Зажечь небеса Скотт Эмма

Глава третья

Отем

Социальным работником, приставленным к Уэстону, оказалась светловолосая молодая женщина с приятным голосом по имени Эллен. Она провела Дрейков, Руби и меня в отделение интенсивной терапии; последним шел Коннор – вид у него был, как у человека, которого сейчас казнят на электрическом стуле.

– В данный момент Уэса размещают в палате интенсивной терапии, – говорила Эллен, указывая на зал ожидания, за которым находилась пара двойных дверей. – Доктора говорят, что он находится в стабильном состоянии, и все жизненные показатели в норме. Врачи надеются, что завтра его уже можно будет вывести из комы.

– Большое вам спасибо, – сказала миссис Дрейк. Она посмотрела на сына – Коннор сел в стороне от всех, ссутулился и низко опустил голову. Его левая рука покоилась на колене, правой рукой он закрывал глаза. Вся его поза так и кричала: оставьте меня в покое. Каждая линия его тела ясно говорила, что Коннор сейчас предпочел бы оказаться подальше отсюда.

Удушающее чувство вины нависло над нами, медленно высасывая из окружающего пространства кислород, удушая Коннора, меня, миссис Дрейк – сегодня муж оставил ее разбираться с кризисом в одиночку. Только Руби, единственный человек с чистой совестью из всей компании, могла свободно дышать.

– Опять ожидание. Да сколько же можно. Ничего не отвечают, только и слышишь что «пожалуйста, подождите». Как же надоело ждать!

В зал ожидания влетела мать Уэстона.

Миранда Тёрнер была одета в обтягивающие джинсы и фиолетовый с белым (цвета Амхерста) свитшот. Ни макияжа, ни украшений, волосы собраны в неряшливый хвостик. Пол Уинфилд, с которым она встречалась уже без малого год, обнимал ее за плечи.

– Здравствуй, Миранда, – сказала миссис Дрейк, поднимаясь на ноги.

Мать Уэстона ударилась в слезы.

– О, Виктория! – рыдала она, крепко обнимая сенатора. – Что они сделали с моим мальчиком?

– Знаю, это тяжело. Постарайся успокоиться, – проговорила миссис Дрейк. Она отстранилась и теперь удерживала Миранду за плечи. – Нам нужно быть сильными ради Уэса.

Миранда заметила Коннора, и ее лицо вновь исказилось.

– О, дорогой. – Она обняла его, стараясь не задеть раненую руку, потом сжала лицо Коннора ладонями. – Только посмотри на себя. Что сделали с моими мальчиками? Твоя улыбка исчезла, мой Уэс весь изрешечен пулями, и мне ничего не говорят.

На скулах Коннора заходили желваки, он высвободился из объятий Миранды, но та была слишком поглощена своим горем и не заметила его реакции. Она принялась расхаживать туда-сюда по маленькому помещению.

– Мы все стараемся сохранять спокойствие, помнишь? – обратился к ней Пол. Он протянул руку Коннору. – Рад, что ты вернулся, солдат. И благодарю за службу.

Коннор сел немного ровнее, на его лице промелькнуло нечто вроде гордости.

– Спасибо, – хрипло сказал он, пожимая Полу руку. Он заговорил впервые с тех пор, как покинул свою палату, и я прониклась горячей благодарностью к Полу.

Я подошла к Миранде.

– Здравствуйте, миссис Тёрнер. – Мне так жаль.

– О, милая, мне тоже жаль, – воскликнула она, заключая меня в объятия. – Привет, Руби, – поприветствовала она мою подругу поверх моего плеча. – Что за бардак. Мой бедный малыш. В Германии он уже перенес три операции. Три. А потом они взяли и ввели его в кому?

– Ради его же безопасности, Миранда, – напомнил Пол. – Чтобы он оставался стабилен.

– Ну, и где же он? Что вообще происходит?

– Его размещают в отделении интенсивной терапии, – сказала миссис Дрейк. – Скоро мы сможем его увидеть.

– Они только это и твердят и больше ничего. – Миранда повернулась к Коннору и слезливым голосом запричитала: – Что там произошло?

Миссис Дрейк вклинилась между сыном и Мирандой.

– Думаю, будет лучше, если сейчас мы все поддержим Уэса, – сказала она. – Коннору известно не больше твоего.

– Он был вместе с Уэсом на поле боя, – возразила Миранда. – Они вместе проходили лечение в Германии. Что произошло, дорогой?

В ее голосе не было и намека на обвинение, но от каждого ее слова Коннор вздрагивал. Его перекошенное от ужаса лицо еще сильнее исказилось от боли, взгляд стал отсутствующим.

– Разорвалась граната, – пробормотал он. – Я не успел добраться до маленького мальчика, не смог его спасти. Уэс побежал за мной и заслонил меня. Это моя вина…

– Довольно, – резко сказала миссис Дрейк. Она метнула гневный взгляд на Миранду, но губы у нее дрожали.

У Миранды округлились глаза, она сделала шаг назад.

– Хорошо, хорошо, ты права. Сейчас не время. Мне просто страшно, понимаешь? Я так напугана…

Она ударилась в слезы. Пол обнял ее и усадил на стул.

– Я понимаю, ты напугана, – ответила миссис Дрейк со вздохом, потом села и закинула ногу на ногу. – Мы скоро его увидим, и доктора ответят на все твои вопросы.

– Они уже много дней кормят меня подобными обещаниями, – пробормотала Миранда.

Тут в комнату вернулась Эллен.

– Осталось недолго, – объявила она.

– Насколько недолго? – поинтересовался Пол.

– Около часа. – Она оглядела собравшихся, и взгляд ее задержался на Конноре. – Кому-нибудь чего-нибудь принести? Воды или кофе?

Миссис Дрейк привстала.

– Коннор, дорогой?

Но молодой человек опять ссутулился, сидел, опершись локтями о колени и закрыв лицо руками.

Миссис Дрейк снова села.

– Нет, спасибо, Эллен.

Я подумала, что в больницах время идет не так, как в реальном мире. Один час тянулся, как три, но вот наконец к нам вышел высокий – под два метра, не меньше – врач: лет тридцати, с добрым лицом и светло-каштановыми волосами. Он непринужденно улыбался, но взгляд у него был острый, цепкий и умный.

– Здравствуйте, я доктор Ковальчик, – представился он. – Ефрейтор Тёрнер размещен в палате интенсивной терапии. Можете звать меня доктор Кей. – Он посмотрел на Пола и Миранду. – Вы его родители?

– Я – Миранда, его мама, – ответила Миранда. – Пол мой бойфренд, хотя по-хорошему лучше бы отцом Уэса был он, а не гнусный трус, которого мальчик получил взамен.

Под воздействием дружелюбия доктора Кея ее слова прозвучали не так горько, как обычно, гнев слегка поубавился.

Я не представляла, как человек может излучать столько умиротворения и уверенности, однако Миранда моментально успокоилась, да и мне стало легче на душе. По крайней мере, Уэстона будет наблюдать хороший врач.

Доктор Кей присел на стул рядом с Мирандой и сложил руки на коленях.

– Я знаю, на вас обрушилось нешуточное потрясение, – сказал он, – не говоря уже о том, что вы долго пребывали в неведении. Но ефрейтор Тёрнер…

– Уэс, – перебила Миранда. – Можете называть его Уэсом.

– Хорошо, – не стал спорить доктор Кей. – Жизненные показатели Уэса внушают оптимизм, и если на протяжении ночи он останется в таком же стабильном состоянии и не преподнесет нам сюрпризов, завтра утром мы выведем его из искусственной комы. Как только он придет в сознание, мы сможем провести ряд тестов, дабы определить масштаб и серьезность его ранений. Договорились?

– Его спина, – проговорила Миранда. – Его ранили в спину. Сказали, одна из прошедших в Германии операций была на его позвоночнике…

Окончание ее боязливого вопроса повисло в воздухе, подобно черному облаку.

Доктор Кей сложил ладони «домиком».

– Это верно. Команда медиков Ландштульского центра удалила пулю, засевшую в третьем позвонке поясничного отдела позвоночника. Пуля сдавила спинной мозг, но не разорвала его. Однако из-за отека и трещины в позвонке можно с уверенностью сказать, что ранение серьезное. Но окончательный диагноз мы пока не знаем.

«Повреждение спинного мозга» – эти слова раскаленной иглой вонзились мне в сердце, и у меня перед глазами возникла картина: Уэстон, согнувшись, замер перед стартовой чертой. Прогремел выстрел, но вместо того чтобы сорваться с места, Уэстон упал…

Я поежилась. «Боже мой, Уэстон…»

– Поясничный отдел позвоночника? – переспросил Пол. – То есть нижняя часть спины?

Доктор Кей кивнул.

– Верно. – Он указал на свою спину, чуть выше талии. – Но, как я уже сказал, мы не можем определить, насколько сильно поврежден позвоночник, пока не проведем дополнительные обследования, а для этого Уэс должен быть в сознании. Прямо сейчас наша задача – вывести его из комы без вреда для Уэса. Уверен, вам всем не терпится его увидеть.

– Да, благодарю вас, доктор, – воскликнула Миранда. – Я просто истосковалась.

Доктор Кей похлопал ее по плечу и повернулся к нам.

– Вы все – члены семьи?

– Они как семья, – ответила Миранда. – Все они.

– К нему можно зайти ненадолго, и нужно вести себя тихо, но вы все сможете его увидеть через несколько минут. Он всё еще спит под воздействием лекарств, поэтому не ждите, что он сможет с вами побеседовать. Ну что же, идем?

Следом за доктором Кеем мы вошли в двойные двери и зашагали по коридору отделения интенсивной терапии. Я старалась ни о чем не думать, точнее, отказывалась думать о том, что сказал нам доктор Кей. Я поклялась не паниковать и не поддаваться страху, хотя меня ужасала мысль о поврежденном позвоночнике Уэстона.

Стены в отделении интенсивной терапии были украшены американскими флагами и большими, вставленными в рамки фотографиями военных. Сотрудники клиники сновали туда-сюда. Звонили телефоны. Мы проходили мимо палат, в которых лежали подключенные к каким-то аппаратам пациенты: над ними склонялись врачи и медсестры, а рядом сидели члены семей.

Здесь повсюду витало то же ощущение, что и в Небраске: как будто я пересекла черту между жизнью и смертью, только на этот раз ставки были еще выше, и я не могла отделаться от мысли, что работающие здесь доктора и медсестры так же отважны, как сами солдаты.

Доктор Кей остановился возле палаты номер 220.

– Помните, ведем себя спокойно и тихо, – напомнил он и шагнул в сторону, пропуская нас.

Руби подалась назад и взяла меня за руку.

– Я буду здесь, ладно? Иди, повидай его. Если тебе понадобится моральная поддержка, я рядом.

Я кивнула.

– Да, хорошо. Спасибо, Руби.

Изголовье кровати находилось ближе к двери, так что Уэстон лежал ногами к окну. Слева от него стояло несколько капельниц. Вздыхал и пищал аппарат искусственной вентиляции легких. Монитор на стене отображал бегущие то вверх, то вниз разноцветные линии: пульс, кровяное давление и еще какие-то неизвестные мне показатели.

Миранда прижала пальцы к губам.

– О, мой малыш, – прошептала она, не отнимая руку ото рта. – Мой милый малыш…

У меня участился пульс, а руки сами собой сжались в кулаки.

«Миранда, Богом клянусь… Заткнись, а не то я завизжу».

Пол приобнял Миранду за плечи и провел вглубь палаты, мимо стоящих возле кровати аппаратов, чтобы мы тоже могли зайти внутрь. Коннор едва глянул на Уэстона, потом быстро прошел к окну и сел на широкий, низкий подоконник, обитый тканью.

Я стояла рядом с миссис Дрейк, ее губы плотно сжались, когда она посмотрела на Уэстона.

– Кажется, он выглядит хорошо, – сказала миссис Дрейк. – Он держался всё это время…

Она осеклась и отвернулась.

Я не могла отвести взгляд. Стоило мне посмотреть на Уэстона, и все клятвы не падать духом оказались позабыты. Верхняя половина его кровати была чуть-чуть приподнята, он лежал бледный и изнуренный, укрытый простынями. Его светлые волосы стали тусклыми и ломкими. От обеих рук и от живота тянулись трубки. Эндотрахеальную трубку прикрепили к лицу специальным медицинским скотчем, и казалось, что его рот открыт в немом крике. Глаза Уэстона, его прекрасные глаза цвета океана, были закрыты. Он лежал совершенно неподвижно, только грудь поднималась и опускалась благодаря аппарату искусственной вентиляции легких.

Я сделала глубокий вдох, прикоснулась к его руке и тихо прошептала:

– Привет, Уэстон.

Я старалась говорить мягко. Потом села в небольшое кресло, стоявшее возле кровати.

