Чужестранка. Книга 1. Восхождение к любви Гэблдон Диана
Он не ответил, но заметно расслабился, когда понял, что больно не будет. У меня возникло странное ощущение близости, как будто я давно знала этого молодого шотландца. Причина, как я думала, была отчасти в личной истории, которую он мне рассказал, а частично в том, что мы долго ехали вместе, прижавшись друг к другу, в молчании, сквозь ночь. Кроме своего мужа я знала мало мужчин, но заметила, что перед близостью непременно возникало именно такое ощущение близости, словно твои смутные мысли смешиваются с его и накрывают обоих неким покрывалом безмолвного согласия. Атавизм, возврат к прошлому, должно быть. В старые, простые времена – подобные этому? – спать в присутствии другого человека считалось свидетельством высшего доверия. Если доверие было взаимным, то сон бок о бок сближал больше, чем секс.
Закончив бинтовать, я помогла Джейми натянуть рубаху из грубого льняного полотна. Он встал, заправил свободной рукой рубашку в килт и улыбнулся мне.
– Благодарю вас, Клэр. У вас легкая рука.
Мне показалось, что он хотел коснуться моего лица, но передумал и опустил поднятую руку. Кажется, он переживал то же ощущение близости, что и я. Поспешно отведя глаза, я небрежно махнула рукой: пустяки!
Только теперь я рассмотрела комнату и обратила внимание на потемневший от копоти камин, узкие незастекленные окна, тяжелую дубовую мебель. Электрических проводов нет. Полы голые.
Все это и впрямь выглядело как замок восемнадцатого века. Но как же Фрэнк? Человек в лесу походил на него внешне, но, судя по рассказу Джейми о капитане Рэндолле, у него не было ничего общего с моим ласковым, спокойным мужем. Если все происходящее реально – а я постепенно начинала это признавать, – он и в самом деле некто совершенно иной. От того, кого я знала только по генеалогическим хартиям, потомки могли и не унаследовать черт характера.
Но в первую очередь меня беспокоил Фрэнк. Если я нахожусь в восемнадцатом столетии, то где же он? Я не вернулась к миссис Бэйрд – что он будет делать? Увижу ли я его снова? Мысль о Фрэнке оказалась последней каплей. С того момента, как я попала в каменный круг, моя обычная жизнь кончилась – на меня нападали, мне угрожали, меня похитили. Я не ела и не спала больше суток… Я старалась держать себя в руках, но нижняя губа задрожала и на глаза выступили слезы.
Я отвернулась к огню, чтобы спрятать лицо, но поздно. Джейми взял меня за руку и ласково спросил, что произошло. Отблеск огня сверкнул на моем обручальном кольце, и я разревелась.
– О, я… я… сейчас все будет в порядке… просто… мой муж… я не…
– Ах, так вы овдовели!
В его голосе было столько искреннего сочувствия, что я окончательно потеряла контроль над своими эмоциями.
– Нет… да… то есть я не… да, так и есть!
Опустошенная переживаниями и усталостью, я буквально повалилась на Джейми, истерически всхлипывая.
У него оказалась нежная душа. Он не стал звать на помощь, не отстранился от меня в смущении… Он усадил меня к себе на колени и начал укачивать, обхватив здоровой рукой и шепча на гэльском что-то утешительное мне на ухо. Я горько рыдала, охваченная страхом и стыдом, но постепенно стала успокаиваться на широкой и теплой груди мужчины, который гладил меня по голове и по спине. Слезы кончились, я в изнеможении опустила голову Джейми на плечо. Где-то на краю сознания у меня проскользнула мысль о том, что его не случайно так любят лошади. Будь я лошадью, увезла бы его хоть на край света.
Эта нелепая мысль совпала некстати с внезапным осознанием факта, что молодой человек не так изможден, как можно было подумать. Собственно говоря, это событие, становясь все более очевидным, смутило нас обоих. Я откашлялась, вытерла слезы рукавом и слезла с колен утешителя.
– Простите… то есть я хотела сказать спасибо… но я… – бессвязно бормотала я, отвернувшись от него с пылающим лицом.
Джейми немного покраснел, но не потерял уверенности в себе. Он снова притянул меня к себе за руку, приподнял мой подбородок так, чтобы видеть лицо, и сказал:
– Вам не нужно меня бояться. И вообще никого здесь, пока я рядом.
