Козырные тузы Желязны Роджер

Виктор Милан

Не без помощи друзей

«ОПАЛЬНЫЙ УЧЕНЫЙ ЗВЕРСКИ УБИТ В СВОЕЙ ЛАБОРАТОРИИ», — сообщал заголовок.

— Видели бы вы, что пишут в «Дейли ньюс», — пожаловалась она.

— Милая девушка, — Тахион брезгливо отодвинул растрепанную «Нью-Йорк тайме» и откинулся назад на своем вращающемся стуле, — я не полицейский. Я — врач.

Она нахмурилась и откашлялась, негромко и нервно.

— Вас считают отцом и покровителем Джокертауна. Если вы не вмешаетесь, ни в чем не повинного джокера посадят за убийство.

Теперь настала его очередь хмуриться. Он зацепился высоким каблуком сапога за металлический край стола.

— У вас есть доказательства? Если есть, вам прямая дорога к адвокату этого бедолаги.

— Нет. У меня нет доказательств.

Он вытащил из вазы, которая стояла у его локтя, желтый нарцисс, покрутил его перед носом.

— Интересно. Вы настолько проницательны, что решили сыграть на моем чувстве вины.

Девушка улыбнулась в ответ, отрицательно махнула рукой — со стремительностью лесного зверька, почти украдкой, но при этом слегка чопорно. Тахион неожиданно подумал о том, как сильно он врос корнями в этот мир; сначала его посетительница показалась ему болезненно худой, и лишь сейчас он понял, насколько близко девушка подошла к хрупкому и блеклому такисианскому идеалу красоты. Почти альбиноска, кожа бледная, как бумага, светлые, практически бесцветные волосы, совсем прозрачные голубые глаза. Одежда, по его мнению, довольно невыразительная: персикового цвета строгий костюм, простая белая блузка; на шее висела цепочка, такая же бледная и тонкая, как ее волосы.

— Это моя работа, доктор, и вам об этом отлично известно. Мне по должности положено знать, что происходит в Джокертауне.

Сара Моргенштерн считалась в «Вашингтон пост» экспертом по тузам с тех самых пор, как десять лет назад освещала джокертаунское восстание, за что удостоилась номинации на Пулитцеровскую премию.

Он ничего не ответил. Девушка опустила глаза.

— Клецка никогда бы этого не сделал, такой тихоня просто не смог бы никого убить. Он ведь умственно отсталый, понимаете?

— Я знаю.

— Он живет с джокером по имени Глянец на Элдридж-стрит. Глянец присматривает за ним.

— И он невиновен.

— Как дитя. Ну, в семьдесят шестом его арестовали за нападение на полицейского. Но тогда было… совершенно другое дело. Он… тогда это просто носилось в воздухе. — Казалось, Сара хотела что-то добавить, но потом передумала.

— Это точно. — Тахион склонил голову. — Похоже, вас это задело не на шутку.

— Я не могу видеть, как обижают Клецку. Он напуган и ничего не понимает. Я просто не могу сохранять обычную журналистскую объективность.

— А полиция? Почему вы не обратитесь к ним?

— Им нужен подозреваемый.

— Но ваша газета? Она имеет вес.

Сара откинула за спину бесцветные волосы.

— Доктор, я могу написать разгромную статью. Возможно, нью-йоркские газеты поддержат тему. Не исключено, что заинтересуется даже «Сиксти минутс».[12] Пройдет волна общественных протестов, и правосудие восторжествует. А он все это время будет сидеть в тюрьме Тумс, доктор. Ребенок, одинокий и напуганный. Вы представляете себе, каково это — быть несправедливо обвиненным, незаслуженно лишиться свободы?

— Да. Представляю.

Она закусила губу.

— Я забыла. Простите.

— Ничего страшного.

Тахион наклонился вперед.

— Я занятой человек, милая девушка. На мне держится целая клиника. Я продолжаю попытки убедить власти, что если мы отразили первое вторжение Прародительницы Роя, то это еще не значит, что она просто улетит обратно. Может быть, сейчас она готовится к новому, еще более ужасному нападению. — Он вздохнул. — Ладно. Думаю, я должен этим заняться.

— Вы поможете?

— Помогу.

— Слава богу.

Tax поднялся, обошел стол и встал рядом с ней. Девушка чуть запрокинула голову, забавно приоткрыла губы, и у него появилось впечатление, что Сара пытается быть соблазнительной, не вполне представляя, как это делается.

Что она затеяла? Не в его правилах было отвергать приглашение, исходившее от столь привлекательной женщины, но за ее поведением крылось что-то непонятное, и это настораживало Тахиона, воспитанного в такисианских традициях кровной мести. Не то чтобы он чуял угрозу, скорее — какую-то тайну, а для представителя его касты это само по себе было угрожающим.

Подчиняясь внезапному порыву и раздосадованный тем, что девушка предлагает ему себя, но так, что принять это предложение совершенно невозможно, такисианин протянул руку к вырезу ее блузки и вытащил оттуда цепочку. Показался простенький серебряный медальон с выгравированными на нем инициалами «А. У.». Сара попыталась прикрыть его ладонью, но он с кошачьим проворством раскрыл створки.

Внутри оказалась фотография девочки, совсем юной, не старше тринадцати лет. Волосы у нее были соломенного цвета, лицо пухлее, ухмылка заносчивей, но во всем остальном ее сходство с Сарой Моргенштерн было неоспоримо.

— Это ваша дочь?

— Моя… моя сестра.

— С инициалами «А. У.»?

— Моргенштерн — фамилия моего бывшего мужа. Я не стала менять ее после развода. — Она отвернулась чуть в сторону: колени крепко сжаты, плечи сгорблены. — Ее звали Андреа. Андреа Уитмен.

— Звали?

— Она умерла.

Его гостья стремительно поднялась.

— Простите.

— Это было очень давно.

— Дядя Тахи! Дядя Тахи!

Едва он ступил на порог лавчонки «Космическая Тыква» («Пища для тела, разума и духа») на улице Фиц-Джеймса О'Брайена на границе Джокертауна и Вилледж, как белокурая девочка ткнулась ему в ноги и оплела их, словно водоросль. Он со смехом наклонился и сгреб ребенка в охапку.

— А что ты мне принес, дядя Тахи?

Он порылся в кармане пальто, вытащил оттуда карамельку.

— Только не говори папе, что это я тебе дал.

Она с торжественной серьезностью закивала.

Тахион понес ее внутрь, в дружескую суматоху, внутри у него все сжималось. Невозможно поверить, что эта хорошенькая девятилетняя девочка была умственно отсталой, обреченной вечно оставаться на уровне четырехлетки.

С Клецкой — тридцатилетней громадиной более чем двухметрового роста, почти сферической массой белесой плоти — ему почему-то было легче. Безволосый, с расплывшимися чертами лица и слезящимися глазами-изюминами, он не помнил никакого другого имени, кроме своего жестокого прозвища. Клецка был перепуган и скучал по мистеру Глянцу и мистеру Бенсону, продавцу газет, который жил этажом ниже, он хотел трансформер, который Глянец купил ему совсем незадолго до того, как пришли те люди и забрали его. Он хотел домой, прочь от этих чужих злых людей, которые тыкали в него пальцами и дразнили его, и был так трогательно благодарен Тахиону за то, что тот пришел проведать его. Когда такисианин уходил из грязно-зеленой комнаты свиданий тюрьмы Тумс, великан цеплялся за его руку и рыдал, как дитя.

Тахион тоже расплакался, но потом, когда Клецка уже не мог его видеть.

Но Клецка был явным джокером, жертвой вируса дикой карты, который занес в этот мир собственный клан Тахиона. Детка Медоуз физически была прелестным ребенком, самим совершенством даже по суровым канонам благородных семейств Ильказамов, Алаа или Калимантари, и обладала более кротким характером, чем любая из дочерей Такиса. И все же она была искалечена не меньше Клецки и по суровым меркам родины Тахиона считалась ничуть не меньшим уродом — и, как и он, была бы безжалостно уничтожена.

Он огляделся по сторонам. Парочка секретарш у окна клевала свой запоздалый обед под охраной щербатой деревянной фигурки индейца с ящичком сигар под мышкой.

— Где твой папа?

Ее рот был занят карамелькой, и она махнула головой в сторону лавки.

— На что это ты пялишься, приятель? — осведомился чей-то голос.

Tax захлопал глазами и только сейчас заметил крепкую молодую женщину в перепачканной серой трикотажной рубашке с эмблемой нью-йоркского городского университета, стоявшую за стеклянной витриной с деликатесами.

— Прошу прощения?

— Послушай, ты, шовинист проклятый, знаю я вас. Хватит пялиться.

Тахион запоздало вспомнил подменяющую друг друга парочку служащих Марка Медоуза.

