Рейд. Оазисы. Старшие сыновья Конофальский Борис

Глава 1

Лодка еле тащится против течения. Иной раз кажется – она просто стоит на месте. Горохов знает, что до нужного ему места рукой подать, даже пешком по берегу, по барханам, он смог бы дойти часа за четыре, а на мотоцикле и в час уложился бы. Но ему было нужно именно приплыть туда в лодке. Вот он и плывёт. Берег оброс высоким рогозом, камышом. Какие-то диковинные твари шуршат там, шевелятся, иной раз вылезая на свет, на открытую воду. На всякий случай он держит в левой руке дробовик, а в правой сигарету.

Нет ещё и часа дня, а на термометре почти пятьдесят. Что тогда тут будет в три? Он запахнул пыльник поплотнее, чтобы жара не проникала под одежду. Нужно было укутать и голову, фуражки и тряпки, прикрывающей затылок и шею, было мало, но ему не хотелось суетиться. Надо было докуривать и убираться с солнца. Даже через толстую подошву сапог он чувствовал вибрацию и то, что старый и кривой лист железа раскалён. Он видел дым, что шёл из-под него. Нет, это было не марево, не горячий воздух, не выхлоп, это был легкий, едва заметный дым. Чувствовался запах гари. До Полазны было ещё часов шесть, не меньше, впрочем, тут, на реке, с такой скоростью движения он мог ошибиться и неточно определить время и расстояние. Горохов на секунду оттянул респиратор, сделал последнюю большую затяжку, стрельнул окурком в воду и, плюнув на раскалённое железо, пошёл по палубе к рубке.

Единственное место, где можно спрятаться от жары, – рубка. Тут, под полом, молотит редуктор не переставая, шумно, но зато в рубке чуть больше тридцати. Можно раздеться и подремать. Конечно, могло бы быть ещё лучше, но рубка не герметизирована. Стёкла болтаются в рамах, швы сварки кое-где полопались, дверь запирается неплотно. Наверное, это худшее корыто, что ходит по Каме. Но никто другой за двадцатку идти до Полазны не соглашался. Пришлось нанять эту лодку.

– Жупан, – Горохов снимает фуражку, он почти кричит, чтобы перекричать грохот редуктора, – там из-под палубы дым идёт.

– Хрен с ним, – беспечно отвечает хозяин лодки, – это уплотнители в движке горят, всё нормально.

«Уплотнители горят – всё нормально? Ну ладно». Горохов смотрит на капитана, отходит от него и садится, но садится не на шконку с грязным и примятым матрасом, а на мешки с горохом, что свалены у стены под кондиционером. Распахивает пыльник, стягивает перчатки и снимает с шеи респиратор. Самое прохладное место. Тут, наверное, тридцать, не больше. Андрей Николаевич вытягивает ноги. Да, так хорошо. У него есть примерено час. Но подремать, видимо, не получится. Левый берег пошёл крутой, высокий, а лодка так и жмётся к нему, как будто места на реке больше нет. Это Горохову не нравится. Судя по всему, этот Жупан человек беспечный, если не сказать тупой. Тем не менее, он как-то выживает, гоняя по Каме свою калошу. Горохов встаёт.

– Слышь, капитан, ты бы не жался к берегу. Может, возьмёшь ближе к середине реки? – он показывает на крутые берега, нависающие над водой. – Тут город далеко, а дарги могут бродить вдоль берега, подойдут к реке и расстреляют твой прекрасный корабль. И меня вместе с тобой. Мы же тут просто мишень.

– Мы и на серёдке будем хорошей мишенью, невелика разница, только чтобы нас увидать тут, под берегом, нужно подойти к самому краю, а чтобы увидать на середине реки, нужно залезть на любой бархан в степи, – Жупан, кажется, смеётся над ним. – Не боись, инженер, даргов к реке казаки не пускают, если кто нас тут и расстреляет, так это они. Казачки как раз тут по берегу кочуют.

«Казачки кочуют – это хорошо, лишь бы сейчас на берегу не сидели».

Они инженеру и нужны, для них он везёт ценный подарок. Ладно, пусть так. Горохов вглядывается в левый берег, он уже ищет место. Прежде чем он прибудет, им надо будет ненадолго остановиться. Ему нужно кое-что сделать. Жупан об этом предупреждён. Горохов подходит к нему и становится рядом. Пора уже начинать выбирать место для стоянки.

Капитан редко моется, хотя «опреснитель» на его корыте имеется. Он толстоват для здешних температур, фурункулы на лице и шее, зубы плохие, клочковатой щетиной пытается маскировать проказу на подбородке, от него попахивает самогоном.

– Значит, казаки? – спрашивает Горохов, глядя на левый берег реки.

– Да, они по берегу кочуют, им вода и масло для квадроциклов нужны, так что далеко от реки не отходят, а даргов… даргов тут мало, – кричит капитан, перекрикивая работу редуктора.

– Всё равно мне кажется, что на середине реки будет безопаснее.

– Это тебе так кажется, инженер, – капитан опять смотрит на него чуть свысока: мол, что тебе там может казаться, саранча ты сухопутная, – а после объясняет, – там на серёдке омут на омуте, и в каждом по бегемоту, а в каждом бегемоте по пятнадцать-двадцать центнеров, они злобные – ужас, кидаются на каждую проплывающую лодку и бьют её снизу, врежет так, что подпрыгнешь. В позапрошлый мой рейс один такой так врезал, что корма потекла. Шов на днище у винта разошёлся.

Горохов больше спорить не хочет, понятно, что Жупану лучше знать, как ходить по реке.

– Да и расход топлива на серёдке побольше будет, – добавляет Жупан и заканчивает разговор, – ты бы поспал, инженер, до Полазны ещё часов пять хода, до темноты, думаю, дойдём, а если кто по нам начнёт стрелять, я тебя разбужу, – ухмыльнулся капитан.

– Ты забыл? – говорит ему Горохов. – Нам ещё остановиться нужно. Кое-что выгрузить. Ты давай ищи место, шутник. На левом берегу смотри.

Капитан опять ухмыляется. «Шутник». Горохов понимает, отходит от него, снова садится под кондиционер на мешки.

Но долго сидеть ему не пришлось.

– Эй, инженер, – кричит капитан, – вон место. И приметное, и глубокое, я там смогу к самому берегу подойти.

Горохов встаёт, смотрит, куда кивает Жупан: по левую руку обрывистый, крутой берег. А на берегу, как клык, над обрывом торчит скала из жёлтого песчаника. Да, место приметное, его потом будет нетрудно найти, даже подходя к нему со стороны степи.

