когда одному человеку надо опереться на другого. Когда-нибудь наступит день, когда мне придется опереться на тебя.
Ясно, это в ней заговорил консультант по семейным отношениям, и я понял, что надо действовать жестко. Вместо того чтобы срывать пластырь, я нанес новую рану:
– Не хочу, чтобы ты рассчитывала на мою помощь, Эмери. Я хочу разорвать все отношения между нами.
Она отступила на шаг, а я собрал в кулак всю свою решительность и нанес последний удар:
– Мой сын для меня главное в жизни. Ни для чего другого в ней места нет.
Эмери произнесла едва слышным шепотом:
Читать бесплатно другие книги:
