Детектив Хейли Артур
Они прилетели туда разными рейсами и остановились в разных отелях. Синтия забронировала себе номер в «Хайатт Ридженси» на имя Хильды Шоу. Чтобы избежать необходимости пользоваться именными кредитными карточками, она направила предоплату наличными через курьерскую службу «Вестерн юнион», а остальное внесла на месте. В службе размещения отеля никто и бровью не повел.
Следуя полученным от Синтии по телефону инструкциям, Дженсен остановился в расположенном неподалеку, но более скромном «Слип инн». Но большую часть времени из трех дней и ночей, что они провели на Каймановых островах, он не покидал номера Синтии, окнами выходившего на уставленный скульптурами сад.
Впервые оказавшись вместе после трехмесячной разлуки, они жадно впились друг в друга, сорвали с себя одежды и с яростью занялись любовью — бешено, грубо. Кончив, Синтия сжатыми кулаками ударила Патрика в плечи.
— Что ты делаешь? Больно же! — взвыл он.
Потом, когда они в изнеможении лежали поверх измятых простыней, Патрик сказал:
— В ту ночь, когда мы последний раз виделись, столько всего произошло, что я даже не сообразил поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала. Поэтому я говорю тебе сейчас: спасибо, Синтия.
— Твоя благодарность здесь совершенно ни при чем, — она сказала это с намеренной небрежностью. — Я просто заплатила цену.
— Какую цену? О чем ты? — со смешком спросил Патрик.
— О том, что ты теперь полностью принадлежишь мне.
Наступило молчание, потом он сказал:
— Ты, конечно, имеешь в виду коробку с моим барахлом? Наверняка ты ее где-то надежно припрятала.
— Естественно, — кивнула она.
— И стало быть, если я не буду тебе подчиняться или как-то задену тебя, ты сможешь открыть эту коробочку и сказать: «Эй, парни, смотрите, что у меня есть! Здесь полный набор улик. Берите этого мерзавца Дженсена тепленьким!»
— Тебе всегда хорошо удавались диалоги, — одними губами улыбнулась Синтия. — Я не сформулировала бы лучше.
На лице Патрика появилась тень улыбки.
— Кажется, при всем своем опыте и ты кое-чего не предусмотрела. На пакетах остались наклейки с твоим почерком, да и твоих пальчиков на них полно.
— Ничего уже нет, — солгала она, напомнив себе еще раз, что этим нужно будет действительно заняться, и чем скорее, тем лучше. — Теперь там только твои отпечатки. Да, и ведь ты еще не знаешь! Есть еще магнитофонная кассета.
Синтия рассказала ему, как сделала запись всего, что Дженсен говорил в ту ночь в ее квартире, то есть фактически его признание в убийстве Нейоми Дженсен и Килбэрна Холмса.
— Копию записи я прихватила с собой, — закончила она. — Хочешь прослушать?
— Не надо. Я тебе верю, — отмахнулся он. — Но только я все равно смогу потянуть тебя за собой, если расскажу, как ты помогала мне и утаивала улики. Если меня признают виновным, тебе тоже крышка. Ты будешь проходить как моя сообщница, по меньшей мере.
Синтия покачала головой.
— Тебе никто не поверит. Если я буду все отрицать, поверят мне. И вот еще что, — она заговорила с ним теперь по-настоящему жестко. — Улики против тебя обнаружат в таком месте, где спрятать их мог только ты сам. К несчастью для тебя, ты не узнаешь, где именно, пока анонимным звонком об этом не будет оповещена полиция.
Какое-то время они в упор смотрели друг на друга; каждый просчитывал свои ходы. Дженсен неожиданно закинул голову и рассмеялся:
— Синтия, дорогая, ты действительно коварна до гениальности! Что ж, похоже, что я действительно полностью в твоей власти.
— По-моему, ты не очень огорчен этим обстоятельством.
— Понимаю, в этом есть что-то извращенное, но самое смешное в том, что мне это даже нравится, — он задумался. — Неплохой сюжет для книги.
— Эту книгу ты никогда не напишешь.
— Тогда что же я должен буду сделать, раз уж я стал чем-то вроде собачонки у тебя на поводке?
Вот он, настал этот момент! Синтия посмотрела на него очень серьезно и сказала:
— Ты поможешь мне убить моих родителей.
— Слушай меня! — приказала Синтия. — Слушай внимательно!
Мгновением раньше Дженсен начал что-то ей говорить, пытался урезонить, доказать, что она могла заявить такое только будучи не в своем уме.
Но теперь она остановила его. Он молча сидел и ждал.
И она в подробностях и деталях, живо и рельефно, вызвав в памяти все воспоминания детства, все, что узнала от матери, поведала ему свою историю, не утаив ничего.
С младенчества… Густав стал домогаться ее еще в колыбели… Его гнусные ощупывания… Ее собственный ужас, все возраставший, пока в трехлетнем возрасте она не начала в страхе накрываться одеялом при каждом приближении отца, заливаясь слезами, сжимаясь в комок.