— Э-э… Бренда, я не ошибся? — Воинственный кивок. — Послушайте, Бренда, уверяю вас, я вовсе не хотел на вас смотреть.

— Ой, брось. Я не какая-нибудь жеманница вроде Соколицы и совсем не в твоем вкусе. Я из тех женщин, на которых мужики вроде тебя даже не смотрят.

Она провела рукой по жесткому ежику рыжеватых волос, которые у корней были чайного цвета, и фыркнула.

— Док!

На пороге лавки выросла знакомая долговязая фигура.

— Марк, до чего же я рад тебя видеть, — с чувством проговорил Тахион. Он поцеловал Детку в лоб, взъерошил заплетенные в косичку волосы и осторожно опустил девочку на грязный линолеум. — Беги поиграй, малышка. Я хочу поговорить с твоим отцом.

Она упорхнула.

— Найдется минутка, Марк?

— Ну конечно! Для тебя — всегда найдется, дружище.

Пара подростков в кожаных куртках и со стоящими торчком волосами странно затихли среди курительных принадлежностей и старых плакатов, но Медоузу была чужда подозрительность. Он кивнул на столик у дальней стены, прихватил чайник и пару кружек и присоединился к нему — расхлябанной походкой, слегка покачивая головой на ходу. На нем была давным-давно вышедшая из моды розовая рубаха, кожаная жилетка с бахромой и пара широченных выцветших клешей. Светлые, до плеч волосы стягивал плетеный кожаный ремешок.

— Чем могу помочь, дружище? — спросил Марк, и его глаза за стеклами очков в тонкой оправе радостно засияли.

Тахион поставил локти на стол и поджал губы, глядя, как Марк разливает чай.

— Джокера по имени Клецка арестовали за убийство. Ко мне пришла одна молоденькая журналисточка, которая утверждает, что он невиновен. — Доктор перевел дух. — Я сам тоже в это верю. Он очень тихий, несмотря на свои великанские размеры, отталкивающий вид и метачеловеческую силу. Он… он умственно отсталый.

Такисианин немного подождал, чувствуя, как бешено колотится сердце, но Марк сказал лишь:

— Тогда, дружище, выходит, его просто кто-то подставил. Почему легавые говорят, что это он?

«Легавые» прозвучало вполне нейтрально.

— Убитый — доктор Уорнер Фред Уоррен кропал статейки по популярной астрономии — это еще мягко сказано — в разные желтые издания. Ну, например, в прошлом году он написал статью, которая называлась: «СПИД принесла комета Когоутека?»

Марк поморщился. Он был не какой-нибудь обычный хиппи, презирающий науку или не доверяющий ей. И потом, он пришел в движение поздно, когда все в Бэйэриа уже утратили веру во «Власть цветов» и переметнулись к Сталину.

— Последнее предсказание доктора Уоррена гласило, что Земле грозит столкновение с астероидом, которое положит конец всей жизни на планете — или по меньшей мере цивилизации в том смысле, в каком мы ее понимаем. Это заявление вызвало бурную полемику — просто удивительно, какое значение вы, земляне, придаете таким глупостям. Полиция предполагает, что Клецка услышал, как его друзья говорят об этом, перепугался и однажды ночью проник в лабораторию ученого и там избил до смерти. Это было на прошлой неделе.

Марк негромко присвистнул.

— Улики есть?

— Трое свидетелей. — Tax помолчал. — Один из них уверенно опознал в Клецке человека, которого он видел выходящим из дома Уоррена в ночь преступления.

Марк отмахнулся.

— Не проблема. Мы вытащим его из тюряги, дружище.

Тахион открыл рот, потом закрыл. Наконец он сказал:

— Нам нужно знать, что еще они подшили к делу. Полиция не горит желанием делиться этими сведениями. Мне практически велели не совать нос не в свое дело!

Голубые глаза Марка исчезли из поля зрения Тахиона. Он отпил из своей чашки. Чай оказался терпким и бодрящим, с привкусом мяты.

— Я знаю, как тебе помочь ему. У Клецки, того, есть адвокат?

— Только тот, которого предоставляет государство.

— Почему бы тебе не связаться с ним и не предложить свои услуги в качестве добровольного медэксперта?

— Превосходная мысль. — Он вопросительно взглянул на друга, склонив голову, как любопытная птица. — Как ты до этого додумался?

— Не знаю, дружище. Просто пришло в голову. И где, того, вступаю я?

