Когда камни меняют цвет Цыпленкова Юлия
Она облизала вдруг пересохшие губы и зажмурилась до ряби перед глазами, изгоняя хорошо знакомое чувство страха. Узница ожесточенно мотнула головой и села. Она сжала ладонями голову и углубилась в размышления, отыскивая выход из безвыходного положения. У нее не было защиты, надеяться на помощь стражи не стоило – они не пойдут против высокородного риора. До лиори не дотянешься, да и захочет ли она услышать жалобы вероломной родственницы? Горько усмехнувшись, Ирэйн прошептала:
– Одна… Всегда одна. Ох, Лотт, только ты был у меня, только ты…
А затем пришла новая мысль, поселившая извращенную надежду в измученной душе. Она так долго молила смерть прийти к ней, но не находила силы самой расстаться с жизнью, так может… Может теперь, когда жизнь станет невыносимой, она осмелится, и тогда наконец больше не будет одинока! Закончится эта пытка ожиданием, закончится вялое существование, и долгожданная встреча состоится! Странное мрачное удовлетворение охватило женщину. Она обняла себя за плечи и улыбнулась:
– Верь в меня, Лотт, – тихо произнесла Ирэйн. – Я пройду этот путь до конца, верь мне. Я больше не буду слабой, обещаю тебе. Обещаю…
В своем неестественном умиротворении, она вытянулась на лежанке и закрыла глаза. Неожиданная встреча с наваждением юных дней и домогательства смотрителя вырвали Ирэйн из ее панциря. Затишье, длившееся больше пяти лет, разлетелось ворохом пожухлых листьев, вернув живые чувства угасшей душе. Теперь узница готова была бороться, впрочем, не ожидая победы. Она понимала, что не сможет противостоять мужчине, имевшему власть над ней, но и сдаваться на его милость не собиралась.
Когда-то Альвия упрекнула кузину в трусости, именно этого чувства лиори не смогла простить. Не простила его себе и сама Ирэйн. Не простила и не забыла того гадкого осадка, когда чувствуешь свое бессилие и готова на всё, лишь бы прожить еще один день. Но теперь она не боялась умирать. А вместе со страхом смерти исчез и трепет перед врагом.
– Мной больше никто и никогда не будет играть, – твердо произнесла узница. – Я – Борг, дери вас архоновы твари. Борг!
Глава V
Утро нового дня наступило в благодатной тишине, как и предыдущее. Никто не ломился в двери, не тряс перед носом бумагами, не горланил в ухо о заслугах рода Роэн и его рвении. Сонный покой Тангорской крепости радовал слух и душу, и думать, что вскоре он сменится на шум Тангора, не хотелось. Впрочем, против города советник лиори ничего не имел, но до зубовного скрежета не хотелось встречаться с его смотрителем. Однако этого было не изменить, потому настроение риора Дин-Таля быстро скатилось из умиротворенного в дурное.
Он поднялся с кровати, вздохнул и отправился приводить себя в порядок. Борг быстро приучал своих обитателей к тому образу жизни, какой вела его хозяйка. Альвия Эли-Борг просыпалась одной из первых и вскоре приступала к делам, и даже счастливое замужество не могло поколебать установленного порядка. Ее супруг, такой же деятельный, как и Перворожденная, не роптал. Он покидал покои вместе с женой, бодрый и полный сил. Проводив ее до кабинета, целовал руку и уходил к себе, чтобы просмотреть донесения, полученные вечером. А когда подходило время утренней трапезы, возвращался за супругой и сопровождал ее до трапезного зала, где уже ожидали придворные.
– Сонной лености мне хватило на чужбине, – как-то сказал он в беседе с другими советниками. – Пора принести пользу родной земле.
Райверн Дин-Кейр быстро подружился с советником Ордманом Дин-Солтом. Они были схожи во взглядах, потому понимали друг друга быстро, редко оспаривая мнение друг друга. После Солта к новому члену Совета потянулся Дин-Вар, и это было закономерно. Живой и веселый нрав Кейра привлекал людей. Конечно, он уже мало походил на того скорого на проказы юношу, каким был во времена их обучения в Борге. Но легкость, присущая ему, осталась. И она завораживала.
Впрочем, здравый рассудок и рассудительность высокородного риора не вызывали сомнений, и это стало его ключом к Дин-Бьену, самому старшему советнику, который служил еще отцу Альвии и был его другом. Это сближение с Советом произошло быстро и как-то незаметно. И если поначалу высокородные риоры относились к Райверну настороженно, хоть и участвовали в его оправдании на суде, который стал завершающей точкой в деле заговора против лиори, то вскоре уже встречали его приветливой улыбкой и дружелюбным похлопыванием по плечу.
Признаться, Тиен ревновал, но не показывал этого, даже принимал, как должное. Именно этого когда-то желал покойный лиор – отец Альвии, именно так и должно было происходить изначально, пока нож убийцы не нанес господину сокрушительный удар. Только рок и попустительство предателям самого Дин-Таля увеличили и искривили путь Дин-Кейра к предначертанному. И теперь он забирал всё, что полагалось ему по праву: жену, должность, уважение соратников и почитание воинов, над которыми он принял главенство, когда пришло время.
И все-таки неприятная жалящая горечь еще терзала бывшего избранника лиори. Но если быть откровенным до конца, то ревность эта относилась не только к старым товарищам, но и к самому Кейру. Когда-то Тиен был ему первым другом и братом, но между ними встала зависть к успехам Райверна и любовь к Альвии. И то, что могло перерасти в крепкую связь, исчезло. И когда Дин-Таль слышал веселый смех Солта или же спор Кейра с Варом, который заканчивался крепким рукопожатием, бывший адер жалел, что лишился той неизъяснимой прелести, которую дарила дружба с супругом лиори.
Жить с таким грузом было тяжко. Он страдал по утерянной любви, сожалел об утраченной дружбе, и мучился от сознания, что сам себя обрек на эти муки. И когда Райверн протянул ему руку, Тиен, одарив бывшего друга удивленным взглядом, сжал его ладонь и вдруг ощутил облегчение, словно путы, стянувшие грудь, наконец, исчезли. Это был первый шаг к возрождению, словно риор вернулся в тот день, когда перед ним лежали две дороги, и теперь Тиен, наконец, выбрал правильную. Только было жаль, что слишком сильно запоздал с выбором…
Эта мысль неожиданно вернула советника в Тангорскую крепость и к его обитателям. Верней, к обитательнице. «А вы, риор советник, зло на нее таите?», – всплыл в голове вопрос стража. Тиен усмехнулся и отрицательно покачал головой, отвечая своим размышлениям. Стоило быть откровенным с собой – прежней ненависти не было. Впрочем, это он понял еще вчера, когда смотрел на женщину, больше походившую на призрак, чем на человека полного жизни.
А сейчас вдруг ощутил укол жалости. Это было странное и непонятное чувство, потому что он никогда не сочувствовал этой женщине, которая сама вырыла для себя яму.
– А я-то чем лучше?
Дин-Таль усмехнулся. Пожалуй, даже хуже. Его молчание позволило заговору разрастись до размеров огромной паутины, в которой запутались они все, и Ирэйн стала такой же мухой, как Райверн, Альвия, Родриг Дин-Кейр, Дин-Бьен и те, кого уже не было в этой жизни. Да и сам Дин-Таль едва не пал жертвой отголоска собственной подлости, вернувшегося к нему спустя восемь лет. И если бы не Ирэйн…
– С ума сойти, – изумленно произнес риор, глядя на свое отражение в начищенном медном кувшине. – Этак я еще и оправдаю ее!
Он покачал головой, но мысль, уже когда-то посещавшая его, не ушла. Это вызвало раздражение. Осмысление давних событий уже произошло, уложилось по полочкам и успело покрыться пылью. А теперь вдруг эта пыль вспорхнула мутным облаком, открывая пустующее место, предназначенное женщине, изгнанной из воспоминаний. И самым неожиданным было то, что он больше не видел в ней того зла, каким наделил прежде.
«А ведь она пошла на это ради тебя», – это были слова Альвии. Она сказала их в тот день, когда Ирэйн была взята под стражу. Сам Тиен был удивлен тем, что предательнице сохранили жизнь. Готов был разорвать собственными руками за то, что она посмела пойти против своей кузины, его возлюбленной и госпожи Эли-Борга. Но лиори рассудила иначе, не углядев на вероломной кузине того греха, который привел в руки палачей иных предателей. И во взоре Перворожденной, когда она говорила эти слова Дин-Талю, был укор и даже осуждение за его желание смерти преступнице.
– Сейчас расплачусь, – ворчливо буркнул Тиен.
А следом пришло возмущение. Да в Архон! Что это?! Укол совести? Вот уж глупость! Совесть уже давно перемолола его кости до мелкой пыли, сколько можно еще проходить через ее мясорубку?! И если прежде Дин-Таль понимал свою вину, то теперь не желал мириться с ненужными размышлениями и открытиями. В конце концов, он любил и переживал за дорогую ему женщину, потому его ненависть к изменнице была понятной и справедливой!
– Хватит, – оборвал себя риор. – Пора служить Эли-Боргу.
Однако прежде, чем покинуть крепость, он хотел повидать Дин-Шамиса. Жить в Тангоре советник не хотел. Соседство с Роэном и его семейкой совершенно не устраивало Тиена. И изгнав из головы все досужие размышления, советник покинул выделенную ему комнату.
– Доброго утра, риор смотритель, – поздоровался с Шамисом Дин-Таль, войдя в его комнаты.
– Доброго, – буркнул смотритель. Тон его был не слишком любезен, и Тиен удивленно вскинул брови. Однако Шамис быстро справился с досадой и спросил уже вежливо: – У вас есть какая-то нужда, риор советник?
– Пока только завтрак, – ответил Дин-Таль, присматриваясь к хозяину комнат. – И еще, – смотритель крепости ответил внимательным взглядом: – Я решил, что ночи будут проводить здесь. Так что пусть к вечеру протопят мою комнату и согреют воды. Также я прошу позаботиться о моих людях, сегодня они вернутся со мной.
– Но Тангор более подходящее место… – с изумлением начал было Дин-Шамис, однако советник прервал его:
– Там слишком суетно. Так что на время проведения проверки возьмите в расчет меня и мое сопровождение. Огласите сумму, я выдам вам эти деньги за провизию, которая будет использована, равно как за дрова и воду.
– Но Тангор! – воскликнул смотритель.
– Вас чем-то не устраивает мое соседство? – полюбопытствовал советник.
– Мне просто непонятно, риор Дин-Таль, – умерив невольное возмущение, ответил Шамис, – зачем вам тюрьма, когда в городе вы найдете мягкую постель и изысканную кухню…
– А так же неутомимого в своем рвении градосмотрителя, – усмехнулся Тиен. – Здесь мне будет спокойней.
– И все-таки…
Дин-Таль прищурился. Он внимательно оглядел смотрителя крепости, и тот прервался, так и не договорив того, что хотел сказать.
– Мне не ясно столь яростное возмущение, риор Дин-Шамис, – сухо проговорил Тиен. – Я наделен полномочиями, которые велят каждому предоставить мне всё необходимое по первому требованию. На грамоте стоит подпись нашей госпожи и ее печать. Вы готовы оспаривать приказ лиори?
– Нет, – намного тише ответил смотритель. – Я покорен воле госпожи. И я не препятствую вам, просто забочусь об удобстве. К тому же это тюрьма, и здесь содержатся опасные преступники. Мне попросту непонятно, зачем вам соседство с отребьем, когда есть гостевые дома, если уж вас не устраивает дом градосмотрителя. Там вы получите лучшую обслугу, удобства…
– Я не изнеженная лейра, риор Дин-Шамис, – вновь прервал его Дин-Таль. – К тому же у Тангорской крепости есть одно неоспоримое преимущество – неприступность и крепкие ворота. Это достоинство оценено мной в полной мере. Потому сделайте, как я просил вас. Большего от вас не требуется. Спор окончен.
Смотритель далее возражать не решился, но провожал советника неприязненным взглядом. Ему это соседство было не по душе. Присутствие приближенного лиори раздражало, как раздражала его смазливая физиономия и самоуверенность. И это было еще не всё. Вчерашняя вспышка вечно равнодушной узницы запомнилась и не понравилась риору.
– Надо сделать так, чтобы они не встречались… – задумчиво произнес Шамис и на этом успокоился. – Ничего, закончит свою проверку и уберется восвояси.
Дин-Талю недовольство смотрителя Тангорской крепости было безразлично. Он вернулся в свою комнату, где на столе уже стоял завтрак. Более не откладывая, советник сел за стол. Позавтракал он быстро, теперь думая только о предстоящих делах, и о смотрителе вспомнил лишь тогда, когда встретился с ним во дворе крепости. Дин-Шамис кивнул на ходу, Дин-Таль ответил тем же.
А дальше был Тангор. Тиен не спешил в город, потому его путь увеличился по времени, но это дало возможность привести мысли в порядок и вернуть пошатнувшийся душевный покой. Советник прикрыл глаза и вдохнул полной грудью. В воздухе пахло сыростью и прошлогодней прелью. Солнце пригревало, и одно это уже поднимало настроение.
Дин-Таль прищурил один глаз из-за ярких солнечных лучей и посмотрел на деревья. Они были еще голыми, но воображение живо нарисовало яркую зелень молодой листвы. Вскоре земля укутается в пестрый покров из травы и цветов, и полет деловитого шмеля будет радовать взор наравне с легким порханием игривых бабочек. Мир оживал, а вместе с ним просыпалась и душа, предчувствуя нечто восхитительное и радостное.
Усмехнувшись, советник покачал головой. Чего ему было ожидать? Разве только свадьбу с невестой, которую ему укажет лиори. Оставалось надеяться, что выбор госпожи будет хотя бы приятен взору. Впрочем, он не первый и не последний, кто получит супругу не по зову сердца. Пока никто от этого не сошел с ума и не умер. Напротив, исправно плодились и размножались, даря Эли-Боргу сыновей и дочерей. Так почему бы и нет? В конце концов, лейра Таль проведет большую часть времени в родовом замке супруга, не отягощая его своим присутствием, пока будет вынашивать и растить детей. Да и никто не сказал, что полюбить в браке по указке невозможно. Быть может, всё еще не так плохо. Лиори заботилась о своем верном риоре, так что стоило довериться ее выбору.
– Раз уж не Альвия, то хотя бы ее выбор, – произнес Тиен и криво усмехнулся.
Он уже давно не юнец, и грезить о любви ему не пристало. Всё верно, пора думать о продолжении рода, а не об объятьях возлюбленной. А взять на руки свое дитя хотелось, как хотелось услышать это короткое, но весомое слово – отец. Да, госпожа права во всем, ее риор слишком долго пребывал в своих юношеских снах, пришла пора проснуться.
– Стало быть, женюсь, – кивнул сам себе Дин-Таль.
А вскоре он выехал на оживленный тракт, и мысли о женитьбе покинули голову советника. Это было делом решенным, так что не имело смысла забивать голову тем, что и так произойдет в скором времени. Вместо этого риор занялся иным делом, по сути своей, праздным и лишенным смысла – начал рассматривать тех, с кем ехал в сторону города. Ему не было любопытно, но так оказалось проще очистить разум от ненужных размышлений. Тиену предстояла новая встреча со смотрителем Тангора, а это уже была головная боль сама по себе, так что хотелось отдохнуть заранее.
Впрочем, спутники его были неинтересны. Праздному зеваке поглазеть было не на что. Сонные путники, ехавшие всю ночь, клевали носами, сидя в седлах и на телегах. Крестьяне из близлежащих селений выглядели бодрыми. Они переговаривались между собой, иногда посмеивались, не цепляя других путников. Суеты, как таковой, не было. Боржцы направлялись по своим делам. И советник лиори стал частью этой неспешной процессии.
– Доброго дня, хозяин!
Тиен устремил взгляд в ту сторону, откуда донеся радостный возглас, и узрел своего кучера, стоявшего у городских ворот. Советник направил к нему коня.
– Ты один? – спросил Дин-Таль, вдруг преисполняясь подозрительности.
Он вытянул голову, заглядывая за спину кучеру, но могучей фигуры Дин-Роэна видно не было.
– Сбежал я, высокородный риор, остальные не успели, – ответил смерд. – Градосмотритель их в заложниках держит. Всю ночь бушевал. Город перевернул, лихих людишек, кого нашел, всех в городскую тюрьму отправил…
– К проверке готовился? – понадеялся Тиен.
– Нет, хозяин, вас искал, – уничтожил надежды советника кучер. – Он и сынки его такого шороху в Тангоре навели. Начальника стражи дважды с должности снял и вернул обратно. Снял бы снова, да риор начальник стражи Тангора напомнил, что его поставила на должность лиори, ей и снимать. Жуть, как буянил. А к утру опять надумал нас трясти. Ну и вот, я сбежал, а ратники не успели, их в плен, стало быть, взяли. Риор смотритель сказал, что за ними вы всенепременно вернетесь.
– Как он еще крепость в осаду не взял, – проворчал Дин-Таль, передернув плечами.
– Так ведь мы ж не сказали, куда вы делись. Мол, уехал в ночь, а нам велел в Тангоре ждать. Вот он и кинулся вас спасать. Говорит, мол, сгинет советник, что я госпоже говорить буду, когда она меня спросит, где ее посланник…
– Не продолжай, – покривился Дин-Таль, – эта речь мне уже знакома.
– Чего делать будем?
– Спасать моих воинов, а заодно и весь Тангор, – усмехнулся риор. – Ты пеший?
– Так еле утек! – округлил глаза смерд. – Через окно вылез и к вам навстречу. С рассвета дожидаюсь. Оголодал… – с намеком закончил кучер.
– Так иди и набей свою утробу, – Дин-Таль взялся за поводья. – Недавно жалованье получил.
– А за верную службу?!
– Не наглей, – советник погрозил ему пальцем. – Ты был взят для верной службы, за то и жалованье получаешь. Или же я за верность должен особо приплачивать? Так мне проще найти верного слугу сразу, чем покупать твою преданность раз за разом.
– Эхе-хе, – вздохнул пройдоха. – Не гневайтесь, хозяин. Это у вас голова умная, а мне положено вашим умом жить. Вот мудростью поделились, теперь и у меня разума прибавилось.
– Пользуйся, мне не жалко, – усмехнулся риор и, наконец, тронулся с места.
Смерд посмотрел ему вслед и проворчал:
– Как умом делиться, это сколько угодно, а как монету лишнюю, так сразу все оплачено…
Советник этого уже не слышал, а если бы и услышал, то нашел бы, что сказать об истинных ценностях. Впрочем, ворчание смерда его беспокоило в последнюю очередь, у высокородного риора имелось дело поважней – усмирить смотрителя Тангора.
– Ну, держись, Гифрен, – не без угрозы произнес Дин-Таль, когда его конь свернул к главной площади.
Тиен пришпорил его и к дому градосмотрителя примчался в галопе. После натянул поводья, подняв жеребца на дыбы, и едва тот вновь коснулся передними копытами каменных плит площади, выпрыгнул из седла. Советник вошел в дом градосмотрителя стремительной чеканящей походкой и легко взлетел по лестнице в поисках хозяина.
– Риор Дин-Роэн! – гневный возглас прокатился по коридору, и в его дальнем конце открылась дверь.
Градосмотритель увидел того, кто призывает его, всплеснул руками и помчался к гостю, безудержный, словно камнепад в горах.
– Риор Дин-Таль! – возопил хозяин дома.
– Стоять!
Приказ, как раскат грома, прокатился под потолком, и Роэн замер на полпути с занесенной ногой для следующего шага.
– Риор Дин-Таль… – растерянно захлопал ресницами исполин.
– Молчать! – рявкнул советник и сразу перешел к существу своего негодования: – Что за безумие творится в этом доме?! По какому праву вы держите моих людей в плену?! Или вы решили, что равны Богам, если смеете чинить препятствия посланникам лиори?! Быть может, вы нынче правите в Эли-Борге и потому возомнили себя вершителем судеб? Так вот, мой дорогой риор смотритель, я не буду мириться с вашими бесчинствами. И первое, что укажу в докладе Перворожденной – это ваше самоуправство. Вам ясно?
– Да какое же само…
– Я задал вопрос и жду на него ответа, – мотнул головой Дин-Таль. – Вам ясно?!
– Так я же и отвечаю, – Роэн прижал к груди широкие ладони, – никаких бесчинств, только одна забота о посланнике госпожи! – Он приосанился и потряс в воздухе пальцем: – Ах, как вам не совестно, риор Дин-Таль, зачем же вы так? Я всей душой к вам потянулся, свое единственное сокровище вручить хотел, породниться…
Советник побагровел. Он неспешно направился к градосмотрителю. Остановился напротив и упер в бока сжатые кулаки:
– А не обнаглели ли вы, высокородный? – угрожающе понизив голос, вопросил Дин-Таль. – Вы осмелились взять в заложники воинов из рати лиори! Быть может, вы возомнили себя адером, коли смеете решать, где могут находиться ратники госпожи? Или же вам вообще никто не указ?! – голос советника повысился, и великан вжал голову в плечи. – Вы препятствовали началу проверки вчера, намерены мешать мне и сегодня?! И что за история с начальником стражи?! Я вас спрашиваю, Дин-Роэн! Когда это Тангор стал риоратом в риорате, и вы получили власть снимать ставленников Перворожденной?! Отвечать!
Градосмотритель гулко сглотнул, ударил себя в грудь могучим кулаком и истово мотнул головой, но так ничего и не ответил, вытаращив глаза на советника настолько, что казалось – они сейчас выпадут из глазниц.
