Хотите быть герцогиней? Дэр Тесса

Еще несколько кругов по камере. Теперь он решил применить другую тактику.

– Это похищение. Похищение знатной особы – серьезное преступление. Вас повесят, если вы меня не отпустите.

Но они подняли его на смех.

– За чудовище объявлена награда! Мы только станем на двадцать фунтов богаче, вот и все.

Эшбери с тихим стоном прислонился лбом к прутьям решетки, потом начал ее трясти.

– Бесполезно. Они мне не верят.

Его пьяного товарища по несчастью стошнило.

– Я вам верю, ваша светлость, – пробормотал он нечленораздельно.

– Много мне в том проку. – Эшбери привалился спиной к стене. – Ты слышал дикие истории, которые они повторяют! Моя легенда явно превзошла правду.

– Нужно было думать раньше, приятель.

– Благодарю за мудрый совет.

Эмма оказалась права. Он слишком увлекся игрой в чудовище и теперь за это расплачивался. Давным-давно следовало объявить о себе. Было исключительно глупо думать, что он может оставаться в тени целую вечность.

Эмма заслуживала другого. Каждая минута в тюремных стенах означала: он потерял еще минуту, которую мог бы провести рядом с Эммой, когда она так в нем нуждалась, и приблизился к тому, чтобы потерять ее навсегда.

Пробить бы эту стену кулаком!

Однако всем известно: деньги говорят громче, чем сила. Тюремщики уже отобрали у него все дорогостоящие мелочи – монеты, галстучную булавку, часы.

Эш взялся за прутья решетки и с ожесточением потряс их.

– Эй вы! – крикнул он. – Выпустите меня, и можете забирать мою одежду. Сапоги из магазина Хоби. Я заплатил за них восемь фунтов. Сюртук от самого лучшего портного. Он стоит…

Эшбери замолчал. Собственно, сколько стоит его сюртук? Он не имел понятия. Для него-то сюртук был бесценной вещью – его выбирала Эмма.

Тем не менее он был готов продать сюртук, причем с радостью. Эмма была для него дороже всего на свете.

– Жилет из чистого шелка! – продолжал Эш. – Заодно заберите мою рубашку. – Сорвав с шеи платок, он начал расстегивать жилет. – Перламутровые пуговицы! Каждая стоит не меньше шиллинга.

Если бы потребовалось, он бы разделся донага и голым побежал по улицам Лондона – о рождественском бале у Уортингов судачили бы потом долгие годы, но он больше не думал о себе.

Эш снова вцепился в прутья решетки.

Его сокамерник закашлялся.

– А почем берешь за носки? – спросил он между приступами удушья.

Вдруг послышалось шарканье ног, приглушенный разговор со стражниками. Герцог прислушался. Слов было не разобрать, но он понял, что в коридоре о чем-то спорят. Вполголоса.

Один голос был женский.

Его сердце подскочило. Кто бы это мог быть? Эмма?

Вряд ли стоило надеяться, что она пришла сюда за ним, простив и его глупость, и его никчемность.

– Это не твоя леди, – заявил пропахший джином арестант.

Прав был беззубый пьянчуга. Эшбери вряд ли стоило надеяться.

По коридору застучали шаги. Множество шагов.

К решетке подбежала леди Пенелопа Кэмпион и вцепилась в прутья.

– Эш, успокойся. С кошкой все хорошо. Она у меня дома, угощается свежей рыбкой.

– Ради бога, Пенни! – К подруге подошла Александра Маунтбаттен. – Герцог волнуется вовсе не из-за кошки.

Действительно, благополучие кошки волновало Эшбери постольку-поскольку. Вот собственное заточение и неминуемое унижение, которое достанется Эмме на балу у Уортингов, лежало на его душе невыносимо тяжким грузом.

Появилась Никола.

– Мы разработали план, как устроить ваш побег. Алекс должна была настроить тюремные часы, а я – испечь пирог со снотворным порошком и угостить стражников…

– А мне полагалось привести козу, – перебила подругу Пенни, – чтобы их отвлечь.

Мисс Маунтбаттен приподняла бровь и послала Эшу взгляд, как бы говоря: видите, что мне приходится терпеть.

– Но потом мы решили сброситься и прибегнуть к более благоразумному способу – подкупить стражу.