Эленор ничего не предпринимала, она думала только о себе самой — как ей будет стыдно, как она будет опозорена, если выплывет правда о Густаве…
Между тем детский ум Синтии формировался. Продолжавшиеся домогательства Густава запечатлевались в нем теперь на долгие годы, страх и гнев накапливались в душе…
А воспоминания были чудовищными: неутолимая похоть Густава, подогреваемая еще и избиениями… Оглушающие оплеухи и обжигающие пощечины, которыми он осыпал ее за любой «проступок», ничего не объясняя… Потом еще и еще более жестокие «наказания» (за что?)… Огромные синяки, обожженные ноги… А мать непрерывно лгала…
Когда Синтии исполнилось шесть, отец в первый раз начал тереться о нее… А потом, когда ее тельце еще немного подросло, — наступило предельное унижение: он стал систематически насиловать ее, это было так омерзительно и больно, что она кричала… Густав же, озабоченный только собственным удовольствием, не замечал ничего, а, быть может, даже наслаждался отчаянными криками дочери… Эленор и тогда ничего не сделала…
Все к тому шло, и, наконец, случилось неизбежное — в двенадцать лет Синтия «залетела»… Она испытала новый ужас… Укрытое от посторонних глаз неуклюжее детское тело распирало, оно уродливо росло, что-то билось внутри… И было еще чувство стыда и вины, абсолютной беспомощности, когда не с кем даже поговорить, довериться и излиться, не на кого опереться… Потом тайные, мучительные роды… Младенец, которого у нее отняли так, что она не успела и увидеть его…
Единственное утешение: после этого домогательства отца, которые продолжались и во время ее беременности, вдруг разом прекратились, она не понимала почему. Лишь много позже Эленор нехотя признала, что подействовала только угроза семейного адвоката донести на Густава, если насилие над Синтией не прекратится…
Потом, как дьявольский постскриптум к ее страданиям, — встреча Эленор с женщиной из отдела социального обеспечения, этой тупой бюрократкой, которая приняла на веру откровенную ложь и не настояла на разговоре с самой Синтией…
Но самое странное, что, вопреки всему, в Синтии возобладал холодный прагматизм и расчет… Она решила выждать, использовать родителей на всю катушку, а потом, добившись от них полной независимости, осуществить явно вынашиваемую месть… Убить их! Ведь они сами убили, уничтожили в ней что-то жизненно важное…
И вот время возмездия стало приближаться… Она стала строить конкретные планы… А теперь в ее руках был и надежный инструмент.
Патрик Дженсен не шевельнулся за все время, пока слушал ее откровения. На лице его отражались самые разные эмоции — сначала недоверие, а потом изумление, гадливость, злость, испуг, сочувствие. В какой-то момент на глаза его навернулись слезы, в другой — он попытался взять Синтию за руку, но она ее отдернула.
— Невероятно. — Голос его был едва слышен. — В это невозможно поверить…
— Нет уж, черт побери! Как раз тебе лучше поверить сразу, — резко вскинулась на него Синтия.
— Я совсем не то имел в виду… Подожди минуточку, — и после паузы: — Я тебе верю. Всему верю. Но все это так…
— Что? — перебила она его нетерпеливо.
— Это так трудно выразить словами. Я много чего дурного наделал в своей жизни, но до такой грязи и мерзости…
— Оставь эту патетику, Патрик. Довольно и того, что ты убил двоих человек.
— Да, знаю. — Его лицо исказилось. — Я — дерьмо, согласен. Да, я убил, но я был вне себя от ревности, действовал импульсивно… Я хочу сказать, что твои родители… У них было очень много времени, чтобы обдумать свои поступки… Господи, как таких только земля носит!
— Вот это мне уже нравится, — сказала Синтия. — Похоже, ты начинаешь понимать, почему я решила разделаться с ними.
После недолгих колебаний Дженсен кивнул.
— Да, теперь я это понял.
— Вот и помоги мне.
Они проговорили еще два часа — иногда очень спокойно, порой срываясь на крик, но ни одной секунды их разговор не был легкой беседой. Их мысли, доводы, сомнения, угрозы, уговоры складывались в целостную цепочку, а потом снова смешивались, подобно костяшкам домино.
— Предположим, я откажусь участвовать в осуществлении твоих безумных планов, — пытался маневрировать Дженсен, — пошлю тебя куда подальше. Неужели ты тогда и в самом деле вскроешь ту коробку с клубком ядовитых змей и посадишь меня на электрический стул? Ведь этим ты ничего не добьешься.
— Можешь не сомневаться, я это сделаю непременно, — ответила Синтия. — Пустые угрозы не в моих правилах. К тому же ты заслужил наказание.
— И что же дальше, благородная мстительница? — тон Дженсена стал почти презрительным. — Как возделаете вы без меня поле смерти?
— Ничего, найду кого-нибудь другого. Он знал, что найдет.
Чуть позже Дженсен решил испробовать другой аргумент.
— Я уже говорил тебе, что совершил преступление на почве ревности и страшно сожалею об этом. Но я совершенно не способен, я это точно знаю, на хладнокровное предумышленное убийство. — Он вскинул вверх обе руки. — Нравится тебе это или нет, но дело обстоит именно так.