Он отпустил меня и повернулся к камину.
– Вам бы чего-нибудь теплого, девушка, – уверенно и твердо проговорил он. – Нужно немного перекусить, от еды сразу станет лучше.
Меня развеселили его попытки налить похлебку одной рукой, и я пришла ему на помощь. Он оказался прав: еда помогла. Мы ели похлебку и жевали хлеб в дружественном молчании, разделяя удовольствие от тепла и сытости.
Наконец Джейми встал, поднял с пола упавший плед и положил его на кровать. Подтолкнул меня.
– Поспи немного, Клэр. Ты устала, а скоро с тобой, вероятнее всего, кто-нибудь захочет поговорить.
То было неприятное напоминание о моем неоднозначном статусе, но я слишком устала, чтобы думать об этом. Для проформы я пролепетала какие-то возражения, но сейчас для меня не было в мире ничего более соблазнительного. Джейми заверил меня, что найдет себе спальное место где-нибудь еще. Я опустила голову на груду пледов и отключилась прежде, чем Джейми дошел до двери.
Глава 5
Маккензи
Я проснулась в состоянии полной растерянности. Смутно припоминая, что произошло нечто невероятное, я не могла восстановить подробности. Я спала очень крепко и, очнувшись, некоторое время не осознавала ни кто я, ни тем более где нахожусь. Мне самой было тепло, но в комнате стоял пронизывающий холод. Я попыталась глубже зарыться в кокон из пледов, но голос, который разбудил меня, не умолкал:
– Просыпайтесь, барышня! Просыпайтесь, пора вставать!
Голос был низкий и добродушно-ворчливый, чем-то напоминающий лай пастушьих собак.
С величайшим трудом я продрала глаза и увидела гору, облаченную в коричневое домотканое платье. Миссис Фицгиббонс! Ее явление тотчас привело меня в чувство, и память вернулась ко мне. Значит, все это реально.
Завернувшись в покрывало, я нерешительно выбралась из постели и направилась к очагу. Меня ожидала чашка горячего бульона, которую принесла миссис Фицгиббонс; я проглотила ее и почувствовала себя человеком, выжившим после продолжительной бомбардировки. Миссис Фицгиббонс тем временем разложила на постели полное обмундирование: длинную светло-желтую сорочку, отделанную по краю узкой полоской кружева, нижнюю юбку из тонкой хлопчатобумажной материи, две верхние юбки коричневого цвета и лимонно-желтый корсаж. Шерстяные чулки в коричневую полоску и пара желтых туфель завершили ансамбль.
Не принимая возражений, домоправительница заставила меня снять мое не подходящее случаю одеяние и наблюдала за тем, как я облачаюсь в новый наряд. Слегка отступив назад, она полюбовалась результатом.
– Желтый цвет вам идет, милая, как я и предполагала. Подходит к каштановым волосам и оттеняет золото в глазах. Погодите, нужна еще лента.
Сунув руку в глубокий, словно сумка, карман, она извлекла из него ворох лент и какие-то украшения.
Оглушенная происходящим, я позволила ей причесать меня и стянуть лентой волосы назад. Лента оказалась бледно-желтая; завязывая ее, миссис Фицгиббонс ворчала по поводу того, как неженственно носить волосы до плеч.
– Господи помилуй, дорогая, как это вас угораздило так коротко остричься? Вам пришлось скрываться, да? Я слыхала, иные девушки так поступают, чтобы поменять на время путешествия свой пол и уберечься от проклятых красномундирников. Вот уж времечко, говорю я, если леди не могут чувствовать себя в безопасности в пути.
Она крутилась вокруг меня, осматривала со всех сторон – поправляла выбившиеся прядки и одергивала складки. Наконец, осталась удовлетворена моим видом.
– Так, теперь все в порядке. Можете перекусить, и я отведу вас к самому.
– К самому? – спросила я, оставшись равнодушной к тому, какое имя стоит за этим словом.
Кем бы ни был этот «сам», он, конечно, будет задавать мне неприятные вопросы.
– Ну да, к Маккензи. К кому же еще?
