Хотите быть герцогиней? Дэр Тесса
– Это случилось один раз, – вмешалась Александра. – Только однажды ты отпустила кого-то. Однако давайте побеседуем нормально, хотя бы несколько минут, не то ее светлость испугается и покинет нас.
– Ничего страшного, – заверила ее Эмма. – Я очень рада, что оказалась здесь. – Действительно, светские дамы могут и подождать. – Как вы догадались меня пригласить?
– Ну так ведь наша площадь такая маленькая. Все знают всех. Кухарка скажет уличной торговке, а та разболтает горничной из дома напротив… И так далее и тому подобное. – Она подала Эмме чашку. – Говорят, всего неделю назад вы были портнихой!
Эмма пала духом. Да разве такое скроешь? Нечего и надеяться.
Пенни сцепила руки на коленях.
– Расскажите нам все. Как вы познакомились с герцогом? Наверное, он ухаживал за вами очень романтично?
– Не знаю, что кому кажется романтичным. Честно говоря, наша история совсем не романтическая.
– Ну, герцог женится на портнихе – это просто из ряда вон! Сказка! Согласны? Должно быть, он влюбился безумно.
Разумеется, все это было далеко от правды. Но как могла Эмма поведать им, что герцог женился на ней только потому, что ее плодоносное чрево само появилось в его библиотеке и показалось ему подходящим?
Но она была избавлена от необходимости отвечать. Утыканная иголками подушечка, угнездившаяся в стоявшей неподалеку корзинке для штопки, вдруг развернулась и заковыляла прочь.
– Это ежик?
Пенни ответила шепотом:
– Да, но бедняжка очень стесняется! Все из-за увечья, полученного в детстве, знаете ли. Прошу вас, съешьте бисквит. Бисквиты печет Никола. Они просто божественны!
Эмма взяла бисквит. Она отказывалась хоть что-нибудь понимать в этом доме. Казалась себе морской уточкой, моллюском, прилипшим к корпусу корабля под названием «Пенелопа». Корабль несся по волнам неизвестно куда, однако моллюску уже было не соскочить.
Бисквит действительно оказался божественным. Маслянистая сладость буквально таяла у нее на языке.
– Прошу вас, не подумайте, будто мы такие охотницы до сплетен, – сказала мисс Маунтбаттен – Александра, кажется. – Пенни просто любопытно. А мы никому не расскажем.
– Мы почти не разговариваем с посторонними, – заявила Никола. – Наша троица – такой маленький клуб.
Пенни с улыбкой дотронулась до руки Эммы.
– Разумеется, для четвертой участницы тоже найдется место!
– В таком случае… – Эмма задумчиво прожевала последний кусочек бисквита и запила его чаем. – Могу ли я набраться храбрости и спросить у вас совета?
После единодушного, пусть и молчаливого, согласия Пенни, Александра и Никола сблизили головы.
– Это насчет… – Храбрость Эммы улетучилась без следа. – Это насчет моей кошки. Я подобрала ее на улице и до сих пор не знаю, как называть?
Эш. Он сказал, что так к нему обращались друзья. Вроде как оказал ей честь, впуская в узкий круг приближенных. Но Эмма не могла решить, нравится ей это имя или нет. Для человека, жестоко обожженного огнем войны, «Эш»[1], то есть «пепел», звучало по меньшей мере иронично, а по правде было жестокой насмешкой.
Ей нужно было вытащить его из скорлупы. Завоевать уважение. Если удача будет на ее стороне, она скоро забеременеет. Однако успеет ли она вовремя, чтобы помочь Девине? Сомнительно. Значит, нужно убедить мужа пойти ей навстречу – в случае чего.
После их первой успешно проведенной ночи герцог делал все, чтобы ей угодить. Мужчина, который заботился о ее удовольствии в постели, вполне может пойти навстречу ее желаниям и за пределами дома. Не так ли? Эмма, сама того не желая, уже начала привязываться к мужу.
– Если вам нужно придумать, как называть зверушку, вы обратились по адресу, – сказала Пенни.
Никола достала тоненький карандашик из записной книжки, висевшей у нее на шее на серебряной цепочке.
– Я буду записывать.
– Это должно быть что-то ласковое, – сказала Эмма. – Для кошки. Она очень недоверчива и обидчива. Я не могу ее приручить.