— Это мне известно, — сказала Синтия. — Я об этом догадывалась с самого начала.
— Тогда какого ж дьявола!.. — Дженсен зашелся от злости.
— Мне нужно, чтобы ты нашел исполнителей, — продолжала она невозмутимо. — И заплатил им.
Дженсен глубоко вдохнул, задержал воздух в легких и выдохнул. И душой и телом он испытал в этот момент огромное облегчение. Но почти сразу подумал: «Почему?»
Ответ был очевиден. С ловкостью и циничным пониманием людской психологии Синтия подвела его к точке, в которой ее нынешнее предложение представилось ему меньшим из двух возможных зол: сесть на всю жизнь в тюрьму или, хуже того, вообще попасть на электрический стул за убийство Нейоми и ее любовника или организовать чужими руками еще одно убийство, на которое у него самого не хватило бы духу. Ему не обязательно даже быть на месте преступления, когда оно будет совершаться. Конечно, всегда останется шанс, что все раскроется и он понесет наказание. Но к этому страху он уже привык с той ночи, когда убил Нейоми.
Синтия с полуулыбкой наблюдала за ним.
— Ну как, все просчитал? — спросила она.
— Слушай, да ты просто ведьма и сука!
— Но ты сделаешь это. У тебя просто нет выбора. Странным образом, обладая складом ума неплохого рассказчика, Дженсен уже начал смотреть на это дело как на игру. Да, извращенная и порочная, но всего лишь игра, в которой можно выйти победителем, так он размышлял про себя.
— Насколько мне известно, ты в последнее время отирался среди подонков, — развивала свою идею Синтия. — Тебе остается только подобрать подходящую кандидатуру.
И верно, Дженсен свел близкое знакомство с преступным миром, когда пару лет назад решил написать роман о контрабанде наркотиков. Сойтись с мелкими торговцами для него не составило труда — он и раньше время от времени покупал у них кокаин для себя. Уличные продавцы помогли ему найти дорожку к более крупной рыбе.
Двое или трое настоящих воротил этого подпольного бизнеса, согласившихся встретиться с Дженсеном чистого любопытства ради, поначалу отнеслись к нему с подозрительностью, но потом решили, что этому писателю, «толковому малому, который ставит свое имя на обложке», все-таки можно доверять. Многие закоренелые преступники в глубине души тщеславны и очень хотели бы прославиться. Это тщеславие и открыло перед Дженсеном нужные двери. В барах и ночных клубах, за выпивкой и «мужским» разговором ему часто задавали один и тот же вопрос:
«Вставишь меня в свою книжку?» Он неизменно отвечал на него уклончивым «может быть». И с течением времени криминальные связи, накопленные Дженсеном, стали давать ему куда больше материала, чем требовалось. Более того, от случая к случаю он сам начал проворачивать сделки с наркотиками, поражаясь, как это легко, а главное — выгодно.
Этот дополнительный доход оказался весьма кстати — его книги перестали продаваться, и звезда Дженсена, автора бестселлеров, стала заметно клониться к закату. Положение осложнялось тем, что он неудачно вложил свои сбережения, следуя дурным советам. Деньги на его банковском счету таяли с угрожающей быстротой.
Подобное стечение обстоятельств сделало для него сверхстранное предложение Синтии не таким уж неприемлемым, скорее даже представляющим интерес.
— Ты должна понимать, — сказал он Синтии, — что за такую работу придется заплатить очень много. Лично у меня таких денег нет.
— Догадываюсь, — хладнокровно реагировала Синтия. — Зато у меня их предостаточно.
И это была правда.
Чтобы примириться с дочерью после многолетнего надругательства над ней, Густав Эрнст назначил ей весьма щедрое ежемесячное денежное содержание. В сочетании с ее собственной зарплатой это давало ей возможность жить без материальных проблем. Синтия принимала «пенсию» от отца как должное.
Но мало этого, периодически Густав переводил кругленькие суммы на именной счет Синтии в банке Каймановых островов. Этих денег она вообще не трогала, и, по ее подсчетам, там должно было уже лежать более пяти миллионов долларов.
Надо сказать, что Густав Эрнст обладал незаурядными талантами дельца и финансиста: специализировался он на скупке акций небольших современных компаний, нуждавшихся для своего развития в инвестициях. Чутьем он обладал фантастическим. Дела большинства фирм, долю в которых он успевал приобрести, быстро шли в гору, акции резко подскакивали в цене, и Густав с огромной прибылью их сбывал. По слухам «стоил» он не менее шестидесяти миллионов долларов.