– Вы осознаете, что всего за сутки натворили столько, что я, данной мне властью, могу снять вас с должности?! А если учесть, что проверка только начинается, то к ее концу вы можете отправиться в застенки, а то и вовсе лишиться головы! В Архон, Дин-Роэн, вы хоть что-то осознаете?! Из какой чащобы вы вылезли, если ведете себя столь непотребно, что мне пришлось скрыться от вас за стенами крепости?!
– Так вот, где вы… – вдруг улыбнулся Роэн, но в нос ему уперся кулак советника, и смотритель Тангор снова сник.
– Не вздумайте чинить мне препятствий, высокородный риор, – предупреждающе продолжил Дин-Таль. – Запомните раз и навсегда: я занимаюсь делом, которое доверила мне лиори Эли-Борга, но не возвышением рода Роэн. Лишь верной службой госпоже вы можете получить блага, о каких мечтаете. И если еще хоть раз вы осмелитесь отвлекать меня своей заботой, грезами о родстве или похвальбой, я немедленно прикажу заточить вас в темницу, где вы просидите до тех пор, пока я не закончу своего дела и не покину Тангор. Вам все ясно, риор Дин-Роэн? Отвечать!
– Д… да, – судорожно вздохнул исполин. Нижняя губа его вдруг обиженно оттопырилась, подбородок задрожал, и в глазах заблестела влага…
– Уму непостижимо! – воскликнул Тиен, простирая к небу руки. – Это же дом сумасшествия какой-то! – после выдохнул и устало велел: – Немедленно освободите моих людей. Довольно тратить мое время, пора служить Эли-Боргу.
Глава VI
Утро узницы было таким же, как и всегда. Она проснулась на заре, плотней закуталась в одеяло и долгое время не сводила взгляда с окошка под потолком, через которое в темницу пробирался новый день. Ей снился Борг, впервые за эти годы. Сон сделал то, что не мог совершить ни один чародей, он отмотал время назад, и Ирэйн вновь стала юной лейрой. Такой, какой ее привезли в чертоги лиоров. И как тогда она смотрела на громадный замок широко распахнутыми глазами, полными изумления и восторга.
Снова шла по длинным коридорам, вертела головой, разглядывая обитателей Борга. Сбегала от няньки, чтобы втайне подглядеть за юными риорами, которыми руководили наставники. И ощущение, будто в ее жизни случится нечто невероятное, было таким же ярким, как и в далекие дни наивной юности. Это сладкое щемящее чувство пропитало воздух. Оно попадало в грудь вместе с дыханием, и кровь ускоряла свой бег. Казалось, что за спиной растут крылья, и впереди будет только радость и счастье.
Еще снился молодой риор. Он был невероятно красив, статен и строен. При взгляде на него душа пела, и хотелось смотреть и смотреть, опасаясь закрыть глаза даже на миг, чтобы не упустить ни единого мгновения возможности любования совершенным мужчиной…
А когда Ирэйн открыла глаза, вокруг нее были всё те же серые стены узилища. Это было подобно падению с небес на самое дно Архона. Крылья, еще мгновение назад возносившие к солнцу, с треском преломились, и сердце сжала ледяная рука тоски. Пустой сон, ненужная греза, обманчивое видение, способное даровать лишь боль и горький осадок, заполнивший душу.
– Боги, – прошептала Ирэйн и закрыла глаза. – Зачем? Не надо, прошу…
Но душа не желала слушать разум. Она страдала и плакала, восторгалась и летела вслед дымке воспоминаний, заставляя сердце биться чаще от одной мысли – он был здесь…
– Довольно, – простонала Ирэйн, пряча лицо в подушке. – Я не могу до сих пор любить его, не могу…
Но, кажется, любила, если так и не смогла остаться равнодушной к его появлению. Протяжно вздохнув, женщина опять перевернулась на спину и уставилась незрячим взглядом в потолок. Она вспоминала вчерашний день и те несколько минут нежданной встречи, что судьба подарила узнице, словно решив посмеяться над сонным покоем в ее душе.
Он совсем не изменился. Был по-прежнему красив настолько, что казалось – равных ему не сыщется во всем свете. Время не оставило в облике высокородного риора своего следа, впрочем, и прошло-то всего несколько лет…
– Целая вечность, – возразила сама себе Ирэйн. – Это всё было в другой жизни, тысячу лет назад.
Она усмехнулась, откинула одеяло и села на своем жестком ложе. Зябко поежилась и побрела к тазу с ледяной водой. Жаровня давно остыла, за всю ночь лейра не подбросила в угли ни единого полена. Холод полз по полу, обжигал босые ноги, но лейра заставила себя дойти до таза, погрузила ладони в воду, подернувшуюся тонкой корочкой льда, и, фыркнув, умыла лицо. Вода придала бодрости, изгнав из головы ночной дурман.
Когда явился смотритель, узница успела заправить постель, одеться и собрать волосы в пучок. После разожгла жаровню и, сев рядом с ней, протянула руки к огню. Она не повернула головы, когда послышался звук отодвигаемого засова, уже знала, кого увидит.
Смотритель приходил к ней и вчера вечером, сам принес ужин и сидел рядом до тех пор, пока не понял, что узнице не лезет кусок в горло под его пристальным взглядом.
– Что вы хотите увидеть, риор Дин-Шамис? – спросила его Ирэйн.
– Я пытаюсь разгадать вашу тайну, лейра Дорин, – ответил он.
– У меня не осталось тайн, – сказала она, отщипывая хлебный мякиш.
– Вас смущает мой взгляд?