В самом деле, к кому же еще? Замок Леох, как я смутно помнила, находился в самой середине земель клана Маккензи. Очевидно, главным таном – вождем клана – является один из членов семьи. Я начала понимать, почему наш отряд всю ночь провел в пути, чтобы добраться до замка: здесь самое безопасное место для тех, кого преследует корона. Ни один английский офицер, у которого есть хоть немного мозгов, не завел бы своих людей так глубоко во владения клана. Поступить подобным образом – значило напороться на засаду в первой же рощице. А у ворот замка решилось бы появиться только хорошо вооруженное войско. Я пыталась вспомнить, заходила ли когда-нибудь английская армия так далеко, но тут поняла, что судьба и значимость замка – куда менее важный повод для размышлений, нежели мое ближайшее будущее.
Мне не хотелось ни лепешек, ни овсянки, которые принесла миссис Фицгиббонс на завтрак, но я отломила кусочек лепешки и сделала вид, что жую, – стоило выиграть немного времени для размышлений. Когда миссис Фицгиббонс вернулась, чтобы вести меня к Маккензи, я выработала примерную линию поведения.
Лэрд принял меня в комнате, расположившейся на самом верху каменной лестницы в один пролет. Комната находилась в башне и потому имела круглую форму, покатые стены были украшены картинами и гобеленами. Другие комнаты в замке показались мне практичными, но пустоватыми, а эта была полна предметов роскоши, заставлена резной мебелью и тепло освещена огнем камина и свечей – как бы в противовес непогоде снаружи. Во внешних стенах замка были пробиты узкие окна наподобие бойниц, здесь же окна выглядели иначе: были более современными, высокими, двустворчатыми и хорошо пропускали дневной свет.
Едва я вошла, мое внимание привлекла крупная металлическая клетка, хитроумно сплетенная таким образом, чтобы занимать пространство от пола до потолка; клетка полна была множеством маленьких птичек – зябликов, овсянок, синиц и других певчих. Я подошла ближе, и передо мной замелькали пушистые тельца, блестящие глазки-бисеринки напоминали драгоценные камни, рассыпанные по зеленому бархату листьев дуба, вяза и каштана – эти деревья были заботливо высажены в горшки с мульчированной почвой. Веселый щебет пташек сопровождался трепетом крыльев и шорохом листьев, когда обитатели клетки порхали с одного деревца на другое.
– Занятные маленькие создания, не правда ли? – раздался позади меня глубокий, приятный голос, и я обернулась с застывшей улыбкой.
Колум Маккензи сложением и высоким лбом напоминал своего брата Дугала, однако кипучая энергия, которая делала Дугала грозным, у Колума имела более открытый и приветливый тон. Смуглее брата, с серыми глазами, а не карими, Колум лучился такой силой, что можно было почувствовать себя неуютно, если он подходил слишком близко. Но сейчас я ощутила дискомфорт из-за того, что прекрасно вылепленная голова и длинный торс у этого мужчины сочетались с нелогично кривыми и короткими ногами. Он мог быть не меньше шести футов в высоту, но вместо этого едва доставал головой мне до плеча.
Колум разглядывал птичек, галантно предоставив мне время – весьма необходимое! – чтобы овладеть собой. Он, разумеется, уже привык к реакции людей, которые видят его впервые. Продолжая осматривать комнату, я задалась вопросом, часто ли Колуму приходится встречаться с новыми людьми. Комната, где я оказалась, несомненно была убежищем, сконструированным мирком человека, для которого внешний мир потерял привлекательность – или стал недоступен.
– Приветствую вас, мистрес, – проговорил он с легким поклоном. – Перед вами Колум бан Кэмпбелл Маккензи, лэрд этого замка. Я понял со слов моего брата, что ему случилось… э-э… повстречать вас на пути сюда.
– Он похитил меня, если хотите знать, – сказала я. Безусловно, я предпочла бы, чтобы разговор носил доброжелательный характер, однако еще больше мне хотелось убраться из замка и вернуться туда, где на холме стояли кругом каменные столбы. Что бы со мной ни произошло, разгадка, если она есть, осталась там.
Брови лэрда слегка приподнялись, и улыбка тронула его красиво очерченные губы.
– Возможно, – согласился он. – Дугал порой бывает немного… импульсивен.
– Хорошо. – Я снисходительно махнула рукой, готовая к компромиссу. – Готова признать, что имело место недоразумение. Но я хотела бы настоять, чтобы меня возвратили… туда, откуда увезли.
– Мм…
Не опуская брови, Колум жестом предложил мне сесть.
Я неохотно подчинилась, и он кивнул одному из слуг, который тотчас исчез за дверью.