Закари, младший брат Густава, подобно многим богатым американцам, отказался от гражданства США, чтобы избежать тяжелого налогового бремени. Он проживал то на Каймановых островах, то на Багамах, то есть в налоговом раю с райским климатом. Именно Закари открыл для Синтии счет на Каймановых островах, куда то и дело переводил деньги в виде не облагавшихся налогами «даров». И каждый раз Синтии приходило подтверждающее письмо такого содержания:
«Милая моя Синтия! Прими от меня еще один дар, который я поместил на твой банковский счет. Денег у меня теперь куда больше, чем нужно мне самому, а поскольку ни жены, ни детей, ни других близких родственников у меня нет, мне доставляет истинное наслаждение делиться с тобой. Полагаю, ты найдешь им достойное применение. Твой любящий дядя Зак.»
На письма она не отвечала, но весьма аккуратно их хранила.
Синтия прекрасно знала, что деньги на самом деле от Густава, у которого были с дядей Заком свои делишки по части уклонения от уплаты налогов, но эти детали ее совершенно не волновали.
Ее беспокоила только полная законность собственного банковского счета, а потому с самого начала она не преминула проконсультироваться у специалиста по налоговому законодательству.
«С вашими письмами все в порядке, — заключил эксперт. — Сохраняйте их и дальше, на случай, если вдруг нужно будет подтвердить, что переведенные вам суммы были дарами и налогами не облагаются. Ваш счет на Каймановых островах тоже ни в малейшей степени не является нарушением закона. Нужно только, чтобы каждый год, заполняя налоговую декларацию, вы не забывали упомянуть о существовании этого счета и занести доход с него, полученный в виде процентов. Тогда все в ваших делах будет чисто».
Синтия окончательно успокоилась, когда ее очередная налоговая декларация была проверена инспекцией и принята без замечаний. И тем не менее она позаботилась о том, чтобы об ее капитальце на Каймановых островах не знал никто, кроме финансового советника и налоговой службы США. Не собиралась она рассказывать о нем и Дженсену.
Некоторое время он сидел молча и размышлял.
— Деньги в этом деле крайне важны, — заключил он. — Предстоит совершить убийство да так, чтобы оно осталось не раскрытым и никто не болтал потом лишнего… За это придется выложить целое состояние. Думаю, не меньше двухсот тысяч.
— Я смогу заплатить эту сумму, — сказала Синтия.
— Как?
— Наличными.
— О'кей. А сколько ты мне дашь времени?
— Сколько необходимо. Я не ставлю тебе определенных дат. Ищи до тех пор, пока не найдешь действительно нужного человека: умного, хладнокровного, жестокого, умеющего держать язык за зубами — словом, абсолютно надежного.
— Это будет нелегко.
— Знаю. Потому и не собираюсь тебя подгонять.
Синтия заранее решила, что сможет подождать, если только будет знать, что в конце концов давно задуманное возмездие непременно свершится.
— Чтобы закончить разговор о деньгах, — сказал Патрик, — не забудь, что и мне тебе придется заплатить немало.
— Да, ты тоже получишь вознаграждение. Главным образом, за молчание. Тот, кого ты наймешь, не должен знать моего имени. Никому и ни при каких обстоятельствах ты не обмолвишься о моей причастности к этому делу, понятно? И вот еще что. Чем меньше подробностей будет мне известно, тем лучше, сообщи мне точную дату не позднее, чем за две недели.
— Чтобы ты успела позаботиться об алиби?
— Чтобы я оказалась за тридевять земель от Майами, — кивнула Синтия.
Глава 3
Синтия дала Патрику Дженсену много времени на подготовку. Но прошло почти четыре года — значительно дольше, чем она предполагала, — прежде чем дело вступило в решающую стадию.
Впрочем, это время промелькнуло быстро, особенно для самой Синтии, которая с невиданной стремительностью взбиралась вверх по должностной лестнице в полицейском управлении Майами. Но ни время, ни успешная карьера нисколько не умерили той ненависти, которую она продолжала питать к своим родителям. И жажда мести в ней горела тем же неугасимым пламенем. Она не упускала случая изредка напоминать Дженсену о его обязательствах, а он неизменно отговаривался тем, что все еще ищет подходящего исполнителя заказа — хитрого, безжалостного, жестокого и, главное, надежного. Такой ему пока не встретился.
По временам в мыслях Дженсена все это предприятие приобретало черты полной нереальности. Прежде он часто писал о преступниках, но то были для него чистые абстракции, не более чем слова на дисплее компьютера. В мрачном и зловещем мире преступности, каким он виделся ему за писательским столом, жили какие-то совершенно другие, ни в чем не похожие на него самого люди. И вот теперь он стал одним из них. Один безумный миг, когда, ослепленный бешенством, он совершил убийство, и вся его прошлая жизнь законопослушного гражданина оказалась перечеркнутой. Неужели и другие становились преступниками также вдруг, неожиданно для самих себя? Наверняка многие, отвечал он сам себе.
«До чего же ты докатился, Патрик Дженсен? — предавался он порей невеселым размышлениям и достаточно трезво отвечал: — Ты зашел слишком далеко, возврата к прошлому нет… Теперь добродетель — это роскошь не для тебя… У тебя была возможность жить по совести, но ты ее упустил… Если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что ты натворил, ни прощения, ни снисхождения лучше не жди… В таком случае главным для тебя становится выжить, выкарабкаться любой ценой… Пусть даже ценой жизни других…»
Но даже после таких диалогов с самим собой чувство нереальности не покидало его.
