Темные сестры Пашнина Ольга

Глава 1

Мне не верилось, что в гробу лежала мачеха.

На ее похоронах мало кто плакал, но особой радости смерть Кристалл Кордеро тоже не вызвала. Она была не самой плохой мачехой, не самой глупой женщиной, не самым бесчестным партнером. Она могла не вызывать симпатию, но неизменно вызывала уважение. Может, поэтому ее похороны напоминали скорее торжественную вечеринку. Вуаль скрывала мое лицо, в особенности глаза, так что я могла беззастенчиво рассматривать собравшихся.

Как давно я не видела их…

Кайла, моя старшая сестра. Двадцать семь, выглядит моложе. Преподает теорию заклятий в Хейзенвилльском Колледже Магических Наук. Как и все женщины Кордеро, худая, высокая, с волосами оттенка темного шоколада. С виду может показаться, что она до ужаса расстроена: аккуратный носик покраснел, в руке зажат белоснежный платок, шляпка накренилась набок, волосы выбились из строгого пучка, а на лице ни грамма косметики. Но Кайла – актриса, каких поискать. Смерть Кристалл для нее повод выйти в люди, а на создание небрежного образа горюющей падчерицы она наверняка потратила не один час.

Я едва сдержала улыбку. Многие здесь узнали во мне прошлую нескладную Кортни, которая пять лет назад уехала учиться так далеко, как только смогла. В каждую минуту этой бесконечной церемонии я чувствовала на себе десятки взглядов. Улыбка только убедит собравшихся в том, о чем судачили годами: я – неблагодарная дочь, безответственная сестра и просто ужасная падчерица.

– Попрощаемся с Кристалл, – произнес маг-погребельщик. – С ласковой матерью. Любимой женой. Верным другом.

Нам – сестрам Кордеро – предстояло первыми бросить по горсти земли на крышку гроба мачехи. Кайла справилась с этим лучше всех. И грациозно, и в то же время скорбно. С гулким звуком комья упали на белоснежную крышку.

Настал и мой черед.

Я вышла из первого ряда. Внимание стало острее, теперь уже практически все присутствующие пялились на меня в упор. Ожидали, верно, что я начну рыдать и просить прощения. А может, просто рассматривали, пытаясь понять, изменил ли меня Даркфелл.

Земля на ощупь была влажной и холодной. «Прощай, Кристалл», – сказала я про себя. Извиняться мне было не за что. И на гроб смотреть смысла тоже не было. Что было, то прошло, и даже сильные маги смертны. Это первое, чему научил нас отец.

К гробу подошла Ким. Вообще, она Кимберли, но с длинными именами у нас в семье проблема. Как и с разнообразием: папа даже женился на ведьме, чье имя начинается на букву «К». Эта же буква красовалась на воротах нашего особняка.

Ким – красотка, но красотка особая. Она словно и не наша родственница: светловолосая, озорная, дружелюбная. Любимая младшая сестренка с огромными глазищами и яркими полными губами – вот такой я ее всегда помнила. Ким ничуть не изменилась. Сейчас в ее глазах читалась грусть. Наверное, именно она была ближе всех к Кристалл.

Остальные по очереди подходили к гробу. Я отошла, чтобы никому не мешать, и столкнулась с Кайлой.

– Кортни, – с лица сестры мгновенно сошла скорбь, – мы не думали, что ты приедешь.

– Она и моя мачеха, Кайла.

– Не заметно, чтобы ты вспоминала об этом хоть раз за последние пять лет.

– Кайла, прекрати! – одернула ее подошедшая Ким. – Кортни, я так рада, что ты вернулась!

Мы обнялись, и Кайла скорчила рожу. Вот ей бы точно не помешала вуаль, но где видано, чтобы эта леди Кордеро скрывала свою неземную красоту?

– Ты ведь останешься? – Ким подняла голову, и глаза ее горели. – Ты приехала надолго?

– Прости, Кимми, – улыбнулась я, – но завтра утром у меня заказан экипаж до Даркфелла. Я не останусь.

Ким заметно сникла, но пыталась улыбаться. Бедняжка, ее можно понять, она остается наедине с Кайлой. Ким еще не окончила школу, остался целый год. Но я точно знала, что Ким, как и я, всегда мечтала уехать из Кордеро-холл. В детстве мы часто об этом говорили.

За размышлениями я не заметила, как церемония проводов Кристалл в последний путь завершилась. К нам подходили люди: ее друзья, знакомые отца, целители, студенты Кайлы. Этот поток не кончался, мы принимали соболезнования с легкими грустными улыбками. Я действительно чувствовала сожаление, но все же мечтала, чтобы все поскорее закончилось.

Часть меня наивно верила, что получится избежать встречи с прошлым. Другая часть, та, которую я стыдилась и прятала даже от самой себя, почти хотела увидеть свой ночной кошмар, убедиться, что он реален. Вдохнуть знакомый запах цветка кордера и сказать себе: я справилась. Я больше не та девчонка с измученным сердцем, живущая в старом, полном призраков доме.

Большая часть тех, кто был на кладбище, постепенно перемещались в Кордеро-холл, где совместными усилиями Кайлы и Хейвен, давней подруги семьи, организовали фуршет.

После дождя дышалось намного легче. Я брела по знакомым улицам к большому особняку в дикируанском стиле с витиеватой буквой «К» на воротах и пыталась поверить, что да, я вернулась, я снова в Хейзенвилле. Как давно я не ходила по этим улицам…

Смерть отца открыла передо мной прежде наглухо закрытые двери. Кордеро-холл больше не держал, и я сбежала, оставив все, что называла семьей и историей Кордеро. За это меня назвали предательницей. Но я словно освободилась от всего, что так угнетало. И совсем не рада была вернуться.

Особняк я увидела издалека. Он совсем не изменился, все такой же величественный и мрачный. Массивные окна с рамами из красного дерева. Я помнила, как весело было сидеть на подоконниках, придумывать страшилки и смотреть на ночной сад. Скрипнули ворота, признавая хозяйку. И вдруг будто подул теплый ветерок, едва я ступила на территорию дома. Имение словно приветствовало блудную сестру, залетевшую на огонек. Совсем ненадолго.

Особняк встретил меня множеством голосов и знакомым запахом. Мы всю жизнь здесь прожили, а запах – лака для дерева и кофе – остался прежний. Родной запах, до боли знакомый.

Видят боги, как я хотела сразу же подняться к себе, чтобы не слушать этих заученных слов соболезнования. Не слышать перешептываний. Не замечать на себе взглядов. Но все же я была одной из Кордеро, а значит, должна держать лицо.

– Кортни! – Хейвен сразу же кинулась ко мне. – Я не знала, что ты приедешь.

Хейвен, сколько я себя помню, была лучшей подругой Кайлы. Мы с ней никогда не ладили и старались не пересекаться. Но меня не было пять лет, и… какие, к адским псам, старые подростковые обиды?

– Добрый вечер, Хейвен, – улыбнулась я. – Да, я приехала всего на один день, почтить память Кристалл. Затем мне нужно будет вернуться к занятиям.

– А… – В глазах девушки я явно увидела промелькнувшее осуждение. – Понятно.

Она тряхнула длинными русыми волосами и улыбнулась. На этот раз слишком сладко.

– Вы неплохо постарались, – сказала я. – Закуски впечатляют.

– Да, традиции требуют уважать ушедших. Хотя лично я не понимаю тех, кто думает о закусках, когда его близкий человек лежит в земле.

Не надейся, Хейвен, теперь меня не так просто вывести из себя. Я уже не взрываюсь от неосторожного слова, и устроить скандал на проводах Кристалл у тебя не выйдет.

– Кортни, богиня моя! – раздалось откуда-то сбоку.

Я почти с облегчением покинула Хейвен.

Диналия – еще одна подруга нашей семьи. К встрече с ней я готовилась основательно, но все равно сердце сделало пару кульбитов и подступило к горлу. Если здесь Диналия, значит, и ее брат рядом. Диналии всего шестнадцать, она лучшая подружка Ким, а ее брат…

…Ее брата зовут Герберт Уолдер. Я еще не видела его в этой толпе лицемеров, но наверняка он скоро появится. Вот с ним-то и придется держать себя в руках. Единственная слабость Кортни Кордеро, единственная помеха на пути к идеальному образу. Я ненавидела Герберта Уолдера больше всего на свете. Я могла бы убить его, если бы знала, что это сойдет мне с рук.

