Иль Догхр. Проклятие Эмира Соболева Ульяна

Глава 33

Я посмотрела на Азима. Мне не верилось, что он разговаривает Самидой. Я видела, как он держал трубку в дрожащей руке. Обернулся на меня, раскрыв широко глаза. Казалось, он очень сильно испугался. Я увидела, как сузились его зрачки. Как дернулся кадык, и как нервно приподнялась грудная клетка. Он тут же отключил звонок. Развернулся ко мне всем телом, склонил слегка голову на бок. Мне кажется, он раздумывал, что он может мне сказать по этому поводу. В этот момент он мало был похож на того Азима, что я знал всегда.

Воцарилась тишина.

— С кем ты разговаривал Азим? Спросила я.

— Кое-что выяснял!

— Мне показалось, ты назвал имя Самида. Ты ее знаешь?

— Тебе показалось! — Ответил он и нервно сглотнул.

— Мне не показалось. Я действительно слышала, как ты назвал имя Самида, а ты разговаривал с ней?

— Да, я говорил с ней! — решительно отрезал Азим и сжал челюсти, потом прошел к столу, налил в стакан воды и залпом выпил. — Я расскажу тебе одну историю. Историю обо мне и о моем брате. Историю, которую не рассказывал никогда и никому. Когда он родился, почему-то выбрали только его? А меня с матерью выгнали. Отправили черт знает куда. Помирать с голоду, покрываться вшами от нищеты, сдыхать от жажды и холода. Быть беспризорными псинами. Если бы не Самида мы бы с мамой умерли.

— То есть ты знаешь Самилу давно?

Наверное, это было эгоистично, но во мне ничего не дрогнуло от его истории. Я слишком была взволнована его разговором с этой ведьмой.

— Она была мне как мать.

Это очень многое меняло. Мне вдруг стало страшно, что я доверилась человеку, которого я совершенно не знаю. Его голос, когда он говорил о Самиде… он был в каком тотрансе, в каком тотаком нереальном экстазе, он боготворил ее я это видела в его глазах, он любил эту женщину. Любил ее как мать или как божество. Любил врага, который хотел меня уничтожить!

— Самида нашла нас с матерью, — продолжал он свой рассказ. Она нашла нас. Дала нам жилье. Дала денег и еду. И все это время она заботилась о нас. Впервые я увидел Самиду, когда мне было лет пять, до этого она приходила к маме, и я не встречался с ней. В тот раз она принесла мне коробку конфет. Шоколадных. Я никогда в своей жизни не ел шоколадных конфет. Мы жили очень бедно, и мама могла себе позволить купить мне на базаре только орехи и то всего горстку. Она смешивала их сахаром, раздавив в железной чашке в крошку. И это были мои сладости. Иногда она добавляла ложку меда. Мы голодали. Наша жизнь изменилась с того момента, когда появилась Самида. Она была очень добра к нам. Рассказывала мне о моем брате. Рассказывала о том, что на самом деле Ахмад не был нашим отцом. Самида никогда не обманывала меня. Она была честна со мной, помогала нам с матерью, приносила деньги. Потом она отправила меня учиться, затем устроила на работу. Но в какой-то момент мы перестали с ней общаться. Наверное, в тот момент, когда я понял, что больше всего на свете, я жажду отомстить ее любимому племяннику. Я начал избегать встреч, перестал принимать ее помощь. Я уже мог сам о себе позаботиться.

— Почему сейчас ты говорил с ней? Она знает, где мы находимся, она знает твой номер телефона, ты же понимаешь, что тебя легко будет отследить по звонку?

— Я не проговорил с ней минуты, засечь звонок будет очень тяжело.

— Ты говорил с ней обо мне, она знает, что я с тобой!

— Да, она знает, она предостерегла меня, что Ахмадскоро выйдет на наш след здесь, и тогда нам будет несдобровать. Предупредила и назвала цифры, которые Ахмат назначил за наши с тобой головы. Новые цифры, головокружительные и невероятные. Ни один человек в здравом смысле не сможет устоять против таких цифр.

— Ты сказал Самиде, что я тебе доверяю.

— Да, я сказался Самиде, что ты мне доверяешь. Также я сказал Самиде, что ты моя жена. Сказал, что я не отдам тебя и буду сражаться за себя до последнего вздоха. Я много чего сказал Самиде, но ты услышала только последние слова! У тебя разве есть причина не доверять мне, Вика?

— Эта женщина желала мне смерти! Эта женщина вытолкнула меня к бешеной толпе! Из-занее я чуть не потеряла своего ребенка. Меня избили на мне не осталось живого места.

— Самида хотела другую жену для своего любимого племянника. — Сказал, Азими отвернулся от меня, теперь он смотрел в окно. И я видела, как его угольно-черные волосы шевелятся от ветра. Азим был красивым, почти таким же красивым, как Рамиль, даже красивее, мужественнее. Возможно, тогда, когда-то, когда я еще была влюблена в Рамиля. Я восхищалась его внешностью, но сейчас Азим уже не казался мне таким воплощением красоты, как раньше. У меня в мыслях был совсем другой мужчина. И в своих мыслях я не видела его шрамов. Я не видела ожогов на его прекрасном лице. Я не видела обезображенной кожи. Я видела только его горящие адской страстью карие глаза. Широкие ровные брови. Выточенный, вылепленный невероятно талантливым скульптором, нос. Чувственные губы. Иногда во сне, я видела, как эти губы меня целуют. Вспоминала, как из этих глаз пропал блеск ненависти. Пропал блеск презрения, как он смотрел на меня совсем иначе. И тогда я начинала верить, что чудовище может любить меня. Но я очень сильно ошибалась. У зверя нет сердца. Нет чувств. Нет эмоций. Он видит только то, что хочет видеть. Видит те картинки, которые для него нарисовали другие люди. Его дочь…которую кто-то настроил против, с которой кто-то поработал и внушил ей все те ужасы, которые она говорила или бредила после комы. Он не поверил мне…все же не поверил, и я стала для него детоубийцей. Что может быть страшнее?

— Самида помогла мне выкрасть тебя и сбежать!

Его откровения были шоком для меня. Я отшатнулась. И, наверное, очень сильно побледнела. Я буквально почувствовала, как, каменеет мое тело, как замирает мое сердце. А потом начинает бешено биться у меня в горле.

— Самида меня ненавидят. Самида хочет моей смерти? Как я могу доверять тебе, если ты любишь моего врага?

— И это хорошо, что она тебя ненавидит! Нам это играет на руку! Она помогает мне забрать тебя у моего племянника! Она не против, чтобы я женился на тебе, она готова платить нам деньги. Она готова помогать нам убежать. Она докладывает мне все, что знает. О каждом шаге Ахмада. И нам нужны ее глаза в усадьбе!

Может быть, он был прав? Может быть, мне не стоило бояться и то, что он говорил, было правдой. Все, что мне очень нравилось в Азиме — он не обманывал меня, он был со мной откровенным. Он всегда отвечал на мои вопросы и ничего не скрывал о себе. Даже сейчас он рассказал мне о Самиде. И не побоялся, что я оттолкну его или сбегу. Хотя куда мне бежать? Я теперь завишу от него.

— Я знаю, что из себя представляет Самида. Да я ей очень благодарен. Уважаю ее. И если она меня попросит помочь ей, я всегда помогу, но я знаю, что из себя представляет эта женщина. И для меня не секрет, на что она способна. Такого человека лучше иметь в друзьях, а не во врагах.

— Тогда почему ты скрывал от меня?

— Знал, какая реакция у тебя будет! Ты не спрашивала Самиде? И я не рассказывал.

— Что еще я не спрашивала тебя и ты рассказываешь?

— Спроси все, что хочешь, и я честно отвечу на любой твой вопрос, Вика.

— Я о тебе ничего не знаю.

— Что именно ты хочешь узнать, я расскажу тебе все!

— Но смогу ли я верить тому, что ты расскажешь?

— Разве я не заслужил твоего доверия? Разве до сих пор я не защищал и не заботился о тебе? Разве я прикоснулся к тебе? Потребовал от тебя что-то? Разве я обидел тебя хотя бы словом или действием? Даже сейчас я рассказал тебе все о Самиде и рассказал, что нас с ней связывает, я ничего от тебя не скрывал. Ты знаешь, возможно, изначально …изначально это было только желанием насолить Ахмату. Но потом, когда я узнавал тебя все ближе и ближе, чем больше времени мы проводили вместе, я понималчто ты нужна мне, что я влюбляюсь в тебя.

Я не готова была говорить об этом сейчас, захотелось спрятаться, исчезнуть и не слышать его признаний.

— Да ты прав. Прости, что допрашивала тебя. Я просто не доверяю этой женщине, боюсь ее. Я очень сильно испугалась. Самое страшное в этой жизни это предательство. Когда-то твой брат Рамиль предал меня!

— Я знаю, что сделал Рамиль. Он всегда был трусливым. С самого детства.

— Ты общался с Рамилем?

— Да я приходил в особняк. Смотрел на него издалека как на свое отражение. Наблюдал за ним. Завидовал ему. Хотел такой жизни, как у него. Но так никогда не смог получить. Я очень часто задавал себе вопрос, почему он, а не я? По каким критериям выбирали, почему не взяли двух мальчиков, взяли только одного. И это был он. Но все, что не делает Аллах все к лучшему. Окажись я на его месте, возможно, я бы сейчас был мертв, как и он.

Самида перевела мне через посредников большую сумму денег. Если нам вдруг потребуется снова бежать. У нас есть все средства для этого.

— Нам снова нужно будет бежать? — В ужасе, спросила я. Потому что только сейчас поняла, что я устала. Что у меня уже больше нет сил. Мне скоро рожать, и я хочу это сделать в спокойном и безопасном месте. А не где-нибудь в дороге, в машине, в автобусе, в поезде.

— Ты думаешь, нам снова придется бежать? — переспросила и ощутила как по всему телу прошла волна дрожи.

— Надеюсь, что нет, это место довольно безопасное, о нем никто не знает.

— А Самида знает?

— Нет, она тоже не знает. Когда-то моя мать собирала деньги, которые давала Сами, очень экономила и собирала. Она купила этот дом, и о нем никто не знал. Кромеменя. Когда она умирала, она завещала этот дом мне. Нас никто не найдет здесь. По крайней мере, я хочу в это верить. Но у меня всегда есть план «б».

— Она…Самида… говорила что-то об Ахмаде? — Тихо спросила я и опустила взгляд.

— Говорила, что он ищет нас. Говорила, что он полон ярости, ненависти и презрения. Полон желания. Отомстить. Убить, растерзать. Разорвать на части только так, как умеет он один.

Воцарилась тишина, в которой кажется я слышала биение своего сердца и ощущала как завертелся внутри малыш. Я накрыла живот ладонью и постаралась успокоиться, чтобы ребенок не беспокоился.

— Ты была у врача? С ребенком все в порядке?

Он сменил тему, и, наверное, я в этот момент вздохнула с облегчением. Мне вдруг захотелось поговорить о чем-то другом. Потому что само имя Ахмад причиняло мне адскую боль. Словно выкручивало мое сердце наизнанку. Вспарывало его острыми кинжалами, выворачивала мясом наружу. Как будто бы высекая это имя на своей поверхности, чтобы я запомнила его навечно.

— Да, все в порядке. Очень хорошая врач. Она позаботится о нас с ребенком. Она только недавно перевелась в клинику. И мне очень понравилась.

— Вот и хорошо. Если нужны будут деньги, скажи сколько — я тебе дам?

— Ты слышал, что-нибудьо моей сестре?

— Нет. К сожалению, мои люди все обыскали. Перевернули каждый клочок земли в том районе. Говорили с персоналом больницы, но никаких концов я так и не нашел. Она как сквозь землю провалилась!

— Но она жива? — С надеждой в голосе спросила я. И сжала пальцы до хруста.

— Надеюсь, что жива, потому что сведений о ее смерти у меня нет. Мы ищем. Как только будет хотя бы какое-то известие, я обязательно тебе сообщу, а сейчас мне пора в город. Постарайся поменьше, куда-то выходить, поменьше светиться. Всегда надевай хиджаб. И прячь лицо и особенно волосы.

— Спасибо тебе за все, Азим!

— Все что я делаю, я делаю для себя, Вика. Потому что надеюсь, что однажды ты посмотришь на меня иначе. Надеюсь, что однажды ты станешь по-настоящему моей женой. А твой ребенок станет моим ребенком… А может быть… Может быть со временем… Ты родишь меня еще? Родишь от меня девочку или мальчика. Я буду безмерно рад. Но я никогда не буду тебя ни к чему принуждать.

Глава 34

Наверное, я надеялся, что они будут похожи. Даже больше я искренне в это верил. Особенно когда сказали, что везут ее сюда и я наконец-то смогу отыграться по полной, отыграться так, как хотел бы. В моей голове проносились планы мести, какого-то кровавого секса, боли, слез и…

Но, увы, я не смог. Это хрупкое, глубоко несчастное существо потрясло меня до глубины души. Я еще никогда не видел кого-то, кто настолько мог быть близок к Аллаху. К чистоте, к праведности, к свету.

Они не были похожи насколько это вообще возможно. Нет, конечно, видно, что Вика и Алена сестры. Такой же цвет волос, такая же нежная кожа, голубые глаза. Алена, может быть, и могла бы быть красивой. Называться красивой, если бы не это загнанное выражение лица, не эти болезненные синяки под глазами, не эта сутулая спина и тонкие косточки. Можно сказать, что она похожа на подстреленную птичку. Очень слабую и нежную. И не вызывает ничего кроме адской жалости и какого-то трепета. Но именно этот трепет испытываешь по отношению к ребенку что ли. Не к молодой девятнадцатилетней девушке. Я ожидал увидеть одно, а встретил совершенно иное существо. Не от мира сего. Наверное, сейчас я начинал понимать почему Вика так сильно и безумно любила свою сестру. Ее невозможно было не любить. В этом существе собралось столько света, столько нежности, что от нее отталкивалась любая грязь.

— В твоей душе много тьмы…, — сказала она как-то, когда мы ужинали и она ковырялась вилкой в салате и ела очень маленькими кусочками. — ты в ней тонешь.

Ее слова прозвучали очень странно, и я вскинул голову и посмотрел на девушку. Она меня не боялась. Это было так удивительно, что, наверное, граничило с шоком. Я привык видеть, как люди шарахаются, когда видят обожжённую часть лица, начинают заикаться, путаться. Но она не пугалась. В тот день, когда ее привезли и я сказал не бояться ее ответ потряс меня.

— Я не боюсь. Зачем мне бояться того, кто сам испытал дикий ужас. Страх все еще живет в тебе…я его чувствую.

Тогда я подумал, что она это говорит, чтобы уцелеть, что она просто притворяется. Я слишком привык к притворству в этой жизни. И поверить во что-то светлое и доброе мне было невероятно тяжело. Моя черная душа не принимала белый цвет. Она отторгала его, ее выворачивало до тошноты от желания испачкать и сломать. Я испытал тоже самое. Мне захотелось схватить ее за шиворот и рявкнуть, что ужас здесь испытывать будет только она. Но девушка вдруг сделала несколько шагов ко мне и обхватила мое лицо обеими руками. От ее тонких ладошек шло невероятное тепло, оно грело кожу, оно успокаивало саднение в шрамах, оно словно вливалось в мое тело и начинало согревать его изнутри.

— Тот, кто это сделал боялся еще больше. Боялся правды, боялся доброты, боялся детства, боялся сам себя. Он убог и несчастен. Пожалей его!

Я перехватил ее руки и сдавил запястья, пытаясь оторвать от себя, но она даже не напряглась, она продолжила трогать мои шрамы. Как слепая. Ее не волновала моя реакция. Она даже не обращала на нее внимание.

— Это сделало чудовище!

— Он наказан больше, чем ты можешь себе представить! — тихо прошептала и в ее глазах заблестели слезы, — Нужно уметь прощать тех, кто причиняет тебе боль. Тогда в твоей душе проскользнет лучик света.

И я больше не мог давить ее тонкие ручки, я убрал свои лапы от ее запястий и позволил ей гладить мое лицо.

— Ты не причинишь мне зла. Ты хороший. — сказала она тогда и я остолбенел от неожиданности. Хорошим меня еще никто и никогда не называл. Вечером я позвал к себе Самира.

— Достань мне все об этой девочке. Всю историю болезни начиная с рождения. Все, что можно узнать и что нельзя. И еще…я хочу, чтоб о ней заботились как о королеве. Приставь к ней охрану, дай лучших служанок. Пусть Азиза ею займется.

Уже на следующий день я узнал, что девочка перенесла несколько операций на сердце. Одну при рождении и вторую уже с помощью моих денег не так давно. Теперь ее состояние удовлетворительное и врачи дают прекрасные прогнозы. О ее личной жизни было всего несколько строчек. Она исправно посещала церковь, не встречалась с мужчинами и очень любила рисовать. Все свое время проводила за рисунками и в художественной студии в доме Творчества в ее городе.

Нет, она не была прекрасным художником, не рисовала нечто великолепное. Скорее ее рисунки были похожи на рисунки ребенка. Но было в них нечто светлое и доброе. Когда смотришь и на душе перестает быть так ужасно черно, так невероятно больно и тошно. Смотришь и чувствуешь себя маленьким и счастливым, открытым для людей, не погрязшим в грехах.

Я подарил ей холсты, краски, купил все что нужно, оборудовал целую мастерскую, где она могла бы творить, и она радовалась как ребенок. Хлопала в ладоши, кружилась, нюхала краски и трогала свои щеки кисточками.

Я не хотел, чтобы она знала о Вике. Я ничего ей не рассказывал. И запретил, чтобы кто-то другой рассказал. Но шило разве утаишь мешке? Я понимал, что рано или поздно она узнает. Особенно когда сходил с ума в своем кабинете, выл как раненое животное. Бил кулаками по стенам. Ненавидел яростно, адски, дико, бешено ненавидел. В один из таких моментов она пришла ко мне. Поскреблась тихонечко в дверь. Как мышка. Я в гневе распахнул ее. И увидел Алену на пороге. Она стояла с маленькой бутылкой минеральной воды в руках.

— Я принесла тебе попить.

Зачем мне ее вода, если я нахлестался виски как ненормальный и даже не опьянел? Зачем мне ее вода, если меня буквально выворачивала от выпитого спиртного и от ощущения горечи во рту?

— Ты что-то хотела? — я проигнорировал протянутую мне воду. Мне нужно было чтобы она ушла. Я хотел дать волю своей дикости. А при ней не мог.

— Мне кажется, тебя сейчас не нужно быть одному.

— Тебе так кажется иди к себе в комнату.

— Но я чувствую.

Она сказала сделала шаг ко мне, а я сделал шаг от нее назад. Мне сейчас не нужен был ее свет. Я хотела окунуться в свою тьму, я хотел в ней погрязнуть. Я хотел в ней утонуть, я хотел в ней разлагаться, чтобы меня сейчас никто не трогал. Мне не нужны были ее чистые, светлые глаза. Мне не нужна была ее жалость и сочувствие. Я хотел остаться один со своей болью.

— Иди спать, Алена.

— Можно я посижу с тобой?

Этот вопрос меня обезоружен. На так искренне посмотрела мне в глаза, что я не смог ей отказать. Открыл дверь и впустил ее внутрь комнаты. Она осмотрелась по сторонам. Подошла к окну. И задернули шторы.

— Она этого не делала.

Тихо сказала девушка и посмотрела мне в глаза. Я бы мог переспросить, кто «она» и что не делала. Но я сразу понял, что Алена имеет в виду и сразу понял, что она все знает. А еще я думал о том, что тот, кто ей рассказал, уже завтра будет без языка. Я вырву на хрен его зубы. И выпотрошу ему кишки. Сука ублюдочная, тварь! Кто посмел нарушить запрет и рассказать? Какая мразь?

— Откуда ты знаешь?

— Я ее знаю, это моя сестра.

— Это не ответ.

— Я могу чувствовать кто плохой, а кто хороший.

— И ты утверждаешь, что твоя сестра хорошая?

— Вика добрая светлая. И очень преданная. А еще она очень любит детей. И она бы никогда не обидела ребенка. Никогда. Не знаю, рассказывала ли она тебе? Но у нас был брат. Он умер, когда ему было всего лишь год. Заболел менингитом и умер. У нас с мамой не хватило денег на то, чтобы его вылечить. Он ушел на небеса в приемном покое больницы. Вика тогда буквально вытянула на себе нашу маму. Я болела и у меня не было на это сил. А Вика подставила ей плечо, подставила ей свою спину. Она была рядом с ней, когда ей было больно. Она оплакивала братика. Мы знаем, что такое терять и никогда не заставим кого-то другого потерять близкого человека.

Она говорила искренне, мне очень хотелось ей верить. Очень хотелось, чтобы история про брата стерла из памяти те картинки, которые мне рисовали рассказы моей дочери. Только я, блядь, помнил, как Аят кричала, что именно Проклятая ее убивала.

Я помнил, как моя дочь пришла в себя и самое первое, чтоона сказала. Это было слово — Проклятая. Я не смог допросить дальше. Я не смог больше ее расспрашивать, потому что она снова впала в кому. И ни один врач больше не скажет мне, когда моя маленькая Аят придет в себя. Разве мало доказательств? Зачем она сбежала? Зачем она сбежала с ним? Затем вышла до него замуж?

— Кто тебе рассказал?

— Если я скажу, ты накажешь этого человека, а я бы этого не хотела.

— А если ты не расскажешь, то я накажу тебя.

— Накажи, я не боюсь.

— Наказания могут быть очень болезненными.

— Иисусу было намного больнее, и я готова вытерпеть все что угодно, чтобы приблизиться к нему.

Что я мог на это ответить? Я молча смотрел в ее огромные голубые глаза, кристально чистые и нежные, такие светлые. Смотрел на развивающиеся золотистые волосы на этот невинный облик и понимал, что нет! Ее я точно не накажу.

— Значит, не скажешь, кто тебе рассказал?

— Нет, не скажу.

— Врать очень плохо.

— А я не вру, я просто не говорю.

— А если я угадаю, кто это ты промолчишь или признаешься?

— Я не буду играть с тобой в эту игру.

— Это не игра, Алёна, этоочень серьезно. Кто-то рассказал тебе то, что я запретил говорить.

— Думаешь, я не понимала, что ты не просто так забрал меня из больницы или не понимала, что кто-то оплачивает мое лечение? Я сразу узнала, что это ты. А еще я поняла, что это как-то связано с моей сестрой. Оставалось только додуматься как?

— И как же я с ней связан?

— Ты ее любишь?

— Нет, я ее ненавижу.

— Потому что любишь.

— Твоя сестра убила мою дочь, вторую дочь пыталась утопить. Она сбежала с другим мужиком и изменяла мне! Твоя сестра вышла замуж за другого, наставила мне рога, поэтому, когда я ее найду, она будет очень сильно страдать.

— Для этого ты забрал меня, чтобы наказать ее через меня?

— И для этого тоже.

— Я могу попробовать вылечить твою дочь?

— Вылечить?

— Да. Я могу лечить. Наша мама была очень сильна больна. У нее нашли опухоль. Все это время, пока мне не стало плохо, я лечила ее. И опухоль не росла. Потом, когда я заболела и попала в больницу, мама слегла и умерла. Если бы я могла быть рядом с ней, этого бы не случилось.

Какой-то бред то, что она говорит, какой ты нереальный сюрреалистический бред. Она может лечить. Смешно. Я самое интересное, откуда она знает, что ее мать умерла, я никому этого не говорил. А ей тем более.

— Так ты позволишь посмотреть на твою дочь?

— Откуда ты знаешь про свою мать?

— Я знаю…я почувствовала, когда ее не стало. А потом она приходила ко мне во сне и мы попрощались.

— Ты не скорбишь?

— Скорблю. Но мама теперь в ином мире и она с Иисусом. Ей не больно, ей хорошо. Она ангел.

— Так ты дашь мне увидеть твою дочь, Ахмад?

— Она в коме.

— Я слышала. Я посмотрю и попробую ее разбудить. Ведь ей от этого не станет хуже? Как я могу навредить ей, ты пойдешь вместе со мной и будешь видеть все, что я делаю. Да, твоя дочь проснется. Я снова спрошу у нее про свою сестру. И тогда она расскажет правду. И ты поймешь, что Вика ни в чем не виновата.

— Иди спать, Алена, потом как-нибудь поговорим об этом.

— Ты мне не веришь да?

— Иди спать, спокойной ночи.

— Уверуй и тебе воздастся.

— Иди, Самир проведет тебя к твоей комнате. Самир!

Глава 35

— Зачем он притащил эту …больную? — шипела Лами и размахивала руками перед лицом мамы Самиды, пока та стояла на балконе своей веранды. Ей нужно было время побыть одной. Принять нужные решения.

— Не знаю…

Самида смотрит впереди себя и не реагирует на слова Лами, которая пришла к ней под покровом ночи и раздражала своим присутствием. Она думала. Лихорадочно думала над тем, что сейчас происходит и не понимала, как ей поступить дальше. Все и всегда было под ее контролем. Распланировано на годы вперед. Но теперь рушилось как замок на песке и все с появлением той славянки. Аллаены. Проклятой сучки, которая накрутила голову Ахмаду так, что он больше ничего и никого не видел перед своими глазами. Ее сестра не угроза. Так…растение, цветок, который изначально рос не так как надо. Блаженная. Нет никакой опасности от нее. А вот Лами начинала мешать…

— Ты мне обещала, что, когда исчезнет эта тварь все изменится. Я вернусь в дом! Я верну расположение Ахмада, и я стану его женой!

— Замолчи! Не все и не всегда получается так как мы хотим.

— Я сделала все, так как ты говорила! Смотри, Самида…если ты решила меня предать, то и я расскажу кто причастен к смерти твоей…кто она тебе? Племянница? Внучка? Я все расскажу и не стану молчать! Ахмад узнает и как он поступит тогда? Как? Он выгонит тебя, мама Самида! Он вышвырнет тебя из этого дома! Ты потеряешь свою власть!

— Заткнись!

Зашипела Самида и схватила Лами за горло.

— Никогда не смей со мной так говорить и никогда не забывай благодаря кому ты вообще здесь находишься! Ты помнишь кто твой отец…кто твоя мать и в каких долгах они оказались? Я отправлю тебя обратно на дно если ты посмеешь мне угрожать. А теперь пошла вон! И не приходи в дом пока я тебя не позвала. Не смей даже нос сюда показывать!

Отшвырнула задыхающуюся Лами и стукнула тростью об пол. От ярости у нее дергался левый глаз. Так было еще с самого детства. Тик возвращался, когда она нервничала и глаз полностью закрывался веком. Сколько раз на смотринах женихи убегали, увидев это недостаток. Она нравилась только ему…своему единственному брату и любовнику. Он воплотился в теле ее племянника…Но так и не узнал свою любимую Сами. С этим она смирилась и научилась жить.

У нее была своя отрада, свой фетиш. Но и его отняла мерзкая дрянь, которая полностью изменила ход вещей в этом доме. Изменила самого Ахмада. Ее гораздо больше устраивал невменяемый зверь, чем этот…кем он стал рядом с Аллаеной.

В дверь тихонько поскреблись.