– Да, – кивнула Ирэйн, и он отошел от стола, но темницы не покинул. Когда узница все-таки втолкнула в себя часть принесенной еды и отодвинула тарелку, смотритель вернулся. Он снова сел напротив и, скользнув взглядом по тарелке, повторил вопрос:
– Что вы таите, лейра Дорин?
– Я не понимаю вашего любопытства, – ответила она. – Все мои тайны имеются у вас в документах и в указаниях госпожи. Иных тайн нет.
– Отчего встреча с советником привела вас в сильное волнение?
Узница ответила раздраженным взглядом и поднялась из-за стола. Она отошла к окошку и устремила взор в темнеющее небо, маленький лоскут которого могла видеть в крошечный прямоугольник с решеткой. Шаги Шамиса женщина услышала, но оборачиваться не стала, надеясь, что он не тронет ее. Не тронул. Встал за спиной и некоторое время хранил молчание.
– Почему вы не отвечаете? – наконец спросил он.
– А что отвечать? – спросила в ответ лейра. – Риор Дин-Таль напомнил мне об утраченной жизни. Я не ожидала этой встречи, потому она заставила меня вспомнить прошлое. Теперь я успокоилась, надеюсь, успокоитесь и вы. Мне не хочется говорить об этом.
– Он хорош собой, – после короткого молчания вновь заговорил смотритель. – Уверен, вы, как женщина, не могли этого не отметить.
– Да, риор Дин-Таль красив, – Ирэйн обернулась и посмотрела в глаза Шамиса. – К чему эти вопросы?
– Он не должен встать между нами, – ответил риор. – Вы слышите меня?
– Да о чем вы?! – в недоумении воскликнула узница.
– Вы назвали его по имени, – произнес Дин-Шамис. – Слишком личное обращение для простого знакомца. А после бились в истерике. У вас есть тайна, Ирэйн, но я согласен оставить ее вам, если вы будете благоразумны.
Затем развернулся, забрал поднос со стола и ушел, больше ни разу не обернувшись к узнице. Она еще некоторое время смотрела вслед смотрителю, силясь понять смысл его слов, а после горько рассмеялась, осознав, что риор Дин-Шамис ревнует ее к мимолетному видению.
– Боги! – воскликнула лейра. – Какая чушь!
И вправду чушь! К Дин-Талю ее ревновал муж, ревновал любовник, о котором Ирэйн сожалела столь же сильно, как и о том, что ввязалась в грязную интригу Лирна, теперь еще ревновал и вовсе ненужный ей мужчина. И только Тиену Дин-Талю не было до лейры никакого дела, хотя его единственного она любила со всем неистовством, на какое была способна.
– Это просто издевательство какое-то, – всхлипнула сквозь смех узница, но оборвала саму себя, покачала головой и повторила: – Чушь.
И вот ее тюремщик явился снова. Он поставил на стол поднос с завтраком, и лейра не удержалась от шпильки:
– Вы решили стать моим прислужником, риор Дин-Шамис?
– Я готов стать для вас многим, Ирэйн, – ровно ответил он. – Скажите – да, и вы убедитесь в этом.
Узница промолчала, не спеша откликнуться на чаяния тюремщика.
– К чему это упорство, когда я могу дать вам всё, о чем может мечтать женщина? – спросил Шамис, не сводя с нее взгляда.
– Вы обещали дать мне время, – напомнила Ирэйн, снова отворачиваясь к маленьким язычкам пламени.
– И я держу свое слово, хоть и не вижу в этом смысла, – ответил мужчина, подходя ближе. – Вы – бесправная узница, отверженная и оставленная в этой крепости до конца ваших дней. Что ожидает вас? Ничего. Тихое помешательство от бесконечной череды повторяющихся дней. Ни радости, ни счастья – ничего, что сопровождает жизнь лейры за стенами темницы. Вы еще молоды и привлекательны, ваше тело жаждет мужских ласк. И не вздумайте говорить, что это не так. Вчера вы дали мне возможность убедиться, что вовсе не холодны. В вас сокрыт огонь, Ирэйн, но он угасает, я же хочу вновь раздуть его…
– Довольно, риор Дин-Шамис, – произнесла узница, поднимаясь на ноги.
Затем ухватила стул на спинку и отнесла к столу, где ее ожидал завтрак. Женщина рассмотрела то, что принес ей смотритель, и усмехнулась – завтрак был изыскан.
– Вы балуете меня, – сказала она.
– И готов многое сделать для вас, Ирэйн, – ответил он и сел напротив, как и за день до этого.
Узница мазнула по смотрителю взглядом и покачала головой.
– Чем вы недовольны, Ирэйн?
Женщина не ответила, она глядела на поднос и думала, что стоит отказаться от очередного подношения, что это станет новым витком пут, которые накидывает на нее риор. Но тюремная пища приелась настолько, что сейчас вдруг вспомнились булочки, которые пек кухарь в ее родовом замке. Ребенком Ирэйн отказывалась от них, не любила и даже плакала, когда нянька или матушка настаивали. А теперь ее рот наполнился слюной при одном воспоминании.
Лейра гулко сглотнула и отщипнула от похожей круглой булочки, лежавшей на серебряной тарелочке. Она отправила кусочек румяной корочки с чуть сероватым мякишем в рот, закрыла глаза и тихо вздохнула, наслаждаясь вкусом. Почти как дома, как в далеком и безоблачном детстве…
– Боги, Ирэйн…
Чуть охрипший голос смотрителя ворвался в светлые воспоминания женщины, разом отняв маленькую радость среди окружающего ее сумрака. Она открыла глаза, посмотрела на мужчину и, нахмурившись, опустила взгляд в тарелку. Узница все-таки начала есть, чтобы спрятаться за этим нехитрым действом от жадного взгляда риора, не отпускавшего его. Глаза она больше не закрывала, даже удовольствия не чувствовала от нежной пищи, о которой успела забыть за годы заточения. Ела больше для того, чтобы поднос поскорей опустел, и смотритель ушел.