В маленькой палате повисла тишина, никто не решался заговорить, наверное, потому, что нам было нечего сказать. Миранда плакала на плече у Пола. Коннор смотрел в окно.

– Нужно дать ему отдохнуть, – в конце концов произнесла миссис Дрейк. – Да и нам самим нужно поспать. Завтра большой день.

Миранда наклонилась и поцеловала сына в щеку.

– Ты поправишься, малыш. Обязательно. Ты обязан выздороветь.

Они с Полом медленно побрели к двери. Миссис Дрейк повернулась, чтобы последовать за ними, потом посмотрела на меня и спросила:

– Ты идешь, дорогая?

– Через минутку, – ответила я. Мне вдруг стала невыносима мысль о том, чтобы оставить Уэстона лежать здесь одного.

– Коннор?

Коннор медленно повернул голову, посмотрел на мать, потом наконец на Уэстона.

– Я еще посижу здесь.

Дверь тихо закрылась, и мы остались втроем. Потом Коннор добавил:

– Я должен попрощаться.

Глава четвертая

Отем

Я резко вскинула голову.

– Что?

Коннор не сводил мрачного взгляда с Уэстона.

– Это я с ним сделал. – Он покачал головой. – Уэс здесь из-за меня.

– Коннор, это не твоя вина.

– Он вступил в армию из-за меня, чтобы меня защитить – и посмотри, к чему это привело. Он побежал за мной, когда я пытался спасти ребенка. Уэс видел, что уже слишком поздно, что того малыша не спасти. И я это знал, но мне нужно было стать кем-то. «Продемонстрировать ответственность». Брэдбери погиб, я не успел его спасти, поэтому попытался спасти того ребенка.

В глазах у него заблестели слезы, он отвернулся к окну и правой рукой стал машинально водить по массивной конструкции, охватывающей его левый локоть.

– Дело было безнадежное, но я не остановился. Я продолжал бежать, и Уэс побежал за мной. Боже, этот парень умел бегать. И он успел. Он был в полном снаряжении весом под сотню фунтов, я стартовал на пять секунд раньше его, а он всё равно меня догнал. И тот мальчик умер, потому что был обречен с самого начала. Было уже поздно его спасать, но Уэс спас меня. Он заслонил меня от взрыва, мать его, прикрыл меня собой, и все осколки достались ему. Вот почему я сейчас стою здесь, а он лежит там…

Он умолк, согнулся пополам, его плечи сотрясались от рыданий. У меня перед глазами всё поплыло от подступивших слез, я встала и обняла Коннора.

– Мне жаль, – пробормотала я, уткнувшись лицом ему в макушку. – Мне так жаль.

– Жаль? – не то прорыдал, не то огрызнулся Коннор.

– Жаль, что на твою долю выпали такие испытания…

– Мои испытания – ничто. Ты ничего не понимаешь, Отем. Черт возьми. Я ведь был там. На земле в Сирии, а потом в больнице в Германии. Я видел, что с ним сделали. Я видел, как его бедро развалилось чуть ли не пополам, как из него текла кровь. Я видел пулевые отверстия на его спине, знаю, сколько их было. Знаю, доктор Кей не говорит о том, насколько серьезно ранение Уэса, но он никогда не будет ходить, это как пить дать.

У меня в ушах зашумела кровь, я попятилась от окна. Мои ноги наткнулись на стоявший у кровати стул, и я плюхнулась на него. Ледяной ком в груди мгновенно разросся, мороз побежал по коже, дыхание перехватило. Я даже не могла моргнуть, из-за всплывшего в памяти видения: Уэстон бежит.

«Боже, этот парень умел бегать».

Он бежал, перепрыгивая через препятствия, он делал всего семь шагов, в то время как остальные бегуны делали восемь. Он прыгал с кошачьей грацией: одна нога взлетала вверх, другой Уэстон отталкивался от земли. Под бронзовой кожей перекатывались и растягивались мускулы. Вот Уэстон вырывается вперед в эстафете. Никто не мог с ним тягаться, потому что он был слишком быстрым, быстрее всех.

«Он был в полном снаряжении весом под сотню фунтов, я стартовал на пять секунд раньше его, а он всё равно меня догнал».

– Нет, – прошептала я, накрывая руку Уэстона своей. Все его сила, мощь и скорость исчезли, его пальцы стали вялыми и безжизненными. Я крепко сжала его ладонь и покачала головой. – Нет, не говори так, Коннор. Мы еще не знаем…

– Я знаю, – возразил Коннор хриплым голосом. – Знаю. Я слышал, что говорили немецкие врачи. Уэс не встанет с этой кровати, никогда не сможет стоять и ходить, больше никогда не примет участия ни в одном забеге. Никогда…

Я всё качала головой.

– Нет. Ты этого не знаешь. Его ввели в кому, чтобы стабилизировать. Доктора еще будут делать тесты, еще ничего не кончено. Они ничего не могут сказать наверняка, пока он не очнется.

– Я знаю, что слышал и что видел. Видел, что случилось по моей вине. – Коннор уронил голову на грудь. – С Уэсом покончено, Отем. – С ним всё кончено, черт побери.

– Не говори так! – воскликнула я, крепче сжимая руку Уэстона. – Ничего еще не кончено. Что бы ни случилось в будущем, он поправится.

– Ну а со мной покончено. Всё, привет. – Коннор встал, тыльной стороной ладони вытер один глаз, потом второй. – И с нами всё кончено.

Чувство вины пронизало меня, как удар тока, я отдернула руку от руки Уэстона, а Коннор направился к двери.

– Подожди. Ты что, уходишь?

– Я возвращаюсь в Бостон.

Я вскочила со стула и преградила ему путь.

– О чем ты говоришь? Ты не можешь оставить Уэстона вот так.

– Не могу оставаться здесь и видеть его в таком состоянии.

– Но… Коннор… – прошептала я. – Он же твой лучший друг.

– Ага, и погляди, до чего я его довел. – Он посмотрел на Уэстона сверху вниз, и на его скулах заходили желваки. – Я не могу здесь оставаться, – процедил он сквозь зубы. – Я еду домой.

Он сделал шаг к двери, но я его оттолкнула.

– А как же мы?

– Господи Иисусе, Отем. Нет никаких «нас» и никогда не было.

Меня словно ударили по лицу.

– Что это значит? О чем ты?

Вот только я прекрасно понимала, что он имеет в виду.

«Больше никаких секретов».

Я расправила плечи.

– Уэстон тебе рассказал, да?

– О чем?

– О том, что случилось в ночь накануне вашего отъезда на фронт.

Коннор нахмурился.

– Не знаю, о чем ты говоришь. В ту ночь я напился в стельку. – Потом его губы искривились в неприятной усмешке. – А что, той ночью я снова что-то испортил?

– Нет, я… – Во рту у меня пересохло. – Слушай, сейчас не самое подходящее время, чтобы об этом рассказывать. Всё так запуталось. Но я больше не могу жить с этими тайнами. Мы поцеловались, Уэстон и я. В ночь накануне вашего отъезда. – Я перевела дух и заставила себя договорить до конца. – Вообще-то, это было больше, чем просто поцелуй. Мы не переспали, но…

Одно долгое мгновение Коннор смотрел на меня с совершенно нечитаемым выражением лица, потом перевел взгляд на Уэстона, снова на меня и наконец издал хриплый, безрадостный смешок. Посмотрел в потолок и сказал:

– Господи боже.

– Прости, – сказала я. – Мне так жаль, Коннор. Я напилась, мне было страшно за вас обоих. Это не оправдание, но так уж вышло. И я беру на себя ответственность за свой поступок… – Я умолкла, потому что на лице Коннора отразилась злость. – Он тебе ничего не сказал, да?

– Ни черта он мне не рассказал.

– Я думала, ты из-за этого так расстроился, из-за меня.

– Из-за тебя? – Коннор покачал головой. – Ты не понимаешь, Отем. Мы с Уэсом…

– Что?

Коннор посмотрел на меня, в его зеленых глазах я прочитала бесконечную усталость.

– Ничего. Это не мое дело. Выходит, что это никогда не было моим делом. Я всегда лишний. Но я втянул тебя во всё это, и мне очень, очень жаль, Отем.

– О чем ты?

– Между нами всё кончено, – заявил Коннор. – И это к лучшему. Сейчас ты не понимаешь, но позже поймешь. Скоро.

Он направился к двери.

– Подожди, – окликнула я его. – Коннор, пожалуйста, не уходи вот так.

Он замер, уже взявшись за дверную ручку, потом проговорил:

– Я ухожу, а ты оставайся с Уэсом.

– Пожалуйста, не…