А вот для Синтии все было предельно реально, в этом он не сомневался. Она поразительно целеустремленный человек. Жизнь уже сводила его с такими сильными личностями, и потому он знал, что ему теперь не избежать миссии подручного палача, уготованной ему Синтией Эрнст, понимал, что если он не выполнит обещанного, она, ни секунды не колеблясь, сдержит свое слово и уничтожит его.
Постепенно Дженсен стал ощущать в себе разительную перемену. Он перестал быть прежним. В нем проснулся некий не ведающий жалости незнакомец, готовый ради спасения собственной шкуры на все.
Хотя осуществление ее самого важного плана продолжало откладываться, Синтия успела привести в исполнение другой; пользуясь своим высоким чином, связями и более чем пристрастными методами при работе с личным делом Малколма Эйнсли, она лишила его всяких шансов стать лейтенантом. Она отдавала себе полный отчет в своих мотивах. Лишенная человеческого внимания и тепла в детстве, она не могла позволить, чтобы хоть кто-то отверг ее во взрослой жизни. Малколм посмел это сделать, и она никогда не простит ему, никогда не забудет.
Под конец она стала терять терпение в ожидании расплаты с Густавом и Эленор Эрнст. Она слишком долго ждала! Об этом она заявила Патрику во время проведенного с ним вместе уик-энда в Нассау на Багамах, где они, по своему обыкновению, остановились в разных гостиницах.
После затяжного и весьма приятного сеанса утреннего секса Синтия неожиданно села в постели и сказала:
— Все! Твое время истекло. Переходи к действиям или начну действовать я, — она склонилась и поцеловала его в лоб. — И поверь мне, милый, тебе очень не понравится, если я возьмусь за дело.
— Не сомневаюсь, — Дженсен понимал, что рано или поздно ультиматум будет предъявлен, и был готов к такому повороту. — Сколько времени ты мне даешь?
— Три месяца.
— Ну хотя бы шесть!
— Четыре, отсчет начинается с завтрашнего дня. Дженсен вздохнул — она была неумолима, да и у него появились веские причины ускорить ход событий.
Дженсен написал еще одну книгу, которая оказалась такой же неудачной, как и две предыдущие, в сравнении с суперпопулярными бестселлерами, с которых он начинал. В результате суммы, вырученные издателем от продажи всех трех книг, не окупили даже авансов, давно Дженсеном прожитых, ни о каких гонорарах не могло быть и речи. Дальнейшее было предсказуемо. Его американский издатель, который в прежние годы выдавал ему щедрые авансы за еще не написанные романы, впредь это делать зарекся и настаивал теперь, что должен иметь законченную рукопись, прежде чем заключит договор и выплатит деньги.
Дженсен попал в отчаянное положение. За предыдущие несколько лет он выработал привычку жить на широкую ногу и не ограничивать себя в расходах, посему у него не только ничего не осталось на банковском счету, он и долгов наделал немало. И получилось, что двести тысяч долларов, выделенные на наемного убийцу, половину из которых он собирался тихо присвоить, плюс аналогичная сумма за его собственное молчание представлялись ему теперь желанным, если не единственным выходом из положения.
Вскоре целая серия совпадений помогла ему приблизить встречу с нужным человеком. Поначалу эти события никакого отношения к самому Патрику Дженсену не имели, а фигурировали в них полицейские, группа инвалидов-ветеранов войн во Вьетнаме и в Персидском заливе и наркотики. Ветераны Майами, искалеченные на полях сражений и прикованные к своим креслам-каталкам, в мирной жизни пристрастились было к наркотикам, но со временем избавились от дурной привычки и превратились в самых яростных борцов с отравой. Обитали они преимущественно в районе между Гранд-авеню и Берд-роуд в Кокосовом оазисе — в бедных, смешанных по расовому составу населения кварталах города, где они и объявили войну торговцам наркотиками. Прежние попытки борьбы с ними ни к чему не приводили. Тем удивительнее, что в ней преуспели калеки в инвалидных колясках, избрав свой путь — всевидящих и вездесущих негласных осведомителей полиции.
Как ни странно, но лидером и вдохновителем движения оказался человек, который не был ни ветераном войны, ни наркоманом, вставшим на путь истинный. Двадцатитрехлетний бывший студент и спортсмен-альпинист Стюарт Райс по прозвищу Спои за четыре года до того сорвался во время восхождения по отвесному склону горы. Нижняя часть его тела была полностью парализована, и передвигаться он теперь мог только в инвалидной коляске.
Обездоленных инстинктивно тянет друг к другу, и Райс легко сошелся с группой инвалидов-ветеранов, которые, как и он, от души жалели молодых парней и ненавидели зелье.
Райс напутствовал новичков, присоединявшихся к отряду, который поначалу состоял из троих ветеранов Вьетнама, но быстро разрастался, такими словам: «Молодежь, совсем еще юнцы, начинающие жить, становятся жертвами этих отбросов, которым место в тюрьме. И мы поможем их туда отправить».