– Пристанешь? – кричит он капитану.

Тот кивает головой:

– Прямо под тем обрывом.

Инженер кивает головой: добро. Начинает одеваться. Ему предстоит нелёгкая работёнка.

Напрягая и так дымящийся двигатель, лодка с разворота, на предельных оборотах маневрируя против течения, подходит к удобному участку берега. Капитан всё выравнивает и выравнивает её, пока она не упирается носом в песок. Рогоза на этой стороне почти нет, не вырос, видно, берег недавно менялся. Это хорошо. Пыльца не будет ежеминутно забивать респиратор, когда придётся копать.

Горохов уже закутался в пыльник, а голову, вместе с фуражкой, замотал большим платком – мало того, что уже перевалило за пятьдесят, так ему ещё в этой жаре предстояло работать. Физически работать. Он уже кое-что выволок из трюма на палубу: один небольшой, но тяжеленный ящик, один ящик лёгкий, двадцатилитровую канистру с рыбьим жиром, двадцатилитровую канистру с водой, упаковку с едой, кукурузные галеты, чипсы из дрофы, вяленое мясо варана и упаковку из шести литровых банок с консервированными персиками. Редкий и дорогой деликатес, в эти края привезённый с далёкого севера. Дальше кофр с отличной шестизарядной семимиллиметровой винтовкой-полуавтоматом Т-6, новый дробовик, девятимиллиметровый восьмизарядный пистолет. И последнее – два тяжеленных баллона по двадцать литров. Баллоны стальные, на кранах заглушки и пломбы на проволоке. Они покрашены в унылый зелёный цвет. Ни единой буквы, ни цифры. Что в баллонах – по внешнему виду непонятно. И именно они заинтересовали Жупана, он вышел на палубу без маски и без очков, лишь шляпу натянул на затылок и теперь рассматривал вещи инженера.

– А это чё? – Жупан катает подошвой ботинка один из баллонов по палубе.

– Убери ногу, – говорит ему инженер, – с огнём играешь. Бахнет, так от твоего корыта даже мусора не останется. Не говоря уже про нас с тобой.

– А, взрывчатка, – догадывается капитан.

– А что ты ещё хотел найти у горного инженера? Самогон? – говорит Горохов, берёт лопату и спрыгивает с носа лодки на песок.

– Просто странно это: взрывчатка в баллонах, – продолжает Жупан.

– А что тут странного? Ты знаешь про омуты на реке и про бегемотов, а я знаю, как перевозить взрывчатку, – инженер отходит от лодки, осматривается.

Место хорошее, клык скалы крепкий, не обвалится. Всё можно закапывать тут, вещи не засыплет песком при обвале стены. Он втыкает лопату в грунт и начинает перетаскивать вещи с носа лодки подальше от воды. Жупан ему помогает, подаёт их сверху. Пятнадцать метров чуть вверх по песку и с небольшим грузом. Казалось бы, ерунда, но это не тогда, когда на термометре за пятьдесят и ты закутан от жары в тряпки и дышишь через респиратор. Пока несколько раз сходил от лодки до нужного места, пока всё перенёс – весь взмок. Остановился передохнуть, перевести дух, стянул респиратор и, показав лопату Жупану, крикнул:

– Не хочешь помочь?

– Я капитан, мне по рангу не положено, – ответил тот и пошёл в рубку.

– А, ну да, конечно…, – Горохов натянул маску и стал копать.

Три удара лопатой – остановка. Передых. Снова три удара. Грунт мягкий, влажный, но пятьдесят три градуса и в респираторе… Это непросто. Наконец яма была готова, он сложил туда вещи и присыпал землёй наполовину. Эту землю как следует утрамбовал. Это хорошо, что Жупан ушёл в рубку. Горохов оглянулся на лодку, всё в порядке, Жупана не видно. Он достал из-за спины, из-за пояса, твёрдый прямоугольный брус величиной чуть больше ладони, замотанный изолентой. С одной стороны бруса кусок железного листа, с другой стороны замысловатая скоба с пружиной. Инженер очень аккуратно взводит пружину до щелчка и кладёт этот брусок на утрамбованную землю. Дальше, не спеша и руками, а не лопатой, начинает насыпать на брусок землю. И лишь присыпав его, он снова берётся за лопату. Через пять минут всё закончено. Потом там же, в паре метров от схрона, он присыпает и лопату. Инженер устал так, что еле влез на раскалённую палубу лодки. Как только он влез, сразу затарахтел мотор, зашумел бурун под кормой, винты стягивают лодку назад. Горохов успевает достать небольшой секстан. Смотрит на солнце, на часы. И шепчет:

– Пятьдесят восемь, сорок шесть. Пятьдесят шесть, сорок.

Он запоминает эти цифры и идёт в рубку, ему очень нужно раздеться, остыть. И выпить воды, конечно.

Всё, доплыли без лишних приключений. Горохов стоит рядом с Жупаном, он бы вздохнул спокойно, Полазна уже видна в горячем мареве уходящего дня, час хода – и можно будет швартоваться, но река заметно обмелела. Проплешины песчаных банок всё чаще и чаще виднеются в рыжей воде. Как бы не сесть на одну такую. Жупан тут бывал не раз, но река часто меняется, по сути, меняется после каждых дождей, после каждой песчаной бури. Так что никогда не угадаешь, где под отравленной амёбами водой прячется песчаная отмель. Инженер смотрит по сторонам, молчит, старается не мешать. Капитан сосредоточен, держит малый ход, всё время маневрирует. Уже не шутит и ведёт лодку, то увеличивая, то уменьшая обороты двигателя. Проходит час, прежде чем они, минуя банки и отмели, входят в почти стоячую воду бухты. Горохов внимательно рассматривает всё вокруг. Бетонные пирсы? Сразу видно – древние, под облупившимся бетоном настоящее железо. Сейчас никто не будет тратить железо так бездумно.

У пирсов две лодки и баржа. Дальше за причалами дома. Настоящие дома из бетона. Ого, мачты ветротурбин! Солнечные панели. Место оживлённое. С некоторых пор. Ещё пять лет назад эта бухта была всего-навсего последней удобной укреплённой точкой, базой для старателей, что шли в Пермь за добычей. А теперь, погляди-ка, целый город.

Мужик машет им рукой с одного из свободных причалов. Жупан рулит к нему. Подходит, развернувшись боротом, и сразу на корму ему прыгает человек, хватает швартов, начинает швартовать лодку.

– Всё, приехали, – говорит капитан и глушит двигатель.

Тишина. После двенадцати часов непрерывного тарахтения двигателя и стука редуктора – это удовольствие. Горохов открывает дверь рубки, выходит на палубу; тут, у реки респиратор лучше не снимать. Везде у кромки воды растёт рогоз, весь сплошь усеян красным грибком. В воздухе при каждом порыве вечернего ветра повисает облако красной пыльцы. Грибы – верная смерть. Только не быстрая. При вдыхании селится в лёгких и, разрастаясь там, сводит человека за пять лет в могилу. Тут без респиратора лучше курить, чем дышать. На улице уже не так жарит, как днём, он смотрит на термометр, тот показывает тридцать девять. Это в семь часов вечера. Впрочем, Горохов думал, что будет хуже.

– Эй, – орёт ему с берега какой-то мужик в широкополой шляпе и чёрном респираторе, – чё привёз?

Через респиратор его не очень хорошо слышно.

Но Горохов понимает, мотает головой:

– Ничего.

– Как ничего? – не верит мужик. – Я проверю.

Инженер кивает ему и делает жест рукой: конечно, проверяй, сколько влезет. Мужик не один, их двое, но второй, тот, что с оружием, садится невдалеке на ящик, кладёт дробовик на колени. Первый лезет на лодку, останавливается около инженера, оглядывает его с головы до ног:

– Так, документики имеются какие-нибудь?

Инженер достаёт из внутреннего кармана пыльника бумагу, протягивает её мужику в шляпе, тот читает:

– Калинин Сергей Владимирович. Березняки.

– Ну да.

– Горный инженер, значит.

– Горный инженер, – подтверждает Горохов.

– Далеко забрался, горный инженер. Чего приехал?

– Воду поищу у вас. Может, найду что, – говорит инженер.

– Воду, значит? – переспрашивает мужик в шляпе. Но документы отдаёт. – Ладно, давай показывай, что привёз.

Горохов кивает на капитана:

– Вон хозяин.

Мужик в шляпе и Жупан начинают осматривать лодку, но в трюме ничего не находят, в рубке, кроме пары мешков еды, тоже. Мужик явно разочарован, судя по всему, он хотел взять какую-нибудь пошлину, но никакого товара в лодке не было:

– А это что? – радостно кричит, обнаружив на корме лодки мотоцикл под брезентом. – Чей?

– Мой, – говорит инженер. – Это не на продажу.

– А там что ещё? – мужик в шляпе заглядывает под брезент.

– Канистра с водой, канистра с маслом, патроны, пара гранат, еда, личные вещи, – отвечает Горохов. – У меня ничего нет на продажу.

Да, мужик явно разочарован, он кивает Жупану и уходит с лодки, забрав с собой дожидавшегося его товарища.

Горохов и Жупан не без труда выкатывают мотоцикл с лодки по сходням, останавливаются на пирсе и закуривают:

– Короче, как договорились, – говорит инженер, – я пять дней помотаюсь по окрестностям, ты меня ждёшь. И потом обратно. Как вернёмся, я тебе отдаю пять рублей.

– Ладно, – кивает Жупан, Горохов ему уже заплатил пятнадцать рублей вперед, – жду пять дней. Может, какой груз на обратку за это время найду. Или пассажиров.

– Думаю, найдёшь, – кивает инженер и протягивает капитану руку. – Отсюда, говорят, людишки с добычей, взятой в городе, на север отплывают.

– Вот этих вот не нужно, – рассудительно произнёс капитан, – половина из них так никуда и не доплывают со своей добычей. Пропадают по дороге вместе со своей добычей, вместе с транспортом. Говорю же, тут казаки орудуют по всему берегу.

Горохов понимающе кивнул, на том они и расстались.

Глава 2

Быстро стемнело, и городишко сразу поделился на две части. Дома тёмные, с закрытыми железными ставнями и дверьми. Дома светлые – окна и двери стеклянные, а внутри музыка, пьяный галдёж, а на улице зазывалы у дверей.

– Мужчина, мужчина, – он едва притормозил у одного такого здания, как к нему сразу, покачивая бёдрами, направились две женщины в масках и почти без одежды, – заходите к нам, у нас два кондиционера, самогоночка сладкая, пиво холодное, травка изумительная, новенькие девочки, их только что завезли.

А у женщин неплохие фигуры, они обе идут к нему, и на них падает свет из окна. Да, он теперь их разглядел, они совсем не старые, у обеих хорошие груди, едва скрытые небольшими лоскутами материи. Но почему они по улице ходят раздетые? Ну ладно, пауков они не боятся, допустим, их тут в городе нет, но клещи? А мотылёк-трупоед? Он на вид мирный, но если сядет незаметно на открытый участок кожи, то укусит так, что подпрыгнешь. Даже простая песчаная тля, и та кусается.

– Спасибо, но мне нужно поспать, я с дороги, – отвечает он, но не глушит двигатель мотоцикла. Эти бабёнки его интересуют, и не только с точки зрения секса.

Одна из женщин без всяких церемоний обнимает его, приникает к нему и говорит:

– Мужчина, заходите к нам, у нас сладкая самогоночка, холодное пиво, новые девочки.

«А, ясно, – тут он понимает, почему они почти голые на улице, – боты!»

Он уже видел таких пару раз. У них у всех хорошие фигуры и красивые лица. Просто тут темновато, да и они были в масках, поэтому сразу не узнал. В принципе можно было зайти хотя бы поесть в этом заведении, но на углу торчала парочка теней. Он их ещё на ходу заприметил. Как тут оставить мотоцикл с вещами? Нет, место это не кажется ему безопасным. Горохов молча выкручивает газ и уезжает, оставив красавиц на дороге одних. Свернул в переулок.

Полный мрак, пыль за мотоциклом, перед ним только свет фары. Пару раз луч света выхватывает из темноты силуэты. «А тут у них многолюдно по вечерам», – отмечает он для себя. Проулки, улочки и люди, которых толком в темноте не разглядеть. Рука сама вытягивает из кожуха, что справа от бака, обрез дробовика. На всякий случай. Места эти кажутся ему неприятными. Людишки в городе есть. Есть. Это и странно. Ещё один освещённый дом, то же самое, что и в первом, кроме надписи: «Обеды. Комнаты». Дальше ехать ему не хочется. Тут же полуголая баба перед входом, фигура что надо:

– Дорогой, заходи к нам, у нас девочки танцуют голенькие. Самогоночка…

– Пиво холодное, – догадывается инженер, глуша двигатель у самого входа в заведение.

– Пиво холодное, кондиционеры. Девочки все новые, только что завезли, – продолжает полуголая красотка в маске.

Мотоцикл на улице оставлять опасно, на нём ещё куча нужных и недешёвых вещей, но делать нечего.