– Я послал за чем-нибудь освежающим, миссис… Бошан, если не ошибаюсь? Как я понял, мой брат и его люди нашли вас в затруднительном положении.
Мне почудилось, что он прячет усмешку, и я представила себе рассказы о моем неподобающем одеянии.
Я глубоко вздохнула. Пора было приступать к объяснениям. Обдумывая свой рассказ, я припомнила, что говорил мне Фрэнк о подготовке офицеров к допросу в плену – их обучали этому на специальных курсах. Самое главное заключалось – держаться по возможности ближе к правде, изменяя лишь детали, которые нельзя выдать. Это снижает шанс попасться на какой-нибудь ерунде. Ну что ж, посмотрим, насколько это работает.
– Да, вы правы. На меня напали.
Он кивнул, лицо оживилось.
– Вот как? Кто же на вас напал? Говорите правду.
– Английские солдаты. Человек по имени Рэндолл.
При звуке этого имени тонкие черты исказились – на нем по-прежнему отражалась заинтересованность, однако линия рта сделалась жестче, а морщины вокруг обозначились резче. Имя ему явно было знакомо. Глава клана Маккензи слегка откинулся назад, составил пальцы обеих рук «домиком» и посмотрел на меня.
– Вот как, – произнес он. – Расскажите об этом подробнее.
Ну что ж, я могла ему кое-что рассказать. Изложила основные подробности стычки между шотландцами и людьми Рэндолла – он легко мог справиться об этом у Дугала. Не скрыла я и содержание моего разговора с капитаном Рэндоллом – мне ведь было неведомо, сколько успел услышать Мурта.
Колум кивнул, жадно слушая.
– Так, – сказал он. – Но как вы оказались в том месте? Это далеко от дороги на Инвернесс, где вы, как я полагаю, собирались сесть на корабль.
Я кивнула и набрала в грудь больше воздуха. Мы вступали в область чистого вымысла. Хотелось бы мне, чтобы я в свое время внимательнее прислушивалась к рассказам Фрэнка о разбойниках прошлого, но теперь уж ничего не попишешь. Я назвала себя вдовствующей леди из Оксфордшира (что в нынешних обстоятельствах было недалеко от истины). Путешествовала со своим слугой и направлялась к дальним родственникам во Францию (это от истины было уже далеко). На нас напали грабители, и мой слуга то ли был убит, то ли попросту сбежал. На своей лошади мне удалось ускакать в лес, но меня схватили почти сразу. Пытаясь убежать от бандитов, я вынуждена была оставить и лошадь, и все имущество. Мне удалось скрыться, но, бродя по лесу, наткнулась на капитана Рэндолла.
Я откинулась в кресле, довольная легендой: все просто, ясно и правдиво и совпадает с теми деталями, которые можно проверить. Лицо Колума не выражало теперь ничего, кроме вежливого внимания. Он открыл было рот, чтобы задать мне какой-то вопрос, но в это время у двери раздался шорох. Появился один из тех мужчин, которого я видела во дворе, когда мы только приехали в замок; он держал в руках небольшой кожаный футляр.
Вождь Маккензи извинился и оставил меня созерцать птичек, заверив, что очень скоро вернется, чтобы продолжить наш в высшей степени увлекательный разговор.
Едва дверь за ним затворилась, я кинулась к книжному шкафу и начала быстро просматривать кожаные переплеты. В шкафу было более двадцати книг. Я открывала титульные листы. На некоторых не обозначили год издания, на других же стояли даты от 1720 до 1742. Колум Маккензи, безусловно, любил роскошь, но никакие другие вещи в комнате не свидетельствовали о том, что он коллекционирует антиквариат. Да и переплеты книг выглядели новыми, без трещин, а на бумаге не было пятен. Не испытывая никаких угрызений совести, я обшарила письменный стол оливкового дерева, прислушиваясь к шагам за дверью.
В среднем ящике я нашла то, что искала: незаконченное письмо, написанное беглым почерком и для меня почти нечитаемое из-за необычной орфографии и полного отсутствия знаков препинания. Бумага была новая и чистая, чернила четкие и яркие. И хоть само письмо разобрать я не могла, дата в углу страницы огнем вспыхнула у меня перед глазами: 20 апреля 1743.