А вынуждена была держаться.

– Кортни, – Ким нашла меня в толпе студентов Кайлы, расспрашивающих о моей учебе в Даркфелле, – тебе и Кайле нужно подняться в кабинет отца.

– Зачем?

– Герберт будет читать завещание.

– Что, сейчас?

Я думала, завещание Кристалл огласят, когда все уйдут. Но наш поверенный, несомненно, лучше знал, в какой момент собрать наследниц семьи. Вот демоны, я надеялась отсрочить встречу с ним! Но надеяться на то, что Герберт пришлет на оглашение кого-то из помощников, было глупо.

– Уже иду, – кивнула я сестре.

Ким, даже не подозревающая, что творилось у меня внутри, унеслась. Воображение и страх перед встречей с Гербертом сыграли со мной злую шутку: вдруг почудилось, что все присутствующие говорят только обо мне. Улыбки показались насмешками, а мимолетные взгляды – преследованием.

Я тряхнула головой, избавляясь от пугающего ощущения – словно за мной кто-то наблюдает. Исподтишка, прячась в толпе.

Словно призрак отца вернулся, чтобы напомнить о том, что я сделала.

Голову выше, Кортни, легкую усмешку на лицо. Ты так долго тренировала этот образ, что теперь не имеешь права допустить ошибку.

Несмотря на то что в кабинете папы последние годы работала Кристалл, все в нем осталось так, как при его жизни. Не могу сказать, что была этому рада, скорее я чувствовала себя не в своей тарелке, сидя в глубоком кожаном кресле напротив стола. В детстве нам запрещалось заходить в папин кабинет, и сейчас – я готова была поклясться – мы все чувствовали, будто нарушаем незыблемое правило.

– Кортни, – кивнул мне Герберт.

Я кивнула в ответ, нечеловеческим усилием сдержав дрожь. За пять лет я совсем забыла этот голос: глубокий, бархатистый, с хрипотцой. Герберт всю мою сознательную жизнь был поверенным нашей семьи. Этот мужчина, маг и юрист, обладал тремя важными особенностями, из-за которых на него вешались девушки из самых разных слоев.

Во-первых, у него невероятный голос.

Во-вторых, поразительные глаза, глубокие, почти черные.

В-третьих, он богат.

Да, Герберт Уолдер несомненно хорош собой. Высок, отлично сложен, его темные волосы всегда аккуратно подстрижены, а из рук он не выпускает небольшие деревянные четки. Держится уверенно и немного небрежно, в одежде предпочитает свободные рубашки, не стесняя себя бабочками и пиджаками.

Вот и сейчас Герберт в своей излюбленной манере стоял перед всеми нами, опираясь на краешек стола.

– Кайла, Кортни и Кимберли, – начал он, – вы – единственные наследницы Кристалл Кордеро, жены Карла Кордеро, последние наследницы рода Кордеро. Сегодня вы потеряли мать. Мои соболезнования.

Звонкий голос Кайлы заставил Ким вздрогнуть. Я старалась лишний раз на старшую сестру не смотреть.

– Бросьте, Герберт, мы уже не перед гробом, не нужно устраивать маскарад.

Герберт ответил холодно и, быть может, надменно. Как бы я ни ненавидела этого мужчину, к его чести следует признать: на чары моей старшей сестрички он никогда не велся. Даже когда юная Кайла очаровывала всех гостей своими талантами, господин Уолдер предпочитал ее компании крошку Ким.

– Смею заметить, Кайла, единственная, кто устроил маскарад, – это ты. Причем бездарный.

Кайла изменилась в лице и умолкла. Ким хихикнула:

– Пять баллов!

– Кимми, – я покачала головой, призывая сестру немного успокоиться, – это завещание. Не нужно.

– Согласно закону, магии и традициям, вы становитесь единоличными обладательницами всего имущества рода Кордеро. В связи с кончиной Кристалл я обязан обнародовать дополнение к завещанию от вашего отца.

Мы переглянулись. Никто не знал о дополнении.

– Что ж, дополнение к завещанию мага Карла Тристана Кордеро обнародуется впервые, в присутствии лиц, указанных в дополнении, и поверенного, оговоренного отдельно. Настоящее дополнение вступает в силу в связи с обстоятельствами, когда наследование состояния семьи Кордеро переходит к дочерям Карла Тристана Кордеро, и… да, Кайла…

– Можно короче?

– Все для тебя, – криво усмехнулся Герберт. – Итак, если опустить формальности, согласно дополнению к завещанию вашего отца, после смерти Кристалл Кордеро вы не имеете права продавать семейный особняк и фамильные имения на берегу моря Варраси. Не имеете права отказываться от магии, проводить процедуры по изменению типа магии, процедуры по изменению внешности, а также участвовать в любых мероприятиях, будь то развлекательных или иных, предполагающих риск для жизни. Все денежное состояние семьи Кордеро делится в следующих пропорциях: сорок процентов Кайле, по тридцать процентов Кортни и Кимберли. Также каждая получает перечень предметов антиквариата и объектов недвижимости. При желании ознакомитесь со списком. И последнее условие – в права наследства вы вступаете по достижении возраста в тридцать лет каждая. До этого периода вам назначается ежемесячное пособие в размере тысячи золотых. Оплата расходов по дому и налогам возлагается на поверенного вплоть до вступления в основные права наследования первой сестры.

Герберт выждал паузу, давая нам переварить информацию, и нанес последний, роковой удар:

– Также существует примечание. В целях сохранения рода Кордеро и древней фамилии каждая из сестер вступает в наследство в том, и только в том случае, если к указанному возрасту даст семье наследника или наследницу.

– Что?! – тут же взвизгнула Кайла и вскочила. – Я что, племенная кобыла?! Герберт, как ты это допустил, как ты позволил…

– Твой отец находился в здравом уме, когда писал завещание, – отрезал Герберт. – Сядь.

Наверное, с Кайлой никто еще так не разговаривал. Она мгновенно сникла и опустилась в кресло. Ким отреагировала спокойнее, в ее возрасте я и не задумывалась о детях или браке. Сейчас Ким думает, что до тридцатилетия далеко.

Мне до указанного возраста оставалось почти семь лет. Если быть точнее – шесть лет и десять месяцев.

Я сама не могла сказать, как отреагировала на условия отца. Чего-то подобного я и ожидала. Удивления не выдала, сумела сохранить спокойствие и была этому очень рада.

– Такова воля вашего отца, – произнес Герберт. – Ваша воля – исполнять или не исполнять условия завещания.

При этом он многозначительно посмотрел на побледневшую Кайлу. Ей двадцать семь. Разумеется, детей она и не планировала.

– Завещание Кристалл, в общем-то, проще. Все накопленные средства она завещала фонду помощи бездомным и дому целительства. Всю одежду – Храму Богини. Украшения – частично в музей, частично – в фонд семьи. Как вы понимаете, Кристалл распоряжалась деньгами вашего отца, так что для вас никаких накоплений не оставила. Впрочем, к ее чести, она была удивительно умной женщиной и сумела ваше состояние приумножить.

Герберт взял со стола другой листок и достал из ящика какую-то шкатулку.

– Кристалл была бы не Кристалл, – вдруг улыбнулся он, – если бы не оставила вам небольшие сувениры.

Он открыл коробку и достал оттуда карманное зеркальце, инкрустированное рубинами и гранатами.

– Кайле, которая не мыслит себя без любви, – прочитал Герберт и протянул Кайле зеркальце.

Сестра изо всех сил делала скучающий вид, но я заметила, как дрожит ее рука.

– Кортни, девушке, для которой время является главной ценностью.

