Квест Академия Ефиминюк Марина

Глава 3

Синдром ведьмы

Дни стояли теплые и сухие. Небо над академией было чистым, высоким, а солнце ласковым. Осень щедрыми мазками раскрашивала окрестности в золотистые, багровые, красноватые оттенки – глаза разбегались от буйства красок. Ветер гонял по главной площади Дартмурта опавшие листья, а преподаватель по боевой магии Гариф гонял по полигону нас. Нещадно, без жалости.

Пока мы носились, словно взбесившиеся пони, магистр стоял в сторонке и для острастки перебрасывал из руки в руку пульсар, словно безобидный мяч. Один раз энергетический шар выпал и завис в воздухе на уровне пояса. Гариф отшатнулся, прикрыв причинное место, но тут же сжал пульсар ладонями и потушил. Он огляделся, проверяя, не заметил ли кто оплошности, и немедленно сорвал злость на субтильном Ботанике, которого невзлюбил с первого занятия и шпынял по любому поводу:

– Квинстад, не ковылять, а бегать! Или нужен стимул?

От шара он, конечно, избавился, но вполне мог метнуть какую-нибудь молнию, и мы с девчонками, не сговариваясь, прибавили скорости, хотя лично у меня горело в груди, в висках стучала кровь, а в глазах темнело. За две учебные декады я пробежала миль больше, чем за всю жизнь. Всегда предпочитала по улицам ходить, а не носиться с выпученными глазами и не испытывала по этому поводу никаких комплексов. А тут – каждый третий день тренировки с обязательной отработкой бега по кругу. Готова поспорить, расписание составлял тиран Армас, горящий идеей естественного отбора адептов-первогодок.

– Одно радует, – прохрипела Тильда, – если я издохну на полигоне, папочка засудит и Косоглазого, и академию.

– Эден, Юри и ты, третья, как там тебя зовут! – Магистр всегда забывал имена миниатюрных девушек, Марлис в том числе. – Вдыхаем через нос, выдыхаем через рот! Слышите? Выдыхаем, а не треплемся! Берите пример с Бади. Вон как красиво бежит!

Молчун Джер Бади был способен полтора часа гонять по полигону, не сбавляя темпа, и даже не запыхаться. Но он поступил в академию по направлению из училища боевых магов! Может, их ежедневно заставляли совершать марш-броски по пересеченной местности.

– Последний круг! – соизволил остановить коллективные мучения Гариф и тут же выкрикнул: – Форстад, прибавляй! Не позорь знаменитую фамилию!

Думаю, не стоит упоминать, что «представитель знаменитой фамилии» ходил у магистра в любимчиках и никогда не рисковал получить энергетическим шаром в спину.

Когда мы втроем пересекли невидимую финишную линию возле магистра, он рявкнул:

– Не смейте сразу приземлять задницы! Полкруга шагом – восстанавливать дыхание!

Полкруга мы не осилили, прошли ярдов десять и рухнули на островке жесткой желтеющей травы, чудом выжившей посреди полигона.

– Когда боевую магию переведут в факультативы, то обязательно от нее откажусь! – простонала Матильда. – Если раньше не помру.

– Меня с собой возьми, – с трудом проговорила я.

– Помирать?

– Отказываться! Официально заявляю, что ненавижу тренироваться!

Смертельно хотелось пить, но подниматься на трясущиеся от усталости ноги и ковылять к питьевым фонтанчикам, расположенным возле ворот полигона, сил не было.

– Хотя кое-что в боевой магии мне, конечно, нравится, – протянула Тильда.

– Что в ней может нравиться? – не поняла я, и подруга кивнула куда-то в сторону.

Собравшиеся возле «водопоя» парни устроили коллективное купание.

– Снимающий рубашку Качок, – мечтательно вздохнула Матильда, когда Бади, одним резким движением стянув рубашку, щедро продемонстрировал скульптурное натренированное тело с блеснувшим на груди, под сердцем, знаком боевого мага.

– Осторожно! – в притворном ужасе воскликнула я.

– Что? – испугалась подруга.

– У тебя очки запотели.

– Поэтому тебя все называют Ведьмой! – беззлобно огрызнулась Тильда. – Добрее надо относиться к слабостям ближних.

– Да я сама доброта! – возмутилась я.

– Ага, когда спишь за опечатанной снаружи дверью. – Она резво поднялась, отряхнула штаны от сухих травинок и спросила у Марлис: – Пойдешь попить?

Тихоня, отчего-то беспрекословно подчинявшаяся нашей худой очкастой подружке с неизменными косичками, послушно поднялась. Я почти решила найти силы и поползти к фонтанчикам, но в ту же сторону, на ходу стягивая через голову рубашку, прогарцевал Форстад. Следом за ним, словно королевские телохранители, бодрой рысцой последовали два его придурковатых приятеля Дин Дживс и Трой Остад.

Не хватало еще наблюдать, как кое-кто светит бледными тощими телесами. Ладно, может, далеко не тощими, а весьма подтянутыми, с тонко намеченными кубиками в нужном месте, но все равно бледными. И нет, я вовсе не следила за аристократическим белобрысым придурком, презирающим загар. Больно надо! Просто он смел попадаться мне на глаза.

После того как на три очень долгих дня он превратил меня в главную сплетню академической столовой, мы друг друга подчеркнуто игнорировали. Безусловно, распылять на белобрысого придурка фантазию и энергию было слишком, но если я не отомщу, то даже в старости буду досадовать.

– А ты, Аниса? – тихим голосом уточнила Марлис.

– Вставать неохота, – моментально отказалась я.

Подружки сбежали, а мне оставалось проследить, как бедняга Флемминг Квинстад, к которому намертво приклеилось прозвище Ботаник, как ко мне – Ведьма, под издевательские комментарии магистра на последнем издыхании заканчивал финальный круг. На самом деле он погибал на дорожке в компании приятелей по историческому клубу, но другие «бегуны» нездорового интереса у преподавателя не вызывали.

Когда пытка разминкой окончательно завершилась, криками и угрозами магистр собрал народ. Расставив ноги на ширину плеч и сложив руки за спиной, он объявил:

– На сегодня мы закончили отработку бега по кругу! Поздравляю!

– Восславьтесь добрые боги, – на выдохе пробормотала Тильда.

– И начинаем отработку защиты и нападения! – бодро добавил Гариф.

– Боги, как я люблю бег по кругу, – простонала она.

– Юри! – ткнул он пальцем в сторону Матильды. – Ты идешь в пару к Бади!

– Спасибо, боги! – едва слышно, но с восторгом поблагодарила подружка высшие силы за привлекательного партнера и немедленно протиснулась сквозь сгрудившихся адептов поближе к Качку.

– Эден – с Остадом. – Он указал на Троя, одного из приятелей белобрысого придурка, и будущий партнер скривился, словно в рот залетела горькая муха.

– Магистр Гариф, почему именно меня с Ведьмой?

– Боишься оказаться на лопатках? – рявкнул тот.

– Она вроде как… девчонка.

Простите, вроде как?! Вообще магистр не делал различий между девицами и парнями, гонял всех одинаково нещадно. Недовольный тем, что кто-то посмел оспорить его решение, он сузил глаза и нехорошо улыбнулся:

– Господин аристократ, а я для вас достойный партнер?

Парень замялся, неуверенно глянул на приятелей, словно ища поддержки, и пожал плечами. Самоубийца! Поверьте на слово, магистр заслуженно носил прозвище Косоглазый.

– Эден – к Форстаду, – бабахнул приказ. – Не переживай, он тебя не зашибет.

Мы обменялись мрачными взглядами. Честное слово, очень сильно сомневаюсь!

– Смотрим все сюда! – когда пары были поделены, махнул рукой Гариф. – Показываю один раз.

Он резко выкинул руку с раскрытой ладонью, и в грудь Троя влетела заметная даже невооруженным глазом волна воздуха. Оторопевший от внезапной атаки парень еще пытался вернуть дыхание, когда оказался стремительно переброшенным через преподавательское плечо и грохнулся на вытоптанную лысую землю. Судя по скорченной болезненной мине, приложили его порядочно.

В прошлый раз Гариф демонстрировал приемы защиты на Ботанике, раз за разом выпуская в жертву сшибавшие с ног магические тычки. Если бы в ажитации магистр случайно не смел с забора ворону, со страшным карканьем отлетевшую к окну ректора и живописно распластавшуюся по цветному витражу, то Флемминг уползал бы с полигона на карачках, но занятие пришлось свернуть. Жаль, преподавателей не заставляли отрабатывать провинности у кастеляна, а было бы забавно посмотреть на Гарифа, махающего метелкой на главной академической площади. Пожалуй, веселее, чем следить, как он сжигает кое-чьи штанцы.

– Всем ясно? Приступаем! – прозвучал приказ.

Форстад стоял в расслабленной позе, сунув руки в карманы, и поглядывал на меня то ли с затаенной жалостью, то ли с откровенным высокомерием – по его противной роже прочесть не выходило.

– Дамы – вперед. – Он махнул головой, убирая с глаз длинную белобрысую челку, выбившуюся из того, что, наверное, можно было назвать «дулечка из волосенок на растрепанной головушке».

Не произнося ни слова, я сделала резкий выпад рукой, заставляя воздух оттолкнуться от раскрытой ладони, словно тяжелый шар. Удар пришелся в живот, Илай от неожиданности охнул и пошатнулся:

– Полегче, Эден.

Я ловко подскочила к нему, схватила за руку, прижалась спиной к груди, чтобы опрокинуть, как завещал великий и ужасный магистр Гариф, и… ничего. Белобрысый придурок оказался настолько придурковат, что послушно перекидываться через хрупкое девичье плечико не пожелал. Стараясь не замечать ни жара, идущего от его крепкого тела, ни мускусного, исключительно мужского запаха, я сжала зубы и дернула еще разок.

– Никак? – хмыкнул он над самым ухом.

Та-дам! Сначала я оказалась к нему лицом к лицу, вернее, как всегда носом к кадыку, а секундой позже была подло опрокинута. Полетела назад, толком ничего не соображая. За мгновение до оглушительного падения Форстад ловко перехватил меня за руки, заставил застыть в воздухе и оценить унизительность позы, а потом театральным жестом отпустил. Валялась я на земле и тихо его ненавидела, хотя хотелось ненавидеть громко и очень цветисто.

– Помочь подняться? – склонился он с глумливой ухмылкой.

– Спасибо, – одарила подлеца нежной улыбкой. Нормальный человек на его месте задумался бы и поосторожничал, но он предпочел съехидничать:

– Надо же, ты все-таки не разучилась говорить.

– Это плохая новость. – Я намертво вцепилась в любезно протянутую ладонь и выпустила магический разряд. Сильный, обжигающий, чтобы парень перестал ерничать.

Не ожидавший поистине ведьмовской хитрости противник болезненно сморщился. Мне, конечно, пришлось вывернуться и прилично потянуть поясницу, но он оказался отброшенным на лопатки. Тяжело дыша, я оседлала его и с победным рыком (сама не знала, что умею) сжала запястья, из-под пальцев вырвался свет от возмущенного знака Дартмурта, потревоженного моим прикосновением… И вдруг запоздало пришло осознание, что вообще-то Илай не сопротивлялся. Пока меня разрывало от гнева, паршивый придурок расслабленно валялся на земле, как на перинке, и издевательски ржал! Единорог недоделанный!

– Привыкла быть сверху, Эден?

– Свали за грань! – рявкнула я.

Кувырок. И он уже вдавливал меня в пыль, крепко стискивая коленями, чтобы не пиналась. Какая – к собачьим демонам – боевая магия? Я была готова его покусать! Сопя, выкручивалась, пыталась освободиться, но тщетно – Форстад был тяжелее и брал физическим превосходством. Заломил руки за голову, чтобы не царапалась, склонился низко-низко: кончики светлых волос почти щекотали мое лицо. Отлично! Как сейчас цапну за аристократический нос!

– Ты проиграла, – улыбнулся он и одним гибким движением поднялся. Пока я сгребала себя с землицы и вставала, ощущая каждую мышцу в теле, он спокойно отряхнул штаны от налипшего мусора и с нарочито любезным видом предложил:

– Попробуешь еще раз?

– Конечно, – отозвалась я и без пауз, не давая ему оценить обстановку, со всей возможной силой пихнула в его сторону мощную волну воздуха. Удар попал в грудь, заставил насмешливого противника закашляться. Я проворно подскочила и сделала идеально красивый бросок через плечо, в котором немедленно что-то хрустнуло (надеюсь, не кости). Илай распластался на лопатках и изумленно уставился на меня снизу-вверх.

– Превосходно, Эден! – раздалась похвала магистра. – Я-то думал, вы так и будете обжиматься. Форстад, как лежится? Земля на задницу не давит?

Самомнение ему давит! На мозг.

– Готов продолжить? – вежливо спросила я, склонившись к поверженному противнику. – Или нужно к лекарю?

– Ведьма! – почти восхищенно усмехнулся он.

– Придурок.

Дружеский обмен «любезностями» остановил переливчатый сигнал, который ненавязчиво разлетелся по полигону и оповестил о завершении занятия.

Но победу под звучащие в голове фанфары я праздновала недолго. Ближе к вечеру стало ясно, что к лекарю надо бы мне самой. Плечо, не выдержавшее веса Форстада, нешуточно разболелось. Мысленно проклиная ненавистную боевую магию, вместо столовой, где меня уже поджидали занявшие столик девчонки, я поплелась к лекарю.

В лазарете оказалось неожиданно людно. Раздраженная сестра милосердия в съехавшем на затылок чепце пыталась выставить в коридор взволнованных старшекурсников:

– Господа алхимики, покиньте помещение!

Господа алхимики стояли стеной и не позволяли прорваться к лекарю. Видимо, судьба приятеля их ужасно волновала. Тут сестра заметила меня, переминающуюся с ноги на ногу возле побеленной стены, и немедленно спросила, видимо, воспользовавшись шансом спастись от навязчивых посетителей:

– А у вас что?

– У меня плечо, – немедленно выступила я вперед.

– Боевая магия? – выказала женщина неожиданную осведомленность. – Идем!

Она вела меня по длинному коридору, сочно пахнущему валерьяновым корнем и притирками от боли, и беспрестанно ворчала:

– Наварят на своих атанорах всякой гадости, налакаются все вместе… Каждый божий день кого-нибудь под локотки приводят, а потом ходят проверять – не издох ли? Отчислять таких надо! Так ведь нет, декан заступается. Говорит, алхимики учатся на своих ошибках. А нам что делать? У этого, который на ошибке сейчас поучился, половину лица перекосило и язык почернел…

Я мудро помалкивала, давая сестре выплеснуть раздражение, и скромно семенила рядышком, но мысленно решила, что когда-то ее выперли с факультета алхимии Дартмурта. Она против желания поступила в лекарское училище, а теперь ненавидела всех алхимиков разом, даже если бедняги из любви к науке и алкоголю (никаких сомнений, что в продегустированном эликсире он имелся) страдали в лазарете.

– Ждите здесь. – Сестра указала на раскрытую дверь. – Господин лекарь сейчас подойдет.

Поблагодарив, я вошла в тесную палату с четырьмя узкими койками, разделенными пологами из длинных белых простыней. Все занавески, кроме скрывающей кровать возле стены, были аккуратно подвязаны полосами перевязочной ткани. Видимо, в палате лежал пациент. Стараясь его не потревожить, я тихонечко присела на одну из коек со сложенным в изножье постельным бельем и принялась ждать лекаря.

В глухой тишине было слышно, как в коридоре что-то разбилось. Мимо открытой двери на костылях проковылял бледный тип с перебинтованной ногой. Неожиданно за занавеской раздались подозрительные звуки, точно кто-то возился на койке. И этот кто-то явно не переворачивался с бока на бок! Прозвучал смачный чмок, а следом тихий болезненный стон.

– Ой, котик, – зашептал манерный девичий голосок. – Очень болит?

У меня поползли на лоб брови. Невольно я оглянулась через плечо на расправленный полог. Скрытая от посторонних глаз кровать подозрительно скрипнула, прозвучало сдавленное женское хихиканье. Божечки, как они на узкой койке-то поместились и еще никто не впечатал пятую точку в каменный пол?

Никогда не относилась к сторонникам теории, что нежные лобзания и страстные притирания исцеляют любые хвори. Лечиться надо травяными настойками, аптекарскими порошками и алхимическими эликсирами. Точка.

– А до общаги потерпеть вера не позволяет? – громко проговорила я, давая понять, что в палате вообще-то людно и имеются свидетели оживляющих – кхм – телесных манипуляций.

Товарищи за занавеской немедленно притихли. Видимо, осознавать, что кто-то невольно подслушивает процесс «исцеления» было неприятно.

– Догогуша, что у вас случилось? – вошел в комнату невысокий лекарь с глазами неестественного бирюзового цвета, характерного для всех отмеченных даром исцеления магов. На макушке блестела задорная лысина, обрамленная густыми седыми волосами, словно ромашковая середка в белых лепестках.

– Плечо повредила, – выдавила я измученную улыбку, стараясь не думать о тех двоих за пологом.

– Какое счастье, что вы всего лишь с плечом, а не с выпитым эликсигом от наших недоученных алхимиков, – проворковал лекарь. Его интеллигентная картавость немедленно вызывала симпатию.

Пока он сетовал, что магистр Гариф сегодня как-то по-особенному злобствовал, я распутала завязки на блузке и спустила широкий ворот с травмированного плеча. Прохладные пальцы лекаря быстро ощупали ноющий сустав. Неожиданно глаза эскулапа вспыхнули зеленоватым светом, делая его похожим на рейнсверского демона-крикуна, и у меня по коже пробежали колючие магические искры. Глубокая ноющая боль отступила.

– Пошевелите гукой, – попросил лекарь.

Послушно подняла руку, повела плечом, не испытывая ни малейшего дискомфорта.

– Очень хогошо, – кивнул он. – Ночью будете спать спокойно, но ушиб поболит, и пгидется погастигаться снадобьем. Я вам выпишу освобождение от боевой магии на половину декады, а пгитигку возьмете у сестгы.

– Благодарю, господин лекарь.

Он отошел от меня и со словами: «Как ваши гёбга, молодой человек?» – резко отодвинул занавеску, скрывающую страстную парочку. Невольно я оглянулась. На узком матрасе возлежал растрепанный Форстад с перевязанным торсом, а в его бок испуганно втискивалась взлохмаченная блондинка в задранном до коленок платье.

И даже не знаю, почему наличие в лазарете белобрысого придурка в обнимку с подружкой меня вообще не удивило, но в душе шевельнулось какое-то незнакомое, но ужасно неприятное чувство, как будто коготком царапнули.

– Похоже, с гёбгами у вас полный погядок, как и со всем, что ниже, – не без ехидства заключил лекарь. – На что жалуется девушка?

На отсутствие щепетильности!

Я издевательски фыркнула и, на ходу завязывая ворот блузы, вышла в коридор.

– Господин лекарь, я всего лишь пришла проведать друга, – раздался неуверенный манерный голосок блондинки.

– Вижу, что успешно, – насмешливо отозвался тот.

Покинуть лечебницу быстрее сладкой парочки не удалось – сестра милосердия велела ждать, когда она напишет свиток с освобождением. Пока я послушно подпирала стену, Илая отпустили с миром. Вернее, с подружкой в помятом платье. При виде меня она вцепилась в локоть белобрысого тонкими пальчиками с розовыми коготками – кхм – ноготками, словно боялась сверзиться на пол. Не иначе как от счастья.

К слову, я упоминала, что после того злосчастного поцелуя абсолютно все считали, будто столичная прынцесса меня бросил? Даже Матильда! С дружескими откровенностями у меня всегда было туго, но пришлось себя переселить и рассказать историю от начала до конца. Подозреваю, она все равно посчитала, что я лукавлю или замалчиваю пикантные подробности, но над аферой с брюками хохотала долго и громко. На всю библиотеку. Нас чуть не выставили из читального зала за нарушение порядка.

Некоторое время в обоюдном суровом молчании мы дружно дожидались появления сестры милосердия. Илай изредка морщился и не замечал, как инстинктивно потирал грудь. Вряд ли он пришлепал бы в лазарет, да еще с группой поддержки, если бы нормально дышал после моей фееричной победы в поединке. Я хотела снизойти и спросить, насколько сильно у него помяты ребра, но только открыла рот, как болонка – ой! – блондинка презрительно тявкнула – боги! – фыркнула:

– На что уставилась?

Почему люди вечно на корню подрубают мои светлые порывы быть милой? Невозможно пропустить выпад и не припомнить давнюю историю с плохо закончившими подружками Форстада. В смысле закончившими непотребной потасовкой посреди школьной столовой. Когда новое трио «возлюбленных» устроит бой посреди академии, а он случится непременно, адепты наверняка организуют тотализатор. Хотелось бы с уверенностью знать, на кого ставить. Глядишь, денег на методичку подзаработаю.

– Волосы у тебя красивые, – вздохнула я. – Скажи, очень крепкие?

Она испуганно провела ладошкой по взлохмаченной шевелюре, попыталась содрать съехавшую на ухо заколку с драгоценными камнями, но, запутав застежку, огрызнулась:

– Нормальные!

– Ну ладно, как скажешь.

Богатый опыт работы в тетушкиной таверне доказывал: в искусстве говорить гадости самое главное – вовремя остановиться и красиво раствориться в тумане или юркнуть за спину сурового вышибалы, иначе можно нарваться на драку. Но если в лазарете наколдовать туман, то недолго до конца полугодия поселиться в архиве и все свободное время расставлять в алфавитном порядке папки, а когда они закончатся, пойти на второй круг. Да и здоровяка, готового меня защитить от взбешенной болонки, в смысле блондинки, тоже не имелось, а жертву с травмированным плечом она наверняка легко покусает. Желающие выдрать ей хвост найдутся и без меня! Не сейчас и не завтра, но позже наверняка.

В общем, в кои веки я прикусила язык и представила, что губы зашиты, но в подружке Форстада вдруг заснул инстинкт самосохранения.

– И знаешь… – в мирной тишине неожиданно выпалила она, – завидуй в сторонке молча!

– Да я в своей сторонке не завидую, а соболезную, – отпарировала больше по инерции, чем от желания поцапаться.

– Котик… – сдавленно всхлипнула девица. Божечки, столичный театр на Каменной отдыхает, а его владелец рыдает горючими слезами!

– Эден… – с многозначительной интонацией встрял в «разговор двух девочек» Илай. Согласна, глупо в первую декаду отношений, когда притяжение сильно, а лобзания горячи, позволять кому-то, особенно фальшивой бывшей, обижать новую подружку – еще пригодится для приятных глупостей.

– А? – мило улыбнулась я.

– Не будь ведьмой.

– Слушаюсь и повинуюсь, ваше высочество. – Хотела для пущего артистизма поклониться, но наконец вынесли мое освобождение и флакончик с согревающей растиркой, на пробке которого была прицеплена бумажка с указаниями по правильному использованию. Начиналась она с пункта: «Наружное средство! Запрещено к употреблению внутрь даже алхимикам!» Я не растворилась в тумане, а просто ушла из лазарета, но очень вовремя – сердитая помощница лекаря принялась чихвостить озабоченную парочку.

Когда я добралась до столовой, ужин подходил к концу и народу оставалось немного. Стойка раздачи, разоренная оравой голодных адептов, разнообразием уже не радовала. Многие емкости, сохранявшие еду теплой с помощью магии, опустели, а парочка чанов и вовсе демонстрировала выскобленные днища. Даже пригорелости отчистили рейнсверские троглодиты! Особенно умилял пяток надкусанных пирожков с неопознанной начинкой на большом медном блюде. Не знаю, кто из ребят жил по принципу «не съем, так надкусаю», но хотелось из вредности пожелать, чтобы начинка ему не пошла впрок. Нетронутой осталась рыбная похлебка, но, как показывал опыт, если кастрюля не была хотя бы ополовинена, то лучше поберечься и не снимать пробу.