Колум вернулся через несколько минут и застал гостью сидящей у окна с чинно сложенными на коленях руками. Сидящей – потому что колени подгибались. Со сложенными руками – чтобы скрыть дрожь, из-за которой я еле успела сунуть письмо на место.
Он принес с собой поднос с угощением – кружку эля и овсяные лепешки с медом. Я пыталась есть лишь для виду, желудок свело, и я ничего не могла в себя впихнуть.
Еще раз извинившись за отсутствие, Колум выразил сочувствие по поводу моей беды. Затем выпрямился и, испытующе посмотрев на меня, спросил:
– Как так случилось, мистрес Бошан, что люди моего брата обнаружили вас бродящей по лесу в нижнем белье? Разбойники, если они рассчитывали на выкуп, не стали бы дурно обращаться с вами. Что касается капитана Рэндолла, то я, хотя слышал о нем разное, все же не склонен думать, что офицер английской армии способен на насилие по отношению к попавшей в беду леди-путешественнице.
– Неужели? – огрызнулась я. – Не знаю, что вы о нем слышали, но на это он как раз способен.
Сочиняя свою историю, я как-то упустила из виду одежду; кроме того, я не знала, когда Мурта начал следить за мной и капитаном Рэндоллом.
– Понятно, – сказал Колум. – Полагаю, может быть и такое. По правде говоря, репутация у него дурная.
– Полагаете? – переспросила я, потому что на лице у вождя клана Маккензи отражалось определенное недоверие. – Как? Вы не верите моим словам?
– Я не говорил, что не верю вам, – ответил он спокойно. – Но я не остался бы вождем клана на протяжении двух десятков лет, если бы принимал на веру все, что мне рассказывают.
– Хорошо, но если вы не верите, что я та, за кого себя выдаю, то кто же я, по-вашему, черт побери?
Он заморгал, потрясенный моей горячностью, но черты его лица тут же вернулись к обычной твердости.
– А вот об этом, – сказал он, – следует поразмыслить. Пока же, мистрес, чувствуйте себя в Леохе как дома.
Он поднял руку, изящным жестом давая понять, что аудиенция окончена, и застывший в дверях слуга сделал шаг вперед, собираясь проводить меня в мою комнату.
Колум не произнес слов, которые висели в воздухе. Когда я уходила, они звучали у меня в ушах, как если бы я услышала: «До тех пор, пока я не узнаю, кто вы такая на самом деле».
Часть вторая
Замок Леох
Глава 6
Приемная Колума
Маленький мальчик, которого миссис Фицгиббонс именовала «юным Алеком», пришел, чтобы передать мне приглашение на ужин. В длинном, узком зале вдоль стен стояли столы, вокруг которых непрерывно сновали слуги, выныривая из двух сводчатых проходов по обоим концам зала с подносами, тарелками и кувшинами в руках. Лучи заходящего солнца проходили сквозь высокие окна-бойницы; в канделябры по стенам вставили факелы – их, очевидно, зажгут с темнотой.
Знамена и тартаны [7] висели по стенам между окон, яркими пятнами выделяясь на фоне серого камня. Словно намеренно усиливая контраст, люди, собравшиеся на ужин, были в одежде серого и коричневого оттенков либо в охотничьих килтах светло-коричневых и зеленых тонов, которые сливались с вереском.
Я чувствовала любопытные взгляды, сверлящие мою спину, пока юный Алек вел меня к хозяйскому столу, но большинство присутствующих вежливо опустили глаза в тарелки. Здесь, как видно, церемонии были не в ходу, люди ели кто как хотел, сами накладывая себе угощения с деревянных блюд, или шли с деревянными тарелками в дальний конец комнаты, где два паренька вращали вертел с бараньей тушей над огнем громадного очага. Ужинающих было не меньше сорока, да еще человек десять слуг. Гул голосов заполнял помещение, разговоры шли на гэльском.
Колум уже восседал в центре зала, коротенькие ноги скрывал резной дубовый стол. Он любезно кивнул мне и указал на место слева от себя, рядом с пухленькой и рыжеволосой женщиной, которую он представил как свою жену. Звали ее Летицией.
– А это мой сын Хэмиш, – добавил он, положив руку на плечо мальчику лет семи или восьми, симпатичному и тоже рыжеволосому, который поднял глаза от своей тарелки лишь для того, чтобы коротко кивнуть мне.