– Благодарю, – сухо произнесла женщина, закончив трапезу.
– Если вы хотите какое-то блюдо на обед…
– Нет, не хочу, – резче, чем следовало, ответила Ирэйн. – Не стоит баловать меня, риор Дин-Шамис. Я – узница, и не должна забывать об этом. Госпожа и без того была добра ко мне, позволив больше, чем остальным заключенным. Этого достаточно.
Мужчина усмехнулся. Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.
– Вы не хотите быть мне должной, – уверенно произнес он. – Я настолько вам не нравлюсь?
Лейра коротко вздохнула. Она надеялась, что смотритель уйдет, и они встретятся не раньше, чем придет время для прогулки. Но назойливый посетитель никуда не ушел. Он ожидал ответа, и узница заговорила:
– Вы не свободны, риор Дин-Шамис. Эта связь не принесет ни вам, ни мне ничего хорошего. Мой удел – заточение, ваш – служба. Давайте жить так, как нам велит наша судьба. Для меня нет места в вашей жизни.
– Довольно, – резко ответил Шамис. Он поднялся из-за стола и приблизился к лейре. – Да, я женат, и моя жена находится в Шамисе. Она воспитывает наших детей, и хвала Богам, что это так. Но я не там, я здесь. И мое сердце со мной. Оно бьется в моей груди и бьется чаще, когда я думаю о вас, Ирэйн. Вы не слепы и не глупы, потому понимаете, отчего я стараюсь угодить вам и сделать заточение хоть немного приятней. И почему на прогулках вас сопровождаю я сам, вы тоже прекрасно понимаете.
Лейра тоже поднялась из-за стола и отошла к окошку, вновь увеличив расстояние между ними. Она поджала губы и отвернулась, отчаянно отыскивая повод к прекращению опасного разговора.
– Вы дороги мне, Ирэйн, – продолжал риор, неспешно приближаясь к узнице. – В Архон, я влюблен в вас! И что дурного в том, что я желаю быть близок с вами? Вы не девица, я взрослый мужчина…
– Я – узница! – воскликнула женщина, опять увеличивая расстояние между собой и риором. – Мы слишком в разном положении, чтобы говорить о какой-то связи. И я не хочу, чтобы вы использовали меня, как утешение в отсутствии супруги…
– Что за глупость, лейра Дорин! – воскликнул Дин-Шамис. – Вы не нужны мне, как утешение! Если бы мне не хватало постельных утех, я бы уже побывал в Тангоре и нашел себе развлечение там. Мне нужны вы!
– Но мне никто не нужен, – ответила узница, глядя на смотрителя крепости. – Прошу вас, оставьте мне мое уединение. Что бы ни руководило вами, это не приведет ни к чему хорошему. Не нужно ваших даров и признаний. Найдите себе иное развлечение, а меня оставьте в покое.
Шамис наблюдал за женщиной, покусывая губы. Он злился и не пытался скрыть этого. И все-таки он остановился, более не преследуя узницу, ускользавшую от него каждый раз, стоило ему приблизиться.
– Стало быть, вам не нужно моих даров? – спросил риор.
– Не нужно, – кивнула лейра, настороженно наблюдая за своим преследователем.
– И я вам не нужен.
– Ни вы, ни кто-либо другой, – подтвердила она.
– Хорошо, – кивнул в ответ Дин-Шамис. – Значит, таков ваш ответ.
Она промолчала. Смотритель подошел к столу, поднял поднос, но темницу покинуть все еще не спешил. Его взгляд скользил по узнице, будто заново изучая ее. Наконец мужчина усмехнулся, и в этой его кривоватой ухмылке не было и тени смирения. Он не принял ее отказа. Ирэйн поняла это сразу, как только увидела недобрый огонек в глазах своего надзирателя. Брать в расчет мнение узницы никто не собирался.
– Вам стоит подумать еще раз, – произнес Дин-Шамис. – Я помогу вам принять верное решение, которое устроит нас обоих.
После этого развернулся и покинул темницу. Ирэйн медленно выдохнула, прошла к столу и, упершись ладонями в его холодную поверхность, нависла сверху.
– Боги, – прошептала она.
Ощущение безысходности, заполнившее душу непроглядной чернотой, было мерзким. Лейра еще не знала, что задумал смотритель, но не сомневалась, что он не отступится. Слишком красноречивым был его взгляд, слишком явственна издевка, проскользнувшая в последних словах.
– Как велика его любовь, – саркастически хмыкнула узница.
Она покачала головой, опустилась на стул и закрыла лицо ладонями.
– Ничего не меняется, ничего, – шептала женщина. – Тайрад, Лирн, Мар, Шамис… Кто еще захочет сыграть с бессловесной куклой? Кому есть дело до того, что чувствует игрушка? Ах, Лотт, как же мне тяжко… – она всхлипнула и посмотрела в пустоту, рисуя в памяти черты мужчины, которого пусть и не полюбила, но сохранила к нему уважение и теплоту. – Почему ты медлишь? Почему не призовешь меня прямо сейчас, чтобы избавить от очередного унижения? Забери меня, молю…
Но покойник не мог отозваться. И даже если он и вправду стоял рядом со своей женой, помочь ей он был уже не в силах. Ирэйн сложила руки на столе, опустила на них голову и расплакалась. Утешить узницу было некому. Одиночество навалилось на ее плечи непомерной тяжестью. Вновь ей не у кого было спросить совета, снова пришлось остаться наедине со своей бедой. И если когда-то малодушие помешало просить помощи у правящей кузины, то теперь не было даже возможности сделать это. Всё, что могла сделать узница – это ждать, что будет дальше.