Я постаралась взять старинные карманные часы так, чтобы не коснуться руки поверенного. Показалось, Герберт это заметил: его глаза опасно блеснули. Волна ненависти поднялась во мне, но нечеловеческим усилием я ее подавила. На глаза навернулись слезы, когда я открыла часы. Кристалл… Кристалл понимала меня, понимала мой порыв, осознавала причины моего побега. Не оправдывала, но понимала.

– Ким, нашей маленькой художнице. – Герберт отдал Ким небольшой блокнот с красивыми пергаментными листами. – На память обо мне и моей к вам любви.

Мы молчали, сжимая каждая свой подарок. Я предполагала, что будет какое-то письмо или слезливая речь, но, если честно, не ожидала, что последняя воля Кристалл подействует сродни оглушающему удару. Эти часы я видела несколько раз, ими пользовалась Кристалл, они были… Они ей подходили. Словно были созданы для нее.

– Она вас любила, – произнес Герберт. – Пусть не показывала этого, но очень любила.

– Что ж, – Кайла привычно нацепила маску холодной стервы, – спасибо, Герберт. Я должна вернуться к гостям. В этом доме даже похороны проходят так, словно мы продаем ее тело.

Для похорон Кайла выбрала черное платье «в пол». Закрытое, с длинными рукавами и плотно облегающим верхом, но расходящейся юбкой из легкого шифона в несколько слоев. Как по мне, такой наряд был слишком уж торжественным, но в этом вся Кайла. Не сомневаюсь, что она знает, в чем ее нужно будет хоронить, если вдруг что. И упасите боги не сделать ей маникюр – восстанет, как пить дать.

– И не надейся, Герберт, что останешься нашим поверенным, когда я вступлю в права, – донесся ее голос из коридора.

«Сначала роди», – захотелось ответить мне.

– Я тоже пойду, – тихо произнесла Ким и шмыгнула носом.

Поднялась и я, совершенно не желая оставаться в компании Герберта. Мне нечего было ему сказать.

– Она в чем-то была похожа на тебя, Кортни. – У него оказались совершенно иные планы.

Нужно было уйти, но я замерла, так и не дойдя до двери, крепко, почти до боли сжимая в руке часы.

– В городе ее считали содержанкой. Беднячкой, которая удачно вышла замуж. Она не боялась осуждения, улыбалась всем, кто за глаза ее оскорблял, и заставляла приветствовать ее на утренней прогулке. А ты не побоялась сбежать. Нам нужно поговорить, Кортни.

– Нам не о чем разговаривать. – Лед в моем голосе прозвучал достаточно явно.

– Надо же, в Даркфелле учат говорить «нет»? – усмехнулся Герберт.

– В Даркфелле, – сладко улыбнулась я, – учат не разменивать время на того, кто этого не достоин. Извини, меня тоже ждут гости.

По лицу Герберта пробежала тень. Я знала, на какие точки нажимать, чтобы сделать ему больно. В детстве много раз слушала занятную историю.

О том, как подружились два мальчика: богатый подросток, сын влиятельнейшего мага, и бедный сирота, несколько младше первого, продающий газеты на площади. Как их дружба из детской переросла в настоящую, крепкую, как богатый мальчик взял над младшим товарищем шефство и помог другу поступить в Хейзенвилльский колледж, как благодарный мальчик стал поверенным друга и оставался с ним до самой смерти.

Герберт, как и все, выбившиеся из низов, смертельно ненавидел упоминания о своем прошлом. Особенно от таких, как я. Особенно от меня.

Вопреки сказанному я не пошла в зал для приемов, где толпился народ. Если память мне не изменяла, в малой столовой стоял небольшой бар. Туда я и направилась, чтобы выпить в одиночестве и немного успокоиться.

Однако об одном я забыла.

Огромный портрет, на половину стены, повесили, еще когда папа только начал болеть. Художник рисовал его добрых три месяца, и мы ненавидели дни, когда нас часами заставляли позировать.

Папа, Ким, Кайла и я. Семья Кордеро, одна из величайших магических семей мира.

Семья, которой никогда не существовало.