– Да, наверное, это лучше всего, – согласился Эшбери.

В коридоре появился стражник. Заговорщицки подмигнув герцогу, повернул ключ в замке, выпуская узника на свободу.

– На твоем месте, парень, я бы особо не радовался. Долго тебе на свободе не гулять. Кто-нибудь закричит: «Лови его!» – и уже на рассвете ты снова окажешься у нас.

Об этом Эшбери подумает позже – у него есть еще несколько часов.

Прежде чем покинуть камеру, он бросил соседу свое пальто.

– Держи. Тебе нужно вылечить кашель.

Как только они вышли на свежий ночной воздух, Эш принялся благодарить своих спасительниц.

– Я у вас в долгу, дамы. Рад, что у Эммы такие подруги!

– Не говорите глупостей, Эш, – возразила мисс Тиг. – Мы и ваши друзья тоже.

Эшбери на минуту задумался. Некоторым образом эти слова были ему очень приятны, однако сейчас не время разбираться в таких тонкостях.

Пенни вложила ему в руку несколько монет – Эшбери огляделся по сторонам в поисках наемного экипажа.

– Как вы узнали, что я здесь?

– Ну, сначала в моем саду появилась кошка, – начала Пенни. – Тогда я понесла ее Хану. Он-то и сказал, что вы уехали. Мы пошли в конюшню – лошади и карета были на месте. Потом словно ниоткуда появился мальчик в черном фехтовальном костюме, который разыскивал вас.

Тут из переулка выскочил Тревор.

– Я услышал, будто чудовище из Мейфэра поймали. Вы же знаете, я всегда держу ухо востро.

– Просто исключительный молодой человек, – заметила Александра Маунтбаттен.

– Да, – согласился Эшбери. – Так постоянно твердят мне все дамы.

– Вот, возьмите. – Тревор сбросил с плеча ранец, поставил на землю и открыл, извлек из ранца черный плащ и шляпу с высокой тульей. – После того утра в гостинице у меня не было возможности вернуть это вам.

– Эти вещи мне больше не нужны, – сказал Эшбери. – Возьми их себе, а то этот твой маскарад просто ужасен. Любительщина самого низкого пошиба.

– Правда? Я могу взять ваши вещи себе?

– И титул «чудовище из Мейфэра» заодно, если хочешь. – Герцог взмахнул рукой – и на углу остановился кеб. – Ты с честью завершил обучение в качестве моего подмастерья.

Мальчик нахлобучил шляпу.

– Здорово, вот что я вам скажу!

– Однако запомни, – продолжал Эш, быстрым шагом направляясь к ожидающему кебу. – Ты должен стать джентльменом. Не выражайся как извозчик. Если хочешь выругаться, делай это как человек образованный. – Распахнув дверцу кеба, герцог забрался внутрь. – Можешь почерпнуть подходящие выражения у Шекспира.

– Ее светлость герцогиня Эшбери!

Едва Эмма возникла на пороге бального зала в Уортинг-Хаусе, все разговоры разом смолкли и присутствующие уставились на нее во все глаза. Эмма узнала нескольких дам, постоянных заказчиц в швейной мастерской мадам Биссетт.

Аннабел Уортинг бросила на нее острый, точно кинжал, взгляд. Эмма судорожно проглотила комок в горле, призывая на помощь небеса.

Нет, решила она, в этой мольбе нет необходимости. Никакие небеса ей сейчас не помогут – это она усвоила давным-давно.

Когда-то Эмма пешком пришла в Лондон, одна-одинешенька, в лютую зимнюю стужу, она не поддалась отчаянию, не умерла с голоду – нашла работу и начала новую жизнь в большом городе.

И теперь она скорее проглотит все булавки, какие только найдутся в мастерской мадам Биссетт, нежели позволит Аннабел Уортинг одержать победу.

Сегодня вечером она станет для себя и феей-крестной, и прекрасным принцем. Даже рыцарем в сияющих доспехах! А точнее, дамой в сияющем платье.

Ей это вполне по силам.

Эмма вошла в бальный зал с высоко поднятой головой. Она не собиралась ни с кем заводить дружбу. Она приехала на бал, чтобы спасти девушку, с которой успела подружиться.

Кстати, Девина уже шла ей навстречу. Эмма поспешила к ней. Шепотки полетели по залу, словно подхваченные ветерком. И Эмме нужно было закончить дело, прежде чем слухи дойдут до ушей мистера Палмера.

– Эмма! – После обязательного реверанса Девина поцеловала подругу в щеку. – Я так рада вас видеть! Позвольте представить вам моего отца. Это мистер Уильям Палмер. Папа, это Эмма Пембрук, герцогиня Эшбери. Моя подруга.

Эмма протянула руку – мистер Палмер склонился к ее руке.

– Какая честь, ваша светлость!

– Мистер Палмер, какое удовольствие наконец с вами познакомиться. Я очень дорожу дружбой с вашей дочерью.

Мистер Палмер расцвел.

– Она хорошая девочка, не правда ли? Лучше, чем ее происхождение, смею заметить. Я очень стараюсь для нее – Девина стала моей гордостью.

Девушка отвернулась, явно сконфуженная.

Эмма кокетливо улыбнулась.

– Должна вас предупредить: я намерена похитить ее у вас. Разумеется, с вашего дозволения и лишь на время. Я собираюсь провести зиму в имении герцога в Оксфордшире. Мне бы очень хотелось, чтобы Девина поехала со мной.

– О, папа, позволь мне поехать! – Девина повисла на руке отца. – После Рождества в Лондоне станет совсем скучно. А в Мейфэре так и вовсе тоска. Я уверена, свежий деревенский воздух пойдет на пользу моему здоровью. – Она несколько раз покашляла – сухо и весьма неубедительно.

Эмма с улыбкой взяла Девину за руку.

– Я была бы очень рада такой компании, мистер Палмер.

Но мистер Палмер, похоже, пытался придумать дипломатический отказ.

– Прошу прощения, ваша светлость. Поверьте, ваше приглашение большая честь для меня и моей дочери, однако вы должны согласиться, что нам не следует спешить. Не припоминаю, чтобы я имел удовольствие быть представленным герцогу.

Эмма беспечно махнула затянутой в перчатку рукой.

– Ах, Эшбери потакает всем моим желаниям. И его там даже не будет. Имение в Оксфордшире предназначено исключительно для моего пребывания. – Она понизила голос. – Мистер Палмер, могу ли я вам довериться?

– Разумеется! – кивнул он.

– Я в деликатном положении. Несколько месяцев мне предстоит провести в уединении. Это очень полезно для здоровья и благополучия, однако я была бы рада провести это время в обществе Девины. Вы бы сделали мне огромное одолжение, отпустив дочь.

– Хорошо… Если бы вы и герцог были так любезны приехать к нам на обед, мы могли бы это обсудить.

– Я бы с огромным удовольствием, – огорченным тоном заявила Эмма. – Но, боюсь, это невозможно – я уезжаю послезавтра.

– Так скоро? – Мистер Палмер бросил встревоженный взгляд на дочь. – Дорогая, может быть, лучше тебе поехать в следующем году?

– Папа, – прошептала Девина. – Не надо так меня опекать! Ведь Эмма герцогиня!

– Да, знаю, – ласково сказал мистер Палмер. – Но ведь ты моя дочь! Я все равно не перестану о тебе заботиться.

Девина взглянула на отца с обожанием – и вдруг залилась слезами. Прямо среди шумного бала!

– Прости! Я так перед тобой виновата, папа! Эмма – настоящая подруга, но я не могу допустить, чтобы она и дальше лгала ради меня.

– О чем ты говоришь, дорогая?

Рыдая, Девина спрятала лицо на груди отца.

– Я так виновата! Я хотела тебе рассказать, да не знала как. Правда, я очень хотела все тебе рассказать!

Слова подруги поразили Эмму. Выходит, она ошибалась. Господи, как она ошибалась!

Мистер Палмер обожал дочь. Всей душой, всем сердцем. Знай он правду, не стал бы проклинать Девину. В тревоге за дочь отец бы придумал, как поступить, чтобы уберечь ее от беды. Он пожертвовал бы даже своим положением, которого достиг с таким трудом, ради того, чтобы дочери было хорошо.

Девина скрывала правду не потому, что боялась отца, а потому, что очень его любила. Девушка не хотела, чтобы он думал, будто она его подвела, не хотела и благородной жертвы с его стороны.

Теперь все стало ясно. Эмме и в голову не приходило, что бывает такая любовь между отцом и дочерью – самоотверженная, безмерная, несмотря ни на что. И откуда ей было это знать? У нее такой любви не было.

Девина всхлипнула.

– Папа, ты во мне разочаруешься, и я этого не вынесу…

– Ни за что, дорогая! Какая бы беда с тобой ни приключилась, ничто не в силах нас разлучить.

Мистер Палмер гладил дочь по плечу, посылая вопрошающие взгляды Эмме. Но та не знала, что ответить опечаленному отцу. Только Девина могла открыть свою тайну, однако вряд ли стоило делать это в бальном зале, где и без того взгляды всех присутствующих были прикованы к ним троим.

Но тут нашлось зрелище поинтереснее!

Разговоры и шепотки, циркулировавшие по залу, точно солонка за обеденным столом, вдруг смолкли. Все и сразу. Головы всех без исключения повернулись к дверям бального зала. Эмме стоило бросить туда взгляд – и причина стала ей ясна.

Эш!

Он явился и встал в дверях.

О, что это было за явление! Ни шляпы, ни перчаток. Пальто также отсутствовало. Жилет распахнут, рубашка расстегнута едва не до живота.

Эмма могла бы поклясться, что никогда еще он не казался ей таким красивым. Ее сердце жарко забилось.

Впервые со времени ранения Эш появился среди людей своего круга – да еще открыто, в ярко освещенном зале. Не как чудовище из Мейфэра, а как герцог Эшбери. Покрытый шрамами. Поразительный. И прекрасный – даром что был полуодет. Герцог до кончиков ногтей.

И до кончиков ногтей ее собственность.

Герцог взглянул на распорядителя бала. Тот стоял, вытаращив глаза и разинув рот. Эш закатил глаза, вскинул руку и сам возвестил о своем присутствии:

– Его светлость герцог Эшбери!

Никто не шелохнулся.

– Да, знаю, – нетерпеливо произнес он, обращая к залу изувеченную сторону лица. – Чертов снаряд на поле боя в Ватерлоо. У вас ровно три секунды, чтобы забыть об этом. Раз… Два… Отлично! А теперь – где моя супруга?

Эмма выступила вперед.

– Я здесь.

Но не успела она выйти из толпы, как чья-то рука схватила ее за запястье, удерживая на месте.

Аннабел Уортинг взяла Эмму под руку и вывела в центр бального зала, где присела в реверансе перед герцогом.

– Ваша светлость, добро пожаловать. – Видя замешательство бывшего жениха, она усмехнулась. – Вы похищаете всеобщее внимание, а ведь бал устроен в мою честь.

Похоже, другого извинения от этой женщины они никогда не услышат, решила Эмма. Однако в данный момент этого было вполне достаточно.

Удалившись, хозяйка бала набросилась с упреками на замерший в изумлении оркестр:

– Ну? Играйте же что-нибудь! Мой отец платит вам не за то, чтобы вы тут рассиживались.

Опомнившись, музыканты грянули вальс.

– Простите, я опоздал. – Эшбери подошел к жене.

– Не надо извиняться. Вы как раз вовремя. Хотя, судя по вашему виду, вам пришлось пролагать путь сюда сквозь толпу мятежников. – Эмма наморщила нос. – От вас пахнет джином.

– Объясню позже. – Герцог подал ей руку – она с радостью ее приняла. – Итак, где же мистер Палмер, с которым мне полагается встретиться?

– Утешает свою плачущую дочь. Девина рассказывает ему правду. Вы оказались правы. Зря я думала, что он может быть жестоким отцом. Так что сейчас лучшее, чем мы можем им помочь, – это отвлечь внимание толпы.

– Хорошо. – Эшбери огляделся вокруг. – Кажется, эту задачу я с успехом выполнил.

Действительно. Никто даже не делал вид, что соблюдает приличия. Таращились во все глаза. Перешептывались, даже не подумав прикрыться веером или бокалом шампанского.

Ладонь Эшбери превратилась в кулак, а рука, о которую опиралась Эмма, стала деревянной. Единственное внешнее свидетельство, выдававшее его смущение. Однако Эмма знала – о, как хорошо она это знала! – что ее муж чувствует себя выставленным на судилище. И испытывает панический страх – в самой глубине души. Разумеется, он бы никогда не признался, не искал бы никаких уверений, не говоря уж о помощи. И она сделала бы только хуже, вздумай эту помощь предложить.