А дальше не было ничего: ни утренней прогулки, ни обеденной трапезы, ни ужина. О лейре словно забыли. Дверь ее темницы не открылась ни разу за весь день. Она сожгла последние щепки и вечер встретила, терзаемая голодом и холодом. Теперь было ясно, о какой помощи в принятии «верного» решения говорил Дин-Шамис, и это был лишь первый шаг. Однако когда он явился, узница встретила риора спокойным ясным взором.
– Доброго вечера, Ирэйн, – поздоровался смотритель.
– Доброго вечера, риор Дин-Шамис, – ответила лейра.
– Желаете прогуляться? – учтиво спросил мужчина.
– Это было бы недурно, – произнесла она и поднялась со стула, плотней запахнув плащ, в который куталась уже половину дня.
Риор сделал приглашающий жест, и женщина направилась к двери. Но прежде, чем она покинула темницу, смотритель удержал узницу. Она поджала губы, когда пальцы смотрителя сомкнулись на ее плече. Он, не говоря ни слова, стянул с Ирэйн ее плащ, и она невольно усмехнулась, решив, что гулять ей предлагается в одном платье. Но ошиблась.
Едва риор и лейра покинули темницу, женщина увидела за дверями стража, на руке которого висел другой плащ, подбитый мехом. Его Шамис и надел на узницу.
– Так вам будет теплей, – сказал он.
Ирэйн благодарить не стала. Она завязала тесемки, плотней затянула полы и зашагала по хорошо знакомому пути. Узница знала эту дорогу настолько хорошо, что могла бы пройти ею с закрытыми глазами. Смотритель шел следом, и его взгляд Ирэйн ощущала затылком. Мужчина прищурился. Ощущение, что что-то переменилось, было столь явственным, что Шамис не мог отмахнуться от него. Слишком ровная спина, слишком умиротворенный вид. Что-то было не так, и он это понял, но не мог постичь, что именно надумала лейра.
Они поднялись на стену. Ирэйн неспешно шла вдоль зубцов. Ее взгляд был устремлен в потемневшее небо. Риор затянул с вечерней прогулкой, желая дать прочувствовать узнице ее лишения. Звезды едва проглядывали сквозь густые облака, и только свет факелов разгонял темноту на крепостной стене.
– Риор смотритель, – Шамис, следовавший за узницей по пятам, обернулся к стражу, нагнавшему его. – Вам послание, риор смотритель. Только что доставили.
– Откуда? – спросил высокородный.
Он протянул руку, и в раскрытую ладонь лег свиток. Взгляд смотрителя Тангорской крепости упал на печать. Письмо пришло из Шамиса. Усмехнувшись, риор сунул послание от жены в рукав – это могло подождать. Мужчина обернулся, отыскивая взглядом другую женщину, и замер. Она стояла между зубцами и смотрела вниз. Всего один шаг отделял узницу от свободы…
Ирэйн смотрела широко распахнутыми глазами в темную бездну, разверзшую пасть под крепостной стеной.
– Лотт, – прошептала она, зажмурившись, – ты ведь уже раскрыл мне объятья? Я иду к тебе. – И она шагнула со стены, так и не открыв глаз…
Сильные руки рванули женщину назад, прижали к крепкому телу и сжались, превращаясь в капкан.
– Лотт, – произнесла она, открыла глаза, и лицо узницы исказилось от ярости: – Вы! Зачем?! Зачем вы помешали мне? Пустите!
Но объятья не разжались. Риор обхватил лицо лейры ладонью и тряхнул ее:
– Ты что задумала?! – с ответной яростью закричал он. – Думала сбежать, да? Думала отделаться от меня, прыгнув со стены?!
– Пустите! – выкрикнула Ирэйн, пытаясь вырваться из рук смотрителя.
– Никогда! – риор мотнул головой. После рывком прижал к себе женщину, накрыл ладонью ее затылок, не позволяя отстраниться, и со стоном произнес: – Что ты творишь, глупая? Зачем так поступаешь? Разве же мало тебе моего признания, чем еще я могу доказать свою любовь?
Ирэйн продолжала свою борьбу, но ее сил не хватало, чтобы вырваться из ненавистных объятий. Она извивалась всем телом, била кулаками по плечам Шамиса, но не могла даже отстраниться. И, наконец, не выдержав, лейра закричала, потеряв всякую осторожность от раздиравших ее гнева и отчаяния:
– Прочь! Пошел прочь, ублюдок!
Пощечина ослепила ее, выбила слезы из глаз, и на языке появился привкус крови.
– Ублюдок? – в ярости прошипел Дин-Шамис. – Ублюдок?! – пророкотал он, замахиваясь во второй раз…
– Что, в Архон, здесь творится?! – взбешенный мужской голос обрушился на узницу и надзирателя.
Шамис стремительно обернулся, задвинув себе за спину Ирэйн.
– Риор Дин-Таль, – едва не прорычал смотритель крепости, не успев справиться с обуревавшими его чувствами. Однако выдохнул и спросил раздраженно, но уже спокойней: – Что вам угодно, риор советник?