– Хорошо, – начала Пенни. – Если вам нужно что-то милое и ласковое, то есть множество восхитительных словечек: щеночек, котеночек, поросеночек, жеребеночек, олененок, теленочек, даже головастик!
Александра взяла свою чашку.
– О господи! Так мы никогда не закончим.
– Это только начало, – сообщила Пенни. – Ведь есть еще птицы: утеночек, гусеночек, даже индюшоночек…
Эмма рассмеялась.
– Очень заманчивая мысль – назвать кошку индюшоночком. Но больше всего мне нравится головастик!
– Думаю, можно использовать слова из области астрономии, – предложила Александра. – Звездочка, лучик, солнышко, огонек!
– О да. – Эмма представила реакцию герцога на обращение «огонек». – Все они просто замечательные. Как вам кажется, Никола?
– Не знаю. По большей части меня окружают рычаги и шестеренки. В ласковых прозвищах я не сильна. – Она скосила глаза на бисквиты. – Вот где самые сладкие словечки: сахарный, медовый, пирожок.
– Их я уже испробовала.
– Конфетка? – предложила Никола с самым невинным видом.
Последовало минутное молчание, сменившееся взрывом всеобщего смеха.
– Вот это да! – Александра смахнула слезу.
Никола взглянула по очереди на каждую из женщин.
– Что такое?
– Ничего, – сказала Эмма. – У вас действительно выдающееся воображение.
Через полчаса Эмма покинула дом леди Пенелопы Кэмпион, унося в кармане пакетик с бисквитами и колчан, полный словесных стрел. Одна-две стрелы, надеялась она, смогут проткнуть в груди герцога пузырь, где он прячет смех. Но целиться в его сердце она не собиралась.
На прощание Пенни обняла Эмму.
– Не оставляйте попыток подружиться с вашей кошкой! Из тех, кого приручить труднее всего, в конце концов выходят самые преданные друзья.
Эмма была готова горько рассмеяться. Она нисколько не сомневалась в умении Пенелопы подружиться с котами, щенками, козами, шотландскими телятами и даже ранеными ежами.
Вот только герцог, за которого ее угораздило выйти замуж, – зверь совсем иного толка.
Глава 13
Послышался грохот.
Эш поднял голову от бухгалтерского гроссбуха. «Не обращай внимания, – сказал он себе. – Миссис Нортон все уладит, что бы там ни случилось».
Однако, снова занявшись отчетом, он вдруг понял, что не в состоянии сосредоточиться на работе. Оттолкнув стул, он встал из-за стола и быстрым шагом вышел из комнаты.
Если у него и была когда-нибудь способность игнорировать грохочущие и взрывающиеся звуки, то этот его талант остался на поле Ватерлоо.
После нескольких минут напряженных поисков источник грохота был обнаружен. Медная завитушка, украшавшая карниз, свалилась на пол в утреннем салоне. Само по себе явление ничем не примечательное, зато вторая часть сцены заставила его остолбенеть. Эмма стояла на лестнице-стремянке и цеплялась за палку карниза на высоте добрых двенадцати футов над полом.
Она обернулась, выгнув шею.
– Привет!
– Что происходит?
– Снимаю шторы.
– В одиночку? – Эшбери быстро пересек комнату и схватился за лестницу обеими руками. Кто-то должен был находиться рядом с Эммой – что, если она оступится и упадет?
– Простите, если напугала вас шумом, – эта штуковина вылетела у меня из рук.
Она выронила из рук медную завитушку? Браво. А он чувствовал себя так, будто теряет рассудок.
– Поскольку вам, кажется, требуется напоминание, так вот напоминаю, что теперь вы герцогиня, а не акробат в цирке или белка.
Она пренебрежительно фыркнула:
– Это же лестница, а не трапеция. И я закрепила основание. Даю слово, я знаю правила безопасности.
– Да, но вы, похоже, не знаете, для чего нужны слуги. – Он схватился руками за лестницу под ее ногами. Если она решила свернуть себе шею, он обязан на нее прикрикнуть. – Слезайте, живо!
– Лучше я все-таки закончу то, зачем сюда залезла. Иначе весь труд насмарку.
– А, делайте что хотите, – устало откликнулся Эш. – Мне-то, по-вашему, все равно нечем заняться. Сущие пустяки – читать отчеты из имений, разбросанных по всей стране, придумывать усовершенствования, заботиться о тысячах моих арендаторов.
– Мне нужна всего одна минута.
– Прекрасно. – Он склонил голову. – Но в качестве наказания знайте, я все время буду заглядывать вам под юбки.
К несчастью, он ничего не мог разглядеть толком – только пару стройных ножек, исчезающих в облаке нижних юбок. Однако даже этого хватило, чтобы его заинтриговать. Ее чулки были из простой неокрашенной шерсти. Скромные, невинные. Невероятно возбуждающие.
– Готово, – объявила Эмма.
На пол обрушился водопад синего бархата, и комнату затопил солнечный свет.
Герцог поймал бледное отражение в оконном стекле. Что за картина! Эмма, точно с небес спускающаяся в облаке муслина, а внизу чудовище – он сам.
Когда Эмма оказалась на последней ступеньке, Эш подхватил ее за талию, для равновесия. К тому же коснуться ее лишний раз – значит, подтвердить право на ее тело.
Ноги в туфельках коснулись пола – слишком скоро!
Прежде чем она обернулась, он успел отойти на несколько шагов в глубь комнаты. Теперь здесь было слишком светло, а Эмма находилась в опасной близости. Он не хотел ее испугать.
Эмма отряхнула ладони от пыли.
– О, так стало гораздо лучше!
– Нет. Не понимаю, что вы имеете против драпировок.
– Во-первых, этот дом напоминает пещеру. Мы не можем жить в темноте.
– Мне нравится, когда темно.
– Вредно читать и работать при скудном освещении. Вы потеряете зрение.
– Ха! Если уж этой цели не достигли юношеские прыщи да снаряд, который разорвался прямо у меня перед носом, то сомневаюсь.
– А я вот не сомневаюсь. Я видела. Так бывает с портнихами после долгих лет кропотливого шитья при свете свечи. Я сама могу читать только по часу, а я ведь проработала всего шесть лет.
Ее слова произвели в нем странный эффект. Ему захотелось свернуть Эмму в клубок и заключить в объятия – навечно, чтобы ничто и никогда больше не могло ее ранить или испугать.
– И кроме того, это такая красивая ткань! – Она погладила край упавшей шторы. – Этому бархату найдется куда более достойное применение.
– Нет. – Эшбери поставил точку – и в прямом смысле тоже, каблуком пригвоздив ручей синего бархата к полу. – Решительно нет. Я запрещаю.
– Что вы мне запрещаете? Вы даже не знаете, о чем я подумала.
– Знаю. У вас возникла смехотворная идея сшить платье из занавески. И я это запрещаю.
Она осеклась и покраснела.
– Я…
– Вы, – перебил он, – теперь герцогиня. Вам положено покупать платья в магазинах. Вам положено приказывать слугам забираться на лестницы. И больше я на эту тему ничего не желаю слышать.
Жена, которая ему досталась, питала исключительную любовь к экономии. Разумеется, она выработала эту привычку в силу необходимости. Эш это понимал и даже в какой-то степени восхищался ею. Он тоже не любил пустой траты денег. Однако теперь она на его попечении. Теперь никаких «сойдет и так». Он не станет экономить на матери своего наследника.
Разумеется, она не покажется на людях в платье из занавески.
– Завтра вы закажете себе полный гардероб. Я прослежу, чтобы вам открыли кредит во всех лучших магазинах на Бонд-стрит.
– В мастерской мадам Биссетт шьют лучшие платья в Лондоне. И там мне не придется корчить из себя невесть кого. Но как я могу вернуться в мастерскую в качестве заказчицы, если всего пару недель назад была там простой швеей?
– Так это и будет самая приятная часть представления. Подумайте, как они станут вам завидовать! Восстановление справедливости за то, что они вас недооценивали.
– Не сомневаюсь, другие женщины не упустили бы возможность позлорадствовать! Но не я. Мадам Биссетт дала мне работу и многому научила. А девушки – работницы мастерской были моими подругами. Я не хочу ставить их в неловкое положение. Кроме того, платить модистке за то, чтобы сшила мне наряды, – пустая трата денег! У меня полно времени, которое нечем занять. Я знаю, что диктует новейшая мода. Я шила платья для знатных дам!
– Да, – сухо согласился Эш. – Это мне хорошо известно.
Эмма спохватилась:
– Простите меня! Я не хотела напоминать вам о мисс Уортинг. Я знаю, сколько боли вам должно быть…
– По-настоящему больно мне будет видеть свою жену одетой в платье из занавески. Вы не будете шить себе сама. – Он потянул конец шторы на себя. Она дернула ее к себе.