Tax внимательно разглядывал столешницу. Вокруг слышалось негромкое позвякивание вилок о керамическую посуду. Он пришел сюда за тем ободряющим воздействием, которое Марк оказывал на его настроение. И все-таки…

Он не знал, с чего начать; ведь он не был, о чем и сказал Саре, детективом. С одной стороны, Марк Медоуз, Последний Хиппи, на первый взгляд казался ничуть не более подходящим кандидатом на роль сыщика, однако он был еще и Маркусом Аврелиусом Медоузом, доктором наук, самым выдающимся из всех ныне живущих биохимиков. До того как бросить науку, он совершил несколько крупных открытий и заложил основу для множества других. Его друг — настоящий гений — был приучен наблюдать и думать. Кроме того, Тахиону нравился покрой его костюма, чего для такисианина было почти достаточно.

— Ты уже помог мне, Марк. Это ведь твоя планета Ты разбираешься в ее жизни куда лучше меня. — «Хотя я прожил на ней дольше», — вдруг понял он. — К тому же у тебя есть друзья. Ты знаешь еще… э-э… кого-нибудь кроме тех двоих, которых мы видели на корабле моего кузена?

Марк кивнул.

— Пока что еще троих.

— Хорошо. Надеюсь, они окажутся более сговорчивыми, нежели те двое.

Тахион очень надеялся, что у той или иной альтернативной личности Капитана окажутся какие-нибудь умения, которые могут быть полезными. Какую службу, например, мог бы сослужить угрюмый дельфинообразный Водолей? И даже ради спасения бедного Клецки он еще не был готов в ближайшем будущем выносить общество напыщенного Космического Странника.

Такисианин со скрежетом отодвинул стул и поднялся.

— Что ж, будем играть в детективов вдвоем.

Парнишка в камуфляжных штанах и повязке а-ля Рембо на голове стоял на углу Гестер-стрит и Боуэри, пытаясь расправить страницы журнала, которые рвал ветер. Tax заглянул ему через плечо. Заголовок кричал: «Доктор Смерть: самодельный киборг-наемник сражается с красными в Сальвадоре».

Парнишка поднял глаза на двух мужчин, которые остановились у газетного лотка рядом с ним, и его худощавые пуэрториканские черты угрожающе заострились. Потом выражение его лица, словно жидкий воск, переплавилось в ужас. Его взгляд упирался в центральную пуговицу желтого жилета. Выше красовался гигантский зеленый галстук-бабочка в крупный желтый горох, стягивавший воротничок розовой сорочки. По бокам свисали фалды пурпурного фрака. Пурпурный же цилиндр с зеленой лентой, украшенной золотыми символами мира, грозил запутаться в низких молочно-серых облаках. Затянутые в желтую кожу перчаток пальцы вскинулись в знаке «V».

— Мир, — произнес носатый нортеамерикано, чье лицо маячило где-то наверху среди всего этого великолепия.

Парнишка бросил журнал продавцу и убежал. Капитан Глюкс захлопал глазами ему вслед, задетый за живое.

— Что я такого сказал, дружище?

— Неважно, — фыркнуло существо за прилавком. — Он все равно ничего бы не купил. Чем могу помочь, доктор? И вашему колоритному другу?

— М-м, — заметил Марк, принюхиваясь, отчего его ноздри затрепетали. — Свежий попкорн.

— Это я, — сказал Джуб. — Я так пахну.

Тахион поморщился.

— Здорово!

Похожие на стеклянные бусины глазки уставились на него, иссиня-черная кожа на лбу собралась в недоуменные складки: ни дать ни взять гора в замешательстве. Потом он расхохотался.

— Я понял! Вы — хиппи.

Капитан Глюкс просиял.

— Прямо в точку, дружище.

Жирные складки на теле продавца заходили ходуном.

— Молодчина, старина Джуб, — проревел он. — Я — Морж. Приятно познакомиться.

Владелец киоска действительно походил на моржа: пять футов складчатого жира, большая круглая голова, покрытая произвольно разбросанными по ней пучками волос, похожими на порыжевшие от времени бритвенные помазки; она плавно перетекала в ворот желто-черно-зеленой гавайской рубаки без какого-либо намека на шею. Из углов рта у него торчали маленькие белые клычки. Морж протянул Капитану мультяшную руку с четырьмя пухлыми пальчиками, которую тот с воодушевлением пожал.

— Это Капитан Глюкс, мой новый соратник. Капитан, познакомьтесь с Джубалом Бенсоном. Джуб, нам нужно кое-что у тебя узнать.

— Валяйте.

Он подмигнул Капитану.

— Что тебе известно о джокере по имени Клецка?

Джуб нахмурился, как огромная туча.

— Его подставили. Этот парнишка и мухи не обидит. Он живет в одном доме со мной. Я чуть не каждый день его вижу… видел, пока все это не приключилось.

— Он, того, не мог услышать, как кто-нибудь болтает о столкновении Земли с астероидом, и взбелениться? — уточнил Глюкс.

Холодный ветер, который еще не понял, что уже наступила весна, прибил к его ногам брошенный кем-то обрывок газеты. Капитан не замечал ни его, ни холода.

— Да если бы он что-нибудь такое услышал, то забился бы под собственное пальто и носа не показал бы оттуда, пока кто-нибудь не убедил бы его, что над ним просто пошутили. Его что, в этом обвиняют?

Глюкс кивнул.

— Вам надо потолковать с Глянцем. Он снимает квартиру, кормит Клецку и ухаживает за ним. У него сапожная будка дальше по Боуэри рядом с Деланси — там туристов больше.

— Он сейчас там? — поинтересовался Тахион.

Джуб взглянул на часы с Микки Маусом, ремешок которых почти исчезал в складках на его смоляном запястье.

— Обеденные перерывы везде уже кончились, так что он скорее всего сейчас сам ушел на обед. Он должен быть дома. Квартира шесть.

Тахион поблагодарил его. Глюкс важно приподнял цилиндр.

— Док!

— Да, Джубал.

— Лучше разобраться с этим делом побыстрее. Летом здесь может стать очень жарко, если Клецку засадят. Говорят, Гимли вернулся.

Тахион вскинул бровь.

— Том Миллер? Мне казалось, он был в России.

Морж заговорщицки постучал пальцем по ноздре широкого плоского носа.

— И я об этом, док. И я об этом.

— Я нашел его… э-э… лет пятнадцать, нет, шестнадцать тому назад. — Человек по прозвищу Глянец сидел на койке в единственной комнате крошечной квартирки на Элдридж-стрит и раскачивался взад-вперед, зажав ладони между костлявыми коленями. — Это было в семидесятом году. Зимой. Он сидел у помойки за магазином масок и ревел белугой. Его мамаша отвела его туда и там бросила.

— Дружище, какой кошмар, — вздохнул Глюкс.

Они с Тахионом так и остались стоять. Койка Глянца и большой обитый грязным тиком матрас на тщательно выметенном полу были единственной мебелью в этой комнате.

— О, думаю, я могу ее понять. Ему тогда было одиннадцать или двенадцать, но он уже был вдвое выше меня и сильнее почти любого мужчины. Должно быть, с ним приходилось туго.

Он был довольно миниатюрным для землянина, ниже ростом, чем Tax. Издалека он казался ничем не примечательным чернокожим лет пятидесяти, с сединой в курчавых волосах и золотым вставным зубом. Но на близком расстоянии его кожа сияла неестественным блеском, похожим на обсидиановый.

— Это что-то вроде саморекламы, — пояснил он Глюксу, когда Тахион представил их друг другу. — Привлекает в мою будку клиентов.

— Клецка хорошо ориентировался в городе без посторонней помощи? — спросил Тахион.

— Он вообще никак не ориентировался. В Джокертауне еще куда ни шло: всегда находились джокеры, готовые помочь ему, понимаете, приглядеть, чтобы он не заблудился. — Глянец надолго уставился на солнечное пятно, в котором на боку валялась маленькая металлическая моделька «Феррари». — Говорят, что он убил того ученого где-то у Центрального парка. Да Клецка и был-то в парке всего дважды. А об астрономии вообще понятия не имеет. — Он зажмурился. Из-под ресниц потекли слезы. — Ох, доктор, вы должны что-то сделать. Этот малыш, он мне как сын, и он страдает. А я ничем не могу ему помочь.

Тахион переступил с ноги на ногу. Капитан вытащил из петлицы на лацкане маргаритку, присел на корточки и протянул ее Глянцу.

Всхлипывая, чернокожий человек открыл глаза. Они мгновенно сузились в подозрении и замешательстве. Глюкс все сидел на корточках с протянутым цветком, спустя мгновение Глянец взял его. Капитан сжал его руку, и на его пальцы капнула слезинка.