– Присмотри-ка за моим мотоциклом, – говорит он женщине, которая подходит к нему.

И та сразу откликается:

– Дорогой, заходи к нам, у нас девочки танцуют голенькие…

Он прячет обрез под пыльник и толкает дверь.

Кондиционеры и вправду тут есть. В зале играет музыка и говорят люди, смеются негромко. Пьют помаленьку, не в дурную голову, поглядывают на девок, что рядком сидят у стены на длинной лавке, и на ту, что танцует. Горохов вдыхает этот воздух с удовольствием, расстёгивает пыльник. Снимает очки, маску, стягивает перчатки. О, как это здорово, когда температура падет до двадцати пяти. Народу много, две трети столов заняты, все курят, но воздух чистый. Кроме кондиционеров, тут и вытяжка есть. Значит, хорошие аккумуляторы, новые, раз на них всю ночь будет работать вся эта техника. Аккумуляторы, ветротурбины, девки-боты – городишко процветает? Впрочем, чего ему не процветать? Рядом огромная Пермь, там всяких богатств – только успевай собирать. Одна трансформаторная будка древних чего стоит, найди такую – и ты, и твои дети вместе со внуками обеспечены до конца жизни. Ну, если, конечно, у тебя получится выйти из города с добытым.

К нему между столами протискается женщина, нет, не бот, настоящая. Она носит комбинезон, немолодая, ей уже далеко за тридцать, лицо тронуто проказой.

– Заходите, есть свободный столик, – женщина ему улыбается. – вы у нас человек новый, я вижу.

– Да, новый, только что с лодки, мне нужна комната и место для мотоцикла. Найдёте?

– Найдём, найдём. Сейчас и комнату найдём, и мотоцикл ваш пристроим, – обещала женщина. И кричит куда-то: – Нинка! Нинка, иди сюда, давай ключи неси от гаража.

Сразу несколько человек из посетителей оборачивается на них, это не то, что ему сейчас нужно, но уже ничего не поделаешь.

А сверху, по лестнице, сбежала бойкая девочка лет четырнадцати с ключами.

– Покажи мужчине, куда мотоцикл поставить. А я пока комнату подготовлю, – распорядилась женщина.

Всё вроде складывалось, но Горохов всё равно был настороже, он оглядывается: а людишки в заведении-то не очень… Народец тёртый, бывалый. Все при оружии. Женщин нет совсем, кроме кукол у стены да хозяйки. Видно, старатели. А старатель… Это он сегодня старатель, а завтра грабитель, который сторожит у выхода из города других старателей. Сидит народец, ест, пьёт, курит, смотрит, как девка почти голая танцует на небольшой эстраде.

– Дядь, ну что, будем ваш мотоцикл прятать? – спрашивает его Нинка. – А то мне ещё столы убирать.

«Надо было переночевать на лодке у Жупана, а с утра начать поиски, но теперь-то чего рассуждать».

– Будем-будем, – говорит инженер.

Место это ему, конечно, не нравится, но ехать искать другое в ночи, в чужом, неприветливом городе, ему тоже не улыбалось. Он достаёт из кармана пять копеек, протягивает их девочке. – Ну пошли, загоним.

Девчонка взглянула на него с удивлением, видно, ей нечасто тут давали деньги, но монету схватила сразу, без вопросов. И они пошли на улицу.

Загнав мотоцикл в малюсенькую конуру с громким названием «гараж», где уже стояли два квадра, он перенёс некоторые вещи в такую же маленькую комнатушку на втором этаже.

– Вот, – говорила хозяйка, показывая ему комнату. Восемь метров, малюсенькое окно, малюсенький стол, узкая кровать, вешалка – всё, – окно мы не открываем, солнечная сторона, матрас без насекомых, недавно проверяли. Тут вода в кувшине, удобства в конце коридора. Дверь крепкая, – она показывает ему дверь, стучит по ней костяшками пальцев – железо, – засов крепкий, вот ключ.

Горохов берёт из её рук ключ от двери:

– Мне нужен ужин.

– Еда у нас простая: каша, паштет, хлеб, чай.

– Отлично, принесите сюда.

– Самогоночки?

– Нет, вставать рано.

– Может, пивка? Или сахара к чаю.

– Нет, – он не знает, откуда в этом диком крае пиво, неужели сами здесь варят? И если сами, то сколько оно должно тут стоить? Ну а сколько здесь будет стоить сахар из термитников, он даже спрашивать не захотел.

– Всего с вас сорок восемь копеек будет, – сообщает женщина и следит за его реакцией на обнародованный ценник.

– Это всего за одну ночь? – удивляется инженер. Это форменный грабёж. За такие деньги в Березняках можно снять не эту бетонную могилу, а нормальный номер в гостинице, в холле которой будет бассейн.

– За ночь, ужин и гараж, – подтверждает хозяйка.

–Хорошо, – нехотя соглашается Горохов и несмотря на то, что хозяйка, кажется, хотела получить деньги сейчас, заканчивает разговор. – Я жду ужин.

Лампа тусклая. Горохов попробовал воду из кувшина. Ну конечно, привкус йода или щёлочи, вода не артезианская, из опреснителя. Но бесплатная, это лучше, чем ничего. Он вешает пыльник, идёт к кровати, переворачивает матрас, осматривает его, проверяет швы. Вроде всё нормально. Клопов нет. Это не мелочи. Ему сейчас никак нельзя болеть, а от клопов можно подцепить на недельку лихорадку с температурой. Дальше инженер отодвигает кровать и осматривает бетонные стены. За кроватью ничего нет, а вот за столом он находит то, что искал. Маленький, светлый, цвета песка клещ прицепился к стене. Горохов прижал его лезвием тесака и поднёс снизу зажигалку. Ну вот, теперь можно было и спокойно поесть, как раз девочка принесла поднос с едой. А после он улёгся на кровать, постелив поверх матраса свой пыльник. У него было пять часов до рассвета.

Солнце едва-едва показалось на востоке, на улице ещё было темно, а умытый и бодрый Горохов уже спускался в зал. Кое-кто из посетителей так и не ушёл вчера вечером, засиделся. Пять или шесть человек спали за столами и на лавках. Хозяйка, Нинка и ещё какой-то мужик хлопочут в зале. Он садится за стол.

– О, вы рано, – подходит к нему женщина.

– Да, придётся помотаться по степи сегодня, хочу начать до жары.

– Это правильно. А то сегодня опять будет под шестьдесят, – говорит хозяйка и тут же спрашивает. – А зачем же вам в пустыню? Я думала, вы по торговым делам приехали.

– Нет, я не торговец, я горный инженер.

– Воду думаете искать? – она, кажется, рада такому повороту дела.

– Посмотрю, – уклончиво отвечает он, – может, повезёт.

– Ох, Господи, хоть бы нашли, вода у нас такая дрянь, два раза перегоняем, иначе в рот не возьмёшь.

– Ну, давайте завтрак, нужно торопиться.

– Сейчас. Хлеб только поспел, ещё горячий, – женщина уходит на кухню.

Мимо проходит девочка с ведром и шваброй. Они и нужна инженеру.

– Нина, – он манит её к себе, а сам уже достаёт монету.

– Чего? – сразу заинтересовалась девочка, поставив ведро на пол.

Он показывает ей новый железный блестящий пятак:

– Слушай, сбегай к пирсам, там одна лодка старая, капитана зовут Жупан, отнеси ему чай и хлеб. Сможешь?

– Приказано полы мыть, – отвечает девочка, не сводя глаз с монеты.

– А ты пулей лети, если быстро обернёшься, я тебе ещё пять копеек дам. Сходи на кухню, отнеси дядьке чай, он его любит.

– Ладно, у хозяйки только спрошу, – Нина забирает у него монету.

Через пару минут девочка уже выбегает из заведения с пластиковым термосом и свёртком. А хозяйка приносит Горохову завтрак.

Ну, так себе этот горячий хлеб, а паштет из саранчи вообще дрянь, они тут только головы у насекомых обрезают, то и дело в паштете попадались то крылья, то голени. Нет, кухня здесь не очень… Тыква печёная неплоха, но разве её испортишь? Он уже налил себе свежесваренного чая, как в помещение вбежала Нинка. Она ещё говорить не начала, а Горохов уже всё понял. Он начал собираться, когда девочка подбежала к нему и сказала:

– Та лодка, что вы велели найти, ушла. Я там поспрошала, так вот она отчалила, как только светать стало. Уплыл ваш капитан Жупан, – рассказала Нинка.

– Уплыл? – добродушно спросил Горохов. – Ну и Бог с ним.

Он достал целый серебряный рубль.

– Отнеси хозяйке, себе из сдачи возьмёшь пять копеек, но сначала принеси мне ключи от гаража, поеду, пока солнце не встало.

Говорил он это с видимой неторопливостью, так же не спеша проверял револьвер, патроны в обрезе, воду во фляге. Ждал с видимым спокойствием, когда Нинка принесёт ключи, но про себя считал каждую секунду. Когда девочка появилась, он встал, допил почти чёрный чай, и пошёл вслед за ней к дверям гаража.

Глава 3

Карту Полазны и окрестностей инженер помнил наизусть. Он знал: чтобы поехать на север, сначала нужно взять на восток и объехать затон, большой тихий затон с красной стоячей водой. Но одно дело – знать карту, а другое – ехать. Он добрался до трёхметровой стены на востоке, дальше пришлось спрашивать. Пока спрашивал да искал среди домов проезд к восточному выезду из города, потерял минут десять. Но наконец добрался до распахнутых железных ворот. Отметил для себя, что тут с утра людно, что через эти ворота много народа выезжало из города. Еще заметил на бетонном блоке под навесом двенадцатимиллиметровый пулемёт. Прикинул сектор его огня. Он покрывал всю восточную дорогу и прикрывал почти всю восточную часть городской стены. Два вооружённых человека у ворот, но они так, для порядка, никого не осматривают, прячутся в теньке, курят. Горохов проехал спокойно, но эти двое на него, конечно, посмотрели. Сразу чужого заприметили, он уже думал, что потеряет тут время, но нет. Поглядели – и всё. За воротами накатанная до твёрдости бетона ровная дорога и почти сразу развилка в три стороны, одна на юг к Перми и пылящему вдалеке заводу, вторая на восток и нужная ему на север. Северная дорога пустынная, он туда один свернул. Шла она вдоль воды. Затон тут обмелел, амёбы было столько, что вода стала бурой, тягучей, как масло, и вонючей. Людишки какие-то копались в этом едком супе, выгребали амёбу. Он стал, что называется, топить, выжимать из мотоцикла как следует. Это на первый, поверхностный взгляд его железный конь – ржавая рухлядь с обшарпанным седлом, в которой даже аккумулятора нет. Мотоцикл так и должен выглядеть, чтобы не бросаться в глаза. На самом деле машина имела хорошо отрегулированный, новый и неприхотливый мотор, готовый работать при любой жаре, при этом надёжный и на удивление экономичный. И теперь Горохов летел на север вдоль реки на своём мотоцикле, моля Бога, чтобы успеть к месту быстрее хитрого капитана. Дорога пока позволяла держать хорошую скорость, песка на ней почти не было, так что он выкручивал акселератор, не стеснялся. И наделся, что успеет вовремя. Да, даже с учётом того, что Жупан идёт по течению, всё равно у инженера были шансы опередить его тихоходное корыто. Горохов, конечно, надеялся, что вся эта его утренняя суета занятие пустое, что Жупан не поехал потрошить его схрон, а нашёл себе какое-то дело. Но рисковать инженер не мог. Он оставался должен капитану пять рублей, а в песок при нём Горохов зарыл товара на двадцать пять. Это не считая непонятного ящика и ещё более непонятных баллонов. Жупан мог ради такого рискнуть. Зачем ждать пять дней из-за пяти рублей, когда можно выкопать из земли оружие, которое стоит намного больше? Из этой предпосылки инженер и исходил, выкручивая акселератор, он не мог рисковать тем, что было в схроне. Мало того, было бы намного хуже, если бы капитан привёл к схрону каких-нибудь местных и с ними попытался бы выяснить, что там прятал инженер. В этом случае речь уже не шла бы о финансовых потерях Горохова, речь уже не шла бы о выполнении задания, тут речь зашла бы уже о его жизни. Поэтому рисковать ему было нельзя. Он должен был знать, что его схрон в полном порядке, и, если получится, выяснить, куда делся капитан со своей ржавой калошей. А если с его схроном всё будет в порядке, то он просто перепрячет содержимое в другое место. И этот вопрос уже будет решён окончательно. В общем, он гнал мотоцикл на север, пока не закончилась эта хорошо утрамбованная дорога. Она начала сужаться от засыпавшего её песка, потом превратилась в тропу, а потом и вовсе ушла под небольшой свежий барханчик. И всё, слева по берегу реки шла почти непрерывная цепь небольших камней, а справа началась типичная степь. Барханы, барханы, барханы до горизонта. Какая уж тут скорость. Он остановился и из потайного отделения старой фляги вытащил секстан. Прикинул своё местоположение. До нужного ему места, до скалы-клыка было всего двадцать пять-двадцать шесть километров. Это напрямую, по барханам придётся петлять не менее часа. Скорее всего, он не успеет. Если не успеет – всё, можно сворачивать дело и брать направление на северо-восток. На Губаху. Ближе ничего нет. По степи в лучшем случае двое, а может, и все трое суток. Это как пойдёт. У него почти полный бак, на багажнике канистра масла и канистра воды. Этого хватит, но впритык. Может быть, последние километры придётся идти пешком и уже без воды. И при этом все трое суток он будет рисковать повстречать сколопендру, шершней, присесть ночью рядом с пауком или не заметить варана, и что самое опасное, налететь на стойбище даргов. Инженер спрятал секстан и завёл мотоцикл. Жаль, что у него не было возможности сделать схрон без посторонних глаз. Грустить, гадать, прикидывать, угадывать – теперь уже смысла не было. Надо было ехать и всё проверить. Он дал газа и поехал объезжать первый небольшой бархан.

Звук мотора в степи разносится очень далеко, поэтому, не доезжая до нужной скалы-клыка километра, он нашёл укромное место, загнал мотоцикл в тень камня и заглушил двигатель. Выкрутил свечу зажигания – на всякий случай – и быстро, почти бегом, пошёл по обрывистому берегу вдоль реки, прижимаясь вплотную к камням. Берег стал подниматься над водой крутым откосом. Камни нависали над рекой всё круче. Солнце уже начинало припекать. Горохов шёл так быстро, что ему не хватало воздуха, даже долгие и глубокие вдохи не помогали, но снимать маску тут, на берегу, нельзя категорически, даже на минуту. Он уже видел скалу-клык, когда услышал хлопок, который ни с чем перепутать было нельзя. Того, кто собирался потрошить его схрон, ждал сюрприз, и этот небольшой сюрприз сработал. Теперь у него уже не оставалось никаких сомнений: Жупан добрался до схрона, попытался его раскопать и, скорее всего, уже умирает, разорванный осколками небольшой мины, что оставил там инженер для непрошенных копателей. Горохов, хоть это далось ему нелегко, ещё прибавил шагу и уже через пару минут остановился осмотреться, прислушаться и, главное, отдышаться: стрелять, когда ты задыхаешься – дело бестолковое, глупая трата патронов. Он машинально взвёл курки на обрезе, привёл дыхание в норму и лишь после этого медленно пошёл дальше. Вокруг клыка камни. Инженер забирается на них, даже не заглянув вниз, видит воду и корму лодки. Ещё чуть-чуть, осторожно приближается к краю, чтобы снизу не заметили. Всё так плохо, как он и думал. Сволочь Жупан притащил каких-то двух типов. Они попытались раскопать схрон и подорвались на мине. Всем троим и досталось, капитану осколок ударил в ногу, в бедро, кровь лилась из него изрядно. Жупан не без труда влез на нос своей лодки и теперь помогал ещё одному, высокому и чернявому, с разорванной осколками, окровавленной кистью левой руки, втолкнуть на палубу лысого невысокого типа. На том ни респиратора не было, ни головного убора. Лысый был ранен сильнее других. Ему осколки прилетели в брюхо, и теперь он почти не шевелил ногами, а руками только зажимал рану на животе. Чернявый приволок его к носу лодки, и они вместе с капитаном пытались его туда втащить. Инженер встал на одно колено, аккуратно спустил курки на обрезе, отложил его и потянул из кобуры на правом бедре револьвер. Видит Бог, он не хотел этого, но отпускать эту троицу теперь уже было нельзя. В этом случае можно было сразу отсюда направляться на север, в Губаху. И тогда год подготовки, и все материальные затраты, все усилия – всё на ветер. Нет, отпускать их нельзя. Никак нельзя. «Жупан, безмозглая ты саранча, почему ты не дождался своих пяти рублей и не убрался отсюда целым и невредимым, жадный дурак, хотел получить больше? Это понять можно, но за каким хреном ты приволок сюда этих бедолаг? Боялся, что ли, один всё сделать?»

Тихий щелчок. Горохов взвёл курок, с холодной отстранённостью прицелился капитану в грудь. Тридцать метров, возвышенность, цель не движется – тут не промахнёшься. Честно говоря, он не хотел стрелять. Но деваться ему было некуда.

Выстрел! Жупан сразу мешком валится на палубу, а лысый, которого уже втолкнули на палубу, падет рядом, бьётся своею лысой головой о металл. Горохов спокойно взводит курок, не торопясь целится. Больше никаких сожалений. Чернявый как раз поворачивается к инженеру лицом. Он не сразу увидел, что Жупан мёртв. Лица его за маской не видно, чернявый озирается, глаза, кажется, у него удивлённые: что это? Какого…? Кто стреляет?

Выстрел. Он тоже получает пулю в сердце. Почти плашмя падает тут же на песок. Горохов снова взводит курок. А лысый уже всё понял, брюхо разорвано, но жить-то ему хочется, придерживая рану на животе, он пытается на боку ползти по палубе.

Выстрел. На этот раз инженер торопится и стреляет плохо. Пуля бьёт лысого под правую ключицу. Теперь он даже и ползти не может. Горохов выругал себя, это не дело, нельзя в идеальных для стрельбы условиях так мазать, и снова взвёл курок. Выстрел. Теперь исправился. Эта пуля добивает несчастного. Четыре патрона – дело сделано. Он вытряхивает стреляные гильзы, но не выбрасывает их, прячет в карман, а на их место вставляет новые патроны. Ещё раз осматривается, чтобы убедиться, что вокруг никого. Тишина, река, песок, камни и небо с белым солнцем и без единого облачка. Он один тут живой. Только после этого инженер берёт обрез, встаёт и начинает спускаться к реке.

Дело нужно доделать. И сначала он снимает пыльник. Пыльник выцветший, почти белый, на нём не должно остаться никаких пятен. Перчатки он тоже снимает. Подходит к телу чернявого. Не без труда взваливает его себе на плечо и, утопая во влажном песке, закидывает его на палубу, к уже лежащим там двум телам. Затем он подбирает старенькую винтовку, маску, две шляпы, всё, всё летит на палубу. Тут ничего не должно остаться. Инженер осматривается, кроме его вещей и лопаты, ничего на берегу больше нет. Тогда он подходит к лодке и, упираясь в борт, пытается столкнуть её, оттолкнуть от берега. Это дело безнадёжное. Придётся лезть в рубку. Когда плыли вверх по течению, он, от нечего делать, запоминал все действия Жупана. В общем, имел некоторое представление об управлении плавсредством. Тут, в закрытом помещении, ещё сохранилась прохлада. Горохов жмёт чёрную кнопку с подписью «Мотор». Сразу по палубе прошла дрожь. Рык, выхлоп чёрного дыма на корме. Ровное урчание. Отлично, мотор – есть. Он берётся за рычаг. За тот, что справа от штурвала. Тянет его до отметки «М.З.» – малый задний. И сразу лодка едва заметно дёрнулась. Горохов сразу выскакивает из рубки. И вовремя.

Лодка медленно сползает с берега, он успевает спрыгнуть.

Жупан и два его товарища поплыли, лёжа на палубе, вниз по течению. Инженер на них не смотрит, пусть плывут. Теперь ему нужно разобраться со схроном. Он, чуть подумав, решает ничего не выкапывать. Снова накидывает песка. Разравнивает его. Присыпает лопату. Большой веткой колючки заметает следы. Осматривается. Да, всё нормально. Вечерний заряд поднимет песок с пылью, и уже никто не разглядит и намёка на то, что здесь что-то происходило. Он собирает свои вещи и поднимается наверх, к скале, похожей на клык. Оттуда бросает взгляд на реку, на уплывающую по течению кормой вперёд лодку. Если её и найдут, то всем будет ясно, что мужичков, что плыли на ней, расстреляли с берега дарги. Обычное дело. Такое здесь случалось уже не раз.

Он вернулся к мотоциклу, выпил воды, ввернул свечу зажигания. Настроение было дрянь, но нужно было делать дело. Он вытащил из потайного кармана в левом рукаве пыльника карту на тонкой прозрачной бумаге, снова достал секстан и компас. Уселся в тени камня и минут десять сидел, прикидывая, куда ему ехать. Когда разобрался с картой – понял, что ехать ему недалеко. Нужное место было отсюда в получасе-часе езды. Солнце быстро ползло всё выше и выше так, что тянуть было нельзя.

Горохов поехал на северо-восток, почти навстречу ползущему вверх солнцу. Петляя между барханов, отъехал километров на пять от реки и там остановился, заглушил мотор и с огромным удовольствием стянул с лица маску. Фу, наконец-то можно было вздохнуть без усилия. Он пару раз ударил влажной маской об перчатку. На перчатке остался влажный след, конденсат от выдоха. Он был уверен, что в маске немало страшных спор красного грибка. Но тут, вдали от реки, в местном зное и сухости, споры долго не выживают. Инженер бросил маску на горячий бак мотоцикла, чтобы сохла, и достал сигарету. Пошёл размять ноги и, покуривая, стал приглядываться к окружающим его пескам. Сразу бросились в глаза две цепочки следов. Дрофы. Не очень хороший знак. Нет, ничего против этих больших и вкусных птиц он не имел, наличие дроф – подтверждение того, что тут в достатке саранчи и гекконов, и верный знак того, что тут меньше пауков, чем везде. Птица ими не брезгует, их страшный яд её не берёт, но вместе с дрофами тут должны быть и вечные её преследователи – сколопендры. Значит, нужно быть настороже. Он взобрался на бархан и пару минут смотрел во все стороны. Ничего необычного, кроме… Он поглядел на термометр – обалдеть: сорок два, а ведь ещё и десяти нет. Жарко. Надо было выпить воды, и он вернулся к мотоциклу.

Следы дроф тут были повсюду. А ещё он нашёл окурок, он был несвежий, почти занесённый песком. Осмотрев окурок, он его выбросил и завёл мотор. Следы мотоциклов или квадроциклов на песке живут обычно до вечера, не более. Как только на землю спускаются сумерки, поднимается резкий порывистый ветер, его называют зарядом, длится заряд недолго, минуту, две, три, иногда пять минут, но за это время песок и пыль затирают в степи все следы. Но вот окурок песком на замело. Где-то тут должны были быть люди. Далеко от реки они никогда не уходят. Им нужна вода и масло из рыб для моторов. А кто таскается по степи, не имея постоянного места? Степняки, кочевники, бродяги – казаки. А с этими людьми нужно было быть осторожным, любой молодой воин из этих кочевых сообществ может убить, выстрелив из-за любого бархана просто потому, что ему нужен мотоцикл.

Поэтому инженер не гнал, ехал аккуратно, останавливался, приглядывался, прислушивался. И уже через час заметил то, что искал. В полукилометре от него на длинном бархане была растянута сеть. Он поехал к ней. Пока ехал, увидал ещё одну. И нашёл место, где собранную саранчу перерабатывали. Теперь там пировал десяток гекконов, жадно пожирая выброшенные людьми головы и жесткие крылья и лапы насекомых. Люди здесь были утром, ещё недавно. Следы колёс на песке, ещё один окурок. И дальше, на восток и на юг, на самых высоких и длинных барханах стояли сети. Он нашёл тех, кого искал. Инженер сначала достал карту и отметил это место. Затем, разорвав упаковку с бинтом, оторвал полметра. Светлая тряпка на колу значила – мне нужно с вами поговорить. Любая другая – убери сети с моей земли. Горохов собирался поговорить. Он влез на бархан и привязал к одному из кольев, на которых крепилась сеть, этот кусок бинта. Завтра на рассвете инженер снова будет тут, он наделся, что теперь хозяева сетей в него сразу стрелять не будут.

Глава 4

Дальше снова дорога с бесконечными петлями вокруг бесконечных барханов. Но на сей раз Горохов ехал на место, указанное в его карте. Где-то как раз между казачьими кочевьями и Полазной он нашёл нужную ему местность. Здесь все барханы были испещрены свежими следами дроф, он даже в тени, под камнем, в относительной прохладе, нашёл гнездо с кладкой в десяток крупных яиц. О, редкий деликатес. Но инженер даже не подумал забрать яйца. Может потому, что… Он сегодня уже убивал. Горохов посидел рядом, поглядел на яйца и пошёл по своим делам. Инженер опять достал секстан, карту и компас, залез на камень, осмотрелся, потом спустился, сел в тени и высчитал своё местоположение. Да, он был там, где нужно. Прямо в центре большой низины, которая была отмечена на его карте. Теперь карта ему была больше не нужна. Он достал сигарету, прикурил её, а после поджёг тонкую бумагу. Посмотрел, как она сгорает. Пепел перемешал с песком. Докурил, закопал окурок, сел на мотоцикл, завёл мотор.

Тут с ума сойти можно было, время полвторого, а на термометре пятьдесят шесть. Инженер увеличил скорость, замотался в платок, пил много воды, но всё равно чувствовал себя не очень и даже был близок к тепловому удару. Пришлось найти тень под камнем. Тут он облился водой и сидел до пяти часов, пока температура не упала до пятидесяти градусов. Только тогда вылез из-под камня и поехал на юго-запад, к Полазне.

Когда въезжал в город, уже темнело, – устал, ноги затекли, спина не разгибалась, есть хотел, кое-как вылез из седла. Нинка, запирая гараж, спросила:

– Ужин подавать?

– И побыстрее… И хлеба тройную порцию, – ответил инженер и, не выходя в многолюдный зал за стеной, пошёл по крутой лестнице на второй этаж, к себе.

Горохов уже знал, что в его комнатушке кто-то был. Знал, как только открыл дверь, но не придал этому значения. То, что его будут проверять, было ясно с самого начала. Разделся и с большим удовольствием плюхнулся на кровать, стал стягивать сапоги, стянул – остался в одних штанах. Как раз постучала Нинка в дверь, он впустил её. Девчонка принесла целый поднос еды и холодной воды. Инженера так и подмывало спросить её, этак невзначай, мол, никто меня не искал? Но этого делать было нельзя. Те, кто был в его комнатушке, пока он отсутствовал, не должны знать о том, что он знает о них. Еда была, как и вчера, – так себе, и вода всё с тем же привкусом йода, но когда ты не ел весь день и когда тебя весь день жарило солнце, то на такие мелочи обращать внимания не будешь. Горохов с удовольствием съел всё, тем более что хлеб тут был неплох, и выпил всю воду. А потом занялся делом. Он хотел знать, кто тут был и что искали. Уже первый, поверхностный осмотр позволил ему понять, что это были вовсе не гостиничные воры. Осматривали всё тщательно, заглянули в папку с картами, все до единой карты вытаскивали, возможно сфотографировали. Открывали ящик с инструментами, даже доставали и рассматривали нивелир. А вот денег, которые были «спрятаны» в один из кофров, не тронули. Не тронули.

«Ну, что ж, теперь нужно ждать гостей для более близкого знакомства».

Он разделся, намочил полотенце и стал себя обтирать, расходуя воду из кувшина, что стоял под столом. Воду нужно было экономить: вчера ночью, после двух часов, судя по всему, аккумуляторы подсели, и кондиционер, что охлаждал воздух в комнате, «подсдулся», и уже к трём часам тут было жарко, пришлось вставать и мочить простыню, спать под нею. Наверное, то же самое будет и сегодня, так что вода ему ещё пригодится, а заказать себе ещё кувшин – нет, не пойдёт, он сюда приехал как простой инженер, а не богатый торговец. Он должен экономить. После Горохов снова отодвинул кровать и стол, снова осмотрел стены, снова разглядывал швы на матрасе. В его нынешнем деле даже банальный укус обычного степного клеща мог серьезно помешать. Даже простая повышенная температура от заурядных укусов клопов, и та могла затормозить дело. Он должен был исключить любой риск. Только после тщательного осмотра Горохов лёг в постель.

Чтобы успеть к сбору саранчи к казачьим сетям, ему нужно было выехать в три часа, то есть у него на сон и сборы было ещё шесть часов. Он устал и был уверен, что быстро уснёт. Если… не будет думать о тех трёх бедолагах, что сейчас лежат на палубе старой и ржавой лодки, облепленные кучами серого, мерзкого мотылька-трупоеда. И плывут себе по течению, под степным небом, на котором отлично видно каждую звезду.

Горохов не любил выпивать на ночь, алкоголь притуплял восприятие, поэтому сон после выпивки даже небольшого количества алкоголя будет излишне крепкий. В этот вечер он не пил. Ещё до того, как в железную дверь ударили, он уже сидел на кровати, револьвер был в его руке, а курок на оружии был взведён.

За дверью двое. Как минимум. Ещё не было двух, когда в дверь постучали. «Ошиблись? Собрались пограбить? Или это те, кто копался в вещах?»

– Что надо? – спросил он и на всякий случай положил на стол обрез.

– Открывайте, инженер, – донесся из-за двери голос, – разговор есть.

Тон повелительный. Голос явно принадлежал человеку, который привык к тому, что его слушают.

– А кто вы такой? – Горохов не торопился к двери.

И тут послышался женский голос, это была хозяйка:

– Господин постоялец, с вами хочет поговорить начальник безопасности Полазны, господин Тарасов.

– Минуту!

Инженер быстро надевает галифе, натягивает сапоги, подходит к двери, прислушивается.

Если бы его хотели ограбить, то не стали приходить бы ночью, все деньги и ценные вещи забрали бы днём. Горохов револьвера не спрятал и курка не опустил, подошёл к двери и отодвинул засов. Ну, вот и они. Входят, один за другим, три человека, два высоких крепких, один невысокий, лица холодные, глаза острые, внимательные, трезвые. Те, что высокие, – при оружии, сразу смотрят на его револьвер, за ними невысокий, широкий человек в чёрном пыльнике и чёрных галифе. В руках у него чёрная шляпа. Пижон, сразу видно. Кто может в местах, где температура днём дотягивает почти до шестидесяти, позволить себе носить чёрное? Только тот, кто передвигается от кондиционера до кондиционера. У этого человека в чёрном даже в квадроцикле кондиционер стоит. Наверное, это и есть начальник местной безопасности Тарасов.

– Уберите оружие, – властно говорит «черный».

Горохов не собирается спорить. Он надевает ремень с кобурой, прячет в неё оружие.

У Тарасова большая лысая голова в шрамах, на поясе многозарядный пистолет, начальник безопасности серьёзен. Осматривается, подходит к инструментам, что стоят в углу, делает вид, что видит их впервые, но инженер уверен: это они были тут, пока его не было.

– Уж извините за позднее вторжение, но днём вас не было.

– Понимаю, – кивает Горохов, – работа у вас такая.

– Да, да… Работа-работка у нас такая, – говорит Тарасов. – А вы к нам откуда приехали, с какой целью? Может, документики у вас имеются какие-нибудь?

– Приехал из Соликамска, но сам я из Березняков, – Горохов лезет в свой пыльник, там, во внутреннем кармане, бумаги, он протягивает их Тарасову.

Но тот их не берёт. Документы берёт один из высоких. Читает вслух:

– Калинин Сергей Владимирович, Березняки, горный инженер.

– Инженер, значит? – большая голова начальника безопасности поворачивается к инженеру. – А к нам зачем пожаловали?

– Я, – Горохов успокаивающе поднимает руки, – всего на пару дней, может на недельку, это максимум, после уеду на юг.