– Разве среди знатных дам не поощряется рукоделие?
– Это совсем другое. – Он рванул штору обеими руками, Эмма едва смогла устоять на ногах, и ей пришлось сделать несколько шагов к нему. – Знатные дамы делают бесполезные вещи: например, дурацкие подушечки и вышивки, которые никому не нужны. А еще ужасно неудобные сиденья на стульчак. Полезный труд не для дамских талантов.
– Какой же это труд? Я люблю шить, если не надо шить двадцать четыре часа в сутки. И это творческое занятие. Я никогда не отличалась талантами по части музыки или живописи, однако… – Эмма покрепче ухватилась за край шторы, пытаясь перетянуть материю на себя. – Я умею шить.
Он быстро намотал ткань на левую руку, будто поводья конной упряжки, потом принял стойку, согнул руку и как следует рванул.
Кружась, Эмма полетела к нему навстречу – и он поймал ее в свои объятия.
Похоже, он тут же утратил способность мыслить – в голове была каша. Их маленькая забава, перетягивание портьеры двумя упрямцами, пошла ей на пользу: щеки порозовели, а сбившееся дыхание заставляло грудь интригующе волноваться. Эш не мог не признать, что Эмма была бы бесподобна в платье из бархата цвета сапфира.
Но об этом не могло быть и речи. Она не должна жертвовать своими удовольствиями – чтением например – ради того, чтобы самой шить себе платья. Скорее он позволит ей ходить голой, нежели согласится на столь неслыханное дело.
Ну вот. Теперь воображение принялось рисовать ему зрелище обнаженной Эммы.
– Послушайте. Мне отлично известно, что вы умеете шить. Вы можете быть лучшей портнихой Европы, тем не менее заниматься этим я вам запрещаю. – Взяв Эмму за руку, герцог повернул ее ладонью вверх, как делают гадалки, и медленно, многозначительно погладил натруженные подушечки пальцев, которые яснее ясного свидетельствовали о том, как тяжко ей пришлось трудиться. – Я больше не хочу этого видеть.
Некоторое время она молчала.
– Вы так заботитесь обо мне…
– Это не забота.
– Тогда как бы вы это назвали?
– Ну, как-нибудь… по-другому. – По-другому! Представлять ее обнаженной – это естественно. Защищать – это его долг. Но заботиться… слишком опасная затея. – Я не знаю.
Она бросила на него укоризненный и вместе с тем сердечный взгляд. Взгляд жены.
– Но вы же мужчина, настоящий мужчина.
Его сердце взбрыкнуло и радостно забилось, точно необъезженный жеребец в стойле.
Мужчина, сказала она. Не титул. Не богатство. Не покрытое шрамами чудовище. Она и не догадывалась, что значили для него эти простые слова.
Эмма смотрела на свою ладонь, которой было так уютно в его руке. Она повернула ладонь вниз – их ладони соприкоснулись, а пальцы переплелись и сомкнулись крепко-накрепко.
Солнечный свет золотил пышные пряди, обрамлявших лицо Эммы. Ее темные глаза смотрели серьезно, и в них он видел искренность и бесстрашие. Она была так красива! Она встретилась с ним глазами и задержала взгляд, не отвлекаясь ни на поседевшие местами волосы, ни на изрубленную шрамами щеку.
Поразительный момент.
И прекрасный.
Сопровождаемый музыкой небесного оркестра. И непростительно, невероятно глупый с его стороны – как он мог допустить? Это не должно было случиться. Такая близость – слишком большой риск. Голос почти не повиновался ему, когда он произнес:
– Это… Наверное, то, что мы сейчас делаем, не очень хорошо.
– Да. Да, разумеется. Осторожность. – Она отняла руку. – Завтра я закажу себе гардероб.
Эш сделал шаг назад.
– Вы закажете себе гардероб позже, на этой неделе. А завтра мы отправимся на прогулку.
– На прогулку? Куда же?
– В Суонли. В ваш будущий дом. – Не успела Эмма как следует обрадоваться, как он предостерегающе поднял руку. – Долго не задержимся. Всего на один день. Вы должны составить список того, что там нужно будет сделать.
Они заключили договор. И он должен строго следовать его букве. Так будет лучше для них обоих.
– Будьте готовы к завтрашней прогулке. Мы выезжаем на рассвете.
Глава 14
– Ах!