Я посмотрела на мальчика с любопытством. Как и другие Маккензи из тех, кого мне приключилось встретить, он был широколицый, с прямыми скулами и глубоко посаженными глазами. Исключая цвет волос, он казался уменьшенной копией своего дяди Дугала, сидевшего рядом. Две девочки-подростка, занимавшие места по другую сторону от Дугала, были мне представлены как его дочери Маргарет и Элинор; обе они, знакомясь со мной, хихикали и толкали друг друга локтями.
Дугал приветствовал меня сдержанной дружелюбной улыбкой, но перед этим пододвинул ко мне блюдо, к которому уже было потянулась одна из его дочерей.
– Где же манеры, барышня? – проворчал он. – Сначала гостья.
С некоторым опасением я приняла большую роговую ложку. Кто знает, что лежит на блюде… К счастью, я обнаружила, что мне предлагают нечто хорошо знакомое и по виду, и по запаху – копченую сельдь.
Я никогда не ела селедку ложкой, но нигде не было видно ничего похожего на вилку, и я вспомнила, что трехзубые вилки особой формы, кажется, вошли в употребление гораздо позже.
Понаблюдав за едоками вокруг, я поняла, что в тех случаях, когда ложка не годится, они орудуют кинжалами, чтобы отделить кости или разрезать мясо, благо кинжалы всегда под рукой. У меня кинжала не было, так что я решила все-таки попробовать подцепить селедку ложкой, но встретила осуждающий взгляд темно-голубых глаз юного Хэмиша.
– Вы еще не прочитали молитву, – сурово произнес он и нахмурился.
Он явно счел меня бесстыдной грешницей, если не умалишенной.
– Может быть, вы поможете мне с этим? – решилась я попросить.
Голубые глаза раскрылись от изумления, но после коротких раздумий мальчик кивнул и деловито сложил руки. Он окинул взглядом стол, убедился, что его уважительно слушают, и, склонив голову, произнес:
- У которых есть что есть, те подчас не могут есть,
- А другие могут есть, да сидят без хлеба.
- А у нас здесь есть что есть, да вдобавок есть чем есть,
- Значит, нам благодарить остается небо!.. Аминь! [8]
Подняв глаза над молитвенно сложенными руками, я встретилась взглядом с Колумом и улыбкой дала ему понять, что оценила самообладание его отпрыска. Он подавил собственную улыбку и с серьезным лицом кивком поблагодарил Хэмиша:
– Хорошо сказано, мой мальчик. Передай, пожалуйста, хлеб.
Разговоры за столом по большей части ограничивались просьбами передать то или другое блюдо, поскольку сюда пришли, чтобы как следует подкрепиться. У меня аппетит отсутствовал, отчасти из-за сумасшедших обстоятельств, а отчасти из-за того, что селедки мне не хотелось. Но баранина оказалась недурна, а хлеб – свежий, хрустящий – просто восхитителен, причем его можно было есть со свежим несоленым маслом.
– Надеюсь, мистеру Мактавишу уже лучше, – обронила я во время краткого перерыва в еде. – Я не вижу его здесь.
– Мактавишу?
Тонкие брови Летиции взлетели вверх над округлившимися голубыми глазами. Я скорее почувствовала, чем увидела, как Дугал поднял голову.
– Молодой Джейми, – бросил он коротко и вернулся к бараньей кости, которую держал в руках.
– Джейми? С ним что-то случилось?
На круглощеком лице Летиции проступила тревога.
– Просто царапина, дорогая, – успокоил ее Колум и обратился к брату: – Но где же он, Дугал?
Мне показалось, что в темных глазах скользнуло подозрение. Дугал пожал плечами, не поднимая глаз от тарелки.
– Я послал его в конюшню помочь старине Алеку с лошадьми. Кажется, это его любимое место, так что все в порядке.
Теперь Дугал поднял наконец голову и посмотрел брату в глаза.
– У тебя были другие планы на его счет?
На лице у Колума отразилось сомнение.
– В конюшню? Понятно. Ты ему так доверяешь?
Дугал медленно вытер рукой губы и потянулся за куском хлеба.
– Решай сам, Колум, если не согласен с моим указанием, – сказал он.
Губы Колума крепко сжались на мгновение, но он ответил:
– Думаю, он там вполне справится. – И вернулся к трапезе.
