Ученик Герритсен Тесс
— Эти две последние очень похожи.
— Совершенно верно. Оба неопознанных образца ДНК принадлежат одному и тому же мужчине. И, если вы заметили, это не доктор Йигер и не мистер Валантайн. Так что мистера Валантайна в качестве поставщика спермы можно исключить.
Она уставилась на неопознанные полоски ДНК. Перед ней был генетический код чудовища.
— Вот он, ваш неизвестный, — сказал Де Грот.
— Вы уже передали это в базу данных КОДИС? Может, мы уговорим их сделать сверку побыстрее?
КОДИС — общенациональная база данных ДНК, хранила генетические коды тысяч осужденных преступников, а также коды неопознанных образцов, изъятых на местах преступлений по всей стране.
— Собственно говоря, я потому и позвонил вам. На прошлой неделе я послал им образец ДНК с пятна на ковре.
Она вздохнула.
— Это значит, что мы узнаем результаты через год.
— Нет. Мне только что позвонил агент Дин. Так вот ДНК вашего неизвестного не значится в базе данных КОДИС.
Риццоли удивленно посмотрела на него.
— Это агент Дин сообщил вам?
— Должно быть, он надавил на этих ребят или еще что. За все время, что я здесь работаю, никогда еще запрос в КОДИС не обрабатывался так быстро.
— Вы получили подтверждение напрямую от КОДИС?
— Вообще-то нет. Я так понял, что агент Дин… — нахмурился Де Грот.
— Пожалуйста, позвоните им. Я хочу, чтобы результат подтвердили официально.
— У вас есть какие-то… мм… сомнения в надежности Дина?
— Давайте спросим просто на всякий случай, договорились? — Она опять взглянула на снимки, развешанные на экране. — Если наш мальчик действительно не значится в КОДИС…
— Значит, у вас новичок, детектив. Или кто-то, кому удалось не засветиться в системе.
В раздражении она уставилась на загадочные цепочки из пятен. У нас есть его ДНК, подумала она. И генетический портрет. Но его имени мы до сих пор не знаем.
Риццоли вставила компакт-диск в проигрыватель и села на диван, попутно вытирая полотенцем мокрые волосы. Из колонок полились густые звуки виолончели. Не будучи поклонницей классической музыки, она все-таки купила в сувенирном киоске концертного зала диск с ранними записями Гента. Если уж ей предстояло подробно изучить обстоятельства его смерти, то нелишне было бы побольше узнать и о его жизни. Большую часть которой составляла музыка.
Смычок Гента скользил по струнам, словно по океанским волнам, рождая мощную мелодию сюиты Баха № 1 соль мажор. Эта запись была сделана, когда ему было всего восемнадцать. Он сидел в студии, и его теплые пальцы перебирали струны, уверенно сжимая смычок. Теперь эти же пальцы — белые и неподвижные — стыли в холодильнике морга, и его музыка навеки умолкла. Сегодня утром Риццоли присутствовала на вскрытии и обратила внимание на длинные тонкие пальцы музыканта, представила, как они порхали над струнами виолончели. Эти пальцы смогли заставить неодушевленный предмет издавать такие волшебные звуки!
Она взяла в руки обложку компакт-диска и вгляделась в его фотографию, сделанную, когда он был еще мальчиком. Взгляд опущен, левая рука обвивает инструмент, прижимая его к телу, — так в один прекрасный день он обнимет свою жену, Каренну. Риццоли очень хотела купить диск с записями их совместных концертов, но, к сожалению, все уже были распроданы. На прилавке оставался лишь диск Александра. Одинокая виолончель, тоскующая по своей подруге. И где она теперь, эта подруга? Жива и корчится в муках перед лицом неизбежной смерти? А может, боль уже в прошлом, и тело ее на ранней стадии разложения?
Зазвонил телефон. Риццоли приглушила звук проигрывателя и схватила трубку.
— Вы дома? — удивился Корсак.
— Я заехала принять душ.
— Я звонил несколько минут назад, вы не отвечали.
— Наверное, не слышала. Что случилось?
— Это я хочу знать, что случилось.
— Если у меня будут новости, я вам первому сообщу.
— Да? Как уже было сегодня? Про ДНК Валантайна я почему-то узнаю от лаборанта.
— Я просто не успела вам позвонить. Моталась как сумасшедшая.
— Помните, я первый привлек вас к этому делу.
— Я не забыла.
— Знаете, — сказал Корсак, — уже пятьдесят часов прошло, как он ее похитил.
Вероятно, Каренна Гент мертва уже двое суток, подумала Риццоли. Но смерть не отпугнет убийцу. Она только усилит аппетит. Он посмотрит на труп и увидит в нем объект желания. Объект для обладания. Она не может сопротивляться. Она холодна, пассивна, смирится с любыми надругательствами. Она — идеальная любовница.
Мелодия звучала еле слышно, и виолончель Александра, казалось, оплакивала кого-то. Риццоли знала, к чему клонит Корсак, догадывалась, чего он хочет. Только вот не знала, как успокоить его. Она поднялась с дивана и выключила проигрыватель. Даже в наступившей тишине ей мерещились звуки виолончели.
— Если все будет как в прошлый раз, он привезет ее в лес сегодня вечером, — сказал Корсак.
— Мы готовы взять его.
— Так я член команды или нет?
— Но у нас есть группа наблюдения.
— Там нет меня. Разве вам не нужна лишняя пара глаз?
— У нас расписаны все обязанности. Послушайте, я позвоню вам, как только…
— Хватит кормить меня обещаниями, понятно? Так я и буду сидеть у телефона, как клуша. Я знаю этого негодяя дольше, чем вы, дольше, чем кто-либо. Как бы вы себя почувствовали, если бы кто-то вклинился в вашу игру? Вывел бы вас из дела? Подумайте сами.
Она понимала его состояние. Понимала как никто другой, поскольку с ней это уже было. Однажды ее тоже отодвинули в сторонку, в то время как другие устремились вперед, к победе.
Она взглянула на часы.
— Я выхожу прямо сейчас. Если вы хотите присоединиться ко мне, тогда встречаемся на месте.
— А где ваше место наблюдения? — уточнил Корсак.
— Зона парка вдоль дороги от Смит-Плейграунд. Мы можем встретиться у гольф-клуба.
— Я буду.
12
В два часа ночи воздух в Стоуни-Брук был густым и тяжелым. Риццоли и Корсак сидели в ее машине, припаркованной почти вплотную к кустам. С этой позиции они могли видеть все автомобили, въезжавшие в парк с востока. Дополнительные наблюдательные посты были выставлены вдоль Эннекинг-Парквей — главной аллеи, которая тянулась через весь парк. Если бы кто-то заехал на одну из стоянок, его бы тотчас блокировали патрули. Засада была выставлена профессионально, и вырваться из сетей вряд ли кому удалось бы.
В жилете, Риццоли задыхалась. Она опустила стекло и вдохнула запах опавших листьев и влажной земли. Запах леса.
— Вы так москитов напустите, — заныл Корсак.
— Мне необходим свежий воздух. В машине так накурено, дышать невозможно.
— Да я только первую сигарету прикурил. И никакого запаха не чувствую.
— Курильщики никогда не чувствуют.
Он посмотрел на нее.
— Господи, вы весь вечер ко мне цепляетесь. У вас проблемы из-за меня — тогда, может, поговорим?
Риццоли уставилась на дорогу, темную и пустынную.
— Дело не в вас, — сказала она.
— А в ком тогда? — Не дождавшись ответа, он понимающе хмыкнул. — Ох, опять этот Дин. Ну, и что он натворил на сей раз?
— Несколько дней назад он нажаловался на меня Маркетту.
— И что сказал?
— Что я не гожусь для этой работы. Что, возможно, мне необходимо проконсультироваться у психолога по поводу нерешенных проблем.
— Он имел в виду Хирурга?
— А вы как думаете?
— Ну и мерзавец!
— А сегодня я узнаю, что мы получили немедленный ответ на наш запрос из КОДИС. Такого прежде никогда не было. Выходит, Дину достаточно лишь пальцами щелкнуть, и все вокруг начинают подпрыгивать. Мне просто интересно, что он здесь все-таки делает.
— Ну, эти федералы все такие. Говорят ведь: кто владеет информацией, тот вооружен, верно? Поэтому они и утаивают ее от нас, играют эдаких мачо. Мы с вами просто пешки для этого чертова Джеймса Бонда.
— Вы начинаете путать их с ЦРУ.
— ЦРУ, ФБР — один черт. — Корсак пожал плечами. — Все эти агентства кормятся секретами.
Затрещала рация:
— Говорит третий. У нас машина, последняя модель седана, движется к югу по Эннекинг-Парквей.
Риццоли напряглась в ожидании сообщения с другого поста. На этот раз прозвучал голос Фроста, который дежурил в следующей машине:
— Говорит второй. Мы его видим. Продолжает движение к югу. Не похоже, что он сбавляет скорость.
Через несколько секунд доложил третий наблюдатель:
— Пятый. Объект только что проехал пересечение с Болд-Ноб-роуд. Следует к выезду из парка.
Не наш.
Даже ночью Эннекинг-Парквей оказался весьма оживленной трассой. Они сбились со счету, отслеживая автомобили. Ложные тревоги, прерывавшие длительные интервалы тягостного ожидания, сожгли в ней весь запас адреналина, и теперь ее неудержимо тянуло в сон.
Разочарованно вздохнув, Риццоли откинулась на спинку сиденья. За лобовым стеклом маячила темнота, и в ней изредка вспыхивали огоньки светлячков.
— Ну иди же, сукин сын, — бормотала она. — Иди к мамочке…
— Хотите кофе? — предложил Корсак.
— Спасибо.
Он налил из своего термоса кофе и передал ей чашку. Кофе был черный, горький и отвратительный, но она все равно выпила.
— Что-то я сегодня переборщил, — сказал он. — Положил две ложки вместо одной. От этого кофе волосы дыбом встают во всех местах.
— Может быть, это как раз то, что мне сейчас нужно.
— Я вот думаю, если мне пить побольше этой дряни, может, волосы на голову перекочуют? — вяло пошутил Корсак.
Риццоли вгляделась в темноту, представив себе ночную жизнь лесных обитателей. Зубастые хищники. Она вспомнила изъеденные останки Леди Рахит и подумала про енотов, грызущих ребра, и собак, гоняющих голову как мяч. В общем, все совсем не как в сказке про Бэмби.
— Я теперь даже говорить не могу о Хойте, — сказала она. — Стоит мне упомянуть его имя, как на меня начинают смотреть с жалостью. Вчера я попыталась провести параллель между Хирургом и нашим неизвестным, так во взгляде Дина явственно сквозило: «У нее до сих пор Хирург на уме». Он считает, что у меня навязчивая идея. — Она вздохнула. — Может, это и так. Может, это останется навсегда. В каждом преступлении мне будет мерещиться его почерк. Каждый убийца будет иметь его лицо.
По рации раздался голос диспетчера:
— У нас запрос на осмотр территории, кладбище Фэйрвью. Есть какие-то машины в этом районе?
Никто не ответил.
Диспетчер повторил:
— У нас вызов на осмотр территории, кладбище Фэйрвью. Возможно незаконное проникновение. Номер двенадцатый, вы все еще в этом районе?
— Говорит двенадцатый. Мы на Ривер-стрит, у дома 1040. Здесь вызов по коду один.
— Вас понял. Номер пятнадцатый! Что у вас?
— Говорит пятнадцатый. Мы в Уэст-Роксбери. Эти ребята до сих пор не успокоятся. Думаю, пробудем здесь еще полчаса, от силы час, потом сможем выехать на Фэйрвью.
— Кто-нибудь есть свободный? — спросил диспетчер, гоняя радиоволну в поисках свободной патрульной машины. В теплую субботнюю ночь рутинный осмотр кладбища не входил в число приоритетных вызовов. Мертвые могли подождать, важнее было разобраться с буйными супружескими парами или вандалами-подростками.
Тишину, воцарившуюся в радиоэфире, нарушил кто-то из команды Риццоли.
— Говорит пятый. Мы на Эннекинг-Парквей. Отсюда до кладбища Фэйрвью рукой подать…
Риццоли схватила микрофон и нажала на кнопку трансляции.
— Пятый, это первый, — вмешалась она. — Не покидать пост. Понятно?
— Да у нас пять машин на слежке…
— Кладбище не наше дело.
— Первый, — произнес диспетчер. — Все патрули на вызовах. Может, все-таки освободите кого-нибудь из своих?
— Нет. Я хочу, чтобы моя команда продолжала наблюдение. Понятно, пятый?
— Десять-четыре. Задерживаемся. Диспетчер, мы не можем выехать на осмотр кладбища.
Риццоли вздохнула. Возможно, утром ей и нагорит за это, но она не собиралась отпускать ни единой машины из команды наблюдения, тем более на столь тривиальный вызов.
— Нельзя сказать, чтобы мы были активно задействованы, — заметил Корсак.
— Когда настанет момент, действие будет разворачиваться очень быстро. И я никому не позволю рушить мой план.
— Помните, о чем мы только что говорили? О навязчивой идее?
— Не начинайте все заново.
— Да нет, что же я враг себе, что ли? Вы ведь мне голову открутите. — Он распахнул свою дверцу.
— Куда вы?
— Отлить. Нужно разрешение?
— Я просто спросила.
— Это кофе просится наружу.
— Ничего удивительного. Ваш кофе где хочешь дыру прожжет.
Корсак вышел из машины и пошел в лес, на ходу расстегивая ширинку. Он даже не удосужился зайти за дерево и стал мочиться прямо в кусты. Это уже было слишком, и она отвернулась. В каждом классе свои хулиганы — Корсак был из тех, кто открыто сморкался, с удовольствием рыгал и носил на рубашке следы от ланча. У него были влажные и грязные руки, прикасаться к которым совсем не хотелось, хотя бы из чувства брезгливости. Она испытывала к нему и отвращение, и жалость. Посмотрев на кофе, который он ей налил, Риццоли выплеснула остатки в окно.
В этот момент ожила рация, и она переключила внимание.
— У нас автомобиль, который следует на восток по Дедхэм-Парквей. Похоже на желтое такси.
— Такси в три утра? — напряглась Риццоли.
— Я просто докладываю.
— Куда едет?
— Только что свернул на Эннекинг.
— Второй! — вызвала Риццоли следующий пост.
— Второй слушает, — откликнулся Фрост. — Да, мы его видим. Только что проехал мимо… — Пауза. И внезапное напряжение в голосе: — Он притормаживает…
— Что?!
— Тормозит. Похоже, он собирается остановиться.
— Где это? — крикнула Риццоли.
— Стоянка в лесу. Он только что заехал туда!
Это он.
— Корсак, есть! — прошипела она из окна. Она чувствовала, как дрожит от волнения каждый нерв.
Корсак застегнул брюки и вернулся в машину.
— Что? Что?
— Автомобиль только что съехал с Эннекинг… Второй, что он делает?
— Просто сидит в машине. Фары потушены.
Она подалась вперед, сильнее вдавливая в ухо наушник. Время шло, эфир молчал, все затаились в ожидании.
Он проверяет территорию. Хочет убедиться в полной безопасности.
— Ждем указаний, Риццоли, — заговорил Фрост. — Брать его?
Она колебалась, взвешивая все варианты. Опасаясь слишком рано захлопнуть ловушку.
— Постойте, — сказал Фрост. — Он опять включил фары. А, черт, он выезжает со стоянки. Кажется, передумал.
— Он заметил вас, Фрост? Заметил?
— Я не знаю! Он выехал обратно на Эннекинг. Следует в направлении на север…
— Мы спугнули его! — В эту долю секунды в ее голове выкристаллизовалось единственно верное решение. Она рявкнула в микрофон: — Всем постам, вперед, вперед, вперед! Блокируйте его немедленно!
Она запустила двигатель и резко тронула с места. Колеса бешено крутились, оставляя глубокую борозду в мягкой грязи и опавшей листве, ветки деревьев яростно хлестали по лобовому стеклу. Скрип тормозов патрульных машин и вой сирен разорвали ночную тишину.
— Говорит третий. Мы заблокировали Эннекинг с севера…
— Говорит второй. Преследую…
— Он приближается! Бьет по тормозам…
— Блокируйте его! Блокируйте!
— Не атакуйте самостоятельно! — приказала Риццоли. — Дождитесь подкрепления!
— Понял. Его автомобиль остановился. Мы заняли позицию.
К моменту приезда Риццоли Эннекинг-Парквей уже была запружена полицейскими машинами и пестрела огнями мигалок. Риццоли даже зажмурилась от яркого света. Погоня здорово всех взбодрила, и она слышала нотки лихорадочного возбуждения в голосах разгоряченных мужчин. Фрост широко распахнул дверцу задержанного автомобиля, и голова водителя оказалась под прицелом десятка пистолетов.
— Выйти из машины, — скомандовал Фрост.
— Что… что я сделал?
«Выйти из машины». Ночь, проведенная в засаде, вывела из себя даже Барри Фроста, и в его голосе уже звучали угрожающие нотки.
Таксист медленно вылез из машины, высоко подняв руки. Как только его ноги коснулись земли, его быстро скрутили и уложили лицом вниз на капот.
— Что я сделал? — кричал он, пока его обыскивал Фрост.
— Назовите ваше имя! — приказала Риццоли.
— Я не понимаю, в чем дело…
— Ваше имя!
— Виленски. — Он всхлипнул. — Вернон Виленски…
— Проверим, — сказал Фрост, читая водительское удостоверение таксиста. — Вернон Виленски, белый, мужчина, год рождения тысяча девятьсот пятьдесят пятый.
— Совпадает с разрешением на извоз, — подтвердил Корсак, который залез в салон и сверился с бумажкой, прикрепленной к солнцезащитному щитку.
Риццоли огляделась по сторонам, щурясь от яркого света фар, наступавших со всех сторон. Даже в три часа ночи парковая аллея не пустовала и, перекрытая полицейскими машинами, грозила превратиться в гигантскую пробку в обоих направлениях.
Она опять перевела взгляд на таксиста. Схватив его за рубашку, она развернула его лицом к себе и направила луч фонарика прямо в глаза. Перед ней был мужчина средних лет, с поредевшей шевелюрой и морщинистой кожей, еще больше съежившейся под безжалостным светом фонаря. Не таким она представляла себе лицо неизвестного маньяка. Ей слишком часто доводилось смотреть в глаза убийц, и лица этих монстров навсегда остались в ее памяти. Но этот испуганный человечек никак не вписывался в галерею тех образов.
— Что вы здесь делаете, мистер Виленски? — спросила она.
— Я просто… приехал на вызов.
— Какой вызов?
— Какой-то парень позвонил, вызвал такси. Сказал, что у него кончился бензин на Эннекинг-Парквей…
— Где он?
— Я не знаю! Я остановился там, где он должен был ждать, но его там не оказалось. Поверьте, это какая-то ошибка. Позвоните моему диспетчеру! Она подтвердит мои слова!
Риццоли обратилась к Фросту:
— Попросите открыть багажник.
Лишь только шагнув к багажнику, она почувствовала, что ее начинает подташнивать от нехорошего предчувствия. Подняв крышку, она осветила фонариком темное нутро. Секунд пять, которые показались вечностью, она молча смотрела в пустой багажник, и тошнота усилилась, угрожая обернуться полноценной рвотой. Она натянула перчатки. Чувствуя, как полыхает лицо, а грудь сдавливает отчаянием, она стала срывать серую ковровую обивку, под которой обнаружились запасная шина, домкрат и какие-то инструменты. Она никак не могла остановиться; накопившаяся ярость толкала ее вперед, заставляя рвать обшивку, заглядывать в каждую щель. Она была словно сумасшедшая, отчаянно пытающаяся вырваться на свободу из насильственного заточения. Когда рвать уже было нечего, поскольку под руками был голый металл, она обреченно уставилась в пустоту, отказываясь мириться с тем, что и так бросалось в глаза, — неоспоримым доказательством того, что она проиграла.
Инсценировка. Это была инсценировка, чтобы отвлечь нас. Но от чего?
Ответ пришел с пугающей скоростью. По рации передали вызов:
— Десять-пятьдесят четыре, десять-пятьдесят четыре, кладбище Фэйрвью. Всем патрулям, десять-пятьдесят четыре, кладбище Фэйрвью.
Она встретилась взглядом с Фростом, и это мгновение обернулось для них обоих осознанием страшной реальности. Десять-пятьдесят четыре. Код убийства.
— Оставайтесь с таксистом! — приказала она Фросту и бросилась к своей машине. В этом месиве ее машина, по счастью, оказалась с краю, так что вырулить было несложно. Уже вставляя ключ в зажигание, она все продолжала ругать себя за собственную глупость.
— Эй! Эй! — раздался крик Корсака. Он бежал рядом с машиной и барабанил в дверь.
Она притормозила лишь на секунду, которой ему хватило, чтобы впрыгнуть и захлопнуть за собой дверь. Тогда она выжала в пол педаль акселератора, так что бедняга Корсак едва удержался на сиденье.
— Какого черта? Вы что, хотели оставить меня? — заорал он.
— Пристегнитесь.
— Я ведь не какой-то там попутчик.
— Пристегивайтесь!
Он протянул через плечо ремень безопасности и щелкнул застежкой. Даже несмотря на треск рации она слышала его затрудненное дыхание, щедро сдобренное одышкой.
— Первый выехал на десять-пятьдесят четыре, — доложила она диспетчеру.
— Где вы?
— Эннекинг-Парквей, только что проехали пересечение с Тертл-Понд. Через минуту будем на месте.
— Вы первые.
— Как обстановка?
— Нет информации. Предполагается десять-пятьдесят восемь.
Вооружен и крайне опасен.
Риццоли не спускала ногу с педали газа. Дорога на кладбище Фэйрвью появилась так скоро, что она едва не проскочила мимо. На бешеной скорости, едва вписавшись в поворот, Риццоли крепко сжала руль.
— Ух ты! — У Корсака перехватило дыхание, когда они чуть не врезались в придорожный камень. Чугунные ворота кладбища были распахнуты, и она заехала на территорию. На кладбище было темно, и в свете фар надгробия выделялись, словно белые зубы на черном фоне ровных дорожек.
Шагах в ста от ворот стоял автомобиль частной охраны. Дверца со стороны водителя была открыта, и в салоне горела лампочка. Риццоли ударила по тормозам и, выйдя из машины, инстинктивно схватилась за оружие. Она едва отдавала себе отчет в своих действиях, сейчас ее почему-то больше волновали детали: запах свежескошенной травы и влажной земли, гулкое биение собственного сердца.
И страх. Впиваясь взглядом в темноту, она чувствовала его липкое прикосновение. Кладбище могло быть такой же инсценировкой, как и такси. Кровавой игрой, в которую она оказалась втянутой, сама того не сознавая.
Она оцепенела, когда ее взгляд выхватил из темноты лужу возле мемориального обелиска. Посветив фонарем, она увидела скрюченное тело охранника.