«Модус операнда» отряда состоял в том, чтобы негласно собирать информацию: кто торгует наркотиками, где, кому, как регулярно продает и когда ожидает поступления новой партии товара; затем анонимными телефонными звонками сообщать обо всем тактическому подразделению по борьбе с наркотиками полиции Майами.
Райс так описывал это одному из своих близких друзей:
«Мы вертимся в своих колясках как раз там, где идет наркоторговля, и на нас никто не обращает внимания. Нас принимают за жалких попрошаек с Берд-роуд. Они считают, что если у нас отнялись ноги или руки, то и с головами у нас не все в порядке. И так думает мразь, которая сама задурманила наркотой те немногие извилины, что у нее когда-то были».
В полиции к первым анонимным звонкам в подразделении по борьбе с наркотиками отнеслись скептически. Райс всегда звонил сам, пользуясь мобильным телефоном, чтобы его «не запеленговали». Сразу по получении информации дежурный офицер по инструкции обязан был попросить звонившего назвать свое имя. Райс представлялся как Спои и быстро давал отбой. Понадобилось совсем немного времени, чтобы полицейские убедились, насколько точные и полезные наводки дает аноним, и теперь каждый звонок, начинавшийся словами «Добрый день! Это Спои», встречали радушным «Привет, старина! Что у тебя для нас сегодня?» Его и не пытались искать. Зачем портить самим себе обедню?
В результате полиция смогла нанести по торговцам наркотиками серию хорошо выверенных ударов. Многие были арестованы, некоторые надолго попали за решетку. В Кокосовом оазисе преступный бизнес удалось почти полностью остановить. Но потом…
Наркодельцы решили было, что в их ряды внедрился полицейский стукач, но затем им помог случай. Задержанный торговец зельем подслушал в участке, как один полисмен сказал другому: «Ну уж сегодня Спои точно до нас дозвонился».
Уже несколько часов спустя криминальный мир бурлил:
«Кто такой, этот Спои?»
Ответ был найден быстро. А следом преступному сообществу стала ясна и тактика, к которой прибегал отряд ветеранов в инвалидных колясках.
Стюарт Райс должен был умереть, причем так, чтобы это стало хорошим назиданием остальным.
Его убийство заказали на следующий же день, и именно тогда, по воле случая, в это дело оказался замешан Патрик Дженсен.
С некоторых пор Дженсен стал завсегдатаем «Медного дублона» — шумного, прокуренного бара, где частенько коротали время продавцы наркотиков. В тот вечер, едва он вошел, его окликнули через весь зал:
— Эй, Пат! Как дела? Настрочил что-нибудь новенькое? Иди к нам, расскажешь!
Это был Эрли — недавно освободившийся прощелыга с изрытым оспинами лицом. За одним с ним столом сидели еще несколько типов, с которых Дженсен лепил образы персонажей своего криминального романа. Не знаком ему был только один — могучего сложения широкоплечий и коротко стриженный мулат с грубоватыми чертами лица. Незнакомец, рядом с которым остальные казались гномами, был мрачен. Он процедил вопрос, и ему наперебой ответили:
— Пат — свой, Виргилио! Он книжки пишет, представь! Залепи ему любое дерьмо, он — бац! — и готов рассказик. Рассказик, ничего конкретного, нам от этого никакого вреда, и сам помалкивает.
— Точно, — закивали все, — Пат не из болтливых. Он знает, что мы делаем с болтунами, верно, Пат?
— Верно, — кивнул Дженсен.
Ему быстро освободили место и придвинули стул. Дженсен сел напротив здоровяка и сказал небрежно:
— Нет причин для беспокойства, Виргилио. Считай, что я уже забыл твое имя. Однако мне нужно задать тебе один серьезный вопрос. — Все за столом уставились на него. — Можно мне заказать для тебя выпивку?
Смуглый гигант смерил его тяжелым взглядом исподлобья. Потом сказал с заметным акцентом:
— Я сам заказываю выпить.
— Прекрасно, — Дженсен не отвел глаз. — Тогда мне двойной «черный лейбл».
— Принято, — заверил мгновенно возникший официант.
Виргилио поднялся на ноги и стал еще огромнее, чем казался прежде.
— Сначала я пойду отлить, — объявил он хрипло и направился в сторону туалета.
Глядя на его широченную спину, один из сидевших за столом, которого называли Голландец, сказал Дженсену:
— Он к тебе присматривается. Моли Бога, чтобы ты ему понравился.
— А что будет, если не понравлюсь?
— Плохо будет. Он колумбиец, а сюда приезжает на время. Говорят, у себя на родине он круто расправился с четырьмя придурками, которым вздумалось постукивать в полицию на тамошнего босса. Знаешь, что он сделал? Он их переловил по одному, привез в лес, привязал к деревьям, а потом мотопилой отсек каждому правую руку.
Дженсен нервно отхлебнул виски.
— Тебе полезно свести знакомство с Виргилио, — зашептал ему на ухо Эрли. — Мы идем на одно дельце нынче ночью. Хочешь поучаствовать?