Поэтому Эмма гордо подняла голову, расправила плечи. Совершая положенный обход зала, она встречалась глазами с присутствующими, мимо которых проходила, одаривая каждого изящным приветливым кивком.

Они могли взирать на герцога как на израненного, достойного сочувствия героя войны или как на ужасное чудовище. Но, глядя на Эмму, видели только супругу, которая гордилась тем, что идет рядом с таким мужем. Супругу, которая его любит больше, чем можно выразить словами.

– Не потанцевать ли нам? – предложила она, когда они обошли зал. – Самое уместное дело на балу, тем более я сомневаюсь, что в ближайшее время мы получим хотя бы одно приглашение на бал.

– Как я слышал, это полезнейшее упражнение для плеча. Однажды я попробовал вальсировать с Ханом, но он бездарный танцор.

Эмма рассмеялась, а герцог обнял ее и увлек в центр зала. Прочие пары, одна за другой, вступали в круг, кружась вокруг них, как планеты по своим орбитам.

Эш оглянул жену с головы до ног.

– Боже, вы только посмотрите на это платье!

– Думаете, я завернулась в старую занавеску, а потом сверху упала люстра и засыпала меня осколками?

Он прищурился.

– Нет, я хотел сказать: вы как будто плыли по ночному небу, как ангел, и спустились на землю, окутанная звездным сиянием.

Она покраснела, услышав такой комплимент.

– Мне требовался наряд, достойный герцогини.

– В этом платье, – сказал Эшбери, – не стыдно появиться даже богине. Однако мне кажется, оно смотрелось бы лучше сброшенным на пол.

– Вы невозможны.

– Не стану отрицать. – Кружась в вальсе, он добавил: – Говорил ли я вам, почему женился на вас?

– Полагаю, потому, что я отвечала всем вашим требованиям.

– Правда. Но я немного лукавил. Вы превзошли все мои требования. Ваше здоровье позволяло вам не только понести ребенка, но вынести и меня. Дочь джентльмена, но столь отважная, что оказалась способной противостоять всему высшему обществу. Да, вы образованны, притом чертовски умны и обладаете отменным чувством юмора.

– Я хорошенькая, – добавила Эмма. – Вы позволили себе этот единственный комплимент. Назвали меня хорошенькой.

– Признаюсь, я солгал. Я не нахожу вас хорошенькой. Я нахожу вас самой красивой женщиной на свете. Телом и душой.

– Был еще один пункт, насколько я помню.

Эмме не терпелось это услышать. Ему придется постараться, чтобы искупить вину по пятому пункту.

– Да. Последний довод таков: вы здесь, под рукой.

Отлично. Интересная стратегия – удвоить обиду! Такого Эмма не ожидала.

– Вы здесь, – повторил ее муж. Взял ее руки в свои и прижал к груди, как раз повыше того места, где гулко билось его сердце. – В моем сердце. Вам каким-то образом удалось пробить туда дорогу, а я и не заметил. Наверное, точно так же, как вы ворвались в мой кабинет. Но теперь вы здесь, внутри. Вы моя жизнь, Эмма!

Она едва могла говорить.

– Как мило вы сказали.

– Вы так думаете?

– Признайтесь, вы придумали это признание по дороге сюда?

Он с напускным негодованием вскинул подбородок.

– Нет!

– Я бы не стала думать о вас хуже…

– В таком случае – да. Но от этого мое признание не стало менее искренним. – Большой палец Эша погладил ее спину между лопатками. – Разве вы можете себе представить, как сильно я вас люблю?!

– Мне очень хочется сказать «да». Но я лучше послушаю, что еще вы мне скажете.

– На это потребуются годы.

– Мне подходит. При условии, разумеется, что вы согласны выслушать мои объяснения, почему я вас люблю.

Он скорчил гримасу.

– Не бойтесь. Вы сумели пережить кое-что похуже. – Эмма улыбнулась.

– Полагаю, что так. – Эшбери улыбнулся ей в ответ той неспешной улыбкой, одним уголком рта, которую Эмма успела полюбить.

А затем на глазах у всего лондонского света он склонился к ней и поцеловал.