Когда Эмма наконец вышла из кареты, из ее легких вылетел в высшей степени глупый и сентиментальный вздох. Она даже прижала обе руки к груди.
– Как же тут красиво!
Перед ней стоял сказочный дом. Фасад, сложенный из прочного камня, прорезали многочисленные окна, придававшие дому веселый, приветливый вид. В воде мелкого пруда перед домом отражались грациозные вязы, высаженные двумя рядами по обеим его сторонам. Не то что Эшбери-Хаус! Лондонский особняк спланировали так, чтобы в лучшем случае произвести впечатление, а в худшем – внушить робость прохожим. Дом в Суонли не был ни чрезмерно величественным, ни слишком непритязательным. Это был просто хороший дом, домашний очаг.
– Дом совсем небольшой, – сказал герцог. – Всего двенадцать комнат.
Эмма весело взглянула на него: всего-то двенадцать?
Кучер Иона щелкнул поводьями. Лошади резво взяли с места – карета умчалась.
– Куда он поехал? – спросила Эмма.
– В деревню, на постоялый двор. Сменить лошадей. Если мы хотим вернуться сегодня же вечером, нам понадобятся свежие лошади. – Герцог отомкнул дверь ключом и сделал Эмме знак, приглашая войти. – Дом долго был необитаемым: двадцать лет.
– Я вижу.
Гостиная была практически пуста, если не считать нескольких предметов мебели – разрозненных стульев, пары комодов и шкафов. Обои на стенах в нескольких местах обтрепались, оштукатуренный потолок пошел трещинами.
И все равно дом очаровал Эмму. Старые половицы скрипели под ногами, рассказывая истории о детях, которые когда-то носились друг за другом вверх и вниз по лестницам, об игривых охотничьих псах, которые прыгали от счастья, встречая своих любящих хозяев.
Рабочий стол на кухне был испещрен зарубками – здесь орудовали многие поколения ножей: одни разделывали дичь, другие подрезали края раскатанного теста. Незашторенные окна впускали в дом потоки солнечного света.
И Эмме казалось, что дом рад ее видеть.
«Я тоже очень рада с тобой познакомиться!»
– Осмотритесь хорошенько, – сказал Эш. – Составьте список мебели, какую нужно купить. В каких цветах будет отделка? Что вы хотите переделать или усовершенствовать? Несомненно, тут придется сделать ремонт. И нужно привести в порядок сад. Неподалеку живет пожилая чета – они присматривают за домом. Я велю им нанять горничных и прочих слуг, чтобы поскорее начать работы.
– В этом нет такой уж необходимости. Меня этот дом и так приводит в восхищение. И не нужно много слуг, самое большее – двое-трое. Было бы расточительством подвергать вас излишним тратам.
– Вы мыслите, как и положено герцогине, Эмма, однако уборка, меблировка и ремонт дома дадут работу десяткам людей, многие из которых пребывают в отчаянной нужде. Это не расточительство, а попечительство.
– Да, конечно. – Эмма прикусила губу. – Об этом я как-то не подумала.
Вот она – мужская добродетель, единственная, которую нельзя оспорить: он всегда думал о людях, которые от него зависели, иначе он и не женился бы на Эмме. Для них обоих будет лучше, если наследник поскорее явится на свет.
«Я вас предупреждала, – хотелось ей сказать. – Предупреждала, что из меня не выйдет настоящей герцогини. Вам следовало жениться на леди, а не на портнихе, которая едва ли имеет представление о привычках аристократки».
– Отлично, – сказала Эмма. – Если людям нужна работа, мы дадим им работу. – Вытащив из кармана записную книжку, она лизнула языком грифель карандаша. – Начну составлять список.
Следующие несколько часов Эмма провела в странствиях по дому. Определила назначение каждой из комнат: спальня, комната горничной, утренний салон, детская. Сделала записи насчет меблировки, покупки краски и обоев, отмечая каждую трещину, каждую выбоину, которые предстояло заделать. Оборудовать современные ванные и кухню – тут потребуется нанять больше, нежели пару-тройку рабочих.
Затем Эмма обошла территорию. Деревьям нужна обрезка. Берега ручья слишком уж заросли кустарником. Пруд, весьма вероятно, нужно почистить и наполнить свежей водой. А огород вообще засадить заново. Ее осенила мысль: почему бы не завести фруктовый сад?
Покончив со списком, Эмма отправилась на поиски мужа. В доме его не оказалось. Она нашла его на берегу ручья, который протекал по поместью. Герцог стоял, сняв пальто и держа его двумя пальцами, небрежно перекинув через плечо.
– А вот и вы, мой милый. Я вас повсюду ищу. – Эмма хлопнула его по руке записной книжкой. – Думаю, тут хватит работы для половины жителей Оксфордшира.
Не говоря ни слова, Эш отправил ее записную книжку к себе в жилетный карман.
Эмма взглянула на ветви деревьев, которые сплелись над их головами наподобие арки. Бегущий по камням ручей журчал и булькал, вступая в беседу с птицами.
– Очаровательное место, не правда ли?
– Тут лучшая рыбалка во всех моих владениях. А вон там – высокий каштан, по нему было здорово лазить. Хорошее место, чтобы воспитывать мальчика.
Кажется, он сказал, что дом стоит заброшенным двадцать лет? Эмма начинала догадываться. Дом могли закрыть после смерти его родителей.
Было очень трудно представить герцога мальчишкой, который забирался на каштан и плескался в ручье. Однако даже облеченные огромной властью мужчины когда-то были мальчиками.
Теперь, когда Эш сбросил пальто и остался в рубашке и жилете, ей было легче представить себе картину его беззаботного детства.
Они пошли к дому. Идти было недалеко. Эмма поискала глазами, но не увидела карету.
– Скоро вечер. Разве нам не пора возвращаться в Лондон?
– Действительно пора, однако Иона еще не вернулся.
Эмма уселась на ступенях крыльца, подоткнув юбки.
– Почему бы нам не посидеть здесь и не полюбоваться закатом?
Они стали ждать. Солнце село. Иона не объявлялся.
Вечер вступил в свои права. Быстро надвигалась ночь.
– Куда он провалился, дьявол его забери? У него было достаточно времени, чтобы укротить табун диких лошадей.
У Эммы забрезжила смутная догадка.
– Ах боже мой! У меня плохое предчувствие.
– Не волнуйтесь. Иона – кучер умелый. Он не допустит серьезного происшествия.
– Я имею в виду другое… Мне почему-то кажется, что Иона сегодня вообще не вернется. Не из-за того, что стряслась беда, а намеренно.
– Какие у него могут быть намерения?
Эмма сидела, подперев подбородок ладонью.
– Это все наши слуги. Затеяли заговор. Вбили себе в головы, что если вынудить нас с вами к более тесному общению, то мы…
– Что – мы?
– Влюбимся друг в друга.
«Влюбиться друг в друга? Клянусь Юпитером!» Эш не верил собственным ушам.
– Но это…
– Абсурдно, – закончила Эмма. – Разумеется. Я пыталась втолковать им именно это. Я сказала, что этого не может быть.
– Сама мысль…
– Смехотворна. Знаю! Но они, похоже, твердо решили действовать. Изобретают всякие планы. Например, предлагают мне оступиться и подвернуть лодыжку. Пролить себе на платье вино. Они даже собирались закрыть нас с вами на чердаке в Эшбери-Хаусе. А сейчас, похоже, бросили здесь на всю ночь.
Как они посмели? Эшу было наплевать на собственные удобства, но оставить Эмму на ночь в пустом доме? Немыслимо, если не сказать – преступно. Еще одна минута мрачного молчания, и герцог вскочил на ноги.
– Куда вы? – забеспокоилась Эмма.
– Пойду в деревню и разыщу этого вероломного дезертира.
– О нет! – Эмма тоже вскочила. – Вы же не бросите меня здесь. Через полчаса будет совсем темно. Я не останусь здесь одна!
Он уловил нотки неподдельного страха в ее голосе. Она права. Было слишком поздно, чтобы оставить женщину в одиночестве.
– Не бойтесь. Я вас не покину. – Эшбери поспешно взял ее руки в свои и растер. – Пойдемте в дом. Я разожгу для вас камин.
Сейчас не время злиться, сказал он себе. Все равно этих предателей, собственную прислугу, он сейчас не накажет. А вот об Эмме надо подумать. Она его жена, и, видит бог, он должен обеспечить ей хотя бы тепло и безопасность.
Эш вошел в дом, бросил пальто на перила лестницы в передней. Эмма осторожно шла за ним, стараясь держаться поближе. Она подпрыгнула от страха, когда под его ногой вдруг громко скрипнула половица.
– Простите, – тихо сказала она. – Почему-то теперь этот дом не кажется мне таким приветливым, как днем.
