Иль Догхр. Проклятие Эмира Соболева Ульяна

По мере того, как они говорили у меня, все сильнее перехватывало дыхание. Я судорожно глотала воздух пересохшим до трещин горлом и не могла насытится кислородом. Казалось на моей шее снова петля, только теперь ее никто не снимет.

— Лами хитрая как змея. Нам рассказывала сказку бабушка Самида. Помнишь? Так вот Лами та самая змеюка. Я никогда не назову ее мамой. А ее бы назвала…

Она потрогала мое плечо и уткнулась в него лбом.

— Роди папе малыша раньше нее.

— Да, роди папе малыша! Пусть эта Лами не занимает твое место!

Они заснули, а я не могла спать. Я смотрела в темноту, поглаживая курчавые головки и думала о том, что они сказали — Ахмад женится на Лами. Я никогда не думала, что эта новость может нанести мне такой сокрушительный удар. Настолько сильный, что я буквально трясусь всем телом и не знаю смогу ли я снова дышать нормально. Мне не просто плохо мне физически невыносимо.

Я должна…должна понять правда или нет. И я хочу спросить об этом самого Ахмада. Тихонько выбралась из постели стараясь не потревожить малышек. Выскользнула в коридор, тяжело дыша и чувствуя как по прежнему не хватает дыхания и темнеет в глазах. Снова кружится голова только теперь от того, что узнала.

В это время он обычно или в саду, или у себя в кабинете. Никогда раньше не набиралась столько наглость, чтобы самой прийти к нему, но сейчас внутри меня все горело. Сжигало мне внутренности и не было названия тому, что я чувствовала. Не было этому имени.

В кабинете Ахмада не оказалось, и я пошла в сад. Обычно он сидел там вечером на широкой низкой тахте, курил кальян и пил крепкий чай. Я часто смотрела из окна на то, как он подносит трубку ко рту, затягивается дымом и выпускает толстые кольца изо рта.

Я не признавалась сама себе, что наблюдать за Ахмадом стало моей вечерней привычкой. Перед тем как лечь в постель я могла подолгу смотреть на его точенный профиль. Это все равно что видеть хищника неподалеку. Красивого, грациозного, невероятно величественного и в тоже время смертельно опасного. Но вас разделяет дистанция и хищник тебя еще не заметил, а значит можно за ним наблюдать.

Но сейчас я не наблюдала…сейчас я шла к самому хищнику и хотела, чтобы он меня заметил. Шла и впервые не боялась.

Он меня не заметил. Сидел на своем привычном месте, освещенный красивым золотистым светом от фонарей, расставленных по кругу беседки. На эмире белоснежная шелковая галабея (длинная рубашка в ней ходят дома арабские мужчины). Ворот распахнут и мне видна мощная смуглая шея, босые ноги широко расставлены. В его руке трубка и он подносит ее к чувственному рту, обрамленному аккуратно постриженной бородой и выпускает клубки дыма. Рядом с ним на низком столике бокал, наполненный какой-то жидкостью.

Я сделала несколько маленьких шагов. Вся моя смелость куда-то улетучивалась. И я… я начинала понимать что невольно любуюсь его профилем. Таким четким, красивым на темном фоне даже издалека мне видно насколько у него длинные ресницы и густые брови, ровный нос и чувственный полный рот. Его волосы треплет легкий ветерок и они падают ему на лоб и на скулы. У эмира красивые черные, шелковистые ровные пряди волос. Густые и непослушные. И я вдруг ощутила странное желание коснуться этих волос, зарыться в них пальцами как тогда на природе…

И я вдруг явно ощутила что все эти дни и ночи пока он не приходил мне его не хватало. Это какая-то скрытая тоска от которой самой становится стыдно. Стыдно перед собой потому что я должна его ненавидеть, должна презирать всеми фибрами своей души, а вместо этого я стою здесь и …замираю, думая о том, как невероятно он красив. Меня переполняет что угодно только не ненависть…или нечто похожее на нее. Только это другое. Это…Я не хотела себе признаваться. НЕ хотела произнести вслух, не хотела осознать, что это ревность. Вот от чего мне больно. Меня трясет от мысли, что Лами станет его женой…трясет и мне больно так словно внутри в сердце врезаются лезвия и кромсают его на куски.

Резко обернулся и заметил меня, а я замерла глядя на обезображенное ожогом лицо и …понимая что даже этот ожог не портит его невероятной красоты. Глаза эмира горят, он смотрит на меня пристально, словно не веря сам себе.

— Почему не спишь?

Втянул дым и выпустил в мою сторону.

— Пришла поговорить.

Брови удивленно взметнулись вверх.

— Поговорить?

— Да.

— Ну говори, если пришла и осмелилась без разрешения.

— Я знаю, что ты женишься…

Резко опустил руку с трубкой и взметнул на меня острый, пронзительный взгляд.

— Тебя это не касается!

— Касается.

От моей дерзости стало самой страшно и я судорожно сдала руки, пряча ладонь одну в другу.

— Разве я не твоя жена и не имею право знать о твоих решениях.

Усмехнулся.

— Нет, Аллаена. Ты не моя жена. По нашим законам. И прав имеешь как та собака на заднем дворе.

Не только не отрицает, но и оскорбляет меня, вгоняет мне в сердце острые занозы. Такие острые, что они причиняют невыносимую боль.

— Тогда зачем я тебе? — спросила и ощутила собственное ничтожество. Ощутила, как будто меня только что отхлестали по щекам до крови.

— Кажется я никогда не скрывал зачем ты мне. Трахать. Я сказал тебе об этом в первый же день. С тех пор ничего не изменилось.

Я выпрямилась чувствуя как снова задыхаюсь от боли от обиды. Меня не просто трясет меня лихорадит и я не могу скрыть слезы, не могу их удержать они покатились по моим щекам. У меня сейчас просто разорвется все внутри от этого страдания причиняемого его жестокими презрительными словами.

— Я…я думала, что стала чем-то большим для тебя.

— Большим? — он расхохотался так мерзко и унизительно, что мне захотелось вцепиться ему в лицо. — После того как сбежала с моим сыном и только одному дьяволу известно успел ли он вставить тебе по самые яйца или все же не успел!

— Ты знаешь, что нет! Между мной и Рамилем ничего не было с тех пор как ты…как ты женился на мне. Или как там у вас это называется…расписался со мной!

— Откуда я знаю? Только потому, что ты сказала?

Резко встал напротив меня и отшвырнул в сторону кальян.

— Ты видел…сам.

— Да…видел! — ответил и взметнул руку, но вместо удара опустил ее на мою шею и провел вдоль нее вниз к ключицам, лаская. Эта ласка не сочеталась со злым, колючим взглядом, подернутых дымкой алкоголя глаз, — Именно поэтому ты живая до сих пор.

— Она ждет твоего ребенка? Это правда?

Вблизи на меня пахнуло спиртным и мятным дымом от кальяна.

— Еще раз потребуешь от меня отчет — накажу!

— Я тебя не боюсь!

— Правда?

Дернул резко к себе, выкручивая руку за спину так что от боли потемнело перед глазами и вжимая меня в свое тело.

— Потому что я пока не заставил тебя бояться… Но клянусь ты узнаешь, что такое страх если еще раз придешь ко мне со своими наглыми вопросами.

— Ты…ты правда женишься на ней? Ответь! Просто скажи мне правду!

— Да! А теперь пошла вон. Я хочу побыть один.

Оттолкнул и упал обратно на кушетку, притягивая к себе кальян, вдыхая дым и закатывая глаза от удовольствия. Обратно к дому я шла, сдерживая и глотая слезы…нет я не шла к себе в комнату. Я шла к той от кого надеялась получить ответы. К Азизе.

Распахнула дверь ее спальни примыкающей к моей комнате, подошла к ее постели когда она распахнула сонные глаза.

— Ты как-то говорила, что у него…были женщины. Продажные. Любовницы или кто они там.

— Госпожа…

— Отведи меня к той…кого он посещал чаще всего.

— О Аллах…зачем?

— Ты знаешь кто она?

— Нет!

— Узнай! И отведи! Мне надо поговорить с ней!

Глава 6

Мне хотелось видеть, как она живет. Его любовница. Было ли это ревностью. Скорее да, чем нет.

Я осознавала, что при мысли о том, что у него есть другие женщины мне становится неприятно, даже больше. Я невероятно злюсь только от одной мысли об этом.

Азиза меня вывезла, переодев в собственную одежду. Мы обе закрыли лица, надели хиджаб. До города нас отвез слуга по имени Абдулла. Пока ехали мы молчали. И это не вызывало удивления. В доме Ахмада ценилось молчание. Это я уже поняла. Никто много не разговаривал. Слуги молчаливые, водители, охрана. Как будто их нанимают на работу с главным условием — молчать.

Нас высадили в центре города, а дальше мы пошли пешком. Очень долго. По узким улицам, по закоулкам. Я почему-то думала, что его девка живет в роскошном особняке, как живут любовницы богачей, но я ошиблась.

Азиза привела меня в ужасно бедный район. Повсюду сновали полуголые ребятишки, слышалась музыка, рокот человеческих голосов, крики неподалеку с рынка.

— Пахлава! Заходи! Самая дешевая пахлава!

— Ткани и ковры из самой Персии. Ты такого не видела.

— Хозяйка, заходи. Орехи, сухофрукты.

Азиза взяла меня за руку и потянула в сторону очень узкой улицы, туда где с маленьких балконов свешивалось постиранное белье и разносился запах дешевого стирального порошка или мыла.

— Куда мы идем?

— Она больше не его любовница. Она прячется…

— От кого?

— От Самиды. Она приказала избавиться от нее.

— Откуда ты все знаешь?

— Азиза много слушает, внимательная, любопытная. А еще Азиза умеет дружить с людьми.

Мое мнение об этой девочке менялось день ото дня. И я понимала, что передо мной далеко не запуганная и загнанная овца, а очень умная, глубокая натура, с удивительным внутренним миром, полным загадок и секретов. И, мне казалось, Азиза знает секреты каждого из нас. И, да, Азиза умеет дружить с людьми. Когда нас выпускала охрана она не преминула спросить.

— Саид, как себя чувствует твоя дочка? Температура упала?

— Спасибо, Азиза. Та врач, которую ты привела, помогла моей девочке. Ей уже легче.

— Пусть выздоравливает. Если что-то будет нужно — говори.

— Да храни тебя, Аллах, святая женщина!

Мы прошли еще несколько минут и служанка юркнула в низкую дверь одного из невысоких двухэтажных домов с покосившейся крышей.

— Вы куда?

Перед нами появилась толстая женщина в платке, она уперла полные руки в бока и преградила нам путь.

— К больной пришли. Проведать и помочь.

— Аллах ей теперь только поможет. Уходите, не тревожьте ее.

Азиза достала из недр одеяний конверт и сунула в руку толстухе.

— Здесь на еду и на лекарства. Пусти, нам поговорить нужно.

— Плохая она. Последние дни все хуже. Врач прогнозов не дает, у нее обожжены легкие, кислота разъела внутренности. Ее не спасти. Нужны дорогие операции…а денег нет.

Я посмотрела на Азизу не совсем понимая, о чем идет речь. Но та взяла толстуху за руку.

— Значит такова воля Аллаха. За все в этой жизни приходится платить. Отведи нас к ней, Фатима.

Когда мы вошли в небольшую комнату на меня пахнуло запахом экскрементов, каких-то мазей и…наверное самой смерти. Я ожидала увидеть роскошную женщину, которая удовлетворяла прихоти моего мужа и ублажала его в постели, а вместо этого увидела жалкое существо, обмотанное бинтами, с пятнами крови и сукровицы, скрюченное на постели.

— О боже! Что с ней?

— Ее облили кислотой.

Ответила Азиза и шагнула к постели.

— Окси, ты меня слышишь?

Женщина даже не пошевелилась и не подала признаков жизни.

— Окси…, — тихо позвала я на нашем языке, — я …жена Ахмада. Я пришла поговорить с тобой.

— Убирайся! — проскрипела едва слышно.

— Я пришла просить тебя помочь мне. Я готова заплатить. Много обещать не могу, но я постараюсь…

— Заплатить?

Жалкое существо вдруг вскочило на постели и протянуло ко мне скрюченные руки.