— Да, — согласился он не раздумывая, потому что новая мысль уже пришла ему в голову.
— Когда он вернется, — сказал Голландец, — выжди немного и сам отправляйся в сортир. Мы спросим Виргилио, можно ли взять тебя с собой.
Дженсен поступил, как ему велели. Вскоре ему ответили утвердительным кивком.
— Поезжай за тем джипом, — сказал Голландец. — Когда они остановятся и выключат габариты, сделаешь то же самое.
Время приближалось к трем часам утра. В принадлежавшем Дженсену «вольво» они проехали километров пятьдесят на юг по Флоридскому шоссе, следуя за джипом «чероки» с Эрли за рулем и Виргилио в качестве пассажира. Выехав из Флориа-Сити, возле въезда на дорогу к Эверглейдс, они свернули на Кард-Саувд-роуд — пустынную дорогу, ведущую в сторону Ки-Ларго. В скудном свете ущербной луны Дженсен мог разглядеть океан и многочисленные плавучие домики, тянувшиеся вдоль берега. Никаких населенных пунктов, где было бы светлее, им уже не попадалось, как и машин на дороге. Ночью водители предпочитали более безопасное Первое федеральное шоссе.
— Я бы никогда в жизни не смог торчать в такой дыре, — сказал Голландец. — А ты?
В свете фар их машины возникла на мгновение руина, которая была когда-то катером, с надписью по борту: «Синий краб. Продается». Дженсен ничего не ответил своему спутнику. Он уже с трудом понимал, зачем ему понадобилось ввязываться в эту темную авантюру.
В этот момент джип впереди съехал с асфальта на покрытую щебнем обочину и остановился, его фары и огни погасли. Дженсен повторил маневр и выбрался из машины. Эрли и Виргилио ждали. Ни слова не было произнесено.
Верзила-колумбиец подошел к самой воде и уставился в черноту ночи.
Внезапно показался свет фар. Через несколько секунд рядом с джипом припарковался фургон с названием фирмы «Друг сантехника» по борту. Из фургона вышли двое. Дженсен заметил, на руках у обоих перчатки. Они открыли заднюю дверь фургона. Внутри можно было различить какой-то крупный предмет. Когда его подтянули к двери, Дженсен разглядел, что это перевернутое на спинку инвалидное кресло-каталка. К нему веревками был привязан человек, который, несмотря на тугие путы, пытался сопротивляться. К инвалиду приблизился Виргилио; он тоже успел натянуть перчатки. Легким движением, словно кресло было невесомым, он поставил его на колеса. Стоявшему поодаль Патрику стало теперь видно, что к креслу был привязан молодой мужчина с кляпом во рту. Он бешено вращал глазами и явно делал усилия вытолкнуть кляп. Непостижимым образом это ему удалось, и тогда он выкрикнул, обращаясь к Дженсену, который держался в стороне от остальных:
— Меня похитили! Я — Стюарт Райс. Эти люди меня убьют! Помогите!
Огромным кулаком Виргилио ударил Спои по лицу, не дав договорить. Калека закричал, из уголка рта заструилась кровь. Голландец суетливо водворил кляп на место. Но глаза пленника все еще умоляли, просили помощи. Дженсену пришлось отвести взгляд.
— Живо! — отрывисто приказал Виргилио и покатил кресло к воде, легко приподнимая его, если колесо наталкивалось на крупный камень. Двое из фургона шли следом. Один нес цепь, другой — тяжелый бетонный блок. Голландец увязался за ними, жестом показав Дженсену идти следом. Тот подчинился с неохотой. На берегу остался один Эрли.
Пройдя немного по обнажившемуся в отлив дну, они зашлепали по воде. Виргилио катил кресло с отчаянно извивавшимся в нем Спои, покуда колеса почти полностью не ушли под воду. Без подсказки двое других быстро пропустили цепь несколько раз между спицами колес и прикрепили оба ее конца к металлическому кольцу, торчавшему из бетонной болванки.
— Теперь уж точно не всплывет, — хихикнул Голландец. — Прилив начался. Его накроет с головой, но не раньше, чем через пару часов. Будет у гада время подумать.
Обреченный на смерть не мог не услышать этой реплики и с силой дернулся в кресле, но в результате оно еще глубже ушло в воду.
В темноте никто не видел, как Дженсена пробирает дрожь. Он понял, что станет соучастником в убийстве, как только увидел, какой «груз» привез фургон. Но так же ясно понял он и то, что уйти теперь нельзя. Попытайся он сбежать, Виргилио разделается с ним не менее жестоко.
Где-то в глубине его естества тонко пискнул уже знакомый внутренний голос: «Во что ты превратился? Когда ты перешел грань?» А потом пришел ставший уже привычным ответ: «Меня прежнего больше нет».
— Уходим, — распорядился Виргилио.