Музыка стихла лишь к полуночи, когда я уже закончила все водные процедуры и готовилась ко сну. Этот дом навевал воспоминания. Каждый звук в нем, каждый предмет рождали десятки образов. Я спала в своей старой комнате, и, за исключением личных вещей, здесь все осталось по-прежнему. Та же темная тяжелая мебель из красного дерева, тот же дорогой эрентийский ковер, огромная кровать с мелкими подушками. Портрет мамы сняли. Кристалл после смерти отца убрала все портреты и заперла в хранилище, и это тоже стало одной из причин, по которым наши отношения с мачехой можно было описать как прохладные.

Часы лежали на столике. Надо же… Когда я уехала, Кристалл оборвала все связи, перестала давать мне деньги. Она не могла отменить содержание, назначенное отцом, но выделять что-либо сверх него категорически отказалась. Я не думала, что она включит меня в завещание, а уж тем более не думала, что Кристалл оставит часы.

Бронзовая поверхность блестела в свете лампы. Я аккуратно потрогала пальцем завитки на часах, открыла, чтобы полюбоваться. Изящная секундная стрелка неспешно завершала круг. Я уже знала, что не расстанусь с этим подарком.

На внутренней стороне крышки была какая-то гравировка. Приглядевшись, я поняла, что напоминает она беспорядочный набор букв. Странно… не сказала бы, что это украшение пошло часам на пользу.

Над Хейзенвиллем взошла полная луна. Я поднялась, чтобы задернуть шторы. Нужно спать, иначе я рискую пропустить экипаж, ждать он не будет.

Щелчок. В полной тишине он прозвучал особенно громко, и я поняла, что звук доносится от часов. У меня не было дара прорицательницы, но почему-то именно в этот момент ощущение приближающихся неприятностей вышло на первый план. Я осмотрела часы со всех сторон, но больше ничего не щелкало, время они показывали нормальное, стрелки ходили исправно.

Но что-то было не так, а что именно, я поняла, едва взглянула на внутреннюю крышку часов. Там, где раньше были хаотично разбросаны буквы, теперь отчетливо угадывались несколько мелких строчек. Я поднесла часы поближе, чтобы рассмотреть гравировку. Кристалл ни разу не была замечена в подобных шутках… Буквы были мелкие, но я без проблем прочитала послание.

«Маленькие девочки хранят большие тайны. И кто-то знает твою. К.»

Где-то вдалеке закричала неясыть.

Пять лет назад

Ревность можно было спутать с ощущением от острого блюда, съеденного в нетерпеливом голоде на пустой желудок. Неприятное ощущение. Особенно если новое. Ревность отравляла любое удовольствие, будь то успех в суде или глоток хорошего виски. И, может, она была бы не так противна, если бы к этой ревности не добавлялся тот факт, что ревнует он совсем неправильную девушку.

Каштановые кудри разметались по подушке, на миловидном лице застыло выражение крайней тоски. Она, кажется, готовилась к экзамену по истории, и это занятие доставляло максимум страданий. Он мог бы ей помочь, но что-то останавливало от этого необдуманного шага. Поэтому Герберт просто сидел в гостиной, потягивая почти остывший кофе.

Пока она не видела, его взгляд скользил по хорошенькой фигурке и миловидному лицу. И надо было думать о деле и предстоящем суде, но все как-то не получалось. Идея скоротать ожидание в гостиной оказалась не такой уж хорошей.

– Ты не знаешь годы правления Филиппа Демайро? – вдруг спросила она.

– С семнадцатого по сорок первый, – лениво ответил он.

– Спасибо, а…

– Кортни, прекрати доставать его вопросами! – словно раскат грома, по гостиной прокатился голос Карла. – Научись справляться с заданиями сама, если не хочешь остаться без образования.

– Да, папа. – Украдкой она закатила глаза, и губы Герберта тронула едва уловимая усмешка.

Его всегда поражало, как Кортни умудрилась вырастить в себе такой характер.

В семье их было три. Старшая – заносчивая и надменная Кайла – открыто выражала свой протест против отца, впрочем, лишь создавая нужное впечатление. Кайла казалась всем бунтаркой, но в принципиальных вопросах была тише воды, и Карла, как ни странно, это вполне устраивало.

Младшая – Ким, любимица семьи – даже в детстве не отваживалась капризничать. Иногда Герберту казалось, что любимая фраза Кимберли – покорное и почтительное «Да, папа». Но вряд ли она страдала. Некоторым гиперопека только упрощает жизнь. Ким была счастливее прочих в этом доме.

Кортни же… она была другой. Протест ощущался внутри нее, шел со всей искренностью, при этом спокойно и уверенно. Она словно… словно знала, что не зависит ни от кого и ни от чего. Ни от денег, ни от деспотичного отца. Выполняла все, что от нее требовали, с холодным достоинством. Училась, бывала на светских приемах, посещала занятия по танцам и музыке. Дружила с правильными людьми, улыбалась отточенной улыбкой. И при этом мало кому нравилась. Независимость в Хейзенвилле не любили. Пусть даже такую, внутреннюю и скрытую за маской покорности.

Может быть, поэтому Герберту особенно хотелось эту независимость сломать.

Он был неглупым мужчиной. И понимал, откуда происходит его влечение к ней. Помимо красоты и природной силы Кордеро, Кортни была ценна как самый драгоценный камешек в коллекции Карла. Герберт находился в тени друга с самого детства. И сделать Кортни зависимой не от всемогущего Карла Кордеро, а от него, Герберта Уолдера, стало очень привлекательной идеей. А вскоре и навязчивой.

И хоть часть его этой мысли всячески противилась, голос ее был слаб.

– Ты выбрала факультет? – спросил он.

Конечно, Герберт знал, что факультет выбрала не Кортни. Это знал каждый обитатель Кордеро-холла, и ни у кого не возникало даже мысли, что может быть иначе.

– Магическое право, – пожала плечами Кортни, не выпуская из рук учебник, – ты же знаешь.

– Тебе действительно это интересно? – Он не удержался от того, чтобы поддразнить ее.

Она закрыла учебник и легко поднялась. Глубокие карие глаза смотрели с легкой насмешкой. Герберт не отводил взгляда преступно долго.

– Нет. – Ее губы чуть тронула улыбка. – Неинтересно. Извини, меня ждет Ким. Удачного суда!

Мужчина одним глотком допил содержимое чашки и проводил Кортни взглядом. Она определенно чувствовала его настроение и… тоже решила поиграть?

Игры Герберт любил. Даже те, что могли закончиться смертью.

Глава 2

«Шутка, шутка», – повторяла я себе. Всего лишь шутка Кристалл. Как забавно было бы подшутить над падчерицей, ослушавшейся воли старших. Так я себя успокаивала, сидя на кровати и рассматривая надпись.

Проблема была лишь одна: Кристалл никогда не имела склонности к подобным шуткам. Она мало улыбалась и уж точно не тратила драгоценное время на розыгрыши. Это удел Кимми, но Ким не способна плясать на костях погибшей мачехи.

Наконец разболелась голова. Бессонная ночь перед похоронами, сумасшедший день, встреча с Гербертом и эти часы – я давно забыла это ощущение, когда виски словно сжимают в стальных тисках. В баре, помимо алкоголя, на такой случай всегда стояла банка с порошком. Совершенно непроизвольно я пропустила третью сверху ступеньку – знала, что она скрипит. Потом усмехнулась. Усмешка вышла горькая. Когда отец болел, любой шорох мог его разбудить, и я изучила каждую скрипящую поверхность в этом доме. Надо же, за пять лет не забыла…

Я услышала тихие голоса еще в коридоре. Сестры не спали, вероятно, не могли прийти в себя после сегодняшнего дня. Как бы Кайла ни играла стерву, я знала, что ей всегда тяжело давались похороны. Она была самой старшей, когда хоронили маму, и хорошо помнила то время, в отличие от нас. Я толком ничего не понимала, а Ким и вовсе еще не родилась.

– Кортни? – раздался голос Ким. – Это ты?

Я не стала таиться и вошла в гостиную. Кайла все еще была в своем платье, она поздно ложилась. Ким уже готовилась ко сну и переоделась в сорочку.

– Не спится? – хмыкнула Кайла. – Нам тоже. Твои шутки?

– Кайла, хватит! – Ким вскочила с кресла. – Зачем Кортни так шутить?

Закралось неприятное и в некотором роде неожиданное подозрение.

– Что случилось? – спросила я.

Вместо ответа Ким показала свой блокнот. Внутри, на первой странице, красовалась точно такая же надпись, что и на моих часах. И даже почерк совпадал, вот только я не знала, кому он принадлежит.

– А у тебя? – спросила я Кайлу.

Та нехотя протянула зеркальце. На посеребренной поверхности, словно помадой, оказались выведены те же слова.

– И вы думали, что это я. Отлично…

Так как на столе уже стояла бутылка с виски, мне осталось всего лишь достать из бара чистый стакан. Я щедро плеснула себе янтарной жидкости и одним махом осушила первую порцию. Вторую уже принялась потягивать. Плохая идея при головной боли, но я никогда не была хорошей девочкой.

– Что-то мне не смешно, – презрительно скривилась Кайла. – Кристалл была настолько стервой, что даже после смерти решила нас приструнить?

– Кристалл была не большей стервой, нежели ты, Кайла. Прекрати истерику.

– Прекратить?! – взорвалась сестра. – Кортни, это не истерика. Это… Боги, а что, если это не Кристалл, а кто-то, еще не унесший нашу тайну в могилу?

– И кто же это? Вы кому-то рассказали?

– Нет! – горячо заверила Ким.

Кайла отрицательно мотнула головой и поджала губы.

– Ну, надеюсь, во мне вы не сомневаетесь.

– Это могла быть только Кристалл, – медленно произнесла Ким. – Либо Герберт, он наверняка видел эти вещи, передавая нам. И мог заколдовать.

– Герберт не похож на идиота. – Кайла покачала головой. – Он был верен отцу, и я сомневаюсь, что стал бы вредить нам. Он знает, что я его не уволю. Обожает Ким, смирился с побегом Кортни. Если это он, то он больной.

О Герберте я могла многое рассказать, но не стала. Если бы он хотел шантажировать меня, не стал бы втягивать в это дело Кайлу и особенно Ким. Хотя игра – это совершенно точно второе имя Уолдера.

Действительно бессмыслица. Вот только врагов у семьи Кордеро достаточно.

– Хорошо, предположим, это не шутка. Если это шантажист, он себя еще проявит. Потребует денег или еще что-то. И тогда уже решим.

– Дать деньги? – с сомнением проговорила Ким. – Это не выход.

– Нет, – согласилась Кайла. – Весь вопрос в том, о чем именно здесь говорится.

– Предполагаю, что о нашей общей тайне. Иначе мы не получили бы одинаковые послания. Хорошо, бежать в ночи и делать кучу глупостей – не наш вариант. Идите спать, остается только смотреть, что будет дальше. Я оставлю вам свой адрес – если подобное повторится, сообщите.

Кайла и Ким недоуменно переглянулись.

– И что, ты уедешь? – спросила Кайла.

– Да, уеду. Мне нужно закончить этот год, я оставила в Даркфелле комнату и никого не предупредила. Глупые магические шутки – не то, что может заставить меня жить в Кордеро-холле дольше, чем следует.

– А если это продолжится?

– Вот когда продолжится, тогда и будем решать, что делать. Но пока не вижу смысла поднимать панику. Все, идите спать.

Ким беспрекословно подчинилась. Кайла, хоть и выглядела уставшей, отсалютовала мне бокалом и осталась сидеть в кресле, гипнотизируя взглядом зеркало. Что ж, ее выбор. Но я искренне полагала, что беспорядочное метание из угла в угол не приведет ни к чему хорошему.

Каждый член семьи Кордеро имел немало тайн. Находились среди них и такие, раскрытие которых принесло бы достаточно бед. Что именно знает тот, кто отправил эти послания, и, главное, как он будет это знание использовать?

Я проснулась с уверенностью, что до рассвета еще куча времени, но, взглянув на часы, поняла, что едва не проспала экипаж. Не помню, чтобы наглухо задвигала шторы накануне, но сейчас они были закрыты так плотно, что ни один рассветный луч не проникал в комнату.