— Чем ты мне заплатишь? Вернёшь мне лицо? Внутренности? Голос? Он уничтожил меня! Он и его проклятая семейка! Это все они! Онииии!

Я отшатнулась от нее. Чувствуя, как накатывает легкий приступ тошноты и становится не по себе.

— Кто это сделал с тобой?

— Она…Самида…черная ворона, жуткая сука! Когда поняла, что ОН больше не придет ко мне решила меня уничтожить…потому что платила мне, чтоб я с ним…. А я. Божеее, как я его ненавидела этого садиста, этого ублюдка, который упивался моей болью и унижениями. Ему всегда было нужно причинить мне страдания или себе. Никогда не просто так. Он … он брал меня во все отверстия, он насиловал меня руками, членом, он кусал мои груди и оставлял синяки на теле. Он заставлял меня резать его кожу, жечь ее только так он мог кончить. Это дьявол. Это больной психопат и маньяк…Зачем ты пришла? Убирайся!

Я пятилась назад пока она говорила, пятилась и чувствовала как дрожит мое тело, как оно покрывается мурашками, потому что я знаю — она говорит правду.

— Ему было плевать что я чувствую. Иногда и я кончала от его садистских ласк. Он связывал, бил плетью, лил на меня воск, оставлял порезы и мне становилось страшно от того, что я начинаю к этому привыкать. Я вспоминаю его как самое дикое и мерзкое чудовище! Чудовище…которое я ненавидела и которое безумно любила. А он бросил меня из-за тебя! Это ты появилась в его жизни! Ты! Мерзкая тварь!

Она закричала и бросилась ко мне, но боль подкосила ее, и она упала на постель.

— Старая сука избавилась от меня по его приказу…по его. Это он жестокий ублюдок захотел меня убить, чтобы избавиться навсегда. Уходи! И никогда больше здесь не появляйся! Уходииии!

Завопила и начала биться в конвульсиях, в комнату забежала Фатима, она подняла женщину на руки и положила в постель. Что- то приговаривая взяла шприц и сделала ей укол в руку. Потом зашипела на нас:

— Уходите. Вы видите ей очень плохо. Вам нечего здесь больше делать!

Я выскочила вслед за Азизой на свежий воздух, вдохнула его полной грудью, чувствуя как снова кружится голова и становится нечем дышать.

— Окси продажная женщина. За свои якобы страдания она получала очень много денег. Жила в шикарном особняке с бассейном и слугами, ездила заграницу, купалась в роскоши. Ей очень много платили за то, чтобы она выполняла прихоти своего клиента.

— Она говорит правду? Это…это то, что ему нужно? Боль? Он не может иначе?

— Ахмад…он необычный мужчина. Да ты и сама это видишь. С ним произошли ужасные вещи и они оставили отпечаток на его психике. Да, она говорит правду. Ты и сама знаешь, что все не совсем обычно с ним. Зачем ты сюда пришла?

— Я хотела…Я хотела, чтоб она сказала мне какой быть с ним? Чего он хочет? Как я могу заменить всех других женщин и особенно Лами?

Азиза взяла меня за руку и развернула к себе.

— У него было много женщин. Любовницы, жены….но ни к кому из них он не относился так как к тебе. И его никто и никогда по настоящему не любил. Дай ему то, что не давала ни одна из них — попробуй полюбить зверя, приласкать, погладить. Попробуй смиренно принять все, что он тебе дает и увидишь — с тобой будет не так как со всеми.

— Как я могу любить того, кто меня унижает?

— Ахмад тяжелый человек, очень многослойный, очень ранимый. Он прячет свою боль за жестокостью и наносит удар первый, чтобы не ударили его. Он всегда находится в состоянии защиты-нападения. Покажи ему, что с тобой можно не нападать.

— Как?

Она приложила руку к моей груди.

— Пусть тебе подскажет сердце. Нет ничего умнее чем женская интуиция.

— Он…женится на Лами!

— Но еще не женился!

Глава 7

Я не ходил к ней хотел. До дрожи во всем теле, до адской трясучки, до боли. Меня буквально всего выламывало от бешеного желания пойти, но… что-то держало. Как будто эти ее слова о любви… о том, что я буду делать потом, когда пойму… как будто они вывернули мне душу.

Можно подумать она у меня была эта душа. Темная дыра, сковырнутая рваными ранами, где остались шрамы от издевательств. Нет, я себя не жалел. Даже в детстве. Когда смотрел на себя в зеркало и понимал, что я гребаный урод мне не было себя жалко. Я думал о том, что так мне и надо. Я заслужил все это дерьмо. Все в этой жизни получают по заслугам. Я не злился на Всевышнего и не проклинал его. Я считал, что наказан наперед за какие-то страшные грехи, которые еще совершу. Это аванс, мать вашу. Или вы подумали, что я набожный?

Черта с два! У меня была фора. Если я так наказан, значит пора отработать, чтоб было за что. И я искренне старался. Оооо, я бы превзошел по стараниям самого дьявола. Так что считать, что у меня есть душа наверное самое большое заблуждение… И никто и не считал. Кроме нее.

Вы знаете, я смотрел в ее глаза и видел, что она понимает и принимает меня совсем иначе. Как будто видит то, о чем я сам не знаю. Ее умение слушать. Перечить, трогать. Проклятие! Больше всего меня ломало, когда она дотрагивалась до меня. Когда ее маленькие пальчики касались моего лица или волос. Это были точечные удары ножом, испытание раскаленными иглами. И ведь я извращенец. Я люблю боль. И эта боль от ее прикосновений пронизывала каким-то несбыточным кайфом.

Никто и никогда не посмел бы говорить со мной о любви. Вообще не посмел бы говорить, а она пришла… Наглость? Дерзость? Не знаю. Но меня сводит с ума даже звук ее голоса и я внутренне понимаю, я осознаю, что безумно, до адской ломоты в костях хочу действительно быть любимым. Ею. Чтобы эти слова не были сказаны в порыве сохранить себе жизнь… Нет, я не идиот. Конечно я не поверил. Но… я захотел, чтоб так было. Впервые в жизни захотел.

А потом все же пошел.

Не выдержал. Тогда за ней… хотел перехватить, втащить в комнату и бросить на постель и… увидел их там.

Моих малышек. В ее кровати. Спят в обнимку как котята. И она ложится рядом, укрывает их по очереди одеялом, гладит по волосам, что-то шепчет.

Первый порыв ворваться, устроить скандал. Но я держу себя в руках. Я наблюдаю как она ласково гладит их, как ложится рядом и обнимает девочек.

И вдруг понимаю, что никто до нее так не поступал и ни к кому до нее они никогда не подходили.

Всегда сами по себе, не привязаны даже к нянькам и слугам. Отчужденные, заклиненные только на себе в своем узком кругу. У них свой язык, свои игры, свои развлечения и они никого не пускают в свой мир.

Я понимаю за что Аллах наказал меня… но за что наказал их? Они же невинны. При одном взгляде на них у меня плавилось сердце и все болело внутри. Я чувствовал что это я виноват. Возможно, я должен был лучше следить за состоянием их матери, а может и вовсе не жениться на ней.

Я вернулся утром. Мне нужно было это видеть. Слышать. Как будто я узнавал ее с другой стороны. Я хотел знать что такого она им говорит? Почему она, а не любая другая женщина в нашем доме? Почему Аллаена? Они выбрали ее обе!

Спрятавшись за окном, выглядывая из-за раскидистых цветов высоко посаженого жасмина я наблюдал.

Мне были слышны их голоса и видны отражения в стекле.

— Странно! Папа не наказал нас!

— Он наверное не знает — Аят уселась на постели и задрала мордашку вверх. В такие моменты они почти не отличались друг от друга.

— Папа не знает? Три хахаха папа знает все. Он может только делать вид, что не знает.

— Тогда почему нас не забрали?

Аллаена пристала и провела рукой по волосам Аят.

— Потому что ваш папа решил не запрещать вам приходить ко мне?

— Он всегда запрещает! — Возразила Асия.

— Папа просто беспокоится о вас.

— Кто нам навредит в этом доме? До нас пальцем не дотронуться!

— Навредить можно не дотрагиваясь. Например сказать что-то нехорошее… Расскажи мне лучше о папе, Аят. Какой он в твоих глазах. Каким ты представляешь своего папу?

Она спросила и я замер. Наверное… это был страшный вопрос. Для меня. Я старался не думать о том, каким меня видят мои дети. И вдруг я кажусь им кем-то ужасным… и снова этот страх. Как в детстве. Понять, что тебя ненавидят те, кого ты любишь.

Мелочный, детский страх. Когда липкость растекается по спине и услышать ответ… это паника.

— Я представляю себе папу львом! Таким огромным! Черным львом!

— Да! — Вторит ей Асия — Папа лев. Он большой и сильный. Он убивает врагов и он справедливый.

— Папа смелый и красивый.

— Папа самый лучший у него красивый голос и он поет нам песни.

— Папа знает много историй!

Никогда не думал, что они видят меня именно таким. Я вообще не представлял что они думают обо мне. Какой я для своих слепых дочерей.

— Папа строгий и жесткий, но ведь по другому нельзя. Лев — царь зверей. Если он не будет строгим, то никто не станет его слушаться.

— Папа любит лошадей и животных.

Они говорят, а Аллаена кивает. Восторженно кивает. Не останавливает их, не возражает. Не говорит, что на самом деле я подонок, который держит ее здесь насильно и мечтает об адской мести. И именно этого я наверное боялся. Что моим детям скажут обо мне. Каким представят меня в их глазах. Они всегда общались только с раболепно преданными мне. Но Аллаена никогда такой не была.

— А ты? Каким ты видишь нашего папу?

Улыбка пропала и я замер. Что она ответит? Каким она меня видит? Женщина, которая на самом деле меня ненавидит. Каким она опишет меня моим дочерям?

— Вы знаете какой ветер? Его трудно увидеть. Никто не может видеть воздух. Но он шатает деревья, он выкорчевывает их с корнями. Кажется, что ветер злой, кажется, что он приносит только разруху?

— Ураган!

— Цунами!

— Да! Но… не только. Ветряные мельницы вырабатывают энергию, которая согревает, ветер переносит семена цветов и деревьев, ветер приносит нам долгожданный дождь и грозу, которая освежает и обновляет воздух. Мы не видим этого… но ветер он свободный, сильный, могучий и бывает таким разным. Теплым и холодным, сильным и нежным. Ваш папа… он напоминает мне ветер. И я знаю, что он может подарить не только ураган и цунами. Ведь вам он дарит тепло.

Ветер!

— Да! Папа — это ветер!

— Как красиво!

— Аллаена, ты скажешь папе, что он похож на ветер?

— Скажу…

— И он не женится на этой мерзкой Лами!

— Дааа! Скажи папе. Он услышит как красиво ты говоришь о нем, а она не умеет так. Она вообще не такая. Не люблю ее. Она хитрая. И злая.

Глава 8

Знаете, что я ощутил в этот момент. Как будто всего меня разорвало на части, как будто мне стало нечем дышать и я не мог набрать побольше воздуха, чтобы не захлебнуться от восторга. Восторга, которого так мало испытывал в своей проклятой жизни. Меня ничто не радовало и не заставляло улыбаться, меня ничто не вдохновляло. До этих дней. До тех пор пока Аллаена не появилась в моей жизни, а точнее до тех пор пока я сам не выдрал ее для себя вместе с мясом. Не присвоил ее. Жажда мести похоть гремучая смесь и она взорвала во мне ядовитую волну самого адского и отравленного вожделения, но сейчас… я испытывал нечто другое. И это нечто заставляло меня нервничать только от одного звука ее имени и от одной мысли, что я прикоснусь к ее телу.

Я мог только уйти…довольно улыбаясь и не желая мешать им общаться. Я впервые был спокоен, что никто не окажет влияния на моих дочерей, не надавит на них, не заставит их изменить свое мнение обо мне. Это был первый человек, которому я позволил общаться с моими детьми…И внутри не возникало жгучего чувства беспокойства, ощущения дискомфорта.

Ветер. Надо же. С кем меня только не сравнивали и чаще всего это был зверь и адский монстр, урод, чудовище, но ветер? Она еще так заразительно говорила, настолько вдохновенно, что меня пробирало до дрожи то, что эта маленькая женщина, несмотря на все унижения не пала настолько низко, чтобы говорить обо мне дочерям гадости…А я привык к человеческой низости, я привык глотать широко раскрытым ртом самые низменные порывы и самую адскую тьму, которую чаще всего видел в тварях. Которых называли людьми.

Наверное, именно в этот момент я принял решение. Вот так глядя на нее рядом с моими девочками, на то как она гладит их по волосам, склоняет голову к плечу, улыбается им. Они ведь ее не видят. Какая разница КАК на них смотреть, но она смотрит так как я….как я хотел бы чтобы она смотрела на меня. С любовью.

Я шел к Лами. Наш разговор должен состояться немедленно и все точки должны быть расставлены над «и».

Она лежала на кушетке, окруженная двумя служанками, одна растирала ей ноги, а вторая делала массаж рук. Вся в белом, с запрокинутой головой и закрытыми в блаженстве глазами. В который раз подумал о том, что она невероятно красива и в то же время настолько же отталкивающая. При взгляде на нее я никогда не испытывал плотского желания. Никогда не вожделел ее. Самое последнее о чем я думал рядом с Лами — это о сексе.

— Пошли вон! — громко сказал я и служанки встрепенулись и как испуганные птицы выпорхнули из комнаты. Остался только жасминовый запах от масла витать в воздухе вперемешку с терпкими духами Ламилы.

Лами приподнялась на кушетке, глядя на меня своими красивыми бархатными глазами. Она кокетливо улыбнулась.

— Я думала этого никогда не случится, и ты не придешь ко мне. Когда наша свадьба, Ахмад? Я жду, что ты объявишь о ней как можно скорее, ведь время идет и ребенок растет во мне.

— Никогда. Я пришел, чтобы сказать тебе — ты уезжаешь. До самых родов ты будешь находиться в одном из моих домов. За тобой будет надлежащий уход, полностью на моем содержании. Когда родится ребенок будет сделан анализ ДНК и после этого он либо будет признан моим, либо…

— Это твой! — взвизгнула она, — И…если ты не забыл, то я тоже поставила свои условия и…

Она не успела договорить как я резко наклонился и поднял ее за горло с кушетки. Ненавижу истерики и еще больше ненавижу, когда истерики закатывает именно эта женщина.

— Что ты подмешала мне в выпивку, а сука? Отвечай! Сейчас же! Я хочу знать!

— Ннннет…ты сам, я пришла к тебе и ты захотел ты…

— НЕ лги или я сверну тебе шею и мне будет плевать на твою беременность! Говори! Что ты подмешала мне или кому приказала подмешать! Сейчас говори! Считаю да трех! Один! Два! Т..

— Наркотик…возбуждающее средство.

— Сука! Твой мелочный шантаж никому не интересен. Ты можешь болтать сколько угодно и лишь навредить себе потому что таких как ты забивают камнями за измену мужу.

— Измену с тобой!

— Плевать с кем. Я переживу скандал мне насрать и не в таких скандалах полоскался, а вот ты сдохнешь и сдохнешь страшной смертью!

— Вместе со мной умрет и твой ребенок.

— Значит такова его страшная участь и не я ее для него выбирал.

От бессилия у нее задрожал подбородок и глаза наполнились слезами.

— Но…ты же согласился, ты сказал мы поженимся ты…

— Я передумал. На хрена мне нужна в женах шлюха, которая, будучи замужем за моим сыном раздвигала передо мной ноги.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Он – тот, кого все считают огненным чудовищем. От кого бегут без оглядки. С кем опасаются встречатьс...
Семнадцатилетняя Лика Вернер после покушения на ее жизнь обнаруживает, что в состоянии стресса может...
– Я хочу ее.– Что? – доносится до меня удивленный голос.Значит, я сказал это вслух.– Я хочу ее купит...
С середины 1990-х в небольшом сибирском городе Ангарске почти каждый месяц находили тела убитых и из...
«Хватит доказательств?» – ужасающее послание оставил на месте преступления предполагаемый призрак-уб...
Истон Ройал умен, богат, красив и влиятелен. Что еще нужно, чтобы быть в центре внимания? Любая в Ас...