Пока они выбирались на берег, оставив кресло и привязанного к нему человека во власти приливной волны, Дженсен изо всех сил старался не думать, какой будет смерть Спои Раиса, но не мог отогнать от себя этих мыслей. Он представил себе Раиса беспомощно наблюдающим, как постепенно прибывает вода. Вот он уже чувствует соленую влагу на своих щеках… Чуть позже он отчаянно вытягивает шею и при каждой возможности судорожно хватает ртом воздух… До самого последнего мгновения он будет инстинктивно стремиться выжить… Он, вероятно, даже сможет задерживать дыхание, зная, что конец близок… Потом уровень воды поднимется еще немного, он поперхнется, закашляется… Еще минута, и его легкие наполнятся водой. Смерть наступит как акт милосердия…
Дженсен тряхнул головой, чтобы избавиться от видения.
Едва они оказались на берегу, к нему подошел Виргилио. Он вплотную приблизил к Дженсену свое темное лицо и сказал:
— Это — большой секрет. Будешь болтать, где не надо, убью.
— Я умею молчать. И потом, я ведь тоже замешан, верно? — Дженсен не отпрянул, в голосе его не было дрожи. Если он собирался и дальше иметь дело с Виргилио, нельзя было показывать страх.
— Точно, замешан, — односложно подтвердил здоровяк.
— Мне нужно как-нибудь с тобой поговорить с глазу на глаз, — сказал Дженсен негромко. — Так, чтобы только ты и я.
Ему показалось, что Виргилио был удивлен. Но по некотором размышлении он что-то понял и вопросительно посмотрел на Дженсена.
— Да-да, — подтвердил тот, зная, что смысл недосказанного им усвоен.
— Я уеду в Колумбию, — сказал Виргилио. — Когда вернусь, отыщу тебя.
Дженсен не сомневался, что отыщет. И еще он знал, что нашел наемного убийцу.
Первыми инвалидное кресло, показавшееся на поверхности с началом отлива, заметили рано утром два мотоциклиста, проносившихся вдоль берега на своих «харлей-дэвидсонах». По телефону из популярного среди мотоциклистов бара «Алабама Джек», что был неподалеку, они позвонили по 911. К месту были направлены двое патрульных из полицейского управления округа Дейд и машина «скорой помощи». Врач немедленно определил, что Стюарт Райс, личность которого без труда была установлена по найденным при нем кредитным карточкам и документам, мертв. Пока полицейские возились с цепью, на берегу в большом количестве уже собрались репортеры.
Разумеется, трагические фотографии, на которых был запечатлен стянутый веревками в инвалидном кресле утопленник, появились во всех газетах и были показаны по телевидению. Невольно эта шумиха оказалась на руку преступному сообществу — предупреждение дошло до всех, включая и ветеранов-инвалидов. Их борьба с наркодельцами закончилась, звонки с информацией в полицию прекратились.
— Жаль этого бедолагу Спои, — обсуждали событие между собой офицеры из подразделения по борьбе с наркотиками. — Видать, кто-то сболтнул лишнего. Так всегда и бывает.
Через несколько дней после этого Дженсен позвонил Синтии Эрнст домой и попросил о встрече. Когда они прощались на Багамах, она сообщала ему, что их теперь не должны видеть вместе, до того, как будет осуществлен их план, и даже немного дольше. Посему Дженсен не мог просто приехать к ней на квартиру, но мог позвонить ей туда (и никуда больше!), чтобы в случае крайней необходимости повидаться в укромном месте. По телефону Синтия назначила ему встречу на ближайшее воскресенье в городке Бока-Рейтон — достаточно далеко от Майами, хотя на автомобиле легко было туда слетать. Она будет ждать его в ресторане «У Пита» на Глэдс-роуд, где они не рисковали столкнуться с кем-нибудь из знакомых.
Дженсен приехал раньше времени и просидел в машине, пока Синтия не припарковалась поблизости от него. Вместе они вошли в уютный ресторанчик и выбрали столик на веранде под навесом, откуда открывался великолепный вид на озеро и где они могли поговорить без помех. Синтия заказала себе греческий салат, а Дженсен — «улов дня», хотя даже не знал, какая рыба попалась сегодня в сети местным рыбакам. Само название блюда показалось ему символичным.
Как только официант удалился, он сразу перешел к сути дела.
— Я нашел нужного нам человека, — Дженсен описал ей Виргилио и пересказал, что узнал о нем в «Медном дублоне».
— Но откуда ты знаешь, что он… — начала возражать Синтия, но Дженсен жестом остановил ее.
— Я еще не все тебе сказал. Я видел его в деле. Понизив голос, он принялся описывать ей события страшной ночи. Но как только он дошел до прибытия фургона и инвалидной коляски, уже Синтия оборвала его, прошипев:
— Заткнись! Не говори мне об этом! Не хочу ничего знать!
— Главное, что ты поняла, — пожал плечами Дженсен. — Это убийство совершил Виргилио. Ты наверняка слышала об этом преступлении.
— Конечно, слышала, идиот несчастный! — процедила покрасневшая от злости Синтия. — Ты не должен был мне этого говорить! А теперь заруби себе на носу: ты мне ничего не рассказывал! Сотри это из памяти.
Читать бесплатно другие книги:
