Рейд. Саранча Конофальский Борис
«Панова» и всё. Ну, и номер личного коммутатора.
Не хотел он с этой бабой, с Пановой, и с этими двумя мужиками ехать за антенну снова, да видно придётся. Она ему лодку и, кажется, ещё денег обещала. Он хочет всё уточнить, хочет поговорить с белокурой городской дамочкой. Но откладывает всё на утро. Да, утром поговорит. Всё равно его не выпишут ещё два дня. Торопиться некуда.
Теренчук и Хайруллин словно прилипли там, наверху, к пусковому столу. Сидят. Ждут. Чего ждут?
Саблин вздыхает, граната уже должна долететь, а они молчат. Попали – не попали, не ясно.
И тут на весь овраг заорал Жданок. Он по штатному расписанию боец радиоэлектронной защиты.
– Коптер!
Сидел он рядом с Саблиным, Аким даже вздрогнул от неожиданности.
– Дрон-наблюдатель, – он замолкает, глядит в монитор, что у него на животе, и снова орёт, – юг, один-тридцать. Шестьсот семьдесят метров. Высота семьсот двадцать. Идёт к нам.
Саблин не шевелится, нет смысла. Он штурмовик, у него все подствольные гранаты либо осколочные, либо фугасные. А все стрелки, у кого винтовки «Т-20-10», засуетились, снаряжают под стволы «самонаводящиеся». Такой можно сбить коптер.
– Пятьсот семьдесят, – орёт Жданок.
А эти проклятые гранатомётчики всё сидят, как приросли, заразы, вот чего они там высматривают. Нет, не приросли, Теренчук наконец отрывается от прицела и орёт вниз не тише Жданка:
– Промах! Гранту на стол.
– Гранту! – Орёт за ним Хайруллин.
Саблин и Ерёменко снова скручивают новую гаранту, Лёшка снова лезет на стену оврага, предаёт гранату Хайруллину:
– Последняя, больше нет, вроде.
Тот молча забирает у него гранату, укладывает на то место, где ей положено лежать, докладывает:
– Граната на столе.
Теренчук его не слушает, он опять прилипает к прицелу.
– Коптер – четыреста, – орёт Жданок. – Идёт к нам.
– Кто первый по дрону стреляет? – Кричит взводный. – Носов, давай ты.
– Есть, – коротко отвечает урядник и лезет вверх.
– Серёгин, ты второй бьёшь, если Алексей не попадёт. – Продолжает взводный.
– Есть, – казак лезет по стене за Носовым.
Саблин садится снова на край своего окопа. Снова тянет сигарету.
И курить не хочется, да разве не закуришь тут. Дрон по их душу послали, к ним летит. Первый раз их мелкими минами в слепую засыпали, а теперь будут бить прицельно. И не «восьмидесяткой», теперь врежут как следует. Жди «стодвадцаток».
– Триста сорок, – орёт Жданок, идёт с набором высоты, уже за тысячу перевалил.
Па-х-х.
Негромко хлопнул «подствольник», и небольшая ракетка полетела навстречу вражескому коптеру.
И не долетела ещё, а Жданок, глядя на свой монитор, орёт:
– Мимо, давай вторую. Высота тысяча, до цели двести восемьдесят.
Па-х-х.
Теперь стреляет Серёгин.
Пара секунд, ещё пара, ещё…
– Есть! Накрытие, – сообщает Жданок.
– Интересно, видел он нас? – Спрашивает взводный.
– А то нет? – С каким-то радостным раздражением отвечает электронщик. – Ложимся в могилки, ждём гостинцев.
Все уже позабыли про гранатомётчиков, а они, кажется, и не знали про коптер, так и сидят за пусковым столом. И Теренчук кричит:
– Товсь!
– От струи! – Орёт следом за ним Хайруллин.
Снова шипящая вспышка озарила овраг.
Граната ушла.
– Всё! – Орёт на весь овраг взводный. – Гранат больше нет. Отходим. Сейчас по нам жахнут.
Казаки начинают собираться, быстро, бегом идут обратно, Саблин тоже встал, кому охота под удар попадать. А гранатомётчики сидят. Теренчук ведёт гранату.
Это ни с чем не спутать. Его уже накрывало один раз таким. Кажется, что земля уходит из-под ног. И кажется, ветер какой-то неслыханной силы. И пыль с песком такая, что только глаза береги. Он валится на землю, в падении, как успел – сам не понял, захлопывая забрало. Упал, накрылся щитом. И тут же по щиту забарабанили камни и куски сухого грунта. Снаряд, который летит в тебя, ты никогда не услышишь.
И становится тихо.
Только в коммутаторе голос взводного:
– Раненые?
– Наверху бахнул, – Аким узнаёт голос Серёгина. – К нам в овраг не залетел.
Аким ждёт ответа, слава Богу, никто не отвечает, пронесло, но это только начало. Значит, Серёгин прав, раненых нет.
– Уходим, – кричит в коммутаторе командир, – все… все уходим, бегом, казаки.
Саблин вскакивает, случайно поднимает голову, и камеры выносят ему на панораму картину: оседает пыль, ещё песок летит с неба, с мелкими комками замели, а гранатомётчики так и сидят у пускового стола. Первый номер не отрывается от прицела.
Казаки уже бегут прочь по оврагу, Саблин тоже пошёл, но оборачивается, смотрит на них.
И тут новый удар. Аким опять падает, но на этот раз снаряд попал чуть дальше оврага.
– Уходим, – уже с надрывом орёт прапорщик Михеенко, – Теренчук, Хайруллин, бросайте всё, убегайте.
Казаки бегут на север,
– Есть, – вдруг радостно сообщает Теренчук, разгибаясь, наконец, у пускового стола. – Накрытие!
Они с Хайруллином начинают снимать стол, но взводный орёт на них:
– Бросьте его, прыгайте оттуда, бегом… Бегом…
– Бегите, дураки, – орёт урядник Носов. – Вилка! Сейчас накроют.
Аким сам уже бежит, но у него опять заедает левое «колено», бежит, хромает. Да скорее идёт быстро, разве с неисправным «коленом» побегаешь.
И опять удар, взрывная волна догоняет его, щит у него висит на спине, так его она толкает в щит, он летит, вперёд, дробовик теряет, мимо него, в пыли и песке, пролетают казаки.
– Живы? – Орёт взводный.
– Жив, – отзывается Хайруллин.
– Живы-живы, – отзывается Теренчук.
Саблин чувствует себя нормально. Говорит в коммутатор:
– Жив.
Снова встаёт и ищет оружие. А дробовик песком присыпало, в темноте попробуй найди. Его быстро догоняют гранатомётчики:
– Чего ты? – Орёт на него Теренчук. – Беги.
– Сейчас, – отзывается Аким. Шарит руками в пыли.
Не было такого, что бы он оружие терял.
– Уходите. – Уже едва ли не с истерикой кричит взводный.– Быстрее.
Саблин оружие находит, вскакивает, бежит-хромает вслед убегающим, изо всех сил бежит. А за спиной снова ухает взрыв, но далеко. Только горячий воздух его догоняет с песком. Он не останавливается. Снова бьёт в землю снаряд. Уже ближе, но волна не сбивает его с ног, большой осколок, зло шурша, пролетает мимо, глухо впивается в песчаную стену оврага. Близко пролетел. Он продолжает бежать вслед своим сослуживцам.
А за спиной опять поднимается фонтан из грунта. И опять. Пристрелялись артиллеристы. Каждый новый снаряд точно залетает в овраг. Но это всё уже – там, далеко за спиной.
Когда сил бежать уже нет, он переходит на шаг. Он идёт последний, все его ждут, привалившись к стенам оврага, только взводный стоит.
– Ранен? – Спрашивает он.
– Да нет, вроде…
– А какого хрена копался там в песке? Чего дожидался?
– Дробовик уронил, – говорит Саблин.
– Дурень, – невесело вздыхает урядник Носов.
– А чего хромал? – Продолжает прапорщик.
– «Колено» барахлит, – говорит Аким, понимая, как глупо это звучит, он решает объяснить, – ходил к технику, вроде, всё нормально, а как нагрузку дашь, так мотор не тянет.
– Ох и дурак ты, Саблин, – говорит взводный, но без злобы.
А взрывы всё рвут и рвут землю в овраге. Прапорщик смотрит в ту сторону и командует:
– Поднимаемся, казаки, вал к нам идёт. На север отойдём. К нашим.
Взвод отступает к своим, все целы, кроме двух, что были ранены в самом начале дела. Для взводного это главное. А взрывы всё рвут и рвут овраг за их спинами. Но это уже далеко, даже если и долетит осколок какой, так уже на излёте будет. Брони ему не пробить.
Глава 5
Аким вздрогнул, открыл глаза. И понять не мог, где он. Перед глазами потолок белый, гладкий. Весь в отсветах, в бликах от светодиодов медицинского оборудования. Госпиталь, а на улице, вроде, только что канонада прокатилась. Он лежал, прислушивался. Тихо в палате, только приборы медицинские слегка гудят. Диодами моргают. Нет, не могло ему такое присниться. Это не сон был. Саблин резко сел на кровати, слишком резко, в боку кольнуло. Ничего, соскочил с кровати, пошёл к окну. А там вспышка, он опять вздрогнул, и тут же раскаты, раскаты, раскаты, словно кто-то огромные шары на лист туго натянутого пластика роняет. Как по огромному барабану бьёт.
Гроза.
Молния в полнеба сверкнула и не просто сверкнула, подражала в небе, словно не могла найти места, куда силу свою деть. Вся как корень степной колючки, разветвления, разветвления. Красивая.
Сразу как погасла, опять гром покатился раскатами.
Да, гроза. Редкое дело. Когда он грозу видел в последний раз, лет эдак десять назад, нет, больше. Гром гремит знатный.
В больнице теплоизоляциях хорошая, а значит, и звукоизоляция неплохая, но он отлично всё слышит.
И первые капли плюхаются на стекло окна. Поползли, сначала по одиночке, редкие. А потом застучали капли, сразу, дружно. И уже через пару секунд ручьи побежали. Ливень.
Ливень это то, что нужно. Он всё за свою кукурузу волновался. Напрасно, будет у него кукуруза своя, покупать не придётся.
И снова полыхнула молния, только теперь не видно её было, только отсвет осветил восток.
– Лей, лей, вода, – тихо сказал Аким.
Чистой воде все рады. И люди, и растения, и зверьё разное. Он довольный повернулся и пошёл к кровати, улёгся. И заснул, как засыпают солдаты, которые месяцами не высыпаются, то есть быстро и крепко.
Толстая медсестра сделала укол, протёрла плечо ему ватой и спросила:
– Саблин, ты в столовую пойдёшь или тебе сюда принести?
Он не ответил сразу, вроде, и надоело уже в палате одному сидеть, но в столовую общую он что-то не хотел идти. Там казаки будут коситься, бабы шептаться начнут. А ещё попросят рассказать, что на антенне произошло, нет, не хотелось ему всего этого.