Карты древнего мага Александрова Наталья
– Вот то-то, а говоришь, что я гадать не умею. Лучше отдела кадров тебя раскусила!
– Скажите, Венера Федоровна, а ведь ваш директор, Василий Николаевич, скончался… но фирма работает по-прежнему. Кто ее сейчас возглавляет?
– Что за странные вопросы? Хотя вот что тебе скажу, раз уж у нас пошел откровенный разговор. У нашей фирмы большие проблемы, запросто можем разориться. Я уж и то другое место присматриваю. Но это не после его смерти началось. Василий – человек работящий и толковый… был. Однако кризис и все такое… Люди денежки считают… В общем, он срочно искал инвесторов.
– Нашел?
– Да вот парень этот, который с ним в ресторане был… Петька Безбородов.
– Он что, богатый человек?
– Да вот как бывает – вылез из грязи в князи, – Венера Федоровна отчего-то поморщилась, – наследство большое получил, так теперь себя королем чувствует.
– Королем… – как эхо повторила Надежда и посмотрела на четыре карты, лежавшие на краю стола. Ну да, пиковый король – Моргунов, а бубновый, выходит, этот Безбородов.
Венера Федоровна перехватила ее взгляд и кивнула:
– Да, ходил тут, рыло делал, щеки надувал, я, говорит, еще подумаю, вкладывать деньги или не вкладывать… не знаю, не знаю… А у Василия выхода не было, фирму надо было спасать, он и терпел такое отношение. Да только все равно все прахом пошло…
– А женщины? Что про них знаете?
– Что – женщины? – вздохнула Венера Федоровна. – Одна, Алинка Крутикова, у нас в отделе пиара работала. Так, ничего особенного, Василий ее просто так с собой позвал, для мебели вроде… А вторая с Петькой этим была. Алена, финансовый консультант. Присосалась к нему, словно пиявка, – Петр Петрович то, Петр Петрович се… Да только он и ее не больно слушал. Но с собой таскал, для солидности вроде. Да какая там солидность! Ерунда одна. Форсу у этой Алены много было, а толку – чуть. Хоть и нехорошо сейчас так говорить, пропали девки ни за грош, ни за копейку.
– Думаете, это мужчин отравить хотели, а женщины вроде как за компанию пострадали? Так сказать, сопутствующий ущерб?
– Уж верно так. Только вот что тебе скажу: Василий мужик хороший был, правильный. Дела вел честно, может, и конкурировал с кем-то, но не до такой степени, чтобы его убивать. Так что не знаю, что и думать.
– И карты ничего не скажут? – подначила Надежда.
Гадалка в ответ только грустно улыбнулась.
Простились, однако, дружески. Венера Федоровна дала Надежде карту, где с одной стороны была рубашка, а с другой нарисован джокер, причем необычный. Не клоун в колпаке с бубенчиками, а ведьма в черном платье. И кот черный у нее на коленях.
– Если что понадобится – приходи, – сказала Венера Федоровна на прощание.
Удачно избежав встречи с настырным менеджером, Надежда вышла на улицу и, задумавшись, пошла к станции метро.
Если Венера права и девушки ни при чем, тогда убийца хотел устранить кого-то из мужчин. С Василием Моргуновым вроде бы все выяснили, теперь нужно прояснить вопрос с этим молодым Безбородовым. Что это за история с неожиданно свалившимся на него огромным наследством? Прямо какой-то роман девятнадцатого века. Или пьеса Островского.
Толстая Грета, жена возчика Мерка, подошла к молочнице фрау Миллер.
– Вы слышали, фрау Мерк, – завела разговор молочница, – в трактире «Старый охотник» поселился новый постоялец.
– Меня не интересуют посторонние мужчины… – привычно проговорила Грета.
– Ну, коли вам неинтересно…
– А что за постоялец?
Молочница понизила голос:
– С виду обычный монах-доминиканец, но кухарка из трактира сказала мне по большому секрету, что он – инквизитор, присланный из Пфальца самим господином архиепископом, чтобы провести в нашем городе розыск ведьм.
– Какие ужасы вы рассказываете, фрау Миллер! Только нас-то с вами, порядочных женщин, это не касается.
– Не касается! – подтвердила молочница. – Думаю, в нашем городе и ведьм-то нет.
– Может, и нет. Хотя как посмотреть…
– А в Регенсдорфе, рассказывала мне кума, на прошлой неделе сожгли еще одну ведьму. Супруга зеленщика, с виду вроде приличная женщина, а наводила порчу на соседей…
– Туда ей и дорога! – Толстая Грета истово перекрестилась.
– Ваша правда, фрау Мерк!
– А что это вы все о ведьмах толкуете, как будто у вас к ним какой-то интерес? Положите-ка мне лучше два фунта творога. Только не такого, как прошлый раз.
– А чем же вам прошлый раз не понравился мой творог? – осведомилась молочница, начиная закипать.
– А тем и не понравился, что совсем не жирный. Наверное, вы сделали его из снятого молока.
– Я никогда не делаю творог из снятого молока! – отчеканила молочница. – А вы, чем критиковать мое молоко, лучше бы присматривали за своим мужем!
– Что? – Толстая Грета побагровела. – Что вы такое говорите о моем муже?
Молочница уже и сама пожалела, что у нее вырвались эти слова, но давать задний ход было поздно.
– Весь город знает, что герр Мерк ходит к той ведьме, что живет возле кладбища.
– Мой муж ходит к ведьме? – Толстая Грета задохнулась от возмущения. – Быть того не может! Вы все врете, достопочтенная фрау Миллер! Врете из зависти!
– Да это известно всему городу! Кроме вас! Куда же вы пошли, фрау Мерк? А ваш творог?
Но жена возчика ее не слушала, она уже покинула лавку.
Тем же вечером герр Мерк куда-то засобирался, надел свой воскресный сюртук и пригладил волосы.
– Куда это ты собрался? – спросила его Грета.
– К господину Штокману, договориться насчет лошадей.
– В такой поздний час?
– Значит, так надо. И вообще, женщина, с каких это пор ты интересуешься моими делами?
И, не слушая ответа жены, возчик вышел из дома.
Толстая Грета накинула на плечи вязаную шаль, всунула ноги в башмаки и выбежала вслед за мужем.
На улице уже темнело. Грета шла так тихо, как могла при своей комплекции, таилась в тени домов и замирала, когда муж замедлял шаги и оглядывался.
Герр Мерк прошел мимо церкви, мимо дома подрядчика Штокмана, миновал хлебный амбар. В темноте показались кресты и надгробия городского кладбища.
И тут возчик воровато огляделся и свернул к покосившейся лачуге, притулившейся к кладбищенской стене.
– Выходит, молочница не соврала! – прошептала Толстая Грета, вглядываясь во тьму. – Выходит, он и впрямь ходит к этой ведьме! Ну, попомнит же она у меня!
На следующий день, сразу после ранней обедни, Толстая Грета, воровато оглядываясь по сторонам, подошла к трактиру «Старый охотник».
Возле крыльца, опираясь на метлу, стоял одноногий Фриц, выполнявший в трактире самые разнообразные обязанности.
– Ваш жилец у себя? – спросила его Грета.
– У себя, у себя, где ж ему быть! Сидит, сам с собой разговаривает по-латыни.
– У меня к нему важное дело.
– Он велел никого не пускать!
– Говорят тебе, дело исключительной важности.
– Ну, сама с ним разбирайся, только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Грета поднялась по крутой скрипучей лестнице, постучала в дверь.
Из-за двери донесся хриплый голос:
– Я же велел не беспокоить!
– Дело исключительной важности! – проговорила Грета и вошла в комнату.
Жилец, мужчина лет сорока с длинным испитым лицом, облаченный в поношенную темно-коричневую рясу, сидел за конторкой, на которой лежала раскрытая книга, и читал ее. Он поднял глаза на женщину и раздраженно проговорил:
– Что там у тебя за дело? Надеюсь для твоего же блага, что ты потревожила меня не по ерунде!
– Как можно, святой отец! Разве бы я посмела по ерунде отрывать вас от столь важных занятий?
– Говори!
– Я слышала, что вы прибыли в наш город по приказу его преосвященства, чтобы искоренить ересь и нечестие.
– Это так.
– Так вот, хочу сообщить вам об особе, которая занимается колдовством и чернокнижием, более того… – Грета округлила глаза и понизила голос: – Она вступила в сношение с дьяволом!
– О ком ты говоришь, женщина?
– Я говорю о Катрине, травнице, которая живет в лачуге возле городского кладбища.
– Это серьезное обвинение! Надеюсь, у тебя имеются конкретные факты?
– Факты… что это такое?
– Ну, доказательства ее колдовства. Свидетельства, конкретные случаи…
– О, случаев сколько угодно! Она что-то прошептала, проходя мимо дома фрау Вагнер, зеленщицы, – и на следующий день у той сдохла черная коза… потом, она шла от колодца с кувшином и плеснула водой на забор госпожи Мюнц, и у той скисло молоко… А еще… еще я своими глазами видела, как она превратилась в черную кошку! Она шла по дороге возле кладбища, потом оглянулась, проговорила несколько слов на непонятном языке и исчезла. А на дороге появилась черная кошка…
– Не спеши, женщина! – проговорил монах. – Я не успеваю за тобой записывать! Черная кошка, говоришь?
– Черная, святой отец, черная, как вакса!
– Это интересно… крупные авторитеты церкви считают, что в большинстве случаев ведьмы превращаются именно в черных кошек. А ты не заметила, женщина, были ли у той кошки пятна, или она была совершенно черная?
– Она была совершенно черная, святой отец. Говорю же – черная, как вакса, от ушей до кончика хвоста.
Монах записал эти важные соображения и поднял глаза на женщину:
– Больше ты ничего не видела?
Та немного подумала и проговорила:
– Как же, я вспомнила еще один случай. На прошлое Крещенье, поздно вечером, я шла мимо ее дома и увидела, как что-то вылетело из трубы. Я пригляделась – а это сама Катрина летит на помеле. Думаю, она направлялась на Лысую гору, на шабаш, где обычно собираются все ведьмы…
– Ты уверена, женщина? – недоверчиво переспросил монах. – Авторитеты считают, что шабаши на Лысой горе происходят исключительно в Вальпургиеву ночь.
– Что же я, по-вашему, вру? – обиделась Грета. – Говорю же, что видела ее своими глазами, вот прямо как вас сейчас!
– Интересно! – монах записал еще несколько строк. – Возможно, благодаря вашей бдительности мы узнаем новые факты о ведьмах… еще что-нибудь ты помнишь, добрая женщина?
– Сейчас не могу больше ничего вспомнить, но если припомню еще что-то, непременно сообщу вам.
– Непременно. А сейчас, если тебе нечего добавить, можешь подписать свои показания.
– Дело в том, святой отец, – Грета смутилась, – дело в том, что я не разумею грамоты.
– Ничего страшного, порядочной женщине вроде тебя грамота ни к чему. Поставь здесь крест…
Грета поставила крест внизу листа.
– А теперь можешь идти, добрая женщина… – и монах сделал рукой нетерпеливый знак.
– Да, святой отец… – Грета отступила к двери, но все не уходила.
– Ты еще что-то вспомнила?
– Нет, но я подумала, святой отец, что за такие важные свидетельства вы могли бы вознаградить меня… допустим, три или четыре гульдена…
– Деньги? – Лицо монаха скривилось, как от чего-то кислого. – Я думал, что ты пришла ко мне не из-за денег, а по искреннему зову сердца. Пришла потому, что желаешь искоренить в своем городе мерзкую ересь и чернокнижие. Пришла, в конце концов, из искренней любви к матери нашей церкви.
– Все так, святой отец, из любви и по искреннему зову, но три или четыре гульдена мне бы очень пригодились. Понимаете, я бедная женщина, и у меня каждый пфенниг на счету. А тут, как назло, крыша прохудилась, а починить ее очень дорого. А если четыре гульдена это слишком много, меня устроили бы и два.
– До чего же ты настырная женщина! На, возьми один гульден, но помни, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому попасть в Царствие Небесное!
– Премного благодарна вам, святой отец! – Грета сделала книксен, весьма нелепо выглядевший при ее габаритах, взяла монету, попробовала ее на зуб и наконец вышла из комнаты.
У Надежды было множество знакомых в самых разных сферах – от художников до парикмахеров, от инженеров до собаководов, и среди них – журналистка Лиля Путова, колоритная личность под два метра ростом. Знакомые остроумцы прозвали ее Лилипутовой, но Лиля на это прозвище не обижалась, она вообще была необидчива.
Познакомились они случайно на какой-то тусовке – Надежда тогда помогла Лиле выпутаться из трудного положения, а потом нередко сталкивались в разных местах, потому что Петербург, как известно, город маленький, и не мир узок, а слой тонок.
Надежда не раз обменивалась с Лилей ценной информацией, и Лиля ее очень уважала, а пару раз они даже вместе расследовали дела.
Вот и сейчас Надежда Николаевна позвонила Лиле и договорилась с ней о встрече в небольшом кафе поблизости от редакции, где Лиля работала.
Прибыв на место, Надежда удивленно огляделась. Кафе оказалось явно переполнено – за каждым столиком, рассчитанным на четверых, сидели по пять-шесть человек, и все непрерывно громко разговаривали, стараясь перекричать друг друга. В основном это были студенты из расположенного поблизости медицинского института.
Наконец среди этого бедлама Надежда нашла свою приятельницу – благодаря гренадерскому росту Лилю трудно было не заметить в любом, даже самом людном месте.
Она сидела на подоконнике, подложив под себя подушку, а вторую подушку придерживала рукой. Заметив в дверях Надежду Николаевну, она помахала ей.
Надежда протиснулась к окну и села на подушку, которую сберегла для нее Лиля.
– Привет! – крикнула Надежда Николаевна, пытаясь перекрыть окружающий гам. – Может, нам найти какое-нибудь местечко потише, а то здесь слишком шумно? Как поговорить-то?
– Как раз наоборот! – возразила Лиля. – Здесь можно спокойно разговаривать о чем угодно и не бояться, что нас кто-то подслушает.
– Ну, если ты так считаешь…
– Давайте, Надежда Николаевна, выкладывайте прямо, что вы такое накопали.
– Ну, ты уж сразу быка за рога берешь!
– Некогда мне тянуть! Лучше брать быка за рога, чем тянуть кота за хвост! У меня редакционная летучка через двадцать минут, а я к вам… улетучилась. Главный редактор меня взгреет. Так что если у вас что-то интересное, выкладывайте, а если нет… я полетела. Так о чем вы хотели поговорить?
– Вот как! Ну а что ты скажешь, если у меня есть эксклюзивная информация о странной смерти четырех человек в ресторане «Мама не горюй»?
– «Убийство АББЫ?» – глаза Лили загорелись.
– Ну да, так его называют. Мне тоже сразу показалось, что они похожи на шведскую группу.
– И какая у вас информация об этом деле? Действительно настоящий эксклюзив?
– Эксклюзивнее не бывает. То, что я расскажу, тебе никто другой не расскажет.
– Но вы наверняка хотите что-то получить взамен?
– Разумеется.
– И что же вам от меня нужно?
– Ты ведь все про всех знаешь…
– Ну, грубой лестью вы от меня ничего не добьетесь. Я девушка недоверчивая. Так что баш на баш!
– А я и не пытаюсь. Я констатирую факт. Короче, что ты знаешь об одном из погибших, о Петре Безбородове?
– А почему вас именно он интересует?
– Скажем так, интуиция. Поскольку про Моргунова раскапывать нечего, он в общем-то весь на виду был…
– Ну, должна признать, что в этом случае интуиция вас не подвела. Безбородов – действительно интересная фигура… точнее, с ним связана очень необычная история, хотя и с налетом мелодрамы…
Лиля махнула рукой официантке и заказала два кофе с карамельным сиропом. Кофе тут подавали не в чашках, а в закрытых стаканчиках, и бутерброды не на тарелках, а в пакетах. Два таких пустых, пропитанных жиром пакета уже лежали рядом. Лилька при ее росте все время хотела есть.
– Итак, – она поудобнее устроилась на подушке, – родился Петя Безбородов в глухой провинции, в городе Зауральске. Отца не знал, мать растила его одна. Работала она в местной гостинице сменным администратором. Жили мать с сыном не то чтобы в нищете, но, прямо скажем, бедновато. И вот в один прекрасный день в Зауральск приехал крупный бизнесмен из Петербурга Петр Павлович Витюков.
– Тот самый? – оживилась Надежда.
– Ну да, тот самый. Владелец заводов, дворцов, пароходов, спонсор театров и музеев. Ныне покойный. У него были тогда какие-то далеко идущие планы, связанные с Зауральском, – он собирался построить там то ли завод по производству удобрений, то ли химкомбинат, то ли еще что-то подобное. Остановился Витюков в той самой гостинице, где работала мать Пети Безбородова. Она в тот день как раз дежурила на рецепции, и Витюков ее увидел. Увидел – и прямо в лице переменился. «Лена, – говорит, – это ты?» Тут и она побледнела. В паспорт его заглянула, потом на него посмотрела и говорит: «А ты очень изменился, Петя. Встретились бы на улице, я бы тебя не узнала». В общем, оказалось, что двадцать с лишним лет назад у них был роман… и даже не роман, а большая настоящая любовь. Тут они разговорились, вспомнили былое, и в этом разговоре Елена призналась, что родила от него ребенка. «Я его даже назвала твоим именем…» – «А что ж ты мне тогда не сказала, что беременна? Может, я бы все бросил и ушел к тебе!» – «Да я хотела тебе сказать, начала уже… но, сам понимаешь, такое сказать трудно… впрочем, где тебе понять… в общем, я все выбирала подходящий момент и уже начала было, а ты меня не слушал, о чем-то своем думал. Я и подумала, что ни я, ни мой ребенок тебе не нужны. И что мы без тебя тоже как-нибудь обойдемся. Я тогда молодая была, обидчивая да вспыльчивая…» – «Ох ты… а у меня тогда проблемы были с бизнесом, голова была ими занята, ни о чем другом не мог думать, вот и упустил самое главное в жизни…» В общем, поговорили они, повздыхали, вспомнили прежние времена, а на следующий день Витюков уехал. Мать Петра Безбородова даже не очень расстроилась – она уже ничего не ждала от жизни. И в самом деле, в таком возрасте слишком поздно все ломать и строить заново… Но история на этом не закончилась. У Петра Витюкова были двое законных детей, прижитых в браке. С женой, их матерью, они уже несколько лет находились в разводе. Дети выросли, надо сказать, избалованными и подловатыми и изводили отца своими капризами и фокусами. Бесконечно шлялись по вечеринкам с алкоголем и кокаином, отца в грош не ставили и только требовали от него денег, денег и еще раз денег. И тут Витюкову сообщили роковой диагноз и сказали, что жить ему осталось не больше полугода. Витюков подумал-подумал, пригласил к себе юриста и переписал завещание.