У меня были некоторые сомнения насчет того, насколько конюшня подходит в качестве места работы человеку с огнестрельным ранением, однако я сочла неуместным говорить об этом в нынешнем обществе. Про себя я решила наутро отыскать молодого человека и расспросить его, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
От пудинга я отказалась и извинилась, ссылаясь на усталость, что отнюдь не было притворством. Я была так измотана, что почти пропустила слова Колума мимо ушей:
– Спокойной вам ночи, миссис Бошан, завтра утром я попрошу кого-нибудь привести вас на прием.
Одна из служанок, заметив, что я ощупью пробираюсь по коридору, сжалилась надо мной и проводила со свечой до самой моей комнаты. Этой свечой она зажгла одну из тех, что стояли у меня на столе, и мягкий свет бросил отблески на каменные стены, отчего мне на мгновение почудилось, будто я в склепе. Едва служанка ушла, я отодвинула с окна вышитую занавеску, и неприятное ощущение исчезло, словно его сдул свежий ветерок, ворвавшийся в комнату. Я попыталась обдумать события дня, но разум отказывался воспринимать что бы то ни было – так мне хотелось спать. Я юркнула под плед, загасила свечу и заснула, глядя на восходящую луну.
Наутро меня снова разбудила дородная миссис Фицгиббонс, которая принесла с собой полный набор косметики шотландской леди. Свинцовые гребенки – чтобы накрасить потемнее брови и ресницы, горшочки с порошком фиалкового корня и рисовой пудрой, какую-то палочку – я догадалась, что это тени для век, хоть никогда и не видела раньше подобных вещей, и наконец, маленькую фарфоровую чашечку французских румян с изображением золотых лебедей.
Миссис Фицгиббонс сменила домотканое платье, в котором была накануне, на зеленое полосатое одеяние с шелковым корсажем; чулки на ней были желтые фильдекосовые. Следовательно, пресловутый прием был чем-то важным. Я хотела было настоять, что отправлюсь туда только в собственном платье, просто из упрямства, но вспомнила, какие взгляды на меня бросал жирный Руперт, и отказалась от этой затеи.
К тому же мне был симпатичен Колум, несмотря на то что он собирался удерживать меня в замке. Что касается последнего, то мы еще посмотрим, решила я, пока тщательно накладывала румяна. Дугал сказал, что молодой человек, которого я лечила, работает в конюшне. А в конюшне, как известно, есть лошади, а на лошади можно ускакать. Я твердо вознамерилась повидаться с Джейми, как только закончится «прием».
Зал для приемов оказался тем же залом, где вчера ужинали, но несколько видоизмененным: столы и скамейки отодвинули к стенам, главный стол убрали и заменили массивным гнутым креслом темного дерева, накрытым пледом, который я сочла тартаном клана Маккензи: в нем сочетались темно-зеленый и черный цвета, пересеченные тонкими линиями – красными и белыми. Ветки падуба украшали стены, на каменных плитах пола разбросаны стебли камыша.
Совсем молодой волынщик стоял позади массивного кресла и играл на этом странном инструменте, извлекая из него вздохи и хрипы. Там же собрались те, кого я сочла самыми близкими слугами Колума: узколицый мужчина в клетчатых штанах и закопченной рубашке – он расположился возле стены; маленький лысый человек в кафтане из тонкой парчи – скорее всего что-то вроде писаря, поскольку он сидел за столиком, на котором стояла роговая чернильница, лежали гусиные перья и бумага; затем еще двое крепких мужчин – по-видимому, телохранители, и наконец рядом с ними – самый большой человек из всех, кого я когда-либо видела.
Я смотрела на этого великана с опаской. Густые черные волосы падали на лоб почти до самых бровей, густых и низко нависающих над глазами. Такими же волосами заросли руки, привлекающие внимание из-за закатанных рукавов. В отличие от прочих мужчин, каких я здесь встречала, великан не был вооружен, если не считать маленького ножика, высунувшегося из-за верхнего края чулка. Я с трудом разглядела рукоятку в чаще густых курчавых волос, которыми покрыты были ноги над чулками. Широкий кожаный пояс охватывал талию объемом не меньше сорока дюймов, но на поясе не было ни кинжала, ни меча. Несмотря на устрашающие габариты, лицо у этого человека было вполне дружелюбное и даже доброе; он о чем-то бойко переговаривался с узколицым, который рядом со своим собеседником выглядел марионеткой.
Читать бесплатно другие книги:
