Гвоздь в башке Чадович Николай

– В банальном смысле этого слова – да. Но душа твоя продолжает существовать. Порукой тому разговор, который мы ведем.

– На фиг мне такое существование! – возмутился он. – Ни закурить, ни выпить… Придумай что-нибудь. Ты же в таких делах специалист.

– Даже не знаю, что тебе ответить… Кое-какой опыт у меня, конечно, имеется, хотя и несколько иного характера. Но в любом случае нам нужно обособиться. Если это и возможно, то лишь в реальном мире. Моржи, например, не могут избавиться от кожных паразитов в своей родной водной стихии и вынуждены выползать на берег, чтобы там почесаться о скалы.

– Хочешь сказать, что прежний мир уже не родной для меня?

– Увы! Теперь ты эфирное создание. Привыкай к этому.

Настромо, конечно, был существом пропащим, но зато мягким и, я бы даже сказал, – воспитанным. Поэтому длинное и витиеватое ругательство, выданное им на-гора, удивило даже меня, слышавшего мат российского рабочего класса, брань финикийской матросни и богохульства египетских грабителей могил.

Впрочем, его можно было понять. После взрыва в метро я, помнится, испытывал сходные чувства. Все на свете тогда проклял – и злополучного бомжа, так некстати оказавшегося на моем пути, и собственное дурацкое великодушие, и не в меру ретивого милиционера, а в особенности того неизвестного гада, который соорудил взрывное устройство.

Прямо скажем, не повезло бедняге. Жил себе потихоньку, никого не трогал, а если и разрушал что-то, так только свой собственный организм. Раз в жизни совершил героический поступок, и вот пожалуйста – лишился тела.

Чтобы хоть как-то развеять его горе, я сказал:

– Попробуй-ка придать нашему движению дополнительный импульс. В прошлый раз у тебя это неплохо получилось.

– В прошлый раз я целехонький был, – буркнул он. – А сейчас превратился в ничто, в пустое место. Ну что, спрашивается, можно требовать от пустого места?

– Если следовать обыденной точке зрения, то мир, в котором мы сейчас находимся, тоже ничто. Следовательно, ты пребываешь в своей родной стихии, где добиться чего-нибудь можно только при помощи разума и воли. Вот и постарайся. Сам ведь хвалился своими сверхъестественными способностями.

– Ширнуться бы, – вздохнул Настромо. – Тогда дело, возможно, и пошло бы.

– Про это забудь! – заявил я категорически. – Бестелесные существа не ширяются. Сконцентрируй волю. Сосредоточься. Действуй по счету «три». Раз! Два! Три! Давай!

И он дал. Да так, что я понесся в прошлое, словно гоночный автомобиль «Формулы-1», вырвавшийся на финишную прямую. Способный парень. Хотя чему тут удивляться – ментальное пространство, в котором мы сейчас пребывали, предназначалось именно для минотавров. Он, можно сказать, был здесь как у себя дома.

Ускорение, полученное мною от Настромо, было так велико, что, преодолев извилистый и прихотливый лабиринт чужой родословной из конца в конец, я оказался в его изначальной точке, а проще говоря, в телесной оболочке заклятого врага человеческого рода Астерия Непобедимого.

Вот уж этого я никак не ожидал!

Вновь меня окружали несокрушимые стены дворца Двойной секиры, вновь ночь пахла волшебными ароматами, вновь я видел перед собой женщину, не скрывавшую прелестей своего роскошного тела, но таившую от всех черты лица.

От Астерия только что увели зареванную девицу человечьей породы (далеко не первую за нынешнюю ночь), и сейчас он решал непростую проблему – закончить ли на этом подвиги любви или после небольшого перерыва продолжить их с прежним пылом.

– Отдохни, – посоветовала Ариадна, постоянная зрительница, а иногда и активная участница подобных забав, присущих скорее похотливым животным, чем разумным существам. – Чрезмерное усердие не идет на пользу даже жеребцам.

– Отдохни… – буркнул Астерий, пребывавший явно не в лучшем расположении духа. – А кто же тогда будет умножать наш род? Не ты ли? Совокупляешься регулярно, а на свет произвела только троих детенышей. Да и те незавидными оказались. Двое даже до года не дожили.

– Возможно, женщины нашего племени не способны зачать от человеческих самцов, – ответила Ариадна. – Кстати те двое, которые умерли в младенчестве, были твоими отпрысками.

– А третий, тот что, выжил? Ты по-прежнему утверждаешь, что он сын этого проходимца, называвшего себя Тесеем?

– Я уверена в этом. Тесей был совсем не похож на прочих мужчин. Можешь возражать, но что-то божественное в нем присутствовало. Зря ты его убил. Пусть бы жил себе в неволе и хоть иногда услаждал меня истинной любовью.

– Уж лучше помолчи, потаскуха! – На Астерия накатил приступ ярости. – Ничего божественного в нем не было, точно так же, как и человеческого. Это был злой демон, насланный на меня врагами нашего рода. Коварными и опасными врагами, которые еще даже не родились.

– И ты веришь во всю эту чепуху? – усмехнулась Ариадна. – Похоже, что Тесей сильно напугал тебя, братец.

– Напугать меня невозможно! – огрызнулся Астерий. – И это тебе прекрасно известно. Но, пообещав когда-нибудь вернуться, он вселил в меня тревогу. Тревогу постоянного ожидания. А это изматывает хуже, чем любая хворь.

– Ты не знаешь, как поступить? – деланно удивилась Ариадна. – Спроси оракул у Дельфийских прорицателей. И не поскупись. Пошли им в подарок целый корабль золота.

– Тут я как-нибудь обойдусь без твоих советов. Прорицание давно получено… Но оно растревожило меня еще больше.

– Почему же ты молчал все это время? – на сей раз удивление Ариадны было не напускным, а искренним.

– Не хотел зря беспокоить тебя, – нехотя ответил Астерий.

– Моя душа тверда, как камень. Тебя невозможно напугать, но то же самое касается и меня. Я спокойно выслушаю любую весть, какой бы горестной она ни казалась. Не надо меня беречь, а тем более обманывать.

– Хорошо… Но ты напросилась сама. Слушай предсказание, за которое я заплатил целую гору сокровищ.

– Сначала скажи, как ты составил вопрос?

– Я спросил: нужно ли остерегаться врага, недавно убитого мною, но пообещавшего когда-нибудь вернуться в ином облике и возобновить поединок.

– Столь странный вопрос не удивил Дельфийских жрецов?

– Нет. Они обещали дать ответ, но сначала потребовали себе оружие, которым сражался мой враг. Я приказал кузнецам склепать сломанный меч Тесея и вместе с дарами отправил его в Дельфы. Меч вскоре вернулся назад, и к нему был приложен оракул… Самый зловещий и туманный из всех оракулов, которые мне приходилось слышать за последнее время.

Астерий снял со стены мой меч, на лезвии которого едва виднелись следы кованого шва (клеймо, слава богу, уцелело), и, глядя в него, словно в зеркало, без всякого выражения продекламировал:

– Не понимаю, что тебя так обеспокоило, – сказала Ариадна когда Астерий закончил чтение оракула. – По-моему, тут все ясно. Твой враг может вернуться, хотя уже и не в образе Тесея… Но что это за прекрасная подруга, лоно которой представляет для тебя угрозу?

– Не понимаешь? – Астерий засопел, совсем как разъяренный бык. – Никаких подруг среди женщин чужой крови у меня никогда не было и не будет! Ты моя единственная подруга с самого детства! Твой прекрасный лик не идет ни в какое сравнение с плоскими рожами этих тварей, которых мне приходится оплодотворять чуть ли не каждую ночь! Если верить оракулу, то опасность, грозящая мне, как-то связана с тобой! И я даже догадываюсь, в чем тут дело! Враг, пребывавший в телесной оболочке Тесея, однажды уже проник в твое лоно. Его отродье, его змееныш, которого ты называешь своим сыном, растет в этом дворце, окруженный всеобщей заботой! Я просто уверен, что в следующий раз мой враг примет его облик! Но действовать он будет не в открытую, а исподтишка!

– Что бы ты тут ни говорил, но своего единственного сына я в обиду не дам, – отчеканила Ариадна. – Мне он дороже всех тех ублюдков, из которых ты собираешься вырастить новую расу. Дороже тебя самого. Дороже благорасположения богов. Он ничем не похож на Тесея, а уж тем более – на других людей. Только его одного можно считать нашим истинным наследником. Твои подозрения неуместны. Скорее всего ты неверно истолковал смысл оракула.

– Истолкуй его иначе! – вскричал Астерий.

– Враг явится тебе в образе прекрасной женщины, от которой ты наконец-то потеряешь голову. Такие случаи уже бывали. Посланцы богов, карающие смертных, могут принимать любой облик – человека, зверя, облака, растения. Влюбившись, ты утратишь осторожность и погибнешь, припав к лону коварной красавицы.

– Это было бы чересчур просто…

– Поживем – увидим. В любом случае мой сын еще слишком юн, чтобы противостоять тебе.

– Подсыпать яд в вино может и ребенок, – возразил Астерий, но уже без прежнего остервенения.

– Твое вино и твою пищу перед каждой трапезой пробуют повара, а потом и застольные прислужники.

– Отныне первой все это будешь пробовать ты, – глухо сказал Астерий. – А теперь удались. Я устал.

– Вот в том-то и дело. Ты очень устал. Отсюда и все твои вздорные подозрения. Выспись хорошенько, и к утру мрачные мысли рассеются.

Ариадна резко встала, почти вскочила и, шурша своими полупрозрачными одеяниями, направилась к выходу. Любой знаток женской души, к коим я отношу и себя, мог без труда догадаться, что отныне из союзника Астерия она превратилась в его тайного врага.

Вот только догадывается ли об этом сам Астерий?

Быкоголовый урод опорожнил кувшин вина и тут же смежил веки. Светильники продолжали гореть, но для нас с Настромо, естественно, наступил мрак.

– Держись, – я мысленно связался с напарником. – Сейчас на тебя навалятся медиаторы сна, а потом и алкоголь. Постарайся все это перебороть. Нам нельзя спать.

– Что такое медиаторы? – поинтересовался Настромо уже слегка нетвердым голосом.

– Химическая дрисня, которая выделяется под влиянием нервных импульсов и регулирует всю жизнедеятельность нашего организма, – как можно более популярно объяснил я.

– С любой дрисней я как-нибудь справлюсь, – ответил он. – А вот бороться с опьянением даже и не собираюсь. Разве ты забыл, с кем связался?

– Не забыл, – вздохнул я, – но надеялся, что новая форма существования изменит тебя.

– Держи карман шире, – резкие перемены, случившиеся в жизни Настромо, похоже, уже перестали угнетать его. – А мы, кажись, попали по назначению? Это и есть прародитель кефалогеретов, которого ты собрался пришить?

– Он самый. Астерий, сын Миноса. Позже он получит прозвище Непобедимого… Или не получит, – спохватился я.

– Крутой дядя… Он не догадался, что мы в него вселились?

– Пока нет. Но с ним надо быть начеку. Интуиция у Астерия – будь здоров.

– Ну и что? Как он от нас избавится? Башку разобьет о стенку? Или удавится?

– Есть разные способы одолеть чужую личность, пробравшуюся в твое сознание. Борьба психологическая столь же реальна, как и борьба физическая. Мозг очень удобное место для битвы двух враждебных душ.

– Знаешь, как такая битва называется?

– Как?

– Шизофрения. Расщепление сознания.

– Наша цель не свести его с ума, а уничтожить. Причем вполне определенным образом.

– Твоя цель, твоя! – уточнил Настромо независимым тоном. – Я на мокруху не подряжался. Тем более, против своего прародителя.

Такого поворота событий я, признаться, не ожидал. Прежде мне казалось, что на Настромо можно положиться. Хотя что, спрашивается, взять с наркота, чьи понятия о долге, чести и порядочности напрямую зависят от наличия или отсутствия вожделенной дозы.

– Разве мы больше не союзники? – Не знаю, чего в моем голосе было больше – раздражения или растерянности.

– Союзники, союзники, – заверил он меня. – Но прежде, чем я помогу тебе, ты должен помочь мне.

– Каким образом?

– Не догадываешься? – Ощутив свою значимость, Настромо мог и покуражиться. – А ты подумай хорошенько.

– Тут и думать нечего! Тебе какой-нибудь отравы добавить хочется. Не хватило за целый день.

– В самую точку! Не мешало бы еще винца хлебнуть. Винцо здесь неплохое, но очень уж слабенькое.

– Да ты охренел, в самом деле! – забыв об осторожности, возмутился я. – Мы ведь находимся в чужом теле. Твои желания для него сейчас ничего не значат.

– Это надо проверить. Ты про сомнамбул слышал что-нибудь? Те против своего желания во сне черт знает что вытворяют. Даже по крышам ходят, – продолжал гнуть свою линию Настромо. – Ты, главное, отвлеки как-нибудь этого патриарха. Не дай ему проснуться. А уж все остальное я беру на себя.

– Одумайся! – взмолился я. – Ты выдашь нас раньше времени.

– Как хочешь. Учти, если я не договорюсь с тобой, придется договариваться с ним, – пригрозил Настромо. – Как я понял, этот Астерий давно ожидает какого-то незваного гостя. Вот уж он обрадуется, получив весточку о твоем появлении.

Впервые я подвергался шантажу со стороны бестелесного создания. Чувства мои были сопоставимы с потрясением верующего, у которого сошедший с иконы ангел вдруг попросил закурить. Поэтому, наверное, я сдался без долгой борьбы.

– Ладно, постараюсь подстраховать тебя. Но будь предельно осторожен. Овладеть спящим телом не так просто. Действовать начнем только по моему сигналу.

На это Настромо презрительно ответил:

– Только не строй из себя центрового. Сознание ведь у нас общее. Все твои мыслишки я наперед угадываю. Обойдемся без команд и сигналов.

Сон Астерия был нехорош. В чужих снах вообще трудно разобраться, но кошмарные видения, мелькавшие в его сумеречном сознании, пугали даже меня. Сам Астерий все время ворочался, глухо стонал и поминутно вздрагивал, словно бык, которого кусают кровожадные слепни.

Я, как мог, блокировал все отделы его нервной системы, реагирующие на внешние раздражители. Сам того не ведая, Астерий как бы впал в глубокий обморок. Сейчас его, наверное, не разбудил бы и выстрел.

– Молодец, – похвалил меня Настромо. – Похоже, размагнитился дядька. Пора и мне браться за дело.

Однако, как я и предполагал, все оказалось куда сложнее, чем это мнилось моему самонадеянному партнеру. Примерно с минуту он тужился впустую, а потом растерянно произнес:

– Что за бодяга! Глаза не открываются.

– Плюнь ты на них, – посоветовал я. – Встань и иди по стеночке вправо. Там возле дверей, помнится, еще один кувшин стоял. Будем надеяться, что в нем тоже вино, а не козье молоко.

– Встал, – через некоторое время радостно доложил Настромо, хотя я уже и сам это почувствовал.

– Тогда смело вперед.

Двигался он не совсем уверенно, что было вполне простительно для новичка, впервые вселившегося в чужое тело, но гораздо лучше, чем это получилось бы сейчас у меня. Что ни говори, а телом минотавра должен управлять минотавр, пусть и посторонний. Человек в этом смысле похож на Мальчика-с-пальчик, примерившего сапоги великана.

По мере продвижения вперед Настромо все время шарил перед собой свободной рукой. Только бы он не напоролся на светильник, подумал я. Уж тогда-то Астерий обязательно проснется.

– Нашел! – воскликнул он гораздо раньше, чем я предполагал. – Держу за ручку.

– Проверь, это точно кувшин?

– Вроде бы… Правда, горлышко уж очень широкое.

– Это ночной горшок. Поставь его на место и иди дальше.

– Тьфу! А я уже собрался хлебнуть.

Последние шаги Настромо проделал чуть ли не на карачках, тщательно ощупывая каждый квадратный метр пола, словно бы искал не объемистый медный кувшин, а, по крайней мере, зубочистку. Вскоре его поиски увенчались успехом, о чем возвестил радостный возглас: «Хоп!»

– Держишь? – поинтересовался я.

– Держу.

– Тяжелый?

– Литров на пять, не меньше.

– Не много ли будет для тебя одного?

– Почему для одного? Нас ведь трое.

Я даже не нашелся, что ему возразить. Шуточка у Настромо удалась. Это был как раз тот случай, когда каждый глоток вина, выпитого кем-то одним, в одинаковой мере действовал сразу на троих.

Тем временем зубы Астерия, продолжавшего крепко спать, уже лязгнули о горлышко кувшина.

– Ну подожди ты, пожалуйста! – взмолился я. – Вставь пробку на место и осторожненько возвращайся на ложе. Там и выпьешь.

– Какая разница! В кровати пьют только извращенцы. А настоящий мужчина может выпить где угодно. Хоть на поле боя, хоть в общественном туалете.

Мои дальнейшие мольбы уже не могли возыметь на Настромо никакого действия. Вино обильной струей хлынуло в глотку совершенно непричастного к этой авантюре Астерия, и вскоре мутный вал опьянения достиг нашего общего сознания.

Прежде чем окончательно отрубиться, я успел подумать: «Возможно, Астерию и суждено погибнуть от меча, но сначала он сопьется. А заодно с ним и я…»

Разбудил меня деликатный стук в дверь. Наверное, уже давно наступило утро, но в нынешнем положении судить об этом мне было не дано.

Хотя я и проснулся первым, извлечь из этого какую-нибудь практическую выгоду не представлялось возможным. Сам по себе я не мог ни встать, ни попросить о помощи, ни даже разлепить тяжелые, как у Вия, веки. На то, чтобы овладеть телом Астерия, потребовалось бы немало времени и масса усилий, да я и не собирался заниматься этим, поскольку все еще надеялся на помощь Настромо, который, похоже, чувствовал себя в чужой шкуре столь же уверенно, как и в своей собственной.

Между тем в сознании Астерия, необъятном и дремучем, как Муромский лес, стали возникать первые проблески мысли. Настромо никаких вестей о себе не подавал, но его присутствие ощущалось так же явственно, как после доброй пирушки ощущается тяжесть в желудке.

Проснувшись окончательно, Астерий перевернулся со спины на бок и открыл глаза, благодаря чему я смог убедиться, что минувшую ночь наше тело провело прямо на каменном полу, используя вместо подушки пустой медный кувшин.

Для Астерия такая ситуация была в диковинку, и он попытался вспомнить – как и почему оказался здесь, а не на мягком ложе. Однако никаких зацепок в его памяти не сохранилось, что, конечно же, было результатом моих вчерашних усилий.

– Господин, – донеслось из-за двери. – С вами ничего не случилось?

– Все в порядке, – хорошенько откашлявшись, сипло ответил Астерий.

– Во дворце уже давно проснулись, – продолжал голос за дверью. – Ваша матушка царица Пасифая ожидает вас к утренней трапезе.

– Скажи, чтобы начинали без меня. Я занят.

– Не нужно ли что-нибудь господину?

– Нет… Хотя подожди. Пусть принесут вина и фруктов. И позови ко мне царского лекаря.

– Будет исполнено, мой господин.

Астерий встал и, отшвырнув ногой злополучный кувшин, проковылял к ложу. Так дурно, как сейчас, он себя еще никогда не чувствовал.

Тело, которым накануне пользовались чужие существа, повиновалось с трудом, да и долгий сон на холодном полу тоже сказывался.

Алкоголь, принятый вчера в непомерных количествах, прошелся по мозгу Астерия, словно тропический ураган по одинокому атоллу – кое-что погубил, кое-что испоганил, кое-что занес песком забвения.

Тем не менее сын Миноса оставался цельной и сильной личностью, которую было просто невозможно подвигнуть на какой-нибудь необдуманный, самоубийственный поступок.

Никогда еще мститель не подбирался к своему врагу так близко, как это удалось сделать мне. И все-таки роковой удар откладывался. Губительный меч продолжал висеть на стене бесполезной игрушкой, и мне еще предстояло вложить его в чьи-то послушные руки.

Борьба, предстоявшая нам, уже не являлась борьбой двух разных существ. Намечалась схватка двух сознаний, двух «эго» – собственного, успевшего сжиться с этим телом, и чужого, проникшего со стороны.

Не знаю, кто из них одержит верх, но в конечном итоге победителем все равно окажусь я – ведь поле боя, мозг Астерия, навсегда останется выжженной пустыней, в равной мере неспособной порождать ни добро, ни зло…

В дверь опочивальни снова постучали.

– Входи, – буркнул Астерий, к физическим мукам которого добавились еще и галлюцинации – именно так он мог расценивать все свидетельства присутствия в его теле чужих существ.

Первым появился мажордом, бородатый и крепенький, как Черномор. По его сигналу слуги проворно внесли кувшины с вином и подносы с фруктами. Девушка-виночерпий налила хозяину полный кубок.

Астерий пригубил немного и тут же поперхнулся. Отравленный организм не хотел принимать новую порцию яда. Много грехов было у Астерия, но алкоголизмом он не страдал.

Зато им (наравне с наркозависимостью) страдал мой приятель Настромо. Вкус вина мгновенно разбудил его. Очень быстро разобравшись в ситуации, он оценил поведение Астерия в следующих выражениях:

– Что он, козел, делает! За такие штучки нужно морду бить!

– Замри! – прикрикнул я. – Ни слова больше! Только смотри и слушай.

Из нашего краткого диалога Астерий, к счастью, ничего не понял, но пригорюнился еще больше – ну кому, спрашивается, понравится, когда в твоем сознании начинают звучать чужие, пропитые голоса.

– Пусть войдет лекарь, – распорядился он. – Да побыстрее. А вы все прочь отсюда.

– Будет исполнено, мой господин. – Вышколенные слуги исчезли, но дверь за собой оставили полуоткрытой.

Лекарь оказался египтянином – смуглым, стройным, наголо обритым. При себе он имел ларец из слоновой кости и красного дерева.

Падать ниц перед царственной особой он не стал – не дома, чай, – а отделался сдержанным полупоклоном. Затем он поставил ларец на столик, приложил обе руки накрест к груди и произнес на ахейском наречии:

– Я приготовил то, что ты просил, господин, – средство возбуждающее мужскую силу. Оно сделано из львиной желчи, носорожьего рога и крылышек особой мухи, живущей по другую сторону ливийской пустыни. Именно благодаря этому средству владыки Египта оставляют после себя многотысячное потомство.

(Я-то лучше его знал, откуда берется эта неисчислимая орава царских наследников. Как-никак, сам когда-то принимал участие в их воспроизводстве.)

Лекарь, наверное, еще долго распинался бы о достоинствах своей доисторической «Виагры», но Астерий мановением руки прервал его.

– Оставь это средство на потом. Сегодня мне нужно кое-что другое.

– Только прикажи, господин, и я составлю для тебя любое лекарство или любой яд, существующий в мире.

– Сегодня ночью мне стало дурно, – нехотя признался Астерий. – Сейчас я ощущаю слабость во всем теле, боль в суставах, тошноту, головокружение. Душу одолевает тоска. Я слышу бестелесные голоса. Мои члены дергаются сами собой.

– Уж не вселились ли в тебя злые демоны, господин! – воскликнул лекарь (как говорится, ткнул пальцем в небо, а угодил в яблочко).

– Вот ты и разберись в этом. Сам же говорил, что слава о твоем искусстве гремит от Геркулесовых столпов до самой Индии.

– Для изгнания бесов лучше всего подойдет кровь гарпии, смешанная с молоком кентавра. Но можно ограничиться окуриванием смолой держидерева, растущего на священной горе Сефар, до которой тысяча дней пути.

– Не надо никакой смолы! Ты мне что-нибудь против тоски дай. И против боли, – произнес Астерий слегка изменившимся голосом.

Заслушавшись баснями лекаря, я не сразу сообразил, что авторство последних фраз несомненно принадлежит Настромо, а Астерий является всего лишь их подневольным исполнителем. Вот пройдоха!

– Боль и тоску лучше всего лечит загустевший сок горного мака, растущего на восточной окраине земли. Хотя стоит это зелье весьма дорого, – лицо лекаря приобрело скорбное выражение. – За одну его меру индийские купцы требуют тысячу мер золота.

– Ты же знаешь, что золото не имеет для меня значения, – говорил Астерий уверенно и складно, но в его суматошных мыслях сквозила паника: что это я, дескать, такое несу?

Да, не ожидал я от Настромо подобной прыти. Тюфяком обкуренным считал, а он орлом оказался. Сразу подмял прародителя и сейчас делает с ним что хочет. Какая сила иногда пробуждается у души, избавившейся от испоганенного пороками тела! Вопрос лишь в том, как долго Астерий будет терпеть эту самодеятельность. Ох, чувствую, расколет он Настромо, а заодно с ним и меня. Что тогда начнется!

Тем временем лекарь открыл свой ларец и жестом фокусника извлек из него маленький златотканый мешочек, содержимое которого обещало вечное блаженство, но приносило скорую смерть.

Никто ничего еще не успел сообразить, а Астерий (побуждаемый, естественно, Настромо) вырвал мешочек из рук лекаря, сунул в рот добрую щепоть чистого опиума и для верности запил ее глотком вина.

Пока душа Настромо ликовала, тело Астерия мучительно содрогалось. Казалось, еще чуть-чуть, и он извергнет коварное зелье наружу. Однако природа опиума была такова, что он умел постоять за себя сам – сначала угас рвотный рефлекс, а потом все сфинкторы желудочно-кишечного тракта сомкнулись крепко-накрепко. На какое-то время утроба минотавра превратилась в закупоренную бутылку.

Все случившееся вызвало в сознании Астерия взрыв самых разноречивых эмоций. С одной стороны, он ждал скорого избавления от физических и душевных страданий, а с другой – явственно ощущал присутствие некой посторонней воли, управлявшей его словами и поступками.

– Скоро ты испытаешь высшее блаженство, господин, – проворковал лекарь, уже успевший прикинуть в уме предполагаемые барыши. – А потом спокойно уснешь.

– Пошел прочь, сын гадюки! – прикрикнул на него истинный Астерий, а лже-Астерий тут же добавил: – Но вечером возвращайся снова и принеси все маковое зелье, которое у тебя имеется.

Так! Можно представить, какая каша заварится здесь в самое ближайшее время. Три души в одном теле – это уже явный перебор. А три изрядно прибалдевшие души – просто-таки взрывоопасная смесь. Бомба с догорающим запалом.

Доза, принятая Астерием с подачи Настромо, такова, что кайф продлится не меньше часа. Потом у одного наступит протрезвление, у другого ломка. Потомок сцепится с предком, и в этой заварухе меня просто затопчут.

Возможно, Астерий и обречен, но ведь история уготовила ему совсем другой конец. Хватит мне отсиживаться в сторонке. Самое время вмешаться.

Но сначала нужно защититься от воздействия опиума. При приеме так называемых наркотических анальгетиков внутрь опьянение наступает примерно через полчаса. Значит, какое-то время у меня еще есть.

Опиатные рецепторы, которые вступают в контакт с наркотиками, располагаются в коре головного мозга весьма неравномерно. Где-то их с избытком, а где-то нет вовсе. Значит, мое сознание должно переместиться туда, где опиумный дурман будет наименее ощутим.

Правда, при этом ослабеют связи как между партнерами по телу, так и с внешним миром, но, как говорится, из двух зол выбирают меньшее.

Странствия по чужим мозгам, в том числе и по быкочеловечьим, давно перестали быть для меня экзотикой, и я успел произвести передислокацию прежде, чем сладкий опиумный яд овладел разумом тех, кто нашел себе приют в теле Астерия.

Эйфория подступила, как дуновение прохладного ветерка в знойный полдень, как томительное расслабление, завершающее акт любви, как благодать божья. Зацепило даже меня – но как-то походя, краем.

Зато обе быкочеловечьих души блаженствовали – одна вне зависимости от другой. Долго так продолжаться не могло, ведь счастливая личность нуждается в общении еще больше, чем несчастная.

– Ну что, приятель, захорошело тебе? – первым нарушил молчание Настромо. – Ты теперь меня слушай. С твоими бабками мы как в раю заживем. Хоть и недолго, но красиво.

– Кто это? – поинтересовался Астерий, благодушный как никогда.

– Кто, кто… Блядь в трико! – ответил Настромо с детской непосредственностью. – Сам ведь гостей ждал. Вот и принимай с распростертыми объятиями.

– Гостей? – недоуменно переспросил Астерий. – Каких гостей?

– Э-э-э, да у тебя совсем память отшибло. Сам же вчера стишок читал про милого дружка, который придет не слева, не справа не сзади, а совсем с другой стороны.

– Так это ты? Мой смертный враг? – Мрачная истина стала постепенно доходить до сознания Астерия. Представляю, как он взвился бы от этой новости еще час назад. Однако сейчас неодолимая сила опиума опутывала не только его члены, но и страсти.

– Как тебе лучше сказать… – замялся Настромо, видимо, понявший, что сболтнул лишнее. – Я его попутчик. А твой смертный враг явится позже. В удобное для него время.

– Или я сошел с ума, или мной действительно овладели злые демоны, – пробормотал Астерий.

– Бери второе, – подсказал Настромо.

– Но это нечестно… Вы с помощью колдовства проникли в мою душу. Я требую поединка по всем правилам.

– Хватай себя за нос и дергай, – хохотнул Настромо. – Чем не поединок? А о правилах лучше и не заикайся. Ты ведь у нас душегуб известный. Это я еще вчера понял.

– Что вы сделаете со мной? Лишите разума? Отравите?

– Успокойся. Я к тебе вообще никаких претензий не имею. А уж если отравимся, так вместе.

– Ты действительно не тот, кто прежде называл себя Тесеем? – В душе Астерия зародилась сумасшедшая надежда, наркотиками только усугубленная.

– Боже упаси!

– Тогда мы можем договориться. Вместе со мной ты проживешь прекрасную жизнь.

Ага, намечаются сепаратные переговоры. Не хватало еще, чтобы Настромо переметнулся на сторону Астерия. Надо срочно подсуетиться. Как говорится, пришло время сбрасывать маски.

– Настромо, замолчи! – сказал я как можно более твердо. – И сделай так, чтобы я о тебе забыл. У меня есть серьезный разговор к хозяину этого тела.

Терпеть не могу, когда дуэлянты на оперной сцене, прежде чем разрядить пистолеты, поют прочувствованные арии или хороший киногерой, взяв плохого на мушку, долго и нудно пересказывает ему то, о чем зрители и так уже давно догадались. По-моему, это дурновкусие. С учетом специфики жанра, конечно.

Каюсь, но и я отдал должное этому штампу. Завел с Астерием разговор. Не удержался. Хотя мог бы молчать до самого конца.

Странно, но Астерий, похоже, даже обрадовался моему появлению. Как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

– А-а-а, вот и ты, – произнес он вкрадчиво. – Встретились…

– Да, это я. Тот, кого ты знал прежде под именем Тесея и в прошлый раз сумел одолеть. Но я обещал вернуться. И вот я снова здесь. Думаю, что это наша последняя встреча.

– Даже бесправный раб, осужденный на смерть, должен знать свою вину. Какое же преступление совершил я? На том же Тесее гораздо больше человеческой крови, чем на мне.

– Ты осужден за преступления, которые твои потомки совершат в будущем, – отчеканил я.

– Ни один суд не признает такую вину, – возразил минотавр.

– Есть суд, наделенный особыми правами. Назовем его для краткости судом истории. Я всего лишь исполняю его решение.

– Как же тогда понять предсказание? При чем здесь лоно прекрасной подруги? Честно признаюсь, что мои подозрения сначала пали на Ариадну.

– Подозрения твои были вполне обоснованными. Я пришел сюда из далекого будущего по лестнице поколений. От сына к отцу, от отца к бабушке и так далее. Это стало возможным только благодаря тому, что я породнился с тобой. Ариадна действительно родила ребенка от меня.