Оливковое дерево Райли Люсинда
Отклеиваю себя от матраса, срывая с тела промокшую одежду. Над комодом висит маленькое мутное зеркало, и я ковыляю к нему, чтобы осмотреть лицо. И вижу огромный красный след укуса на правой щеке.
Ругаюсь, используя слова, которые очень не понравились бы маме, и пытаюсь понять, как этот гад ухитрился пробраться под трусы. Но все комары состоят в спецназе и в совершенстве владеют искусством проникновения на охраняемые объекты.
Не только место укуса – все лицо красное, краснее самых красных яблок. Я поворачиваюсь к окнам, открываю ставни и, жмурясь как крот, выхожу на маленький балкон. Жар утреннего солнца опаляет, как печка из сна.
Когда зрение приспосабливается, вижу, что вид изумительный – точно как обещала мать. Мы где-то очень высоко, прилепились к горному склону. Желтый, коричневый и оливково-зеленый ландшафт подо мной пересохший и страдает от жажды, как я. Где-то далеко-далеко мерцает на солнце синее море. Потом я опускаю взгляд и сосредотачиваюсь на маленькой фигурке на краю террасы.
Мать использует балюстраду как балетный станок. Золотистые волосы струятся вниз, когда она прогибается назад, как акробатка, мне видны четко выступающие под трико ребра. Она занимается балетными экзерсисами каждое утро. Даже на Рождество или после очень долгой ночи и нескольких бокалов вина. Собственно, в тот день, когда она перестанет, я буду знать, что с ней что-то стряслось. У других детей шоколадные хлопья и тосты на завтрак с прямостоячими родителями. Меня мать просит поставить чайник, глядя на меня снизу вверх, изогнувшись в мостик.
Как-то она пыталась уговорить меня заняться балетом. Это единственное, в чем мы определенно не похожи.
Внезапно мне невероятно, невыносимо хочется пить. И мне дурно. Мир слегка кружится, я вваливаюсь в комнату, падаю на матрас и закрываю глаза.
Похоже на малярию. Не иначе как тот комар загубил меня и мне осталось жить несколько часов.
Что бы то ни было, мне срочно нужны вода и мать.
Два
– Обезвоживание. Вот и все. Растворите содержимое этого пакетика в воде и дайте ему раствор сейчас и еще раз перед сном. И пейте побольше жидкости, молодой человек.
– Доктор, вы уверены, что это не малярия? – Алекс подозрительно смотрел на тщедушного киприота. – Не скрывайте от меня правду.
– Разумеется, не малярия, Алекс, – раздраженно бросила Хелена. Потом повернулась к врачу, закрывавшему медицинскую сумку. – Спасибо, что приехали так быстро, и простите, что пришлось вас потревожить. – Она проводила его из спальни и повела вниз на кухню. – Он был словно в бреду. Я перепугалась.
– Разумеется! Это естественно, и ничего страшного. Я много лет лечил полковника Макклэддена. Его смерть… так печально… – Он пожал плечами и подал Хелене визитную карточку. – На случай, если я снова понадоблюсь. В будущем вам лучше посетить мой кабинет. Боюсь, сегодня я должен запросить с вас плату за вызов.
– Ой, сомневаюсь, что мне хватит наличных. Я собиралась позже зайти в банк в деревне, – смущенно ответила Хелена.
– Неважно. Мой кабинет там по соседству. Просто оставите деньги у секретаря.
– Спасибо, доктор, Обязательно.
Он вышел через парадную дверь, и Хелена следом. Потом доктор обернулся и посмотрел на дом.
– Пандора, – задумчиво произнес он. – Вы, наверное, слышали миф?
– Да.
– Такой чудесный дом, но, как шкатулка из легенды, в честь которой его назвали, закрытый много лет. Интересно, не вам ли суждено ее открыть? – он лукаво улыбнулся, показывая ровные белые зубы.
– Надеюсь, не так, чтобы все беды и несчастья мира могли разлететься, – усмехнулась Хелена. – Вообще-то, теперь это мой дом. Ангус был моим крестным. И оставил дом мне.
– Ясно. И вы будете любить его, как любил он?
– О, я уже люблю. Подростком я приезжала сюда и никогда его не забывала.
– Тогда вы знаете, что этот дом – старейший в наших краях. Говорят, будто тысячи лет назад здесь уже жили люди. Будто Афродита и Адонис однажды пришли попробовать вино и провели здесь ночь. В деревне много болтают…
– О доме?
– Да, – он посмотрел ей прямо в глаза. – Вы очень сильно напоминаете мне другую леди, которую я как-то встретил здесь, в Пандоре, много лет назад.
– Правда?
– Она гостила у полковника Макклэддена, и меня вызвали к ней. Она была красавица, как и вы, – улыбнулся он. – Так вот, проследите, чтобы мальчик пил побольше жидкости. Adio, мадам.
– Обязательно. До свидания. И спасибо вам.
Он уехал в облаке меловой пыли. Хелена смотрела ему вслед, потом подняла взгляд на Пандору, , несмотря на обжигающую жару, по спине пробежал холодок, и ее снова охватил странный трепет. Она заставила себя сосредоточиться на составленном в уме списке. Первым делом следовало проверить состояние бассейна, так что Хелена быстро обошла дом и пересекла террасу, отметив, что ее украсят какие-нибудь яркие растения в ныне пустующих каменных урнах, и добавила эту задачу к мысленному списку. Бассейн, куда с террасы вели разбитые ступени, с виду был на удивление в хорошем состоянии, но, безусловно, понадобятся чуть ли не годы, чтобы вычистить въевшуюся грязь, прежде чем им можно будет пользоваться.
Повернувшись, чтобы вернуться в дом, Хелена глянула вверх, заметив, насколько по-другому Пандора выглядит в этом ракурсе. Главный вход производил довольно аскетичное впечатление, без каких-либо украшений, но фасад был положительно живописным. Его не только смягчала длинная терраса с перголой – к окну каждой спальни был приторочен вычурный кованый балкончик а-ля Джульетта, создавая причудливое впечатление виллы в итальянском стиле. Хелена удивилась, почему об этом не помнила, но потом сообразила, что после своего последнего пребывания здесь прожила несколько лет в Италии и теперь могла сравнивать.
Она вернулась в дом и поднялась в спальню Имми. Дочь стояла перед зеркалом в своем парадном розовом платье. Хелена не удержалась от улыбки, незаметно наблюдая, как малышка Имми любуется собой, крутится, перекидывая великолепные льняные волосы то так, то эдак и с удовольствием окидывая отражение взглядом больших невинных голубых глаз.
– Мне казалось, я оставила тебя разбирать вещи, дорогуша.
– Я разобрала, мамочка. – Досадливо вздохнув, Имми оторвалась от зеркала и махнула рукой, показывая, что одежда, раскиданная по всей комнате, больше не в чемодане.
– Я имела в виду разобрать по ящикам, а не разбросать. И сними это платье. Его сейчас нельзя носить.
– Почему нельзя? – Имми надула розовые губки. – Оно мое любимое.
– Я знаю, но оно для праздника, а не для того, чтобы бегать в жару по пыльному старому дому.
Имми наблюдала, как мать собрала ее одежду в кучу на постели и начала раскладывать.
– И вообще, в ящиках странно пахнет.
– Это запах старины, – возразила Хелена. – Мы оставим их открытыми, они проветрятся, и все будет прекрасно.
– Что мы сегодня будем делать? Здесь в телевизоре есть «Канал Диснея»?
– Я… – Время приближалось к полудню, и от утра осталось смазанное пятно панических поисков врача для явно бредящего сына. Хелена буквально упала на постель, внезапно тоже затосковав по «Каналу Диснея». – У нас сегодня слишком много дел, дорогуша, и нет, здесь нет телевизора.
– А его нельзя купить?
– Нет. – Хелена тут же пожалела о своей резкости. Имми была такой хорошей и по дороге сюда, и сегодня утром, тихо играя в одиночестве. Хелена потянулась к дочери и прижала к себе. – Мамочке просто надо кое с чем разобраться, и потом мы отправимся на разведку, ладно?
– Да, но я, может быть, немножко голодная. Я не завтракала.
– Раз ты не завтракала, то, думаю, нам лучше побыстрее отправиться за покупками. Я только проведаю Алекса, а потом мы отправимся.
– Я знаю, мамочка! – лицо Имми засветилось. Она слезла с колен Хелены и начала рыться в маленьком рюкзачке, который брала с собой в самолет. – Я сделаю Алексу открытку «Поправляйся!», чтобы подбодрить его.
– Чудесная идея, дорогуша, – согласилась Хелена. Имми триумфально помахала бумагой и фломастерами.
– Или… – Имми задумчиво сунула в рот ручку. – Если он не поправится, я могла бы собрать цветы, чтобы положить на его могилу?
– Могла бы, но уверяю тебя, он не умрет, так что, по-моему, идея с открыткой получше.
– О. Он сказал, что умирает, когда я зашла к нему утром.
– Ну, это он преувеличил. Начинай рисовать открытку, а я вернусь через пару минут.
Хелена вышла в коридор и направилась в комнату Алекса, отчасти желая, чтобы сын превратился в нормального подростка из тех, что носят худи, обожают футбол, девочек и болтаться по вечерам в торговых центрах с корешами, пугая бабулек своими выходками. Вместо этого у него был запредельный IQ, что звучало хорошо в теории, но на практике вызывало больше проблем, чем его высоковольтный мозг мог решить. Он вел себя скорее как старик, чем как подросток.
– Как ты? – она осторожно заглянула в комнату. Алекс лежал в трусах, закинув одну руку на лоб.
– М-м-м, – раздалось в ответ.
Хелена присела на край постели. Древний вентилятор, который она пока притащила из спальни Ангуса, чтобы остудить горячий лоб сына, лязгал, вращаясь с натугой.
– Не лучшее начало, а?
– Не-а, – Алекс не открыл глаза. – Прости, мам.
– Я поеду с Имми в деревню, чтобы купить кое-какие продукты и заплатить доктору. Обещаешь пить много воды, пока меня нет?
– Угу.
– Хочешь чего-нибудь?
– Что-нибудь от комаров.
– На самом деле, дорогуша, кипрские комары абсолютно безвредны.
– Я их ненавижу независимо от гражданства.
– Ладно, найду тебе что-нибудь. И, если завтра тебе полегчает, поедем в Пафос. У меня целый список покупок, включая вентиляторы для всех спален, постельное белье, полотенца, новый холодильник с морозилкой и телевизор с DVD-плеером.
Алекс открыл глаза.
– Правда? Я думал, телевизор здесь снят с повестки дня?
– По-моему, DVD-плеер как раз пригодится для Имми и Фреда, особенно жаркими вечерами.
– Ого, жизнь налаживается.
– А то. – Хелена улыбнулась сыну. – Сегодня отдыхай, и надеюсь, завтра ты будешь готов к поездке.
– Уверен, я буду в порядке. Это же всего лишь обезвоживание, да?
– Да, дорогуша, – она поцеловала его в лоб. – Постарайся поспать.
– Обязательно. И прости за бред насчет малярии.
– Ничего. Пока.
Хелена спускалась вниз, когда на кухне зазвонил мобильник. Пробежав по коридору, она успела вовремя.
– Алло?
– Хелена, ты? Это Джулз. Как вы?
– Нормально, да, мы нормально.
– Здорово. Как дом?
– Чудесно. Совсем такой, как я помнила.
– Двадцать четыре года спустя? Боже, надеюсь водопровод с тех пор обновили!
– Вообще-то, нет. – Хелена не могла отказать себе в удовольствии мягко поддразнить Джулз. – Здесь определенно нужны косметический ремонт и пара новых сидений в сортирах, но трубы, по-моему, исправны… не текут, по крайней мере.
– И на том спасибо. Рада, что крыша не упадет на головы, пока мы спим.
– Кухню тоже не помешало бы осовременить, – добавила Хелена. – Думаю, мы будем больше пользоваться мангалом, чем духовкой. Честно говоря, возможно, это не то, к чему ты привыкла.
– Как-нибудь справимся. И разумеется, я привезу с собой постельное белье. Ты же знаешь, я так и так предпочитаю свое. Если тебе надо что-нибудь еще, только скажи.
– Спасибо, Джулз, обязательно. Как дети?
– О, Рупс и Виола нормально, но я потратила, кажется, несколько недель на вручение призов, речи заведующих и раскляканную клубнику. Саша ухитрился отвертеться от всего этого, везучий негодник.
– Ясно. – Хелена знала, что Джулз втайне любит такую жизнь. – Как Саша? – вежливо спросила она.
– Работает все часы, какие посылает Господь, пьет слишком много… ты же его знаешь. Последние несколько недель я его почти не вижу. Господи, Хелена, боюсь, мне надо бежать. У нас тут сегодня званый ужин, так что я просто сама не своя.
– Значит, увидимся через несколько дней.
– Обязательно. Не слишком опережай меня с загаром, ладно? Здесь льет как из ведра. Ciao, дорогуша.
– Ciao, – убитым голосом пробормотала Хелена, сбрасывая звонок, и положила телефон на кухонный стол. – О господи, – простонала она, всей душой жалея, что поддалась напору Джулз, захотевшей приехать на две недели. Она использовала все отговорки, какие могла придумать, но Джулз просто не слушала возражений. В итоге четверо членов семейства Чандлер: Джулз, двое детей и муж Саша – должны были нагрянуть в Пандору через неделю.
И Хелена знала, что обо всех своих опасениях насчет приезда Чандлеров она должна помалкивать. Саша был лучшим и старейшим другом Уильяма, его дочь Виола была крестницей Уильяма. Ей оставалось только смириться с ситуацией.
«Как я справлюсь?…» – Хелена помахала на себя в удушающей жаре, окидывая кухню и ее плачевное состояние орлиным взором Джулз и зная, что не вынесет критики. Взяла забытую вчера ночью на кухонном столе резинку, скрутила волосы и завязала узлом на макушке, упиваясь внезапной прохладой на открытой шее.
«Справлюсь, – сказала она себе. – Должна».
– Мы уже едем? – спросила за спиной Имми. – Я есть хочу. Можно мне в ресторане жареную картошку с кетчупом? – маленькие ручки обхватили мать за талию.
– Да, едем. – Хелена встала, обернулась и выжала слабую улыбку. – И да, можно.
Полуденное солнце палило через окна машины, которую Хелена вела по дороге, петляющей среди виноградников. Имми противозаконно стояла на коленях на переднем сиденье рядом с ней – ремень висел поперек, напоминая бесформенный модный аксессуар, – и смотрела в окно.
– Мамочка, можем мы остановиться и нарвать виноград?
– Да, давай, хотя вкус будет не такой, как у нормального винограда. – Хелена остановила машину, и они обе вышли.
– Вот, – Хелена нагнулась и из-под веера виноградных листьев показала тугую гроздь красновато-лилового винограда. Она отломила гроздь с ветки и сорвала несколько ягод.
– Их можно есть, мамочка? – спросила Имми, с сомнением глядя на них. – Они ведь не из супермаркета.
– Они еще не очень сладкие, потому что не дозрели. Но смелее, попробуй одну, – подбодрила ее Хелена, кладя ягоду себе в рот.
Белые зубки Имми с опаской впились в плотную кожуру.
– Они ничего. Наверное. Можем мы взять немножко для Алекса? Больные любят виноград.
– Хорошая идея. Мы возьмем две грозди. – Хелена начала отламывать еще одну гроздь, потом выпрямилась, инстинктивно почувствовав, что за ней наблюдают. У нее перехватило дыхание: он стоял всего в двадцати ярдах и смотрел на них.
Хелена заслонила глаза от слепящего солнца, вопреки здравому смыслу надеясь, что ей мерещится, потому что это не мог быть он… просто не мог…
Но это был он – точно такой, каким она его помнила, и стоял почти на том же месте, где она увидела его впервые двадцать четыре года назад.
– Мамочка, кто это? Почему он на нас смотрит? Это потому, что мы украли виноград? Нас отправят в тюрьму? Мамочка?! – Хелена стояла как вкопанная, мозг тщетно пытался осмыслить бессмыслицу, которую показывало зрение.
Имми дернула ее за руку.
– Ну же, мамочка, быстро, пока он не привел полицию!
Хелена с трудом оторвала взгляд от его лица и позволила Имми утащить себя к машине. Девочка сама забралась на пассажирское сиденье и выжидающе села рядом с матерью.
– Ну давай же. Поехали, – приказала Имми.
– Да, прости. – Хелена на автомате нашла зажигание и повернула ключ.
– Кто это был? – спросила Имми, когда машина снова запрыгала по дороге. – Ты его знаешь?
– Нет, я… не знаю.
– А мне показалось, будто знаешь. Он очень высокий и красивый, как принц. Солнце стояло, как корона у него на голове.
– Да. – Хелена сосредоточилась на преодолении дороги среди виноградников.
– Интересно, как его зовут?
Алексис…
– Не знаю, – прошептала она.
– Мамочка?
– Что?
– Мы так и не взяли виноград для Алекса.
Деревня изменилась удивительно мало по сравнению с уродливой Страной Лего, беспорядочно выросшей на побережье. Узкая главная улица была пыльной и безлюдной, жители прятались в прохладных каменных домах, избегая палящего солнца, царившего в самой вышине над ними. В единственном магазине добавился прокат DVD, что, как знала Хелена, порадует Алекса, но, не считая пары новых баров, все остальное выглядело почти как прежде.
Заглянув в банк, а затем отдав немного наличности секретарю доктора по соседству, Хелена повела Имми на ланч в симпатичный внутренний дворик таверны «У Персефоны». Они сидели в тени оливы, и Имми очаровало семейство тощих котят, которые вились вокруг ее ног, жалобно мяукая.
– Ой, мамочка, можем мы забрать одного домой? Пожалуйста, пожалуйста, – умоляла Имми, скармливая котенку последний кусочек жареной картошки.
– Нет, дорогуша. Они живут здесь со своей мамочкой, – твердо ответила Хелена. Дрожащей рукой она поднесла к губам бокал местного молодого вина. Вкус не изменился: чуть кисловатый и в то же время сладкий – как ей всегда помнилось. Она словно провалилась в зазеркалье, обратно в прошлое…
– Мамочка! Так можно мне мороженое или нет?
– Прости, дорогуша, я замечталась. Конечно, можно.
– Как ты думаешь, у них здесь есть «Фиш фуд» от «Бен энд Джерри»?
– Сомневаюсь. Думаю, только простые ванильное, клубничное или шоколадное, но давай спросим.
Имми призвала юного официанта, они договорились о мороженом, а для Хелены заказали кипрский кофе и немного сахара, чтобы разбавить бокал вина.
Через двадцать минут они вышли из таверны и по пыльной улице направились к машине.
– Мамочка, смотри, вон монахини сидят, – Имми указала в сторону церкви. – Им, наверное, очень жарко в таких платьях.
– Это не монахини, Имми, это деревенские старушки. Они носят черное, потому что их мужья умерли и их называют вдовами, – объяснила Хелена.
– Они носят черное?
– Да.
– А розовое? Хоть когда-нибудь?
– Нет.
Имми пришла в ужас.
– Мне ведь не надо будет так делать, когда мой муж умрет, правда?
– Нет, дорогуша. На Кипре такая традиция, вот и все.
– Ну, тогда я никогда не перееду сюда, – заявила Имми и побежала к машине.
Они вернулись в Пандору с багажником, нагруженным провизией. Алекс встретил их у задней двери.
– Привет, мама.
– Привет, дорогуша, тебе лучше? Можешь помочь мне с этими пакетами?
Алекс помог Хелене разгрузить багажник и забрал пакеты на кухню.
– Уф, ну и жара. – Она вытерла лоб. – Мне надо выпить воды.
Алекс нашел стакан, открыл холодильник и налил холодной воды из кувшина.
– Держи.
– Спасибо. – Хелена благодарно выпила.
– Пойду наверх, отдохну. Все еще голова покруживается, – объявил Алекс.
– Ладно. Спустишься потом на ужин?
– Да. – Он пошел к двери, потом остановился и обернулся. – Кстати говоря, тут к тебе кое-кто пришел.
– Правда? Почему ты не сказал мне сразу, когда я приехала?
– Он на террасе. Я говорил, что не знаю, когда ты вернешься, но он настаивал, что подождет.
Хелена с трудом сохранила нейтральное выражение на лице.
– Кто это?
– Откуда мне знать? – пожал плечами Алекс. – Кажется, он тебя знает.
– Серьезно?
– Да. По-моему, он сказал, что его зовут Алексис.
ДНЕВНИК АЛЕКСА
Стою у окна спальни и подсматриваю из-за ставней, чтобы меня не было видно с террасы.
Я наблюдаю за человеком, который пришел встретиться с матерью. Прямо сейчас он нервно расхаживает взад и вперед, засунув руки в карманы. Высокий, хорошо сложенный, загорелая кожа орехово-коричневая. Густые черные волосы слегка серебрятся на висках, но он определенно не старый. Я бы предположил, что он, наверное, чуть старше мамы. И моложе отчима.
Увидев его вблизи, я обратил внимание, что у него синие, очень синие глаза, так что, вероятно, он не киприот. Если только, конечно, не носит цветные контактные линзы, в чем я сомневаюсь. Вывод: все вместе это означает, что он определенно очень хорош собой.
Смотрю, как мать выплывает на террасу. Она идет так грациозно, что ноги будто не касаются земли, потому что верхняя часть туловища не двигается, только ноги. Останавливается в нескольких футах от него, опустив руки по бокам. Я не вижу ее лица, но вижу его. И вижу, как на нем проступает выражение чистого восторга.
Сердце колотится быстрее, и я знаю, что это уже не от обезвоживания. Или малярии. Это от страха.
Они оба молчат. Стоят, не сходя с места, кажется, несколько часов, словно упиваясь друг другом. Во всяком случае, такое впечатление, что он не прочь выпить маму. Потом он протягивает руки, подходит и останавливается перед ней. Берет ее маленькие ручки в свои большие и почтительно целует их, словно святыню.
Фу, как пошло. Не хочу смотреть, но не могу отвернуться.
Наконец он останавливает хрень с губами-руками, потом обхватывает мать мускулистыми руками и обнимает ее. Она такая крохотная и беленькая на фоне его темной силы, что напоминает мне фарфоровую куклу, которую душит в объятиях большой бурый медведь. Ее голова откинута назад под странным углом, когда он прижимает ее к огромной грудной клетке. Его локти, кажется, обхватывают ее шею, и я только надеюсь, что голова не отломится, как однажды у фарфоровой куклы Имми.
Наконец, когда в глазах уже начинает темнеть оттого, что я задерживал дыхание так долго, он отпускает ее, и я хватаю ртом воздух. Слава богу. Не поцеловались, потому что это было бы уже просто запредельно.
Но это еще не конец.
Ему все еще необходимо держаться за какую-либо часть ее анатомии, и потому он снова берет ее за руку. Ведет к увитой виноградом перголе, и они исчезают под ней, пропадая из виду.
Черт! Я медленно возвращаюсь к постели и бросаюсь на нее.
Кто он? И кто он ей?
Я знал, как только увидел его на террасе, – стоит будто хозяин, явно кто-то важный. Мне позвонить папе? Ну, то есть папа мне не папа, но другого у меня никогда не было. Я знал, что когда-нибудь он для чего-то пригодится.
Папа, понятно, не обрадуется, если его жену растерзает на террасе большой кипрский медведь. Я тянусь за мобильником и включаю его. Что я скажу?
«Папа, БЫСТРО сюда! Мама в смертельной опасности под перголой!»
Господи. Я просто не могу. Он так и так считает меня чокнутым. Я прекрасно знаю, что он вынужден терпеть меня, потому что любит маму, а я иду в комплекте. К несчастью, я никуда не гожусь в большинстве игр с мячом, хотя и полон энтузиазма. Когда я был младше, он пытался учить меня, но я всегда в итоге чувствовал, что подвожу его, потому что никогда не попадал в основной состав. А потом оказался золотой уткой, когда он пришел посмотреть крикетный матч, потому как нервничал. Имей я способности к таким вещам, это бы очень помогло нашим отношениям, но он, по крайней мере, любит и защищает маму от всех других, кто ее домогается.
Вроде того типа под перголой в данный момент.
Но вообще-то забавно. Вот я все мечтал побыть с ней наедине без папы, рядом с которым у меня всегда ощущение, что я мешаюсь под ногами… и вот пожалуйста: не прошло и двадцати четырех часов, а я уже хочу, чтобы он был здесь.
Может, все же лучше послать ему сообщение?… Проверяю телефон и обнаруживаю, что там всего восемнадцать пенсов на счету. Не получится. А если бы и получилось, что бы он мог сделать-то?
Здесь больше никого, кроме меня. И Имми, но она не в счет.
Так что… остается одно: придется мне справляться в одиночку.
Я вступлю в бой за честь моей матери.
Три
– Ты выглядишь… точно так же.
– Нет, Алексис, разумеется, нет. Я старше на двадцать четыре года.
– Хелена, ты прекрасна – так же, как тогда.
Жар прихлынул к уже пылающим щекам Хелены.
– Как ты узнал, что я здесь?
– Услышал слухи в деревне. Потом около полудня мне позвонил Димитриос и сказал, что видел золотоволосую леди и ребенка на дороге из Пандоры, и я понял, что это, наверное, ты.
– Кто такой Димитриос?
– Мой сын.
– Ну конечно! Конечно! – Хелена рассмеялась, успокаиваясь. – Мы с Имми остановились по дороге сорвать виноград, и я увидела, как он уставился на меня. Я подумала, что это ты… как глупо… он совсем как ты.
– Ты хочешь сказать, он совсем как я был раньше.